Глава 1
Слегка розоватое небо почти иссякло, убегая от утреннего солнца. Скоро совсем прозрачный воздух, как огромная линза, будет способствовать светилу стегать ультрафиолетом по высушенной поверхности планеты. Недобитые до конца жёлтые, с красноватыми прожилками, редкие растения из последних сил карабкаются на камни, но так и не могут преодолеть сопротивление пустыни. Некоторые останавливают свой рост, застыв в таком положении на пять-десять дней, а более везучие, которым удалось глотнуть больше влаги под камнем, растут выше. Их тоже ждёт смерть, они высохнут и превратятся в пыль, подгоняемую ветром.
Пустыня, она огромна, её жёлтые камни и красноватые островки песка сводят с ума. Этот нескончаемый день может показаться вечностью, но ночь приносит не только стужу, озноб и дрожь. С ней приходит страх.
- Пить…, - еле слышно прохрипел голос. Рука свешивалась с тяжёлой скрипучей повозки почти до земли. Слегка бронзового цвета кожа блестела на солнце, отливая мертвенным воском. Светлые волосы, почти белые когда-то, давно стали пепельными. Спутанными локонами они застилали глаза человека, лежащего на повозке. Трое других, сопровождавших этот грохочущий на камнях обоз, шли сзади, склонив головы. Один из них, самый слабый, ниже остальных, немного отстал. С каждым шагом он спотыкался всё больше, цепляясь старыми разбитыми сандалиями за каждый камень, рискуя разбить себе лицо. Услышав было стоны лежащего на повозке, парень подался вперёд, протянув руки, но тут же виновато взглянул на идущих рядом и отпрянул назад. Его глаза снова опустились, чтобы спрятать слёзы, последними скудными каплями стекающие к подбородку. Его канистра закончилась ещё вчера. Ах, если бы он только знал, чем всё это закончится, он бы, скорее всего, не притронулся к своей воде и три дня назад.
- Эливен!
Парень даже не сразу понял, что его окликнули. Он смотрел в одном направлении, думая о чём-то, скорее всего, о смерти. Как порыв ветра, прилетевшего внезапно, донёсся смысл этого звука до него. Это его имя, значит, он ещё жив.
- Эливен! На, возьми мою воду. Там всего глоток, выпей сам.
- Не смей, ты не вправе это делать, пока есть я, твой брат!
Мужчина, предложивший Эливену последний глоток, одёрнул руку от канистры, виновато глянув на человека, являвшегося ему старшим братом, а значит, имеющим право решающего голоса. Его имя, словно кость в горле, вызывало страх и отвращение – Горхэм. Это он был виноват в случившемся, того столкновения можно было избежать, если бы не гордыня этого глупца, не способного трезво оценить ситуацию.
- Благодарю, Маттис. Мне ничего не нужно. Я хочу покинуть этот мир вместе с отцом. Пусть тебе небо подарит ещё много лет.
Лоскуты сушёного мяса морхунов, бутылёк острого соуса из корней васхры, что растёт в пещерах – вполне приличная еда любого путника, даже идущего через пустыню. Этим можно не только утолить голод, но и хорошо насытиться, если бы не одна проблема. Когда нет воды, то лучше совсем воздержаться от еды, иначе смерть настигнет путника намного раньше, чем он ожидает её встретить. Солёное мясо морхуна, этого прекрасного скакуна о двух ногах, приятное на вкус, но только в сочетании с коричневатым густым соусом, перебивающим реальный вкус этого мяса. В чистом виде этот продукт далёк от той пищи, которая может принести блаженство голодному желудку. Мало кому удавалось удержать даже маленький кусок этого нежного белого мяса в пищеводе дольше нескольких секунд. Рвотные спазмы делали своё дело, словно организм боялся, что его обладатель может быть жестоко оскорблён таким зловонным вторжением.
Но как бы ни было опасно употреблять соус васхры, Горхэм частенько отставал от остальных, а возвращался с плотно закрытым ртом, чтобы не привлечь внимание запахом. Тщетная попытка, так как пряный запах васхры скрыть практически невозможно. Стоит ли предполагать, что Горхэм рискнул подкрепиться, не запив такую еду обильным количеством воды?
Очередной камень сделал своё дело, Эливен не удержался на ногах и упал лицом в потрескавшуюся почву. Он так бы и остался лежать, ожидая своего конца, если бы не рука Маттиса, подхватившая его под живот и поставившая на ноги.
- Рано сдаваться. Где-то там, за теми скалами есть вода, целое озеро прекрасной чистой воды. Фиюить!
Скакун, впряжённый в тяжёлую повозку, остановился, услышав знакомый свист. Голова на длинной пернатой шее тут же опустилась к самой земле и упёрлась огромным кривым клювом в коричневую корку под ногами. Животное тоже еле стояло на ногах, после столкновения с кодбанами он мчался что есть силы, спасая людей, но ему до сих пор никто так и не предложил воды. Его участь – служить хозяину до самой смерти, беспрекословно подчиняясь, даже если это ведёт к гибели.
- Тейо совсем не может идти. Эливен, ты прости меня за мои слова, но Фрома мёртв. Твой отец умер ещё до полудня.
Маттис почувствовал рукой, держащей парня, как слабое тело вздрогнуло и обмякло.
- Держись, братишка, ты мне нужен. Не оставляй меня одного с этим… Вспомни закон Синей звезды, помнишь?
Эливен с трудом поднял голову, чтобы взглянуть на Маттиса. Белые волосы висели над синими глазами грязными, ссохшимися сосульками, губы дрожали, но он смог выдавить из себя слова негласного закона, который всегда сопровождал путника в его нелёгком пути.
- Покуда ты видишь Синюю звезду в вечернем мраке – ты жив. Но ты не можешь умереть, опустив руки, если твой попутчик ещё жив.
- Да, Эливен, там такой смысл. Но я не могу тебе приказать, а просто прошу. Ты терпи, осталось совсем немного. Там вода, будем жить.
- Будем жить, - выдохнул Эливен, шагнув к повозке. – Тейо не может идти, а мне не поднять отца, чтобы нести его тело дальше.
- Ты должен принять решение, только ты. Он мёртв, но впереди жизнь, твоя жизнь.
Сзади послышался шорох. Горхэм стоял за спинами говорящих уже достаточно времени, чтобы решить вмешаться.
- Я принял решение уже давно, я только не могу никак дождаться, когда вы остановите поток своей приторной речи.
Голос Горхэма был такой же грубый, как и его имя, не исключая и всего остального. Как и любой другой представитель марсианской расы, он был огромного роста, достигавшего трёх метров. Слегка бронзовая, скорее – жёлто-розовая кожа могла сказать о том, что этот человек находился на открытом солнце меньше остальных, да и привилегий у него было больше, как и пищи. Вот только волосы его были не белые, как у большинства мужчин в поселении, а слегка желтоватые. Глаза тоже имели другой цвет – они были серые. Такое часто связывают с вымиранием рода.
- Это мой отец, и ты не вправе принимать решения за меня! – в отчаянии выкрикнул Эливен. Резким движением головы он откинул прядь волос, падающую на глаза. Острый взгляд, способный испепелить любого, впился в Горхэма.
- Это мы ещё посмотрим. Я взял вас с собой, вы мне обязаны. Да и карта только у меня, куда ты денешься.
- Брат, прошу тебя, будь добрее. У него умер отец, его тело ещё тёплое.
- Их никто силой не тащил сюда. Это место на карте – оно может сделать нашу жизнь безмятежной. Если я найду там много ирония, я стану хозяином убежища, общины, создам новую, если захочу. Я буду властелином Марса!
- Ты слишком много вкладываешь надежд в этот поход. Жажда наживы и власти затмила тебе глаза, брат. Посмотри, погибло шесть человек, даже семь, если учесть смерть Фромы, лежащего там, на повозке. Стоит ли повозка, гружённая иронием, тех жизней, которые остались там, за теми скалами за спиной? Кодбаны угнали четырёх морхунов вместе с повозками, шестеро наших друзей умерло в жестокой схватке, седьмой не дожил до темноты…
- Ну и что? Одна повозка всё же осталась, наша с тобой доля. Пусть он забирает тело и проваливает, а мы поедем дальше.
- Нет, брат. Тейо уже не поднимет своей головы. Даже если бы у нас была вода для него, потребуется пара дней, чтобы он набрался сил. Без него повозку не сдвинуть с места, даже пустую.
Горхэм с отчаянием махнул сжатым кулаком и отвернулся. Что-то обдумывая, он изредка трогал рукоятку секиры, торчащей в ножнах за поясом. Наконец, он резко повернулся и указал пальцем в сторону Эливена.
- Ты, убери тело с повозки. Маттис, собирай верёвки и крюки, я возьму отбойник и заступ. Возьми пустые канистры, это я тебе говорю, Эливен. Морхун остаётся здесь, с повозкой. Если доживёт до темноты, ночь продержится.
- И какой твой план, брат?
Горхэм нехотя достал из мешка за спиной сверкающую табличку. Тонкий лист из неизвестного материала, испещрённый странными, непонятными надписями, картинками, дорожками мог бы принести больше информации, если бы он попал в руки более умному и рассудительному. Наткнувшись однажды на засыпанное тысячи лет назад песком старое поселение, один из искателей сокровищ увидел этот блестящий предмет и спрятал под рубаху. Таких поселений находили много, редко крыши домов торчали из песка, давая подсказку искателям наживы. Чаще ничего не указывало на имеющийся под поверхностью древний городок или селение. Старые выцветшие карты, выполненные на прозрачном гибком материале, удавалось скопировать на грубый пергамент, нанося пером морхуна, смоченным в специальные чернила красно-коричневого цвета, никому не понятные символы и знаки. Иногда на таких картах угадывались очертания знакомых скал, равнин и каньонов, тогда погребённые селения удавалось находить. Чаще, всё же, эти попытки оказывались бесплодными, да и что могло сохраниться в тех старых постройках, которым много тысяч лет.
Но попытки поисков всё новых мест, где могли находиться засыпанные песком и пеплом старые города, предпринимались всегда, даже тогда, когда большинство скопированных карт оказались обычной фальшивкой. Эти куски розовой грубой материи, испещрённые бурыми иероглифами и ничего не значащими рисунками, продавались и покупались, обменивались на скудный кусок пищи или шарики ирония, служившие деньгами. Тяжёлые блестящие горошины размером с ноготь на мизинце, иногда находили в специальных сосудах в подземных развалинах. Странный материал, не поддающийся даже ударам огромного валуна, не нашёл другого применения, как в качестве своеобразной монеты. Невозможность подделки, редкость, завораживающий блеск сделали своё дело. Многие жители планеты посвятили свою жизнь поиску таких шариков, получивших название «ироний» в честь человека, принёсшего однажды их целую пригоршню. Было это много сотен лет назад, сейчас эта история превратилась в красивую легенду. Она гласит, будто огромные люди, испускающие голубой свет, дали их ему. Но можно ли этому верить, никто до сих пор не знает.
- Давай я тебе помогу, Эливен. Вот тут помягче, копай.
Когда неглубокая яма была готова, в неё опустили уже закоченевшее тело, прикрыли лицо покойника вещевым мешком м засыпали песком и камнями. Солнце приближалось к горизонту, небо приобретало розовый цвет, который становился всё насыщеннее, предвещая приход ночи. Когда солнце не светит, становится холодно. Только отчаянный искатель наживы решится отправится в открытую местность, да ещё так далеко. Десять человек, подгоняемых отсутствием средств для существования в общине, отправились в путь три дня назад. Не имея ничего в карманах, они больше не могли рассчитывать на место в убежище. Лишь один из них мог себе позволить жить в подземных сооружениях ещё многие годы, но жадность и зависть не дали ему такой возможности. Торговец, тряся перед лицами зевак на торговой площади блестящей пластиной, выкрикивал просто немыслимую сумму в двадцать пять ирониев. Но Горхэм увидел в той пластине нечто большее, чем бесполезный кусок розового пергамента, который всё чаще вызывал у населения недоверчивый ехидный смех. Он взял его, забыв даже поторговаться. Его глаза горели жадным блеском, он явно держал в руках подлинную вещь, карту, запечатлевшую что-то очень важное. Если эта карта сохранилась так хорошо с тех самых пор, когда рухнул тот древний мир, неведомый и чужой, то она может стоить всех денег, которые у него остались. Поставив на чашу весов оставшиеся шарики ирония и свою жизнь, он купил пять отменных морхунов вместе с повозками, нанял ещё девять человек, включая младшего брата, и вышел из убежища.
- На, посмотри карту, сколько нам ещё идти? – прохрипел Горхэм, нехотя вытаскивая блестящую пластину из мешка. Яркий свет отражённого солнца скользнул по песку, ударил в глаза Эливену и застыл на лице Маттиса. Горхэм держал предмет двумя руками, направив его в сторону младшего брата.
- Если бы ты дал мне это в руки, то я мог бы сказать больше. За те мгновения, когда ты мне позволяешь взглянуть на рисунок, мне сложно что-то даже увидеть, не то, чтобы понять. Тут столько всего, я не могу это запомнить. Позволь мне взять это в руки.
- Тебе не нужно запоминать это, я запрещаю тебе это делать. Просто скажи, где озеро, куда идти. Я буду держать это, пока ты не скажешь, куда нам идти.
Маттис прикрыл глаза от слепящего света, падающего от пластины, и стал всматриваться в карту. Он успел изучить путь за те недолгие мгновения, когда брат подобным образом выставлял её перед его лицом. Оставалось непонятным одно: что означает рисунок в самом центре таблички? Скопление треугольников, квадратов и кругов, пронизанных насквозь странной тонкой паутиной. Это запомнить было почти нереально.
Сделав вид, что разобрался, где они находятся и куда идти дальше, он кивнул головой, после чего обжигающий металлический блеск исчез в мешке Горхэма. Маттис был более умным и рассудительным, чем его старший брат, но старался не подавать повода вскрыть это. Он давно запомнил путь, более того, он был уверен, что ещё до захода солнца покажется озеро, указанное на карте.
Тяжелее всего приходилось Эливену. Его хриплое дыхание готово было прерваться в любую минуту. Он уже не соображал, зачем и куда он идёт. Боязнь солнца его совсем не подгоняла, наоборот, он мечтал, чтобы ласковые лучи, несущие медленную смерть, убили его сразу. Но как только колени подгибались, чья-то рука подхватывала его и помогала выпрямиться. Это был Маттис, и он не желал, чтобы парень погиб вот так, упав за час до живительной влаги. Что-то он чувствовал к этому мальчишке, как будто читал в его сердце то, что принесёт ему и другим людям облегчение, внесёт перемену в их бренное существование.
Одежды, которыми были обмотаны руки и ноги этих скитальцев, давно пришли в негодность и волочились рваными лоскутами по жёлтым булыжникам. Маттис знал, что стоит лишь немного напрячься, и длинная гряда скалы закончится. Он прекрасно помнил, что изображено на блестящей пластине. Одно из главных изображений для него было не в центре, вернее, не сейчас оно являлось главным. Немного левее длинная гряда скалы обозначалась множеством коротких параллельных чёрточек, выгравированных на жёлтом металле, а в левом углу было изображено не что иное, как солнце, совершающее свой путь по дуге, прочерченной к правому верхнему углу.
Маттис взглянул воспалёнными глазами на солнечный диск, опустил взгляд правее и ниже – ошибки быть не может. Вчерашние скалы остались за спиной, эти скалы – справа, солнце – где и положено. Уже виден край этого нескончаемого каменного заграждения. Только сейчас ему вдруг пришла мысль: а почему бы им раньше не влезть на эти скалы и не спуститься по другую сторону? Но тут же он удивился собственному легкомыслию. Что, если воины кодбанов их увидят, а может быть, охотники из каких-то других поселений, не менее страшных и кровавых? Озеро посреди пустыни – достаточно заманчивое место, оно может готовить западню гостям, желающим отведать желанной благодати.
Как же он не подумал об этом? Скорее всего, возле озера кто-то есть. Уставшим путникам, измотанным пустыней и убийственным солнцем, явно ничего не светит, кроме верной гибели. Маттис приуныл, но зная, что другого выхода у них нет, смерть их ждёт в любом случае, решил промолчать о своих подозрениях. Он лишь подошёл ближе к Эливену и чуть слышно сказал: «Скоро уже». Мальчишка махнул белой прядью слипшихся волос в знак того, что услышал попутчика.
Глава 2
Горизонт стал сначала багровым, а потом его почти не стало видно. Становилось холоднее, рваные лохмотья не спасали от холодного ветра. Если не развести огонь, то к утру будет невозможно размять мышцы рук и ног. Но огонь в пустыне, где нет очага, жилья, для согревания, а не для приготовления пищи – это неоправданная роскошь, да и не было у путников горючего лишайника, который они везли с собой на одной из украденных кодбанами повозках. Оставалась слабая надежда на то, что возле воды есть хоть какая-то растительность, чтобы подбросить в огонь, или небольшая нора, где можно было бы спрятаться.
Путники уже зашли за поворот, скоро перед их взором предстанет картина, какова бы она ни была. Потом ещё один поворот, и они окажутся по другую сторону скал. Первым шёл Горхэм, а Маттис почти нёс Эливена, у которого волочились ноги, черпая пыль и песок сандалиями. Глухой стон заставил Маттиса остановиться. Он опустил свою ношу на землю и повернул за каменную преграду. Вдаль, насколько хватало взгляда, простиралась бескрайняя пустыня, которая сливалась с почти таким же чёрным небом, как и она сама.
- Горхэм, что же нам теперь делать? Тут должно быть озеро, - еле слышно пробормотал Маттис. – Дай я взгляну на карту, пока свет ещё не иссяк полностью.
Но он так и не получил пластину, вместо этого он услышал звон секиры, медленно выходившей из ножен. За спиной Горхэма тускло сверкнул металл, он медленно приближался к отставшим попутчикам.
- Горхэм, Горхэм, ты что удумал, брат?
- Ты думаешь, это слово, в которое ты вкладываешь какой-то смысл, что-то значит для меня сейчас? Ты предал меня, завёл сюда, чтобы избавиться от меня, завладеть моей пластиной, моей водой! Ты хотел один получить весь ироний? Нет, ты ошибаешься, я давно раскусил твой план! Ещё тогда, когда ты произносил свои сладкие речи этому выродку. Так смотри же, к чему это привело!
Горхэм взмахнул секирой, она просвистела в воздухе, но Маттис успел увернуться в сторону. Лезвие зашло глубоко в землю, вытащить его удалось не сразу. Маттис, собрав все силы, навалился на брата и придавил к земле.
- Эливен, очнись!
Парень с трудом приподнял голову и откинул прядь волос с лица. Он понял, что от него требуется, без лишних слов. Схватив верёвку, валявшуюся рядом, он подполз ближе и подал её Маттису. Вскоре победители сидели спиной к спине и делали небольшие глотки из последней, почти опустевшей канистры с водой.
Силы, покинувшие тело Эливена, медленно возвращались. Он начинал осознавать ситуацию, в которой они оказались. Связанный Горхэм пугал его даже больше, чем полный провал всей экспедиции. Тот лежал лицом вниз со связанными за спиной руками и не шевелился. Когда-то его придётся развязать и идти дальше, но ясно, что при любом подходящем случае он расправится с ними обоими.
- Озера нет, ведь так? – осторожно спросил Эливен. Он не надеялся получить другого ответа, и так было ясно, что всех троих ждёт смерть.
- К сожалению, это так. Карта очень стара, с тех пор многое изменилось. Я мог бы догадаться, что и озеро постигла та же участь, что те старые города, оказавшиеся под толстым слоем песка и пепла.
- Выходит, мы умрём тут, возле этой скалы. Назад нам нет дороги.
Маттис дотянулся до вещевого мешка и нащупал золотистую пластину. Тусклый свет звёзд позволил разглядеть карту, которую он знал и так, без всякой пластины.
- Наша цель находится в нескольких часах отсюда, но у нас нет воды. Изначально мы рассчитывали на озеро, теперь мы убедились, что оно исчезло. Можем ли мы надеяться, что там, куда мы идём, есть вода? Если засыпано озеро, значит засыпано и сокровище.
- Маттис, у нас всё равно нет выбора. Если мы останемся тут, то погибнем, может быть, даже этой ночью. Если мы попробуем добраться до цели, мы можем что-то найти, нужно идти туда.
- Ты прав, Эливен. Но придётся идти ночью, чтобы не замёрзнуть окончательно. Да и жажда не так жестока, когда нет солнца.
- Я готов, но что делать с ним? Он хотел убить тебя, он может попытаться сделать это снова.
Маттис задумался над возникшей проблемой. Оставить Горхэма здесь связанным – это жестоко, он умрёт уже через час, скованный холодом. Если развязать и оставить тут, то он не может ручаться, что тот не набросится сзади и не попытается расправиться с заговорщиками.
- Возьмём с собой. Может быть, он одумается и примет нашу сторону.
Решили идти незамедлительно. Воду разделили на троих, каждому досталось ровно по два глотка. Горхэм был последним, кто приложился к кожаной ёмкости, ему доверия оказывать не приходилось. Несмотря на это, связанный Горхэм не пытался проявлять агрессии, он покорно выполнял всё, что от него требовалось – просто идти. Разговаривать старались меньше, чтобы не выпускать тепло через рот. Холод сковывал мышцы ног, колени сгибались всё труднее, но останавливаться для отдыха было нельзя, иначе можно не подняться. Верхняя часть лиц покрылась тонким слоем инея, образовавшегося от пара, выдыхаемого через нос.
Небо осветилось тёмно-фиолетовой полосой возле горизонта, скоро встанет солнце. Что от него ждать в этот день? Спасение от холода, а следом – смерть? Каким оно запомнится путникам в этот, вероятно, последний их день на планете Марс? Когда показался край желтоватого диска, лица путников высохли от инея, как будто его и не было. Первым упал Эливен, за ним присел на холодный песок Маттис, махнув брату, предлагая последовать его примеру.
- Развяжи меня, я не хочу умереть с верёвкой на руках. Обещаю, что не повторю прежней ошибки. К тому же, у меня больше нет секиры.
Маттис тщательно обдумал своё решение, прежде чем заявить о нём.
- Хорошо, Горхэм. У меня есть условие. Я обязан слушаться тебя, так как ты мой старший брат, но события вчерашнего дня не дают мне возможности продолжать делать это.
Горхэм с трудом удерживался на ногах, но упорно продолжал стоять со связанными за спиной руками.
- Что ты хочешь от меня? У меня ничего нет, ни воды, ни ирония, как и у тебя. Сейчас поднимется солнце, и мы все умрём.
- Возможно, да, но если верить карте, то мы пришли.
- Но тут ничего нет! Пустыня, одна лишь пустыня! Ох, нет, я ошибся, есть ещё солнце! О, пусть оно погаснет, я не могу его больше видеть!
Маттис не стал прерывать поток брани старшего брата. Он имел право выговориться, но как только тот замолчал, продолжил.
- Я хочу предложить тебе одно условие. Если мы выберемся отсюда, ты заберёшь всё, что мы сможем найти.
- Странные условия. А в чём твоя выгода? – спросил Горхэм, глядя исподлобья.
- Я развяжу тебя, а ты пообещаешь, что не нападёшь сзади.
Горхэм ухмыльнулся, но тут же сделал безмятежное лицо. Зачем нападать, если никто не в силах подняться на ноги, а солнце уже оторвалось от горизонта?
- И пластина, - буркнул он, – пластина останется у меня.
Маттис поднял глаза на брата, но не стал задавать вопросов.
- Ладно. А теперь сядь, нам ещё идти.
Он осторожно развязал руки брата, тот попробовал растереть раны от верёвок, но только скорчился от боли в мышцах. Ночной мороз сделал своё дело, застывшие конечности медленно возвращались к жизни.
- Пластину, ты обещал.
Маттис вытащил из-под рубахи золотистый лист, в последний раз глянул на него и передал брату.
- В нескольких шагах от этого места есть что-то похожее на тропинку. На карте оно обозначено неким крючком, нам туда.
- А если там ничего нет, кроме песка? – спросил Горхэм.
- Нам уже нечего терять, - тихо произнёс Эливен, до сих пор молчавший и наблюдавший за разговором двух братьев.
Через мгновение они поднялись и поплелись в сторону, которую указал Маттис. На этот раз им улыбнулась удача, если можно назвать таковой небольшое углубление в песке, напоминающее засыпанную канаву. Решив идти по углублению, путники устремились вперёд. Вскоре дорога стала уходить заметно глубже, а через какое-то время появились отвесные стены оврага.
- Это какой-то каньон, а может быть, русло старой реки, - предположил Эливен.
- Возможно, это так. Тогда это река или ручей, который когда-то впадал в то исчезнувшее озеро. Мы углубляемся, стены каньона всё выше, я уже не вижу пустыню.
Тень укрыла путников, идти стало немного легче.
- Это не мы углубляемся, ведь если это русло старой реки, оно не может наклоняться от озера, если только река не текла из него, - рассуждал Эливен.
- Нет, тут всё просто. Русло имеет верный уклон, иначе мы бы чувствовали, что идём с горы, а мы ощущаем небольшой подъём. Но стены становятся выше, потому что поверхность пустыни тоже повысилась, как будто что-то большое засыпано огромным слоем песка.
Скоро стало совсем темно, узкая щель света над головами не позволяла разглядеть даже собственные ноги. Маттис шёл первым, за ним – Горхэм. Эливен замыкал шествие, он постоянно оглядывался, пытаясь разглядеть что-то в полумраке за спиной. Нечто странное задевало его ноги, пробиваясь через разорванную материю. Он нагнулся и пригляделся. Да, ошибки быть не может, это васхра, растение, живущее в пещерах, куда не проникает солнечный свет, но требующее много влаги.
- Тут должна быть вода, кругом много васхры, - крикнул он идущим впереди. Через миг Маттис наступил в мокрый грунт, его сандалии скрыла тёмная грязь.
- Да, тут должна быть вода. Попробуем пройти вперёд, - с надеждой в голосе сказал Маттис, вытаскивая ногу из вязкой массы.
Вскоре над грязью появился небольшой слой воды. Путники тут же упали на колени, несмотря на то, что увязли в зловонной жиже. Вода была противной на вкус, но это не могло помешать им черпать её ладонями и лить себе на голову. Рыжеватый оттенок этой застоявшейся влаги был не виден путникам в полумраке ущелья.
Дальше идти стало сложнее. Под небольшим слоем воды скрывался толстый слой грязи, который крепко держал ступни. Даже пробираясь вдоль стен, вплотную к ним прижавшись, не удавалось пройти, не увязнув в вонючей массе. Сладковатый запах васхры, исходивший от грязных лохмотьев на ногах, смешивался с застоявшимся смрадом от рыжей жижи на дне ущелья и сводил с ума. Хотелось только одного – бежать отсюда без оглядки. Останавливало лишь одно – отсутствие смысла побега. Даже если им удастся вернуться в убежище, их не примут. Только одно условие могло бы дать им возможность попасть в племя – это работа на улице, под открытым небом, рытьё котлованов, укрепление ворот и стен. Даже углубление подземных помещений считалось привилегией, потому что есть возможность спрятаться от солнца. Оно убивало медленно, ласкало своим теплом, светом, но душило невидимыми руками. Проведя несколько часов на солнце, приходилось несколько дней приходить в себя под землёй. Для этого нужны средства, ироний, много ирония.
Вода уже доходила до колен, а оврагу не было конца. Путники шли очень медленно, с трудом вытаскивая из грязи ноги и переставляя их дальше. Вскоре им пришлось остановиться. Перед ними возникла глухая стена, состоящая из ровно отёсанных и плотно подогнанных друг к другу камней.
- Маттис, что же теперь делать? – прошептал Эливен.
- Горхэм, зажги огонь, - сказал Маттис, пытаясь толкнуть плечом каменную кладку, которая простиралась вверх, насколько хватало глаз, и там терялась в солнечных бликах. Стоя в воде по пояс, он понял, что его усилия бесполезны, схватился за голову и зажмурил глаза. Горхэм высек искры и зажёг фитиль лампы. Сосуд, выдолбленный из мягкой породы, заполненный густым жиром морхуна, мог выполнить роль лампы, но его света было недостаточно, чтобы осветить большое пространство.
Маттис не решался открыть глаза до тех пор, пока не ощутил на своём плече чью-то руку. Это был Эливен, он протягивал руку к воде и показывал на что-то, не в силах промолвить слово. Лампа позволила увидеть под водой то, что раньше было недоступно. Сразу под поверхностью воды зиял чёрный свод затопленного тоннеля, ведущего под стену. Маттис резко отпрянул, но тут же принялся нащупывать странный проход под водой.
- Отсюда вытекал ручей, теперь течения нет. Русло сменило наклон или просто вода иссякла.
Он приблизил огонь к самой воде и долго всматривался в рыжеватую муть.
- Это очень старая кладка камней. Свод очень ровный, а материал, который держит камни между собой, смог продержаться тысячи лет. Смотрите, тут ещё что-то есть! Это похоже на крепления от стоявшей тут когда-то решётки. Время уничтожило её полностью.
- Маттис, что нам это даёт? Пути дальше нет, а вода почти непригодна, чтобы её пить.
- Я пойду вперёд, - произнёс Маттис, отчего у Эливена пробежала дрожь по телу. Горхэм не проявил никаких эмоций, но было и так понятно: в другой ситуации, если бы преимущество голоса до сих пор оставалось у него, он бы просто заставил брата пойти вперёд.
- Но проход затоплен, это невозможно, - пытался напомнить ему Эливен, как будто надеялся, что кто-то забыл об этом.
- Верёвки, сколько их у нас?
Маттис взял один моток, надетый на плечо Горхэма, стал снимать по одному витку и передавать Эливену.
- Тридцать пять локтей. Вторая верёвка такая же. Я обвяжу себя концом одной из них и пойду в тоннель. Он не может быть бесконечным. Если перед нами стена, то она имеет какую-то толщину, и она, я надеюсь, меньше этой верёвки.
- Маттис, но если стена окажется толще, чем ты ожидаешь, тебе не хватит воздуха, чтобы вернуться назад!
- Для этого есть верёвка. Вы будете держать её, слегка натягивая. Когда я вынырну на той стороне, я буду дёргать за неё со своей стороны, тем самым подавая сигнал, что всё в порядке. Но помни, Эливен – ты следующий. Мы должны решить это сейчас, позже я не смогу тебя спросить об этом. Согласен ли ты?
- Да, я нырну в тоннель, - сказал он, не раздумывая, скользнув взглядом в сторону Горхэма. Несмотря на то, что тот не проявлял никаких эмоций, Эливен опасался его и даже не допускал возможности остаться с ним один на один.
- Мы свяжем две верёвки вместе, я пойду первым. Когда я вынырну на той стороне и подам знак, ты, Эливен, привяжешь себя верёвкой за пояс и подашь знак мне, что готов, но только когда задержишь дыхание. Я буду тянуть за верёвку, чтобы вытащить тебя на свою сторону. Следующим будет Горхэм, остаётся только надеяться, что верёвки хватит.
- Но, Маттис, почему это важно?
- Если верёвки окажется недостаточно, а я ещё не дойду до того края, то вы попробуете вытянуть меня обратно. Но боюсь, что я буду к тому моменту уже мёртв, мне не хватит воздуха.
Эливен сглотнул, но ком в горле никуда не делся.
- Маттис, можно я пойду первым вместо тебя?
- Нет, это будет ошибочным решением. Я сильнее тебя, поэтому у меня больше шансов дойти до конца и вытащить следующего. Ну, не будем медлить.
Маттис обвязал себя верёвкой вокруг пояса, последний раз поднёс лампу к воде и передал её Горхэму.
- Попробуй сохранить фитиль сухим. Если я погибну, мне лампа будет уже ни к чему.
С этими словами Маттис опустился под воду и пошёл в тоннель. Верёвка медленно разматывалась и исчезала под тёмным сводом канала, а вместе с ней уходила последняя капля надежды на жизнь. Минута, всего лишь мгновение, но для Эливена оно показалось просто бесконечным. Верёвка уходила в мрачную воду слишком медленно, иногда её ход совсем прекращался, и тогда Эливен готов был что есть силы тянуть её на себя. Но она снова двигалась, всё дальше и дальше. Вот под воду ушёл узел, соединяющий оба куска верёвки. Движение в очередной раз прекратилось, Эливен судорожно схватил за верёвку и хотел было тащить её на себя, но в последний момент почувствовал, как она дёргается в его руках. Слабая, еле заметная вибрация дала волю эмоциям, Эливен украдкой вытер слезу тыльной стороной ладони. Маттис жив, он готов встретить его на той стороне.
- А как же ты? Верёвка слишком коротка, но я готов уступить тебе свою очередь, - предложил Эливен. Горхэм ухмыльнулся. Ещё никто его не унижал так сильно, как этот сопляк. Всего лишь три дня назад он мог купить его в качестве машины для копания песка, чтобы потом выкинуть в обрыв, а теперь он стоит тут, в этой вонючей жиже и принимает милосердие от этого нищего.
- Твоя очередь, малый. Я и так доберусь, можешь не беспокоиться.
- Тогда я возьму светильник, чтобы мы могли подготовить верёвку. Там наверняка ничего не видно.
Эливен тщательно замотал в вещевой мешок сосуд с жиром, заткнул всё это за пояс, поправил секиру за спиной и сделал глубокий вдох. Стоило ему дёрнуть за верёвку, как его потянуло под воду. Он едва успел пригнуться, чтобы не угодить головой в каменную кладку свода.
Ноги вязли в грязи на дне, но его тащило вперёд. От страха хотелось выплюнуть воздух и закричать во всё горло, но последние искры разума не давали ему сделать это. Скоро его ноги перестали задевать за дно, но потолок свода позволил ему выпрямиться почти полностью. Сколько уже локтей? Десять? Двадцать? Сколько ещё осталось? Воздух разрывал лёгкие, хотелось выдохнуть, но его тащило всё дальше и дальше. И вдруг верёвка натянулась, но Эливен остался неподвижен. Что это, за что он зацепился? Почему верёвка натянулась и за его спиной тоже? Вот его тащит назад какая-то сила, что это значит?
Эливен выпустил пузырь воздуха, тело забилось в конвульсивных схватках с невидимым врагом, имя которому – смерть. Разум отказывался подчиняться, в животной панике Эливен выхватил секиру и попробовал отрезать верёвку, безжалостно тащившую его назад. Наконец, ему это удалось. Лезвие упало вниз, но это было уже неважно. Верёвка с силой выдернула его из водяного плена, а там чьи-то руки подхватили и вынесли на берег бездыханное тело.
Глава 3
Когда-то очень давно, когда Эливен был маленьким, совсем дитя, раз в месяц отец носил его на руках к ручью в самой дальней пещере. Его называли «ручей жизни», а многие звали его просто «жизнь». Им позволяли плескаться в чистейшей воде, пить её, а после этого лежать на тёплом песке под огромным потолком пещеры и смотреть на отверстие вверху, откуда падал чистый голубой свет. Это было не опасно, так можно было лежать часами, если бы отец был чуть богаче. Но ему приходилось работать, копать каналы, выдалбливать комнаты и проходы в горной породе. Работа тяжёлая, но без этого не выжить.
Женщина, родившая его, прожила мало. Он почти не помнил её, только короткий мотив давно забытой песни иногда мог всколыхнуть память. Она пела эту песню, когда держала его на руках, гладила его белокурую головку нежной ладонью. Даже когда она умирала, мелодия заунывно звучала до самого последнего момента, пока не остановилось её сердце.
Сейчас он смог вспомнить ту мелодию, она пришла легко, сама, неожиданно. Он попробовал воспроизвести её через нос, но вместо этого оттуда полилась вода. Вскоре Эливеном овладел кашель, он повернулся на бок, потом встал на колени и кашлял, пока не смог глубоко вдохнуть воздух полной грудью. Какой воздух, как давно он не дышал таким чистым, богатым воздухом.
Такой был только в далёком детстве под сводом той высокой пещеры с отверстием в самом верху.
- Эливен, ты жив! О, небо, ты выжил, я так за тебя боялся.
Эливен открыл глаза. Темно, но света достаточно, чтобы рассмотреть каждый камень на земле.
- Я не смог тянуть тебя, наверное, верёвка за что-то зацепилась, - оправдывался Маттис, но Эливен положил ему руку на плечо и покачал головой.
- Ты можешь мне не верить, но это правда. Горхэм хотел убить меня. Он потянул верёвку назад, когда я уже задыхался. Я успел перерезать её за спиной перед тем, как потерял сознание. Прости меня, Маттис, ведь он твой брат, но это правда.
- Я верю тебе и ни в чём не виню. Мы не знаем точно, что было на уме у Горхэма, я даже могу предположить, что его охватила паника, когда он увидел ускользающий конец верёвки. Остаться одному в темноте, в зловонной луже – это страшно. Вернуться будет сложнее, верёвка слишком короткая. Я поплыву первым, ты – немного погодя за мной, держась за верёвку, но это будет не сейчас. Должно быть, мы в том месте, на которое указывала карта. Давай осмотримся.
Свет пробивался через маленькое отверстие очень высоко над головами, но высоту свода пещеры определить было очень сложно. Это могло быть большое отверстие, расположенное очень высоко. Отвесные стены были почти скрыты тенью, но по мере приближения к отверстию они освещались всё сильнее. Жёлто-красные лианы растений покрывали влажные стены зала толстой завесой. Вода отражала свет и отбрасывала блики на тёмные силуэты камней, громоздящихся на берегу этой странной реки.
- Вода не уходит и не пополняется, как будто она была тут вечно, - сказал Эливен.
- Посмотри туда, это не так, скорее всего.
Пещера имела продолжение, в дальней затенённой стене зиял большой проход, в середине которого сверкала гладь воды.
- Смотри, Эливен, видишь там, возле прохода, вода колышется, словно бьётся. Она течёт, у неё есть начало, а там, на выходе, она уходит в песок и растворяется в воздухе. Когда-то этот ручей был бурным потоком. Будь это сегодня, мы бы тут не стояли, нас бы смыло водой.
- Что делать дальше? Возвращаться?
Маттис нащупал мешок у себя за спиной.
- Предлагаю перекусить, а там видно будет.
Разложив на камнях остатки мяса, почти испорченного затхлой водой, они принялись проглатывать его маленькими кусками, нарезанными секирой Маттиса.
- Странно, но тут вода почти без запаха, её вполне можно пить. Жаль, канистра осталась снаружи.
- Маттис, можно тебя спросить?
- Конечно, спрашивай, что хочешь.
- Вот Горхэм, он твой брат, у него много ирония. Почему он не поделился с тобой? Ты оказался в рядах наружных рабочих, потому что не смог рассчитаться за убежище и еду, а он почти не работал. Как он стал таким?
Маттис долго молчал, будто вспоминая всю свою жизнь с рождения до сегодняшнего дня. Наконец, он начал свой рассказ.
- Понимаешь, Эливен, Горхэм - он не брат мне вовсе, если говорить всю правду. Вернее, брат, но у нас почти нет родственной связи. Моя мать и его - они хоть и были сёстрами, но не родными. Их приютил один человек, когда девочки остались совсем одни. Их могли выдворить на поверхность, где они погибли бы без пищи, воды и укрытия от лучей солнца. Но правитель общины через подставное лицо оставил их в убежище, обещал содержать этих девочек по мере возможности. Когда они выросли и могли стать матерями, совет назначил им мужей, а матери Горхэма достался тот человек, который был тайно назначен правителем ухаживать за девочками. Тут нет ничего странного, так бывает. Если мужчина здоров, то женщину никто спрашивать не будет. Обществу требуется только здоровое потомство. У них родился Горхэм, моей же матери был назначен человек, работающий в кузнице с материалами для оружия. Позже он лишился работы и был выдворен на поверхность. Это случилось внезапно, просто зашли два человека с секирами и забрали моего отца для работы на поверхности. Он не прожил и месяца, его кожа стала покрываться белыми пятнами, он обессилел и умер.
Моя мать подозревала в той несправедливости мужа сестры. Он мог манипулировать правителем, угрожая рассказать о тайной договорённости, когда он оставил в живых двух девочек. Только опасаясь за мою жизнь, она продолжала молчать. Отец успел накопить совсем немного, этого хватило на несколько лет нашего существования в убежище, но всё закончилось. Несколько ножей, две рубахи, пара сандалий и одна секира с красивой резной рукоятью - это всё, что осталось от того скромного имущества. За эти вещи нам удалось выручить лишь один ироний, можно жить и питаться почти целый год. Но что дальше? Год может длиться бесконечно для того, кто ищет смерть, но он проходит, как мгновение для того, кто хочет жить. Я оставил свою мать и нанялся в попутчики к Горхэму.
Эливен молча слушал, ни разу не перебив Маттиса. Он переживал подобную боль в своей душе. Только вчера он потерял отца, отправившегося в путь от безысходности, не ради себя, ради него, Эливена. Племя кодбанов преследовало путников весь первый день, это было видно, когда поднималось и садилось солнце. Тогда на горизонте были видны несколько десятков тёмных точек - гонцы, охотники за добычей, варвары и убийцы. Одна из нескольких общин на планете, которая выбрала другой способ выживания - грабёж и убийство. Облачённые в тёмно-коричневые, почти чёрные одежды полностью, скрывая даже лицо, они могли совершать многодневные переходы между скалами и пещерами. Их скакуны - морхуны, были защищены плотными перьевыми панцирями, а на их головах были надеты кожаные маски с небольшими прорезями для глаз.
В ту ночь кодбаны подошли незаметно, оставаясь практически невидимыми в своих тёмных одеждах. Если бы Горхэм не зажёг тогда огонь, скалы не выдали бы путников. Кодбаны напали с нескольких сторон, обезвредив сразу троих, перерезав им горло. Завязалась битва в полной темноте, погибло ещё трое. Только четверым удалось скрыться на двух морхунах, запряжённых в повозки. Несколько чёрных всадников пустились в погоню, убили одного из животных, тяжело ранили отца Эливена, проткнув его живот лезвием секиры, после чего отстали.
- Маттис, как же так получилось, что Горхэм имел огромное состояние, а твоя семья - почти ничего?
- Жадность и коварство его отца стали причиной не только его богатству, но и свержению справедливого правителя общины. Мало того, что он жил в отдельной комнате, его семья ни в чём не нуждалась, так он к тому же стал требовать ироний. С каждым годом его аппетит всё возрастал, правитель не смог этого выдержать. Он пошёл и признался совету в своём преступлении, совершённом много лет назад. Тогда его сменил другой человек, не слишком умный и справедливый, а предыдущего выгнали работать на поверхность, где он и умер вскоре от болезни кожи и слабого воздуха.
- А отец Горхэма? Где он сейчас?
- Этот ужасный человек ползал перед членами совета на коленях, но ему отказали в помиловании. Он работал на поверхности плечом к плечу с бывшим правителем общины и прожил ненамного дольше его. Ироний, который он выманил тогда за своё молчание, так и не был найден. Вероятно, Горхэм припрятал его, а теперь воспользовался им, чтобы организовать этот поход.
Маттис вдруг вспомнил про Горхэма, который остался по ту сторону стены. Он хотел убить его, потом Эливена, но чего он смог бы добиться? Сейчас он замерзает на той стороне один, умирает от жажды, но ради чего? Неужели тонкая блестящая пластина совсем затуманила его разум, он предпочёл ради неё расстаться с последними людьми, находящимися рядом?
Маттис повернулся к Эливену. Тот уснул, положив голову на камень. Последний блик заходящего солнца скользнул по отвесной стене, спустился на гладь воды, пробежал по светлым ресницам Эливена, отчего он улыбнулся во сне. Маттис решил последовать его примеру, нашёл подходящий камень, прислонился спиной к своему попутчику и уснул, положив на камень голову. Страшные события минувших дней остались позади, но что ждёт их впереди, не скажет даже синяя звезда, появившаяся на тёмном небе там, наверху, в отверстии над их головами.
Эливен проснулся оттого, что его ноги оказались в воде. Как такое случилось, он не понимал, но когда повернулся назад, то увидел, что Маттис тоже намок. Небо в отверстии над ними было светлым, значит они проспали всю ночь. Прекрасный густой воздух прибавил Эливену сил, он поднялся, расправил руки и впервые с тех пор, как попал сюда, внимательно огляделся. Падающего света было вполне достаточно, чтобы осмотреть всю пещеру. Вода поднялась выше, но судя по отметинам рыжей грязи на каменной кладке стены, это было обычным явлением.
На противоположной стороне этого огромного грота зиял большой пролом, откуда и текла эта мрачная умирающая река. В проломе по краю воды оставались небольшие участки, где можно было пройти, не намочив ног. Только одна проблема не давала Эливену покоя: пролом был чёрным, ни один лучик света не проникал дальше этой пещеры. Было совершенно неясно, что там дальше. Он вдруг вспомнил про сосуд с жиром морхуна, спохватился и начал быстро разматывать кусок ткани, в который был завёрнут фитиль. Влага попала на него и на камни, высекающие искру, поэтому он решил разложить всё это на самом освещённом месте и просушить.
Когда Маттис открыл глаза, то удивился, что наполовину лежит в воде в странном месте. Только когда он заметил Эливена, то всё вспомнил. Он внимательно посмотрел на воду и задумался о чём-то.
- Вода поднялась, это связано с временем дня, я видел такое раньше в убежище. Значит - это только часть какого-то огромного водоёма, из которого река берёт начало. Где-то там может быть озеро, если мы пойдём по берегу вверх, то обязательно к нему выйдем.
Немного подкрепившись остатками мяса, путники решили идти дальше. Фитиль, разложенный на камнях, высох. Эливен вложил его в сосуд с жиром морхуна, высек искру, и маленький непослушный огонёк принялся разгораться, пока не появилось устойчивое пламя. Чёрный пролом в стене оказался коротким коридором, по которому пришлось пробираться вплотную к стене. Иногда удавалось идти по берегу, но чаще вода доходила до колен. Света от горящего фитиля было очень мало, Эливен направлял его так, чтобы было видно, куда наступать. Он даже не сразу понял, что коридор закончился, а они попали в другой зал, намного больший, чем предыдущий. Это было ясно по эху, которое раздавалось от их шагов. Насколько хватало света от лампы, виднелась чёрная гладь воды.
- Это и есть то озеро, из которого вытекает река. Берег совсем узкий, придётся идти по краю воды.
Маттис нагнулся, нащупал камень, размахнулся и кинул его вперёд, надеясь понять, насколько велик этот зал. Через какое-то время где-то далеко впереди раздался всплеск воды.
- Озеро огромно, но этот зал не может быть бесконечным, иначе потолок бы просто обрушился.
Озеро было глубоким, об этом можно было судить по резко уходящему вниз дну. Даже держась за стену рукой, приходилось идти по пояс в воде.
- Маттис, у меня сводит ноги, я их почти не чувствую.
- Держись, не останавливайся. Там что-то есть, посмотри на стену.
Глаза, привыкшие к темноте, могли различить некоторые очертания мрачных стен пещеры. Впереди было что-то, похожее на выступы в скале, они становились всё отчётливее.
- Маттис, это лестница, она выходит прямо из воды. Каменные ступени, их много, они ведут куда-то вверх.
- Это единственный путь, возможно, это выход из пещеры. Нужно подниматься.
Ровные гладкие ступени шириной около двух локтей поднимались на высоту в два человеческих роста. Нижние ступени оказались скользкими, покрытыми вековыми наростами и отложениями. Отсутствие каких-либо перил угрожало падением вниз, но всё обошлось. Эливен дошёл до верхней ступени, остановился на небольшой площадке и выставил вперёд руку с фонарём. Высокий узкий проём чернел впереди, дальше шёл коридор, выложенный камнем. Он первым вошёл в проход, а Маттису оставалось подняться на несколько ступеней, но он вдруг вскрикнул и остановился. Эливен поспешил вернуться к лестнице, опасаясь, что Маттис мог сорваться вниз, но заметил, что тот стоит к нему спиной и не шевелится.
- Эливен, убери фонарь. Смотри.
Он показал на чёрную воду озера и тут же попятился ближе к стене. Где-то очень глубоко был свет. Он струился бледной синевой, едва пробиваясь сквозь толщу воды. Там что-то было, нечто, неведомое, непостижимое никому. Широкие синие полосы протянулись вглубь пещеры, там они терялись из виду.
- Маттис, что это такое? - шёпотом спросил Эливен, не ожидая никакого ответа. Откуда у его попутчика мог быть ответ, если оба они в своей жизни не видели ничего, кроме однообразного существования в общине.
- Я думаю, что это могло остаться от предков, погибших очень давно. Странно, но в их разрушенных домах никто ничего подобного не находил. Может быть, это создано ещё раньше?
- Возможно, там дальше мы найдём хоть какой-то ответ?
Они двинулись дальше. Вскоре пол под ними стал ровным и гладким. Эливен наклонился и посветил вниз. Ровные плитки были тщательно подогнаны друг к другу, а их блеск отразил пламя фитиля.
- Тут нет пыли, очень странно. Если это очень древний коридор, то пол блестит, как будто его только что соорудили.
Через несколько шагов стены стали отражать огонь, как и пол. Точно такая же плитка поднималась слева и справа и терялась где-то очень высоко в темноте. Вскоре коридор закончился развилкой. Точно такие же тоннели расходились влево и вправо.
- Какой же путь нам выбрать? - шепотом спросил Эливен, боясь собственного голоса.
Маттис задумался, не спеша с решением. Он был старше Эливена, поэтому чувствовал за собой ответственность.
- Предлагаю пойти в сторону левой руки. Если мы ошибёмся, то вернёмся назад и выберем другой путь.
Возражений не было, поэтому путники повернули налево и продолжили путь, но не успели они сделать и сотни шагов, как снова оказались перед распутьем. Одна дорога шла прямо, а другая направо. Коридоры были одинаково выложены блестящей чёрной плиткой, стены поднимались вверх и там исчезали в чёрной неизвестности.
- Это лабиринт, мы можем заблудиться, Маттис. Жир в светильнике почти выгорел, а фитиль кончается.
Маттис оторвал тонкий лоскут от своей одежды и подал Эливену.
- Затуши огонь. Сядь, давай прикинем наше положение. За те несколько раз, когда мне довелось смотреть на блестящую пластину, я попытался хорошенько запомнить рисунок. Надписи мне были непонятны, поэтому я их не запоминал, да и не они сейчас важны. Тот рисунок, он был странный, как будто гладкое покрытие треснуло под сильным ударом. Центр таблички был испещрён трещинками, как причудливый узор.
Эливен сидел на полу коридора и вслушивался в тишину. Темнота давила со всех сторон, он уже не верил в сокровища, как не верил и в то, что когда-то выберется отсюда. Кто он и его попутчик? Чужие, невежественные, дикие люди, вторгшиеся в чьи-то владения. Даже если бы сейчас обрушился пол и им пришлось лететь в глубокую бездну, он бы принял это как должное. Эливен чувствовал свою вину и не мог смириться с тем, что сейчас это сходит ему с рук. Его начинало мутить, промокшее в тухлой воде мясо, которое они ели накануне, хотело вырваться наружу. Эливен не мог этого позволить из страха перед этим тайным величием прошлого, из уважения к тем, кто всё это создал. Но он бы приобрёл счастье, если, закрыв глаза, он исчез бы навсегда не только из этого чёрного коридора, но и вообще, из жизни.
- Эта сетка на карте - не трещины от удара, - разорвал зловещую тишину Маттис. - Я понял, что это такое.
Глава 4
Грязный Пенничел стоял перед грозным Владыкой и держал ответ. Его голова была низко опущена, белая коротко стриженая бородка колола грудь под расстёгнутым чёрным зипуном.
- Ты говоришь, что их было десять, так почему ты привёз только шесть голов? Ты же знаешь, что мы не оставляем живых после столкновения.
- Да, Владыка. Я сам лично пустился в погоню за двумя скакунами, но мой морхун был ранен, мне пришлось вернуться, чтобы заменить его. Когда я снова вернулся, то не смог отыскать след, ветер гнал песок и скрыл их.
- Ты сейчас расстраиваешь меня, моё величие на этой земле подорвано. Я доверял тебе, как своему лучшему воину, как сыну, а ты опозорил меня.
- Владыка, прости мне мою вину, я готов её искупить. Дай мне оправиться от солнечных ожогов, я отправлюсь в путь и принесу тебе ещё больше добычи.
- Что толку от добычи! Её всё меньше и меньше. А люди - ты оглянись вокруг.
Владыка символично очертил костлявой рукой круг в воздухе, с трудом приподнявшись с огромного трона, возвышающегося на каменном постаменте. Его чёрная одежда полностью скрывала тело, капюшон свешивался на глаза, оставляя видимым только старческий ввалившийся беззубый рот.
Грязный Пенничел поднял глаза, боясь встретиться взглядом с Владыкой. Прозвище этому воину досталось с самого рождения. Чёрное пятно на лице почти не оставило места светлой коже, растянувшись кляксой, терявшейся где-то далеко на затылке. Он посмотрел в направлении, куда указывала рука старца, но увидел лишь стены, слабо освещённые скудным светом, пробивающимся сквозь редкие отверстия в своде огромного каменного зала.
- Тебя ещё не было в этом мире, а я был мальчиком, когда в этих подземельях было мало места всем. Мы рыли проходы, соединяли пещеры одну с другой, сооружали комнаты, углублялись. Женщины рожали отличных воинов, добычи было много. Мы не знали тогда, куда деться от перебежчиков со стороны плантаторов, которые несли нам свои пожертвования и взносы. А что теперь? Наши пещеры почти пустые, нам скоро нечего будет есть и пить. Скоро мерзкие грумы вылезут из своих нор и заставят нас прятаться по углам. Вода уходит глубже, нам всё тяжелее её добывать. Это смерть, вот на что это похоже. Нам не спастись, уже следующее поколение может не прожить годы, которые ему определены.
- О, Владыка, что же можно сделать? - спросил Пенничел, снова опустив подбородок на грудь.
Старец медленно спустился по каменным ступеням, бесконечно длинная мантия бесшумно скатилась за ним и остановилась на последней ступени. Он протянул свою костлявую руку и взял Пенничела за подбородок.
- Посмотри на меня, мой друг.
Воин вздрогнул от прикосновения холодной и липкой руки, но больше всего его напугали слова, которые было странным слышать из уст великого правителя. После таких слов его, слугу, смертника, просто выкинут на улицу.
- Не бойся меня, я не причиню тебе вреда.
Голос Владыки глухо рокотал, он проникал прямо в мозг, давил на него, но воин мог поклясться, что старческие губы даже не разомкнулись. Не в силах ослушаться этого голоса, он взглянул под чёрный балахон. Череп, обтянутый сухой коричневой кожей, с впадинами на месте глаз, в глубине которых тускло горели два уголька, готовые погаснуть в любой момент.
- Что, отвратительный вид? Мне уже много лет, я последний, кто стоит в цепи, исходящей от наших древних предков. Но мне уже немного осталось, я чувствую это.
Старец отпустил подбородок воина, тот упал ещё ниже, словно шея совсем утратила силу.
- Есть тайна, она не могла исчезнуть так просто, быть похороненной под толщей песка и вулканического пепла. Это то, что осталось от моих предков, их сила, знания. Они создали всё не для того, чтобы подчиниться стихии и позволить погибнуть знаниям. В них - жизнь, власть, величие!
Старец поднялся по ступеням, сел на трон и опустил голову.
- Что могли делать в пустыне, под смертельными лучами солнца, те люди? Ты говоришь, их повозки были пустыми, значит, они рассчитывали их чем-то наполнить? Но чем, скажи ты мне, они их могут наполнить там, в необъятной пустыне за три дня от их ближайшего логова?
- Мне не дано знать это, мой повелитель, - затрясся воин.
- Так ты пойди и спроси у тех безмолвных голов, которые твои люди выкатили мне под ноги! Может быть, они тебе скажут, что их влекло туда, в мёртвые пески?
Грязный Пенничел совсем обессилел, он опустился на колени и приложил к земле голову. Частые вылазки в пустыню, поиски чего-то, о чём не ведает даже сам старик, уничтожали его тело, слабеющее на глазах. Он уже не видел смысла жизни, цель ему была непонятна и не нужна, он чувствовал приближение конца. Только длительный отдых, вода, много воды, могут вдохнуть в его измученное тело слабую искру надежды. Но он чувствовал, что в этот раз не получит ничего. Владыка назвал его другом, значит Пенничелу выпал жребий уйти и не вернуться.
- Те живые, которые сбежали, ты говоришь, их было четверо? Как ты посмел их упустить? – кряхтящими звуками извлёк из себя слова упрёка старец.
- Я проткнул одного секирой, он не смог бы выжить.
- Но остальные могут. Если они ушли так далеко от убежища, они знают, куда идут. Нужно быть или полным глупцом, или одержимым целью, достойной самой жизни, чтобы отправиться в пустыню, где их убьёт солнце и слабый воздух. Сколько припасов было у них с собой?
- Всё, что у них могло быть – это вода и пища на двоих. На всех повозках, которые мы захватили, было одинаковое количество воды и пищи.
- На двоих, говоришь? Если они не нашли то, что искали, то уже умерли в песках. Но если они дошли до цели, то рано или поздно пойдут обратно. Поставь людей, пусть выследят и привезут их мне. На этот раз они нужны мне живыми. Они что-то знают, теперь это должен знать я. А сейчас уходи, и если ты не получишь то, что мне нужно, можешь не возвращаться.
Воин встал с колен и вышел в каменный коридор, застланный красными коврами, созданными руками затворниц, живших когда-то в этих пещерах. Они рожали детей, из которых вырастали воины, сильные и смелые. Они приносили добычу, приводили пленных женщин, иногда детей. С тех пор многое изменилось, женщин стало мало, как и воинов. Когда правитель стал посылать людей для странных задач – искать в песках что-то, нечто необычное, какие-то знаки, то люди стали чаще умирать от смертоносных лучей солнца. Воины боялись вернуться ни с чем, часто они умирали в песках от жажды или ночного холода.
Когда женщины видели смерть своих детей, они отказывались рожать снова. Смертельный яд или секира, они принимали решение не задумываясь, не жалея о жизни. Племя кодбанов постепенно вымирало, оставляя в огромных подземных помещениях лишь эхо.
Пенничел шёл по длинному коридору, в стенах которого зияли проходы, то вправо, то влево, образуя сложный лабиринт ходов и комнат. Он знал все ходы наизусть с раннего детства. С кучкой юнцов они весёлой гурьбой бегали по этим проходам, иногда не хватало и дня, чтобы обойти их все.
Воин повернул направо и остановился перед плотной занавесью, служившей дверью в каменную комнату. Он стоял и смотрел на нехитрый узор двери, давно выцветший и потерявший смысл. Никого не осталось из той весёлой, безмятежной гурьбы ребятишек. Все давно погибли, остался лишь он. Их было тоже десять, они подрастали, становились окрепшими юнцами. Однажды десять друзей ушли в самый дальний, давно заброшенный тоннель, где поклялись жить друг для друга, отдать жизнь за другого, если понадобится. Они порезали острым лезвием ножа свои ладони и прикоснулись к большому белому камню, лежащему на дне высохшего водоёма. Тогда они сильно получили от матерей и отцов, но они с гордостью замечали, как другие дети с завистью смотрели на эту кучку верных друзей. Теперь их больше нет, как и их матерей, не переживших потери.
Там, за этой занавесью, его мать. Она ждёт его, всегда ждала, где бы он ни был. Вот и сейчас она, наверное, готовит соус васхры и режет мясо, вынутое из-под пресса. Воин протянул руку, чтобы приоткрыть занавесь, но безвольно опустил её. Он не в силах сказать ей, что уйдёт и, возможно, уже не вернётся. Она не вынесет этого, так пусть она не узнает об этом как можно дольше.
- Пенни, - тихо прозвучал голос из комнаты. Она почувствовала его присутствие. Воин двинулся с места и исчез за поворотом.
Он выбрал лучших воинов из тех, что оставались свободными в убежище. Пять человек, двое из которых участвовали в прошлом походе.
- Хатуэлл, Стаум, вы останетесь. Мне не нужна ваша смерть.
- Извини, командир, но мы так решили. Нам известна цель похода, мы знаем, куда идти. Владыка посчитал провалом нашу последнюю вылазку, так в этом есть и наша вина, исправлять ошибки нам вместе.
- Я благодарен вам, друзья мои. Итак, у нас есть задача – найти тех сбежавших. Если они живы, мы их схватим и доставим сюда. Если они мертвы, то пусть песок им будет домом.
Слабость снова стала давить на плечи Пенничела, но он переборол желание упасть на каменный пол прямо перед своими подчинёнными и продолжил речь.
- Предлагаю выйти в ночь, одев на себя всё, что найдётся. Возьмём заступы, хороший запас воды на несколько дней.
- Командир, нам не выстоять несколько дней, мы умрём, не добившись цели.
- Мы выживем, это наша первоочередная обязанность. До того места ровно половина ночи. Мы это выяснили вчера, когда возвращались с ранеными и убитыми, таща за собой непослушных животных и тяжёлые повозки. Сейчас у нас будет лишь одна повозка, а морхун из нашего загона, а значит послушный. Мы приедем на место ещё раньше. На месте мы начнём копать большую яму, которая будет выше наших голов. Потом мы пророем углубление в сторону и скроемся в нём. Днём будем дежурить по очереди и выслеживать беглецов.
Воины смотрели на своего командира и восхищались его умом. Никто бы никогда не осмелился назвать его Грязным Пенничелом, хотя каждый из них хоть раз мечтал, чтобы ему выпала честь иметь такое прозвище.
- Командир, мы готовы, когда прикажешь выдвигаться?
- Как только соберём всё необходимое, так незамедлительно, и… Я благодарен вам, друзья, что верите мне.
Пенничел с командой из пяти воинов, замотанных в тёмные одежды, отправились в путь, как только наступили сумерки. Их ждала долгая и нелегкая дорога сквозь ночной холод. Почти невидимые, они шли быстрым шагом, чтобы держать мышцы в тонусе. Их передвижение выдавала только повозка, но её части обильно смазали перед выходом, так что лишь небольшой шум сминаемого колёсами песка мог привлечь чьё-то внимание.
- Прибыли. Вот это место, их путь проходил тут. Разгружаемся и за работу.
Команда безропотно принялась исполнять приказ командира. Когда на горизонте принялась заря, люди Пенничела спрыгнули в яму и зашли в боковую нишу. Солнце не достигало потайного укрытия, поэтому время для них приостановило свой бег, позволив немного передохнуть.
Жёлтый песок, испещрённый красно-рыжими островками, словно язвами, простирался во все стороны. Пенничел смотрел на бесконечную пустыню и не мог поверить, что когда-то давно всё это могло иметь другой цвет, а вода была даже на поверхности. Старые легенды, передаваемые из поколения в поколение, дошли и до его дней. Представление о прошлом было настолько искажено, никто не верил, что когда-то всё могло быть не так, как сейчас. Если кто-то вздумает сказать о том, что на планете песок встречался редко, а вокруг простирались поля мягкой зелёной травы, то этого человека будут избегать. Но даже если легенды уже не вызывают восторга, восхищения, таинственности, а только лишь смех и упрёки, то Пенничел знал кое-что не понаслышке. Его мать когда-то говорила ему, ещё совсем юному, что песок не всегда был красно-рыжим, а растений было намного больше. Она это слышала от своего отца, а тот от своего. Солнце не несло угрозы, а дышать можно было полной грудью. Ночь могла быть такой же тёплой, как день, но постепенно всё это ушло. Осталось совсем немного того, что можно назвать жизнью, но и это постепенно уходит, искажается, рушится.
Пенничел вглядывался вдаль, где рыжий песок плавно переходил, практически сливался с белым небом, но ничего, кроме пыли, стелющейся над поверхностью пустыни, не видел. Его посещали мрачные мысли, они не давали покоя. Сотни смертей ежегодно случались только от рук его воинов, кодбанов. Убивали плантаторов, как их прозвали в поселениях, отбирали всё, что те перевозили из одной общины в другую для продажи или обмена. Людей убивали, а иногда совершали набеги на мелкие, одиноко стоящие убежища и полностью их опустошали. Плантаторы всегда считались врагами кодбанов, несмотря на то, что, только благодаря им кодбаны существовали. Плантаторы трудились, не покладая рук, выращивали васхру и семирду, которые шли на корм морхунам. Великолепные скакуны, послушные и неприхотливые, были к тому же источником очень питательного мяса, а излишек яиц был просто подарком в скудном рационе общины. Их сушили и растирали в порошок, а когда наступали зимние дни, этот порошок смешивали с измельчёнными семенами семирды, водой и запекали в красивые розовые лепёшки на раскалённых камнях.
Плантаторы умели делать тёплую и практичную одежду из пуха морхунов. Когда начинались первые заморозки, у этих пернатых увеличивался слой подперника, женщины просовывали руки под их маленькие крылышки и выкатывали пух, из которого скручивали мягкие нити. Плантаторы пытались выжить в этих суровых условиях увядающей планеты, но их становилось всё меньше, как и кодбанов. Многие умирали от солнечных ожогов, которые получали на уличных работах. Рытьё траншей, установка баррикад были неотъемлемой частью их непосильного труда, чтобы спасаться от жестоких набегов грабителей и убийц.
Пенничел не мог прогнать из своей головы эти мрачные мысли. Почему их племена не существуют вместе? Смерть всего живого на Марсе неизбежна, она приближается с каждым годом всё ближе и ближе. Так почему бы племенам не стать одним целым, не замедлить своё исчезновение?
Воин посмотрел на свои могучие руки, и кровь ударила ему в виски. Неужели он не может выращивать траву, кормить животных и просто жить? Какой смысл убивать ради того, чтобы его племя отобрало и съело очередного морхуна? Не ускоряет ли это приближение конца?
Хатуэлл положил ладонь на плечо командира и предложил отдохнуть в тени, а сам сменил его на посту. Пенничел присоединился к четверым товарищам, чтобы ненадолго сомкнуть глаза, но тревожные мысли так и не оставили его. Владыка в своём гневе произнёс слова, которые могли нести какую-то истину. «Они были одержимые целью, достойной самой жизни…» Но чьей жизни, если они шли на верную смерть в пустыню? Жизни общины, или они искали жизнь? Но какая жизнь в пустыне? Новое убежище или, может быть, огромные запасы воды? Но это невероятно, вода давно иссякла, да и чтобы искать что-то, нужно об этом знать.
Воин уткнулся лицом в песок, чтобы приглушить гул в голове. Они знали, куда идут, они умеют жить и выживать, только они спасутся, а мы исчезнем навсегда. Так почему же мы не вместе?
Командир не смог уснуть, он встал, укутался в тёмные одежды и вылез на поверхность укрытия.
- Командир? – спохватился стоявший на посту Хатуэлл, но выдвинутая вперёд ладонь начальника дала понять, что всё в порядке, беспокоиться не стоит.
- Я сделаю короткую вылазку до той скалы и обратно. За меня не беспокойся, я не задержусь. Не забудь смениться в положенный срок.
Грязный Пенничел опёрся руками на край ямы и вылез наружу. Через несколько мгновений его тёмный силуэт исчез за низкой каменной грядой.
Глава 5
- Я знаю, где мы сейчас находимся. Мы сидим на странном каменном полу в этой самой сетке. Это не трещины от удара, это схема подземелья. Вытянутая окружность, это озеро, испускающее таинственный свет. Сетка – это тоннели, по которым мы сейчас движемся, а нашей целью, вероятно, должен быть её центр. Другие непонятные фигуры я пока не могу объяснить, как и то, почему они изображены не рядом, а будто накладываются друг на друга.
- Маттис, как же нам двигаться дальше, у нас лампа почти пустая. Сможем ли мы идти в темноте?
- Эливен, у нас нет другого выхода. Мы не сможем вернуться назад, так как верёвка коротка, а снаружи, даже если мы выберемся, нас ждёт гибель. У нас нет больше еды, да и одежда нас вряд ли спасёт от солнца. Остаётся только одно – идти вперёд. Может быть, нам повезёт, и таинственные жители этого странного места оставили запас хоть какой-то пищи для незваных гостей.
Слова Маттиса не вызывали надежды, потому что она могла быть только ложной. Никакая пища не могла бы сохраниться даже несколько дней, а этому лабиринту, судя по всему, много тысячелетий, а может быть, и более того.
- Тогда пойдём скорее! – громко воскликнул Эливен, отчего гулкое эхо долго гудело в далёких невидимых коридорах.
Путники поднялись с пола и медленно пошли вперёд. Лампу решили не зажигать, а идти на ощупь. Первым шёл Маттис, он обвязал остаток верёвки вокруг пояса, а свободный её конец отдал Эливену. Их путь лежал в центр странной паутины, поэтому Маттис выбрал правый проход. Через двести шагов его рука соскользнула с гладкой стены в пустоту.
- Если я правильно понимаю, то прямо передо мной должна быть стена, а по обе руки – тоннели.
Маттис сделал пару шагов и упёрся в стену. Его догадка подтвердилась, он понял, куда идти дальше.
- Если мы повернём влево и будем придерживаться правой стены, то рано или поздно снова попадём в проход. В нём мы пойдём вдоль левой стены, и пройдя около двухсот шагов обнаружим развилку. Выберем левый путь. Если не сделать ошибки и повторять все действия, которые я перечислил, то мы придём к цели.
Свободной рукой Эливен пытался держаться за голову, которая, словно её зажали между двух камней, гудела и ныла. Мысль об испорченном мясе не покидала его, но он не ощущал ничего в животе, кроме голода. Странный привкус во рту, немного сладковатый, начинал серьёзно его беспокоить, но он боялся сказать об этом вслух, чтобы не показаться слабым перед Маттисом. Он не знал, что точно такую же головную боль испытывает и его попутчик, но тот винил в этом напряжение от попыток вспомнить схемы проходов.
Круговые участки становились всё меньше, Маттису приходилось иногда подтягивать за верёвку Эливена, совсем выбившегося из сил.
- Наверное, стоит отдохнуть, ты еле стоишь на ногах, - предложил Маттис. Они сели на гладкий пол, но странное покалывание в теле заставило их снова встать на ноги.
- Тут что-то не так. Голова болит, а тело, как будто в него воткнули тысячи иголок, - признался Эливен, и тут же почувствовал, что старший товарищ похлопал его по плечу, как будто согласился с ним.
Сделав короткую передышку, они продолжили движение. Маттис уверенными движениями скользил рукой по стене, находя нужные проходы, а его юный попутчик шёл следом, держась за свободный конец верёвки. В какой-то момент на стене стали ощущаться неровности, как будто каменные плитки, не выдержавшие времени, раскрошились и обсыпались. Ему показалось странным, что на полу он не обнаружил никаких обломков, упавших со стен, он был таким же ровным, как и раньше, только небольшая вибрация под ногами вызывала страх. Не найдя подходящего объяснения этому явлению, он решил, что всё дело в усталости.
- Эливен, предлагаю ненадолго остановиться, тут что-то не так. Такое ощущение, что этот лабиринт – не просто древние мёртвые коридоры. Здесь что-то происходит. Давай зажжём ненадолго фитиль и осмотримся.
Фитиль нехотя зажёгся, слабый огонёк, не получая достаточно топлива, мог погаснуть в любую секунду и больше не вспыхнуть. Эливен старался не дышать, чтобы не потушить слабое пламя.
Стены не разрушались. Они не были подвластны времени. Их неровности имели другое происхождение, от которого у путников по коже пробежали мурашки. Плитка имела некий рисунок, словно выдавленный чьей-то твёрдой и уверенной рукой. Идеально ровные фигуры, стрелки, дуги следовали друг за другом, накладывались и разделялись, уходя под самый потолок, куда не пробивался слабый свет. Множество знаков, выстроенных в длинные строчки, из которых состояли нескончаемые столбцы, несли какую-то информацию, недоступную для понимания.
- Эливен, ты видишь это? Ты только посмотри, эти строки, они бесконечны, они уходят всё дальше по коридору. Возможно, что здесь написана вся история нашего мира, с самого его рождения. Прошло так много времени, что мы уже не понимаем эти знаки, эту речь. Мы так далеки от этого.
- Посмотри, что это?
Эливен стоял на коленях и смотрел в пол. Он всё также состоял из гладких плит, но теперь они стали совершенно прозрачными, как будто из стекла. Но даже не это приковало его внимание, а то, что он увидел под этим толстым стеклом. Это был ироний, блестящие шарики заполняли всё пространство под полом, от одной стены до другой. Эливен поднял лампу чуть выше. Дорога из ирония, бесчисленное количество шариков покоились под прозрачным полом.
- Это то, что мы искали, Маттис? Это невозможно, как это всё тут оказалось?
Фитиль потух, свет исчез навсегда, оставив от увиденного неизгладимое впечатление. Сладкий привкус во рту сводил скулы, не давая повода лишний раз открывать рот. Никто не знал, как объяснить увиденное. Вот и он, ироний, бесценные шарики, за которые можно купить еду, свободу, даже саму жизнь. Они рядом, под ногами, их можно увидеть, ими можно восхищаться, даже испытать дрожь во всём теле или привкус во рту, но взять их нет возможности.
- Знаешь, Эливен, что мне пришло в голову? Мне кажется, что все мы сильно ошибались, приняв всё это за богатство, за средство уплаты, показатель состояния и положения среди себе подобных. У ирония совсем другое назначение, и оно намного важнее, чем средство уплаты за проживание в убежище. Если это место когда-нибудь обнаружат, то целые горы ирония попадут в руки людям. Наступит хаос, который несомненно приведёт к катастрофе. Имея полные мешки ирония, никто не сможет расплатиться даже за каплю воды.
- Но как же нам быть, Маттис? Нам придётся возвращаться к остальным, нас могут не пустить в убежище без оплаты.
- Кто сказал, что оплаты не будет? Мы постараемся найти хотя бы горсть ирония, ведь он попадается в древних городах, его находят среди руин, в песке. Неужели в этом месте, где его целые реки, не завалялось каких-то несколько шариков? Осталось совсем немного пройти до конца, мы сделаем это даже в темноте, а там посмотрим, что делать дальше. Может быть, нам уже никогда отсюда не выбраться.
Повороты встречались всё чаще. Маттис боялся, что очередной тоннель пройдёт через середину этого лабиринта, и они войдут в противоположный тоннель. Тогда всё будет кончено, им никогда уже не уйти отсюда. Последний раз, когда им посчастливилось пить воду, пусть даже дурно пахнущую – это в первом гроте. Пустая кожаная канистра осталась у Горхэма снаружи, поэтому у путников не было возможности сделать даже малейшие запасы. Ужасный привкус во рту никуда не исчезал, а становился ещё сильнее. В виски давило, сотни молоточков били по голове. Маттис торопился изо всех сил, подтягивая за собой Эливена за верёвку. Ещё один поворот, и в дальнем конце тоннеля показался тусклый свет, еле заметный в кромешной тьме. Путь лежал именно в том направлении.
- Эливен, подними голову! Видишь, там, вдалеке? Это какой-то свет.
- Может быть, это выход? Мы спасены?
Маттис не знал ответа. Даже если в самом центре лабиринта находится выход, то это бессмысленно и странно. Если там лестница наверх, то они выйдут не иначе, как в пустыне, где их ждёт неминуемая гибель. Но и здесь, в темном лабиринте им больше делать нечего. Печаль легла непроницаемой маской на лицо Маттиса, она была невидима, только отблеск еле уловимого света чуть ярче блеснул в его глазах. Он думал о матери, что её ждёт, смерть или спасение? Если он не позаботится о ней, то вряд ли кто-то отдаст ей свой кусок мяса и пригоршню воды. Её выкинут на поверхность, и всё будет кончено.
Он вдруг вздрогнул, как будто вспомнил о чём-то, схватил рукой рубаху на груди и смял её, что есть силы.
- Эливен! Ты дорог мне, как брат. Нет, не тот брат, а настоящий, родной. Ты потерял своего отца, я видел твоё горе, оно понятно мне. Ты, наверное, последний человек, которого я вижу перед собой. Я чувствую, что жизнь моя скоро закончится, я не могу объяснить этого ощущения, но со мной такое бывает. С самого детства я обладал повышенной чувствительностью, вернее, чутьём к будущему, как и способностью запоминать всё, что вижу. Мы дошли вместе до нашей цели, пусть она и не оправдала наших надежд. Мы не сдадимся и попробуем выбраться отсюда, но я хочу попросить тебя лишь об одном.
Эливен склонил голову, не смея перебивать старшего товарища, который стал ему очень дорог. Никто, кроме отца, так к нему не относился. Сглотнув комок в горле, Маттис продолжил.
- Этот медальон – всё, что осталось мне от моего отца. Когда-то он сделал его из обломка ножа и подарил моей матери. Когда отца выгнали на улицу, мы собрали всё, что у нас было, и попытались выменять его жизнь, но нам не хватило даже на половину выкупа. Остался только этот медальон на шее матери, который не стоил ничего.
Когда я собрался в путь в команде Горхэма, она надела его мне на шею и сказала лишь одно: «Наша жизнь подходит к концу, но я верю, что его вины в этом нет. Люби его, стремись к нему, помни о нём даже глубоко под землёй».
Я думал, что она говорит об отце, даже немного обиделся на её слова, в которых она допустила вину отца в их бедах. Но сейчас я понял, что она говорила совсем о другом.
Маттис снял с шеи тонкий кожаный шнурок, на котором тускло блеснул маленький круглый медальон. Он надел шнурок на шею Эливена и вложил медальон ему в ладонь.
- На нём изображено солнце, оно прекрасно, его окружает множество лучей. Мы не вправе его винить в том, что умирают наши отцы, матери, братья. Оно было таким всегда, даже когда рождались времена легенд, в которые никто не верит. Я верю, и ты верь. Это время было, и солнце было таким же, как сейчас. Если я умру, сохрани его на своей шее. А сейчас пойдём вперёд, а там посмотрим.
Эливен держал медальон в ладони, не совсем понимая слов Маттиса, но чувствовал, как душа горит от распирающих его эмоций, от гордости и благодарности за такое доверие к нему. Силуэт друга скрылся вдалеке, когда Эливен очнулся от странного оцепенения, охватившего его, и пошёл по тоннелю в сторону света.
То, что они ожидали увидеть, а именно выход наружу – отсутствовал. Тёмно-синий свет исходил из середины круглой площадки, в середине которой был пьедестал в виде окружности, приподнятой над полом на уровень локтя. Эта ступенька светилась тусклым синим светом, но почти не освещала помещение. Маттис снял с пояса верёвку и положил возле прохода, из которого они вышли.
- Я не знаю, что это, но это точно не выход наружу. Подожди меня здесь, я подам тебе знак.
Маттис медленно пошёл по кругу, озираясь по сторонам и стараясь не удариться о стену. Двадцать четыре тоннеля светились чёрными дырами вдоль стены. Он чуть не столкнулся с Эливеном, но успел вовремя его заметить.
- Эливен, я чувствую свою вину перед тобой. Прости меня, но это конец нашего пути. Там больше ничего нет, только бесконечные тоннели.
Кровь чёрными ручейками струилась по губе, стекала ниже и капала на пол. В голове пульсировало, зубы ломило. Маттис не понимал, что происходит с ним, но чувствовал, что сейчас упадёт и больше не встанет.
- Эливен, чем ближе к центру зала, тем больнее. Отойди в тоннель, я остаюсь здесь. Прощай, брат.
- Нет, я не оставлю тебя, мы вместе пришли сюда, вместе и уйдём, даже если из этого мира. Помнишь закон, о котором ты мне говорил? Закон Синией звезды!
Маттис улыбнулся, но не стал разочаровывать парня своими мыслями. Путник жив, пока видит Синюю звезду, но она осталась там, в небе, высоко над толщей этого подземелья. Кому она нужна, эта звезда? Кому она принесла счастье? Он не знал ответа.
Из последних сил путники приблизились к светящемуся кругу и взобрались на него. Маттис втащил Эливена и положил на гладкую тёмно-синюю поверхность. Теряя последнюю искру сознания, он почувствовал, как пол под ними пришёл в движение и стал опускаться. Платформа уходила всё ниже и ниже, показались стены круглой шахты, гладкие и блестящие. Метр за метром синий круг опускался вниз, мягко и беззвучно, словно убаюкивая своих пассажиров в тёплой колыбели. Глаза Маттиса закрылись, а мысли унеслись куда-то далеко, стали размытыми и лёгкими, как туман, о котором он слышал из старых сказок.
Платформа мягко остановилась и сравнялась с полом. Исходящий от неё свет исчез. Пассажиры, случайно оказавшиеся на её поверхности, прибыли в место назначения, сами о том не ведая. Их чувства и мысли не торопились возвращаться в эти уставшие тела, позволяя отдохнуть.
Глава 6
Тяжёлая красная портьера закрывала вход в тронный зал владыки Хобинхора, не оставляя ни малейшей щели. Ни единого звука не проникало в помещение, являющееся самым важным для всего племени кодбанов. Десять воинов с длинными пиками, с секирами, висящими на широких кожаных ремнях через плечо, стояли у входа в священное место. Ничто не могло нарушить покой великого старца, правителя кодбанов. Десять вооружённых стражников легко расстанутся со своей жизнью, если им представится такая возможность ради сохранения спокойствия их владыки, учителя, великого мудреца. Каждый из них понимал, что вся пища, вода, одежда – это дар великого правителя, власть и могущество которого начинается за этой портьерой, а заканчивается на шее последнего смертного на этой планете.
Великий Хобинхор думал немного иначе. Он и сейчас размышлял о чём-то, опустив голову, раскинув мантию вокруг трона. Время шло, оно утекало сквозь пальцы, как песок, который его костлявые ладони уже не способны были удержать. Страх, который он наводил в общинах, даже далёких от этих мест, уже был не таким, как раньше. Всё чаще его воинам могли дать отпор, а иногда из очередного похода за добычей отряд мог вовсе не вернуться.
Когда он только получил власть, стал хозяином этого трона, его многочисленное войско могло совершать длительные переходы к дальним землям. Сейчас это было сложно повторить, но даже не смертоносные лучи были этому виной. С ними можно было справиться, спастись под одеждой или спрятаться за скалы. Воздух, он был уже не тот, что прежде. Он угасал, иссякал, становился лёгким, невесомым. Длительные переходы требовали всё больших усилий, времени, а вместе с этим увеличивалась потребность в ещё больших запасах воды в пути. Когда-то, не так давно, если раскрыть ладонь и рассечь ей пространство рядом с собой, можно было почувствовать, как что-то невидимое щекотит кожу, скользит по ней, сопротивляется. Теперь это ощущение почти исчезло. Только в пещерах, в оврагах, норах можно было дышать свободно, но даже там приходилось всё чаще останавливать работу, чтобы отдохнуть и сделать несколько глубоких вдохов.
Вряд ли Хобинхор думал о судьбе своего народа, а тем более о спасении людей в чужих общинах и поселениях. Его волновало только одно – существует другая жизнь, почти вечная, она была, он может её получить. Даже если ради этого ему пришлось бы пожертвовать всеми воинами, женщинами и детьми, он пошёл бы на это.
Совсем другие легенды он слышал от своих предков, он мог правильно расценить их, определить важность, первостепенность всего услышанного. Одна легенда, которая плотно вошла в реальность – это история про синего человека огромного роста, который дал горсть ирония случайному путнику, провалившемуся в старую пещеру. Вот он, ироний, в его сухой чёрной ладони. Большая круглая чаша на тумбе рядом с троном наполнена им. Рука может загребать блестящие шарики и сыпать их обратно, но любой поселенец не отдаст за них свой последний кусок мяса. Он будет готов отдать свои кровные, лишь бы его оставили в покое. Нет, есть другое, что-то близкое, но одновременно неведомое. Кто-то знает больше, чем он, всемогущий повелитель всех этих червей, копающихся в песке. Как это стало возможным? Он мог проникнуть в мысли другого, сделать безмолвным слугой, послать на верную гибель, но то, что некто имеет больше информации, чем он, заставляет сейчас сидеть, надвинув капюшон на лицо и опустив голову.
- Кто же ты, недостойное существо, в чьих руках сейчас лежит ключ к вечности? Ты даже не представляешь, что это, оно у тебя совершенно случайно, оно должно быть моим! Тебе не дано понять, что такое вечность, в погоне за вонючим мясом и тёмной комнатой в пещере ты проживаешь свои дни. Тебе не дано понять, что я один достоин этого, это принадлежит мне, моему роду. Я найду тебя и вырву из твоего тела то, что теплится в нём. Это оскорбление не может остаться безнаказанным.
В дальнем конце коридора появилась фигура, которая мгновенно изменила форму, согнувшись до земли. Кланяясь после каждого короткого шага, человек медленно приближался к стражникам. Остановившись в паре метров от ближайшей пики, он не разгибаясь повернул лицо к стражнику и состроил улыбку, напоминающую оскал зверя перед прыжком.
- Вы мне позволите пройти к великому Владыке? – прозвучал скрипучий мерзкий голос, заставивший стражника отвлечься от созерцания головного убора воина, стоявшего напротив. Он опустил глаза и с явным презрением взглянул на извивающегося перед ним уродца, явно задумавшего что-то подлое и недопустимое.
- Да ты кто такой, чтобы приближаться к покоям правителя?
Стражник надавил остриём пики в живот самозванцу, отчего лицо его сменило гримасу радости на маску полной непроницаемости и сонливости. Монотонным, сверлящим голосом он выдавил из себя то, что заставило стражника ослабить давление острия.
- Я принёс Владыке очень важную новость, и если ты готов дать за неё меньше, чем свою жизнь, то ты сейчас уберёшь это от меня.
Стражник тут же отпрянул к стене и уставился на металлические пластины, звеневшие над входом в покои правителя. Плохой знак, если пластины, закреплённые на крючке и привязанные шнурком, уходящим за тяжёлую портьеру, звенят так настойчиво и долго. Кто-то из десяти смельчаков должен войти туда, но выйти обратно удавалось не каждому. Бывало, что неугодного, попавшего под испепеляющий взгляд старика, выносили со стрелой в шее только за то, что тот вошёл слишком поздно или верёвка, соединяющая звонок с рукояткой возле трона, просто порвалась, не выдержав очередного припадка ярости её обладателя.
Лицо самозванца снова исказилось в самодовольной улыбке, когда один из воинов приоткрыл портьеру и исчез за ней. Через мгновение он выскочил обратно с пылающим лицом, указал пальцем на чужака и махнул рукой в сторону входа в зал.
- Ну что же, я вижу, ты одумался. Я замолвлю о тебе словечко, кхе, кхе, - проскрипел голос, хозяин которого скалил зубы и смотрел снизу-вверх на воина, стоявшего по струнке. Скрюченным грязным пальцем он ковырялся в отверстии, оставленном пикой в его истрёпанной одежде.
- Будешь моим телохранителем, а пока подумай над тем, как следует себя вести со своим хозяином, - проскрипел уродец, кряхтя и выплёвывая из ссохшейся пасти красные сгустки.
Продолжая кланяться при каждом шаге, самозванец продвигался через строй охраны. Перед каждым из них он поднимал лицо и заискивающе улыбался, скаля гнилые зубы. Вскоре он исчез за красной портьерой.
Уродец, как только оказался в полумраке тронного зала, упал на колени и склонил голову в ожидании воли старца.
- Кто ты такой, что тебе надо? – послышался слабый голос из-под чёрного капюшона.
- О, великий Владыка, я принёс весть, которая может вас обрадовать. Я слышал от разных людей, что вы в поиске.
- Говори, что знаешь! Ты и так отнял у меня слишком много времени, - пытаясь сохранить холодность и безразличие прохрипел Хобинхор.
- Моё имя Морак, я из Олиона, что в пяти днях отсюда. Наш народ живёт торговлей, это наше основное ремесло. Но чтобы торговать, нужно что-то иметь. Поэтому добрая половина жителей промышляет поиском древних руин, скрытых под слоем песка и пепла. Когда я чувствовал себя лучше, чем сейчас, я сам находил такие места, моя добыча была всегда богатой и особенной. Сейчас мне стало тяжело это делать…
Морак не справился с порывом кашля, спрятал голову под накидку и сплюнул в тряпку.
- Ближе к делу! Я чувствую, что ты хочешь продлить свои годы за мой счёт? Ну что же, у тебя есть такая возможность, если ты сможешь рассеять моё разочарование от твоего присутствия здесь.
- О, да, великий Владыка. Этой зимой я торговал, на моём лотке были товары, добытые мною в мёртвых землях. Но одна вещица была не моей, я её выкупил у одного бедолаги за кусок мяса. Это была блестящая пластина, на которой изображена карта. Она сильно отличается от тех, что я видел раньше. Она выполнена изумительно, но её содержание осталось для меня неясным. К тому времени я уже потерял здоровье, поэтому не смог бы отправиться на поиски этого…
- Что там было? – прохрипел Хобинхор, привстав с трона. Красные глаза светились всё ярче, угрожая прожечь капюшон.
Морак кинул короткий взгляд на чашу с иронием и испуганно отвернулся. Владыка успел заметить это, он погрузил в блестящие шарики морщинистую руку и поднял пригоршню над чашей. Ироний падал вниз, издавая приглушённый стук, несколько шариков покатились по полу, под трон, к Мораку. Хобинхор вдруг размахнулся и кинул ироний в уродца, испепеляя его взглядом.
- Это хочешь? Твои мысли несутся в твоей голове, ты их не видишь, но я их чувствую. Мечтаешь о моём троне? О власти? Как ты смеешь, ничтожество, кто ты такой?
Рука старца потянулась к клавише на подлокотнике, но внезапно порыв гнева угас. Что-то его остановило.
- Что там было? Я хочу это знать прежде, чем ты умрёшь!
- О, Владыка, я не смог разгадать ту карту, но я знаю одно. То, что на ней изображено, стоит больше, чем всё богатство всех общин на Марсе. Это кладезь жизни, основа, знание и сила. Это власть, безграничная и величайшая…
- Заткнись!
Жёлтые ногти старца впились в трон, но он не чувствовал боли. Он трясся от желания уничтожить это мерзкое создание, кривляющееся на полу, но не мог этого сделать. Получить карту, вот что он желал больше.
- Где эта карта? – с паузами между слов прохрипел Хобинхор, не открывая рта. Глаза разгорались и, казалось, освещали пространство под капюшоном.
- О, Владыка, я продал её ещё зимой…
Старик ударил чёрной ладонью по чаше с иронием, сотни шариков разлетелись по тронному залу. Самозванец зажал уши руками, уткнулся головой в пол и не шевелился, ожидая смерти. Прошло несколько минут, пока Хобинхор снова набрался сил и задал следующий вопрос.
- Кто владеет той картой?
- О, повелитель, её купил один богач, он дал мне двадцать пять ирониев. Его имя Горхэм, он из племени плантаторов. Когда ироний, вырученный за пластину, закончился, я решил, что та вещица могла бы стоить больше. Я отправился в то убежище, чтобы найти его и потребовать доплаты, но он исчез. Там я узнал его имя, а также информацию, куда он отправился. Владыка, он пошёл туда, он смог прочитать карту.
- С чего ты решил, что он её прочитал?
- Повелитель, он купил несколько морхунов с повозками и нанял людей. Кто отважится уйти из убежища, если путешествие не приведёт к великому сокровищу?
- Ты не сказал мне ничего нового, твоя история стара. Стоит ли мне терпеть тебя дольше?
- Владыка, я не сказал самого важного. Я слышал, что ваши воины убили шестерых, остальные сбежали. Мне известно больше. Один из сбежавших умер от ран, а трое оставшихся нашли место, указанное на карте.
- Откуда тебе это известно? Ты видишь на расстоянии? – усмехнулся Хобинхор, но увидев серьёзное лицо уродца, продолжал слушать.
- Горхэм, один из тех троих оставшихся, вернулся в убежище, но не прожил и часа. Он успел рассказать, что произошло. Двое ушли в проход под каменной стеной, а он вернулся к брошенному ими морхуну. Напоив животное тухлой водой, Горхэм проскакал половину пути до убежища, пока скакун не упал замертво. Потом он добрался почти до входа в пещеру, преодолевая большую часть пути ползком. Когда его втащили внутрь, он уже не мог дышать, из носа, рта и глаз текла кровь.
- Что он сказал? – прорычал старик, теряя равновесие. – Где карта?
- Карты при нём не было, если только её никто не украл и не спрятал. Она может находиться в убежище плантаторов.
- Это всё, что ты мне можешь рассказать?
- Есть ещё кое-что, Владыка. Те двое, которые ушли в проход под стеной, так и не вернулись. Их имена – Маттис и Эливен. Даже если карта утеряна безвозвратно, они укажут дорогу туда. Осталось лишь найти их и заставить говорить.
- Мои воины уже ищут их. Значит, они нашли это место… Скажи мне, почему я должен оставить тебя в живых? Назови мне хотя бы одну причину.
- О, великий учитель, я могу быть вам полезен. Позвольте принять скромное участие в ваших делах, я не стану просить большего, чем ваша милость, миска похлёбки и маленькая каморка. За ваше снисхождение я буду в необъятном долгу, за который готов расплачиваться своими знаниями и опытом. Я знаю людей, разбираюсь в вещах, мне знакома их цена, как и цена жизни. Чтобы доказать свою пользу, я прошу доверить мне допросить тех двоих, когда их найдут. Они могут отказаться говорить правду, даже если им приставят нож к горлу.
- Если ты знаешь, о чём говоришь, то говори до конца. Что разговорит их? – спросил Хобинхор, загребая остатки ирония и высыпая их обратно в чашу.
- Нужно вывести из убежища плантаторов одну из их женщин. Мне не составит труда разговорить одного из них, если к горлу его матери будет приставлено остриё пики или направлена стрела того арбалета.
Морак указал грязным пальцем на отверстие в стене высоко над спинкой трона. Практически незаметное остриё стрелы было направлено на самозванца. Его уже почти не тревожило то, что старик постоянно касался костлявыми пальцами клавиши в подлокотнике. Он знал, что Хобинхор увидел в нём, грязном карлике, того, кто может сделать его властителем всего. Несомненно, после этого старик может избавиться от него, но только не сейчас.
Глава 7
Маттис открыл глаза, но ничего не увидел. Полная темнота окружала его, он лишь почувствовал чьё-то ровное дыхание рядом. Последнее, что он помнил, это синий круг и боль в голове. Он понимал, что был в плену смерти, но если его уже нет в том мире, то как он может дышать и мыслить в этом?
- Эливен, - прошептал он, пошарив в темноте рукой. В это же мгновение светящаяся полоса пробежала по полу, очертив периметр помещения. Закруглённые ровные стены отразили этот белый свет, и комната приняла очертания. Помещение в форме цилиндра, стены которого сверкали холодным блеском и уходили вверх, заканчивалось круглым потолком. В нём было отверстие меньшего диаметра, закрытое створками.
Эливен, услышав своё имя, задержал дыхание и открыл глаза.
- Маттис? Мы мертвы? Твоё лицо в крови.
- Вряд ли, друг, хотя должны были умереть. Мы теперь во власти тех, о ком ничего не знаем. Наши жизни перестали нам принадлежать, как только мы вступили на их территорию. Посмотри туда.
Он указал на потолок, в котором отражалась светящаяся полоса.
- Это шахта, по которой мы спустились сюда на этом подъёмнике. Мы глубоко под поверхностью, возможно, это и есть наша могила.
Маттис поднялся на ноги. Несмотря на то, что комната не имела никаких отверстий, дышать было удивительно легко. Он сделал шаг, и мгновенно круг под его ногами начал светиться тусклым синим светом, будто пробуждаясь от спячки. Эливен поспешил сойти с подъёмника, недоверчиво глядя на светящийся круг.
- Если эта яма имеет только один выход, то там наверху нас ждёт смерть. Странное назначение у этого подъёмника, не правда ли? – рассуждал вслух Маттис. Он пошёл вдоль светящейся белой линии, касаясь рукой блестящей поверхности стены, но резко отскочил назад и столкнулся с Эливеном. В белой полосе появился разрыв, который начал расширяться. В блестящей стене образовалась щель. Она становилась больше, открывая широкий проход. Это был выход, который никто не надеялся увидеть. За ним тянулся длинный коридор, подсвечиваемый белыми полосами вдоль пола. Путники поспешили выйти из комнаты, двери которой мягко затворились за их спинами.
Длинный коридор заканчивался стеной. Маттис осторожно коснулся поверхности, стена разделилась на две части, исчезнувшие в боковых нишах. Огромный зал, залитый бело-голубым светом, предстал перед ними. Пол сиял белизной полированного камня, а стены уходили высоко вверх, где плавно переходили в огромный белый купол, испускающий яркий свет.
- Это невероятно… Кто способен сотворить такое? – прошептал Эливен, боясь пошевелиться, чтобы не создавать лишнего шума. Маттис не знал ответа, он лишь с грустным восторгом смотрел вверх и молчал. В самом центре зала стояла огромная фигура, вытесанная из белого камня. Одна рука её была вытянута куда-то вверх, указывая пальцем в сторону огромного купола, а другая опущена вниз. Под этой рукой в огромной чаше лежал белый каменный шар. Голова статуи была настолько высоко от пола, что её очертания казались мелкими и размытыми. Эливен посмотрел на свои грязные лохмотья, рваные сандалии, исцарапанные руки, и невольно сжался. Ему стало бесконечно стыдно за то, что он посмел находиться среди всего этого величия.
Маттис оторвал взгляд от купола и сделал шаг вперёд. Он подошёл к чаше с шаром, протянул руку и коснулся его. Шершавая ладонь скользнула по идеально гладкой холодной поверхности и бессильно повисла. Он посмотрел на Эливена и слабо улыбнулся.
- Мы нашли то, что искали. Победившему – смерть. У нас нет воды идти нам некуда, да и незачем. Если создатели всего этого хотели заявить потомкам о своём былом величии, то им это удалось. Непонятно только одно: зачем? Мы могли бы умереть ещё там, наверху, но спустились сюда…
Маттису пришлось замолчать, так как яркий свет стал меркнуть. Вскоре осталась лишь белая светящаяся полоса, идущая вдоль стены, слабо освещающая пространство вокруг. Что-то происходило, но объяснения этому не было. Подбородок Эливена сверкнул, на одежде появились разноцветные блики, как будто свет окутал его с ног до головы. Огромная светящаяся фигура выросла прямо над его головой, как будто Эливен всегда был её частью. Не раздумывая ни секунды Маттис кинулся к нему и оттащил в сторону.
Огромный человек, не обратив на происходящее никакого внимания, гордо смотрел поверх путников. Светлое лицо, слегка грустные глаза, красивый рот дополнялись длинными белыми волосами, спадающими на плечи. Синяя накидка, скреплённая на груди блестящей брошью, спускалась до самого пола. Голубой свет тонкой каймой обрамлял этот статный образ, изредка подрагивая и мерцая. Рядом с фигурой был шар в чаше, похожий на тот, что сейчас находился за спиной Маттиса. Великан стоял и молчал, будто думая о чём-то. Время шло, но ничего не происходило, ни один мускул на лице, ни малейшая складка на его одежде не шелохнулись.
Маттис встал, закрыв Эливена спиной, и прервал молчание.
- Кто ты, великий хозяин этого царства? Прости, что вторглись в твои владения, жестокая судьба привела нас сюда. Помоги нам уйти отсюда или убей, мы покорно примем нашу участь.
Одежда великана колыхнулась, блеснула бездонная синева глаз. Голос раздался из-под купола, но губы светящейся фигуры даже не дрогнули. Певучие переливы, словно журчащий ручей чистейшей воды, полились со всех сторон. Звуки вкладывались в слова, которые не несли путникам никакого смысла. Это был язык их предков, давно забытый, утраченный навсегда. Несмотря на то, что звук шёл со всех сторон, слова принадлежали великану, и они несли что-то важное. Из-под синей накидки, расшитой золотыми узорами, показалась рука, плавным жестом указывающая на шар рядом с ним.
«Марс», - послышалось Эливену сквозь трели и переливы незнакомой ему речи. Вдруг каменный шар, скрытый во мраке за спиной Маттиса, стал испускать странный свет. Красные линии, словно трещины, расползлись по всей его поверхности, превращая бесчисленное количество осколков, похожих на черепки, в кровавое море. Осколки стали расти, а красный свет угасать, пока не исчез полностью. Шар стал чёрным, его поверхность вздымалась и опускалась, пока не затихла полностью.
Великан продолжал свою речь. Маттис не посмел прерывать его, но взял Эливена за руку и отодвинул подальше от шара.
- Это происходит не сейчас. Мы видим то, что было. Великана тоже нет, - прошептал он. Ему и раньше попадались изображения на старых картах, где Марс был круглым, но представить это так, как видит сейчас, не решался. Шар, лежащий в каменной чаше, представлял их планету в самом начале её существования. Миллионы лет превращались в секунды, подчиняясь воле создателей этого странного места.
Светящаяся фигура продолжала смотреть вперёд, журчащая речь неслась из-под купола, изображения появлялись чаще, они загорались и гасли, их появление невозможно было предугадать. Когда шар стал чёрным застывшим телом, далеко под куполом вдруг показались сотни светящихся точек, они приближались к шару и становились всё отчётливее. Их полёт сопровождался длинным следом, будто объекты теряли часть себя. Когда поверхность шара была совсем близко, точки стали крупнее и ярче, они вытянулись в длинную вереницу и превратились в одну светлую линию. Первая точка упала на чёрную поверхность шара, создав облако пара и осколков. Вторая точка упала немного в стороне от первой. Стало ясно, что шар вращается. Вскоре вся вереница точек опустилась на него, отчего тот покрылся непроницаемым белым покрывалом, плавно растекающимся по его поверхности.
Вдруг всё погасло, но спустя мгновение в середине купола появилось другое изображение. Маленький, еле заметный тёмный шар, на который указывала каменная фигура, не привлекал особого внимания, пока огромные светящиеся глыбы не пронеслись мимо, улетая к потолку, и не превратились в маленькие точки. Через мгновение тёмный шар стал белым, а вскоре превратился в голубой.
«Земля», - отчётливо произнёс журчащий голос.
Маттис не шевелился. Это была она, Синяя звезда, теперь он знал её имя. Но и она скоро погасла. На её смену пришло ночное небо с тысячами звёзд. Шар в каменной чаше так и остался в тени, но вместо этого он появился под куполом в виде сине-зелёного шарика. Об этом заявил голос, вновь произнёсший слово «Марс».
- Эливен, это была правда. Марс был другим, - прошептал Маттис, облизнув ссохшиеся губы.
В дальней части купола появилась фиолетовая точка, которая стремительно увеличивалась в размере. Она перемещалась по куполу и приближалась к Марсу. Вскоре она выросла до его размера, продолжая идти на сближение.
«Неиро», - произнёс голос, слегка дрогнувший. Складки на накидке великана шевельнулись, но лицо осталось неизменным. Лишь глаза блеснули чуть сильнее, чем раньше. Планета, намного больше Марса, пронеслась мимо на огромной скорости и скрылась в темноте купола. Вскоре Марс стал терять зелёный цвет, а позже и синий. Он превратился в рыжую точку на ночном небе, после чего изображение исчезло.
Когда Марс появился снова, это был огромный жёлтый шар, изрытый чёрными впадинами и каньонами. Тонкая, почти прозрачная белая вуаль лежала на его поверхности. Рядом с планетой стали различимы три предмета.
«Форио», - произнёс голос, после чего один из предметов, имеющих идеально круглую форму, приблизился, закрыв собой весь купол. Мёртвая поверхность, состоящая из камней, пыли, кратеров и скал, предстала перед путниками, после чего шар снова удалился на прежнее место. Изображение исчезло.
Великан поднял обе руки, будто поддерживая что-то прозрачное, несуществующее, но очень ценное ему и весьма хрупкое. Светящаяся фигура вдруг вздрогнула и погасла на секунду, после чего снова появилась. Тонкая кайма голубого цвета задрожала, издавая слабое потрескивание.
У Маттиса возникло странное предчувствие, что сейчас всё это может прекратиться. Тогда возможности покинуть это место может уже не остаться. Но великан продолжил свою речь. В этот раз его лицо смотрело не в сторону, а прямо на шар, который был за спинами путников. Он обращался к тем, кто сейчас находился в этом огромном зале. Это было послание, которое так долго ждало своего адресата. Неважно, кто им окажется, но очевидно одно: возможно, его больше никто не услышит. Здесь, глубоко под поверхностью этот огромный зал со своим странным светящимся хозяином – великаном так и останется потерянным навсегда.
- Форио – гаудо – холли – флоуи - Земля, - прозвучали отчётливые слова, доносящиеся со всех сторон, звеня громогласным эхом. Великан поднял руки, будто нежно подбрасывая воздух, и улыбнулся.
- Флоуи – Земля… - повторил светящийся человек чуть тише. Он опустил руки на шар, стоящий рядом с ним и являющийся частью мерцающего изображения, и немного отошёл в сторону. Шар мгновенно вспыхнул ярким белым светом и плавно скрылся в чаше под ним. Огромная тумба скользнула в сторону, открыв проход в полу. Великан шагнул в него и исчез, а свет, оставшийся от его образа, стал медленно угасать, пока не потух окончательно.
Над головами путников осталась лишь одна голубая точка, которая стала приближаться, закрывая собой весь купол. Серый туман пролетал перед их лицами, как будто они падали в него с огромной высоты. Серый цвет приобретал всё более светлые оттенки, пока не стал совсем белым, а вскоре туман совсем исчез. Путников будто подхватила невидимая рука и понесла над поверхностью бескрайнего моря, синего и прекрасного. Брызги прозрачной воды сыпались им в лица, но не касались их. Дыхание перехватило от страха и восхищения, это была вода, она жила, колыхалась, её цвет… Это был особенный цвет, это глаза! Глаза того великана, что скрылся в подземном проходе.
Они летели, под ними проносились пенные берега, переходившие в зелёные холмы, а дальше – в заросли неведомых растений – великанов. Невидимые руки опускали их всё ниже, пока не показались странные животные, гуляющие целыми семействами в зелёных зарослях травы, доходящей им до самой шеи. Они ели сочную зелень, блестевшую от влаги, она сверкала! В ней отражалось солнце, их солнце! Оно было большим, тёплым и ласковым.
Нежный цвет стал удаляться, его сменил туман белых облаков, переходящих в серую мглу, а вскоре всё исчезло, превратилось в маленькую точку, на которую показывала неутомимая каменная статуя. Вскоре и точка исчезла, зал стал принимать прежние формы, купол озарил всё помещение ярким белым светом.
Путники долго молчали, словно не знали, разрешено ли им говорить. Эливен опустился на пол, ему было тяжело стоять. Вода… хоть капля воды, это всё, что им сейчас нужно. Первым заговорил Маттис, облизывая сухим языком потрескавшиеся губы.
- Эливен, мы не можем умереть тут, нам нужно выбираться отсюда. Мы должны рассказать всем об этом.
- Маттис, как ты думаешь, мы найдём воду?
- Призрак исчез, он ушёл в проход под полом. За его спиной был такой же шар, как этот. А что, если…
Он подошёл к тумбе, с огромным трудом вскарабкался на неё и опустил руки на шар. Ничего не произошло. Маттис закрыл глаза и положил голову на холодную гладкую поверхность. Время шло, но мысли совсем исчезли, словно их и не было вовсе. Эливен встал на ноги и подошёл к тумбе.
- Маттис, помоги мне подняться…
Когда он оказался на тумбе, то положил руки на шар и стал давить сверху, будто найдя решение.
- Помоги мне, дави на него что есть силы!
Шар блеснул ярким светом и плавно опустился в чашу. Тумба вместе с путниками стала двигаться, открывая проход вниз.
- Поторопимся, пока дверь снова не закрылась, - подбодрил друга Маттис. – Наши предки – великаны не рассчитывали на таких низкорослых слабаков, когда создавали всё это.
Друзья слезли с тумбы и подошли к квадратному отверстию в полу. Вниз уходила лестница, но полная темнота пугала, словно предлагая одуматься всякого, кто попытается ступить в неё. Однако, времени на раздумья уже не было. Поддерживая друг друга, они одновременно наступили на первую ступень широкой гладкой лестницы, готовясь к чему угодно, даже к встрече с великаном в кромешной тьме. Но не успели они спуститься на следующую ступеньку, как лестница осветилась тонкими гранями, повторяющими её очертания. Тоннель, уходящий вниз, поворачивал, что делало невозможным определить его глубину. Оставалось только идти вниз, ступень за ступенью и надеяться, что светящийся великан не попадётся им на пути. Спуск напоминал спираль, пронизывающую камень, он казался бесконечным, но через какое-то время ступени закончились небольшой площадкой. В стене была большая дверь, испещрённая символами и знаками. Многие из них уже были знакомы Маттису, они были изображены на той блестящей пластине, оставшейся у Горхэма. Дверь имела такой же блеск, как и пластина, но всё, что в ней отражалось – это светящиеся грани ступеней.
- Эта дверь отличается от тех, что мы видели здесь до этого. Кажется, она ведёт в самое важное место, ради которого всё тут создано.
Маттис протянул руку, ожидая нащупать гибкий металл, такой же, как у пластины, но упёрся в твёрдую поверхность. Дверь вздрогнула и с шипением отодвинулась, открывая вход в помещение, медленно приобретающее очертания. Жёлтая полусфера высоко под потолком залила огромный зал приглушённым светом, десятки теней легли на золотые стены и пол. Это был блеск, среди которого нет места простому смертному. Так светится величие, совершенство, вечность, но всё это не может существовать без своих вечных попутчиков. Тьма, страх и смерть всегда рядом, они темнее, уродливее, страшнее и беспощаднее.
Весь этот зал хранил тишину и покой, но вызывал дрожь и покорность, бескрайнее повиновение. Путники не сразу осознали, что стоят на коленях, опустив головы, будто неведомый приказ, сигнал прокрался в их мысли и управлял ими. Никто не хотел смотреть вперёд, это было невыносимо. Они прекрасно осознавали, что это, когда по тёмно-золотым стенам скользнули эти тени. Их было десять, длинные прямоугольные тени, всё отчётливее проявлявшиеся на стенах круглого помещения по мере усиления жёлтого света, лившегося с потолка.
Но пугали даже не сами тени на стенах, а то, что их отбрасывало. Десять золотых саркофагов, стоящих вокруг огромного диска - круглого зеркала в полу, словно лучи, испускаемые солнцем. «Два солнца, одно – отражение другого, но они едины. Это символично и так… так глубоко», - размышлял Маттис.
Страх перед умершими великанами стал тонуть в другом, более сильном страхе – собственной смерти. Маттис тронул Эливена за плечо, они медленно поднялись и подошли к огромным золотым лучам – саркофагам. Под прозрачными крышками лежали они, их предки, великие создатели всего этого, беловолосые мертвецы. Их лица, не тронутые временем, были чисты, изящны и совершенны. Они словно спали в своих колыбелях, ожидая утро. Слегка бронзовый цвет их лиц вводил в заблуждение путников, смотревших на них сквозь толстое стекло. Нет, их лица белые, ошибки быть не должно. Это свет от жёлтой лампы делает их другими. Вот и великан, который разговаривал с ними там, наверху, лежит в своём гробу. Его лицо тогда было белым.
- Наверное, он был последним живым. Великан оставил послание, спустился сюда и лёг в это ложе, чтобы уснуть навсегда. О, Эливен, как это всё ужасно. Мы никогда не узнаем о том, что случилось в то далёкое время.
- Маттис, если говорить о времени, то у нас его не осталось. Давай попробуем осмотреться, ведь великаны тут оказались не для того, чтобы уснуть навеки. Они тут обитали, вероятно, они чем-то питались.
- Ты прав, поспешим, друг.
Глава 8
Совет общины плантаторов собрался в большом зале. Огромные кресла, грубо вытесанные из песчаника, выстроились полукругом в центре помещения. Двадцать четыре скамейки, размер которых позволял расположиться только по одному человеку на каждой из них, стояли в четыре ряда по шесть штук. Двадцать четыре юноши уже заняли свои места, более высокие из них сидели на последнем ряду.
Совет, состоявший из десяти членов, заслуживших эту почётную должность особыми заслугами перед обществом, расположились в креслах.
За спинами юношей стояло ещё одно кресло, самое высокое, более тонкой работы, отполированное до стеклянного блеска. Правитель общины, великий Асимор, возглавлял это главное собрание года – распределение молодого пополнения. Двадцать четыре молодых человека, каждому из которых исполнилось шестнадцать лет к этому моменту, которого они ждали с нетерпением и надеждой, не смели шелохнуться и поднять взгляд выше своих колен.
Асимор терпеливо ждал, когда волна шёпота, летящая по залу, успокоится окончательно, и когда это случилось, открыл собрание.
- Приветствую вас, члены совета общины, а также вас, юноши, на нашем собрании. Ежегодное заседание, посвящённое распределению молодых, пополнивших наш общий с вами дом, я вынужден начать с горькой правды, которая уже не может быть скрыта от глаз народа. Не лучшие времена переживаем мы сейчас. Нас восемьсот человек, но когда-то нас было в два раза больше. Это были спокойные времена, когда наши плантации васхры и семирды вдоволь орошались водой из Ручья жизни. Лишайник, источник огня, так необходимый нашим мастерским, заполнял все стены и пол дальних пещер. У нас пятьдесят морхунов, которые уже не едят вдоволь, так как нет семирды в том количестве, как раньше. Тёплые дни подошли к концу, они покидают нас, а на смену им спешит холод, сковывающий воду, заставляющий её уходить всё глубже под пещеры. Советник Ормас, прошу вашего слова. В каком состоянии находится источник воды?
Один из членов совета, занимающий крайнее кресло из песочного камня, поднялся с места, снял капюшон с головы и расправил длинные седые волосы. Его речь предназначалась даже не правителю, а этим юным созданиям, широкими глазами глядящим на старцев, сидящих полукругом перед ними. Это была великая честь для тех, кто ещё вчера считался детьми, а сегодня они – будущее этого племени, его надежда и спасение.
- О, Великий правитель Асимор и вы, мои юные друзья. Всех я вас знаю, вы мне дороги, как сыновья. Как жаль, что вы не можете более насладиться той жизнью, которую застало наше поколение. Те немногие блага, которые радовали нас, сегодня иссякают. Нам нужны люди, способные работать в подземельях, вот почему я считаю должным в первую очередь обратиться к вам.
Я знаю, что вы учились ремёслам, языку, даже искусству боя, и мне стыдно признать, что всё это может скоро уже не пригодиться. Мы можем не пережить эту зиму, холод последних дней уже напоминает о её приближении. С горечью заявляю, что вынужден прибегнуть к вашему участию, но я надеюсь на ваш гордый и достойный ответ.
Великий правитель, чтобы продержаться триста зимних дней, нужно искать новое русло. Оно есть, вода не может уйти бесследно. Ручей жизни нашёл себе другой путь, для поисков нужно больше людей. Поэтому я прошу двенадцать человек из числа этих юношей.
- Советник Ормас, насколько я знаю, над этой задачей у вас трудятся уже сорок человек, неужели никаких результатов?
- О, правитель, люди гибнут, их меньше двадцати, но огромные расстояния для поисков могут привести к ещё большим потерям.
- Но смогут ли 12 юнцов сотворить чюдо? Советник Умарс. У вас, я вижу, есть что добавить к сказанному?
С одного из кресел поднялся человек, снял капюшон и слегка наклонил голову в знак приветствия собранию. Он отличался от предыдущего выступающего короткой стрижкой, но даже в полумраке огромного зала можно было понять, что он совсем седой. Его правая рука лежала на ножнах от секиры, но само оружие, как и положено, осталось снаружи, у караульных.
- Советник Умарс, слушаем вас, говорите, - спокойно произнёс правитель. Седой воин положил левую руку сверху правой на ножны, тем самым указав на свою покорность и уважение к старцу. Между большим и указательным пальцем был виден неровно заросший шрам, словно ему мешали это сделать. Те, кто знал этого человека, безошибочно скажут, что шрам ему достался в частых битвах с кодбанами. Оперенье стрелы арбалета часто срывало кожу именно в этом месте, но это не мешало ему быть лучшим стрелком в убежище.
- Великий правитель! Вынужден доложить, что есть некоторые известия, они могут быть достоверными. Нападения в пустыне всегда были неизбежны, кодбаны караулят наши караваны, не давая прохода. Сейчас их победы почти ничего им не приносят, так как торговли давно нет в прежних объёмах. Но их численность, она, как и прежде велика, это почти пятьсот человек, живущих разбойным промыслом. Ходят слухи, что очередное нападение уже близко, и оно будет не в пустыне. Это может случиться в любой из дней, и оно грозит стать решающим. Есть ещё кое-что, это тоже нельзя упускать из виду. С вашего позволения, я хочу передать слово советнику Крассу, отвечающему за торговые отношения с соседними общинами.
Правитель кивком головы дал понять, что разрешает передать слово. Последнее кресло справа пошатнулось, когда поднялась высокая широкоплечая фигура, скинувшая капюшон. Круглое лицо совершенно противоречило доброму и простодушному взгляду. Излишняя упитанность этого человека, которая могла бы вызвать злость и ненависть в общине, вызывала лишь жалость и понимание. Он проверял на себе всё, что отправлялось на продажу и покупалось со стороны. Мясо, жир, лепёшки, семена, всё должно было соответствовать обещанному. Единственный человек, кто мог попробовать мясо морхуна, сказать о его возрасте и качестве, при этом не запивая его водой.
- Спасибо, Великий правитель Асимор. Советник Умарс – хороший воин, опытный защитник нашего поселения, нет повода не доверять его словам. Нам стоит готовиться к нападению, тем более, повод для этого может оказаться совсем не тот, которого мы ожидаем. Несколько дней назад к нашему убежищу приходил один человек. Это карлик, который когда-то торговал вещами, найденными в древних городах. Он искал человека по имени Горхэм, который, по его словам, жестоко обманул его, выкупив дорогую вещь за бесценок. Карлик был болен, солнечные лучи сделали своё дело, но несмотря на это он интересовался той вещью, обещая за неё большие деньги. Горхэм умер, но та вещь – сверкающая пластина с какой-то картой, исчезла. Тот карлик был зол, он утверждал, что плантаторы украли карту, что нужно обыскать всё подземелье, но его выгнали. Изливая ругательства, тряся кулаками над головой он ушёл, но обещал вернуться с армией и забрать то, что принадлежит ему по праву.
- Советник Красс, каков итог вашей речи? Где он соберёт армию, кто за ним может пойти?
- Повелитель, этот больной коротышка, Морак, он очень хитёр. Наши люди узнали, что у кодбанов находится чужак, уродец, который попал под милость Хобинхора. Кто знает, что Морак ему наговорил, но если они решат искать ту карту, то придут сюда с целой армией.
- Но чем та пластина приглянулась этому Мораку, что он, даже умирая готов на такое?
- Правитель, я не знаю толком, что на ней было изображено, но тот самый Горхэм выложил за неё Мораку двадцать пять ирониев, а это целое состояние. Мало того, он набрал людей и увёл их в пустыню, практически на верную смерть. Не каждый отважится на такое безрассудство ради цели, которая не стоит того. Но есть ещё один важный момент. Несмотря на лживые слова Морака о том, что его обманул негодяй Горхэм, он предлагал тому, кто принесёт ему пластину, пятьдесят ирониев! Эта цена огромна, она сопоставима с ценой жизни не только грязного карлика, но целого племени.
Асимор склонил голову, его длинная тощая борода задевала пол, но он уже не обращал на это никакого внимания. Он чувствовал свою слабость, его мысли метались от одной беды к другой, но никакого решения или плана он перед собой не видел. Сотни раз он вспоминал о своём предшественнике, который был намного мудрее его, великого Асимора, но сейчас его величие заключалось, разве что, в размере кресла. Кто знал тогда, что осуждение предшественника и ссылка его на поверхность была слишком строгой карой только за то, что он спас от смерти двух девочек, которые потом дали потомство.
Убежище не готово к такому вторжению, он это знал. Чтобы изготовить оружие для всех жителей пещеры, нужно время, много огня и мастеров. Но кроме этого, оружие нужно уметь держать в руках, а для этого не хватит ни времени, ни учителей.
- Тяжёлое решение, которое мы принимаем сейчас, легче не будет, поэтому я готов выслушать всех, кто хочет сказать своё слово.
Тишина висела над головами, она угнетала всё больше, усиливая страх перед безысходностью. Но вдруг слабый шорох во втором ряду среди скамеек, где тихо сидели юноши, нарушил тишину. Один из мальчишек робко привстал со своего места и склонил голову в сторону кресел советников. Он попытался повернуться к правителю Асимору, но зацепился коленом о впереди стоящую скамейку и повалился на сидевших рядом, но его успели подхватить чьи-то руки. Он произнёс слово «правитель», но звука не последовало. Ему пришлось прокашляться, отчего на лице выступили красные пятна смущения. Юноша быстро преодолел дрожь в коленях и попытался заговорить снова.
- Великий правитель Асимор. Моё имя Гор, сын Освила и Вельсы. Прошу простить меня за то, что обращаюсь к вам и уважаемому Совету. Мой отец погиб в одной из схваток с кодбанами, после этого я решил, что стану воином и буду защищать наше поселение. Меня учил отец, потом я имел честь заниматься с учителем Умарсом. Я знаю, как обращаться с оружием, особенно с арбалетом и стрелами.
Гор осёкся и снова густо покраснел. Ему вдруг показалось, что он сказал столько слов, сколько не говорил даже своему учителю. Однако короткий взгляд на Умарса через плечо смог убедить его в том, что направление его речи верно. Седой учитель смотрел строго, но он упёрся большим пальцем левой руки в подбородок, а уголки его рта немного приподнялись и замерли. Когда Гор сдавал свой последний экзамен, именно этот взгляд означал, что обучение прошло успешно. Гор снова повернулся к правителю и продолжил.
- Великий правитель Асимор. Я хотел бы предложить себя в качестве воина, готового встать на защиту нашего убежища, и готов отдать свою жизнь за наше племя, за маму и…
Гор снова замолчал, но быстро собрался с мыслями.
- Я могу обучить ребят, у которых уже есть сила в руках, кто сможет зарядить стрелу. Мы будем заниматься, пока не придут кодбаны. Рядом со мной есть мои друзья, которые обучены оружейному ремеслу. Наконечники для стрел делать намного проще, чем секиры.
Старец поднял голову. Он не ожидал, что услышит что-то новое кроме того, что уже слышал много раз от советников. Но слышать такие смелые, к тому же, грамотные речи от мальчишки он был не готов.
- Сколько тебе лет, дитя моё?
- Шестнадцать, мой правитель. С сегодняшнего утра.
- Ты самый юный из всех, присутствующих в этом зале, но мне нравится твой пыл и твоя отвага. Как вы думаете, Умарс, что может у нас из этого получиться? Если мы будем обучать детей, женщин и больных, то этим мы предрекаем им гибель в бою, ведь им, возможно, придётся в нём участвовать.
- Правитель, у нас нет такого закона, по которому любой житель должен отдать свою жизнь в защиту убежища. Но власть, а именно вы, владыка Асимор и мы, ваш Совет, должны заботиться о безопасности наших людей. Кто-то из них уже отдал свою жизнь во благо безопасности других, работая на строительстве стен и траншей на поверхности, кто-то и сейчас там работает.
Этот юноша придал нашему долгу перед поселением простое, понятное всем лицо. Дать возможность каждому, живущему в этих пещерах, защитить себя и свой дом. Не все из них кинутся в бой, увидев перед собой страшного врага, но кто-то, один из десяти, пустит стрелу в горло проклятому кодбану.
Я верю в идею Гора, и в случае вашего одобрения готов дать начало этому сложному процессу.
Юноши, сидящие на соседних скамьях, пытались скрыть восхищение смелыми словами Гора, но у них это плохо получалось. Восторженный шёпот, кивки головами, переглядывания уже давно нарушили вековую статность и священность церемонии назначения. Правитель Асимор не стал прерывать волнения в зале, понимая всю остроту событий. Все присутствующие в зале были воодушевлены решением общей проблемы, поэтому никто не заметил сидящего на крайней скамейке в дальнем ряду. Он намеренно прятал лицо за головой впереди сидящего, чтобы скрыть свою злобную, полную ненависти гримасу. Прикрытые глаза смотрели исподлобья в сторону Гора, стоящего перед правителем Асимором и ловящего восхищённые взгляды товарищей. Золан, мальчишка, затаивший когда-то обиду на Гора, а теперь с трудом сдерживающий её. Почему он, самый высокий из всех ребят, собравшихся тут, не удостаивается внимания, даже малейшего, никого из зала? Гор – лучший стрелок, Гор – лучший ученик, стратег, любимец у всех, даже у чужих матерей. Чем он хорош? Щуплый, низкорослый, курносый, а все девчонки смотрят только на него.
Лия, длинноволосая красавица, предназначалась ему, Золану, по назначению. Ей было четырнадцать лет, как и ему, когда она тайком узнала об этом. Знал это и Золан, он уже потирал руки, представляя лицо своего вечного соперника Гора, когда тот узнает, кому предназначена самая красивая девушка поселения. Через каких-то два года в их шестнадцатилетие им выделят отдельную комнату, может быть даже с щелью для света. Но как тяжело было сдержать ярость, когда из тех же источников стала приходить другая информация. Лия предназначена не ему, а Гору, этому курносому выскочке.
Никто так и не узнал, что Лия втайне ходила к советнику Сокуре и на коленях, изливая слёзы, просила его сменить своё решение. Даже имея, по мнению всего поселения, каменное сердце, этот человек не смог устоять перед таким испытанием и сжалился над девушкой.
- Итак, пора вынести решение. Я выслушал вас, мой драгоценный Совет, и пришёл к следующему выводу. Все люди в нашей общине должны знать об угрозе, поэтому их нужно оповестить об этом как можно скорее. Первой задачей для вас, дети мои, будет именно это. Нужно бежать, пробираться даже в самые удалённые уголки подземелья, как бы далеко они не были. Внушайте каждому со всей ясностью, что их ждёт в скором времени. Пусть они собираются и начинают свой путь. Все залы, включая этот и возле Ручья жизни, будут переданы им для ночлега.
Глава 9
Это был зал траура, святое место, где лежали древние великаны. Если это место – их последнее пристанище, то им не нужны другие двери, кроме той, через которую они сюда зашли в последний раз. Но Маттис не мог сдаться просто так. Если в том странном послании великан показал, как сюда попасть, то в этом есть логика, и она проста. Нужно только предпринять действие.
- Эливен, ты потерпи, друг, мы что-нибудь придумаем. Давай осмотримся тут, вспомни эти двери, подъёмник, шар. Нужно трогать всё вокруг. Я пойду вдоль стены, а ты посмотри рядом с собой.
И Маттис пошёл. Холодная стена, отливая золотом, могла что-то сказать, если понять эти надписи, знаки, рисунки. Их сотни, тысячи, они кричат, но никто их не слышит. Их смысл умер с последней надеждой того великана в синем одеянии, лежащем в своём каменном саркофаге.
Рука скользнула по рельефу красно-коричневого периметра, но ничего не происходило. Дойдя до двери, ведущей на лестницу, он развернулся и пошёл в обратном направлении, но всё вокруг оставалось прежним, мрачным и безмолвным. Эливен тоже ничего не добился. В отчаянных попытках он даже пробовал нажимать на прозрачные крышки гробов, но всё тщетно. Маттис подошёл к Эливену и сел рядом с ним.
- Мы умрём с нашими предками. Это великая честь, о которой никто никогда и не мечтал.
- Да, друг мой. Хочешь, я отдам тебе твой медальон?
- Нет, он твой теперь. Великан хотел, чтобы мы исполнили то, что не смогли они. Старость не дала им исправить события, свидетелями которых мы стали. Они мертвы, а мы были их последней надеждой. Та Синяя звезда, он показал её нам, но зачем? Даже если мы не умрём, мы никогда не сможем туда попасть, никогда…
- Ты помнишь те слова, которые он говорил? Фори – гудо… годуо… О, это так сложно произнести, тем более запомнить.
- Я помню, друг. Это звучит, как чистый ручей, как густой воздух, как трава, которая колышется от ветра на той звезде.
Маттис набрал побольше воздуха и произнёс всю фразу целиком, пытаясь повторить её как можно точнее. Он даже голос старался изменить, чтобы это прозвучало, как тогда, в зале со статуей.
- Форио – Гаудо – Холли – Флоуи – Земля!
По его щекам покатились две слезы и упали на колени.
Вдруг цвет стен стал меняться. На траурном золотом отливе блеснули синие блики, их становилось больше, что-то происходило вокруг. Это было за их спинами. Первое, что пришло им в голову – снова появилась светящаяся фигура того великана, но это было не так. В самом центре зала, где находилось круглое зеркало в полу, отражающее лампу, теперь светился синий круг. Хватило нескольких секунд, чтобы решение пришло само собой. Маттис взял Эливена под руку, и они вместе зашли в центр этого круга. Площадка начала бесшумно двигаться вверх, жёлтая полусфера под потолком исчезла, а вместо неё появилось отверстие. Подъёмник вошёл в него и продолжил движение. Эливен считал удары своего сердца, которое наращивало темп, но сбился и закрыл глаза. Незаметно для пассажиров подъёмник остановился, синий круг погас, оставив их в полной темноте. Маттис, будто вспомнив что-то, двинул ногой, отчего круг снова включился, но движения больше не последовало. Пассажиры шагнули вперёд и оказались на площадке, которая тут же осветилась белой каймой вдоль периметра. Маттис не раздумывая тронул стену кабины, в ней мгновенно образовалась щель, превратившись в дверь. Снова коридор, освещённый белыми полосами по краю блестящего пола.
- Странно, мне кажется, мы уже были в этом месте, хотя, судя по продолжительности подъёма, мы выше того зала со статуей, - предположил Маттис. Эливен не смог ответить ему, так как силы совсем покинули его. Он почти висел на руке друга.
Через два десятка шагов перед ними возникла белая сияющая дверь. Нет, это другой коридор, Маттис прекрасно это помнил. Он протянул вперёд руку и коснулся гладкой поверхности. Дверь вспыхнула ещё ярче, после чего ушла в стену, издав лёгкое шипение, будто впуская в помещение воздух. Маттис заволок Эливена внутрь, свет незамедлительно включился, озарив очередной огромный зал, хранящий непривычно холодный воздух.
Множество дверей вдоль стены помещения размещались по кругу. Каждая из них выделялась светящимся контуром, а в центре двери сияло изображение, на каждой – своё. Маттис осторожно опустил Эливена на пол, а сам подошёл к крайней двери слева, пытаясь понять смысл изображения, но оставил попытки сделать это. Десятки дверей, каждая из которых хранит свою тайну, стояли перед его лицом, начинали плыть в сторону, качаться и наваливаться. Колени сгибались от усталости, туман в голове занимал всё большее пространство, угрожая завладеть сознанием. Маттис повалился вперёд, но упал на дверь, которая мгновенно ушла в сторону, увлекая за собой уставшего путника. Только в последний момент ему удалось убрать руки, но тело продолжало падать в дверной проём. Он почувствовал, что коснулся чего-то холодного, сознание медленно возвращалось, а с ним и помещение приобретало свои формы. Он упёрся в блестящие перила, которые не дали ему упасть ещё ниже на широкую площадку. Небольшая лестница вела в прямоугольное помещение, стены которого состояли из светящейся голубой сетки. Маттис осторожно спустился вниз и подошёл к стене. От неё веяло холодом, но он решил прикоснуться к ней, не заботясь о последствиях.
Пальцы почувствовали холод, как будто он трогал подбородок в морозную ночь. В самом низу стены возле пола иней нарос белой шапкой, искрясь и переливаясь разными цветами. Маттис опустился на колени и впился в этот иней ногтями, не обращая внимания на боль. Это был лёд, такой же, как на лице в сильный мороз, но ощутимый руками, тающий в них. Он зажал его в руках, ощущая, как влага пробирается сквозь пальцы, падает на пол, исчезая бесследно в ледяной шапке. Маттис упал на спину, поднял руки над собой и ощутил холодные, тяжёлые капли на языке, потрескавшихся губах, щеках. Их было так много, десять, двадцать, сто… Ими можно напоить много людей… Если это и есть то сокровище, указанное на карте, то имя ему – жизнь.
Вдруг его руки дрогнули, он не мог вспомнить, сколько времени лежит тут.
- Эливен, родной… Прости…
Быстро поднявшись, он побежал на лестницу, взлетел по ней и коснулся огромной двери, тут же исчезнувшей в стене. Эливен лежал на полу в том же положении, в каком его оставил Маттис.
- Вставай, братишка… Очнись.
Он провёл влажными от льда руками по высушенным губам друга, но тот не шевелился. Тогда он попробовал приподнять безжизненное тело, но сил оказалось недостаточно. Маттис в отчаянии схватил парня за руки и поволок к заветной двери, которая послушно скрылась в стене. Прилагая все усилия, он как можно аккуратнее спустил Эливена по ступеням и потащил к бесценной наледи на стене. Содранные до крови ногти его совсем не беспокоили, пригоршня льда, смешанная с кровью, превращалась в розоватую воду, стекающую по пальцам. Она капала на губы, впитывалась в них, возвращая жизнь в это хрупкое измученное тело.
Наконец, Эливен смог открыть глаза. Уже не понимая, где он и для чего, он слабо улыбнулся Маттису и тихо произнёс:
- Ты снова меня спас…
Маттис не торопил его. Он клал ледяные комочки на губы друга, где они превращались в чистейшую воду. Растопить лёд он уже не пытался, так как руки сковал холод.
- Что это, Маттис? Какое холодное место. Я ничего не помню, только то, как мы зашли в синий круг и стали подниматься, а потом у меня закружилась голова и…
- Там десятки таких дверей, и каждая комната за ними может скрывать что угодно. Мы с тобой в первой, она подарила нам воду. Я не могу понять её предназначение, но стены тут особенные как будто их кто-то специально расчертил, образовав сотни одинаковых прямоугольников. Но что они могут значить?
Маттис встал с пола и подошёл к стене. Тёмные квадраты, покрытые тонкой плёнкой инея, шли ровными рядами, уходящими вдаль. Сторона каждого квадрата граничила с такой же соседней, но их разделяли углубления, словно кто-то расчертил стену, создав сетку, излучающую голубой свет. Высота этой сетки превышала два роста, а дальше до потолка шла ровная стена такого же размера.
Маттис попробовал стереть иней с одного из прямоугольников, но как только ему это удалось, на нём появился странный символ, принявший цвет сетки.
- Эливен, смотри. Это не просто стена, это нечто большее.
Он нажал на светящийся символ, не ожидая получить результат, но ему пришлось резко отпрянуть в сторону от неожиданности. Чёрный прямоугольник оказался ячейкой огромного шкафа, она плавно выдвинулась и заняла почти половину ширины комнаты. Тысячи пакетов, плотно прижатых друг к другу, стояли в ящике во всю его длину. Холодный пар окутал пространство, медленно оседая на стены и пол. От содержимого ящика веяло холодом, пар медленно опустился на пол и почти скрыл Эливена, отчего тот вскочил с места и уставился на ящик.
Маттис осторожно коснулся острых краёв пакетов, зацепил один из них пальцами и медленно потянул. Он был прозрачным и плотным, внутри него что-то было, похожее на мелкие круглые камешки, выпирающие через облегающий их прозрачный материал. Квадратный лист шириной в локоть имел толщину не более мизинца, но весил как камень, что уместится в ладонь.
Маттис сел на пол и положил странный предмет на колени. Эливен смотрел на происходящее, не отрывая глаз. С тех пор, как он оказался в обители этих странных существ, удивляться чему-то больше не приходилось. Его мысли устали метаться в голове, не находя никаких ответов, поэтому он позволил себе просто смотреть, не пытаясь что-то понять. Но его друг сосредоточенно думал о чём-то. Он пока не знал, как это выразить в словах, но по его лицу было видно, что вопросы мучили его разум, требуя ответов.
- Странные камни, их тут огромное количество. Они бело-жёлтого цвета, овальные, совершенно одинаковые. Зачем они хранятся здесь, в этом холодном месте? Какого их предназначение?
С этими словами он машинально зацепил зубами уголок прозрачного пакета и потянул в сторону. Лёгкое шипение, и всё содержимое осыпалось на дно, а пакет стал мягким и податливым. Маттис сунул в отверстие палец и разорвал его, после чего взял горсть странных камней и поднёс к лицу.
- Эливен, это не камни, они… становятся тёплыми в ладони! Они пахнут, какой странный и приятный запах.
Он не отдавал себе отчёта, когда всыпал содержимое ладони себе в рот, расплывшийся в блаженной улыбке. Он тут же схватил ещё одну горсть странных камней и всыпал их в ладонь Эливену.
- Это можно есть, и это прекрасно! Попробуй раскусить, это удивительно!
Эливен с трудом пропихивал в горло странную еду, пытаясь руками содрать лёд с пола и растопить его в руках.
Когда путники насытились сполна, они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Только сейчас они заметили, насколько ужасен и нелеп их вид. Грязные лохмотья одежды, засохшая кровь на лицах и руках, босые израненные ноги, слипшиеся волосы, вот портрет тех, кто вторгся в обитель всемогущих существ из далёкого прошлого.
- Эливен, этих ящиков тут огромное количество. Если все их открыть и посмотреть, что в них, то потребуется много дней и ночей. Это с учётом того, что мы сможем дотянуться лишь до половины этих таинственных ящиков.
Маттис сделал несколько шагов и принялся дышать на случайно выбранный прямоугольник. Иней мгновенно испарился, появился очередной символ, испускающий голубое свечение. Лёгкого нажатия на него хватило, чтобы ящик плавно выехал из стены, обволакивая пространство облаком. Всё такие же пакеты из прозрачного материала, мелкие крупицы, чуть больше песка, овальные и плоские. Маттис оторвал зубами уголок, увеличил отверстие пальцами и впустил внутрь воздух. Содержимое с лёгким шорохом осыпалось на дно пакета. Эливен смотрел на друга, ожидая увидеть оттенок восхищения на его лице, но так и не дождался. Маттис выплюнул тёмно-зелёную массу обратно в ладонь и скривил рот.
- Это совершенно невозможно есть. Если пробовать всё подряд, то можно не дожить до утра. Неужели этим питались те величественные существа, прежде чем обрели вечный покой?
- Маттис, но это пролежало тут много времени, - Эливен показал пальцем на кашицу в ладони друга. – Возможно, что это когда-то было прекрасной пищей, не хуже той, что мы только что имели смелость и счастье отведать?
- Ты прав, я не подумал об этом. Если мы хотим узнать, что за остальными дверьми, нам стоит поторопиться, иначе нам не хватит жизни, - усмехнулся Маттис. Эливен был с ним полностью согласен. Они поднялись по ступеням, коснулись двери и вышли в круглый зал.
Путники медленно шли вдоль дверей, на которых светились незнакомые символы, пристально вглядывались в них, как будто пытаясь найти подсказку, но двери молчали. Тогда Маттис прикоснулся к двери, на которой были изображены знаки, похожие на скрещенные пальцы. Над ними сиял огромный глаз, наполовину прикрытый веком, как будто он дремал. Двери послушно скрылись в стене, показалась знакомая лестница с перилами, огромная вытянутая комната со стенами, испещрёнными всё теми же ячейками.
- Странно, зачем им столько еды? Этим можно накормить всех людей на Марсе.
Однако первая же ячейка, выехавшая из стены, дала понять, что Маттис ошибался. Это была не еда. Прозрачные пластины, аккуратно стоящие плотно друг к другу по несколько десятков штук в стеклянных футлярах, сверкали матовым совершенством линий. Каждый такой футляр имел несколько символов, вероятно, обозначающих их содержимое. Лёгкое нажатие на один из футляров высвободило его со своего места, он подался вверх и застыл, как будто совершил своё обычное движение.
Маттис взял двумя руками стеклянный предмет и попробовал вытащить его. Ему потребовались усилия, чтобы справиться с этой задачей. Чуть поодаль из стены появился прозрачный стол, а над ним зажёгся яркий свет, от которого путникам невольно пришлось зажмуриться.
- Эливен, помоги мне это вытащить. Похоже, что все эти предметы совсем не рассчитаны под нашу силу.
Стеклянный футляр положили на столешницу.
- Эливен, это похоже на те гнущиеся прозрачные листы, которые иногда находили в мёртвых городах. Тут их столько, что невозможно сосчитать. Друг мой, кажется - это и есть самое главное сокровище, которое только можно себе представить. Это намного важнее пищи и воды. Знания, история, опыт! Это спасение, тут должно быть всё, что знали те великаны!
Свет моргнул, ещё и ещё раз. Громкий скрежет раздался за стеной, как будто тысячи секир ударили о камень. Путники упали на пол и закрыли уши руками. Расплата за вторжение, немилость хозяев этих чертогов, неминуемая мучительная смерть, сейчас они ждали именно этого. Но гулкий звук, будто тысячекратное эхо в скалах, не позволил дожидаться расправы лёжа на полу. Маттис вскочил на ноги, одновременно подхватывая под руку замешкавшегося Эливена, и ринулся к ступеням. Дверь была открыта, как и все остальные в огромном круглом зале. Свет то угасал, то загорался сильнее, как будто помещение дышало, угасая навсегда или возрождаясь от многовековой спячки.
- Бежим туда! – тянул Эливен к коридору, из которого они пришли. – Нужно спешить к подъёмнику, другого пути нет!
Но Маттис чувствовал, что это будет ошибкой. Его внимание привлекло что-то на противоположной стороне зала. Одна из дверей вдалеке не была похожа на другие. Там что-то пульсировало тёмно-синим светом, словно сигнализируя путникам.
- Эливен, назад нет пути, ты же знаешь. Видишь тот свет? Доверься мне! – прокричал Маттис возле самого его уха. – Бежим!
Свет погас полностью, но дверь, к которой они спешили, продолжала указывать верный путь. Что-то подсказывало Маттису, что он знает этот свет. Он умирал, когда видел его, и одновременно эта синева возвращала его к жизни. Она пугала даже больше, чем яркое солнце в открытом небе. Теперь уже Эливен буквально тащил друга к этой двери, но странная тяжесть в ногах не давала Маттису двигаться вперёд.
«Те странные сновидения, почему они снова напомнили о себе? Ноги не слушаются меня, но я должен идти. Ради людей, ради матери, Эливена… Ради Синей звезды! Почему мне страшно заходить туда?»
Дверь открылась. Они вступили в круг, площадка издала звук, как будто последний выдох великана, и медленно поползла вверх. Грохот секир, разбивающих камень, понемногу стих, но сердце Маттиса колотилось всё сильнее. Единственным желанием его было остановить платформу, но он не знал, как это сделать. Он смотрел вверх, но лишь непроглядная тьма, словно бездонная яма, проглатывала его. Скорость подъёма снизилась, платформа почти не двигалась. Вверху уже показались створки, плотно сомкнутые и отражающие синеву. Механизм как будто раздумывал, что ему делать дальше. Эливен глядел вверх с надеждой, Маттис же решил закрыть глаза. Он взял друга за голову, потрепал его волосы и улыбнулся.
Звонкий скрежет над головой, словно огромные крючки цеплялись за гигантские проушины, но постоянно срывались, заставил Маттиса открыть глаза. Что-то упало ему на лицо, снова и снова. Песок, он струится из щели люка, а ужасный скрежет всё не исчезает. Наконец громкий удар разорвал все надежды, в створках образовалась узкая щель, в которую устремился песок. Его поток становился всё сильнее, он скрыл платформу, доходил до колен, поднимался выше, но сыпал и сыпал. Света больше не было.
- Эливен, карабкайся на песок, попытайся освободить ноги!
Полная темнота, гул падающего на голову песка и скрежет непонятного механизма заставили Эливена кричать, но песок тут же попал ему в рот, крик исчез в общем шуме. Ноги тонули в песке, сил их вытаскивать оставалось всё меньше. Скоро руки коснулись створок в потолке. Они вибрировали, дёргались, словно кто-то бил по ним огромными камнями. Маттис успел крикнуть Эливену, чтобы тот хватался за створку и тянул вниз, после чего и его голос растворился в песке. Их головы уже упирались в потолок, медлить было нельзя. Повиснув на одной из створок, они принялись дёргать её вниз, и она с треском поддалась. Целая лавина песка устремилась вниз, заполняя последние пустоты, уничтожая все шансы выжить. Эливен успел просунуть голову под висевшую створку, как вдруг почувствовал резкий толчок в спину. Какая-то сила выталкивала его из этой западни. Вот его ноги уже упираются в уцелевшую створку, он отталкивается ими и ползёт вверх, но не чувствует Маттиса рядом. Попытка кричать не принесла никакого результата, грудь сдавило песком. Извиваясь из последних сил Эливен полз вверх, сопротивляясь уходившему вниз песку. Выше! Выше! Маттис!
- Маттис! – первое, что прокричал Эливен, когда его голова показалась на поверхности этой гигантской песчаной воронки. Раскидывая всё вокруг, он упал на живот и отполз в сторону. Песок больше не двигался, воронка замерла. Эливен кинулся к ней и начал копать, но всё, что он откидывал, ссыпалось на прежнее место.
- Прости меня, Маттис… Прощай, брат…
Яркое солнце нещадно палило высушенную пустыню, совсем лёгкий ветерок коснулся светлых волос. Голубые глаза смотрели в небо не отрываясь, ожидая неминуемого исхода, не моргая и не плача.
Глава 10
Морак шёл медленно, останавливаясь после каждого шага и вскидывая своё уродливое лицо на каждого из воинов, выстроившихся перед входом в тронный зал. Он торжествовал, о чём говорила его довольная ухмылка. Ровный строй пикинёров оставался непоколебим, хотя в глазах воинов и читалось удивление. Этот карлик вышел от владыки своими ногами, а не со стрелой в шее, волочимый за ноги, оставляя кровавый след за собой. Когда Морак поравнялся с последним воином, то вытянул перед ним свою грязнуб руку и усмехнулся.
- Можешь называть меня Мой хозяин. Не отходи от меня ни на шаг, и я забуду мои старые обиды. А теперь скажи мне своё имя, чтобы я мог в любую секунду окликнуть тебя.
- Косс…
- Не расслышал, наклонись поближе ко мне и повтори.
Воин наклонился к самому уху карлика и затаил дыхание, чтобы не задохнуться от вони заживо гниющей плоти. Не в силах сдерживать рвотные позывы, он сморщил нос, готовясь повторить своё имя, но внезапно получил сильную затрещину.
- Косс, Мой хозяин! – выдохнул он, быстро распрямился и уставился на стену.
- Это совсем другое дело. Дай мне опереться на тебя, чтобы мы совершили один удивительно интересный обход. Ты уже знаешь, чего я хочу? Вижу, что нет. Это плохо, ты должен знать все мои желания задолго до того, как я тебе сообщу о них.
Морак уцепился рукой за локоть Косса, отогнул указательный палец этой же руки и выставил его перед собой.
- Вперёд. Я хочу проверить, как вы тут устроились, будет ли мне удобно. Хотя, не так. Покажи мне своё жильё, мне не терпится его посмотреть.
Косс не посмел возразить этому горбуну. Что за властью он оказался наделён после встречи с Хобинхором, ещё предстояло выяснить, но сейчас он не мог этого сделать, не рискнув потерять голову.
Уродливые тёмные коридоры, многократно переходящие один в другой, сменялись небольшими залами, выдолбленными в скале за многие поколения живших здесь людей. В каждом таком зале небольшое отверстие наверху давало немного света, которого хватало только на то, чтобы не раскроить себе голову. В стенах отверстия, ведущие в более мелкие пещеры – комнаты, отличались лишь занавесками, которые кое-где отсутствовали совсем. Тихие разговоры, редкие стуки какого-нибудь инструмента, плач ребёнка, иногда стон больного стекались в общий зал и делали его чуть оживлённее, чем ночью. Не было в этих звуках лишь одного – искорки жизни, которая давно уже покинула это место. Мрак сковывал движения, слабость скапливалась в теле и всё чаще желание выйти из убежища и взглянуть на небо умирало, так и не появившись.
- Сколько у вас людей? – проскрипел Морак.
- Их давно никто не считал, Мой хозяин. У нас четыре сотни воинов, многие из них служат владыке, чтобы прокормить семью. Три последних года унесли жизни пяти сотен нашего народа, особенно много смертей в эти дни. Пищи мало, вода уходит, приближаются холода.
- Жизнь бесценна, когда за неё нечем платить, - усмехнулся карлик, сплюнув под ноги. – Я устал, где твоя нора? Или ты задумал какую-то хитрость, признавайся!
Косс с трудом поднял руку и показал на одну из занавесок. Оттуда доносилось тихое детское бормотание, которому вторил ласковый женский голос.
- О, это чудесно! Проводи меня туда. Хотя, не сейчас. Этот проход, куда он ведёт? Какие нелепые украшения, кто повесил эти безделушки над входом?
- Там источник, Мой хозяин. Он почти иссяк, наши жёны так выражают ему благодарность и просят прощения.
- Какие глупые, ну пойдём, веди меня к нему, - сквозь зубы процедил карлик и впился в плечо Косса. Воин не выразил никаких эмоций, терпя этого уродца, но был рад тому, что удаляется от знакомой занавески.
Узкий проход в скале вскоре вывел к углублению в полу, края которого были выложены ровно обтёсанными камнями. На небольшой глубине блеснула вода.
- Раньше она доходила почти до края кладки, а теперь её совсем мало. Иногда вода исчезает совсем, её приходится ждать несколько дней.
Морак взял сосуд с фитилём из рук Косса и посветил вниз, но тут же вернул обратно. Последний раз он видел своё отражение, когда его кожа была здорова. Сейчас его лицо предстало перед ним в другом виде. Красные пятна на грязных щеках, потрескавшаяся кожа, ввалившиеся глаза и грязные седые волосы имели меньше шансов изуродовать это существо, чем его рот. Тонкие чёрные губы не находили себе покоя, они то складывались в непроницаемую завесу, то растягивались в огромной ухмылке, но чаще всего принимали форму трубки, словно их хозяин раздувал огонь в погасшем очаге. Его глаза при этом грозили вырваться из орбит, будто подчёркивая сильное удивление или внезапный приступ боли. Морак огляделся и заметил черпак, висевший сбоку каменной кладки. Он приказал Коссу зачерпнуть воды и подать ему.
- Хмм… удивительно чистая вода, - заявил Морак, причмокивая и бурля ей в горле. Однако, вместо того, чтобы выпить всё, он вылил содержимое себе на голову, не снимая капюшона, растёр грязь по лицу и швырнул черпак, выражая крайнее недовольство. Осколки с глухим звоном разлетелись по сторонам, Морак снова сложил губы трубкой и уставился в темноту подземелья. Из кожи на щеках струилась кровь, открылись старые засохшие раны, испуская зловоние и слабо пульсируя в полумраке.
Но что-то другое кроме привычной боли привлекло его внимание. В том углу, куда улетел черпак, что-то вздрогнуло, сорвалось и убежало в темноту многочисленных трещин и лазеек в скале. Морак вытянул палец в том направлении и затряс им с таким усердием, что мог бы выколоть воину глаз, если бы не был короче того в два раза.
- Это…т…ч…, что это, я тебя спрашиваю!
Косс старался сохранять спокойствие, хотя было заметно, что он напрягся и приготовился схватить ближайший камень.
- Грумы, Мой хозяин. Они живут в этих скалах и чувствуют себя превосходно. Им не нужен свет, чтобы передвигаться в своих норах, которых намного больше, чем у нас.
- Почему вы до сих пор не избавились от них? Как ты думаешь, что этот зверь тут делал, если не пил нашу воду?
- Они не подходят к источнику, тут хоть и неглубоко, но выбраться из колодца будет сложно. Да и нападают они очень редко, только если не нарваться на грума, ослеплённого ярким светом. С ребёнком он справится легко, но бессилен против камня, так как его голова очень мягкая.
- Чем же они питаются, если не человеческим мясом?
- Этого мы не знаем. Их кожа покрыта грубой и скользкой шерстью, глаз почти нет.
- Ничего ты не знаешь! Зато я знаю точно, что камни в их рацион не входят. Уводи меня, мне нужно отдохнуть.
Морак бесцеремонно занял лежанку Косса, доведя до ужаса его жену и дочь, когда заявил о своих привилегиях хозяина. Его грязный вид, наглые манеры и нестерпимая вонь заставили Соли, жену Косса, прижать маленькую дочурку Нут к груди и накрыться с головой грубой накидкой. Слабый свет, струящийся из трещины в потолке, разделил и так небольшую комнатку на две половины. Однако Соли казалось, что этот грязный карлик присутствует везде, даже в самом дальнем углу, где стоит старая метла. Ужасный запах был повсюду, через некоторое время он проник под накидку и начал сдавливать нос Соли. Больше терпеть она не могла, сдавшись без боя, схватив Нут, она выбежала из комнаты и уткнулась в грудь Косса, стоявшего возле входа. Беззвучные рыдания и слабые удары кулачком в плечо мужа, это всё, что она могла сделать в сложившейся ситуации.
- Потерпи, моя Соли. Мы что-нибудь придумаем. Его жизнь скоро прервётся, я видел раны на лице, они уже не затягиваются. Иди к Онури, она тебя обязательно приютит, пока её сын Пенничел в походе. Вот, возьми это.
Косс протянул небольшой мешочек, затянутый тонким ремешком, и повешал его на плечо Соли. Он долго смотрел в глаза, полные слёз, после чего притянул к себе жену, крепко обнял и поцеловал в лоб.
- Тут лепёшки, вам на первое время хватит. Не хорошо проситься на ночлег, не имея ничего в руках.
- Косс, но где ты их взял? У нас никогда такого не было, эта роскошь нам не по силам, ведь так?
- Я обменял это на свою секиру. Прежняя, сломанная когда-то, теперь в этих ножнах, об этом знаю только я. Если я не смогу защитить этого уродца, то не стану жалеть и о своей смерти, - сказал Косс, произнеся последние слова шёпотом.
Соли гладила мужа по груди, пока тот не остановил её ладонь своей. Она поняла без слов, что пора идти, сделала несколько шагов и скрылась в тёмном проходе.
На следующий день возле пещеры Косса стал собираться народ. Как это случилось, он не мог понять, но мальчишки, мужчины, даже старики стояли под лучом света, тихо переговаривались и выясняли очерёдность. Что их привело сюда, какой вестник нашептал им всем, что нужно собраться здесь в это время, он не знал. Что изменилось за те пять минут, пока он отсутствовал на своём посту, он мог только догадываться, но судя по поведению прибывающих людей, что-то произошло ещё ночью.
А произошло вот что. Мораку не было никакого дела до сна, он мог не спать по несколько дней. Его мозг был болен не меньше, чем кожа, поэтому того полубредового состояния, в котором он пребывал постоянно, хватало для отдыха, как и для зарождения немыслимых идей. Он ворочался на жёсткой лежанке, бегло перебирая губами все известные ему гримасы боли и злобы, но внезапно его рот застыл в виде трубки, а глаза принялись пугать метлу в дальнем укромном углу комнаты. Зафиксировав какую-то мысль в голове, он притаился и стал вслушиваться в звуки, доносящиеся из коридора.
Косс окликнул мальчишку, шмыгнувшего по коридору, попросил постоять несколько минут вместо него, а сам решил ненадолго отлучиться. Как только звук его шагов стих в узком коридоре, Морак вынырнул из-за занавески и притянул мальчишку к себе за шиворот, не обращая внимания на его лицо, будто тот съел сырое мясо дохлого скакуна.
- Послушай, я дам тебе совет. Ты будешь иметь много еды, воды и ирония, если станешь служить мне. Приводи мужчин, желающих изменить свою участь и не погибнуть от голода в ближайшее время. Передай им, что второго такого шанса у них не будет. Я богат, а скоро весь ироний Марса будет моим. Хобинхор умирает, скоро я буду править убежищем, всеми убежищами, моим великим царством!
Морак трясся, с трудом внимая собственным словам. Его величие, созданное в воспалённом мозгу, не позволяло так откровенно общаться с простым оборванцем, к тому же ещё и столь юным. Он отшвырнул мальчишку и быстро скрылся за занавеской. Когда Косс вернулся, паренька уже не было. Оставалось только надеяться, что карлик не заметил его короткого отсутствия.
Когда гул голосов уже не мог быть незаметным и потребовал вмешательства, Косс решил спросить у толпы, в чём причина их утреннего собрания.
- Прошёл слух о хорошем вознаграждении. Только полный дурак не будет думать о завтрашнем дне. Сказали приходить сюда, вот мы и пришли.
- Я ничего об этом не знаю, можете уходить.
- Неет, постой командовать. Ты не знаешь, так я знаю. Ты свободен пока, а там посмотрим, - заскрипел голос из-за занавески.
Косс не смог возразить, да и глаза его закрывались сами собой. Он ушёл по коридору, выбрал первую попавшуюся пустую пещеру и уснул прямо на полу. Вскоре появился Морак. Он выскользнул из комнаты, вызвав неожиданную реакцию у собравшихся. Им вдруг показалось, что за их спинами крадётся какая-то тень, не исключили даже то, что это мог быть грум, решившийся напасть сзади. Кто-то уже потянулся за камнем, но так и застыл в нелепой позе. Мальчишка говорил, что этот уродец сильно воняет, но что это карлик, он сказать забыл.
Морак ухмыльнулся, показывая пальцем на того, кто хотел схватить камень, и закивал головой.
- Вот ты, такие мне нужны. Отойди пока в сторону. Ты, ты, ты…
Он обошёл всех, глядя снизу-вверх и тыкая грязным пальцем в грудь некоторых из толпы.
- Все, на кого я указал, прошу, - он сделал жест рукой, приглашая войти в комнату. – Остальных прошу пока освободить это место. Я дам знать, если вы мне понадобитесь.
Вода уходила не только из этого источника. Из шести только лишь три позволяли утолить жажду, остальные будто испарились. В отчаянии люди копали и долбили вглубь, пытаясь найти следы ушедшей воды, но так ничего и не добились. Иногда кто-то из племени возвращался, чтобы копать глубже, но мёрзлый грунт и камни не поддавались ни заступам, ни секирам, а искателя воды уносили под вечер. Часто он уже не вставал на ноги, холодный воздух в яме сковывал дыхание и забирал из тела последние силы.
Остывало всё, пещеры, камни, русла ручьёв. Вода не могла пробиться сквозь замёрзшую поверхность, просто не успевала сделать это, поэтому замерзала в пути или уходила глубже. Кто-то пытался наскрести мёрзлых камней и песка, разогреть всё это на огне, но лишайник, дающий этот самый огонь, тоже иссяк.
Морхуны, даже то небольшое количество, что стояло в загоне, умирали один за другим. Их мясо складывали под прессы, рубили на полосы, сушили, запасали, но смысл этих действий постепенно угасал. Что стоят запасы мяса, если оно практически несъедобно без воды и васхры, урожай которой в этот раз погиб совсем. Нападения на караваны стали бессмысленными, так как торговля между общинами почти не велась. Кодбанов становилось всё меньше, пещеры пустели, но не только смерть способствовала этому. Некоторые смельчаки собирали свои скромные пожитки и уходили в ночь. Редко кто знал, куда идти, лишь единицам удавалось попасть в убежище другого племени, но их или убивали тут же, или они получали приют и в скором времени умирали от воспаления кожи и глаз. Но оставшиеся в убежище кодбанов смельчаки не могли знать о судьбе тех, кто ушёл раньше их. Они таили веру в душе, что им удалось дойти до цели и обрести счастье.
В тёмных пустующих коридорах звучало эхо, которое рождалось само собой, то ли от падения камня с потолка, то ли от пробежавшей тени одинокого грума. В такие коридоры уже никто не ходил по одному. Отбиться от одного зверя было не сложно, но всё чаще грумов замечали стаями, и они вели себя довольно смело. Иногда грумы даже не собирались убегать при виде света, а на брошенный в них камень отвечали ворчанием и тявканьем.
Грумы выходили из своих нор, расположенных ниже убежища кодбанов, но никто так и не обнаружил их лазейки. Однажды они забрались в одну из пещер и вытаскали весь запас мяса, засушенного на зиму. Женщина, муж которой был в походе, с ужасом наблюдала всё это, а несколько грумов стояли возле её лежанки и шипели, угрожая накинуться в случае отпора.
Помещения оставались холодными даже в сезон тепла. Влага, скапливающаяся на стенах и дающая жизнь корням васхры и семирды, в этот раз так и не появилась. Огонь всё больше становился роскошью, доступной лишь немногим. Те, кто считал счастьем иметь хоть какую-то одежду, уже всё решили для себя. Они будут жечь всё, что у них осталось, чтобы хоть как-то согреться.
Глава 11
Эливен хотел остаться в этом месте навсегда, на этом песке, который ничем не отличался от всего остального мрачного пейзажа. Никто другой не смог бы сказать, что это место особенное или странное. Оно не было отмечено никакой возвышенностью, даже от воронки не осталось и следа. Совершенно ровная песчаная гладь до самого горизонта, ничего не обещающая пустыня.
Эливен вспомнил мать, отца, он не знал, встретится ли с ними, когда пустыня развеет последний его выдох. Он не хотел ничего знать. Маттис умер, он должен был жить, именно он. Та фраза из пяти слов, он смог повторить её так точно, что даже прошлое подчинилось его голосу, открыв перед ним двери. Эливен не искал себе прощения, он знал, что ради его спасения Маттис сделал шаг на синий круг. Зная уже тогда, что погибнет, медлил, оттягивал момент, но сделал тот шаг. Ради него, Эливена. Маттис вытолкнул его из песчаной западни, а теперь он, Эливен, лежит на этом песке и хочет ускорить свой конец.
- Форио, гоа…гау…ду… - пытался он извлечь те звуки через нос, но так и не смог вспомнить слов. Его грудь кольнуло что-то, Эливен просунул руку под рваную рубаху, чтобы скинуть надоедливый камень, но замер. Медальон, медальон Маттиса, всё, что осталось от доброго друга. Солнце, встающее над вершиной горы, испускает лучи. Эливен закрыл глаза и снова вспомнил, как барахтался в той мутной воде под скалой, когда Маттис смог вытащить его. Он готов был отдать свою воду, не давал упасть и сгинуть, спас его ценой своей жизни, а теперь это лишь горькие воспоминания.
- У Маттиса есть мать, она ещё жива. Ради неё он пошёл сюда, а погиб ради меня. Теперь и я могу погибнуть, но ради чего? Ради собственной слабости?
Эливен спрятал медальон под рубаху, поднялся на ноги и пошёл вперёд. Направление его совсем не волновало, он знал, что не сможет дойти даже до той крохотной скалы на горизонте, так зачем же выбирать? Вскоре его босые ноги стали оставлять кровавые следы на песке и камнях, но ему это было безразлично. Он выбирал место, где сможет упасть, но каждый раз заставлял себя пройти ещё немного дальше. Вот и скала почти рядом, она не так мала, как представлялась раньше, скоро он сможет достать её рукой. Там будет то место, где он сядет и зажмёт в руке заветный медальон в последний раз.
Эливен не успел прикоснуться к скале. Всего несколько шагов отделяли его от цели, но в глазах потемнело, ноги подкосились, и он упал. Время, которое тянулось для него болезненно долго эти несколько часов, совсем остановилось. Он не знал, жив он или уже нет, день сейчас или ночь, но он не ошибался, приняв эти сияющие образы за своих родных. Это были его мать, отец, а тот, что стоит немного в стороне – Маттис. Они улыбаются, протягивают руки и зовут к себе, но Маттис совсем не рад этому. Его движения рук выражают нечто другое, как будто он держит в них что-то большое, но видимое только ему. Он легко подбрасывает это вверх, после чего проводит рукой вокруг, словно приглашая Эливена оглядеться. И вдруг вокруг стали появляться люди, их становилось всё больше и больше. Скоро их стало так много, что остались различимы только головы, они были везде, куда не посмотришь, тысячи, миллионы.
Эливену показалось странным, что Маттиса это совсем не пугает, наоборот, его лицо сияло от счастья. Он вдруг наклонился, поднял горсть песка и стал высыпать его, медленно, тонкой струйкой. Песок не падал, он застывал в воздухе, а его крупицы складывались друг с другом, образуя непроницаемый щит. Внезапно песок стал терять цвет, песчинки в щите становились прозрачнее и крупнее, превращаясь в камни, сквозь которые пробивался солнечный свет. Он больно ударил в глаза, отчего Эливену пришлось зажмуриться.
Он понимал, что это был сон, его последний сон перед тем, как тьма навсегда завладеет его телом и разумом. Но странное ощущение того, что его волокут за ноги по песку, дали усомниться в том, что это конец. В подтверждение этому он услышал голоса, раздававшиеся в какой-то другой, чужой для него реальности.
- Хатуэлл, осторожней. Стаум, возьми его за руки, иначе мы разобьём его голову раньше времени. Этот парень нужен нам живым.
Два расплывчатых тёмных пятна появились на фоне ослепительного неба. Ещё одно оказалось чуть сбоку, оно быстро приблизилось, после чего в глазах снова потемнело.
- Подержите его, ребята, я завяжу мешок на голове. Он приходит в себя, незачем ему нас видеть.
Шёл третий день, кодбаны непрерывно следили, всматривались в горизонт, но уже не рассчитывали увидеть что-то, кроме красно-жёлтой убийственной пустоты. Им удалось расширить убежище, теперь оно могло вместить даже морхуна вместе с повозкой. Пологий спуск в яму позволял заходить скакуну внутрь убежища запряжённым. Воду экономили, хотя каждый из воинов понимал, что это их последнее задание. Назад пути нет, если только…
И это произошло. Пенничел чувствовал, что ждать стоит, кто-нибудь появится, он даже знал направление, в котором нужно смотреть. Он в первый же день выкопал себе небольшую нору возле скалы, чтобы видеть пустыню по ту сторону. На третий день он заметил точку, которая медленно двигалась к скале. Пенничел ждал. Он не видел смысла бежать в том направлении, если точка сама приближалась, постепенно увеличиваясь в размерах. Однако, ко всем остальным чувствам, включая радость победы, примешивалось ещё что-то. Оно приходило иногда, особенно в последнее время, накатывало волной и снова отступало. Чувство стыда, вины, самообмана, какой-то ошибки, которую ему навязывают, заставляют совершать. Вот их цель приближается к скале. Это человек, потому что больше никто не может тут появиться. Если сложить все «за» и «против», то можно с уверенностью определить, что это один из племени плантаторов, тем более именно их тут и выслеживают. Нет никакой ошибки, как и обмана, но что-то не даёт расслабить мышцы, почему ему стыдно?
Этот скиталец идёт, но он умирает. Сколько он уже не пил? Ранен ли он? Ясно лишь одно – солнце его доканает, так почему же не пойти ему навстречу, не взять скакуна и не погрузить бедолагу в повозку? Пенничел не мог этого сделать. Эти чувства были новыми, они нападали исподтишка, ломали его. Помочь врагу? Но он никогда этого не делал. Сотни смертей знал его клинок, но спасти врага он не посмел бы.
Когда скиталец упал прямо перед убежищем Пенничела, тот вздохнул и принял это как дань его затронутому самолюбию. Это была месть за то, что в ту ночь кучке плантаторов удалось скрыться. Теперь воин мог шевелиться, его мышцы расслабились. Его сбежавшая тогда жертва сама приползла к нему, в его силах решать, жить этому оборванцу или нет.
- Заносите его в укрытие, пусть оживёт немного. Уходить будем ночью.
Пенничел развязал мешок на голове пленника и приподнял передний край. Ни одного звука не издали плотно сжатые потрескавшиеся губы. Он помнил этот голос, что приказывал убивать в ту ночь, и его люди убивали. Хозяин этого голоса проткнул секирой Фрому, его отца. Очередь за Эливеном, ждать уже недолго. Он неохотно рассуждал, куда будет входить лезвие, много ли крови осталось в теле, будет ли он кричать или сможет вытерпеть все муки молча, стиснув губы, как сейчас. Но внезапно его мысли обрели другой оттенок. Меха кожаной канистры коснулись его губ, холодная и нежная вода просилась внутрь, и Эливен не выдержал. Он пил, пил, несколько глотков чистой воды рушили его планы забыться навсегда. Мысли понеслись чуть быстрее, Маттис, мать Маттиса, медальон, люди, великаны, синий круг, песок…
- Ну что, очнулся? Хатуэлл, поправь его мешок.
Воин слегка затянул верёвку, которая держала мешок под подбородком, показал кивком головы на ноги пленника и задал командиру немой вопрос. Тот не стал долго размышлять, лишь кивнул в ответ и лёг в дальний угол. Последние сутки он не сомкнул глаз, но теперь решил дать себе волю, закрыл глаза и мгновенно уснул.
Эливен очнулся от болезненного забытья благодаря толчку в плечо.
- Эй, просыпайся, выдвигаемся.
Встать на ноги оказалось не так просто. Опереться на руки не получилось, так как они были связаны за спиной кожаным ремнём. Попытка встать на колени привела лишь к приступам боли в ногах. Показалось странным, что он ощущал свои ступни обутыми в сандалии. Его ощущения не обманули, но вместо сандалий один из воинов команды Пенничела замотал их лоскутами, оторванными от длинных одежд, взятых в поход с избытком.
Эливен понимал, что любое непослушание с его стороны приведёт к смерти, поэтому решил попробовать встать ещё раз, но снова оказался на коленях. Через мгновение его подхватили под руки и посадили в повозку.
- Тебе лучше лечь, мы накроем тебя, иначе ты замёрзнешь. Путь не близкий, береги силы.
Повозка мерно скрипела, отражая все впадины и камни на свой корпус. Морхун шёл быстро, как будто знал, что возвращается в родной загон. Знакомые звуки, доносящиеся из клюва скакуна, успокаивали и умиротворяли. Никто не разговаривал в пути, чтобы не тратить тепло, только откуда-то из темноты спереди доносилось «крха, крха, крха…». Терпеливое животное самостоятельно выбирало себе дорогу, повинуясь инстинкту. Скакун шёл туда, где он когда-то вылупился из яйца, где его перья на спине аккуратно разглаживал морхун-отец, а ласковые руки женщин щекотали под его крыльями, чтобы взять немного пуха для ниток.
Ночь ещё не отдала свою власть, как показалась знакомая воинам скала. Высокая стена, утыканная тёмными амбразурами, была будто вогнута внутрь. Если подойти ближе и приглядеться, станет понятно, что эта вогнутость стены создана искусственно. Её тесали сотнями лет, пристраивали выступы по краям, но не для того, чтобы она казалась гостеприимной гаванью для путника. Любой, кто посмеет подойти слишком близко к воротам, будь то простой торговец, разведчик или предатель, он вряд ли сможет покинуть это место, не отдав самое ценное, что у него есть. Из каждой бойницы торчало остриё стрелы, самострелы были направлены на площадь перед входом, не оставляя ни единого пятачка для спасения.
Полукруглая площадь, словно чёрная пасть чудовища в темноте, давала возможность развернуться и уйти, но у команды Пенничела была другая задача. Они не раздумывая пересекли черту, после которой стали мишенями для десятков самострелов, соединённые между собой бечёвками спусковые крючки объединялись в сложную систему натянутых шнурков, сходящихся к главному посту. Громкий голос в темноте заставил вздрогнуть не только Эливена, но и самых закалённых в боях воинов, включая командира. Малейший провал, одно неловкое движение, и бежать будет некуда. Веер из стрел пронесётся над площадью и настигнет каждого, кто оказался в этой каменной пасти.
- Стой! Дальше пути нет. С чем пожаловали? – раздалось из чёрного отверстия над воротами. Стены отразили голос и усилили, направив зловещий вопрос прямо в центр полукруглой площадки.
- Это я, Пенничел. Со мной мои люди. Окрой ворота, мы устали и замёрзли.
В воздухе прокатился еле заметный гул, похожий на тихий смех, как будто закрытые ворота вдруг ожили и по-своему восприняли слова воина.
- Ты кто угодно, но не Пенничел. Я держу руку на спусковом шнуре, у тебя ровно секунда, чтобы назваться и не повторить ошибки.
- Смотри не перепутай, шнур с пятью узлами от закладки с камнями. Твой тот, что с четырьмя!
Тишина повисла над площадью, смех улетучился также внезапно, как и начался.
- С нами тот плантатор, которого разыскивает владыка. Он ждёт нас, и я не думаю, что ты продержишься дольше, чем мы, если дёрнешь шнур.
- Но мне сказали, что вас больше нет, пустыня убила вас! Прошло столько времени.
- Открывай ворота, пока не поздно.
- Придётся подождать!
Но ждать не пришлось. Звон пластин, висящих за спиной караульного, заставил его подпрыгнуть на месте. Он уставился на шнурок с четырьмя узлами, который выпустил из рук за мгновение до этого. Если бы он продолжал его держать, то Пенничел и его команда были бы уже мертвы, да и караульному пришлось бы сложить голову. Он стоял и не шевелился, будто боялся сделать неверный шаг. Звенящие пластины – это плохой знак, сигнал «оттуда». Если шнурок начинал дёргаться и заставлял их звенеть, нужно повиноваться, идти и не надеяться на возвращение.
Другой караульный, один из отдыхающей смены, чуть не сшиб окаменевшего дежурного, этим выведя его из оцепенения.
- Пускай! Что ты медлишь! Хобинхор… он в гневе, - кричал вновь прибывший, и тут же сам кинулся к колесу, приводившему в движение лебёдку. Ворота медленно пришли в движение. Вход в скале открылся, в чёрном проходе замелькали огоньки фитилей, готовые светить в лицо каждого вошедшего. Решение принимал Пенничел, он поднял руку и хлопнул ладонью по крылу морхуна, тот дёрнул повозку и потащил её внутрь.
- Снимите с него мешок, - приказал караульный. – Таковы правила, ты сам об этом знаешь.
Командир кивнул головой, и один из воинов снял мешок. Пенничел стоял так, что Эливен не видел его лица, зато пленник был как на ладони. Светловолосый юноша, ничем не отличавшийся внешне от людей из племени кодбанов, слегка бронзовая кожа, начинающие формироваться мышцы рук и ног, всё то же. Но что-то было в этих синих глазах, в этом отрешённом взгляде, в выражении лица. Это не страх, не ужас и не безразличие, но что? Ненависть и презрение, желание убить врага? Нет, этого тоже не было.
Командир оторвал взгляд от глаз пленника. Ступни, кровавые лоскуты, но и они не смогли объяснить этого странного спокойствия, смирения, выдержки. И тут Эливен поднял глаза и спокойно посмотрел на караульного, как будто делился с ним частичкой себя, вот так, просто, ни о чём не задумываясь. Караульный отвёл взгляд, но тут же замахнулся рукой и хотел было ударить пленника по лицу за его неслыханную наглость. Второй раз за последние несколько минут он испытал шок и оцепенение. Руку перехватила могучая ладонь Пенничела, он сжал её так сильно, что лицо караульного стало коричневым, а глаза чуть не вылезли из своих орбит.
- Не советую тебе этого делать. Кто ты такой, чтобы принимать решение, когда я рядом? Ты, вероятно, заметил, что моя команда уже зашла в убежище? Этот пленный принадлежит владыке, он сам решит, что с ним будет. В отличие от тебя, потому что твою участь я могу решить прямо сейчас.
Эливен даже не вздрогнул, он лишь спокойно перевёл взгляд на Пенничела. Теперь он знал, кому принадлежит тот голос, который запомнил на всю жизнь. Командир отряда не стал скрывать своего лица, тем более после этого происшествия в этом уже не было смысла. Их глаза встретились. Нет, этого не может быть! Этот юноша слишком молод, чтобы иметь такой взгляд. Синие глаза таили в себе мудрость, как будто им было много лет. Не отрешённость, а участие, не ненависть и злобу, а любовь и доброту.
Пенничел сдавил руку караульного ещё сильнее, после чего с силой оттолкнул его в сторону.
- Идём, нас ждёт владыка. Пусть всё решится как можно скорее.
Повозка проехала ещё немного и остановилась. Дальше была лестница. Двое воинов приподняли пленника под руки и помогли спуститься вниз. Возле нижних ступеней стоял один из стражников Хобинхора, с трудом скрывая нетерпение и страх.
- Поторопитесь, он ждёт вас!
Вся процессия повернула в боковой проход и медленно двинулась в сторону тронного зала.
Глава 12
- Лия… - позвал шёпотом юноша, юркнув за угол. Через мгновение желание проверить реакцию девушки пересилило, он медленно подался влево, с трудом скрывая хитрую улыбку, хотел было снова тихо произнести имя возлюбленной, чтобы озадачить её, но это ему не удалось. Проворная как ветер длинноволосая красавица оказалась прямо перед ним, обнажив красивые жемчужные зубы в счастливой улыбке. Их взгляды встретились, Гору пришлось выйти из своего тайника и признать поражение.
- Ты никогда не умел прятаться, по крайней мере, от меня, - ласково и игриво сказала Лия, обвивая руками шею юноши.
- Я бы и не смог это сделать. Моё сердце выдаёт меня, оно всегда было на твоей стороне.
- Ты такой смешной, как это возможно?
- Сам не знаю, может быть, причина в том, что оно уже давно принадлежит тебе? – произнёс юноша, опустив глаза.
- Ты сегодня какой-то другой, грустный и… Ты никогда мне не говорил про сердце, что случилось?
Лия долго всматривалась в лицо Гора, словно пыталась запомнить каждый волосок его ресниц, как будто ища подмены.
- Как прошло распределение? Ты получил назначение?
- Да… то есть… не совсем, - замялся Гор, спрятав за спину влажные ладони. Лия тут же поймала их и взяла в свои.
- Расскажи всё, как есть. Мне можно, и если это безрадостные известия, то я перенесу их вместе с тобой.
- Назначений не было. Что-то случилось, это происходит и сейчас. Совет больше не может знать, что будет завтра, но известно лишь одно. Каждый следующий день отличается от предыдущего и исправить это почти невозможно. Мы теряем смысл, выдержку, хладнокровие, людей… Мы теряем близких.
- Гор, я боюсь, ты дрожишь, что с тобой?
- Ты мне дорога, Лия. Ты и мама. Я не хочу терять вас.
- Но почему ты несомненно должен потерять нас? Что случилось, что происходит? Какие вести так тебя огорчили?
- Лия, понимаешь, нас было двадцать четыре, среди которых двое изучали наш язык, историю его создания и развития, а им поручили искать воду.
- Вот как? Но это же так несправедливо и жестоко! – с горечью в голосе сказала Лия, сжимая ладони юноши, но вдруг её хватка ослабла, она снова посмотрела в его глаза. Неужели это горечь разлуки, которая ещё не наступила, но уже близка?
- А ты, ты-то… - девушка сглотнула слёзы. – Что тебе сказали?
Гор хотел было сгладить напряжённую ситуацию и соврать, но вдруг чей-то голос из дальнего коридора выкрикнул:
- Он предложил свою голову в защиту от варваров!
Гор не смог узнать голос, но хотел вырваться из рук Лии и выяснить это, однако, это ему не удалось. Девушка сжала его ладони, посмотрела сквозь слёзы в его лицо, после чего одёрнула руки и ударила кулачками в грудь юноши. Это случилось так неожиданно, что он забыл о своём недавнем желании разобраться с предателем в коридоре, кем бы он ни был.
Лия забежала в комнату и упала на лежанку, вздрагивая от рыданий. Гор поспешил за ней, чтобы успокоить и попытаться оправдаться, но остановился посреди комнаты. Лия была права. Он сам принял решение, не спрашивая у неё, сам вынес приговор их счастью, так имеет ли он право искать слова защиты в эту минуту?
Он с грустью оглядел комнату. Вот она, их обитель, предназначенная им двоим. Лия уже десять дней живёт тут, украшая их будущее жилище и ожидая распределение, но её пыл угас за секунду. Этот возглас в дальнем коридоре, он перечеркнул всё. Пучок света, пробивающийся из щели наверху, чуть касался нежного плеча Лии, с которого сползла её накидка. Небольшая тумба из песочного камня рядом с лежаком, на ней чаша с клубком ниток, распущенных наполовину и сбитых в мягкое пушистое облачко. Под ним едва видны два белых пятнышка – это скорлупка яиц морхунов слегка оголилась и показалась из-под мягкого укрытия. Такая идеальная форма может быть только у яиц. Мягкий свет оседал на их стенках, ласкал их теплом, терпеливо ждал. Этот свет не имел злых намерений, как будто знал, что скорлупа надёжно хранит маленьких птенцов, пока не вылупившихся из неё.
Советник Умарс слегка отодвинул портьеру, но остался незамеченным. Он знал, кто выкрикнул те отвратительные слова в дальнем коридоре, поэтому его путь в этот проход был предопределён. Он мог расставить всё по своим местам, поэтому спешил. Когда он увидел Гора, в растерянности стоявшего под лучами света, то решил немного подождать, прежде чем заявлять о себе. И он не ошибся, словно всё перед его глазами напомнило особую тактику боя. Сильный становится слабым, поэтому неминуем диалог противников. Умарсу не нравилось такое сравнение, но, увы, ничего другого его разум не мог предложить в этот момент.
Лия вдруг расслабилась, будто ею завладел сон, но внезапно повернулась к Гору и слабо улыбнулась. Юноша не сразу понял, что на него смотрят, завороженный яйцами морхуна, выглядывающими из-под ниток. Советник Умарс быстро одёрнул портьеру и притаился.
- Нравится? Они такие прекрасные. Это подарок, ты даже не поверишь, от кого. Советник Сокура сам принёс их. Морхуны не несут яйца уже сто дней, но случилось чудо – сразу два, и оба они тут сейчас. В это трудно поверить!
- Но как же, ведь это собственность всей общины, откуда такое счастье, и что нам с ними теперь делать?
Лия хихикнула, соскочила с лежака и вновь обвила шею растерявшегося юноши.
- Глупенький, ну как ты не поймёшь? Нам доверили их, чтобы именно мы приняли на свет этих птенцов. Это такая ответственность, я так рада!
Лия прыгала на месте, пытаясь вызвать улыбку у Гора, но юный воин имел свою точку зрения, которую решил пока оставить при себе. Он не сомневался, что Лия знает толк в общении с животными и разбирается в растениях, но выбор пал именно на эту комнату не только поэтому. Луч света, пробивающийся через верхнюю щель, был только здесь устойчивым в течение целого дня, а не скользящим, как в других комнатах. Советник умолчал об этом, чтобы не обидеть девушку, вверяя в её руки такой ценный груз.
Обида прошла и забылась, Умарс решил нарушить тишину этого благополучия и приоткрыл завесу. Лия мгновенно удалилась в дальний затенённый угол, прекрасно понимая, что столь высокопоставленный гость пожаловал с серьёзным делом, и явно не к ней. Гор склонил голову в знак уважения к своему учителю и покровителю, но Умарс вдруг затронулся за его подбородок и приподнял голову.
- Я не ошибся в тебе, сынок. Ещё тогда, когда ты совсем маленьким попал ко мне на обучение, разбивал руки и ноги в кровь, но стоял на своём, я увидел в тебе этот стержень. Он становился всё прочнее, закалялся вместе с твоей волей. Теперь ты показал его всем, многие пойдут за тобой. Итак, Гор, нам пора приступать к делу, времени в обрез. Я буду ждать тебя на тренировочной площадке.
Советник Умарс ушёл, в комнате повисла тишина. Лия тихонько вышла на свет и взяла Гора за руку, не сводя глаз с серьёзного лица юноши.
- Я пойду с тобой, можно? Если нам грозит беда, то я хочу быть рядом.
- Нет, Лия. Беда ещё не пришла, к тому же, твоё задание намного важнее моего. Мне же предстоит обучить всех желающих основам стрельбы и боя. Так, почти игра, не требующая усилий.
Советник Умарс времени зря не терял. Пользуясь особенным почётом и заслуженным уважением в общине, он лёгким жестом руки звал за собой всех, кто попадался ему на пути, и те шли за ним. Когда, наконец, на площадку прибежал Гор, он с удивлением обнаружил около двух десятков человек, сидящих полукругом на земляном полу и глядящих на короткостриженого седого воина. Как только Умарс заметил Гора, то отступил на один шаг, уступив ему место. Юноша не заставил никого ждать, сразу обрисовав суть.
- Я рад, что вы пришли сюда, теперь нас больше. Вы наверняка слышали про планы наших врагов, хотя, все и так понимают, что этого нападения не избежать.
Гор рассказал собравшимся людям о том, что ждёт их племя, если всем не объединиться. Прошло совсем мало времени с его довольно смелого выступления на Совете, где он сгорал от страха и стыда, стараясь сохранять равновесие и не упасть. Теперь же его взгляд был строг, тело оставалось послушным и устойчивым, а речь была чёткой и непринуждённой. Умарс смотрел на собравшихся и понимал, что рядом с ним стоит тот человек, которому верят, за которым пойдут.
- Друзья мои, - продолжал юный воин, - мы все вынуждены вступить в этот бой, принять на себя первый натиск. Но не только с оружием в руках я вас вижу в этой схватке. Помощь здесь, в глубоких пещерах не менее важна. Я прошу всех, кто обладает знаниями и мастерством изготовления оружия, поднять руку.
Подняли руки три ремесленника, которые были и так всем знакомы, но юноша ждал именно этого. Он слегка склонил голову в их сторону в знак уважения, после чего продолжил речь.
- Оружия понадобится много. Тот металл, который мы иногда находим в засыпанных городах, уже израсходован, но у нас есть немного секир и ножей. Зато для арбалетов и стрел у нас есть кое-что, так засыпем врага стрелами!
Гор отвлёкся на шум, раздававшийся за спиной, он повернул голову и не смог справиться с эмоциями, растянув рот в улыбке. В коридоре почти до самого поворота толпилась ребятня вперемежку с женщинами, мужчинами, калеками и стариками. Те, кто помладше и пониже ростом, пытались разглядеть что-то перед собой, подпрыгивая и стоя на носочках, а старожилы сдерживали их натиск, стоя в первых рядах и соблюдая полную серьёзность. Гор не посмел никого задерживать, только подал знак рукой, волна людей захлестнула площадку и заполнила всё её пространство. Умарс уже понял, что юноша справится с задачей и без его помощи, поэтому вышел в коридор и прибавил шаг. Было ещё кое-что, не менее важное, чем подготовка к обороне, и это не стоило откладывать в долгий ящик.
Длинный коридор, несколько поворотов, пара стражников возле входа в помещение, имеющее особый статус в убежище. Стражники пропустили советника без слов, расступившись в стороны и предоставив ему проход. Они не могли поступить иначе, встретив своего командира, который их и поставил на этот пост.
Человек в капюшоне сидел спиной к входу и что-то зарисовывал в огромной книге с толстыми розовыми листами. Умарс покорно ждал, пока длинное и красивое перо, зажатое в пухлой руке, не закончит рисовать пушистым хвостом в воздухе странные фигуры и не ляжет между страниц. Советник Красс знал, что за ним наблюдают, он не только узнал посетителя, но и догадался о теме предстоящего разговора.
- А, советник Умарс, добро пожаловать. Я ждал вас, прошу.
Круглолицый хозяин некогда огромных запасов провизии и других вещей, показал на красивое кресло, сплетённое из тонких волокон, искусно уложенных и склеенных между собой. Воин осторожно опустился в него, затаив дыхание, опасаясь сломать эту редкую красивейшую вещь.
- Я всё время забываю о ваших способностях, Красс, проникать в мысли…
- О небольших способностях, прошу заметить. Это даже, скорее, не чтение мыслей, а наблюдение за тем, что эти мысли способны сделать с вашим лицом. Мда, это очень помогает мне в моём ремесле. Ах, сколько лжецов пыталось меня обмануть, вы даже не представляете, но только большая ответственность, возложенная на меня правителем и людьми этого… Кхм, простите, я случайно заметил в вашем лице отблеск нетерпения, что ж…
- Нет, это совсем не так, хотя, опять же, что скрывать. То, с чем я пожаловал, не может ждать. Ваши способности, как и мои, и их, они могут больше не понадобиться.
- Вот как? Что это означает?
- Количество воинов у кодбанов намного больше, чем у нас. Прошу заметить, что это воины, хорошо вооружённые и обученные, закалённые в бою и в пустыне. Даже перебежка от их пещеры до нашей не сможет утомить их. Мы обречены, несмотря на все наши усилия. Но есть некоторая надежда, и это в ваших руках, советник Красс.
- В моих? Это странно, очень странно… но у меня почти ничего нет, полки опустели, даже мясо почти иссякло, не говоря уже о семирде, которую уже забыли, как собирать.
- Нет, о другом я пришёл просить. Ваши клиенты, связи, наверняка с несколькими ближайшими племенами вы поддерживаете отношения в плане торговли, чтобы сохранить репутацию. Многие из них не подвержены набегам кодбанов лишь потому, что находятся на большом удалении от них. Но если мы проиграем в этой войне, то и их племена ждёт наша участь. Мы потеряем жизнь, а кодбаны займут наше убежище, но наступит момент, когда они опустошат его полностью и двинутся дальше.
- Вы предлагаете отправиться в путь прежде, чем к ним двинется…
- Я никогда не спорил с вашей проницательностью, советник. Нужно разослать к ним людей, рассказать о надвигающейся беде и просить их о помощи.
- Но торговля почти встала, у всех одна беда. Сомневаюсь, что кто-то пойдёт воевать, заранее зная исход битвы. Нынешнее поколение не способно заглянуть в будущее, они живут вчерашним днём, вспоминая о нём и плача. Все ближайшие племена немногочисленны и бедны, но… я понимаю вас, Умарс. Мы попробуем это сделать. Хотя бы потому, что мы выполним свой долг по отношению к этим людям, предупредив их.
- Я знал, что вы примете такое решение.
Умарс осторожно поднялся с кресла, стараясь не трогать его подлокотники. Оно качнулось несколько раз на своих ножках-дугах и успокоилось. Советник взглянул на него ещё раз. Что-то подсказывало ему, что это кресло он ещё увидит, но сидеть в нём ему уже не представится.
Тренировочный зал заполнялся, люди несли всё, что считали способным стать оружием в их руках. Это были острые камни, заточенные кости морхунов, даже перья, которыми когда-то выводили символы и рисунки на жёсткой розовой бумаге. Но самыми ценными вещами всё же были секиры, ножи, стрелы и арбалеты. Гор показал место, куда складывать всё это, и вскоре в углу пещеры образовалась вполне приличная куча, поблескивающая в слабых лучах света.
- Совсем неплохо, всё это пригодится. А теперь прошу выйти вперёд тех, кто имеет ещё силы в руках, чтобы держать секиру.
Несколько человек подались вперёд. Гор прошёл к ним, внимательно посмотрел на руки и плечи. Один из добровольцев выглядел совсем старым, но упорно выдержал на себе взгляд юноши.
- Ты, сынок, не смотри, что борода до пояса. Есть ещё силёнки в руках. Да и где ж мне сидеть-то, когда дети мои воевать собрались.
Гор и не собирался ничего доказывать старику, лишь для всеобщего одобрения потрогал его плечо и кивнул толпе. Вскоре секиры были розданы, несколько ножей достались женщинам и детям.
- Итак, оружие в ваших руках, но это не всё. Эти камни, наконечники, всё пригодится. Скоро будет темно, но именно это время нам нужно. Все эти камни, несите их наверх, к бойницам, к нише над входом. Потребуется больше камней. Ещё до восхода солнца несите всё, что можно кидать сверху.
Когда небо стало тёмно-синим, несколько скакунов со своими всадниками покинули убежище плантаторов. Пути их расходились в разные стороны, но каждый из них надеялся, что когда-нибудь вернётся. Торговые агенты, совсем неуверенно державшиеся в седле, были единственными в общине, кто мог донести до правителей других племён просьбу о помощи.
Гор плёлся по длинному коридору, с трудом поднимая ноги. Тусклого света фитиля было недостаточно, каждый выступ на стене или в полу грозил оставить на теле юноши ссадину или шишку, но он прекрасно знал тут каждый камень. Эта дорога ведёт в пещеру, где он был рождён, прожил всю свою короткую жизнь. Откинув занавеску, он сделал два шага, нащупал рукой лежак, застеленный мягким матрасом из пуха и сухой травы, набитым добрыми материнскими руками.
- С возвращением, мой Гори…
- Спасибо, мама, спокойной ночи.
Сон окутал его своим сладким туманом, не успел он сомкнуть глаз. Полный событий день лишил его возможности думать, но мысли всё равно пришли. Это был уже сон, потому что птенцы не могли так рано вылупиться и подрасти. Прекрасная длинноволосая Лия в лучах солнца стоит и улыбается ему, своему избранному, а на голове у неё странный венок из непонятных чудесных растений. Гор пытается крикнуть своей возлюбленной, что пора прятаться от лучей, но девушка лишь смеётся. Юноша пытается схватить её за руку и утащить в тень, но не может. Но Лия легко двигается, подходит к нему и протягивает руку. Он чувствует её на своём лбу, но не может ничего сделать.
- Любимый мой…
Словно ударом в живот эти слова сковали его дыхание. Он открыл глаза, но ничего, кроме темноты, так и не увидел. Его щека касалась чего-то ласкового, шелковистого. Что-то тёплое и нежное коснулось его щеки. Губы, но этого просто не может быть.
- Милый мой…
Нежная ладонь сползла с его лба, пробежала по груди и продолжила опускаться всё ниже и ниже…
- Лия, но как ты тут?..
- Тише, ничего не бойся, мы одни.
Снова сладкий туман окутал его мысли, но это был не сон. Тяжёлый день объявил о своей награде, которая никогда не снилась ни ему, ни этой нежной девушке, тихо прильнувшей к сильному, но уставшему телу своего воина.
Глава 13
Небольшая задержка возле входа в тронный зал была больше рутинной и стандартной, чем церемониальной. На этот раз Пенничелу пришлось снять с себя пояс с ножнами и сложить всё это у ног стражников. Было ли это признаком недоверия к нему со стороны владыки, он не знал, но его не ждали живым, вот что настораживало. Эливен спокойно наблюдал за происходящим, не проявляя волнения. Его руки так и оставались связанными за спиной, но ступням удалось унять пульсирующую боль, стоя на мягком красном ковре перед входом. Зловещий звон пластин под потолком напомнил всем, что всё не заканчивается на этом красном ковре, а только начинается. Пенничел слегка подтолкнул пленника в спину, держа руки в постоянной готовности подхватить раненого.
Полоса розового утреннего света, будто извивающаяся вуаль, спускалась сверху, закрывая каменный трон от посторонних глаз. Полумрак и тишина пригибали головы входящих, заставляя их смотреть только в пол. Хатуэлл и Стаум, следовавшие за Пенничелом, не смели поднять глаз, но на Эливена эта гнетущая атмосфера зала не возымела никакого действия. Он не опустил голову, вместо этого он внимательно посмотрел на полосу пробивающегося света, будто пытаясь проникнуть сквозь неё. Пенничел заметил это и поспешил исправить ошибку пленника толчком в его затылок.
Эливен решил сделать так, как ему указали, внезапно почувствовав, что голова слегка закружилась. Лёгкий толчок надзирателя не мог привести к головокружению, но он всё равно ощущал его, как если бы чья-то рука проникла внутрь головы. Свет, льющийся с потолка, стал невыносимо давить на глаза, неужели боль в ногах способна на такое? Эливен пытался остановить мысли, но они сами собой всплывали, будоража память. Голод и раны могли привести к такому, но какое-то сомнение не давало согласиться с этим. Кто-то проник в его голову, пытаясь извлечь воспоминания!
Эливен снова поднял голову и посмотрел на свет. В мыслях проносились комнаты, коридоры, двери, золотые саркофаги, снова двери, комнаты, каменный гигант… Он попытался помешать этому бесцеремонному вторжению, но остановить бешеный поток воспоминаний удалось только другой картиной. Зелёная волна густой травы, пасущиеся на ней чудные животные и солнце, такое тёплое и нежное…
- Ну всё! Хватит!
Этот истошный вопль раздался из-за световой преграды, прокатился по каменному залу и застрял в ушах конвоя.
- Давно я не видел такой наглости от всякого сброда.
Мгновение тишины, Пенничел не вытерпел и взглянул исподлобья на то место, где стоял пленник. Да, это оно, то самое место, где падают замертво, не успев даже опомниться и узнать свою вину. Пелена света не позволяла рассмотреть остриё, направленное прямо в голову стоявшему на этом пятачке. Иногда это слишком нравилось разгневавшемуся старцу. Кровь не успевала высыхать, её просто засыпали сухим песком, чтобы поставить сюда следующего низшего, недостойного этого зала, как и внимания владыки.
Хобинхор молчал. Мгновенный порыв ярости выдал его намерения, и теперь он переходил к другой тактике, более длительной, требующей тщательного расчёта. В яркой вуали вдруг показалась чёрная брешь, из неё стал выплывать капюшон, низко надвинутый на лицо, а потом и вся мрачная фигура разорвала преграду между пленником и стариком.
Эливен только слышал про этого жестокого человека, правящего убийцами и грабителями, но никогда не видел. Сейчас же ему выпала возможность увидеть самому, насколько он страшен. Медленно приближаясь, он сливался с собственной тенью и казался настолько огромным, что было сложно определить, где его ноги. Длинная чёрная мантия всё ещё скрывалась за полосой света, будто сама являлась отражением тени на полу, тянущейся к пленнику. Под капюшоном был только мрак, Эливену даже показалось, что под балахоном нет ничего, никакого тела, но длинные костлявые пальцы, торчащие из рукавов, говорили обратное. Чудовище в чёрном одеянии, возвышающееся над ним, приблизилось так близко, что стал слышен хрип и свист тяжёлого дыхания, исходящего из темноты под капюшоном.
- Что, ты в растерянности? Ожидал чего-то другого, Эливен?
Пленник вздрогнул, но не от страха. Волна постороннего вмешательства снова прокатилась по телу. Откуда он знает его имя? Он никому из этих людей не называл своего имени, неужели это чудовище может проникать в его голову?
Хобинхор выдохся. Хрип и шипение всё сильнее раздавались из тёмного треугольника, но он успел почуять смятение юноши. Да, его щит поддаётся, но нужно время. Оставить ему жизнь и найти подход. Пойти на хитрость, составить план… «Морак…, ты знаешь, как это сделать, но нужно быть осторожным с этим грязным карликом», - думал старик. «Пытать его бесполезно, сама жизнь не прельщает его. Он умрёт без сожаления, это видно в этом взгляде, в его наглых синих глазах!»
Хобинхор поднял голову, чтобы ещё раз посмотреть на пленника. Красные глаза сверкнули в темноте и погасли. Мальчишка что-то знает, и это «что-то» сделало его таким, сомнений быть не может. Беззубый рот скривился в жестокой улыбке, которую никто не увидел.
- Увести его, спрятать! Скрыть, замуровать! Глаз не спускать! А ты..., - старик вскинул руку в сторону Пенничела, - проследишь за тем, чтобы он не сдох раньше времени! Теперь ты с ним – как единое. Если умрёт он – умрёшь и ты.
Костлявая рука опустилась, старик повернулся к свету и зашёл за невесомую преграду. Попытки забраться в мысли пленника совсем лишили его сил. Он с трудом добрался до ступеней, ведущих к трону, но не смог ступить на них. Медленно оседая на собственную мантию, он прохрипел еле слышно.
- Оставьте это место…
Пенничел слегка прикоснулся к плечу Эливена, дав ему понять, что пора сойти с того места, где он стоит. Если стрела не вонзилась в его голову в первое мгновение, то нельзя быть уверенным, что это не случится теперь. Но песок под ногами пленника всё же окрасился в красный цвет. Глубокие порезы на ступнях снова кровоточили, а тряпки на них стали неподъёмными путами, облепленными песком. Командир подал глазами знак, и два воина тут же подхватили раненого под руки и вывели наружу.
Пенничел напрягал свой ум, пока они шли по извилистым коридорам подземелья, но так и не понял смысл всего, что произошло в тронном зале. Владыка ждал этого пленного, как глотка чистого воздуха, но когда он его получил, то не задал ему ни одного вопроса. Это очень странно, ведь если необходимость в этом парне отпала, то почему он не последовал своим обычным кровожадным традициям и не убил его? Зачем ему держать пленника при себе дальше, да ещё и прятать? Замуровать в пещере, но сохранить жизнь. На что это похоже? На безумие старца, на бред от бессилия или… Этот мальчишка не опустил глаза даже перед страхом мгновенной смерти, это просто невозможно!
Долгий путь в тёмных каменных коридорах закончился. Несколько заброшенных углублений, некогда жилищ самых бедных из племени, зияли в стенах. Жители этого забытого всеми тупикового коридора умерли уже давно, с тех пор это место испытало несколько предназначений. Из обычного отхожего места оно становилось тюрьмой для предателей или буйных, а ещё позже в этом тупике сваливали мертвецов, убитых в бою или погибших от лучей солнца. Когда родился Пенничел, в этом месте не осталось даже скелетов, но страшные истории так будоражили юные умы, что вылазка с друзьями в этот тупик считалась бредовым, но очень геройским поступком. Несмотря на древность всех этих историй, кое-что из прошлого здесь всё же осталось. Куча камней, которыми заваливали проходы в эти норы, так и лежали тут.
- Сюда! – скомандовал воин. Пленник молча наклонил голову и вошёл в углубление. Надзиратели тут же принялись за работу. Они закладывали проход, поднимая вдвоём огромные глыбы, а поверх них сваливали камни помельче. Совсем крохотное отверстие осталось в самом верху этого завала, Хатуэлл поднял камень, собираясь заложить проход полностью, но Пенничел остановил его.
- Достаточно, это будет лишним. Дайте ему воды и еды.
Хатуэлл положил камень на пол, отвязал фляжку с водой от пояса и протянул командиру. Стаум уже держал в руках полоску сушёного мяса.
- Вы выполнили своё обещание, друзья. Теперь идите к себе и отдохните. Всё кончилось, но что-то подсказывает мне, что я ошибаюсь.
- Командир, только дай знак, и мы прибудем!
Пенничел остался один. Тусклый свет фитиля вызывал трепет теней на чёрных стенах коридора. Десять смельчаков когда-то отправились сюда в поисках черепов, о которых слышали из старых историй, но так ничего и не нашли. Кости покойников уже превратились в пыль, но странные шуршания и вздохи остались тут навсегда. Десять мальчишек просидели в этом месте целый день, чтобы доказать, что они не трусы, но вечером они бежали отсюда со всех ног, перепуганные, но счастливые.
Он потрогал шрам на ладони, который часто придавал ему силы и отгонял страх. Несколько дней он просидел взаперти, когда показал кровоточащую ладонь, которая никак не зарастала. Чрезмерное усердие управляло тогда грязным ножом в его руках, слишком глубокий порез мог стать смертельным, но всё обошлось.
- Эй, парень… Эливен…, - тихо прозвучало в темноте и затерялось в пустых норах – глазницах. Пленник молчал. Пенничел уселся поудобней и принялся ждать, борясь со сном и ознобом, сковавшим тело. Он знал, что гордость не позволит мальчишке открыть рот, даже если он умирает с голоду.
- Ты и вправду что-то знаешь? Нет, ты мне можешь не отвечать. Просто, старик… он никогда бы не пошёл на это. Ты нужен ему, значит в тебе есть что-то.
Эливен сидел в каменной выемке в стене и терпел пульсирующую боль в ступнях, сжав зубы. Снова этот голос убийцы, почему он рядом? Зачем он преследует его? Если это кара, нависшая над ним и его отцом, то почему она не обрушила свой гнев до конца, сразу и полностью? Это лицо с печатью тьмы, оно ужасно, даже груда камней не в силах скрыть намерения этого палача – завершить начатое и прикончить его.
- Вот, возьми воду и мясо, тебе нужно подкрепиться.
Эливен смотрел на каменную перегородку и пытался представить лицо убийцы, сопоставить его голос с чёрным знаком на нём, но не смог. Яростные глаза и клыки с капающей с них кровью никак не умещались в воображаемой картине, вместо этого фляжка с водой свесилась через отверстие в камнях. Тот, кто держал её по ту сторону, оказался достаточно терпелив, молча ожидая реакции пленного.
«Кровавый убийца, протягивающий жертве воду, чтобы тот не умер раньше срока?» - истязал себя мыслями Эливен, пытаясь тем самым приглушить боль в ногах. Холодный камень, на котором он приютился, не внушал ему никакого понятного и безболезненного исхода последних событий, но надежда на сон или хотя бы только забытье вдруг вернулась. Так можно перетерпеть боль, а если повезёт, то и забыть об этом кошмаре.
Эливен дотянулся до фляжки и вытянул её на себя вместе со шнурком. В следующее мгновение он почувствовал, как на голову что-то упало и отскочило на пол. Пошарив в темноте, он нащупал полоску сушёного мяса, пропитанного соусом васхры.
Немного подкрепившись, Эливен положил оставшееся мясо в дальний угол, но сладковатый терпкий запах так и остался висеть в темноте. Уставшее тело вскоре приняло должное, сон овладел им, но ужасы последних дней заставляли его вздрагивать. Эливен просыпался, открывал глаза и долго сидел в темноте, не в силах понять, где он находится и жив ли он. Только увидев высоко над наваленными камнями тусклый свет, он понимал наконец, что этот кошмар ещё не закончился. Но ко всему этому добавился ещё один.
Эливен понял, что вздрагивал и просыпался от того, что во сне слышал шуршание, как будто где-то далеко работают заступом. Но решив, что это только кошмарные сны, он снова проваливался в забытье. Через какое-то время шуршание повторялось. Кто-то скрёб стену, вернее, землю рядом с ней, словно пытаясь вырваться из-под могильного камня наружу.
Проспав в полубреде несколько часов, Эливен открыл глаза и уставился в привычную темноту, среди которой затерялся тусклый свет, проникающий с другой стороны каменной преграды. Ступни почти не напоминали о себе, но Эливен решил пока не трогать присохшие тряпки, чтобы не вызвать новое кровотечение. Приняв решение доесть оставшееся мясо, он наклонился и вытянул руку, но ничего не обнаружил. Ощупав пол вокруг себя, он понял, что мог сам его съесть в сонном бреду, поэтому прекратил поиски. Допив свою воду, он принялся ждать, подтянув колени к подбородку, пытаясь хоть немного согреться.
Пенничел спал, прислонившись к стене. Прикинув, что убежать пленник не сможет, не создав шума, он подложил немного жира в лампу и закрыл глаза. Усталость подорвала его врождённое чутьё, он не услышал приближающихся шагов в проходе и присутствие постороннего, пока не почувствовал чьё-то прикосновение к рукаву своего балахона. Он тут же подскочил и выхватил из ножен секиру, но вовремя остановился, чуть не убив одного из стражников Хобинхора. Всё ещё крепко сжимая рукоять оружия, он начал приходить в себя.
- Ты… Косс? Я мог убить тебя в темноте, да и… как ты здесь оказался?
Стражник только теперь осмелился выдохнуть, понимая свою ошибку.
- Прости, Пенничел, что так неудачно выбрал место и время для встречи. Это Стаум подсказал, где тебя найти. Я уже слышал про пленника-плантатора.
- Косс, я тебя знаю много лет, но поверь, я не сказал тебе об этом только потому, что не было времени. Я даже своей матери не видел, потому что не довелось.
Стражник закрыл глаза и замотал головой, чтобы убедить воина в его ошибке.
- Дело совсем не в этом, пленник меня сейчас беспокоит меньше всего. Есть другие проблемы, о которых ты должен знать.
- Проблемы? Что-то с Нут? С Соли? Или…
- Нет, послушай, с ними всё в порядке. По крайней мере, они живы и здоровы.
- Но тогда что тебя беспокоит?
Косс подошёл ближе к фитилю и испуганно огляделся. Чёрные дыры в стенах, бывшие когда-то очень давно жилищами бедняков, бросали в дрожь. Хотя он был и не из слабаков, но струйка пота, пробившая себе дорогу на лбу, вызвала у Пенничела беспокойство.
- Мы уже давно не одни в нашем логове, - почти шёпотом произнёс стражник. – Грумы больше не скрываются при нашем появлении, они воруют нашу еду, но это не всё.
Косс сглотнул комок в горле и продолжил.
- Это случилось впервые этой ночью. Грумы, они…они…
- Ну что, говори же!
- Они украли ребёнка и утащили его в какую-то нору. Их было около десяти, они пролетели по коридорам, словно ветер, и скрылись в проходе ко второму источнику.
- Ты же там живёшь? – словно надеясь на положительный исход дела спросил Пенничел, но растерянно мечущиеся глаза стражника ответили сами.
- Нет, уже нет. Соли и Нут, я их отправил к твоей матери ещё вчера. Проклятый горбун занял наше жилище возле источника. У него есть власть, он имеет какое-то влияние на владыку. Я не посмел перечить этому карлику.
- Но, Косс, ты проверил то место? Ты пробовал искать того ребёнка, тайную нору, какие-то следы?
- Я слишком поздно узнал об этом, к тому же, есть другая проблема. Этот карлик, Морак, он поставил перед входом к источнику своих людей. Доступ к воде теперь ограничен.
- Своих людей? Что ты говоришь?
- Он нанял добровольцев, заплатил им, и теперь они служат ему не щадя жизни. Пятьдесят человек получили по одному иронию, это просто невероятно. Теперь они ждут любого приказа, даже самого нелепого и беспощадного. Возле источника всегда дежурят несколько человек, а за воду теперь приходится расплачиваться.
- Вот как? И сколько же теперь стоит вода?
- Люди вынуждены нести всё, что у них есть. Кто-то расплачивается едой, у некоторых был припрятан нож или связка фитилей. Но есть и такие, кто снимает с себя последнюю рубаху.
- Должен же быть какой-то выход!
- Да, он есть, но польза от него только тёмная. Воду дают бесплатно, но при одном условии. Пить воду можно, как и раньше, но, когда придёт время, Морак напомнит им о своей щедрости.
Глава 14
Плантаторы страдали от набегов кодбанов во все века, поэтому убежище со временем приобрело достаточно воинственный вид. Главный вход располагался на высоте десяти локтей над пустыней, а подняться к нему можно было по широким каменным ступеням. Огромные глыбы, обтёсанные кем-то из прежних поселенцев, живших здесь давным-давно, стали ровными и гладкими от подошв сандалий. Долгими веками камни полировались, да так, что их верхняя сторона приобрела форму корыта. Однажды кто-то из предыдущих правителей распорядился взять и перевернуть ступени. Понадобилось десять работяг, чтобы сдвинуть их с места, они возились целый день, но смогли перевернуть только одну ступень, самую верхнюю. Так эта лестница и осталась стоять с одной ровной ступенью.
Когда-то люди были сильнее и выше, но время шло, люди рождались всё слабее. Это понимали все, кто жил на Марсе, и не только в убежище плантаторов. Через несколько поколений никто уже не пытался сдвинуть ступени с места, но подниматься и спускаться по ним становилось просто невозможно. Особенно тяжело приходилось при погрузке или разгрузке телег. Только морхуны не ощущали трудностей с подъёмом. Своими мощными ногами они легко запрыгивали по ступеням, неся на своей спине наездника.
Со временем появилось ещё два входа в убежище. Они были ниже главного входа, даже ниже поверхности песка. Две траншеи, постепенно углубляясь, вели к огромным отверстиям в скале. Одно из них было закрыто камнем из песчаника и не использовался. Камень этот был привален к нему изнутри, подпёрт ещё несколькими глыбами, так что сдвинуть его снаружи не представлялось возможным. Второй вход постепенно стал основным, поэтому про древние ворота вскоре совсем забыли и заложили его камнями.
Траншеи шли параллельно друг другу и не раз спасали плантаторов от внезапного нападения. Первый ров шёл направо, огибал подход ко второму рву и упирался в проход, запертый камнем. Когда враг начинал понимать, что выбрал ошибочный путь, его закидывали обломками или протыкали стрелами, выпущенными из арбалетов. Но кодбаны были хитры, вскоре они знали расположение входов, поэтому бежали вдоль первой траншеи, не спускаясь в неё, а после заворачивали во вторую и бежали по ней налево, ко второму входу. Почти всегда такие набеги заканчивались поражением кодбанов, лишь изредка им удавалось проникнуть внутрь под покровом ночи. Перебежчики, предатели, шпионы подкупали стражников или просто отвлекали их. Мелкие отряды грабили первых попавшихся плантаторов, но этим всё и заканчивалось. Тут же раздавался тревожный крик, проносился по длинным коридорам, переходил в ответный, и вот уже вооружённый отряд спешил, разделившись на две части, по тоннелям. Одна часть воинов, как и положено, спешила подкреплением к тронному залу на защиту своего повелителя, а другая – ко входу в убежище. Редко кто успевал скрыться, потому что даже нескольких стрелков хватало, чтобы их острые стрелы настигли грабителей. Древний вход, заложенный камнями, только снаружи не имел видимых отверстий. На самом деле несколько бойниц для арбалетчиков скрывались в этой старой кладке.
Умарс понимал злость юного Гора, он и сам знал, что такое горячая кровь. Но всё-таки он сознавал, что в каждой крепости можно отыскать слабые места. Много нападений пережил он на своём веку, много хитрости и изобретательности повидал он со стороны врагов. Однажды сразу несколько десятков кодбанов ворвались в подземелье и погубили всю дежурившую стражу и ещё много людей. Умарс долго корил себя потом за то, что не предвидел такого простейшего способа спрятаться от стрел арбалетчиков, которым воспользовались враги. Несколько хорошо смазанных телег неслышно приблизились к убежищу, ведомые кодбанами вручную, без помощи скакунов. Морхуны часто кашляют в ночи, это их способ обращения к человеку. Но если морхунов сразу несколько, то они могут кашлять без остановки, что несомненно их выдало бы. Варвары оставили скакунов на некотором расстоянии, сами впряглись в телеги и притащили их к пещере. Там они залезли под них и проехали по второму рву до самых ворот.
Умарс тогда был совсем молодым воином, но он чётко выполнял свои обязанности. Обучение стрелков, оттачивание стрельбы в темноте, искусство ближнего боя – вот его основная задача. Но он не мог себе простить после той ночи, что никто из стражников не запер накрепко ворота. Тогда это не входило в обязанности Умарса, да к тому же у стражи были другие командиры, но как же больно ему тогда было из-за чужой оплошности. Много крови пролилось в ту ночь, была убита вся стража, стоявшая на посту, а также женщины и дети, которые привлекли внимание убийц своими испуганными криками.
Кодбаны смогли скрыться, но они забрали с собой нескольких женщин, привязали их на повозках и убрались по рву тем же путём, каким пришли. Прибывшая подмога устремилась к бойницам и спустила тетиву арбалетов, целясь по тёмным мишеням. Если бы они только знали тогда, что стреляют по собственным жёнам и матерям.
Когда погоня настигла цель, кодбанов уже не было. Они сели на скакунов и скрылись за горизонтом, растворившись в ночи. Первые лучи солнца осветили несколько брошенных повозок с ужасным грузом. Никто тогда так и не узнал, какова была цель этого нападения, но с годами Умарс всё больше понимал, что это была вовсе не попытка ограбления. К власти пришёл Хобинхор, он с первых дней своего правления решил заявить о себе по всей пустыне. Жестокие нападения, грабёж, казни распространились вокруг. Кровь полилась рекой, и только сейчас, когда Умарс был уже стар, плантаторы всё чаще отбивали атаки кодбанов.
Когда взошло солнце после той страшной ночи, Умарс стоял возле повозок и смотрел на безмолвные лица. Его волосы стали седыми в то утро, но он дал себе слово, что вытерпит всё это, и он смог. Его жизнь превратилась в серые будни, погрязшие в войне.
Сегодня он снова стоял на верхней ступени старой каменной лестницы и всматривался в далёкий горизонт. Как не допустить промах, обойтись меньшей кровью и защитить племя? Увеличить число бойниц в древнем входе невозможно. Проход слишком мал для этого. Арбалетчики просто не смогут разместиться для перезарядки орудий.
Умарс чувствовал на себе тяжёлый груз ответственности. Это будет последний набег врага, который он встретит. Все возможные варианты поражения плантаторов уже давно сложились в голове. Именно поражения, никак иначе, в этом он не сомневался. Даже в мирное время, каковым можно назвать нынешнее, людей всё меньше и меньше. Их нет даже для того, чтобы до конца исследовать дальние коридоры подземелья в поисках нового источника воды. Молодое поколение иссякло во многих смыслах, у юношей уже нет той силы в руках, какая была у их предков, а потребность общины в рабочих руках доводит детей до изнеможения и ранней смерти.
Советник сам был свидетелем безысходности положения, когда ребят, с таким трудом обученных хоть какому-то ремеслу, отправляли в дальние тоннели, откуда они могут больше не вернуться.
Что послужило успехом у кодбанов в их боевых вылазках? Неужели огромный опыт в военном деле? Умарс уже давно ставил под сомнение этот факт. У этих убийц действительно был опыт, но они не родились с ним и не могли перенять его у своих отцов. Только в прямых столкновениях можно закалить свой характер, набить руку, начать правильно оценивать ситуацию, рассчитывать шансы. Но все стычки кодбанов происходили, в основном, с плантаторами, самым многочисленным племенем, имеющим собственных воинов и серьёзные укрепления. Можно со всей решимостью утверждать, что и плантаторы имеют опыт в военном деле, собирая его по крупице и вынося из каждого столкновения с врагом. Но имея всё это, тем не менее, плантаторы проигрывают в схватках. Неужели страх стал бичом в судьбе этих людей? Беспощадность, кровавый исход войны идут далеко впереди самого войска варваров, часто загоняя в угол сопротивляющегося, порой не давая ему даже малейшего шанса на удачу, сжав сердце холодными тисками. Кодбаны не чувствуют страха, но значит ли это, что они ощущали его когда-либо?
Седой воин встречал рассвет. За дальней вершиной скал возле горизонта вспыхнул яркий свет, он побежал в стороны и превратился в жёлтую полосу. Она становилась всё толще и длиннее, и вот огненный гигант показал свою макушку, медленно растущую над замёрзшей поверхностью мёртвых земель. Когда огонь утреннего неба стал отражаться в глазах воина, он спустился с плиты над древним входом и спрыгнул с высоких ступеней вниз. Несколько человек ещё подтаскивали камни, собранные в охапки, и ссыпали их на краю рва, боязливо посматривая в сторону утреннего зарева. Умарс прервал их работу и отправил всех внутрь. На сегодня камней было достаточно. Он последний раз глянул на жёлтого великана, поднимавшего свою огромную лысую голову со своего ночного ложа, и пошёл в траншею, ведущую к воротам.
Советник Красс жил в соседнем со складом помещении. Он был один, как и все советники общины. Умарс знал, что утренний визит в скромное жилище этого добродушного человека никого не потревожит, кроме его единственного обитателя. Но и это было исключено, так как Красс был уже на ногах и что-то тщательно пережёвывал, одновременно перекладывая разные фигурки на полке. Не оборачиваясь, он сразу спросил гостя.
- Это вы, дорогой советник?
Умарс невольно застыл с поднятой кверху занавесью. Несомненно, слабый шорох ткани, а может, дуновение ветерка выдали его, но как он догадался, что это именно он, Умарс?
- Не напрягайте так свою голову, дорогой друг. Я знаю, о чём вы сейчас думаете и могу с полной уверенностью сообщить вам, что вы ошибаетесь на этот счёт. Мои способности читать ваши мысли мы уже обсуждали и вам теперь известно, что таких магических возможностей у меня нет. Я просто читаю выражение лиц. Но, простите, я снова не даю вам вставить ни слова…
- Нет, нет, я всегда с интересом готов вас слушать. Но мне всё же невдомёк, если вы читаете не мысли, а лица, а сейчас вы даже не видели не то что лица, но даже фигуры вашего гостя, то как же…
- Мой друг, не вините себя в том, что сразу не догадались сами. Это моё ремесло сделало меня таким. Определить цель, как причину, и не только последствия, но и саму динамику процесса… ох, я снова забылся.
Красс поднимал с полки очередную фигурку, выполненную из песочного камня, искусно превращённого в странное существо или в обычного морхуна, а иногда даже во что-то похожее на человека, но странным мановением руки созидателя получившего вторую голову или лишнюю пару рук. Он полировал каждую фигурку, натирая её до блеска какой-то пастообразной массой, после чего ставил на место, отступал на шаг и любовался ей.
- Прелестные вещицы, не правда ли? Это моё достоинство, как и мои слабости, недостатки. Многие из этих вещиц выполнены руками мастеров-одиночек в каких-нибудь дальних пещерах, куда не добежит ни один скакун. Они передавались из племени в племя, из убежища в убежище, их теряли, снова находили, продавали, меняли на еду и снова выкупали. Жаль, но со многими мне приходилось расставаться, чтобы принести в дар какому-нибудь правителю, не способному толком связать два слова. Но торговля требует многих жертв, иногда трогающих душу.
- Но разве можно так искусно обработать камень? Такие тонкие линии, словно волоски, - удивился Умарс, приблизившись на несколько шагов к полке. – Да и что это, я совсем не разберу?
Красс улыбнулся, обернувшись, наконец, в сторону собеседника.
- А это, - он бережно взял в руки каменную фигурку размером с ладонь, - сделано задолго до нас с вами. Трёхлистник, такие растения могли расти на Марсе когда-то очень давно. Его нашли в одном из засыпанных городов. Очень ценная вещица.
Умарс пробежал глазами по многочисленным фигуркам, и вдруг его заинтересовало что-то, напоминающее ларец или просто коробку с диковинными крючками-защёлками. Красс тут же перехватил взгляд воина, с его лица мгновенно слетела добродушная улыбка и он поспешил отвлечь гостя.
- Аа… дорогой друг! Что же вас привело ко мне на этот раз?
Он прикоснулся к плечу собеседника и слегка развернул его к выходу. Умарс немного удивился странным переменам в торговце, но перешёл к главному.
- Советник Красс. Я знаю, что вы послали людей по моей просьбе, но боюсь, что вынужден снова просить вас об услуге.
- Вот как? – вздёрнул бровями Красс. - Но у меня ничего нет, мне нечего вам предложить…
- Нет, я думаю, всё же есть. Хоть это может показаться бредовой идеей, даже преступной, но вопрос жизни людей выше всего этого.
Красс, слегка обеспокоенный таким началом, задвигал зрачками и снова приподнял белесые брови. Он почти не контролировал свою мимику, его взгляд начал метаться, всё чаще останавливаясь на полке с каменными фигурками. Ему вдруг стало казаться, что сейчас ему прикажут отдать то, что дороже жизни. Он уже не сопротивлялся своим желаниям, а просто уставился на тёмную фиолетовую шкатулку, блестевшую среди других каменных сокровищ. Видимо, этому предмету досталось полировочной пасты от души, так как она заметно выделялась среди других бесценных приобретений советника.
- Как это… каким образом всё это может спасти их жизни? Ваша затея, мой друг, действительно несколько бредовая.
Умарс непонимающе вглядывался в торговца, всё больше склоняясь к версии его временного помешательства.
- Вы не спасёте этим ни одной жизни, но если вам будет угодно лишить меня этой самой жизни, то…
Умарс направил взгляд в ту сторону, куда безотрывно смотрел Красс, и поспешил одёрнуть советника, пока не случилась беда.
- О, нет, нет! Как вы могли подумать? Я расценил ваше увлечение, и моя оценка всему этому величию по достоинству осталась у меня глубоко в сердце. Я хотел бы спросить у вас, как у хозяина немного другого ремесла, чтобы вы…
- Другого? – оживился Красс. – Но какого?
Умарс понял, что не сильно ошибался по поводу самочувствия торговца, поэтому решил не изводить его загадками и спросить напрямую.
- Советник, мне нужен жир для ламп.
- Жир для ламп? Но это же не проблема, правда, его немного осталось, тем более, вы уже получали. Но так как вы, позволю заметить…
- Весь жир со склада! – прервал его Умарс. – А также весь запас фитиля и всех тканей, которые найдутся на ваших полках.
Долгая пауза не разрядила обстановку в пещере. Красс как-то отрешённо смотрел на свои драгоценные фигурки, не думая о сути вопроса, заданного ему таким неожиданным, почти вероломным образом. Казалось, ему нет никакого дела до запасов жира, как и до других вещей. Да, собственно, и до Умарса ему уже не было дела. Его интерес к проблеме, к войне, даже к складу на сегодня был уже исчерпан.
- Как вам будет угодно..., - прошептал торговец, отвернувшись от Умарса, давая ему понять, что приём гостей на сегодня окончен. Воин поспешно скрылся за занавесью.
«Сколько можно играть в твою игру, советник? Твои способности почти обыденные. Бесспорно, в торговле ты преуспел, но во всём остальном… К тебе в жилище не может прийти никто, кроме советников или правителя. А без доклада твоих охранников к тебе могу прийти только я».
Умарс шёл выполнять свои ежедневные дела, но в душе его стало пусто и темно. Было ощущение, что это не Красс сдал свои позиции, жертвуя запасами со склада, а он, старый седой воин, отдал врагу последний кусок мяса, вырванного из рук голодного марсианина, жаждущего защиты.
Глава 15
Косс ушёл, его новый хозяин внушал чувство затаившейся подлости, подвоха, которые могут проявиться в любую минуту. Карлик действовал, это стало ясно из событий, случившихся в прошлую ночь. Минутное отсутствие Косса привело к мгновенной реакции Морака. Он торопится, это можно понять не только по его постоянно бегающим глазам и ужасающим гримасам на лице. Человеку свойственно спешить, но больному умирающему горбуну стоило бы нестись галопом к своей цели, чтобы успеть её достичь.
Косс проклинал себя за то, что не задушил его ещё тогда, у источника. Прекрасная возможность обвинить в смерти грумов. Вероятно, Хобинхор не слишком обеспокоился бы этим случаем, хотя, как знать? Куча стражников ринется в пещеру, станет рыскать по углам и наткнётся на нору грумов. Теперь Косс убеждён, что нора там есть, и не только там. Когда настигаемые людьми стаи этих слепых тварей скрываются в тупиковых ветках подземелья, то они как будто растворяются там. Где они живут, чем питаются? Если их пещеры такие же, как эти, значит туда попадает свет. Но эти существа слепы, словно свет им чужд. Но даже если глаза им совсем не нужны, то без воды они существовать не могут. Выходит, в их обиталище она есть, как и пища, которую они явно не добывают в боях, как люди.
Мысли наскакивали одна на другую, стражник даже не заметил, как оказался в небольшом зале, освещённом несколькими фитилями. Круглый камень со сточенной верхушкой был чёрным, он блестел от падающего на него оранжевого света. Казалось, что если прикоснуться к нему ладонью, она прилипнет навеки, но это лишь память играет воображением. Камень давно высох от крови, веками стекавшей по его боковым канавкам в углубления в полу. Место, где разделывали туши морхунов, уже давно никто не посещал. Когда-то кровь лилась здесь рекой, а углубления для её сбора не успевали опорожняться. Птенцы росли быстро, поэтому ряды скакунов пополнялись регулярно, как и запасы мяса. Тогда была вода, теперь её почти нет. Женщины прикладывали усилия со своей стороны, чтобы задобрить источники, украшая их и называя ласковыми именами, но и это больше не работало. Колодец, в пещере которого исчез ребёнок, украденный грумами, тоже имел имя. Аонис, это слово пришло издалека, оно было чужим, но оказалось таким важным и понятным для обитателей умирающей планеты. Великий мудрец, так понимали это слово женщины племени кодбанов. Для него они плели замысловатые кружева из собственных волос, сооружали кисточки, обвязанные красивыми шнурками и мешочки с самыми красивыми камешками, найденными в глубинах тёмных тоннелей. Теперь, когда Морак указал своим приспешникам грязным пальцем на все эти побрякушки у входа к источнику, женщины подобрали их, скинутые на пол, и принесли сюда.
Десять фигур в чёрных накидках стояли вокруг чёрного камня, склонив головы. Они не шевелились и не разговаривали, а тёмная материя почти скрывала их лица, не позволяя определить, кто они. Косс почувствовал, как холод пробежал по его пальцам. Он отступил назад, чтобы не быть замеченным, но сам стал наблюдать за происходящим.
Фигуры в чёрном вздрогнули почти одновременно, из-под накидок показались руки и легли на камень. Тут же странный низкий гул повис под сводом пещеры, будто зимний ветер случайно залетел в открытые ворота убежища и понёсся вглубь тоннелей в поисках жертв. Гул нарастал, Коссу показалось, что он исходит от камня, но вскоре он понял, что люди в чёрных накидках стали его источником. Звук становился всё громче и гортанней, вскоре уже стало казаться, что стены готовы обрушиться под его напором. Коссу ничего не оставалось делать, как сбежать или зажать руки руками. Странное любопытство сковало его ноги, поэтому он остался на месте, прижимая ладони к голове, но внезапно сквозь пальцы пробилось ещё что-то, кроме сплошного гудения. Косс убрал руки.
Слабое повизгивание, переходящее в тявканье, послышалось откуда-то из глубины зала. Оно как будто пыталось поддержать странный процесс, а может быть, стремилось помешать его продолжению. Гул нарастал, а вместе с ним визг и лай становился громче. Вот уже неистовые душераздирающие звуки стали перебивать гул. Косс вглядывался вдаль, стараясь заглянуть за спины участников этого странного сборища, и вот ему показалось, что там что-то есть. Нечто тёмное и бесформенное металось в дальнем углу пещеры, пытаясь пробить собой стену или провалиться сквозь землю.
Грум, мелькнуло у Косса в голове. Сомнений быть не могло, тявкающие звуки принадлежат именно грумам. Но что он там делает, почему не убегает и так мечется, словно пытается покончить с собой? Стражник привычным движением нащупал камень ногой и придвинул его ближе.
Гул продолжался, он сливался воедино с визгом зверя и принимал режущие слух оттенки. Косс всё понял. Песня смерти, вот верное название этому звуку. Грумы слепы, но обоняние и слух полностью заменили им глаза. Этому зверю в углу пещеры не повезло. Звук, приводящий к дрожи даже стены зала, просто разрывал мягкую голову этой жертвы.
Через некоторое время, которое даже Коссу показалось бесконечным, от круга отделились четыре фигуры и двинулись в тёмный угол. Они подняли четыре конца веревки, которой был накрепко связан грум, и поволокли его извивающееся тело в середину зала. Там они взвалили его на камень и прижали к нему, натянув концы верёвок.
Косс не смел пошевелиться, его глаза стали тусклыми, зрачки расширились и застыли. Это происходило как в страшном сне. Гул прекратился, вместо него послышался громкий голос, произносящий странные слова. Это был женский голос, хотя он никак не увязывался с увиденным.
- Аонис! Ты мудр, но допустил то, что произошло. На твоих глазах свершилось убийство ребёнка. Зачем тебе его кровь? За что мы расплачиваемся такой страшной ценой?
Косс не мог поверить в это. Голос, он такой знакомый и родной, но каким образом? Откуда в нём столько силы, ведь это всего лишь такая слабая и беззащитная Соли? Зачем она здесь? Серое существо больше не тявкало, оно жалобно скулило, мотая головой в разные стороны, пытаясь увидеть своих палачей невидящими белыми глазами-бусинами.
- Ты на их стороне, раз допускаешь такое. Даже воду ты отдал им, грумам. Так получи же их кровь, захлебнись ей, Аонис!
Пола накидки одной из фигур шевельнулась, показалось колено, а чуть выше его то, что резануло слух Косса. Ножны, закреплённые ремнями на женском бедре, а из них с тусклым блеском и металлическим звоном вышла секира. Вторая рука фигуры в чёрном подхватила рукоять тяжёлого оружия, секира перешла следующей женщине. Вскоре она оказалась в руках оратора, та смело взялась за рукоять и объявила приговор зверю.
- Умри же, мерзкая тварь!
Подняв руки над головой, женщина какое-то время смотрела на мотающего головой грума, как будто хотела навсегда запомнить его таким жалким и беспомощным.
- Соли! Остановись! Не делай этого.
Женщина вздрогнула, всё ещё держа орудие мести поднятым над собой. Чёрные балахоны все, как по команде, повернулись в сторону мужчины. Пустые с фиолетовым отливом зрачки, все десять пар остекленевших глаз стали всматриваться в темноту коридора. Косс сделал шаг вперёд.
- Этим вы ничего не решите…
- Не подходи! Мы закончим начатое! – перебила стражника женщина с секирой. Изящно загнутое лезвие, тонкое и острое, плавно переходило к рукояти из материала, обрамлённого рисунками и символами.
- Вы, мужчины, уже ничем не поможете нашему племени, так позвольте нам решить, как покончить со всем этим.
Косс недоумевал. Что так изменило его Соли, она никогда так не разговаривала с ним, а это оружие, его оружие, откуда оно в её руках?
- Соли, это же я, Косс. Ты меня узнаёшь?
- Они загородили нам путь к Аонису, скинули на пол все подношения источнику. Дитя ещё можно было спасти, но твой грязный карлик приказал никого не пускать туда. Ты, только ты и твои люди возле источника… как же я ненавижу их!
- Но это люди Морака, родная. Поверь мне, рано или поздно, но он получит своё сполна. Грумы унесли ребёнка, они сотворили много бед, но этому должно быть какое-то объяснение. Зверь, распростёртый на этом камне, даже своей кровью не решит никаких проблем и не сможет ответить ни на один вопрос.
Соли постепенно приходила в себя. Она опустила секиру и упёрла лезвие в пол.
- Они унесли ребёнка. Её ребёнка! – выкрикнула она, указав пальцем на фигуру, стоящую в общем кругу. – Мы должны восстановить власть в нашем убежище, пусть это будет им уроком. Мы истребим всех этих тварей поодиночке!
Грум больше не мотал головой, он притих, как будто слушал речь людей и покорно ждал своей участи.
- Я обещаю тебе, Соли, как и вам всем, кто здесь стоит. Морак получит своё сполна, как и грумы, но это существо не способно залечить ваши раны. Это жалкое создание – лишь часть их стада, оно даже не понимает, за что сейчас принимает свои страдания. Я не хотел бы защищать его, он мне так же омерзителен, как и вам всем, но только там, в тех тёмных коридорах, в ваших жилищах. Он должен быть уничтожен, когда ворует вашу еду, а тем более – ваших детей. Но это существо перед вами – оно связано и… оно слепо. Вы видите его и наслаждаетесь расправой, а он вас не видит и даже не может чувствовать вашу злость, застывшую в ваших глазах!
Теперь настал черёд Соли встрепенуться от своего будто завороженного состояния. Секира выскользнула из её руки и упала на пол. Зверь вздрогнул, но не издал ни звука.
- Что же делать, Косс? Как нам выбраться из всего этого? Те люди возле нашей пещеры, почему они стали такими? Карлик теперь живёт в нашем доме, забрал нашу воду, переманивает людей на свою сторону. Скоро снова война, погибнет много воинов. Да и нам тогда не стоит ждать чего-то лучшего, чем исчезнуть навсегда.
- О какой войне ты говоришь?
- Слышали мы разговор тех продажных сторожей возле колодца, когда собирали подарки Аонису с пола.
Косс знал, о чём она говорит, но хотел услышать это от человека, не посвещённого в детали будущего похода. А насчёт Морака у него имелись некоторые планы, но он не рассчитывал пока делиться ими с кем-то, тем более с выведенными из себя женщинами.
- Я сейчас заберу этого грума и отведу в одно надёжное место.
Послышался недовольный ропот возле камня, но Косс рискнул продолжить.
- Его смерть нам ничего не даст, кроме лишней грязи и смрада. Но он может нам помочь, правда я пока не знаю, как. Борьба с этими существами неизбежно будет, она уже идёт, но наш враг для нас до сих пор невидим.
Кто-то из женщин выдавил смешок, но лицо Косса оставалось серьёзным.
- Да, это так, и несмотря на то, что они слепы, пока что удача на их стороне. Эти существа не настолько глупы, как нам кажется. Им известно, что значит «угрожать», когда они застают врасплох одиночку. Но самое главное – мы у них, как на ладони. Им известны все наши проходы, полки с едой, источники. Зато мы не знаем о них практически ничего, даже откуда они приходят сюда и куда исчезают. У нас никогда не было в руках живого грума, это первый. Как вам удалось его заполучить?
- Он проник в одно из жилищ, вероятно, в поисках еды, а когда метнулся к выходу, то оборвал занавесь и запутался в ней. Подоспела помощь, несколько женщин связали его, хотя им досталось от его острых зубов.
- А откуда оружие?
Соли улыбнулась кончиками губ, как будто её только что уличили в геройстве, которое она тщательно скрывала.
- Мы укали его у тех бездельников возле Аониса. Когда мы собирали наши поделки, складывая их в разложенную на полу накидку, я взяла из кучи в стороне это оружие и положила к остальным вещам. Это чья-то плата за воду, там много чего лежало ещё. Люди отдают всё, что у них есть, только бы напиться. Эта секира мне чем-то напомнила твою… ту, которую…
Соли замялась, вспоминая тот грустный момент, когда ей пришлось расставаться с Коссом.
- Позвольте, я возьму её на время? Взамен я дам вам это.
Косс вытащил из ножен обломанную секиру и протянул её перед собой. Несколько женщин отошли в сторону и вскоре сообщили ему о своём решении.
- Мы давно тебя знаем, Косс, ты всегда был честен. Скажи, этот зверь, так ли он необходим тебе, или же ты просто хотел помешать нам, как женщинам?
- Я и сам хочу в это верить, но в одном я уверен наверняка. Убить его мы всегда успеем, если он сам не разобьёт себе голову о камни.
Соли подняла секиру и вышла вперёд. Смирение и покорность перед Коссом уже давно вернулись к ней, она бросила короткий взгляд на воина и опустила ресницы.
- Вот, возьми её. Надеюсь, что она принесёт тебе больше добра, чем зла ему.
Она кивком указала на обессилевшее серое тело и передала секиру Коссу.
Вскоре стражник вёл зверя, ухватившись за все четыре верёвки одной рукой, а другой держа зажжённый фитиль. Все четыре лапы были освобождены от пут, но связаны небольшой перемычкой между собой. Куда же ему было ещё держать путь, как не в тупиковый коридор, где на посту безотлучно дежурил Пенничел, охраняя пленника. Грум покорно шёл за человеком, с каждым шагом кивая головой налево и направо. Иногда он совсем исчезал из виду в темноте, когда на пути встречался крутой поворот или огонёк лампы слегка пригасал. Тогда верёвки немного натягивались, но Косс тут же давал понять зверю, что тот всё ещё на привязи. И серая морда с торчащими в стороны усами снова появлялась на свет, заставляя вздрагивать стражника при виде слепых белых зрачков.
В конце пути, когда уже стал виден слабый свет от лампы Пенничела, Косс проявил осторожность, назвав своё имя. Но воин всё равно дёрнул рукоять секиры, когда вслед за стражником показалась морда зверя.
- Постой, не нужно! Он на привязи и не опасен.
- Но откуда он у тебя и что ты с ним намерен делать?
- Разъярённые женщины его поймали и хотели растерзать, но я убедил их, что это бессмысленно. А что с ним делать...?
- Ладно, посади его в любую из этих нор и привяжи покрепче. Только подальше от меня, выбери ту, крайнюю.
Грум что-то вынюхивал, его усы слабо подрагивали, почти задевая за пол. В свете двух фитилей это странное животное из чуждого, другого мира, было видно, как на ладони. Казавшаяся когда-то серой короткая шерсть была скорее бурой, а блестела она не от скользкой слизи, как всем казалось. Она словно стеклянный панцирь плотно покрывала кожу, отражая любые отблески света, отчего могло показаться, что шерсть грума скользкая. Поправляя узлы на верёвках, стражник задел рукой за спину зверя и резко отстранился, но этого мгновения ему хватило, чтобы понять – шерсть совершенно сухая. Она очень гладкая в одном направлении, но колючая в другом. Маленький, при этом достаточно широкий хвост шевелился вверх и вниз независимо от движений его хозяина, как будто жил своей жизнью. Короткие лапы в конце расширялись, заканчиваясь небольшими пальцами с острыми когтями. Грумы достаточно хорошо орудовали своими конечностями, выбирая среди прочих предметов на полке именно съестные припасы, оставляя нетронутым всё остальное.
Эливен мог добавить к достоинствам этих лап ещё одно, но только если бы застал такого же зверя рядом с собой в темноте этой ночью. Тяжёлый болезненный сон не позволил ему заметить, что грумы отлично копают проходы в грунте.
Глава 16
К концу первого дня посыльные в убежище не вернулись. Не было их и на следующий день. Пропали в пустыне, убиты кодбанами на далёких тропах или остались в убежище других племён, спасаясь от войны, Умарс не знал. Он вглядывался в далёкий темнеющий горизонт, но ничего, кроме размытого в вечернем остывающем зареве горного хребта, не видел. Он спустился в ров и вошёл в подземелье, велев запереть за ним ворота. Стража, дежурившая в тот момент, была страстно увлечена чем-то, поэтому приказ командира стал для них неожиданным.
Умарс был раздражён, но старался скрыть злобу. Неужели только он один не находит себе места в этот час? Стражники на воротах даже не заметили, как он вошёл. В их памяти не запечатлён тот ужасный случай с ночным вторжением, да и кто мог это помнить? Их и самих тогда ещё не было. Воин знал, что возле бойниц есть ещё двое наблюдающих, поэтому внезапного вторжения в подземелье не будет, на это можно надеяться.
- Сквол, снова сквол, - проворчал он. – Поверьте, это не доведёт до добра, когда на кону жизнь всего племени. Прошу вас, будьте внимательны на посту.
- Этого больше не повторится, командир…, - промямлил один из постовых и ссыпал в мешок плоские фигуры из разноцветного камня. Иногда эта игра увлекала так сильно, что участники процесса отдавали последнее, что у них было, приняв поражение.
Кто придумал эту игру и когда она появилась у плантаторов впервые, сказать не сможет никто. Умарс и сам иногда принимал в ней участие, но передвигая фигурки в сторону вражеского поля он думал совсем о другом, порой даже забывая где находится. Часто у игроков были постоянные соперники, которые сменялись лишь по причине смерти одного из них. У советника тоже был один такой постоянный любитель сразиться в сквол, хотя с этим старичком никто не желал вступать в поединок, кроме Умарса. Так и вышло, что самые честные и точные правила этой игры передал один из старейших жителей убежища.
- Смажьте засовы, передвиньте мешки с лоскутами в эту сторону, пересчитайте бочонки с жиром. Каждый вечер мне нужно точное количество стрел возле каждого орудия.
Советник прохаживался среди мешков со старыми негодными ни на что вещами, заглядывал в бочонки и трогал пальцами острия наконечников. Шквал огненных стрел, вот что могло заставить врага вздрогнуть. Однажды, играя с Иногуром, так звали старца, в сквол, старик вдруг заметил, что Умарс снова отвлёкся и уже был намерен проиграть схватку на игровом поле. «Огня! Дай жару, жги красными!» - крикнул Иногур, выведя из пассивного состояния своего противника. Советник сразу оценил ситуацию со стороны и выдвинул вперёд стоящие сбоку наполовину задавленные врагом красноватые блестящие треугольники. Фишки легли как надо, заставив чёрные квадратные фигуры старца убраться в сторону, разрешая красным треугольникам продвинуться на один шаг. Тогда Умарс выиграл партию, но он так и не изменил своего мнения о способностях Иногура. Сколько ещё знаний, мудрости хранится в этой почти древней голове, невозможно предсказать.
Умарс достал из складок своей одежды блестящий красный камень. Он был плоский, а его острые углы были скруглены временем. От трения пальцев его поверхность стала гладкой, а сам камень уже мог пропускать сквозь себя свет, если его поднести близко к огню.
Одна из сорока фишек чёрного, белого и красного цвета вот уже несколько дней была зажата в его пальцах, остальные лежали в небольшом футляре в его каморке. Это было своего рода сокровище, особенно если пластинки идеально ровные и блестящие. Умарс вдруг подумал о фиолетовом ларце, который он заметил у Кросса. Конечно же, это фишки для игры в сквол, что же ещё? Игроки очень трепетно относятся к своему набору, почему же этот добродушный советник должен пренебрегать аккуратностью и осторожностью?
Умарс достал камень из потайного кармашка в одежде и с подозрением посмотрел на него. Красс не играет в сквол. Он никогда не играл в эту игру, и никто не слышал, чтобы у него был соперник. Воин отвёл глаза от фишки и вздохнул, успокаивая себя. Торговец, к тому же любитель безделушек, разных фигурок, всего блестящего, да он просто обязан иметь у себя набор сквола, а может быть и не один.
Умарс прошёл по небольшому коридору и повернул к тренировочному залу. Несколько мальчишек с восхищением в голосе обсуждали свои достижения в обучении, их восторгу не было конца. Из глубины зала всё ещё слышался звон секир, стук камней, царила атмосфера оживления. Гор ждал своего учителя, чтобы увидеть его одобряющий кивок головой и закончить тяжёлый день, хотя он имел полное право сделать это и без него. Однако в последнее время Гор наблюдал за лицом учителя и не мог уйти к себе, пока не увидит его выражение. Идея поджигать стрелы настолько воодушевила советника, что он заканчивал последние два дня с выражением гордого безразличия. Это любимое выражение для Гора, он помнил его с раннего детства, когда первые небольшие победы в тренировках вызывали непонятную мимику на лице учителя. Но сегодня его взгляд снова что-то искал под ногами. Рассеянность стражи, отсутствие вестей из дальних племён, всё это угнетало его.
- Ну что, мальчик мой, пора, - объявил учитель, положив на плечо юноши руку, обрамлённую шрамом. – Ещё один день приблизил нас к неизбежному.
- Учитель, у нас может получиться.
- Несомненно, несомненно…, - подтвердил Умарс, грустно кивнув головой, видимо, даже не вникнув в слова юноши. Он снова достал пластинку и посмотрел на неё.
- Сквол, сквол… Если бы всё было так безболезненно, как сыграть партию в него. Даже если ты проиграл, то всё равно ты забираешь все свои фигурки до единой, кладёшь их в мешочек, а они не получили ни одной царапины. Нет, они стали только ещё чище и прозрачней, ещё ценнее, живее, дороже…
- Простите, учитель, но это всего лишь сквол, эти камни останутся и после нас.
- Это так, они останутся, но кто возьмёт их в руки, разложит на поле, удивится их блеску, будет рассчитывать первый ход? Останется ли кто-то ещё?
Гор задумался, но ничего не стал отвечать учителю.
- Эти стены, вот и всё, что будет вечно. Стены и сквол, - растягивая слова, продолжал Умарс.
Несколько ответвлений, чернеющих в стенах, остались позади. Никто не заметил, как из одного тёмного прохода кто-то вышел и тихо последовал за ними.
- Что ты об этом думаешь? – спросил Умарс, протягивая Гору тёмно-красный треугольный камень.
- Это плагман, он из вашего мешка для сквола, слабая и никчёмная фигура, всегда в стороне.
- Это всё? Но чем же он так притягивает к себе взгляды игроков, особенно соперников?
Гор почесал затылок, желая лишь поскорее упасть на лежак и закрыть глаза, но зная своего учителя, он понял, что того что-то беспокоит. Он пожал плечами, хотя в полутьме учитель этого и не заметил.
- Мальчик мой, вот эта никчёмная, как ты говоришь, фигура – она имеет слабый вес лишь в поединке, и то, пока они не выстроены в одну линию. Сделать это не просто, нужно преодолеть, как ни странно, более сильные фигуры. Но дело даже не в ценности плагмана на поле. Посмотри более внимательно на этот предмет.
Гор повертел в руках красноватый треугольник и ничего особенного в нём не обнаружил.
- Посмотри на фитиль сквозь него, что ты видишь?
- Еле заметный свет. Но, учитель, я всё равно не понимаю.
- А дело тут вот в чём, мальчик мой. То, что у тебя в руках, это не просто плагман, которому на поле боя суждено собирать остатки и добивать раненых врагов. Его ценность в другом, тут всё просто. Сама фигура, она стоит нескольких фляжек воды или мешок мяса. Это не самая дорогая фишка из всего набора. Софтрит и глассон стоят ещё дороже. Белый глассон, которому не одна сотня лет, может стоить жизни, и сложно найти такое укромное место, в котором эти фигуры будут находиться в сохранность.
- Учитель, но разве бывают такие старые фигуры? Я таких никогда не встречал.
- Я тоже, мой мальчик, я тоже… Но они могут быть, в надёжном месте, под постоянной охраной.
Умарс замолчал, он повернул на развилке в свою сторону, забыв попрощаться с Гором. До юноши донеслись лишь обрывки слов, ворчание или даже шёпот: «…иначе что у тебя ещё может храниться…»
Весь путь за ними шёл человек, сохраняя достаточное расстояние, чтобы оставаться незамеченным. Когда перед ним возникла развилка, он усмехнулся, развернулся на пятках и пошёл обратно. Ему не нужен был свет, он и так прекрасно знал все эти коридоры, как и многие жители убежища. Вот он уже прислушивался к звукам, доносящимся откуда-то издалека, а позже он заметил едва трепещущий свет впереди. Голоса становились чётче, но ему не хотелось в них вслушиваться, он торопился, хотя и был очень осторожен. «Пусть говорят, говорите громче…», - думал он.
Бочонки, двадцать, тридцать… Кожаные ёмкости, до отказа забитые жиром морхунов. То, что позволяет освещать свой путь в темноте, коротать зимние вечера, скручивать нити из пуха или точить старое лезвие топора, найденного в брошенной норе. Это средство, которое будет использовано не по назначению, оно оставит людей в темноте и принесёт славу Умарсу и Гору.
«Сколько огня заключено в этих ёмкостях. Это не одинокая лампа с тощим фитилём. Какую огромную чашу нужно выдолбить в песчанике, чтобы вылить туда весь этот жир?» - почти страдая от желания это проверить сейчас же, рассуждал он. «А какой же фитиль мог бы понадобиться для этого...?»
Он сделал неосторожное движение рукой, потерял равновесие и оступился. Неловкое движение ногой вызвало шаркающий звук.
- Слышишь? Что это может быть? – встрепенулся один из стражников.
- Брось, чего ты? Эхо из дальних коридоров, только и всего. Подземелье дышит, шевелится, вот и звуки.
- Нет, это почти рядом, вот тут. В пещерах уже не раз натыкались на грумов, раньше их не было.
- Откуда им взяться? Они любят другие места, например, пещеры Хобинхора.
Поковыряв в зубах, стражник выплюнул застрявшее в них мясо и усмехнулся.
- Или ты их там видел? Ты не шпион?
- Ладно, шутки в сторону. Гаси свет, начинаем обзор.
Стражники прильнули к бойницам и стали пристально вглядываться вдаль, в серый песок, освещаемый тусклым звёздным небом.
В подземелье воцарилась тишина. Ночь всё чаще и на более длительный срок обездвиживала плантаторов. Даже если у кого-то из племени оставались небольшие запасы жира и фитиля, он старался экономить это сокровище. Сон помогал ненадолго забыть о голоде и жажде, сгладить пугающие мысли о надвигающейся беде.
Умарс не спал. Он не смог потратить столь драгоценные часы на созерцание тёмного пространства вокруг себя. Откинув покрывало, он встал с лежака, взял футляр из ниши в стене, высыпал содержимое в мешок и вышел в коридор. Иногур, вот кто сможет успокоить его сознание. Два поворота, ещё десять шагов, и вот оно, скромное жилище старика. Сколько он уже жил в этих пещерах, сто или двести лет, не знал никто. Когда он появился тут, самого Умарса ещё не было. Иногура остерегались, обходили стороной, как будто он таил в себе коварные намерения, но никто так толком и не понял, почему этот высохший старик внушал страх. Одного его взгляда из-под густых белых бровей хватало, чтобы понять: этому старцу давно всё известно о тебе.
Умарс не боялся его, но какая-то осторожность, больше даже любопытство всегда присутствовало в нём. Вот и сейчас одно чувство толкало его вперёд, а другое заставляло неподвижно стоять перед занавесью. Одна его рука была скрыта под складками одежды, сжимая мешочек с фигурками сквола. За занавесью царила тишина, никакого отблеска от зажжённого фитиля, никакого ворчания или кряхтения. Спит ли он, этот старец? Знакомо ли ему вообще понятие сна?
Воин пошевелил рукой под одеждой, фигурки еле слышно переместились в мешке, но этого звука было достаточно, чтобы разорвать тишину, пустить остановившееся время вперёд.
- Друг мой? Войди же внутрь.
Иногур нащупал что-то в выемке в стене, щёлкнул камнями, ещё раз, и слабый огонёк забрезжил между его почти чёрными высохшими ладонями. Умарс сел напротив старика, но так и не решился достать сквол или начать разговор. Не играть он пришёл, но и говорить ему было сложно. Он никогда не разговаривал с Иногуром, вернее, он боялся других тем, кроме игры. Да он и не посмел бы никогда начать разговор. Этот почти древний человек мог глянуть из-под густых бровей, и на ум приходило только одно: ты не достоин, чтобы этот старец тратил на тебя слова.
- Ты пришёл сюда в этот поздний час, но не играть. Ты уже не разложишь фишки на доске, слишком тесно мыслям твоим у тебя в голове. Пришёл час говорить о многом.
Умарс отпустил мешок с фишками, который он крепко сжимал всё это время за складками одежды. Он упал на дно потайного кармана, фишки звякнули, Иногур шевельнул бровями и еле заметно улыбнулся.
- Эти подземелья не так просты, как нам кажется. Не было ещё никаких плантаторов, как и кодбанов, а эти ходы уже тогда сгладили свои острые камни и выступы. Тебе известна история об Иронии, принёсшем пригоршню шариков? Было это очень давно, когда воздуха на поверхности было достаточно, а над головой проплывали облака. Солнце ещё только приступало к своим коварным планам уничтожить всё, что есть на поверхности Марса. История про того человека стара, она нигде не описана, как только в головах наших прадедов, давным-давно оставивших нас. Но даже они помнили лишь то, что какой-то синий человек дал ему эти шарики. Можно ли верить этой старой легенде? Отчасти да, я и сам слышал о ней от своего отца.
Старик встал с песчаника и посмотрел на Умарса сверху вниз. Воину на секунду даже показалось, что огонь фитиля стал гореть ярче, но причиной этому был не огонь. Глаза Иногура стали блестящими, брови приподнялись, а в зрачках плясали два язычка пламени. Старик монотонным голосом продолжил свою речь.
- Я всю жизнь посвятил поискам следов, которые привели бы меня к хоть малейшей надежде на разгадку этой легенды. Нет, не шарики меня интересовали. Синий человек, именно он не давал мне покоя. Если был кто-то, кроме нас, отличный от нас, значит есть нечто большее, чем известно нам. Я долго искал, бродя от одного поселения к другому, обшарил каждый пригорок, каждую нору. Спрашивал у кладоискателей и торговцев, собирал историю заново по малейшей крупице.
- Но вы всегда были тут…, - тихо промолвил Умарс, стараясь не выдать своего присутствия. Старик будто не заметил его слов и продолжал.
- Был ли синий человек? Да, он был. Давал ли он ироний кому бы то ни было? Может быть и нет. Но ироний попал к людям, а синий человек был реальностью.
Да, я был тут, вот уже почти сто лет, как я не покидал этих пещер. Хочешь знать, почему, друг мой? Я скажу тебе это. Тот, кто видел синего человека, пришёл сюда, в эти пещеры. Он был здесь, жил и рассказывал свою историю, которая тогда ещё не была легендой. Он пришёл из лабиринта тёмных проходов и нор. Я долго шёл к ответу, запоминал, делал пометки, но самые частые и повторяющиеся факты я нашёл в убежище плантаторов. Тогда я понял, что это именно то место, искать нужно здесь. Я поселился в одной из пустующих комнат, но исчезал из виду надолго. Иногда я уходил исследовать коридоры и не возвращался так долго, что меня начинали забывать тут. Нет, не смотри по сторонам так оценивающе, это не то жилище. Ты приходишь в это место, чтобы разложить фишки и всегда видел меня здесь. Мне уже тяжело бродить по подземелью, да это уже и не нужно.
- Но почему не нужно, Иногур? Что-то изменилось?
- Да, друг мой. Я нашёл то, что искал так долго. Теперь я знаю, что Ироний был здесь, а Синий человек существовал. Встань, подойди ко мне.
Умарс с трудом нашёл силы в ногах, чтобы встать с места. Он подошёл к старику, тот взял его чуть выше изуродованной кисти и провёл к узкой щели в углу, куда с трудом мог бы протиснуться человек. Воин и не подозревал, что в логове старца есть ещё что-то, кроме закопчённых чёрных стен. По ту сторону трещины оказалась ещё одна комната, причём, даже больше первой. Более ровные стены, но покрытые копотью не меньше предыдущей.
- Он пытался спрятать это от лишних глаз, посмотри наверх.
Умарс поднял голову, но в темноте не смог различить ничего, кроме каменного свода, теряющего очертания где-то высоко.
- Там камни, которыми он завалил дыру, чтобы свет не проник сюда. Я искал снаружи это место, но ничего, кроме ровной выжженной солнцем песчаной поверхности не обнаружил. Щель, через которую мы прошли сюда, тоже была тщательно заложена камнями.
- Но для чего нужно было прятать это место? – не выдержал воин.
- Ты всё узнаешь через пару мгновений. Взгляни сюда, в это место.
Старик подвёл Умарса к нише в боковой стене и посветил. Полуистлевшие куски чёрной материи лежали там, словно кто-то небрежно накидал их туда, что-то пряча или укрывая. Иногур подвинул пальцем истлевшую тряпку, та рассыпалась и взвилась вверх чёрными хлопьями. Что-то серо-белое, похожее на мелкий песок, показалось из-под неё.
- Это… песок? – почти с надеждой в голосе спросил Умарс.
- Это не песок. Ироний. Тот самый Ироний. Он умер тут, в заточении. Последние камни были заложены им самим изнутри. Но это не всё, что ты должен знать.
- Не всё? – обречённо промолвил воин. Старик снова взял его за руку и подвёл к стене. Большая чёрная тряпка свисала сверху до самого пола, и, если бы старик не поставил Умарса прямо перед ней лицом, тот никогда бы не догадался, что это не стена, почерневшая от сажи. Свободной рукой Иногур взялся за край материи и дёрнул вниз.
Глава 17
- Командир, владыка приказал, чтобы… Он хочет видеть тебя. И… командир, Пенничел. Началось!
Пенничел глянул на Косса, потом на заваленную нишу в стене, опустил голову и кивнул.
- Это должно было начаться. Как же быть с пленником? Я не могу его оставить, причём, тоже по приказу Хобинхора.
- Я присмотрю за ним, но сдаётся мне, что скоро всем будет не до него. Этот поход будет жарким. Морак тоже будет там, и если он найдёт то, что ищет, значит, пленник больше не нужен, - произнёс Косс, поглядывая на рыжеволосого громилу.
Пенничел сжал кулаки до хруста в костях. Он кивнул Стауму и пошёл по коридору, шепча в темноту, как заклинание: «Ты можешь исчезнуть в этом походе, грязный карлик! Я прослежу за этим».
Хобинхор возвышался на своём троне, а светлое пятно на полу постепенно уползало от него, освещая каждого воина по-очереди. Это были избранные, отличившиеся в боях и заработавшие авторитет командиры, безжалостные убийцы и грабители. Они ничем не отличались от Грязного Пенничела, но когда солнечные лучи, озарявшие тронный зал, докатились до него, он хотел спрятаться, убежать, сгинуть, однако, не смел даже шевельнуться. Причины сохранять спокойствие, пусть даже видимое, у него могло уже не быть после того, как изменилось к нему отношение владыки. Но причина была, и стояла она чуть поодаль, в тени возле трона, в двух шагах от старика и чаши с иронием.
«Так вот ты какой, гнусный горбун? Выйди на свет, дай увидеть твоё лицо, пока ты ещё жив».
Восемь воинов ждали слов владыки, не поднимая глаз. Облачённые в свои лучшие одежды, с непокрытыми головами, они держались за рукояти своего грозного оружия и не шевелились. Сегодня они вошли сюда с оружием, но такова была воля владыки. Высказать доверие этим воинам, но не проронить ни единого слова об этом, что ещё более красноречивым может быть.
Грязный Пенничел терпел поражение в этом показательном строю. В рваных лохмотьях, которые он так и не успел сменить после последнего похода, он разительно отличался от своих почти величественных товарищей. Он не был удостоен даже той чести, которая вчера ему ещё принадлежала – находиться в тронном зале при оружии. Тогда зачем ему вообще находиться здесь? Восемь командиров, четыреста человек, по пятьдесят в каждой команде. Где же команда Пенничела? Сколько людей выделят в его подчинение, если во всём племени людей, способных держать оружие, не отыскать?
«Похоже, что один из этих выскочек – мой командир, и никак иначе. А я – просто кусок мяса, как и все остальные четыреста», - мрачно рассуждал Пенничел, не отрывая взгляда от горбуна, который тоже наблюдал за ним из-под тени капюшона. «Не думай, спрячь свои мысли…» Но не думать об этом он не мог. Вот они, два таких разных существа. Один похож на чёрный каменный столб, несгибаемый, высокий и холодный. Пенничел не раз ощущал его ужасную, тяжёлую хватку на своём плече, а глаза, эти красные зрачки в пустых глазницах жгли холодом. Второе существо, горбатое и грязное, оно склоняется к земле всё ниже и ниже. Кажется, что скоро оно клюнет своим длинным носом своё колено. Церемония явно не шла ему на пользу, он с трудом сдерживался, чтобы не скинуть тёмные тряпки с головы и не сплюнуть в них.
Вдруг, будто по какому-то неведомому неестественному сигналу, головы восьми воинов встряхнулись, их глаза сосредоточили внимание на Хобинхоре.
«Зачем он это делает? Неужели для устрашения?» - подумал Пенничел, но скрипучий натяжной голос прервал ход его мысли.
- Завтра в полдень вас ждёт путь через пустыню к обители плантаторов. Выпотрошите их подземелье подчистую, а если хотите, то убейте их!
Пенничела охватила дрожь. Этот старик совсем выжил из ума, он приговаривает к смерти не только плантаторов, но и их, кодбанов. Даже забрав все припасы врага им не прожить и года.
«Это путь в никуда, неужели эти люди не понимают этого?»
Но восемь предводителей молча вникали в слова сумасшедшего, будто их головы были предварительно опустошены для принятия нового приказа.
Карлик что-то крякнул, Хобинхор нехотя повернулся в его сторону и разрешил немного приблизиться. Через секунду он приказал ему занять своё место, указав на него жестом головы.
- Пенничел, друг мой. Ты не идёшь завтра. Вместо этого ты, как мой верный телохранитель, останешься возле меня.
Пенничел вдруг понял, что этот коротышка догадался о его планах. В схватке можно легко потеряться, даже если находиться в самых последних рядах сражающихся, а если остаться на безопасном расстоянии от места сражения, то шансы сгинуть только увеличиваются. Морак не скрывал своей брезгливой улыбки, когда смотрел на поникшего соперника. Несмотря на расстояние в десять шагов, воин видел эти тонкие фиолетовые, почти чёрные губы, извивающиеся вокруг торчащих гнилых зубов.
- Когда зайдёт солнце, вы нападёте и одержите победу. Теперь уходите все.
Когда зал опустел, Хобинхор тяжело опустился на трон и прохрипел Мораку.
- Ты знаешь, что мне нужно. Если этого не будет, то убей себя сам или иди туда, откуда ты пришёл. А пленник, так знай, что пока пластина не окажется в моих руках, ни один волос не должен упасть с его головы. И помни: пока я жив, тут всё принадлежит мне! Даже люди, которых ты нанял, а также ироний, который ты им заплатил из своего тощего кармана. Уходи прочь!
Хобинхор остался один, его зрачки потухли, голова опустилась. Время на исходе, он чувствовал это с каждым днём всё сильнее. Сколько воинов погибнет завтра, его беспокоило так же мало, как и судьба всего убежища, запасы еды или воды. Та пластина с посланием, она прошла сквозь тысячелетия, а теперь где-то рядом. Несколько часов, каких-то полдня отделяет его от этого сокровища. Нет, не ироний, не воздух, не вода его интересует. Это намного больше, чем просто жалкие потребности. Если он до сих пор не нашёл тайну своих предков, то это лишь потому, что кто-то её спрятал.
Но зачем эта карта, план расположения, сверкающий и вечный? Не для того ли, чтобы его кто-то нашёл? Почему не он, Хобинхор, последний из потомков тех, кто когда-то были посвящены в тайну и будучи изгнанным, не может найти его?
Время для него разделилось, сейчас оно шло намного быстрее. Он слабел, зная о том, что где-то есть спасение, тайна жизни, огромный светящийся камень, а может живительный корень. Он всё чаще представлял себе источник со светящейся жидкостью, дурманящей разум и возвращающей всё ушедшее вспять. Однажды он видел это во сне, золотое ложе, покрытое прозрачной крышкой. Там лицо, чистое, живое и чужое… Нет, это было не во сне! Пленник, Эливен… Он видел это, Хобинхор вспомнил обрывки его мыслей! Это и есть источник жизни, вечной жизни!
Морак приближался к концу этого длинного и старого коридора. Кряхтя и спотыкаясь, он толкал в спину то одного, то другого замешкавшегося провожатого. Ещё двое шли сзади, отставая на несколько шагов. Они не могли позволить себе наткнуться на своего странного хозяина в темноте. Кто знает, чем это могло бы закончиться.
Когда впереди показался свет от фитиля, Морак резко остановился. Следующие сзади успели остановиться только благодаря короткой тени на полу, которую отбрасывал карлик.
- Пойди первым, - толкнул он одного из провожатых. – Посмотри там всё, подготовь к встрече. Мне сейчас не нужны сюрпризы.
Когда посыльный вернулся, процессия двинулась вперёд. Косс и Стаум ожидали увидеть кого угодно, но только не Морака. Что ему делать в этом далёком тупике? Но Коссу что-то подсказывало, что причина могла быть только веская, и находится она за этой преградой из камней.
- Вот и я, а вы, я гляжу, совсем не меня ожидали тут увидеть? Вот ты, - проскрипел карлик, указав кривым пальцем на Косса, - совсем забыл о своём хозяине, бросил его одного пропадать в тёмных норах.
Морак был в своём обличье, удерживая натянутой улыбку и глядя снизу, неестественно вывернув голову, на Косса. Внезапно он дёрнулся и подпрыгнул, растопырив руки в направлении странной тени, проявившей беспокойство.
- Что там? – визгливо вскрикнул карлик. Косс сжал губы, чтобы сдержать вырывающийся из его груди смех. Он вспомнил тот случай возле источника, когда Морак потерял дар речи при виде грума в тёмном углу. Стражник сделал задумчивое лицо, будто не совсем понял прозвучавший вопрос или даже не обнаружил того, кто его задал. Только когда карлик метнул взгляд на четвёрку своих людей, стоявших поодаль, Косс понял, что сейчас может произойти, и взял себя в руки.
- Это грум, он привязан.
Морак сверкнул ехидным взглядом в сторону Косса, пытаясь что-то понять, но вдруг его губы вытянулись в трубку, а глаза округлились и уставились в пол. Ещё через мгновение он посмотрел на стражника снизу-вверх и обнажил гнилые зубы.
- Ты и ты, вы можете идти. Владыка поручил мне этого пленника. Ну-ну, так и быть. Где один, там и два. Неплохо, неплохо!
Морак отошёл к четвёрке сопровождавших его людей, с опаской поглядывая в сторону дальней ниши. Там что-то шевелилось и царапало когтями камень, вероятно, пытаясь устроиться поудобнее или готовясь к прыжку, чтобы растерзать горбуна. Именно последнее ожидал Морак от этого шевелящегося пятна, о чём говорило всё его съёжившееся тело.
- Мои люди покараулят и второго. Они оба мне дороги, это так, так… Ни один волос, ни один…
Выяснять то, что задумал карлик, воинам не представлялось возможным, поэтому они ушли. Когда звук их шагов стих в глубине тоннеля, Морак отошёл ещё дальше от внушающего ужас угла.
- Ты, ты и ты! Проверьте, что там!
Три человека кинулись к груму, забившемуся в угол.
- Он накрепко привязан, хозяин.
Только после этих слов карлик вздохнул глубже и перевёл взгляд на каменную преграду в стене.
- Эй, кто там? Ты там живой?
Морак приставил к уху ладонь, как будто изо всех сил пытался услышать хоть что-то из-за камней, но тут же взвизгнул, удивляясь собственной шутке. Немного погодя, словно желая закрепить результат, он плюнул на преграду и показал в то место пальцем, обращаясь к своим телохранителям.
- Убрать!
Верзилы недоумённо переглянулись, но с места не сдвинулись.
- И это им я заплатил целое состояние! Откопайте пленника, придурки!
Наёмники мгновенно оживились и кинулись раскидывать камни. Когда самые крупные глыбы были сдвинуты в сторону, карлик победоносно выпятил грудь, и, глядя в темноту, объявил.
- Выходи, путь свободен! Эй, ты что, околел там?
Лёгкий шорох дал понять, что пленник ещё жив.
- Выходи на свет, не заставляй вытаскивать тебя сюда силой.
Эливен шагнул к свету, осторожно наступая на острые камни ранеными ногами. Ему приходилось щуриться, чтобы привыкнуть к яркому освещению в несколько фитилей, но, когда он открыл глаза, ни капли страха или беспокойства не промелькнуло в них. Перед уродливым горбуном предстал высокий светловолосый юноша. Синие глаза, чуть бронзовая кожа, гордый взгляд из-под слегка прикрытых век могли бы окончательно растоптать практически сливающегося с грязью Морака. Тот некоторое время смотрел на юношу немигающим взглядом, позабыв про губы, утратившие способность состроить простейшую гримасу.
Превосходство. Рваная одежда, слипшиеся волосы, потрескавшиеся губы, окровавленные ноги, но… Превосходство, оно давило на горбуна, сгибало его ещё сильнее, втаптывало в камень и посмеивалось над ним. Величие и ничтожность, красота и уродство, молодость и старость! Морак почувствовал, как вместе с чувством ущемлённого достоинства в него вселяется страх, презрительный, недостойный его нынешнего положения. Нет, не тот страх, который исходит из темноты шевелящегося угла, с которым можно справиться метко брошенным камнем. Это был другой страх, от которого ломит голову, теряются мысли. Их место занимает чувство безысходности и потери себя, самой нити, за которую держится разум и тянет, пытаясь вытащить эти мысли наружу.
Карлик, наконец, ощутил боль в голове, сглотнул сгусток крови, забыв его выплюнуть, и собрал все силы, чтобы прокричать.
- Взять его!
Два человека мгновенно отделились от стены и схватили Эливена под руки. В следующую секунду рот горбуна открылся, чтобы выкрикнуть следующий приказ. Эливен тоже понял, какие слова он услышит сейчас. Убить! Он закрыл глаза и прошептал, как заклинание: «…холли…флоуи…Маттис…»
Морак опешил и закрыл рот. Если он сейчас убьёт этого пленника, то совершит глупейшую ошибку. Пластины нет, найдёт ли он её, пока неизвестно. Юноша что-то знает, его нельзя убивать, не время. Фиолетовые губы растянулись в хитрой улыбке.
- Я лишь хочу помочь тебе, стать твоим другом, облегчить твои страдания.
Морак думал, его глаза бегали из стороны в сторону, а губы не находили места на лице. Он не знал подходящих слов, чтобы обмануть существо, которому ничего не нужно от него. Эливен не боялся карлика даже тогда, когда двое громил подхватили его под руки.
- Видишь, стоило мне только приказать, и ты уже вызволен из заточения. А ты страдал, бедняга, как я погляжу?
Морак с наигранным сожалением смотрел на засохшие лоскуты, сковавшие ступни Эливена.
- Послушай, а что ты тогда нашёл в той пустыне? Расскажи, мне можно доверять, я помогу тебе.
Эливен не собирался ничего говорить. Горбун имел власть над ним, он это чувствовал, но рассказать тайну, ради которой Маттис отдал свою жизнь, он не смог бы. Как бы ни сложились дальнейшие события и от кого бы они ни зависели, этот вонючий карлик не достоин ничего узнать.
Терпение Морака подходило к концу, но его сдерживало только одно: у него пока не было пластины. Он подал пальцами чуть заметный знак верзилам, те сдавили плечи Эливена и с силой встряхнули.
- Плантаторы скоро исчезнут, их больше не будет. Ты понимаешь, что я говорю? Завтра от твоего бывшего убежища останется глубокая нора с мертвецами. Все кодбаны, вооружённые до зубов, выходят завтра.
- Нет, ты лжёшь! – не выдержал Эливен.
- Ну вот, а мы тут уже подумали, что ты съел свой язык, - проскрипел карлик. Он вплотную приблизился к пленнику и схватил его за рубаху.
- Где это находится? Вход, где вход?! – тряся и разрывая грязное тряпьё на теле юноши выкрикивал он.
- Тебе никогда не узнать этого, гад!
Рубаха шла лоскутами, они свисали до пола, оголяя измученное тело. Вдруг мучитель внезапно остановился. Его руки застыли с зажатыми в пальцах обрывками одежды.
- Что это у тебя? Какая забавная вещица, странно, зачем она тебе?
Морак приподнял на груди Эливена своим грязным ногтем медальон.
- Оставь это, оно тебе не принадлежит! – беспомощно выкрикнул Эливен, но понял, что всё бесполезно. Морак дёрнул за медальон, шнурок порвался, его концы повисли из грязной руки горбуна.
- Как видишь, это теперь моё, - корчась и выплёвывая слюни радовался он. Эливен не мог ничего сделать, кроме как изобразить отвращение к своему мучителю. Совсем недавняя апатия испарилась, а вместо неё грудь наполнили гнев и ненависть. Он желал во что бы то ни стало уничтожить это мерзкое существо, кривляющееся перед ним.
- Я вижу, тебе неприятно моё присутствие, ничтожный плантатор? Я давал тебе шанс одуматься, но ты не прислушался к моим словам. Ты умрёшь, но не сейчас. Две ночи, две последние ночи, запомни это. А чтобы тебе было не так скучно, я передаю тебе часть своей доброты.
Карлик что есть силы наступил на ногу Эливена, потом на вторую, при этом его глаза грозились потерять свои обычные места в черепе. Эливен закричал от обжигающей нестерпимой боли, но тут же повис на руках громил и потерял сознание. Тонкие ручейки крови потекли сквозь затвердевшие старые повязки и расползлись по каменному полу. Карлик отступил в сторону, словно боясь испачкаться.
- Ну вот, а кто же тебя теперь развеселит? Эй, ты тут? – похлопал карлик Эливена по щеке, но тот его не слышал.
- Что же делать, что же делать… Так мы совсем забыли, обещание надо выполнять, ведь так?
Двое громил усердно закивали головами, явно не понимая, о чём идёт речь.
- Возьмите того, что в дальнем углу, привяжите его к пленнику и посадите их в нору, откуда вытащили этого. Да, и не забудьте вернуть камни на место. Надеюсь, они найдут, о чём поговорить. На сегодня все добрые дела кончились, двое здесь, двое со мной. Завтра нас ждут дела поважнее, а сегодня вы найдёте мне хорошего скакуна и повозку с навесом. Все люди, нанятые мной, нужны мне завтра. Каждый получит то, что хотел.
Глава 18
Пенничел стоял на площадке перед воротами и наблюдал за тем, как вооружённые пиками, секирами и арбалетами люди вытекали из пещеры тонкой струйкой. Вот они уже заполнили полукруг площади, образовав целое озеро, на котором тёмные одежды колыхались и разделялись на небольшие островки. Восемь островков, два ряда по четыре отряда в каждом чёрными квадратами стояли и ждали сигнал к началу движения. Восемь повозок, столько же скакунов примкнули к каждому отряду. Их командиры стоят спиной к угрожающей пустыне, сейчас их главная задача – это ждать.
Пенничел узнал своих лучших воинов, Стаума и Хатуэлла, когда они выходили за ворота. Он заметил, к какому отряду те присоединились, поэтому подошёл к ним почти незаметно и положил им руки на плечи.
- Друзья мои. Мы с вами через многое прошли, но сейчас я не ваш командир. Я хочу, чтобы вы помнили лишь одно. Те люди, плантаторы – только благодаря им мы ещё живы. Берегите себя, нас ждут дела намного важнее, чем война.
Пенничел отошёл к воротам и хотел было уже зайти в убежище, но ему пришлось посторониться. Резвый морхун чуть не сшиб его с ног, проскакав через ворота с повозкой, завешенной чёрным тентом. Пенничел совсем забыл про карлика, а тот решил не напоминать никому о себе, заранее забравшись в своё убежище на колёсах. Но чрево пещеры ещё не полностью освободилось от своего содержимого. Морак выбрал сорок человек из кучки нанятых им людей, остальных он оставил в убежище. Какие планы он вынашивал в своей больной голове, никто не знал, однако позже стало понятно, что всё происходит неспроста. Оставшиеся люди получили особые поручения и хорошее вознаграждение.
Пенничел не мог слышать последнего разговора Морака и Хобинхора в тронном зале. Карлику запрещено возвращаться в убежище кодбанов, если он не выполнит условие владыки. Но ему никто не запретил оставить вместо себя надёжных людей, о чём тот и побеспокоился заранее. Остальные сорок человек образовали вытянутую в две нити вереницу, замыкающую всю процессию, ожидающую лишь приказа. Люди Морака не отличались от других воинов, а в чём-то даже превосходили их. Наколенники, налокотники, шейные браслеты значительно повышали их шанс выжить в битве. Куча разных вещей, предметов и оружия возле входа к источнику стали причиной ажиотажа, длившегося почти всю ночь. Морак прислушивался к шуму за занавесью и потирал руки. Бессонница совсем не беспокоила его, он знал, что теперь эти варвары продержатся на поле боя чуть дольше. Выживут они или нет, это его мало беспокоило, но совершенно безразличным это будет, когда они принесут ему пластину.
Морак лежал за чёрным тентом и строил гримасы светлому пятну от солнца на стене. Даже если он не найдёт никакой пластины, ничего не изменится в его планах. Его тёмные мысли стали ясными, как никогда.
«О, владыка, чёрный высохший истукан! Ты запретил мне возвращаться и считаешь, что избавился от меня? Моя тень, вот что будет рядом с тобой всегда. Тебе не избавиться от неё!»
- Вперёд, кодбаны! Солнце прошло половину неба! – выкрикнул карлик, отодвинув пальцем край тента и тут же одёрнув его обратно. Отряды двинулись вперёд. Через сотню шагов ровные чёрные квадраты распались на мелкие части, а ещё позже они собрались в тонкий ручеёк, чертивший на песке хрупкую колеблющуюся линию.
День заканчивался, а Умарс корил себя за то, что предыдущий закат так его беспокоил. Каждый следующий вечер был тревожнее предыдущего, беда приближалась. Как он желал начала, ожидание страшной участи оказалось тяжелее, чем предполагаемый исход. Подкрепления не было и сегодня. Последний раз пройдя мимо бойниц в древнем входе, он дал наставления дежурившей смене, пересчитал бочонки и мешки. Что-то его беспокоило, несмотря на то, что их количество не изменилось. Воин покачал головой и тяжело вздохнул. Ему нужно решить ещё несколько вопросов сегодня, один из которых – отправить отдыхать Гора. Юноша уже ждал учителя возле тренировочного зала.
- А, Гор… Как прошёл день?
- Хорошо, учитель. Сегодня тут побывали даже собиратели васхры и семирды. Они закончили работу на много дней раньше, чем обычно. Собирать больше нечего, а тех запасов, что удалось заготовить, не хватит до следующего урожая. Семирда полностью замёрзла, а васхра высохла.
- Так зачем они приходили?
Гор печально вздохнул и махнул рукой.
- Они не стали вооружаться. Их беспокоило лишь то, что никто больше не ищет воду. Последняя группа ушла больше десяти дней назад и не вернулась. Морхуны ревут в своих загонах, их мучает жажда и голод. Они кашляют, пытаясь привлечь внимание, но загонщики обходят их стороной.
Умарс положил руку на плечо юноши и кивнул головой. Он повёл его по коридору, продолжая обречённо кивать.
- Знаю, мой мальчик. Всё знаю… Одна беда сменяется другой, но прежняя никуда не исчезает. Может быть, если победить одну, у нас останутся силы справиться с другой? Не сегодня, так завтра всё будет ясно.
- Да, учитель. Скорее бы уже…
- Гор, мальчик мой. Я верю и доверяю тебе. В нашем убежище для меня нет человека дороже, чем ты. Когда всё начнётся, я не останусь в стороне. Возможно, я погибну, но хочу попросить тебя об одном. Останься в живых.
Гор дёрнул плечом, пытаясь сбросить руку учителя, но тот лишь сильнее сжал его и продолжил.
- Я понимаю твоё состояние, ты не хочешь и слышать об этом, я не ждал другого. Но если мы погибнем вместе, то одна нерешённая задача может кануть в пропасть.
- О чём вы говорите, учитель? Какая это задача, ради которой я должен спрятаться в какой-нибудь норе, как паршивый грум?
- Это тайна, которая была скрыта от глаз многие тысячелетия. Может быть, она ничего не значит, но судя по тщательности её сокрытия, она всё же имеет ценность. Я хочу посвятить тебя в это, а ты решишь потом, кто ещё достоин знать. Идём со мной.
Гор покорно свернул налево на знакомой развилке. В этот раз тень, следовавшая по пятам за ними, шла неотступно. Умарс остановился перед пещерой старого Иногура.
- О, учитель, но… я не игрок. Тем более, это ваш соперник, зачем я вам?
- Об игре сейчас речи не идёт. Ступай за мной.
Иногура в пещере не было. Гор поёжился от странного ощущения, похожего на угрызения совести. В племени не было принято находиться в чужой пещере в отсутствие хозяина.
- Не бери в голову, мой мальчик. Всё в порядке, - спохватившись, успокоил юношу воин. – Идём.
Глаза Гора полезли на лоб, когда он увидел трещину в стене, из которой сочился свет. Когда же воин легко подтолкнул его к этой щели, то в глазах Гора застыл немой вопрос.
- Нам туда. Это не сложно, если ты не успел плотно поужинать сегодня, - улыбнувшись, пошутил воин. Гор тоже изобразил подобие улыбки, но она не удержалась на лице дольше, чем до момента протискивания в узкую щель. Ножны с оружием пришлось сдвинуть на бок, так как они цеплялись за края расщелины.
По ту сторону, к не меньшему удивлению юноши, оказалась довольно просторная комната. Иногур стоял возле дальней стены и зажигал один фитиль от другого.
- Проходи, не бойся, юный воин.
Гор почувствовал холодок на коже. Он не мог поверить, что этот древний старик разговаривает, и ни с кем иным, как с ним. Умарс подтолкнул его в спину, намекнув о затянувшемся моменте. Иногур начал свой рассказ.
- Много лет назад я нашёл эту нишу с истлевшим телом. Долго я не мог понять, зачем этот человек сотворил с собой такое. Он умер не внезапно, не был убит. Он будто готовился к своему погребению заранее, приготавливая камни и глину. Большинство камней – это блоки из песчаника, тщательно выточенные и подогнанные под размеры щели в стене.
Я долго не смел тревожить тишину и покой этого места, но потом начал понимать, что действия этого человека были таковыми неспроста. Однажды я снова раскидал камни, которыми закрыл расщелину, и стал осматривать помещение. Меня удивила копоть на стенах и потолке, но особенно много её было в одном месте, возле этой стены, где мы сейчас стоим. Слой сажи был настолько толстым, что отламывался кусками, если его подцепить ножом. Когда я попробовал это сделать, то вместе с сажей отвалился кусок окаменевшей грязи. Меня охватило любопытство, я судорожно срывал черепки и раскидывал их в стороны, долбил по стене камнями, отламывая всё новые и новые куски. Остановился я лишь тогда, когда стена была очищена.
- Это… это же…, пытался было произнести что-то Гор, но его палец поднимался всё выше и выше, словно указывая на нечто непостижимое.
- Ты правильно всё понял, мой мальчик, - поддержал его Умарс. – Это схема нашего подземелья, и оно не заканчивается теми коридорами, о которых нам известно.
- Раньше не заканчивалось, но теперь там нет проходов. Боюсь, что этот человек, - старик указал на истлевшие останки, - позаботился не только о своём погребении, но и о сокрытии куда большего, чем это помещение.
- Но как он смог это сделать? Он был не один? Двенадцать проходов всегда считались тупиками, как можно было их перекрыть одному слабому человеку? – с недоумением в голосе произнёс Гор, покосившись на останки.
- Я уже давно не уверен, что он действовал в одиночку. Посмотрите сюда, друзья мои. За той сетью тоннелей, изображённых на стене, просто ничего нет. Куда же они ведут? Неужели они упираются в обычную стену? – сказал Иногур, зажигая ещё один фитиль и поднося его к стене.
- Может быть, люди, жившие тогда, просто не успели их прокопать дальше? – предположил Гор, но Умарс покачал головой, не согласившись с такой версией.
- Вряд ли, зачем им копать эти длинные коридоры? Когда-то все поселения были на поверхности, но что-то случилось. Выжившие ушли в подземелья, но было ли у них время копать все эти ходы? Эти коридоры, пещеры, залы были уже тогда.
- Но им могло быть тесно, тогда они…
Умарс прервал рассуждения своего ученика.
- Им не могло быть тесно, потому что их никогда не было слишком много. Чтобы выжить, они должны были что-то есть. Что едим мы? Мясо морхунов, лепешки из семирды, васхру. Семирда и васхра растёт только в определённым местах, где есть вода. Таких мест немного, но я сомневаюсь, что их было больше в те времена. Советник Ормас знал бы об этом хоть что-то. Поэтому в убежище, какого бы оно ни было размера, существует строго определённое количество людей. Это происходит само собой, естественный процесс. Людей не может быть больше, чем сможет прокормить подземелье.
Иногур почти сомкнул мохнатые белые брови на переносице, но не прерывал Умарса и терпеливо ждал, когда тот закончит. Когда это произошло, он поднял фитиль почти под самый свод маленькой пещеры и указал пальцем на какие-то точки.
- Друзья мои, посмотрите на это. Каждый тоннель, отображённый на схеме, не просто обрывается. Они заканчиваются этими жирными точками. Похоже на то, что создатель этих рисунков отсылает нас в другое место. Может есть и другая схема, продолжение этой? Почему бы нет, ведь на этой стене просто могло не хватить места?
- Да тут вопросов больше, чем ответов, буркнул под нос воин.
- Но это ещё не всё, друзья мои. Посмотрите вот сюда.
Старик поднёс фитиль к верхнему левому углу, который до этого момента оставался в тени. Гор невольно зажал рот и съёжился. Взорам присутствующих открылась немая картина, выполненная с особой тщательностью, словно художник не смел сделать иначе. Четверо синих существ, похожих на людей, стояли рядом плечом к плечу, а перед ними был ещё один, в два раз ниже этих. Один синий великан вытянул руку вперёд, будто передавая что-то, маленькому человеку. Немного в стороне были изображены ещё шесть синих великанов, но они располагались горизонтально и были обведены тонкой линией, повторяющих их силуэты.
- Это и есть Ироний, Он знал то, что больше не знал никто. Теперь он лежит в той нише и ничего никогда не скажет.
Умарс медленно перевёл взгляд с синих фигур на нишу в стене, и тут ему показалось, что ответ лежит как на ладони.
- Великан на стене не передаёт ничего человеку. Он жмёт руку, как будто заключает с ним соглашение. Он узнал про синих существ случайно, а они могли бы просто уничтожить его. Но они этого не сделали, хотя мне не понятно, почему, ведь это для них не составило бы труда.
Несколько секунд тишины, лёгкий шорох снова вывел всех из оцепенения. Гор осмелился предложить свою версию тех древних событий и приблизился к стене почти вплотную.
- А что, если они не могли его уничтожить? Возможно, им нельзя было делать этого, какой-то запрет, исключительная… хм, как бы это сказать?
- Инструкция, - помог юноше Иногур. – Ты прав, они не могли бы уничтожить кого-либо из людей. Их задача – созидание. Они кажутся угрожающими только потому, что их рост огромен и они синие. Но вглядитесь в рисунок, друзья мои. Время стёрло краски, однако оно не смогло стереть лица у всех десяти великанов. Их лица светлые, как и у нас, синие у них лишь одеяния. Они такие же, как мы, вернее – мы похожи на них. Сеть этих тоннелей принадлежала им, люди не знали ни о пещерах, ни о великанах и их существовании. Ироний мог натолкнуться на них совершенно случайно и узнать то, что не знал никто.
Умарсу не давало покоя рукопожатие человека и великана. О чём они могли договариваться?
- А что, если они попросили сохранить их существование в тайне от остальных людей? Рукопожатие – это своего рода клятва, которую нельзя нарушить. У великанов есть надежда на то, что человек будет молчать. Во-первых, страх перед синими существами не даст ему лишний раз раскрыть рот, но даже если это и случится, то кто ему поверит?
- Но если он встретил синих существ, то почему это не могли сделать и другие? – вслух подумал Гор. Иногур знал ответ. Он взял кусок сажи и перечеркнул все двенадцать веток тоннелей в тех местах, где они оказались перекрыты. Лицо Гора озарилось.
- Они отделились от жителей подземелья каменными преградами. Этот человек, чей прах лежит в этой стене, не закрывал тоннели. Он просто не смог бы этого сделать. Но вот что странно: он мог бы остаться по ту сторону завалов, чтобы сохранить тайну наверняка. Зачем он вернулся сюда?
Иногур поднял мохнатые брови, и чуть заметная улыбка скользнула по старому морщинистому лицу. Казалось, что он давно знал все ответы, но хотел, чтобы его гости сами обо всём догадались. Гор снова опередил своего учителя и почти шёпотом произнёс то, что было и так очевидно.
- Не он решил остаться по эту сторону. Ему сказали остаться, чтобы создать это.
Юноша снова и снова окидывал взглядом огромную схему со сложными узорами – линиями всевозможных проходов, развилок, комнат, закоулков. Он прекрасно знал все эти тоннели, но никогда не видел их вот так, все сразу. Он обратил внимание на одно из сотен нацарапанных углублений в песчанике. Там сейчас ждёт его Лия, она ещё не спит. Она такая хрупкая, беззащитная, словно песчинка на этой испещрённой царапинами и трещинками древней стене. Эти синие существа, почему они не допустили смерть Ирония, но равнодушно наблюдают, как гибнет целое племя?
Гор ещё какое-то время смотрел на рисунок с изображёнными великанами и мысленно обращался к ним с одной единственной просьбой: «Спасите её! Даже если для этого нужно разрушить стену, сделайте это! Время пришло».
Глава 19
Издалека этот каменистый холм казался просто небольшим песчаным наносом, но, когда он становился всё ближе, очертания скалы проявлялись чётче. Кодбаны не знали страха и чувствовали свою мощь. Отряды собрались в ровные квадраты и остановились. Подходить ближе команды не было, внезапность нападения оставалась на первом месте.
- Час передышки. Огня не зажигать, не шуметь. Кто нарушит приказ, умрёт.
Инструкция была неизменна сотни лет, повторять её не имело большого смысла, но сегодня командиры повторили приказ вслух. Люди Морака могли не знать этого, а ночной холод настолько сковывает тело, что уже нет дела до инструкций.
Морхуны получили по пучку сухой семирды, смоченной в воде. Головы скакунов погрузились в мешки, висящие под их клювами. Кашляющие звуки сменились хрустом заледеневшей соломы семирды, навевая смирение и покой. Только карлику было не по себе. Он суетился, сжимался в маленький грязный комок, который внезапно превращался в мечущуюся по повозке злобную тварь. В один из таких припадков он не удержался на ногах и повалился на тряпичную стенку. Слабая конструкция не выдержала и обвалилась на песок, увлекая за собой и карлика. Барахтающийся клубок, издающий грязные ругательства, вызвал не только улыбку у стоящих рядом отрядов. Хатуэлл заметил вдалеке светящиеся точки. Враг догадался об их присутствии и зажёг огни, осветившие далёкие бойницы. Воин ничего лучше не придумал, как с силой пнуть это ворочающееся и орущее тряпьё. Карлик мгновенно застыл на месте, не испуская больше ни единого звука. Когда ему помогли освободиться от пут, он с трудом встал, почесал бок и принялся вглядываться в окружающие его лица. Так и не получив желаемого результата, он ткнул пальцем в первого попавшегося ему воина и закатил зрачки за веки, сверкая воспалёнными белками.
- Ты сейчас тихо пойдёшь туда и проверишь обстановку. Если останешься незамеченным, награжу.
Человек в чёрном почти сливался с пустыней, но чуть заметное пятно, ползущее по освещённому звёздами песку, привлекло внимание стражи. Когда арбалетчикам стало понятно, что пятно всё-таки движется, свет в бойницах исчез.
- Стой! Кто идёт?
Разведчик притих, но понял, что его заметили. Натянув тетиву на своём арбалете и вложив в гнездо стрелу, он замер, не решаясь бежать.
- Видишь там, на песке? Прицелься хорошенько и выстрели, - прозвучало по ту сторону древней кладки. Слух разведчика настолько обострился, что он мог разобрать каждое слово стражников. Его тело напряглось, готовое сорваться в любой момент с места и исчезнуть во тьме. Но это его не спасёт, нет ничего быстрее стрелы.
Вдруг в одной из бойниц снова показался свет, в котором разведчик различил часть лица стражника и наконечник стрелы. Арбалетчик повернулся к своему напарнику и буркнул что-то про свет, но было уже поздно. Предательский фитиль сделал своё дело, стрела разведчика со свистом рассекла чёрное пространство и пронзила висок стражника. Когда второй стрелок перехватил оружие и глянул сквозь бойницу наружу, на тёмно-сером песке уже никого не было.
Шум поднялся одновременно среди отрядов кодбанов и в убежище плантаторов. Казалось, что всё подземелье одновременно ахнуло и загудело, как один живой организм.
- Спасибо этому идиоту, о внезапном нападении можно забыть! – верещал Морак, расталкивая сидящих на своих мешках кодбанов. – Что расселись, час настал, вперёд!
Стаум отделился от своего отряда и приблизился к карлику.
- Не кажется ли тебе, коротышка, что это ты первым поднял шум?
Он готов был схватить карлика за шиворот и вытряхнуть всё его гнилое нутро на песок, но внезапно несколько наёмников подступили к своему хозяину. Морак сделал довольную гримасу.
- Что ж, похвально. Попытка так себе, да и несвоевременно. Закончим наше общение после боя. А теперь, все вперёд!
Умарс не слышал шума возле сторожевой площадки, но кровь внезапно прилила к лицу и тут же устремилась в ноги. Он всем телом почувствовал беду, схватил Гора за плечо и посмотрел на старика.
- Иногур, это никто не должен видеть. Попытайся спрятать рисунки и укройся сам. Гор, мальчик мой, нам пора.
Два воина, учитель и ученик, бежали по холодному тоннелю в сторону нарастающего шума. Вот они миновали то место, где две дороги слились в одну и двинулись дальше. Сердце Гора выскакивало от тревоги, оно просило развернуться и бежать в тот проход, где была его Лия, но ноги не смели сделать этого. Чёткий приказ из черепной коробки указывал на нехватку времени. «Она будет спасена, если ты сейчас поспешишь, но в другом направлении. Беги на шум!»
Их путь шёл мимо тренировочного зала, возле которого уже толпились не успевшие уснуть зеваки и самые бдительные плантаторы. Как ни странно, это были женщины и дети, но у многих в руках была пика или камень. Гор готов был поклясться, что некоторые из них так и не выпускали оружие из рук с последней тренировки.
- Проследи, чтобы дети были дальше всех от входа. И пусть бьют тревогу! Я ко входу, проверю, что там, - распорядился Умарс и побежал к баррикадам. Возле ворот уже стояли вооружённые пиками и секирами люди, прислонившись к стене и тяжело дыша. Они с тревогой смотрели на массивные ворота, ожидая удара по ним снаружи.
- Попробуем сдержать их стрелами около рва. Половина здесь, остальные со мной, - отдавал чёткие и сухие приказы Умарс, хотя в этот раз он не был уверен, что не ошибается. Он уже знал про убитого арбалетчика, но кто знает, что там, за воротами? Армия врага стоит чёрной стеной перед входом, а может одиночка, предатель или шпион выстрелил и испарился в ночи? Вопросы давили на седого воина, но ответов он пока не находил. Кажущиеся чёткими и отточенными все действия в случае нападения теперь казались расплывчатыми, запутанными и несвоевременными.
Когда он подбежал к смотровой площадке, несколько стрелков стояли, прислонившись к дальней стене. Одни дрожали, другие косились на убитого стражника со стрелой в голове. Один единственный выстрел со стороны пустыни полностью вывел из равновесия всех на смотровой площадке.
- Что происходит? Сколько их там? Как расположены?
Ответов он так и не получил. Единственный горящий фитиль осветил несколько растерянных лиц и бочонки с жиром. Умарс схватил чашу с фитилём и убрал огонь за выступ в стене. Площадка погрузилась во тьму, даже шорохи прекратились и потерялись в ней. Воин подошёл к бойнице и выглянул наружу. Во рву и около него никого не было, тёмный песок слегка отсвечивал в тусклом свете звёзд, умиротворяя обычный ночной пейзаж. Но старого командира обмануть было сложно. Всю жизнь он глядел на этот песок, знал все его бугорки и впадины, как шрамы на своём теле. Тёмные пятна вдалеке показались ему чем-то чужеродным на знакомой местности. Он глянул на ночное небо, как будто надеялся увидеть в нём хоть что-то, способное затмить блеск звёзд, но всё было напрасно. Это небо уже давно было неизменно чистым и днём, и ночью. Чуда не произошло и в этот раз. Кодбаны. Несколько отрядов, сотни и сотни человек, готовые начать приближение в любой момент. Но Умарс снова ошибся. Враг уже шёл, тёмная масса становилась всё ближе и ближе. Только сейчас он понял, что упустил нечто важное, то, что терзало и не давало ему покоя. Кинув лихорадочный взгляд на тюки с тряпьём, он кинулся к одному из них и вытряхнул содержимое на пол.
- Быстро, рвите это на лоскуты и вяжите к стрелам! Что же я наделал… О чём я думал…
Последние фразы Умарс старался произнести тише, но нервные движения командира зародили у стражи чувство паники. Подоспевшее подкрепление из десяти человек тоже кинулось к мешкам и вытряхнули их в общую кучу.
- Не поджигать и не высовываться! Заткните бойницы мешками. Враг слишком метко стреляет, да к тому же он практически невидим.
Отдав последние распоряжения, Умарс снова устремился в глубь подземелий, где уже происходило что-то невообразимое. Плач детей смешивался с криками людей, тащивших по тоннелям мешки, инструменты, другие нехитрые пожитки. Они сталкивались с теми, кто бежал им навстречу из дальних коридоров. Скудное освещение одиноких ламп гасло при любом неловком движении. Многих влекло в глубины подземелий, подальше от опасности, какое-то неведомое ранее чувство загнанного зверя. Они искали спасения, но не ведали того, что обрекают себя на гибель, рискуя сгинуть в далёких тёмных коридорах.
- Останьтесь, глупцы! Возьмите в руки оружие, будьте верны своему слову! – кричали те, кто осмелился собраться на площадке перед тренировочным залом. Но панику смирить не удавалось. Те, кто не смог собрать свои вещи, выхватывали у других мешки с припасами, не разбираясь в темноте, что именно они схватили. Кто-то истерически выкрикивал имена потерявшихся в этой людской свалке своих детей.
Лишившиеся своих мешков тут же бросались в темноту и хватали первую попавшуюся им под руку жертву. В ход шли ножи и палки, которые ещё пару часов назад имели другое предназначение. Многие уже с трудом понимали, что делают, даже когда пронзали пикой кого-то впереди себя. Раскаяние приходило так же внезапно, как и помутнение рассудка. Но это было скорее отчаяние, обида на свою неловкость, когда чья-то пика или нож протыкали теперь уже его тело.
Умарс заметил в проёме входа в тренировочный зал Гора. Его лицо выражало бескрайнее горе и растерянность. Старый воин кивнул ему, пытаясь поддержать и предостеречь от опрометчивых решений. Сам же он ринулся обратно ко входу, но свернул в направлении тронного зала. Там были ещё стражники, которых можно было использовать для усмирения паники. Охрана владыки сейчас отходила на второй план.
Умарс чувствовал усталость от нескончаемых перебежек, но он не желал себе покоя. Выхватив у одного из стражников пику, он сломал костяную рукоятку о колено на две части и забрал себе ту, что без острия. Оторвав подол своего балахона, он намотал его на обломок и завязал в узел.
- Лампу! Дайте лампу!
Схватив сосуд, он сорвал с него кожаную крышку и вылил содержимое на тряпку.
- Поджигай!
Пламя охватило промасленную тряпку, свет залил площадку перед тренировочным залом и ближайшие к нему проходы. Ужас застыл в глазах людей, окружающих Гора. Умарс блеснул мокрыми глазами и сжал зубы. Десятки людей в изодранных окровавленных одеждах лежали мёртвыми на полу. Их лица выражали растерянность, а в глазах застыл страх. Липкая кровь продолжала вытекать из ран, а в некоторых телах торчали пики.
Мёртвая тишина длилась недолго. Умарс нарушил её, понимая ценность каждой секунды.
- Сколько ушло?
Гор опустил голову, не в силах больше смотреть на текущую по коридору кровь. Он никогда не видел её цвет, в котором блестел яркий огонь факела. Она была чёрная с рыжими бликами, но Гору казалось, что стоит коснуться её, и тело застынет и рассыплется, как осколки софтрита, выпавшего из мешка со скволом.
- Все коридоры по эту сторону, почти сто человек. Эти люди рядом с нами – все, кто решил остаться.
- Но что стало причиной этой панике, я никак не пойму? – бормотал воин.
Люди, окружившие Гора, зашевелились. Кто-то из них решил подать голос.
- Советник Умарс. Дело в том, что прошлой ночью в тоннелях раздавался странный голос. Он говорил, что спасения не будет, силы не равны и нужно бежать. Мы тоже его слышали, но не смогли никого обнаружить.
- Голос, говоришь? Это не может быть простым совпадением. Мне нужно кое-что проверить… Гор, мальчик мой, мне нужно спешить к бойницам, а ты займись второй линией. Если враг прорвётся, то надежда только на тебя и твоих людей.
Умарс оставил догорающий факел на полу, приказал стражникам бежать вперёд и сам последовал было за ними, но вспомнив что-то важное, резко развернулся.
- Тут есть дети, пусть бегут отсюда как можно дальше. Предупреди Лию и Иногура!
Но Лию не пришлось предупреждать. Перед тем, как факел окончательно погас, в проходе показался знакомый силуэт. Гор бросился к ней, стараясь не наступить на трупы и кровь, прижал её голову к груди и погладил по волосам. По влажному пятну на своей одежде он понял, что Лия успела заметить мёртвых до того, как пламя потухло.
- Крепись, родная. Ты можешь двигаться?
Почувствовав слабый кивок, Гор продолжил.
- Мне нужна твоя помощь. Это очень важно сейчас. Здесь дети, я передам их тебе, а ты уходи с ними дальше, по тоннелю. А я ещё успею вывести Иногура.
- Иногура? – с недоумением промолвила девушка. – Но как же твоя мать? Кто о ней позаботится?
- Я позабочусь, попрошу кого-нибудь вывести её.
Гор вернулся к толпе возле тренировочного зала. Хватая детей, он переносил их в руках через тела на полу и передавал Лие. В конце концов, он снова подошёл к девушке и почти на ухо проговорил, как заклинание.
- Иногур знает то, что было скрыто от нас предками. Это очень важно. Запомни, тайна хранится в его пещере. А теперь прощай, родная. Поспеши.
Гор вернулся к толпе возле тренировочного зала, а Лия не могла оторвать от него взгляд. Слёзы застилали ей глаза, что-то подсказывало ей, что она видит его в последний раз.
Умарс не успел вернуться на смотровую площадку. Из бокового коридора, ведущего к покоям правителя, послышался оклик. Тело воина вдруг стало словно каменным, когда он понял, что это голос правителя Асимора.
- Советник Умарс, я так полагаю? – как-то испуганно спросил голос из темноты.
- Да, правитель.
- Могу я узнать, что за причина, по которой я остался без своей стражи?
- На нас напали, не хватает людей! – не раздумывая выпалил воин.
- Но вы делаете ошибку, ведь моё величество превыше всего!
Умарс не выдержал, чтобы не ухмыльнуться в лицо появившемуся из бокового коридора человеку.
- Боюсь, что ваше величество скоро будет никому не нужным. Мы ещё не приняли бой, а уже потеряли сто человек. Что вы можете сделать со своим величием? Вернёте их?
- Дорогой советник… Я боюсь, что вы не оправдываете своего высокого положения в общине. Я буду вынужден требовать от вас сложить полномочия, месяц работ на поверхности охладят ваш пыл!
- Вы бредите, правитель Асимор! – рассмеявшись, сказал Умарс. – Через пару часов плантаторов не будет! Враг у ворот, его количество несметно!
- Вы ошибаетесь, я не слышу звуков сражения. Убежище спит, а вы, советник, просто сошли с ума.
Асимор оттолкнул Умарса и пошёл в сторону бойниц, но увидев коридоры, в которых толпились воины, остановился и вопрошающе уставился на своего советника.
- Зачем все они здесь? Что происходит? Чей приказ? – выкрикивал возмущённый старик, тем самым вызывая у собравшихся ещё больший страх и недоумение.
- С этой минуты я сам буду давать распоряжения отрядам. Вы отстранены, советник Умарс. Уходите прочь!
Умарс не мог позволить себе совершить непоправимое. Однако допустить, чтобы стража схватила его в случае отказа подчиниться правителю он тоже не мог, поэтому немного отошёл назад.
- Вперёд, все вперёд, к воротам! – пронзительно кричал Асимор. В этот момент самые тёмные закоулки его ума вдруг стали видны. Воин нисколько не удивился тому, что они оказались пусты.
- Вперёд, открыть ворота! Я не позволю одному сумасшедшему сбить с толку целую армию! – кричал Асимор.
Умарс шёл за отрядом, отставая лишь на несколько шагов, Он был готов в любую секунду растолкать стражу и навалиться на Асимора, если тот не одумается и не изменит своего решения. Когда странная процессия во главе с правителем миновала смотровую площадку возле древнего входа и свернула в длинный коридор к воротам, Умарс уменьшил расстояние до отряда. Дорога шла под уклон, приходилось держаться за стены, чтобы не натолкнуться на идущих впереди стражников. Процессия остановилась в проходе, так как площадка перед воротами была полностью забита людьми.
Асимор поднял вверх руку, чтобы озвучить свой приказ, Умарс приготовился к прыжку, но произошло что-то странное, заставившее всех содрогнуться. Страшный вопль разнёсся по коридору, он разразился где-то наверху, возле древнего входа. Первое, что пришло старому воину в голову – кто-то из стрелков открыл бойницу и получил стрелу в лицо. Но эта версия отпала сама собой. Кричащих от боли голосов было несколько, как будто всех стрелков одновременно пронзило по стреле. Душераздирающие крики перешли в хрипы и смолкли. Вместо этого рыжее зарево осветило верх коридора, а к ногам Умарса покатились клубы чёрного дыма, постепенно набирая скорость. Рука Асимора упала вниз, он вздрогнул всем телом, как будто внезапно оказался по ту сторону ворот в холодной ночной пустыне. Если он что-то и ощущал сейчас, то именно страх перед надвигающейся опасностью. Об этом ему красноречиво намекали не только языки пламени вдалеке, но и внезапно раздавшиеся удары в запертые ворота.
Не дав никому опомниться, старик сорвался с места и побежал в задымлённый коридор. Отряд вооружённых людей вжался в стену, чтобы не оказаться на пути своего правителя, но Умарс всё же решил окликнуть его.
- Правитель, туда нельзя! Одумайся, сгоришь!
Но Асимор не слушал воина. Он бежал вверх по коридору, поскальзывался на скользких камнях, падал в чёрный дым и снова вставал.
- Покоя, хочу покоя! Скорее, покоя мне…, - хрипел он, задыхаясь в угаре, но продолжал карабкаться кверху. Его уже не было видно, но жуткий кашель всё раздавался вдалеке, перекликаясь с треском пламени. Через мгновение раздался отчаянный крик, который перешёл в протяжный вой. Когда он исчез, все опустили головы, ощущая на себе груз невыполненного долга перед владыкой.
Дым опускался всё ниже, он уже щекотал горло, оставляя всё меньше шансов вдохнуть полной грудью. Чтобы принять единственное правильное решение, оставалось несколько секунд. Умарс прошёл мимо стоявшего вдоль стены отряда, а когда оказался на том же самом месте, где совсем недавно стоял Асимор, поднял руку со шрамом вверх и скомандовал.
- Приготовить оружие! Открыть ворота!
Глава 20
Кодбаны не рассчитывали на лёгкую победу. Многие из прибывших сюда сегодня уже были возле этой скалы раньше. Кто-то еле унёс ноги однажды, но ещё большее количество полегло возле этих рвов навечно. Командиры отрядов знали, что атаковать вход или бежать в ров бессмысленно, как если бы попытаться сломать скалу. У кодбанов не было определённого плана набега, как и ощущения цели их сегодняшнего похода. Разрушить убежище плантаторов, разорить его, всех уничтожить при необходимости. Но даже самый отъявленный убийца, кожа которого загрубела от жаркого солнца и морозной ночи, которая ощущала на себе кровь врага чаще, чем воду, не понимал своей цели. Скорее, он чувствовал её необъяснимость, неоправданность жестокой расправы.
Воины кодбанов шли медленно, их чёрная масса постепенно надвигалась на скалу. Ещё немного, и они окажутся в зоне досягаемости стрел. Первый ров уже заметен. Это ловушка, все это знают. Нужен второй, но как пройти туда незамеченными?
Кодбаны знали, что лишь один человек мог рассчитать план нападения, сохранить отряды от потерь, найти способ пробраться во второй ров. Грязный Пенничел, на которого была наложена особенная печать гениального командира. Чем ближе отряды приближались к первому рву, тем всё чаще впереди идущие оглядывались назад с последней надеждой увидеть знакомое лицо, помеченное знаком темноты. Но всё было тщетно, его с ними не было, он остался далеко и рассчитывать было не на кого. Постепенно взгляд воинов стал останавливаться на Хатуэлле и Стауме. Они всегда были рядом с Пенничелом, который выбрал их не просто так. Он доверял только этим двоим. Значит, они могут вывести отряд отсюда живым, а пока что серебристый песок продолжал тихо хрустеть под ногами, нарушая мёртвую тишину.
Никто не обратил внимания, как отстал Морак. Его повозка остановилась задолго до того, как показался первый ров. Отряд нанятых им людей окружил своего хозяина плотным кольцом, подчиняясь приказу. Кодбаны догадывались, что этот поход был организован скорее Мораком, чем Хобинхором. Не истребление убежища плантаторов было изначальной целью. Карлик что-то ищет, и он намерен это добыть любыми средствами, даже ценой жизни целого племени.
- Остановитесь! Стойте, если понимаете, что может случиться через несколько шагов! – обратился Хатуэлл к передним рядам. Он мог поклясться, что услышал выдох облегчения командиров всех восьми отрядов.
- Какие будут предложения, Хатуэлл? Наверняка у тебя что-то припасено на сегодня? – послышалось откуда-то из глубины чёрной массы кодбанов.
- Переговоры могут помочь сохранить множество жизней. Ворота нам никто не откроет, в этот раз нашего человека там нет.
- У нас развязаны руки! Приказано обчистить их полностью, а всех, кто будет сопротивляться – убить! – выкрикнул из толпы очередной голос.
- Вот ты, кого я только что слышал. Знаешь ли ты, что среди тех, кого ты уничтожишь, есть те, кто выращивает этих скакунов, добывает воду и корм для них? Я советую хорошо себе это представить, прежде чем перерезать глотку кому-то из плантаторов. Ещё раз предлагаю договариваться с ними.
- Как ты себе это представляешь? Стоит нам подойти чуть ближе, сляжет добрых полсотни наших.
Хатуэлл задумался, но время неумолимо шло вперёд, и вот уже показался посыльный от Морака.
- Он нервничает, приказано начать наступление.
- Проваливай, откуда пришёл! Мы сами решим, когда начать, - отрезал Хатуэлл. Он всё больше понимал, что этот поход не имеет целью даже наживу. Это просто истребление, резня без причины. В любом случае, пока жив хитрый горбун, ему, Хатуэллу, назад дороги нет.
- Мне нужны люди, которые верят в меня и пойдут со мной.
Ночной холод делал своё дело, тёмные шеренги закутанных воинов качались, как будто потревоженные ветром. Идти на приступ закрытых ворот под градом стрел или пойти с Хатуэллом в неизвестном направлении – уже большой разницы не было.
- Я пойду с тобой, ты же знаешь, - промолвил Стаум, но Хатуэлл сделал вид, что не слышит товарища.
- Я с тобой, Хатуэлл.
- Меня тоже возьми. Я за переговоры.
- И я, мы с тобой! – ответили ещё несколько голосов вдалеке.
Вскоре возле воина уже стояли два десятка человек. Среди них, как ни странно, оказались четверо командиров отрядов.
- Стаум, я знал, что ты решишь пойти со мной, но я прошу тебя остаться здесь. Сам погляди.
Хатуэлл кивнул в сторону четырёх отрядов, оставшихся без командиров. Стаум всё понял без лишних объяснений. Половина кодбанов осталась верна приказу владыки, который донёс до них Морак, но жаждут ли они исполнить тот приказ? Если несколько человек поняли, что после этой битвы не будет даже того, что у них есть сейчас, то недалёк тот миг, когда поймут и другие. Вот тогда рядом с ними и окажется Стаум.
План Хатуэлла был странным и непонятным, поэтому примкнувшие к нему люди просто ждали приказа. Однако последовавшие указания стали полной неожиданностью для всех. Он велел собрать все верёвки, какие возможно, и следовать за ним. Сохранял невозмутимый вид один лишь Стаум, но и он пришёл в некоторое замешательство, когда Хатуэлл повёл людей в сторону от скалы.
Воин же имел незамысловатый план, который мог легко осуществиться, если только его предположение окажется верным. Годы, проведённые в отряде под командованием Пенничела, позволили отточить не только технику боя, но и мышление дотошного мудреца. Следы. Пенничел часто искал следы, и он их находил всегда. Но следы кого или чего можно было найти перед вражеским убежищем? Как они помогут им пробраться внутрь?
Хатуэлл видел белый иней на своём носу. Тёплый воздух оставляет следы, они видимы даже в темноте, а звёздное небо отражается в этом инее и играет бликами. Он усмехнулся сам себе, представляя, как слышит похвалу от своего бывшего командира.
- Подтянитесь, не растягивайтесь, - чуть слышно, но достаточно чётко скомандовал Хатуэлл. – А теперь выстраиваемся в цепь, но прежде тихо подойдите ко мне и смотрите в оба.
Несколько человек уставились в то место, куда показывал Хатуэлл. Прямо из расщелины между камнями поднимались чуть заметные клубы пара. Вся трещина покрылась тонким слоем инея, а в некоторых местах даже образовались наросты из колючих блестящих кристаллов. Когда поднимется солнце, они исчезнут без следа, но сейчас в этих блестящих наростах отражался свет звёзд.
- Ищите нечто подобное, но большего размера. А теперь – вперёд!
Широкая цепь почти ползла по скалистой поверхности, что было ничем иным, как верхушкой убежища плантаторов. Тихо, словно призрачные тени, они продвигались от одной щели к другой, не смея задеть ни одного камня под собой. И вот, наконец, где-то вдалеке поднялась чья-то рука, подавая знак. След сделал своё дело, его невозможно было скрыть от посторонних глаз.
Хатуэлл подошёл к достаточно широкой расщелине, опустился на колени и посмотрел вниз. Там мерцал тусклый свет от фитиля. Вскоре воин уже различал предметы, находящиеся глубоко под ним. Вот лежанка, стол и тумба из камня, на ней горит фитиль. Комната совершенно пуста, наверное, её обитатели в суматохе покинули это место, не успев затушить огонь.
- Слишком высоко. Вяжите верёвки, двадцать локтей, не меньше. Я спущусь первым, трое следом за мной. Остальные останьтесь здесь.
Когда верёвка была готова, её пропустили за ближайшим большим камнем и скинули один конец в трещину.
- Я подам знак, - сказал Хатуэлл и спустился вниз. Ожидание остальных оказалось недолгим. Вскоре верёвка несколько раз дёрнулась, следующая группа по одному скрылась в дыре.
Хатуэлл не мог скрыть своего волнения. Он стоит посреди жилища плантатора, чужой, непрошенный гость, убийца, захватчик. Хозяин этой пещеры может вернуться сюда в любую секунду, в мгновение превратившись из мирного плантатора в заложника.
- Тут живут двое, причём, одна из них – женщина, - тихо сказал Хатуэлл, указав на корзиночки, сплетённые из тончайших нитей. Его привлекла чаша с корзинкой, наполненной распущенными нитями, под которыми были спрятаны два яйца. Воин не смог сдержать улыбку, по телу пробежала волна умиротворения и уюта. «Их всех убьют. Всех до единого», - пронеслось в его голове.
Вдруг один из кодбанов брезгливо дёрнул губами и стал вытаскивать секиру, чтобы ударить по чаше с яйцами.
- Это не решение! – остановил его командир, прикрывая спасённое чудо слоем ниток.
Вдруг в коридоре послышался шум шагов и голоса. Сначала они были неразборчивыми, но по мере приближения стали выделяться голоса детей и женщин. Хатуэлл велел отряду скрыться в тени и ждать, не выдавая себя. Вскоре звуки уже слышались совсем рядом. Это было не увеселительное шествие по тёмным коридорам. Дети плакали, женщины успокаивали их дрожащими голосами. Когда откинулась занавеска, кодбаны увидели девушку с перепутанными длинными волосами. Она тяжело дышала, как будто готова была сорваться в неистовый крик отчаяния, но терпеливо удерживала занавесь, пока в комнату входили остальные.
- Подождём здесь, как нам было велено. Если станет хуже, то будем уходить в тоннель, - промолвила дрожащим голосом девушка и резко отпрянула внутрь комнаты. Вход перегородила широкоплечая фигура в тёмной одежде.
- Кричать не нужно. Тихо.
Из тени вышли ещё три фигуры и встали рядом с Хатуэллом.
- Что вам здесь нужно? Как вы попали сюда?
Но вскоре ей всё стало понятно. Сверху свисала верёвка, оттянутая в тёмный угол комнаты.
- Ты привела за собой этих детей и женщин, значит за тобой и слово. Как твоё имя?
- Лия. Но что всё это значит? Вы нас убьёте?
- Нам незачем вас убивать. Но это могут сделать другие.
- Другие? Какие другие? – недоумевала Лия.
- Те, что за вашими воротами. Они не остановятся только на грабеже. Когда они ворвутся в подземелье, это место вас не спасёт. Вам нужно уходить.
- Стрелки на воротах спасут нас, они не дадут врагу проникнуть внутрь.
- Они проникнут, пусть даже ценой многочисленных жертв. У вас мало времени, нужно уходить.
- Но куда? В тоннели? Это верная гибель. И почему мы должны верить вам? Чем вы отличаетесь от тех, что за воротами?
- Я пришёл говорить, а это, - Хатуэлл показал рукой на своих людей, - те немногие, кто поверил мне и пошёл за мной. Я не правитель, даже не командир, но думаю, что всё происходящее этой ночью – ошибка. Следует торопиться, я слышу шум вдалеке, и он страшен. Что-то происходит.
До Лии тоже донёсся шум, даже вопли. Она вздрогнула, вспомнив распростёртые тела в тоннелях, сумасшествие бежавших в непонятном направлении людей. Окинув взглядом, отрешённым от реальности, кучку детей и женщин, прижимающихся друг к другу, Лия чувствовала ответственность за них. За ней слово, это слово будет решающим. Ах, если бы этого слова было достаточно для спасения ещё одного человека, жертвующего сейчас собой где-то там.
- Спасите их…, - выдохнула она, пряча слёзы, но они капали, стекая по подбородку. Хатуэлл не сразу решился сделать это, но всё же шагнул к девушке и вытер пальцем слезу, катившуюся по щеке. Что-то ломалось внутри него, в горле застрял комок, руки дрогнули. Он поспешил отвернуться к воинам и дал указание вязать к верёвкам прочное сиденье из своего плаща.
Одной из женщин пришлось подниматься на этом импровизированном подъёмнике первой. Верёвка выдержала, хотя и была изрядно потрёпана после спуска кодбанов. Сразу после завершения первого подъёма вниз упала вторая верёвка с уже подготовленным плащом, скинутым с плеч кем-то из людей наверху.
- Теперь дело пойдёт быстрее. Сажайте по двое детей в одно сиденье. Лия, возьми всё, что поможет хоть немного согреться. Бери все вещи, накидки, покрывала. И не забудь про это.
Хатуэлл указал на корзинку с мягкими нитями. Лия словно опомнилась от долгого сна, её отсутствующий взгляд снова стал осознанным и ясным. На ней лежит груз ответственности, доверие нельзя подрывать, несмотря ни на что. Она вздёрнула ресницами и посмотрела на Хатуэлла. «Вот ты какой, кодбан! Ты стоишь передо мной и смотришь мне в глаза, но что в них? Они такие же, как у любого из плантаторов, добрые, искренние и терпеливые…»
Лия мечтала сбросить с себя пелену самообмана. Перед ней враг, убийца, и никто не знает, что ждёт её и тех людей, которые один за одним сейчас исчезают под сводом пещеры. Ей вдруг безумно захотелось броситься в коридор и бежать без оглядки туда, куда требует сердце. Даже если это будет путь к смерти, она готова её принять, лишь бы снова увидеть то родное лицо.
- Пора! Ты последняя, Лия.
Все люди Хатуэлла уже были наверху, но сам он отступил к выходу из пещеры, тронув занавеску.
- Я остаюсь. Нужно остановить это безумие.
Верёвка медленно поднималась вверх, унося с собой последнего пассажира. Лия смотрела в глаза кодбана, пока мгла не встала преградой между ними. Когда Хатуэлл убедился, что девушка уже наверху, он вышел в коридор и выбрал единственное нужное ему направление – в сторону доносящегося до его ушей шума.
Пробираясь по незнакомым тоннелям в полной темноте, он не сбавлял скорости даже на крутых поворотах. Постоянные передвижения в ночи, патрулирование в тёмных подземельях без огня, частые вылазки на тропу врага сделали его практически невидимым. Уши, нос, кожа на шее стали его глазами. Малейшее движение воздуха могло указать ему направление.
Но внезапно что-то остановило его бег. До боли знакомый запах, от которого рука потянулась к ножнам на ремне. Короткая острая секира подалась вверх, но тут же легла обратно в ножны. Кровь, вот что это, этот запах ни с чем не перепутать. Она мёртвая, так пахнет давно поверженный враг. Но здесь не было боя, почему тогда они умерли?
Хатуэлл присел и вытянул руку. Лицо мертвеца, глаза открыты, рот искажён в ужасном вопле.
- Неужели я опоздал?
Он поднялся, перешагнул через несколько тел и осторожно двинулся дальше, но не успев сделать и десяток шагов, увидел слабый свет. Впереди была небольшая площадка, через которую проходил тоннель, но свет шёл из высокого проёма в стене сбоку. Хатуэлл осторожно пересёк площадку и заглянул в освещённый вход. Это был большой зал, дальние стены которого тонули в темноте. Но это не помешало воину заметить там мишени в виде огромных фигур с тряпичными головами.
«Тренировочный зал», - промелькнуло в голове, а разбросанные пики и щиты подтвердили его догадку. Но удивило его совсем другое. Одна из фигур – мишеней вдруг издала шорох и шевельнулась. Там кто-то есть!
Хатуэлл осторожно извлёк секиру из ножен, поднял стоящую возле входа лампу с догорающим фитилём и медленно пошёл к мишеням.
- Эй, кто здесь?
За мишенью кто-то прятался, но остаться незамеченным там смог бы только ребёнок или грум. Зверь не стал бы дожидаться приближения человека с огнём, он просто побежит. Значит это ребёнок.
- Выходи, я не трону. Тебе нужна помощь!
После продолжительного затишья шорох повторился. На этот раз из-за мишени действительно показался ребёнок. Лицо его было грязным от размазанных слёз, а на маленьком тощем плече висел крошечный мешок на верёвке. Хатуэлл безошибочно определил, что эта зима станет четвёртой в его жизни, если ему суждено будет выжить сегодня.
- Ты знаешь эту дорогу? – воин показал ладонью к выходу и направо. Мальчишка молчал.
- Лия, знаешь её? Сможешь добраться туда? Возьми эту лампу…
Тут он вспомнил про трупы в коридоре и представил, каково будет всё это увидеть ребёнку, но возвращаться туда самому уже не было времени.
- Ты что молчишь? Поторопись! Как тебя звать? Что ты прячешь за спиной?
Хатуэлл старался сдержаться и не выплеснуть злость на ребёнка, чтобы не напугать его. Но мальчишка не шевелился, продолжая что-то прятать за спиной. Его мешочек давно перевалился вперёд и теперь висел на локте, но малыш не смел его поправить. Он продолжал смотреть на Хатуэлла не моргая, готовый разрыдаться от страха.
- Позволь, я тебе помогу, - сказал воин, вытянув руку вперёд в попытке поправить сползший мешочек, но совсем забыл про секиру, которую он сжимал. Глаза мальчишки округлились ещё больше, он вытащил руки из-за спины и вскинул арбалет со взведённой тетивой. Хатуэлл успел лишь удивлённо приподнять брови, как стрела пронзила его грудь. Руки, держащие лампу и секиру, медленно опустились. Он осел на пол, взялся за стрелу, торчащую из груди, но рука, вымазанная кровью, соскользнула и бессильно упала вниз. Он смотрел на мальчишку потухающим взглядом, а последняя мысль уже ускользала в вечность. «Спасибо тебе. Это лучшая смерть, о которой лишь можно было мечтать».
Мальчишка поправил мешок на плече, умелым движением, как учил его Гор, взвёл тетиву на арбалете, вытащил лампу из зажатой ладони врага и ушёл в тоннель.
Глава 21
Эливен долго не мог понять, где он, сколько времени прошло с момента потери сознания и что вообще происходит. Он чувствовал, что его тело опоясывает толстая верёвка, оба конца которой уходят в сторону. Он привязан, значит, всё ещё жив и в плену. Но зачем эти верёвки постоянно кто-то тянет, дёргает вместо того, чтобы оставить его, наконец, в покое?
Он взялся за один из концов верёвки и потянул на себя. С противоположного её конца раздалось недовольное ворчание, после чего Эливена резко одёрнуло, отчего он снова оказался на камнях. Грум! Но как такое могло случиться? Он прикован к существу, внушающему ужас, созданию из вечной темноты. Неужели палачи, держащие раненого плантатора в этом месте, хотят избавиться от него, отдав на съедение груму?
Эливен попробовал дотянуться до выступа каменного лежака. Лёжа на полу ему пришлось приложить усилия, чтобы нащупать холодный камень. Никаких острых граней, время сделало своё дело. Но всё, что сейчас приходило ему в голову – это перерезать верёвки, сковавшие тело. Потребуется острый камень, которого рядом не было. Вдруг какое-то озарение мелькнуло в мыслях. У него есть медальон Маттиса, если его грань наточить о камень, то можно разрезать путы! Он судорожно провёл рукой по груди, но ничего не нащупал. Тусклые вспышки воспоминаний вернули его в прошлое. Жестокий грязный горбун протягивает руку и срывает с груди медальон. Потом неистовая боль в ногах, темнота. Где-то далеко звучат слова карлика, приказывающего привязать к нему зверя. Больше он ничего не слышал, даже то, как его тащили, усмехаясь наёмники горбуна.
Но тьма, как оказалось, не была кромешной. Вскоре он уже видел верёвку, даже вытянутые на полу свои ноги. Проём в стене на этот раз был заложен не полностью. Немного крупных камней, несколько помельче сверху, вся эта конструкция была немногим выше его роста.
«Хотят понаблюдать, что со мной будет?» - думал Эливен. Он знал, что осталось недолго, но за что ему именно такой конец? Грум хоть и притих в тёмном конце пещеры, но он жив, к тому же, голоден. Скоро он прыгнет и вонзит острые зубы в шею своей жертвы. Сейчас он выжидает удобного момента, но ему известно, что еда здесь, рядом, она пахнет свежей кровью, пропитавшей тряпки на ногах.
- Дайте воды! – не выдержал Эливен, разорвав тишину. Грум царапнул когтями, за перегородкой послышался недовольный вздох.
- Я хочу пить, вы слышите меня? Эй вы там!
Недовольный вздох повторился, свет забрезжил ярче. Один из надзирателей подошёл к преграде и посветил внутрь пещеры. Верёвка тут же дёрнулась, протащила Эливена по полу и осталась натянутой. Это представление оказалось явно по душе наёмнику, отчего тот довольно крякнул и сплюнул.
- Пить, говоришь? А может быть и есть тебе понадобится? Твоему другу посчастливится больше, ждать осталось недолго.
Его красноречие прервал второй наёмник.
- Дай ему воды! Подохнет раньше времени, что тогда? И мяса дай, у тебя не убудет.
Наёмник с лампой в руке пробубнил что-то неразборчивое себе под нос и отошёл от завала. Через некоторое время рядом с Эливеном упала почти пустая канистра с водой и полоска мяса. Васхры не было, но мог ли пленник рассчитывать на что-то большее в своём положении. Он почувствовал, как зверь в тёмном углу заворчал, и верёвка слегка ослабла. «Он подошёл ближе, не иначе», - подумал Эливен. Длины, освободившейся от натяжения привязи, хватило, чтобы доползти до лежака и опереться на него спиной. Пара глотков воды позволили окончательно прийти в себя и оценить сложившееся положение.
Он на полу в холодной пещере. Его руки свободны, ноги изнывают от тупой боли, а голова кружится от темноты и голода. Но больше всего его сейчас беспокоит не это. Зачем к нему привязали слепую тварь и почему он несёт всю эту тягость вместо того, чтобы умереть? Вероятно, его мучители просто ждут, когда грум нападёт на него. Для них это будет отменным зрелищем, вряд ли кто-то видел раньше эти острые зубы в действии. А может быть, они хотят увидеть состязание зверя и человека? Не в этом ли заключается их подлый и дешёвый план?
«Вода, мясо… это дали мне, чтобы я восстановил силы. Да, они задумали жестокую расправу надо мной»
Эливен держал в руке лоскут сушёного мяса морхуна. Кусок внушительный, его хватило бы двоим голодным воинам. Он с трудом оторвал немного и разжевал. Рвотные спазмы тут же напомнили ему, что он делает ошибку, но задержав дыхание и представив, что ест вкуснейшую лепёшку из семирды, ему удалось сдержаться. Кусок мяса медленно прошёл по сжимающемуся пищеводу и упал в желудок. Повторения подобной удачи он уже не ждал.
«Грумы воруют мясо морхуна, но вряд ли они смазывают его соусом из васхры», - размышлял Эливен. Он слышал, что эти твари пытались утащить детей, но значит ли это, что они питаются человечиной? Эти размышления не успокоили, а лишь добавили беспокойства. Эливен нехотя вспомнил, как скитался с Маттисом по странным подземельям великанов. Тогда от голода он готов был съесть собственную рубаху. Тут же есть добыча, к тому же истекающая кровью, не способная дать даже малейшего отпора.
Чем дольше он обдумывал ситуацию, даже находясь на привязи, тем больше чувствовал, как проходит время. Он до сих пор дышит, пьёт воду, даже смог протолкнуть в себя кусок отвратительного мяса. И вдруг ему стало так горько оттого, что весь его недавний путь оказался таким бесполезным, а дорогой друг отдал за него жизнь. Теперь он сидит в этой тёмной дыре и ждёт, когда на него накинется зверь, желая утолить свой голод.
«Нужно увидеть этого грума прежде чем придётся отбиваться от него», - сделал вывод Эливен, но как это сделать, он пока не придумал. Если попробовать двигаться в направлении противоположного конца веревки, то он окажется в полной темноте и ничего не увидит. Мало того, зверь может наброситься на него, почуяв преимущество перед противником на территории тьмы. Вытянуть существо на себя тоже не представлялось возможным. Предыдущие попытки приводили к тому, что Эливена тащило всё дальше, а верёвка больно резала тело.
«Никто не видел, чтобы грумы питались человечиной… и нет васхры…» - путалось в его мыслях, но Эливен упрямо пытался найти решение. Продолжая держать мясо, он развязал горлышко канистры, оторвал от полоски половину и сунул в воду. Когда мясо размокло, он вытащил его и тут же зажал пальцами нос. Тошнотворный запах распространился по пещере, заполняя все её уголки, не исключая и тёмную её сторону. Ждать долго не пришлось, верёвка ослабла, послышался скрежет когтей о камни и слабое тявканье. Вскоре на свет показалась морда зверя. Прозрачные усы, торчащие длинными иглами во все стороны, блестели в тусклом свете, пробивающемся через верх заграждения. Грум поднимал и опускал тёмный влажный нос, водил им из стороны в сторону, пытаясь определить местоположение еды. Когда на свет появилась вся голова, Эливен едва сдержался, чтобы не крикнуть от страха и отвращения. На него смотрели слепые белые зрачки, зверь определил, где находится его еда.
«Сейчас он прыгнет вперёд и вцепится в руку, держащую мясо!» Он резко выкинул кусок приманки в сторону грума, но мясо упало немного ближе, чем хотелось. Усы зверя замерли неподвижно, он сделал небольшой прыжок вперёд, схватил добычу и мгновенно отступил в тёмный угол пещеры. Верёвка тут же натянулась, а где-то во мраке послышалось довольное урчание и чавканье.
«Возможно, у меня появилось время, чтобы что-то придумать», - решил Эливен. Когда зверь высунул свою морду и принюхивался, верёвка ослабла настолько, что появилась возможность немного вытянуть её на себя. Схватив мясо, грум снова натянул её, но небольшой запас всё же остался в руках Эливена. Сейчас этой длины хватило как раз для того, чтобы лечь в стенную нишу и расслабиться.
Грум притих, видимо, куска мяса хватило ему для утоления голода, и он уснул. Теперь Эливена беспокоили его ступни, обмотанные засохшими тряпками. Боль стихла, но это беспокоило больше всего. Значит, ноги перестают ощущать боль, становятся чужими. Раньше он уже видел подобное, когда какой-нибудь обречённый бедняк возвращался с поверхности лишь для того, чтобы умереть. Раны на коже, вызванные солнцем, сначала вызывали нестерпимую боль, потом она исчезала, но повреждённые места приобретали тёмный цвет. После такого не выживал никто.
Он уже привык к тусклому свету от лампы за преградой. Попробовав развязать узлы на засохших тряпках, он обречённо опустил руки. Ногти скребли по твёрдой корке и обламывались. Оставив бесполезные попытки, Эливен посмотрел на пол. На глаза снова попалась канистра с остатками воды. Судорожно схватив её, он развязал шнурок и попробовал смочить засохшие узлы несколькими каплями. Результат не заставил себя долго ждать, кровавые лоскуты стали более податливыми. Почти вся вода потребовалась Эливену, чтобы снять с ног засохшие тряпки.
То, что он увидел под ними, заставило его расстроиться ещё больше. Ступни увеличились в размере, они опухли и стали темнеть. «Это конец», - решил Эливен и тихо заплакал. Он уже не боялся острых зубов грума, голода и жажды. Но разглядывать опухшие ноги он долго не смог. Решение принято, пусть вода и еда ему больше не понадобятся, но сделать всё, что от него требуется, он должен. Ради Маттиса, он не простил бы подобного бессилия.
Эливен оторвал от лохмотьев, которые когда-то были рубахой, несколько полос. Остатки одежды теперь едва закрывали грудь, но это его мало беспокоило. Зажав зубами колено, он начал лить тонкой струйкой воду на раны и протирать их краем лоскута. Боль в колене от сжатых зубов отвлекала его от другой, нестерпимой боли в ступнях. Эливен знал, что если сейчас потерять сознание, то все эти мучения станут бесполезными. Когда пульсация в висках и глазах уже не давала рассмотреть толком, куда лить воду, он остановился.
Осторожно оторвав от колена зубы, он долго не мог успокоить дыхание, но всё же обратил внимание на ступни. Волна облегчения, как прохладный ручей, подкатывала к ранам и снова отступала.
Вода почти кончилась, но чувство самоспасения толкало его на продолжение начатого дела. Однако другое предчувствие, которое всё прочнее осваивалось в голове, не давало осушить канистру полностью. Рядом с ним лежали остатки мяса, а это сейчас единственное оружие, способное защитить его от зверя. Эливен пытался вспомнить то мгновение, когда грум показал морду из темноты, но ничего, кроме белёсых зрачков и прозрачных острых усов он не смог представить.
Чувство боли постепенно ослабевало, пульсация в ранах почти исчезла. Ничего не мешало закрыть глаза и забыться на некоторое время, но каждая попытка сделать это приводила к лихорадочному пробуждению. Снова эта серая морда существа из другого мира вставала перед ним. Эливен уже с трудом понимал, кажется ему это или грум действительно стоит перед ним, готовый броситься вперёд и вцепиться в шею.
Когда он размочил мясо, чтобы выманить зверя на свет, он рассчитывал посмотреть на узлы, крепившие верёвку. Внезапное появление отвратительной морды не позволило тогда сделать это, но сейчас он что-то вспоминал. Грум появлялся перед ним снова и снова, но Эливен уже понял, что это болезненные видения. Существо каждый раз показывало морду, после чего прыгало за мясом и моментально исчезало. Одна и та же сцена настойчиво возвращалась, заставляя вздрагивать и вглядываться в темноту.
Скоро пугающие образы стали появляться реже, Эливен закрыл глаза и провалился в сон. Последнее, что он вспомнил, это верёвка. Значит, он успел заметить её тогда, но что-то в ней было не так. Она сливалась со шкурой зверя, была с ним единым целым, частью его, словно он был рождён вместе с ней. Она тянулась к Эливену прямо из шеи существа.
Вскоре все видения исчезли, Эливен вытянулся на холодном лежаке во весь рост, продолжая зажимать в руке канистру. Остатки мяса он заранее положил под спину, чтобы не потерять в темноте.
Сколько прошло времени, он не знал. Облегчение в ногах позволило ему провалиться в глубокий сон впервые за последнее время. Его ничто не тревожило, даже когда верёвка натянулась и стала сдавливать тело, он не проснулся. Методичные, со всё нарастающей силой, дёрганья за привязь могли предупредить Эливена о присутствии ещё кого-то, но он крепко спал. Словно само тело приняло решение – не беспокоить сознание своего обладателя, оставить ему покой.
Эливену пришлось отпустить канистру и прижать руки к голове. Сон становился тревожным, мысли пытались занять своё место в появившихся редких картинах. Они вырисовывались всё чётче, будто проявляясь на внутренней стороне век. Зелень травы, необъятные водные просторы, странные животные… Но голову что-то сдавливало, прекрасные виды исчезали, а их место занимали другие, красные и безжизненные. Повозка с раненым отцом, спина жестокого Горхэма, удаляющаяся всё дальше, скала, маячащая вдалеке…
Голова гудела, но Эливен никак не мог очнуться и открыть глаза. Тело сотрясалось, готовое упасть на пол от яростных рывков верёвки. Картинки менялись, словно соревнуясь в праве занять особое место в данный миг. Занёсший вверх секиру Горхэм вдруг исчез, вместо этого он очутился возле затопленного входа под стеной, и снова всё исчезло.
Эливен мотал головой из стороны в сторону, слабый стон сменился жалостными завываниями. Картинки бежали, они сменялись всё быстрее. Ущелье уходило всё глубже, вот уже солнце не способно осветить его дно, а ноги вязнут в вонючей грязи. Стоп. Снова ничего нет. Теперь скала. За ней пустота, бескрайняя пустыня, озера нет. Горхэм. Маттис. Пластина… Стоп! Картинка застыла, она жгла веки, отражая свет звёзд. Он видел её очень отчётливо, как будто каждая чёрточка причудливой сложной схемы выполнена им самим. Странно, но Эливен никогда не держал пластину в своих руках, он понимал это даже во сне.
Боль в голове достигла такого предела, когда даже прикосновение к ней собственных рук вызывало невыносимые мучения. Эливен пытался кричать, но из его горла раздавался лишь хрип. Он уже понимал, что не спит, но открыть глаза не мог. Не прикасаясь к голове, его руки в неистовом напряжении дрожали возле висков. Блестящая пластина висела, будто удерживаемая этими самыми руками, перед ним. Каждая фигура, чёрточка светилась и резала глаза, а потом всё исчезло. Руки безвольно упали на грудь, стон облегчения вырвался наружу, а из-под закрытых век показались слёзы.
Сознание медленно возвращалось к нему, словно стесняясь занять своё законное место, извиняясь за предательство перед телом.
- Помоги мне уйти, - услышал он где-то вдалеке, но звук внезапно стал громче.
- Да, владыка, - раздался второй голос за каменной преградой, совсем рядом.
Эливен открыл глаза. Эти два голоса были ему знакомы, они врезались в его память и засели там навсегда. Палач и его хозяин, один страшнее другого. Хобинхор, он перехитрил, добился своего. Добрался до беспомощного тела и забрался в голову! Теперь ему известно всё…
- Этого нельзя допустить. Я должен бежать, - прошептал Эливен, косясь на раненые ноги и толстую верёвку, опоясывающую его крепкой петлёй.
Глава 22
Огонь длинными кровавыми языками метался по каменной кладке, закрывающей древний вход. Искры расплёскивались, падали и взлетали, устремляясь к чёрному небу. Треск пожара терялся в криках плантаторов, сливался с ними, нарастал и перекрывал их. Кодбаны невольно попятились назад, пытаясь угадать намерения врага и готовясь к самому худшему. Однако хватило нескольких секунд, чтобы понять – внутри что-то горит, и это явно кодбанам на руку.
- Приготовиться, подходим ближе к краю второго рва! – скомандовал Стаум своим отрядам. – Пока из бойниц вырывается пламя, стрел можно не ждать, путь свободен!
Четыре отряда, над которыми взял командование Стаум, единодушно слились в один. Оставшиеся отряды вместе с их командирами последовали приказу, чувствуя разумность только в этом предводителе. Возвышаясь над остальными воинами на целую голову, он был виден всем и каждому даже в самых отдалённых рядах. Рыжие волосы, редкая особенность на Марсе, отражали пламя и разливались по его плечам огненными волнами. Будто огромный горящий факел, он обращал на себя внимание чёрной массы кодбанов, покорно следующих за ним. Скоро вдоль всего края второго рва стояла стена из стрелков с заряженными арбалетами.
- Внимание! Приготовиться всем!
Вся площадь освещалась огненным заревом, света хватило бы, чтобы сравнить тёмную ночь со знойным полднем. Стаум неотрывно смотрел на плетение створок толстых ворот. Эта массивная преграда сотни лет служила защитой для прятавшихся за ней людей. Она меняла свою форму, становилась толще, темнее, надёжнее, а теперь пришло время предательски раскрыть свои объятия для врага. Несколько секунд, тонкая грань разделяет два события между собой. Сейчас и после. Ворота откроются, река крови хлынет и затопит ледяной песок.
Стаум знал, что предотвратить этой бойни нельзя. Даже если кодбаны опустят свои арбалеты, из открытых ворот на них посыплется поток стрел плантаторов. Крови не избежать, значит нужна победа любой ценой.
Послышался звук отодвигаемых засовов, который вдруг всколыхнул в памяти Стаума звон металлических пластин на посту. Этот звук не предвещал ничего хорошего ни там, ни здесь. Ворота сдвинулись вперёд, щель между створками становилась всё шире. Стаум ждал, когда там, внизу, под его ногами, в глубине рва из ворот появятся первые испуганные лица. Он крикнет им, что битвы не будет. Оружие опустится вниз, пики повалятся на площадь и на дно рва, а секиры уберутся в ножны. Но его планам не суждено было сбыться. Из щели вылетел веер стрел ещё до того, как там показались лица стрелков. Несколько кодбанов с глухим стоном упали вниз, их место заняли другие, которым уже не было никакого дела до планов рыжеволосого предводителя.
Две чёрные фигуры незаметно соскользнули в ров и принялись тянуть полуоткрытые створки на себя, но чей-то быстрый удар секиры оставил без пальцев одного из них. Лезвие блеснуло в тёмной щели и снова исчезло. Отчаянный крик раненого стал сигналом для остальных кодбанов. Ещё несколько воинов тут же спрыгнули в ров, прикрываясь небольшими щитами от летящих в их головы стрел. Створки ворот не выдержали натиска и растворились полностью, сминая тела раненых и убитых.
Неорганизованная толпа плантаторов с диким воплем попыталась сдавить кодбанов, тянущих на себя ворота, но ров оказался слишком узким, чтобы это сделать. Завязалась битва, в которой оружием были только кулаки. Пространства не хватало даже для того, чтобы взмахнуть секирой или вскинуть пику. Воины, всё ещё находящиеся в убежище, не могли прицелиться и отбросить врага стрелами. Кодбаны, выстроившиеся вдоль края рва, ждали удобного случая, чтобы ввязаться в бой, а несколько десятков самых нетерпеливых уже бежали внизу навстречу куче рвущих друг друга противников.
Ворота уже не представлялось возможным закрыть. Несколько тел лежали в проёме, кто-то без глаз, у кого-то свёрнута шея. Образовалась баррикада, в которой мёртвые плантаторы лежали вперемежку с кодбанами. И снова сквозь открытые ворота полетели стрелы. Баррикада из тел стала отличным прикрытием для стрелков, кодбаны снова оказались перед препятствием, которое только разрасталось. Стрелы торчали в спинах их мёртвых товарищей, образуя непреодолимую колючую преграду.
- Брать вражеские стрелы! – послышался резкий командный голос из темноты убежища. Умарс был рядом со своими воинами, пытаясь всячески их поддерживать. Скоро стрелы кодбанов уже летели в обратном направлении, измазанные кровью.
Умарс больше не мог контролировать ситуацию, дым спускался по коридору со стороны древнего входа всё сильнее. Он разъедал глаза, разрывал горло, перекрывал дыхание. За спинами пылал огонь, казалось, он никогда не потухнет. Впереди стоял враг, его стрелы настигнут плантаторов раньше, чем они перелезут через тела убитых.
- Гор, мальчик мой… Думай, ты знаешь, что делать, - гудел себе в нос старый воин. Второй вход, вот что могло изменить ситуацию. Если он догадается освободить большой камень от приваленных к нему более мелких, то общими усилиями можно повалить глыбу внутрь и укрыться в убежище. Оставался лишь один вопрос – как добраться до второго входа?
Чтобы попасть в первый ров, ведущий к заброшенному запасному входу, нужно прорваться сквозь толпы врагов. Умарс не находил другого решения, как только срываться с места и бежать напролом. Многие будут убиты, добегут лишь единицы. Старый воин не считал себя в том числе, он уже давно всё решил для себя. Его цель – драться, забрать с собой в вечную тьму как можно больше этих тварей. Он не сводил глаз с высокого рыжеволосого воина, который явно был у них главным.
- Тебя я порву первым, будь готов к этому, – процедил Умарс сквозь зубы. Даже если бы он выкрикнул это в сторону врага, вряд ли кто-то услышал бы его. Крики раненых, умирающих, треск пламени, свист стрел – всё это сливалось в единый оглушительный рёв, который уже не остановить.
Стаум смотрел в тёмный проём открытых ворот. Он возвышался над своим отрядом, как скала, лишь изредка вскидывая руку с небольшим щитом, в котором уже не было места от стрел. Казалось, он чувствовал, что кто-то оттуда тоже смотрит на него. Дым уже стелился по дну рва, когда Стаум внезапно поднял вверх руку и приказал прекратить стрельбу. Недоумение, выраженное громкими возгласами, сопровождаемыми сверкающими азартным гневом глазами, устремились в сторону командира. Но тот не отказался от своего намерения и выкрикнул приказ ещё громче.
- Закрыться щитами! Прекратить стрельбу!
Стаум ждал. Он знал, что по ту сторону баррикады поняли его намерения, так как стрелы со стороны ворот тоже перестали лететь. Да, он уже видел его раньше. Седовласый воин, вышел из темноты. Правая рука его лежала на рукоятке секиры, а в глазах отражался огонь. Взгляд его был направлен на Стаума.
- Вы всегда отличались лишь подлостью, жестокостью и жадностью, - начал Умарс, перекрикивая стоны умирающих. – Мы зажаты с двух сторон, вы это прекрасно видите!
Стаум знал его, о нём рассказывал Пенничел. Человек, которого никто не смог достать, перехитрить, убить до сих пор. Теперь он стоит перед ним, его ноги скрыты за баррикадами из мёртвых кодбанов, но грудь открыта. Что мешает стреле преодолеть короткое расстояние и застрять в этом сердце?
- Что ты хочешь, плантатор? – крикнул в ответ Стаум. – Мы уже не сможем разойтись, за моей спиной те, кто исполняет приказ их владыки, Хобинхора.
- Если ты воин, такой же, как я, то должен драться! Мы не можем выйти, не погибнув под стрелами, но и остаться внутри мы не можем. Дым не позволяет нам дышать.
- Не мы разожгли ваш огонь! – недоумевал Стаум. – Ты обвиняешь меня в том, что я не воин, но ты несправедлив в своих словах. Это твоя ошибка, оплошность, ты сам попал в ловушку, в свою же ловушку. Я повторяю вопрос – что ты хочешь?
- Дай нам выйти на площать и принять бой, который будет достоин называться последним для нашего племени! Но будь уверен, что мы не просим пощады. Так и ты её не жди. Ну так что ты решишь? Поторопись, у нас мало времени.
Стаум повернулся к своему отряду. Чёрная масса кодбанов хаотично двигалась, готовая в любую секунду столкнуть своего предводителя в ров и покончить с ним и плантаторами заодно.
- Ты не знал других кодбанов, но они есть. Ты умрёшь с честью, а не в вонючей дымящейся норе. Пусть твои люди выходят смело, и если они хотят жить, то оружие лучше сбросить в ров. Мы заберём всё то, за чем пришли, на этом закончим.
Умарс не стал ждать чего-то ещё. Он подал знак, плантаторы, сначала медленно, потом всё быстрее переползали через гору мёртвых тел и растягивались по дну второго рва. Над их головами плотной стеной стоял враг.
- Ты можешь легко убить всех нас, - обратился Умарс к Стауму, - но я хочу предложить тебе решить, насколько геройским будет такой ход.
Стаум ухмыльнулся, но воздержался от команды продолжить бой.
- Я решал задачи и посложнее твоих. К тому же, ты видишь, что моё войско сдерживается мной только лишь для того, чтобы ты смог сказать то, что не успел.
Времени на раздумье больше не было, Умарс видел, как кодбаны сжимали пики всё сильнее, их рты оскаливались в предвкушении расправы над плантаторами в открытом бою. Стоило Стауму только двинуть плечом или даже пальцем, кровавая бойня продолжится. Неудачная позиция плантаторов обрекала их на скорую гибель.
- Если ты желаешь мне умереть с честью, то и я тебе хочу это предложить! Поединок всё решит. Вот я, здесь, в этом рву, и если ты на деле так же красноречив, как на словах, то спускайся.
Стаум задумался на секунду, но поединок с самим Умарсом мог бы решить многое. Грязный Пенничел смог бы гордиться им, а справиться со стариком большого труда не составит.
- Ты хочешь, чтобы я спустился вниз? Но там слишком тесно для меня. Не лучше ли тебе самому выйти на поверхность?
- Позволь моим воинам покинуть ров, тогда и тебе будет достаточно места, чтобы упасть замертво!
Стаум засмеялся, его длинные жгучие волосы упали на лицо. Убрав их назад, он провёл рукой вдоль противоположной стороны второго рва, словно приглашая заполнить недостающий пробел. Умарс ловил каждый момент, не упуская ни одной мелочи. Он тут же отдал приказ плантаторам покинуть ров. Когда внизу остался только Умарс, Стаум спрыгнул вниз, подняв столб пыли. Секира, звякнув блестящим лезвием, скользнула из ножен и застыла в руках кодбана. Умарс не медлил, он тоже схватился за белое топорище, но не вытащил секиру. Стаум ухмыльнулся и размахнулся, оружие со свистом рассекло морозный воздух, но седой воин легко отпрянул назад, демонстрируя удивительную гибкость спины. Стаум откинул с лица волосы и едва заметно кивнул своему противнику, выражая уважение его выдержке. Улыбки на его лице уже не было. Драться с воином, которого нельзя назвать безоружным, но и без того очень ловким, становилось опасным.
Стаум решил разом избавиться от соперника, используя свой коронный удар, от которого ещё никто не уходил. Отходя назад, он перехватил топорище ближе к его середине, отвернулся от Умарса и резко, из-за спины раскрутил секиру вокруг себя, одновременно бросая её вдоль рва. Подобно лёгкому перу, попавшему в воздушный поток, она полетела в плантатора, вращаясь в разных плоскостях и сверкая отражённым огнём. Умарс знал этот приём ещё в молодости, он даже несколько раз уворачивался от него, но время беспощадно. Сделав прыжок, он пропустил топор под собой, но тот внезапно поменял своё направление и его лезвие рассекло плечо, обнажив белую кость. Удар пришёлся сзади, став полной неожиданностью, отчего Умарс пошатнулся, но смог устоять на ногах. Уцелевшей правой рукой он выхватил свою секиру из ножен и выставил её перед собой.
- Ты можешь сдаться, я обещаю оставить тебе жизнь, - произнёс Стаум, но понял, что плантатор никогда не сделает этого. Умарс подцепил ногой окровавленный топор и швырнул его перед собой.
- Держи крепче, чтобы не оказаться передо мной безоружным, как сейчас! – еле сдерживая от боли дрожь в теле произнёс Умарс.
Стаум не ощущал вкуса победы, хотя знал, что плантатор почти побеждён. Однако и его, непобеждённого кодбана, только что поставили на место, как дитя, у которого выпала из рук мягкая лепёшка. Он совершил огромную ошибку, спустившись вниз без запасного оружия. Плантатору ничего не стоило убить его одним ударом, а может быть, даже той же секирой, которая лежала окровавленная на дне рва. Но он посчитал такой ход недостойным его, седого воина.
«Да, ты не знал других кодбанов…», - подумал Стаум, - «но и я сильно ошибался в этих плантаторах». Стаум наступил на свой топор ногой и отбросил его в сторону.
- Я не смею больше взять это в руки. Не сейчас и не против тебя. Ты говорил о подлости кодбанов, и ты был прав. Но твой ход обезоружил меня, победа не может принадлежать мне, даже если ты умрёшь.
Кровь капала на камни, стекая по пальцам раненой руки. Умарс знал, что это конец, но он оттягивал неизбежное. Нет, он не цеплялся за это небо, воздух когтями, не пускал слезу. Он обращался к Гору, глубоко, в мыслях, чтобы тот успел освободить камень, закрывающий вход. Спасти хоть кого-то, но самому остаться на этом мёрзлом дне, и больше ничего.
Он вдруг кинул свою секиру Стауму, а тот поймал её, не понимая, что задумал старый воин.
- Возьми это. Твоё новое оружие, на нём нет моей крови. Заверши начатое, кто-то должен выйти из поединка победителем! – прохрипел Умарс.
- Никогда! Слышишь?
Но вдруг сверху послышался шум. Плотная стена кодбанов зашевелилась, азарт наблюдения за поединком сменился ропотом сомнения. Где-то вдалеке слышался пронзительный визг, срывающийся в хрип, потом в кашель. Слов было не разобрать, но они передавались по рядам кодбанов и становились всё ближе и понятнее.
- Стрелять! Уничтожить! Вперёд! Предатели!
Когда карлик увидел огонь над древним входом, он ожидал скорого исхода боя, предвкушая свой триумфальный вход в открытые ворота убежища поверженного врага. Ночь всё больше замораживала его и без того синее лицо, однако сигнала с поля боя так и не было. Лазутчики из числа его людей стали возвращаться со странными докладами, будто ничего не происходит. Тогда Морак заставил подвезти свою повозку ближе, и когда различил плотные ряды кодбанов, неподвижно стоящих перед врагом, рассвирепел.
Опасаясь расправы, кодбаны в дальних от рва рядах начали напирать на передних, чтобы не попасть под руку разъярённому карлику. Несколько лазутчиков были отправлены вперёд, они протискивались между тёмными фигурами, будучи и сами одеты в чёрные одежды, оставались практически незамеченными. Когда они подобрались к передовой, из-под полы их плащей показались арбалеты. Стрелы полетели в сторону плантаторов, а лазутчики смешались с чёрной массой кодбанов и также незаметно отступили к повозке Морака. Несколько плантаторов упали замертво в ров. Тут же шквал стрел полетел в обе стороны, не щадя никого.
Стаум положил секиру Умарса на камни и отбросил ногой в его сторону. После этого он многозначительно кивнул и побежал в сторону дымящихся ворот. Запрыгнув на нагромождение мёртвых тел, он переметнулся на поверхность рва и слился с воинами. Умарс с трудом нагнулся, поднял оружие и пошёл в противоположном направлении. Когда ров вывел его на поверхность, он быстрым шагом пересёк небольшое пространство и спрыгнул в первый ров, оказавшись возле огромного камня. Даже если Гор догадался убрать подпорки изнутри, сдвинуть камень можно было только внутрь убежища.
- Гор, мальчик мой, ты там?
Но никакие звуки не способны проникнуть сквозь огромную толщу горы. Умарс надеялся на то, что люди Гора, пусть даже с палками и камнями в руках, готовы оказать сопротивление врагу. Стоит только помочь им выйти, и…
«Нужно зайти, потушить огонь и закрыть главный вход», - думал Умарс, но уже не мог представить, как это осуществить. Он упёрся уцелевшим плечом в камень и стал толкать его, но тот даже не дрогнул. Силы старого воина уходили вместе с кровью, капающей на песок.
- Гор, Гор…
Но ответа не было. Плечо скользило по камню всё ниже и ниже, но вдруг глыба дрогнула. Умарс поднял голову и рванул рукоятку секиры, но замер и опустил оружие.
- Давай! – прозвучал спокойный голос. Две мощные руки упёрлись в глыбу над головой Умарса.
- Давай же!
Умарс надавил плечом на тяжёлую преграду, та с глухим стоном сорвалась со своего привычного места и повалилась внутрь.
- А теперь – прощай!
Догорающее пламя сверкнуло в огненных волосах, тёмная фигура скрылась во мраке рва.
Глава 23
Две повозки мерно скрипели, сминая холодный песок. Пара морхунов, невзирая на корки льда, повисшие под их клювами, умиротворённо перекашливались между собой. Страшное огненное зарево, крики боли, звон оружия остались далеко позади, но волновало ли их всё это? Они сыты, а мороз не способен проникнуть под плотные перья и пух, чтобы потревожить их тело. Всё, что могло их волновать – это удаление от родного стойбища.
Во время похода беспокойство выражалось частым перекашливанием и киванием головами. Сейчас же скакуны чувствовали, что возвращаются домой. Их гортанные звуки звучали реже и тише, а глаза, слегка прикрытые полупрозрачными веками, выражали глубокое безразличие ко всему. Они знали дорогу, им не нужно было выпрашивать удар плетью или раздражённый окрик погонщика. Их дом был всё ближе, тогда как то чужое для них место отдалялось.
Ни один, ни второй морхун не обернулся назад, чтобы рассмотреть свой груз, хотя ночное зрение позволяло им это сделать. Просто эти могучие двулапые скакуны не способны так сильно повернуть голову. Да это им было и не обязательно. Глаза их, расположенные по бокам головы, видели всё вокруг, даже эти горестные лица, длинные растрёпанные волосы, хрупкие тела, закутанные в непонятное отрепье. Раньше им никогда не приходилось тащить повозку с такими пассажирами. Они помнили лишь тюки с безмолвным скрабом или отряды воинов, вооружённых до зубов.
Но сейчас эти два скакуна что-то чувствовали, и это было не прикосновение рук тружениц к их подпернику. Этого они не знали никогда, они вылупились из яиц в убежище кодбанов и были отобраны в боевое стойло. Но почему-то эти гордые двуногие скакуны объезжали камни и ухабы, попадающиеся им на пути. «Не потревожить», - говорили бы они друг-другу, будь они людьми, но только тихое перекашливание едва доносилось до ушей тех, кто в эту ночь оказался их грузом.
Несколько женщин и детей, немного провизии в скромных измятых котомках, кучка истрёпанных одеял – вот то немногое, что подняли сквозь узкую щель в потолке пещеры кодбаны, примкнувшие к Хатуэллу. Двадцать воинов шли рядом с повозками, опустив головы. Они позволили решать свою судьбу Хатуэллу, но его не было среди них в эту минуту. Возможно, он уже погиб, но нарушить приказ в тот миг не посмел никто. Ждать на поверхности и, если начнётся бой, вывести этих плантаторов в пустыню.
Когда послышались звуки сражения, двадцать кодбанов взяли в кольцо семь женщин и девятнадцать детей. Медленно и осторожно они спустились с горы и остановились у её подножия. Зарево от пламени позволяло видеть всё, даже повозку Морака, которая вскоре приблизилась к убежищу и остановилась позади отрядов кодбанов. Морозный воздух донёс обрывки ругани карлика, что и послужило сигналом к дальнейшим действиям. Несколько человек отделились от группы и незаметно подошли к оставленным в пустыне повозкам. Наёмников Морака оказалось не много. Короткая схватка быстро завершилась, предатели получили своё. Воины Хатуэлла вытерли ножи об одежды убитых и принялись за дело. Скинув всё лишнее с двух повозок, они освободили ноги скакунов от верёвок и убрали с их клювов пустые мешки из-под семирды.
Один из воинов заметил на шее какого-то наёмника странный мешочек. Он наклонился, отрезал шнурок и высыпал содержимое себе в ладонь. Пять шариков ирония сверкнули заманчивым светом звёздного неба. Воин не мог дольше медлить, хоть он и не мечтал держать такое в своей руке никогда. Он высыпал шарики из ладони в лицо мертвецу, повернулся и пошёл за повозками. Хатуэлл был прав, когда решил договариваться с плантаторами. А теперь его, скорее всего, нет в живых. Уже к утру весь ироний будет лишь бесполезной кучей мусора, распространяющего рыжий оттенок на теле умирающего Марса.
- Куда вы нас везёте? – спросила Лия у оказавшегося поблизости человека в чёрном плаще.
- Подальше от той резни, которая была для вас уготована там, - сказал кодбан, указав большим пальцем в темноту у себя за спиной.
- Нам очень холодно, а дети плачут от страха!
- Солнце уж скоро, терпите. Прижмитесь друг к другу и меньше говорите. Это поможет сохранить тепло.
Лия смотрела на закутанного в чёрный плащ кодбана и не могла понять, как он может терпеть этот холод? Но ни один из сопровождавших повозки не дрогнул, а всё также упорно продолжал двигаться вперёд. Девушка прижала к себе несколько малышей и накрыла их с головой одеялами. Корзинка с яйцами была спрятана под одеждой всё это время, но Лия уже не знала, для чего ей всё это. Птенцы не смогут выжить, эта ночь погубит их, так стоит ли отдавать им последнее тепло своего тела? Но её пальцы лишь крепче вцепились в корзинку с драгоценной ношей.
А пустыня всё не кончалась. Равнина чернела вдали, и только тихий кашель морхунов мог успокоить путников в этом непроглядном мраке.
- Где же ты сейчас, мой Гор? Жив ты или погиб? Прощай, мой родной…, - шептала Лия дрожащими застывшими губами. Покачивающаяся повозка убаюкивала измождённое тело, глаза закрылись, и она провалилась в сон.
В то самое время, когда повозки начали свой путь в неизвестном направлении, Гор освобождал огромный камень, закрывающий второй вход. Решение пришло ему сразу, как он понял всю безвыходность положения своего учителя и всех его людей. Пробраться к нему сквозь бушующее пламя было невозможно, но мог ли учитель войти в убежище другим путём? Второй вход был закрыт всегда, им не пользовались сотни лет. Гор ни разу не видел этот камень, но твёрдо знал, что нужно бежать именно туда. С трудом он обнаружил узкий тоннель, ведущий к старому заброшенному входу. Но похоже ли это на дверь? Камень сравнялся со стеной, буквально сросся с ней, не давая никакого намёка даже на малейшую щель. Несколько глыб поменьше были привалены к нему, стали практически единым целым с ним, но всё же поддались Гору и двум старикам, вызвавшимся помочь. Однако всё было бесполезно. Сдвинуть на себя огромный камень из старого песчаника не было никакой возможности. Гладкая поверхность, скользкая вековая пыль, отсутствие каких-либо выступов и зацепов, вот и всё, что удалось обнаружить в полумраке тоннеля.
Гор закрыл лицо руками. Советник Умарс, учитель, ставший ему почти отцом, обречён. Все, кто зажат сейчас между пламенем и кодбанами, погибнут. Скоро огонь потухнет, враг войдёт в убежище и завершит начатое. Нет больше плантаторов.
- Быстро уходите! – скомандовал он старикам. – Вы ещё можете помочь оставшимся. Пусть бегут в старые коридоры, подальше отсюда. Если кодбанам нужны только наши запасы, то скоро они покинут это место. Тогда и вы вернётесь.
Когда старики ушли, Гор поднял увесистый камень и швырнул его в неприступную глыбу, но ничего большего, чем небольшая царапина, еле заметная глазу, на ней не прибавилось. В отчаянии он побрёл в темноте, не понимая, что делать дальше. Ему вдруг представились те люди, что шли в этом тесном коридоре в те далёкие времена. Может быть, они торопились и бежали, налетая друг на друга, чтобы завалить этот вход и не дать пройти врагу. Они были выше и сильнее, их было больше, а может быть, они могли видеть в темноте?
Гор понял, что постепенно теряет рассудок. Ему вдруг стало казаться, что не он и все эти люди – истинные хозяева подземелья. А что, если грумы, а не люди, живут в убежище и чувствуют себя тут, как дома? Тогда плантаторы - лишь гости, которые забрели сюда когда-то? Им достались эти норы, ходы и ниши, как жильё, которое недостойно истинных хозяев всего этого – грумов. Эти подземные твари смотрят на людей из темноты, а их белые глаза – это всего лишь обман. Они всё видят и ждут, когда незваные гости наконец покинут это место.
- Иногур, ты знаешь больше, чем сказал! Надеюсь, что ты завершишь свой рассказ когда-то…
Гор прибавил шаг. Огонь, показавшийся слева, осветил часть пути, но дальше он и сам знал дорогу. Поворот направо, к тронному залу. Правитель мёртв, весть об этом разнеслась по убежищу мгновенно. Больше этот поворот не беспокоил юношу. Тренировочная площадка, запах крови, трупы… Он не разбирал, что у него под ногами, холодные камни или окоченевшие тела. Нужно проверить, спасся ли тот древний старик, а потом присоединиться к остальным беженцам. Лия нуждается в помощи, и если она жива, то он останется с ней до последней минуты своей жизни.
Пещера Иногура зияла чёрной дырой, которая сливалась с чернотой тоннеля. Гор хотел было пробежать мимо, но ему показалось странным, что вход открыт. Занавесь лежала на полу коридора, а из проёма пещеры веяло слабым теплом. «Внутри кто-то есть», - сразу же мелькнуло в голове, и он шагнул туда. В дальнем углу из узкой щели лился тусклый свет, прочертивший линию на полу.
«Неужели Иногур не ушёл со всеми?» - подумал Гор, тихо подкрадываясь к пролому. Но что же это! Спиной к Гору стоял кто-то, совсем не похожий на старика. В руке он держал зажжённую лампу, освещавшую стену напротив.
- Золан? – удивлённо воскликнул Гор. – Что ты тут делаешь?
Рука с лампой медленно опустилась ниже, человек у стены резко обернулся. Черты его лица искажались от теней, становясь зловещими. Лампа светила в подбородок, но даже небольшого блеска в глазах было достаточно, чтобы догадаться.
- Где старик? – осторожно поинтересовался Гор, напрягая руку, готовясь выхватить из-за пояса нож. Он уже давно пожалел о том, что вошёл сюда, не подготовившись.
- Старик? Не имеешь ли ты ввиду того безумца, который пытался замуровать себя в этой дыре?
Глаза Гора отчаянно бегали по комнате, пока не наткнулись на груду камней. Из-под них торчали седые волосы Иногура. Сомневаться уже не приходилось, старик был мёртв. Взгляд Гора наполнился гневом, он поднял голову, готовясь кинуться вперёд, и прошипел сквозь зубы.
- За что?
- Постой, постой! Ты думаешь, что это я? Нет, тут ты ошибаешься. Я шёл мимо, увидел свет. Решил помочь, а тут гора камней на пути. Они сами свалились на старика. Поделом ему, он давно выжил из ума.
Гор посмотрел на стену за спиной Золана. Нет, старик был далеко не сумасшедшим. Большая часть рисунков была отбита камнем, слой закопчённой краски, смешанный с песком и глиной, застилал весь пол под стеной. Верхний угол, где были изображены великаны, оказался полностью уничтожен, но даже не это испугало и поразило Гора. Он заметил, что под рисунком был ещё один слой, о котором, вероятно, не знал даже сам старик. Что-то огромное, тёмно-синее виднелось из-под уцелевшей окаменевшей корки. Ещё один рисунок, который так тщательно спрятал Ироний? Или кто-то до него? А бедный Иногур, пытаясь уничтожить видимую схему подземелья, случайно открыл другую, скрытую от всего живого. Теперь Гор понял, зачем старик пытался похоронить себя заживо. Он не посмел уничтожить нижний слой этого странного послания из прошлого. Но и кодбаны не должны были это увидеть. Иногур выбрал для себя страшную смерть от голода и жажды, но опоздал.
- Он один знал путь к спасению, а ты убил его!
- Путь к спасению? Ха, ха! Есть только один путь, и он у меня в руках. Он настолько прост, что никуда идти не нужно! – прогремел громким голосом Золан, вытаскивая из-за пазухи блестящую пластину, играющую тысячами бликов в свете фитиля. – Вот спасение! Это нужно кодбанам, они это получат. А ты, герой, можешь отдать им жизнь. Ты ведь этого хотел?
- Это… ведь это ты был в тот день там, в коридоре? В День назначения. Ты произнёс те слова, лживая сволочь?
- Ну, ну! Не горячись, ты меня обижаешь. Где же твой защитник, предводитель беспомощного войска? Может быть, он опалил себе пятки, когда бежал от огня? А ведь он называл себя мудрым, воспитал такого выскочку. Жаль, что ты не с ним сейчас пляшешь на горящих бочках с жиром.
Гор трясся от ненависти. Вот кто поджёг мешки с фитилём и предрёк победу кодбанам. Путь к спасению – та пластина, что сверкает сейчас в его руках – это и есть спасение. Но для одного, и это стоило жизни всего племени! Гор потянулся за ножом, но Золан зорко следил за ним.
- Не пытайся это сделать! Я сильнее тебя.
- Ты умрёшь, чего бы мне это не стоило!
Гор выхватил из-за пояса нож и кинулся вперёд.
Умарс протиснулся между лежащей глыбой и краем дыры, держась за раненое плечо. Осторожно ступая по узкому тоннелю, он пошёл вперёд. Дым пробрался даже сюда, он раздирал горло и жёг глаза. Коридоры были пусты, жилища покинуты, и только порывы холодного ветра разгоняли едкий дым по всем закоулкам подземелья. Иногда казалось, что где-то вдалеке плачут те редкие спасшиеся от убийственного дыма, но Умарс понимал, что это лишь ветер завывал в темноте. Закрыв лицо куском ткани, поднятой с пола, советник шёл всё дальше, пока не понял, что оказался перед жилищем Красса. Вход был свободен, привычная стража давно исчезла. Он шагнул внутрь, отпустил рану на плече и окровавленной рукой нащупал лампу и шершавый продолговатый камень.
«Странно, куда мог уйти Красс? Он никогда бы не оставил свой склад», - думал Умарс, с трудом высекая искру на фитиль. Ещё в свете вылетающих из-под камня искр он увидел ужасную картину. Хозяин склада не ушёл, он сидел в шаге от того места, где стоял Умарс. Расположившись в белом плетёном кресле спиной к выходу, он, казалось, мечтал о чём-то в темноте.
Фитиль нехотя загорелся, осветив помещение, но оно почему-то не показалось знакомым. Чёрные каменные стены давили, угрожая обрушиться на голову вторгшемуся сюда чужаку. Грузный хозяин некогда белого искусно выполненного кресла восседал в нём, запрокинув голову к потолку. С неё капала кровь, покрывая спинку кресла тёмно-красными подтёками. На полу валялась фиолетовая шкатулка без крышки. Ближе к ножке кресла лежал каменный трилистник, который, видимо, и стал оружием нападения.
Умарс вышел в коридор, пытаясь хоть что-то понять, но дым снова овладел его измученным горлом, заставив судорожно хвататься за стены и задыхаться. Кто-то убил торговца, но зачем? Чтобы украсть у него набор сквола? Но для чего убийце эти фишки, если уже завтра они станут бесполезными? Ни на один вопрос он не знал ответа.
Вдруг ему в голову пришла ужасная мысль, от которой тело вдруг выпрямилось. Что, если старик Иногур не ушёл со всеми? Тогда он тоже задыхается в своей пещере и ему нужна помощь! От большой потери крови советник еле поднимал ноги, но не смел остановиться. Без промедления он преодолел весь путь до входа в комнату старца и ввалился в неё. Лампа в руке дрогнула, но огонь не погас. Умарс с трудом протиснулся в щель, оставляя на стене широкий кровавый след. Но лишь оказавшись в потайной пещере он обмяк и выронил лампу. Жир вылился, а слабое пламя заплясало синими языками над блестящей лужицей.
- Нет, не тот враг, что сейчас стоит снаружи… Я полный глупец, не придал значения, а ведь это было так важно…
Старый воин из последних сил одной рукой поднимал камни с тела Иногура и закладывал щель изнутри. Последний камень несколько раз выпал из слабой ладони, но он смог завершить начатое. Сорвав чёрную материю, болтавшуюся на каменном выступе возле стены, он накрыл тело Иногура и Гора, в горле которого торчал его собственный нож. После этого он лёг в стенную нишу рядом с останками Ирония и закрыл глаза.
Глава 24
Красная полоса появилась на горизонте. Она разрывала два тёмных мира - небо и поверхность планеты, отдаляя их всё дальше друг от друга. Казалось, что морозный ночной воздух трещал и сжимался от страха перед огненной стихией, шипел и растворялся. Но это было не так. Солнце поднималось над горизонтом медленно и тихо, уважая силу ночного мрака, охватывая своим всевидящим оком его урожай. Небо седело, но не становилось старее. Скоро оно будет розовым, а потом невыносимо белым. Очередь огненного великана показать свою силу, заставить всё живое спрятаться по своим норам или умереть.
Морак был жалок в лучах утреннего солнца. Он метался в повозке, гонял скакуна из стороны в сторону и проклинал войско, не способное исполнить простейшей миссии.
Огонь на площадке за каменной кладкой древнего входа погас. Редкий дым струился из бойниц, как из ноздрей спящего каменного чудовища, и рассеивался в светлеющем небе.
Отчаяние взяло верх, плантаторы стреляли всё реже, а в свете утренней зари ров, разделяющий воюющие стороны, был до краёв заполнен убитыми и ранеными. Выглядывая из-под чёрной занавески, карлик осматривал поле боя и ухмылялся. Стоны умирающих, лежащих то тут, то там, его не волновали. Выживших кодбанов не хватило бы даже на один отряд. Стаум осматривал оставшееся в живых скудное войско, опустив голову.
- Добейте раненых, - выдавил он из своей груди. Двое кодбанов вышли вперёд с пиками наперевес, но подоспевший вдруг Морак выскочил из своей повозки и перегородил им дорогу.
- Кто ты такой, чтобы отдавать здесь приказы? Не время заниматься глупостью! Вы все, идите к воротам, пока какой-нибудь оживший дикарь не запер их изнутри.
- Никто не тронется с места! - произнёс Стаум, не скрывая своего отвращения к карлику.
Власть Морака, как опухоль, сковала всё войско ещё в начале пути. Жажда наживы, расправы и страх быть обезглавленным за неподчинение приказу – всё смешалось тогда воедино. Хатуэлл поспешил уйти вперёд, Стаум понимал это сейчас, как никогда раньше. Договариваться с высокими чинами о мире, когда их же людей в это время убивают без разбора, просто бессмысленно.
Стаум сделал шаг вперёд, намереваясь схватить карлика за горло и сдавить мёртвой хваткой, но с десяток арбалетов уставились в него. Наёмники Морака не собирались потерять щедрого хозяина, не набив своих карманов. Воин замер. За спиной выжившие кодбаны подняли оружие, но что-то подсказывало ему, что направлено оно было не в его спину. Наёмников было больше, они окружили своего хозяина и ждали лишь его слова, чтобы кинуться на людей Стаума. Измученные боем, раненые и замёрзшие, кодбаны не выдержат этой схватки, они и сами прекрасно это понимали.
- Морак, если ты решишь вступить в этот бой, то клянусь тебе, что все стрелы за моей спиной окажутся в твоём сердце.
- Ну зачем же, бой уже закончен, и ты тоже будешь вознаграждён. Остуди свой пыл и подчинись. Что тебе ещё надо?
- Никогда не видеть твоей образины! Мне ничего не нужно, я ни шагу не ступлю в сторону тех ворот.
- Тогда уходи прочь, и пусть тебе не будет спасения под этим разгорающимся солнцем!
Стаум накинул на голову капюшон, обмотал шею и лицо полосой плотной ткани, оставив лишь глаза. Он был почти уверен, что кодбаны за его спиной сделают то же, и он не ошибся. Когда отряд добрался до того места, где недавно стояли повозки, воины заметили несколько мешков, сваленных в кучу. Убитые ночью наёмники лежали там же, но они почему-то не вызывали вопросов у Стаума. Только лёгкая дрожь удовлетворения пробежала по его телу. С ним были воины, выбравшие его, а не Морака. Эти трупы ясно указывали на то, что тридцать воинов, стоявших рядом с ним сейчас, не единственные, кто принял правильное решение.
Через час отряд Стаума остановился. В мешках, подобранных незадолго до этого, нашлись несколько заступов, немного еды и вода. Приспешники Морака в предчувствии богатой наживы не удосужились подобрать скинутые кем-то с повозок мешки. Не медлив ни секунды кодбаны под руководством своего нового командира приступили к работе. По мере углубления в толщу песка их доверие к нему росло всё больше и больше. Чтобы потолок песчаного убежища не обвалился, было решено делать два, один напротив другого, но с одним общим входом. Когда работа была завершена, кодбаны скрылись в прохладных нишах, подчиняясь приказу Стаума.
Морак стоял перед огромными древними ступенями, каждая из которых достигала его подбородка. Глаза карлика бешено вращались, губы вытянулись в трубку, с которой свисала слюна.
- Ну я же вас предупреждал, что вернусь, - скрипел он, будто из него вытягивали признание.
- А теперь, расчистите мне проход к воротам, и быстро! Солнце уже высоко, я не хочу поджариться на нём.
Наёмники вытаскивали из рва убитых и складывали поодаль. Медлить было нельзя, час расплаты уже близок. В предвкушении набитых доверху карманов и мешков, они хватали кодбанов и плантаторов без разбора. Трупы волокли по песку за руки или за ноги и сваливали в одну общую кучу. Скоро гора из мёртвой плоти возвышалась напротив огромных ступеней, словно предупреждая всякого, кто посмеет подойти ближе.
- А теперь – ведите меня, да светите лучше! Кто знает, что там, в этой темноте, - распорядился Морак, нехотя слезая с повозки. Заранее посланные к воротам разведчики доложили, что повозка не сможет проехать уже за первым поворотом коридора.
Когда-то карлик бывал здесь. Пытаясь обмануть местных торговцев или простых глупцов, он вёз плантаторам разные безделушки. Здесь всегда платили щедро, верили на слово, принимая поддельные карты с погребёнными сокровищами за настоящие. Особенно ему нравилось, когда за бесполезную каменную фигурку местный торгаш отваливал ему мешок еды. Но время шло, тот торгаш полнел и становился слишком скупым и хитрым. Он запретил появляться Мораку в этих местах, когда сам стал советником правителя.
Морак знал дорогу к складу Красса, но не это сейчас волновало его. Широкий гладкий коридор, лампы на высоких пьедесталах, пол, блестящий от ног стражи, охранявшей покои правителя. Тронный зал, вход в который его когда-то тревожил и манил, был теперь перед ним, доступный и желанный.
- Зажгите эти лампы, - прохрипел карлик сдавленным от волнения горлом.
Чёрно-красная портьера вдалеке величественно замерла, вытканные блестящими нитями узоры мрачно сверкали, угрожая незваному гостю. Карлик стоял перед ней, заламывая пальцы под накидкой, не решаясь шагнуть вперёд. Но не этого ли он желал? Весь его хитрый план был направлен на достижение именно этой цели. Власть, могущество, превосходство!
- Хм, а куда все подевались? – задал он наконец сам себе вопрос, который очень долго вертелся на языке. – Найдите всех живых, объявите им, что теперь у них новый владыка. Ну, чего встали? Вы не ослышались!
- Хозяин, но вокруг только мёртвые, все задохлись в дыму. Куда дым не дошёл, тоже пусто. Многие ушли в дальние тоннели.
- Ничего, вернутся. Мне торопиться некуда.
Он отодвинул край портьеры и пропустил вперёд пару верзил с лампами. Солнечные лучи уже пробивались сквозь отверстия в толще потолка, отражаясь от слабой дымки. Карлик озирался по сторонам, ощущая давящую на него массу величественного помещения. Ряды холодных скамеек, колонны вдоль стен, скрещенные секиры и пики украшали их, дополняя незамысловатый орнамент. Резной узор на огромных чашах из песчаника блестел подтёками жира от ламп. Но Морака влекло к себе другое. Он не сводил глаз с трона, который манил его, заставлял дрожать и пригибаться всё ниже к полу.
- Никого… совсем никого! – восхищался он, вытирая слюни подолом своей грязной одежды. – Хобинхор, ты полный глупец, если ждёшь моего возвращения. Мне и здесь будет хорошо. Я властелин, ползай предо мной, Хобинхор!
Но несмотря на свои воинственные речи, он подходил к трону медленно, пригибаясь и останавливаясь, готовясь отпрыгнуть в сторону. Ему вдруг стало казаться, что как только он притронется к этим гладким подлокотникам, гнев всего Марса обрушится на его голову.
- Трон убьёт меня…, хм…хм. Смешно! Трон-убийца, фу ты, как это глупо!
Но собственный голос не придавал ему смелости. Он даже услышал слабый рокот этого древнего зала, разрываемого пучком света, бьющего сверху. Солнечный луч щипал глаза, когда Морак попытался вглядеться в трещину, издававшую угрожающие звуки. Он прищурился, состроил самую ужасную гримасу, имеющуюся у него в запасе, и оглушительно чихнул. Рокот прекратился, что вызвало невероятное облегчение у испуганного карлика, но спустя всего лишь мгновение послышался с новой силой. Чем больше Морак вслушивался в звуки грозившегося упасть свода пещеры, тем больше ему казалось, что рокот исходит совсем не оттуда. Он поборол своё оцепенение и приблизился к трону. Звук шёл из дальнего конца зала, Морак указал пальцем в то место одному из верзил и сам пошёл следом.
Оказалось, что в том конце зала был поворот, который никто сразу не приметил. За ним оказалась небольшая комната с массивной кроватью, заваленной подушками разной величины, стол с яствами, чаша, до краёв наполненная водой, блюдо с лепёшками из семирды и порошка сушёных яиц, кубок, полный свежайшего соуса васхры. Рядом со столом стоял пьедестал с сундучком, в котором сверкали шарики ирония, смешанные с какими-то красивыми камнями красного, зелёного и синего цвета.
Долго искать источник страшного рокота не пришлось. Наёмник раскидал подушки в разные стороны, а карлик приготовился увидеть правителя Асимора в образе ужасного чудовища. Но когда верзила приподнял за шиворот юношу, с трудом продиравшего глаза после сна, лицо Морака вытянулось от неожиданности.
- Что это тут у нас? - спросил он, обращаясь к верзиле. Тот с силой встряхнул испуганного Золана, отчего тот издал страшный стук зубами и уставился на карлика.
- А, да тут у нас самозванец! Как же я устал от наглых выскочек! Ты – сверни ему шею и оставьте меня одного. Я хочу отдохнуть и привыкнуть к своему величию.
Морак уже не обращал внимания на обмякшее тело Золана, его больше привлекала квадратная выемка в полу – своеобразное корыто, наполненное водой. Он скинул пыльные сандалии и принялся разматывать грязные тряпки со ступней, чтобы опустить их в воду, но услышал жалобный писк и остановился.
- Хозяин, пощадите… Я не самозванец…
Морак встрепенулся и вытянул губы трубочкой. Его удивлённый взгляд вонзился в верзилу, не выполнившего до сих пор его волю. Тот схватил Золана за волосы и с силой дёрнул, обнажая шею.
- У меня… у меня есть то… что вы ищете…, - успел прохрипеть Золан, что и спасло его от мгновенной смерти. Морак вскинул руку с вытянутым пальцем в сторону верзилы, тот ослабил хватку и изобразил полное безразличие к происходящему.
- Вот как? И что же это? Постой, я угадаю…ммм… А! Молодая кожа, вот что я ищу. Ты готов отдать её мне? – корчился карлик, оценив свою фразу по достоинству. – Но после этого ты пожалеешь, что тебе не свернули шею сразу.
- Я слышал, что вы ищете карту.
Морак застыл, боясь пошевелиться. Он даже остановил дыхание, чтобы не ошибиться в услышанном. Верзила, не дожидаясь специального приказа, снова встряхнул Золана.
- Карту? Какую карту? Зачем мне карта, я уже давно не путешествую по незнакомой местности, - невинно улыбаясь, промямлил карлик. – Почему бы тебе не показать её мне?
Наёмник снова приложил свою руку к хрупкой шее Золана, отчего тот затараторил без остановки.
- Я хотел бы служить вам, мой повелитель. Ради этой пластины мне пришлось бороться, их было много! Они хотели порвать меня на части, но я из последних сил забрал это для вас, мой хозяин!
Морак, ухмыляясь, подошёл ближе к заметно успокоившемуся юноше, который изливал слова своей роли. Карлик резко рванул рубаху на его теле. Гладкая кожа без единой ссадины красноречиво выдавала его ложь.
- Порвать тебя хотели, говоришь? А ты не так прост, как кажешься. Может быть, я и оставлю тебе жизнь, если от тебя будет польза. Карту! Сейчас же! – не выдержал Морак, сорвавшись на крик.
- Т…там, п…под подушкой…, - захлёбываясь, выдал Золан. Верзила поволок его к куче подушек, но Морак остановил его.
- Я сам!
Карлик решил, что с этого момента больше никто не прикоснётся к его сокровищу. Он раскидал подушки и, наконец, его глаза прищурились от сверкнувшей золотистой пластины. Трясущимися руками он взял её, не в силах отвести взгляд.
- Глупый Хобинхор! Ты не получишь ни карты, ни моей головы. Теперь ты никто, у тебя нет ни пищи, ни воды, ни воинов!
Он спрятал карту за пазуху и прижал её рукой. Теперь ему известна её реальная цена. Эта пластина не стоит почти ничего, она даже не пригодна для соскабливания сажи со стен. Но то, что на ней указано – бесценно! Если это попадёт в руки Хобинхора или ещё кого-то, то власть его, Морака, не будет стоить ничего. А сейчас у него есть всё, о чём он даже не мечтал, и этого у него не отнять.
Лицо карлика исказилось гневной судорогой, он выдернул из-под одежды карту и принялся её рвать. Но тонкая пластина не поддавалась его усилиям. Морак бросил её на пол, придавил одной ногой, пытаясь порвать напополам, но чуть не остался без пальцев. Когда окровавленная карта, совсем недавно владевшая его разумом, стала скользкой, карлик выхыватил её из-под ноги и швырнул в дальний конец комнаты. Пластина ударилась об стену, отскочила и с лёгким шелестом скрылась в щели за огромной каменной кроватью. Морак вытянул губы и выпучил глаза, глядя на трясущиеся израненные пальцы, но очень быстро забыл про них и повернулся к Золану. Тот снова почувствовал неладное и весь сжался.
- Отпусти его, пусть послужит. Видишь, твоё подношение для меня оказалось бесполезным. Так что же ты можешь ещё сделать для меня? Да отпусти ты его уже!
Золан, словно мешок с костями, упал на пол и на коленях подполз к Мораку. Трясущимися руками он принялся теребить тряпки на ногах карлика, пытаясь закончить начатое и заброшенное им занятие. Но это совсем не устраивало нового повелителя плантаторов, он пнул Золана с такой силой, что тот отлетел в угол и зажал голову руками, готовясь к расправе.
- Если ты собирался служить мне, то мог бы догадаться, что я не намерен держать при себе настолько падших слуг!
- Но что же мне делать… о, мой властелин, - взмолился Золан. Морак дёрнул губами, невольно умиляясь услышанными словами, но вскоре принял обычное выражение лица. Властелин, но где народ, который будет бояться его и чтить?
- Где все мои люди? – вдруг вспомнил он, обращаясь к неподвижно стоящему наёмнику. – Набивают животы, шаря по норам?
Верзила лишь пожал плечами, не меняя безмятежного выражения лица. Его дело – выполнять приказы, а не отвечать на вопросы, щекочущие мозг. Морак понял, что лучшей охраны для себя искать не стоит, но и ничего другого от неё ждать не приходится. Возле трона остался стоять второй наёмник, к которому и вернулся карлик.
- Проверь, закрыты ли ворота изнутри. Выставь стрелков возле бойниц. И уберите мертвецов подальше от моих покоев.
Немного подумав, он окликнул Золана, притаившегося в темноте.
- Эй, как тебя там! Ты будешь жить до тех пор, пока хоть один мерзкий грум не попадётся мне на пути. И никогда не прячься от меня в тёмных углах, иначе я приму тебя за одного из них. Видишь этого истукана? – указал он головой на своего безмолвного охранника. – Одно моё слово, и он расправится с существом из темноты, не разбираясь в деталях.
За портьерой на входе послышались голоса. Второй наёмник вышел наружу и тут же вернулся назад с известиями.
- Плантаторы, что сбежали в дальние тоннели, хотят вернуться. Они готовы служить своему новому правителю.
Морак растянул рот в страшной улыбке и подошёл к трону. С трудом вскарабкавшись на него, он вытянул перед собой ноги со свисающими с них наполовину размотанными тряпками.
- Ну что ж, пусть возвращаются и служат, а я посмотрю, что с ними делать дальше.
Глава 25
Хобинхор сидел неподвижно всю ночь. Иногда лёгкие шорохи за портьерой вынуждали его прислушаться и открыть свои воспалённые глаза, но веки снова тушили их мрачный огонь. Стражники с той стороны, они шевелятся, задевают пиками и секирами за стены, дышат. Свои способности проникать в чужие мысли он не утратил, но теперь на это уходили все его силы. Мог ли он понять, что творится в голове того карлика? Почему он согласился на бредовые доводы уродца, мозг которого воспалён и живёт своей жизнью? Тогда отсутствие контакта его не сильно удивило, да и что особенного в том, что он увидел тогда? Трон, чаша с иронием, красная тяжёлая портьера, снова трон и ироний… Эти образы мелькают у каждого, кто приходит в тронный зал. Но мог ли он знать, что под этими алчными мыслями прячутся совсем другие, спонтанно зарождающиеся в больной голове карлика.
- Ты не вернёшься, как я не понял этого сразу… Трон… ироний… Власть!
Внезапно Хобинхор понял всё. Те образы в воспалённом мозгу Морака были не случайны. Именно трон волновал его, власть любой ценой, пусть даже чужой. А он, Хобинхор, самый хитрый, жестокий правитель Марса, легко отдал всё своё войско на выполнение нелепой задачи. Несколько стражников, которые всё ещё стоят по ту сторону портьеры, вот и всё, что у него осталось. Как он, глупец, мог забыть о том, что власть – это сильное войско, которого он лишён.
Хобинхор прислушивался к шорохам, доносящимся снаружи. Пока они есть, стража охраняет его покой. Войско, вернётся ли оно в убежище? Морак, этот горбун околдовал его разум. Никогда раньше он не оставлял возле себя меньше половины всех воинов. Это гарантировало ему удержание власти при любом исходе дел. А сейчас лишь несколько стражников, которые могут в любой момент отвернуться от своего правителя. Убежище превратилось в логово заговорщиков, трусов и предателей. Наёмники Морака, зачем они здесь? Продолжают охранять источник или ждут момента, чтобы вооружиться и напасть на тронный зал?
- Так вот что ты задумал? – прохрипел старик, не открывая рта. – Карта была лишь приманкой, она не нужна тебе. Трон, вот что ты добиваешься. Но двух тронов тебе не видать!
Старик нащупал гладкую клавишу на подлокотнике и погладил её. Вдруг до его слуха донеслось ещё что-то, кроме шороха в коридоре. Это были голоса, удивлённые, встревоженные или радостные, понять было сложно. Он дёрнул за один из шнурков, в коридоре звякнули пластины. Через мгновение из-за портьеры появился один из стражников и припал на колено.
- Найдите Пенничела. Я жду его.
Стражник скрылся, а Хобинхор снова опустил голову и прикрыл глаза. Посыльный, сам не ведая об этом, смог передать владыке последние известия. Старик увидел, почти не прилагая усилий, как к воротам убежища подошёл небольшой отряд, сопровождавший две повозки. Последние воины, всё, что осталось от его армии, наводящей повсеместный ужас. В повозках – ничто иное, как кучка убитых воинов, может быть – командиры отрядов.
«Кодбанов больше нет. Настал и мой час уйти».
Шорох портьеры заставил старика вновь открыть глаза. Это был Пенничел. Он стоял возле входа, не склонив головы, и пристально смотрел на своего повелителя.
- А ты стал другим, мой друг, - прохрипел Хобинхор. – Раньше ты не был таким смелым в моих покоях.
Пенничел не изменил своего взгляда, но приготовился к худшему. Он решил, что не сделает ни шагу в сторону площадки перед троном. Ещё только войдя внутрь, он заметил, что старик держит руку на спусковой кнопке механизма.
- Время меняет людей, мой повелитель. Но я всё также верен вам. Какие будут указания, владыка?
- Подойди ко мне, мой верный друг. Я хочу увидеть тебя ближе.
Пенничел был неподвижен, как скала.
- Что ж, я очень устал, но подойду к тебе сам.
Хобинхор с трудом встал с трона и спустился по ступеням. Медленно, останавливаясь после каждого шага, он добрался до Пенничела и положил свою костлявую руку ему на плечо.
- Ты думаешь, что я совсем стар и утратил все свои силы? Они восстановятся, я знаю это.
Старик возвышался над Пенничелом, глядя на него угасающими угольками глаз сквозь полуоткрытые веки. Воин собрал всю волю, чтобы унять дрожь. Вся ненависть и злоба, с которой он шёл сюда, теперь переросла в страх, такой знакомый и неотделимый от тронного зала.
- Настало время мне покинуть это место. Мои предки когда-то отреклись от меня, но я слышу их зов. Теперь я знаю, что они ждут меня, чтобы сделать бессмертным!
Рука владыки соскользнула с плеча Пенничела и повисла плетью.
- Помоги мне сесть на трон, мой друг.
Он с трудом взобрался по ступеням и рухнул в кресло.
- Ты станешь повелителем после меня. Этот трон, убежище, люди, этот ироний – всё станет твоим. Ты будешь обладать властью, которой не было даже у меня.
- Но мне не нужно этого, мой владыка…
Хобинхор не стал возражать, тем более, ему не было никакого дела до всего, что останется после него.
- Ты должен помочь мне… Времени осталось очень мало.
Его глаза снова потухли, но через некоторое время жгущий взгляд вперился в Пенничела с новой силой.
- Ты запомнил место, где ты выследил того плантатора?
- Да, мой владыка. Он шёл через пустыню на скалу, возле которой мы его поджидали.
- Я и не сомневался, что ты помнишь… Ты отведёшь меня туда, только ты и я. Никто не должен знать об этом. Приготовь повозку и лучшего скакуна. После заката солнца.
Отряд остановился перед невидимой чертой. Ступив дальше, их головы попадали под прицелы арбалетов, но кодбаны спокойно шагнули вперёд. Солнце нещадно жгло кожу воинов, они ощущали смертельные лучи даже сквозь тёмную одежду. Хоть оно и не несло тепло в это время, казалось, что тело приобретает цвет плащей, в которые путники были укутаны.
Ожидание затянулось, но ворота так и не открылись. Лия приподняла край покрывала и к своему ужасу поняла, куда их привезли. Логово врагов, место, откуда распространяется смерть. Отвесная скала, вогнутая внутрь, как будто огромное чудовище откусило кусок каменной лепёшки и поперхнулось ей.
Лия снова спряталась под покрывало. Половина ночи и часть дня, расстояние немалое.
«Кодбаны шли пешком, а морхуны тащили тяжёлые повозки с людьми», - рассуждала она. «Если украсть скакуна и галопом преодолеть это расстояние, то достаточно и половины ночи…»
Смелости девушки хватило бы на двоих, но сейчас дрожь снова овладела её измученным телом. Что ждёт их за этими воротами? Плен, жестокий труд, надругательство, унижение. К тёплому приёму готовиться не приходилось. Лия обняла детей, прижавшихся к ней, и прошептала им ласковые слова. Ради них она не может, не смеет дрожать. Гор бы себе этого никогда не позволил. Вспомнив тот смелый и решительный взгляд блестящих глаз, худощавое, до боли родное лицо Гора, Лия тихо заплакала. Как бы она хотела оказаться в его объятиях, быть слабой и беспомощной, и чтобы никто никогда не упрекнул её в этом.
Косс стоял на площадке возле смотрового окна и заметил приближающийся отряд и две повозки, когда они были ещё на горизонте. Поискав глазами хоть кого-нибудь, кто передаст это известие другим, он так никого и не увидел. Несколько стражников, оставшихся в убежище, дежурили возле тронного зала. Тогда он решил сам передать эту весть, тем более, что путники ещё далеко. Он не знал, почему вернувшихся так мало, но предположил, что отряды разделились и остальные вернутся позже.
Подойдя к страже возле покоев владыки, он поделился новостью и своими соображениями с другими, но этим не вызвал у них радости. Он и сам уже понимал, что это все выжившие. Не мешкая, он поспешил к воротам, чтобы впустить прибывших, но к своему удивлению увидел двоих здоровяков из числа наёмников Морака. Косс опешил, когда увидел в их руках спусковые шнуры.
- Что вам тут нужно? Проваливайте отсюда, грязные прихвостни! – воскликнул он, но тут же получил в челюсть огромным кулаком и отлетел в сторону. Когда он пришёл в себя и вытер ладонью кровь с подбородка, то заметил в окне, что отряд уже близко и скоро подойдёт к точке невозврата. Он с гневным рёвом кинулся на одного из наёмников и повалил его на пол.
- Что вы задумали, ублюдки? – орал Косс в лицо поверженного противника, брызгая каплями крови. Но наёмник смог оттолкнуться ногой от стены и скинуть Косса с себя. Оказавшись сверху, он схватил стражника за шею и несколько раз ударил его головой о камни.
- Не велено пускать… Трон принадлежит Мораку. Так он пожелал.
Косс обмяк, но слышал слова предателя. Тот ещё какое-то время восседал на побеждённом сопернике, но внезапно странный свист и глухой удар заставил его улечься рядом. Камень, прилетевший точно в голову, сделал своё дело. Второй наёмник резко повернулся в сторону темного коридора, но так и не смог понять, что произошло. Он долго вглядывался в черноту прохода, но понял, что лишь теряет время. Схватив в руку сразу несколько шнуров, он натянул их, но спусковые крючки на арбалетах не сработали. Наёмник приблизился к смотровому окну, оттолкнулся ногой и со всей силы дёрнул ремни снова, но ничего не происходило. Когда он в очередной раз метнулся к стене, его опрокинул удар в спину. Это был Пенничел.
- Так вот зачем горбун оставил здесь свою шайку. Видно, он плохо всё рассчитал, если понадеялся на таких бездельников, как вы!
Он присел перед Коссом и приподнял ему голову. Тот открыл глаза и попытался изобразить подобие улыбки на лице.
- Ничего, жить будешь, в отличие от твоего дружка, - усмехнулся Пенничел, показывая на размозжённый череп наёмника, валявшегося неподалёку. Но вдруг улыбка слетела с лица Косса. Второй здоровяк, придя в себя, потянулся к шнурам и схватил первый попавшийся. Пенничел метнулся в его сторону и попытался перехватить руку врага, но опоздал. Шнур натянулся, раздался грохот, от которого задрожали стены. Облако пыли влетело в окно и заволокло площадку. Когда пыль немного осела, Пенничел ударил противника об стену, выглянул наружу и выдохнул с облегчением.
- Я же говорил, не путать шнуры. Тот, что с пятью узлами – от закладки с камнями. Теперь снова загружать корзину, и я не ошибусь, если скажу, кто это будет делать.
Он посмотрел на пол в поисках предателя, но там никого не было. Здоровяк скрылся в проходе. Каких ещё бед ожидать от людей Морака, можно было только догадываться. Косс с трудом поднялся и подошёл к смотровому окну.
- Такого приёма они точно не ожидали, - покачал головой стражник, осматривая площадку под окном, усыпанную камнями. Шатаясь из стороны в сторону, он направился к рычагу, открывающему ворота.
Повозки проехали внутрь пещеры, не встретив ни церемонии досмотра, ни даже малейшего внимания кого-либо. Пенничел даже не счёл нужным доложить о прибытии отряда владыке. Он сам приподнял покрывало на одной из повозок, но, увидев сверкающий ненавистью взгляд, снова опустил его.
- Знаешь, Косс… Ты, пожалуй, разберись тут сам. Похоже, у нас гости – плантаторы. Мне уже хватило одного.
Пенничел внимательно вглядывался в укутанных воинов, но так и не увидел, то, что сейчас ему было так необходимо. Среди них не было ни Хатуэлла, ни Стаума.
- Распорядись, чтобы их накормили и согрели, да будь осторожен сам. Эти предатели, наёмники Морака, что-то затеяли.
Вскоре прибывших отвели вглубь убежища, где они заняли несколько опустевших комнат. Косс догадывался, что карлик вряд ли уже вернётся, поэтому о своём прежнем постояльце он вспоминал, как о страшном сне. Люди Морака, охранявшие вход к источнику, растворились, оставив после себя разбросанные по всей площадке вещи. Оружие, тряпки, ценности, даже еда – всё, что не смогли унести с собой наёмники, теперь представляло собой хаос, возникший на когда-то пустом месте.
- Побудешь пока тут. Этих возьми с собой, места хватит, - сказал Косс и отодвинул занавеску. Запах недавнего постояльца почти улетучился, но стражник решил больше не возвращаться сюда.
Лия, прижав к себе за плечи двоих малышей, покорно вошла в жилище. Дети ни на секунду не отрывались от девушки, словно чувствуя себя в безопасности только около неё. Косс от самой повозки осторожно нёс корзинку с яйцами, периодически улавливая строгий осуждающий взгляд, колющий в спину. Он с огромным облегчением вручил хрупкий груз его хозяйке, когда та переступила порог пещеры, и одёрнул занавеску.
Ближе к вечеру тревожный сон девушки нарушило чьё-то прикосновение к её волосам. Она с трудом подняла веки и увидела женщину, присевшую возле лежанки. Её взгляд был строгий, но несмотря на это Лия почувствовала, что от рук женщины исходит тепло. Давно забытые ощущения, которых она лишилась так рано, напомнили ей о нежности матери к ребёнку. Веки снова потяжелели, она погрузилась в сон, но в нём больше не было тревоги.
Соли сидела возле Лии и гладила её по спутанным длинным волосам. Она проклинала кодбанов, Морака, Хобинхора, даже себя за то, что родилась здесь, в этой пещере, а не где-нибудь ещё, по ту сторону пустыни.
Когда небо потемнело, ворота открылись, чтобы выпустить одинокого морхуна, запряжённого в повозку. Никто из стражников не узнал, что тронный зал уже пуст. Пенничел заранее предпринял шаги, чтобы скрыть исчезновение Хобинхора. Он отправил всю стражу, охранявшую покой владыки, к источнику, чтобы те собрали оружие и спрятали. В тот момент, когда коридор опустел, он вывел высокую закутанную в тёмные одежды фигуру и проводил её до снаряжённой повозки возле ворот. Натянув ремни рычага, он закрепил створку открытой, подперев специальный выступ в ней длинным клинообразным камнем. Механизм на воротах не знал никто лучше Пенничела, как и систему спуска стрел с помощью шнуров.
Повозка выехала за ворота и остановилась. В темноте она была почти невидимой, только слабый скрип перьев скакуна выдавал чьё-то присутствие. Пенничелу не требовался свет, чтобы прицелиться в камень, удерживающий створку ворот поднятой. Звон тетивы арбалета заставил морхуна тряхнуть головой, вслед за этим стук падающего камня и тяжёлых ворот слились воедино. Створка захлопнулась, и теперь даже силы десятка воинов не хватит, чтобы приподнять её.
Пенничел похлопал животное по шее, мощные лапы принялись монотонно вдавливать под себя холодный песок и камни, унося тайный груз в кромешную темноту марсианского горизонта.
Глава 26
Эливен понял, что находится в сознании, когда боль в голове постепенно ушла. Раны на ногах снова напомнили о себе, но он был даже рад этому. Это всё же лучше, чем ощущать, как из тебя высасывают мысли и воспоминания. Но одно чувство было сейчас сильнее всех остальных. Опустошение и стыд. Стыд за свою слабость, предательство, утрату тайны, доверенной ему погибшим другом.
Вскоре к возвращающимся чувствам и ощущениям прибавилось ещё что-то. Ощупав под собой лежак, он достал остатки мяса. Желудок тут же напомнил о себе заунывным урчанием, но Эливен имел другие планы. Канистра была пуста, из неё не вытекло ни капли. Вывернув кожаный сосуд наизнанку, ему удалось смочить губы, прильнув ими к влажной коже. Потребовать у надзирателей ещё воды он не рискнул.
Верёвка, связывающая его со зверем, слегка ослабла. Значит, грум не спит, он ближе к нему, чем раньше. Эливен ужаснулся, представив, что эта тварь могла ночью стоять возле него и готовиться напасть. Возможно, её отпугнули беспокойные движения больного человека, но следующая ночь может стать решающей.
Эливен прижал мясо к вывернутой влажной коже и стал ждать. Ужасный запах разложений снова воцарился в пещере, он сжимал горло, давил на глаза, обволакивал тело, будто пытаясь стать с ним единым целым. Верёвка шевельнулась, Эливен сжался, превратился в натянутую тетиву, готовясь отскочить в сторону в случае нападения зверя. Послышалось сопение, скрежет когтей по камню, и вот уже блеснули в тусклом свете прозрачные усы. Они подёргивались, дрожали, пытались определить верное направление к источнику желанного запаха. Наконец, показался нос, двигающийся снизу-вверх, словно зачерпывая смердящий воздух и выливая его себе на голову.
Эливен вытянул руку с мясом перед собой, но тут ему пришла идея. Он приготовился убрать мясо в сторону, как только зверь ринется вперёд. Даже рискуя потерять руку, он твёрдо решил сделать этот шаг, чтобы рассмотреть грума как можно лучше. Ему не давала покоя шея, вокруг которой была обвязана верёвка. Странным воспоминаниям увиденного он никак не находил объяснения. Верёвка вырастала прямо из шеи.
Прыжка, которого с таким напряжением ждал Эливен, не было. Зверь сделал пару шагов вперёд и остановился, словно потерял направление. Белые невидящие зрачки уставились на человека, изучая его или ожидая лучшего момента для прыжка. Эливен в этот миг готов был поклясться, что грум всё видит, но тот вдруг отвёл зрачки в сторону, изучая стену справа от себя.
Шея зверя была перетянута с такой силой, что верёвка просто утонула в шкуре. Только возле горла можно было заметить что-то наподобие узла, от которого двойная верёвка шла к Эливену. Его передёрнуло от чувства чужой боли, несмотря на то, что это был лишь зверь, вызывающий отвращение. Эливен решил предпринять безумный шаг. Возможно, это последний шанс освободиться от этой привязи, и больше такого не представится. Он придвинулся ближе, шевеля мясом из стороны в сторону, привлекая внимание грума. Когда тот повернул свою морду в нужном направлении, Эливен снова убрал мясо за спину. Зверь сделал ещё пару шагов вперёд и снова остановился. Он был настолько близко, что Эливен мог ощутить на своём лице его мерзкое дыхание. Боясь сделать лишнее движение, он медленно вытащил мясо из-за спины, чувствуя, как от страха немеет тело. Грум, непрерывно шевеля острыми усами, вытянул шею настолько, что достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до него.
Отводя руку с едой, Эливен заставлял грума поворачиваться в ту же сторону. Одновременно с этим, другая его рука тянулась к шее, где уже отчётливо был виден большой узел. Ещё мгновение, и пальцы коснутся его, но зверь внезапно рванулся к руке, зубы клацнули в воздухе, едва не задев пальцы. Эливен успел одёрнуть кисть, забыв про мясо, выпавшее из другой руки, и откинулся к стене, поджав под себя ноги.
Грум схватил выпавшее мясо и скрылся в своём углу. Эливен закрыл ладонями лицо и заплакал. Последняя надежда рухнула, хотя она и не обещала ничего хорошего. Даже если бы он развязал этот узел, что практически невозможно, то что бы это ему дало? Свободу? Он не сможет сбежать отсюда, да и куда ему бежать? Мало того, он упадёт, успев сделать лишь пару шагов своими изувеченными ногами.
Слабость снова овладела его телом, когда он понял своё окончательное положение. Борьба за жизнь показалась ему бессмысленной, как и день назад. Он закрыл глаза и замер, прогоняя от себя любые мысли, напоминающие о том, что он ещё жив. Спустя какое-то время он услышал тихий разговор с той стороны завала.
- Мы выдали себя… План карлика откладывается… Пора уходить… Вернулся отряд… Их больше… Будут искать…
Эливен ничего не понимал, он слышал лишь обрывки фраз. Было ясно лишь одно: что-то происходит. Разговор продолжился.
- Что с этим? Приказано убить… Больше не нужен… Откапывай… Вернёмся за тобой позже…
Голоса затихли, но через какое-то время появились другие звуки, которые заставили Эливена вздрагивать и вжиматься спиной в стену. Кто-то разбирал завал, закрывающий проход в его пещеру, отбрасывая тяжёлые булыжники. Верёвка, растворившаяся в темноте, натянулась и задёргалась. Зверю тоже не нравились эти звуки, возможно, что его предчувствие было сильнее человеческого.
«Приказано убить… приказано убить…» - повторял Эливен обрывок фразы, услышанной только что. Они решили убить, но кого? Его или грума? Наверное, обоих. Он сполз на пол и нащупал какой-то камень. За все свои мучения он должен, просто обязан размозжить кому-то голову. Лёжа на холодном полу, он почувствовал, что верёвки натянулись. Он упустил то расстояние, которое с таким трудом отвоевал у грума накануне, и теперь он снова на полу. Звук отбрасываемых булыжников внезапно стих. Его сменило недовольное ворчание.
- Откапывай… Делать нечего!
Свет от лампы над завалом стал тускнеть, пока не погас полностью. В пещере наступила кромешная тьма. Звук удаляющихся шагов оставил вместо себя оглушительную тишину, пугающую, заставляющую сердце неистово биться. Эливен положил камень рядом с собой и попробовал потянуть за верёвку. Недовольное рычание раздалось из темноты, но теперь оно казалось совсем рядом. Та граница, слабая, еле видимая, отбрасываемая светом от лампы, была последним барьером между зверем и человеком. Больше её нет, наступила темнота, власть острых зубов и когтей, белесых зрачков, не терпящих света.
Эливен оставил верёвку и притих, обняв руками колени и опустив на них голову.
- Ну, как она? – поинтересовался Косс, заглянув за занавеску. Соли продолжала сидеть возле девушки, слушая её дыхание.
- Очень слаба. Ночной холод истощил её силы, она еле дышит. Спасая своим теплом этих двоих, она совсем забыла о себе.
Соли кивнула на детей, сопящих в противоположном конце комнаты.
- Косс, родной, ты видел это? Я не могу поверить, это же яйца… и… они тёплые, живые. Она смогла пронести их через холодную пустыню.
- Да, это действительно чудо. В этой девушке что-то такое, пронизывающее насквозь… этот взгляд. Он мне чем-то напоминает твой взгляд, помнишь, когда ты подняла секиру над тем существом?
- Прошу, не вспоминай об этом. Злость и жажда мести управляли мной тогда.
- Может быть и у неё те же чувства сейчас? Почему бы ей не злиться и не желать отомстить за свою участь?
- Косс, она не желает нам зла, я это чувствую. Да и это всё…, - Соли провела рукой вокруг, напоминая о детях и корзинке. – И потом, я видела её взгляд. В нём достаточно добра.
Косс смиренно смотрел на женщину, понимая, что в подобных вопросах она понимает лучше, чем он.
- Ты заметил, что у нас одинаковый взгляд. Этому есть объяснение, я ведь тоже принадлежу плантаторам, так или иначе. Мою мать привезли сюда когда-то, как и вот её сейчас. Это взгляд свободы, которую загнали в клетку, его нельзя покорить, с ним можно только смириться или уничтожить.
- Пенничел рассказывал мне про того голубоглазого юношу, которого его отряд доставил несколько дней назад. Он тоже плантатор, его взгляда боялся даже владыка, - почти шёпотом промолвил Косс. – Его имя… такое странное… Али… Алиман… Алимен, не помню точно. Его сторожит Пенничел в дальнем тупике. Туда же я отвёл того грума, но постой, погоди…
Косс закрыл лицо рукой, пытаясь понять, что к чему. Пенничел со вчерашнего вечера охраняет владыку, а сегодня он спас его возле ворот от верной гибели. Это означает лишь одно – пленника сторожит кто-то другой или его уже нет в живых.
- Что с тобой, Косс? –спросила испуганная Соли. – Что тебя испугало?
- Я начинаю припоминать, что Пенничела вызвал владыка, это было перед выступлением отрядов. Морак должен был послать людей в дальний тупик, странно, но больше никто об этом не говорил! Как будто этого пленника никогда не существовало.
Косс рванулся к выходу.
- Мне нужно найти Пенничела!
Но поиски ни к чему не привели, а стража возле ворот разводила руками. Оставалось только одно место. Покои Хобинхора. Но и возле этого входа стояли стражники, которые не смогли сказать чего-то нового. Мог ли Пенничел находиться у самого владыки, он не знал, но проверить это было бы выше его сил. Удовлетворившись ответом стражников, утверждающих, что уже несколько часов в покои владыки никто не входил, Косс ушёл.
Он снова вернулся к воротам, сел возле смотрового окна и стал смотреть на тёмную фиолетовую полосу в том месте, куда ушло солнце. С приходом холодного времени оно всё больше становилось белым, а небо на закате приобретало фиолетовый цвет. Сколько таких закатов он уже встретил в своей жизни, и не сосчитать. Цвет уходящего дня, оттенок спокойствия и умиротворения, надежды на удачу и спасение. Всё меньше глаз видят этот фиолетовый свет, этот день унёс много жизней, забрав с собой спокойствие и лишив надежды.
Косс посмотрел на ворота. Его внимание привлёк длинный конусообразный камень, торчащий из-под створки. Нижняя защёлка, которая всегда закрывалась на ночь, в этот раз была открытой. Стражник подошёл ближе и посмотрел в щель под воротами. Возле зажатого камня было ещё что-то. Он просунул в щель руку и достал стрелу от арбалета. Её наконечник был сломан, словно ударился обо что-то твёрдое.
«Кто-то ушёл, не попрощавшись», - решил он, но в груди вдруг похолодело. Никто другой не совладал бы с воротами таким способом, к тому же, уйти так, чтобы этого не увидел ни один стражник…
- О, Пенничел, друг мой…, - пробормотал Косс, встряхивая раненой головой в попытке понять, что происходит. Он медленно побрёл по коридору в сторону покоев владыки, постоянно прокручивая в голове один и тот же вопрос: «Зачем, зачем, зачем?»
Подойдя к портьере, закрывающей вход в тронный зал, он решал, что делать дальше. Путь внутрь ему недоступен. Кто он таков, чтобы вторгнуться в покои Хобинхора? Такой же стражник, как и все остальные, с подозрением изучающие его нездоровое выражение лица.
- Кто из вас старший? – решил сделать хоть что-то Косс, не найдя ничего лучше, чем показаться ещё глупее и подозрительнее.
- Ну… я. А что? – откликнулся один из стражников, положив руку на ножны.
- Ворота открыты, возможно, кто-то проник в убежище. Доложи владыке!
Старший стражник замялся, но тут же усмехнулся.
- Чем докажешь? Да и ни к чему тревожить владыку по таким пустякам. Просто забыли закрыть ворота.
- Тогда теперь это будет твоей бедой. Вот что я нашёл под створкой ворот. Завтра мы узнаем, станет ли это пустяком, о котором ты промолчал!
Косс бросил к ногам старшего стражника обломанную стрелу и собрался было уходить, но услышал покашливание за спиной.
- Подожди, Косс… Дай собраться с мыслями. Знаешь, я, пожалуй, зайду внутрь.
Стражник медленно снял пояс с оружием и опустил его на пол. Фитиль в лампе, которую он крепко сжимал, трясся из стороны в сторону, чувствуя дрожь в руке. Он проскользнул за портьеру, стараясь быть тише воздуха, блуждающего в коридорах.
Наступили секунды томительного ожидания. Косс смотрел на пластины, подвешенные над входом, ожидая, что они вот-вот разорвут тишину пронзительным звоном, но ничего не происходило. Вместо этого портьера вдруг резко сдвинулась в сторону, а из входного проёма показалось испуганное лицо старшего стражника.
- Там никого нет! Мы охраняем пустоту!
Двое наёмников шли обратно в дальний тупик, таща на спинах мешки с награбленным добром. В обратном направлении почти бегом двигался третий, кого они оставили разбирать завал. Чуть не столкнувшись лбами, они кое-как поняли, кто есть кто. Поливая друг друга бранью, все трое направились в тупик, где принялись отбрасывать камни от входа в пещеру пленника.
- Да зачем он нужен? Пусть сидит, всё равно сдохнет! – скулил один из них.
- Морак сказал, что это важнее наших вонючих жизней, а я ему верю. Убить, когда трон будет наш!
- А он что, наш? К нему не подойти, как и прежде, стражников ещё больше.
- Я не знаю, что делать, но только Хобинхора там больше нет. Он исчез, растворился, сгинул! Трон пуст, я это слышал своими ушами! Может ты, если такой умный, скажешь, что нам теперь делать?
- Нам нужно бежать к Мораку, в пещерах нас найдут.
- Бежать, но сначала убить этого плантатора, иначе Морак прикончит нас, понятно?
Остальные молча согласились, продолжив отодвигать более крупные камни в сторону.
Грум чувствовал беду и метался в своём углу, подтаскивая Эливена всё ближе к себе. Вскоре тявканье зверя переросло в лай, переходящий в жалобное завывание. Когда от завала почти ничего не осталось и достаточно было перелезть через несколько глыб, грум начал бить передними лапами по полу, вставать на дыбы и падать снова вниз всем телом. Эливен хотел сейчас лишь одного: чтобы всё это скорее закончилось, так или иначе. На секунду ему показалось, что кроме воплей грума и звуков разбираемого завала он слышит ещё что-то. Скрежет, шум падающих камней и тявканье. Казалось, что дрожит пол, на котором лежит Эливен. Он решил, что окончательно сошёл с ума, когда понял, что в дальнем углу уже несколько грумов. Они скребут многочисленными когтями по камню, будто затачивая неведомое оружие перед боем.
Когда верёвки натянулись ещё сильнее и тело Эливена потащило в сторону ужасающих звуков, он не выдержал и закричал. Попытки схватиться хоть за что-нибудь ни к чему не привели. Всё, что он смог сделать, это схватить камень, который он держал рядом с собой, и из последних сил швырнуть его в темноту. Верёвки тянули его всё быстрее, уже было непонятно, куда. Когда Эливен подумал, что грум пробил себе проход в стене, то всё понял. Это сон, в котором он бредит, но боль от каменного пола, раздирающего спину, была вполне реальной. Странным показалось лишь то, что он больше не слышит скрежета когтей и тявканья, как будто уже не зверь, а сама темнота тащит его за верёвки к себе.
- Быстрее, что вы медлите! – раздалось сзади. Наёмники Морака отодвигали последние камни, уже раздался звон лезвия секиры, готовой рубить и кромсать всё, что ей попадётся. Эливен хотел крикнуть, чтобы позвать на помощь, но к чему было звать своих убийц. Они и сами найдут его уже через мгновение.
Вдруг движение верёвки остановилось, но уже в следующую секунду разрывающая боль в пояснице заявила о себе. Его тянуло куда-то в угол между стеной и полом. Руками нащупав вокруг себя кучи гравия, он понял, что это подкоп, прорытый совсем недавно. Так вот почему он не слышал зверя: он скрылся в норе, а теперь тащит за собой и его, Эливена, не в силах избавиться от прочной привязи.
Спина изнывала от напряжения, тело готово было переломиться пополам в том месте, где его опоясывала верёвка. У Эливена больше не было выбора, из последних сил он отодвинулся от прохода, упираясь в его края руками и ногами, наклонил вниз голову и нырнул в неизвестность. Верёвка тащила его по узкой норе всё дальше и дальше, ускоряя ход.
Глава 27
В то время, когда старший стражник обнаружил, что владыка исчез, Хобинхор был уже далеко. Холод не тревожил его, как и сон. Старик редко смыкал свои сухие старческие веки, и то лишь для того, чтобы собраться с силами. Вот и сейчас он копил силы, сидя на подушках в крытой повозке. Ему совершенно не было дела до того, что ощущает его провожатый. Всё, что сейчас заботило его бренную голову – это как можно скорее добраться до цели.
Круги, треугольники, прямоугольники… все эти картинки кололи и жгли его разум. Эти линии, они не свойственны людям Марса. Это что-то чуждое им, но так близко и понятно ему, отвергнутому когда-то его же предками существу.
Он уже видел это, когда-то давно, очень давно. Возможно, когда был ещё младенцем, только лишившимся утробы матери, и впервые открыл глаза. Но его мать, умершая почти двести лет назад, не смогла бы передать словами то, что помнил его разум. Всю свою долгую жизнь Хобинхор знал лишь одно: легенда о синих людях-великанах, когда-то живших в недрах Марса – это не вымысел. Их встречали люди из погибших городов, изображали на стенах своих жилищ, получали от них помощь и подарки, пока не погибло всё.
Золотое свечение, отражающееся в глазах, впервые открывшихся когда-то, запечатлелось в них навсегда. Он видел этими глазами одного из тех синих существ, который подошел ближе и взглянул на него. Синяя пелена затмила тогда его взор, но теперь он понимал, что это была лишь мантия, в которую укутали его голое красное тельце. Мантия, точно такая же, в какие были облачены остальные существа. Один из десяти нарушил негласный закон, поселив своё семя в плоть и кровь марсианской женщины.
Хобинхор помнил то, что неподвластно памяти обычного младенца. Один из тех великанов снял с себя синюю мантию и отдал её марсианке. После он повернулся к ней спиной и удалился в сторону десяти саркофагов, расположенных по кругу, словно лучи утреннего солнца. Только два из них были пусты, и только двое, последние из оставшихся в живых существ решали, что будет дальше.
Пенничел остановил скакуна. Чтобы продолжить идти в правильном направлении, ему нужны были звёзды. Он приоткрыл укутанное лицо и вдохнул холодный воздух. Как много было в нём нового, чего он не ощущал раньше. Это была не лёгкость и невесомость умирающей атмосферы, мешающей вдохнуть полной грудью. Что-то другое, заставляющее расправить плечи и крикнуть что есть силы этим звёздам. Воин чувствовал, что его ждёт что-то новое, чистое и справедливое.
Пенничел помнил ту скалу, израненного человека с бездонными глазами, дающими надежду. Он ощущал всем телом тот момент, когда вернётся назад и снова увидит ту небесную голубизну, поможет юноше подняться и выйти из темноты к свету. Оружие в его руках, оно уже давно потеряло смысл. Нет, он больше никогда не поднимет секиру на врага, потому что не выйдет на тропу войны. Та девочка в повозке – она тоже враг, но можно ли её отделять от остальных? Лезвие топора не должно знать, кого оно рубит, девочку, согревшую детей своим теплом или юношу, знающего больше, чем самый древний старик на Марсе. Но стоит ли это холодное лезвие тех сердец, лишённых тепла будучи в руках варвара, не видящего дальше собственного брюха.
Звёзды, их так много. Кто их зажёг и для чего? Почему их света так мало, что они неспособны осветить этот ледяной песок? Неужели их создали лишь для того, чтобы указать верный путь? Или этого вполне хватит, ведь они способны показать и обратный путь?
Пенничел дышал часто, чтобы восстановиться и продолжить путь, но холодный слабый воздух раздирал горло, заставляя остепениться. Воин торопился. Чем дальше он удалялся от родного убежища, тем страшнее ему становилось. Он не собирался ждать следующей ночи, чтобы тронуться в обратный путь. Если сесть на скакуна и плотнее закутаться в плащ, то он выдержит поединок с небесным светилом.
Слова владыки о троне, они имели бы смысл, если б не были так пусты. Трон, кому он нужен и зачем? Разве что грязному умирающему карлику, чтобы утолить свою алчность и сгинуть с горстью ирония в руке. Власть не должна попасть в руки лживого коварного убийцы, каким до последнего момента был и он, Грязный Пенничел.
Воин тронул скакуна за шею, тот осторожно дернул повозку и пошёл дальше. Слова владыки никак не складывались в указание к действию. С другой стороны, если не он, то кто войдёт в тронный зал?
Хобинхор приоткрыл свои полупрозрачные веки. Кроваво-красные глаза сверкнули в глубоких впадинах черепа. Чужие мысли, такие яркие, доступные, мешали ему думать о своём грядущем бессмертии. Однако прерывать их он не торопился. Кто знает, что ещё можно извлечь из них для своей пользы, кроме расположения звёзд и разбросанных камней вдоль невидимой дороги.
Ночь близилась к концу, морхун уже не кашлял, мороз доконал даже этого незамерзающего скорохода. Вокруг его клюва образовалась наледь, свисающая тонкими сосульками. Воин вытащил из-под складок одежды закоченевшую руку и отломил несколько ледышек. Они упали на камни под ногами и разлетелись с весёлым звоном на мелкие осколки.
- Терпи, друг. Недолго осталось…
Песок постепенно заканчивался, более каменистая местность указывала на приближение к цели. Скала выросла перед глазами Пенничела внезапно. Чёрная глыба встала на его пути, словно непреодолимая преграда, немое, мрачное предупреждение. Воин быстро отыскал глазами кучу песка. Вот оно, его убежище, тут он выслеживал того плантатора, сюда он шёл с того края пустыни, пока не упал без чувств. Как жесток он был тогда, как ненавистен он сейчас себе. Секира, она теперь нужна лишь для того, чтобы отрубить себе окоченевшие руки, если этого будет достаточно.
«Я вернусь, жди меня, Эливен. Ты, только тебе будет отдана честь занимать этот трон», - решил воин, оторвав взгляд от своих рук, которые тут же скрылись под складками одежды.
Хобинхор ждал и молчал, пока его терпению не пришёл конец. Он устал слушать бредовые мысли своего провожатого, поэтому решил ускорить процесс, одёрнув тент.
- Та ли это дорога, друг мой? – проскрипел старик, скрывая своё раздражение.
- Да, владыка. Он пришёл оттуда. Путь его был далёк, я заметил его, когда он был лишь точкой на горизонте.
- Тогда не будем медлить. Отправляемся.
Старик снова скрылся внутри повозки. Покорный скакун двинулся вперёд. Песок давно скрыл следы недавно ступающего по нему человека. Пустыня не терпит вмешательства, смерть и пустота, вот её цель, к ней она стремится. Тысячи и тысячи лет продолжается её путь к этой цели. Вот уже она одна властвует от горизонта до горизонта, но найдётся кто-то, желающий нарушить её одиночество. Невидимые путы держат смелого путника, тянут его вниз, просят прилечь на мягкий песок и отдохнуть. И нужно обладать огромной волей, чтобы попробовать встать и закончить свой путь.
Пенничел озирался по сторонам, но ничего, кроме пустыни, не видел. Первый раз в своей жизни он не знал правильного направления. Не мог же плантатор вдруг появиться ниоткуда посреди бескрайних песков и начать свой путь? Небо принимало цвет, звёзды почти погасли. Где он мог ошибиться? Даже небо уже не смогло бы ему помочь. Как искать ответ, он не знал. Край тента резко сдвинулся. Голова, облачённая в чёрный капюшон, задала вопрос. Пенничел знал, на что способен владыка, но снова не был готов к подобным иллюзиям.
- Где. Этот. Путь! – отчётливо слышалось в ушах, но чей это голос? Этого ли древнего старика, а может быть кого-то другого, надевшего на себя глубокий чёрный капюшон? Пенничел не знал, что ответить. Солнце показалось вдалеке, ослепляя отвыкшие от света глаза. Как хочется назад, срочно, скорее… Сейчас самое время повесить под клюв скакуна мешок с хрустящей семирдой, а чуть позже вскочить на его спину и мчаться, мчаться без оглядки.
- Туда! – прозвучал немой голос. Костлявый палец поднял за собой край чёрной мантии, под которой скрывалось остальное тело древнего старика. Никто никогда не видел, что скрыто под этим мрачным одеянием. Есть ли там тело, а может быть, под ним лишь сгусток мрака? Воин пытался унять дрожь, но она лишь усиливалась. Он знал наверняка, что ночной холод тут ни при чём. Страх, которого он не испытывал раньше, вселялся в него. Он исходил невидимой волной из бездонной темноты, которую прятал капюшон, и поселялся в теле Пенничела. С трудом проследив направление пальца, он сделал для себя открытие. Прямо под восходящим солнечным диском сверкала маленькая точка. Это могла быть только скала, которую он не смог бы разглядеть в ночной темноте. Песчаная пустыня тоже постепенно приобретала свои очертания. Весь путь от первой скалы до этого места шёл вниз, тогда как предстоящий путь обещал затяжной подъём. Это место напоминало огромную чашу. Но могла ли здесь когда-то быть вода? Воин отогнал от себя эту бредовую мысль. Он был рад, что не сказал этого вслух, чтобы не быть посмешищем в глазах своего повелителя.
- Быстрее! Быстрее! – слышалось совсем рядом. Воин резко обернулся. Никого, он идёт первым, за ним мерно ступает морхун, ещё дальше – повозка. Он потрогал голову, но она была холодной, да и солнце совсем не грело в это время. Дрожь новой волной прокатилась по его телу, он ускорил шаг, оглядываясь на уставшего скакуна, молча прося у него прощения. Обогнув скалу, он снова услышал приказ.
- Стой. Я вижу.
Пенничел не находил себе места. Голос раздавался уже внутри его ушей, тогда как владыка находился в повозке. Что он видит и где, воин не понимал, однако попытался и сам хоть что-то разглядеть. Здесь кто-то был, не слишком давно, чтобы песок успел скрыть все следы. В нескольких шагах от себя он увидел конец верёвки, торчащей из-под песка. Потянув, он вытащил её, но это оказался лишь ни о чём не говорящий ему кусок верёвки, и только.
Хобинхору же это место говорило о многом. Он видел то, что не видел воин. Пластина, блестевшая в свете звёзд, каждой своей чёрточкой колола тонкие веки изнутри. Он смотрел на неё глазами Эливена, широко раскрытыми тогда от изумления и страха. Старик ухмыльнулся, хотя раньше он не замечал у себя ничего подобного. «Глупец, юный глупец! Ты ничего не знаешь, помнишь лишь свой разбитый нос и редкие вспышки разума, изредка возвращавшегося к тебе».
Хобинхор прекрасно знал, что ему нужно. Он чётко видел это в тусклом свете звёзд, отражающихся в пластине. Даже глазами Эливена он различил необходимые штрихи, выделяющиеся среди остального хаоса линий и фигур. Круг с расходящимися от него десятью лучами, слишком символично, чтобы быть простой случайностью. Вечность в виде небесного светила, испускающего лучи. Эти лучи могут убить, но они дают тепло, необходимое для жизни. Один луч – один саркофаг. Десять существ в синих одеяниях, но старик был уверен, что это не совсем так. Один саркофаг его интересовал больше остальных, и он не сомневался, что легко его узнает.
- Простите, владыка, но я не знаю пути дальше.
Тент дрогнул и его край сдвинулся в сторону. Чёрная длинная фигура оказалась на песке без каких-либо лишних движений. Пенничел почувствовал слабое покалывание под кожей, оно становилось сильнее по мере того, как фигура поднимала голову. Широкие чёрные рукава стали подниматься вверх, из них показались длинные сухие пальцы. Они коснулись серебристой броши, скрепляющей края одежды на груди.
- Подойди ко мне ближе, мой друг, - прозвучало в ушах воина. Прежде чем он успел понять, что не может управлять своим телом, ноги сами приняли решение и выступили вперёд.
- Ты долго служил мне, не отступив ни на шаг. Я часто слышал от тебя, что ты готов пожертвовать своей жизнью ради меня. Значит ли это, что твоя жизнь принадлежит мне, владыке Хобинхору?
- Да, мой повелитель…, - произнёс Пенничел, но вдруг понял, что слова не слетели с его губ. Они были вызваны в его голове кем-то посторонним, но только не им самим.
Голова старца поднялась ещё выше, огромный капюшон слетел с неё, обнажив череп, обтянутый чёрной кожей. Красные глаза в глубоких его впадинах разгорались всё ярче и ярче, пока не вызвали острую боль в голове воина. Но он не смог зажмуриться, его тело больше не принадлежало ему.
Существо расстегнуло серебристую брошь, чёрная одежда упала на песок, обнажив синюю накидку, спадающую вниз. В её складках играли бликами золотые разводы, а синий цвет, словно прячась от яркого солнца, становился почти чёрным. Костлявые пальцы с жёлтыми ногтями закрепили серебристую брошь на груди, тем самым ставя точку в этом магическом преображении.
- Подойди ближе! – раздался очередной приказ старика. Воин приблизился, не пытаясь оказывать сопротивление своим ногам.
- Ты не сможешь вернуться назад. И моего пути ты не видишь. Твоя жизнь принадлежит мне, так я забираю её с собой!
Хобинхор вытащил из-под накидки сверкающий нож и медленно вонзил его в грудь воину. Пенничел стоял, как каменная статуя, пока огонь в глазницах чёрного черепа не угас. Тело воина дрогнуло и упало в песок, освобождённое от невидимого стержня, удерживающего его. Кусок верёвки выпал из раскрытой ладони, а пустыня уже убаюкивала своего очередного гостя, присыпая его рыжими песчинками, будто мягким одеялом. Власть убийцы в синем одеянии – она коротка, а пустыня умеет ждать. Для неё нет времени, нет начала или конца событиям, даже случайности для неё не существует. Есть только вечность, мёртвая вечность.
Хобинхор поднялся в повозку и одёрнул за собой тент. Скакун не получил своей травы, вместо этого острая боль в шее заставила его сорваться с места и бежать из последних сил всё дальше и дальше. Спустя два часа морхун упал возле узкой тропинки, уходящей в неглубокий овраг. Повозка с грохотом налетела на скакуна, порвав кожаные ремни, связывающие их весь нелёгкий путь. Пролетев передней осью над рухнувшим животным, повозка остановилась. Задняя ось придавила шею скакуна, но боль уже давно отпустила его. Только засохшая пена под клювом напоминала о том, что совсем недавно этот морхун дышал, пытаясь сбросить с шеи невидимые иглы.
Старик шёл вперёд. Стены оврага поднимались всё выше и выше, а полоска неба становилась узкой, как нить. Он знал, что там, в конце этого коридора. Он уже видел это однажды, когда перебирал в голове украденные образы. Темнота не могла стать помехой, она лишь ещё ярче разжигала эти видения, возникающие по ту сторону полупрозрачных век. Ему не нужна была лампа, незаменимая вещь этих существ, называющих себя людьми. От накидки исходил едва заметный свет, которого вполне хватало, чтобы видеть пространство на шаг впереди себя.
На мгновение старик усомнился в образах, которые видел перед собой. Воды, которую запомнил пленник, так и не было. Засохшая истрескавшаяся грязь простиралась всё дальше и дальше по дну ущелья. Не мог ли плантатор вообразить себе какую-то другую дорогу, мечтая о воде? Но его сомненья развеялись, когда он увидел перед собой стену. Проход под ней был свободен, хотя и слишком мал для такого роста, как у Хобинхора. Никакой воды не было, засохшая грязь уходила под стену. Старик, уже ощущая себя бессмертным властелином Марса, с трудом поборол отвращение к самому себе, встав на колени и заползая в чёрную нору. Только когда потолок стал выше, и он оглянулся, убедившись, что его никто не видел в столь низменном положении, встал с колен и отряхнулся.
Глава 28
Эливену вдруг показалось, что именно так выглядит смерть. Холодный песок, смешанный с глиной и камнями, забился в уши и ноздри, а неестественное положение его тела лишь добавляло уверенности в этом. Но уже совсем скоро сомнения снова прокрались в его мысли, получив сигнал от разрываемой болью поясницы. Интуитивно Эливен понял, что это верёвка, которую продолжает кто-то тащить за собой. Если не предпринять никаких действий, то его тело сложится пополам, а вскоре и вообще порвётся на две половины. Какой-то судорожный смех вдруг подкатил к горлу, когда он представил, что совсем скоро сможет так близко наблюдать свои израненные стопы. Но своего смеха он так и не услышал, хотя это помогло освободить ноздри от песка и глотнуть немного воздуха.
Собравшись с силами и прижав к животу колени, он попробовал выпрямить ноги в сторону натянутой верёвки. Содрав кожу с колен, ему удалось это сделать, после чего его тут же потащило по узкой норе всё глубже и глубже. Любые попытки зацепиться за рыхлые стенки руками приводили к резкому натяжению верёвки и нестерпимой боли в спине. Тогда он решил помогать себе, отталкиваясь от стенок руками. Скоро он уже не мог дотянуться до них, нора становилась шире, а спуск всё круче. Освободившимися руками Эливен попробовал убрать песок с лица и из ушей, и вот уже многочисленное тявканье впереди стало отчётливее и громче.
«Твари тащат добычу в своё логово. Но моё тело не слишком велико, чтобы прокормить всех вас», - проносились в голове пугающие мысли, от которых останавливалось сердце. Скорость падения не снижалась, тявканье впереди сливалось в сплошной рёв. Остатки рубахи собрались на шее и душили Эливена, а спину раздирали камни, то и дело попадающиеся на пути. Последний крик отчаяния вырвался из его горла, прежде чем он решил надавить головой на свою удавку и прекратить этот кошмар.
В последний момент Эливен заметил, что темнота стала не такой непроглядной. Он посмотрел на свои руки и увидел их очертания, нора перемещалась назад, её стенки становились реальными, хотя имели странный зеленоватый цвет. Ему вдруг так захотелось снова увидеть солнце, прищурить глаза от яркого света. Он невольно подумал, что сейчас окажется на поверхности и будет свободен, но этот пугающий проход уходил под уклон вниз.
Свет становился ярче, и вот он вспыхнул впереди, окаймлённый краями прохода. Холод обжёг лицо и тело Эливена, колючий встречный ветер заставил закрыть глаза, но вдруг он ощутил падение. Через мгновение он больно ударился о какую-то гладкую холодную поверхность и открыл глаза. Зрелище, которое ему пришлось увидеть, застало врасплох. Оно вызывало одновременно дрожь и восторг. Грум продолжал тащить его за верёвку, но теперь спина Эливена скользила по гладкой зеленоватой поверхности. «Неужели это лёд?» - подумал он, вспомнив, что уже видел нечто подобное в обители синих великанов.
Грумы бежали вперёд, они и не собирались останавливаться. Поскальзываясь на льду, они падали на бок, перебирая короткими лапами в воздухе, но снова вставали и бежали дальше. То один, то другой зверь подбегали к верёвке, хватали её зубами и тащили вперёд. Тварей становилось всё больше, они появлялись с разных сторон, вливались в общий поток и неслись дальше. Задние наваливали на передних, сталкивались с ними, переваливались вперёд и бежали ещё быстрее. Звериный хор гудел в подземелье, которому не было конца. Бесчисленные каменные колонны уродливыми обезображенными истуканами уходили вверх. Они вырастали из-подо льда, как тысячи зеленоватых клыков огромного зверя, скрытого под холодной поверхностью.
Ещё совсем недавно, смачивая последними каплями воды мясо для зверя, он мечтал смочить ими свои губы. Сейчас же его ладони скользили по необъятным ледяным просторам, но жажды больше не было. Страх сменил его и остался навсегда в каждой частице тела. Даже кровь, тянущаяся за ним по ледяной поверхности, будто предавала, покидая его раньше времени.
Бег слегка замедлился, тучи грумов наступали друг на друга, кусались и вопили. Многие, не желающие мириться с натиском собратьев, вступали в жестокий бой. Победитель ковылял дальше, а побеждённый оставался лежать на льду, добиваемый до смерти стадом обезумевших зверей. Куда неслась толпа этих лающих тварей, Эливену знать было не суждено. Его сознание уходило вместе с последним теплом из окоченевшего тела. Однако он смог заметить, что грумы остановились. Несколько зверей, схватив зубами верёвку, потащили его сквозь непроходимую чёрную массу тел, глазниц, отражающих мутную зелень, острых усов, то и дело тыкающихся в живот Эливена. Они нюхали его, изучали, а может быть готовились отведать человеческой плоти и разбежаться по своим углам.
Зелёный свет, испускаемый льдом, стал тускнеть, а вскоре какая-то полоса словно переключила его на чёрный. Эливен снова почувствовал заледеневший песок и камни. Лёд кончился, как и бесконечный бег в этой смертельной сцепке. Кто-то тыкал его в шею холодным липким носом, потом тёплый язык скользнул по подбородку. Эливен очнулся, как будто после укола острой пикой, и перевернулся на живот. Мерзкий грум вынюхивал его скомканную на шее кровавую рубаху, но резко отпрыгнул в сторону, почуяв движение человека.
- Прочь! Прочь! – прошипел Эливен, расправляя слабой рукой путы на шее. Отскочивший в сторону грум дёрнул верёвку. Это тот самый зверь, который был прикован к нему. Сотни других тварей толпились в стороне, ворча и тявкая друг на друга. Они чего-то ждали, но чего – Эливен не мог понять.
Вдруг его внимание привлекло странное свечение чуть поодаль. Огромная пещера с загадочным зеленоватым льдом была не бесконечна. Белый свет исходил от стены, а значит бег зверей не мог продолжаться дольше. Именно сюда они его волокли, но какова была их цель, если не разорвать в качестве добычи? Может быть, их привлекал этот свет, льющийся из стены? Но ведь грумы слепы, хотя Эливен уже не был в этом достаточно уверен.
Поднявшись на колени, Эливен пополз к свету. Верёвка снова натянулась, но, к его удивлению, тут же ослабла. Грум шёл следом, соблюдая некоторое расстояние. Остальные звери тоже медленно двинулись за ними. Когда стена стала ближе, Эливен понял, откуда шёл свет. Огромный дверной проём ярким прямоугольником очерчивал старую массивную дверь. Толстый слой вековых отложений почти скрывал надписи и рисунки, чернеющие на её поверхности.
Когда Ручей жизни иссяк, его высохшее русло оставило лишь единственное упоминание о воде. Слой отложений, такой же, как на этой двери.
Глаза Эливена больше не могли смотреть на слабо пульсирующий свет, он опустил голову и вскрикнул от неожиданности. На полу под дверью лежали окоченевшие трупы. Несколько детских тел были аккуратно сложены, белый свет зловеще отражался в открытых застывших глазах.
- Зачем…зачем…зачем? – шептал Эливен, зная, что уже не получит никаких ответов. Грумы переминались на своих коротких когтистых лапах, толкались и пыхтели. Они чего-то ждали от очередного прибывшего сюда человека, но ничем больше не могли высказать своего беспокойства. Только белые слепые зрачки сотен глаз непрерывно метались из стороны в сторону, будто потерявшись на распутье.
Эливен понимал, что его путь заканчивается здесь, на этом самом месте, скоро его тело будет лежать рядом с этими детьми. Он уже не чувствовал тепла, пытаясь дышать на окоченевшие пальцы. Странно, но боли тоже не было, только очень хотелось уснуть. Дыхание становилось более редким, вдохи всё короче. Ему так хотелось крикнуть этим громким существам, чтобы они замолчали, но не мог.
Тело больше не сопротивлялось, но разум пытался бороться, вспыхивая тугой болью в висках. Ему не давала покоя одна мысль. Зачем этим тварям понадобилось тащить сюда детей? Если они хотели их сожрать, то почему не сделали этого до сих пор? На телах нет никаких повреждений, цела даже одежда. Оставили «на потом»? Но для чего такая аккуратность, забота? Что они хотели от них, что они хотят от него, Эливена?
Он снова вспомнил, как его волокли по узкой норе, и вдруг начал понимать. Грумы могут что-то тащить только в зубах, но как это сделать, не повредив тело? Одежда, вот за что можно уцепиться. Но тяжесть тела взрослого человека не позволит одежде выдержать. Лёгкого ребёнка же можно без проблем пронести через эту ледяную пустошь. Но зачем, для чего им люди? Что послужило причиной вступить с ними в контакт, пусть даже таким странным способом?
Эливен встрепенулся, когда понял, что его снова облизывает чей-то язык. Он открыл глаза и увидел над собой чёрное брюхо грума. Зверь усердно вылизывал его лицо, шею и живот, но как только почувствовал движение человека, снова отскочил в сторону. Это был всё тот же грум, так как верёвка натянулась и протащила Эливена по ледяному песку. Остальные лежали на льду и ждали, зевая и подёргивая зелёными усами.
Дверь, вот что могло бы стать связующим звеном между грумами и людьми. Но что там, за этой дверью, что могло привлечь внимание слепых созданий темноты? Неужели они надеялись, что слабые и беспомощные дети смогли бы открыть эту огромную древнюю преграду? Эливен представил себе ужасную картину, в которой очередной, до смерти напуганный ребёнок замерзает перед сотнями ужасных слепых созданий.
Грум снова подошёл слишком близко, но Эливен уже не прогонял его. В тусклом зеленоватом свете зверь не казался чем-то ужасным и чуждым ему. Еле заметный узел на шее ушёл ещё глубже в шкуру. Грум тяжело дышал, всё ниже наклоняя голову при каждом её кивке. Если умрёт человек, то не выживет и зверь, прикованный к нему. Но если откроется дверь, то стадо обезумевших тварей сорвутся с места и затопчут их обоих. Эливен попробовал шевельнуться. Если попытаться развязать узел на звериной шее, то грум выживет! Ему даже не показалось странным, что жизнь существа из темноты может стать важнее его собственной.
Грум снова дёрнулся, но остался на своём месте. У Эливена не было сил, чтобы самому подползти к узлу, а зверь, даже задыхаясь, не желал подойти ближе. Двери, преграда на пути, особенность чужого мира. Но то место, где Эливену суждено умереть – это и есть чужой мир. Он вспомнил, как белые светящиеся коридоры встречали немым величием его и Маттиса, как они вели к спасению или к гибели. Стоило лишь прикоснуться к поверхности – двери растворялись, приглашая путника удивляться и трепетать. Каких усилий стоило бы открыть эту дверь? Хватило бы одного прикосновения, но как это сделать? Закоченевшие руки и ноги не двигались, тело окаменело от холода и ран. Грумы притащили его сюда, хватаясь зубами за верёвку, но что с них взять сейчас? Казалось, они так и будут лежать на льду вечно, зевая и фыркая, испуская зеленоватый пар.
Эливен думал о Маттисе. Если бы только было возможным закрыть глаза и оказаться рядом с ним, он бы не думал больше ни о чём. Смутные воспоминания, как из старого, давно забытого сна, вдруг снова напомнили о погибшем друге. Слабая улыбка тронула губы, когда он представил его лицо, такое знакомое, доброе, искажённое в сладких муках, пережёвывая неведомую пищу, найденную в обители великанов. Только ему были дороги те слова, переданные светящимся существом в синем одеянии. Именно эти пять слов спасли их от голода и жажды, указав верный путь, но они же и привели Маттиса к погибели.
- Земля… Синяя звезда… Она всегда нас звала. Флоуи Земля… Путь к Земле. Идите… летите… Летите! – прошептал почти беззвучно Эливен. Он понял, что имел ввиду синий человек. Земля – вот спасение. Та фраза из пяти слов несла огромный смысл для произносящего её. Он вложил в неё всё, что у него было – веру в будущее. Это будущее сейчас умрёт под этой древней дверью. Эливен снова представил лицо Маттиса, произносящего те слова. Эта фраза, она указывала путь, управляла прошлым и открывала дверь к бесконечности, к зелёным просторам, к теплу и свободе. Губы Маттиса, они произносят эти слова, Эливен снова видит их. Он читает по этим губам, но не может открыть глаза или произнести хотя бы звук. Только губы Маттиса уверенно и громко произносят величественные слова, которые гудят в голове прощальным гулом.
- Форио! Гаудо! Холли! Флоуи! Земля!
Эливен погрузился в темноту сознания. Он уже не мог видеть, как огромная чёрная створка двери с треском оторвалась от каменного пола, веками удерживающего её в неподвижном состоянии. Клубы пара, рождающиеся возле увеличивающейся щели, тут же мчались в сторону ледяного панциря и падали на толпы грумов мелким снегом. Мгновенно образовавшаяся давка сопровождалась воем, визгом и рычанием. Те, кто оказался ближе всех к пугающему явлению, рванули назад, наступая на головы и тела своих собратьев без всякого разбора.
Страшный скрежет сопровождал подъём тяжёлой двери, старые уснувшие механизмы просыпались, проявляя своё недовольство. Окаменевшие вековые отложения сыпались вниз, а дверь упорно продирала себе путь в стенном проёме, заставляя грумов биться в судорогах. Воздушные массы, когда-то разделённые друг с другом, вновь воссоединились, образовав снежный вихрь возле темнеющего прохода.
Двери скрылись в каменной арке, механизмы притихли, только мерное пульсирующее свечение вокруг чёрной дыры продолжало отсчитывать секунды. Грумы медленно двинулись вперёд. Тёмный тоннель чем-то манил их, заставляя дрожать и кланяться, словно в знак уважения перед неизвестностью. Они один за другим исчезали в проёме, постепенно набирая скорость. Задние ряды снова начинали напирать, неистово лая от возмущения. Скоро широкий поток скулящих и рвущих друг друга тварей столпился у прохода, не способного проглотить всех их разом. Они лезли друг на друга, кто-то пытался зубами выдернуть другого из образовавшейся пробки, чтобы тут же занять его место. Скоро лежащий перед входом человек перестал для них что-то значить. Аккуратно переступавшие через тело Эливена звери давно скрылись в тоннеле. Их место заняли другие, бесцеремонно наступающие на окоченевшее тело, ворча и ругаясь при этом. Когда полчища грумов уже перестали замечать препятствие перед ними и готовы были втоптать его в камни и песок, верёвка натянулась. Тело Эливена снова пришло в движение, и тащил его никто иной, как грум, привязанный к нему.
Сознание медленно возвращалось. Эливен почувствовал, что его придавило что-то массивное, оно лежало сбоку от него, навалившись на руку. С трудом поняв, что он жив, его затрясло от осознания действительности. Он всё ещё в ледяной пещере, а рядом лежит грум. Зверь был мёртв, его заледенелая морда была повёрнута в сторону чернеющего тоннеля. Десятки других мёртвых грумов, погибших в давке, лежали возле входа. Ничто не нарушало тишину, только гудение светящейся арки вторило пульсирующему свету, тревожа холодное зловещее пространство.
Глава 29
Вода не ушла из грота, она лишь отступила назад, освободив проход под стеной. Когда Хобинхор преодолел узкий канал и оказался под горой, он уже ощущал смрадный запах гнилья вперемежку с ароматом увядшей васхры, свисающей рваными лианами со стен. Но его волновал только пролом в дальней стене, где сверкала вода, отражая свет из отверстия высоко в потолке. Вода отошла достаточно далеко, чтобы позволить старику пройти к пролому не намочив ног. Однако за проходом его взору открылось озеро, которое не имело сухих берегов. Хобинхору ничего не оставалось, как войти в воду, оказавшейся ему немногим выше коленей. Но как только он коснулся этой воды, его тело до костей пронзили невидимые иглы. Озеро не пускало его дальше, но другого пути не было. Перебирая образы в памяти, он наткнулся на картинку, изъятую из воспоминаний Эливена. Тёмная вода скрывала что-то в своих глубинах. Странные синие полосы тянулись под озером и уходили в неизвестном направлении. Но не это сковывало движения старика. Страх, чужое беспокойство, которое он украл вместе с образами у плантатора, вырывались наружу.
Хобинхор продолжал стоять в воде, борясь с чуждой ему слабостью, внезапно захватившей его. Он опустил в воду палец, но не почувствовал боли. Вода оказалась ледяной, это и вызвало странные ощущения, выведшие его из равновесия. Он сделал несколько шагов вдоль отвесной стены и оказался возле ступеней, выходящих из воды. Взобравшись на площадку, он невольно посмотрел на чёрную воду. Тёмно-синие полосы почти потухли, но были реальными. Они уходили вдаль прерывистыми линиями, местами погасшими, а кое-где мерцающими или вспыхивающими с новой силой, загадочно освещая чёрное зеркало озера.
Хобинхор спохватился, оторвал взгляд от водной глади и вошёл в коридор. Образы, которые он перебирал в голове, никак не складывались в правильную комбинацию. Сплошная темнота, иногда разрываемая скудно освещённой стеной, дрожащим и гаснущим фитилём не добавляли ясности в дальнейшие действия. Слабый свет от золочёной каймы накидки помогал увидеть дорогу лишь в шаге перед собой. Образов, вырванных из мыслей пленного плантатора, было недостаточно, нужны его руки, ощущения, знания. В первый раз старик пожалел, что не смог предвидеть этого раньше. Плантаторы шли на ощупь, рассчитывая каждый свой шаг, вот что стало причиной их успеха. Но продвинулись ли они дальше? Может быть, они развернулись и пошли обратно? Нет, Хобинхор был уверен, что это не так. Золотые саркофаги, плантатор видел их также чётко, как сейчас старик наблюдает чёрные плиты у себя под ногами. Вот они, великие предки, чьи лица покоятся под прозрачными панцирями погребальных камер. Всё те же синие одежды, давно утратившие способность испускать свет. Но лишь одна камера была особенной. В ней покоился тот, чья одежда сейчас на плечах Хобинхора. Мёртвый великан был в белом. Да, это тот, кто дал жизнь этому умирающему теперь старику, не имея на это права. Это тот, кто изгнал его мать с младенцем на руках умирать в пещерах среди ущербных и обездоленных.
Хобинхор сделал несколько шагов и оказался перед развилкой. Два совершенно одинаковых коридора расходились в разные стороны, но оба они казались старику непривлекательными и угрожающими. Попытки прислушаться не привели ни к чему, слабый треск и щёлканье, едва различимые в спёртом воздухе, только мешали сосредоточиться. Когда старик понял, что звуки вырываются их-под воды, от которой он удаляется, решение пришло внезапно. Он шагнул в правый проход, сделал несколько шагов, но остановился. Какой невероятно гладкий пол. Ровные чистые плиты, по которым не ступала нога человека. Хобинхор наклонился, свет от каймы на одежде отразился в блестящей поверхности, он быстро отпрянул от ужасающего зеркала и замер. Здесь никогда никого не было. Он выбрал не тот поворот. Развернувшись, старик сделал несколько шагов, минуя коридор слева, и оказался в противоположном тоннеле. Медленно наклонившись, он снова увидел своё зловещее отражение в полу, но в этот раз оно волновало его меньше. Высохшие следы от мокрых ног нарушали вечное одиночество и чистоту этого места.
Хобинхор потушил свои воспалённые глаза, выждал несколько минут, собрался с силами и пошёл в нужном направлении.
Стая грумов мчалась по нескончаемому тоннелю, обдирая бока о камни и ломая когти. То и дело натыкаясь на своих мёртвых сородичей, растоптанных впереди бегущими, звери падали без возможности подняться живыми. Тысячи лап, пробегая по головам обречённых грумов, превращали их в кровавое месиво, разлетавшееся густыми брызгами по стенам. Остановить этот бег было уже нереально. Менявшие темп ослабленные звери тут же падали замертво, втоптанные в камень более сильными. Вскоре общий нескончаемый рёв и лай стал переходить в ужасающий шум с трудом выдыхаемого воздуха.
Что их гнало вперёд, чего они искали в конце этого пути, грумы не понимали. Они чувствовали то, что внушало им спокойствие. Сотни носов, тысячи чувствительных иголок усов слились в один орган, управляющий теперь всей стаей. Этот тоннель был для них чужим, незнакомым, о чём свидетельствовали разбитые о стены носы. Но воздух, в который они врывались на полном ходу, напоминал им о чём-то потерянном, желанном. Оно было всё ближе, заставляло задыхающихся грумов увеличивать скорость.
Хобинхор снова остановился и сосредоточился на золотистой пластине. Когда-то чёткий рисунок становился всё менее понятным, грани фигур исчезли, а оставшиеся наползали друг на друга. Сеть лабиринта слилась в единый комок из ломаных линий, пульсирующий и расплывающийся. Старик открыл глаза. Больше у него не было карты, как и других подсказок. Оставалось надеяться только на удачу и следы, оставленные здесь плантаторами.
Когда он понял, что ходит по тем коридорам, где уже был, прошло немало времени. Мысль о том, что, вернувшись к озеру он смог бы начать путь заново, даже рассмешила его. Он не может даже вернуться, а все следы на чёрных плитах он давно уже сам уничтожил. Страшная улыбка на обтянутом кожей черепе сменилась оскалом. Зачем он убил Пенничела так рано? Иногда люди, эти странно мыслящие создания, способны найти решение там, где его нет. Доказательством тому служит победа ничтожных оборванцев над тайной лабиринта.
Хобинхор вдруг подумал, что коридоры не имеют другого выхода, кроме того, откуда он зашёл сюда. Но долгие томительные минуты раздумий вернули ему реальность. Он не может найти путь назад, хотя тот существует, было бы странным это отрицать. Так почему же не существовать и концу этого лабиринта?
«Конец этих коридоров в их середине…» - мелькнуло в голове старика, что снова заставило сменить гримасу и встать с пола. Вот оно, решение. Блестящая пластина утратила свою ценность даже в мыслях, но Хобинхор хорошо помнил одно – середина этого лабиринта и есть цель. Оставалось только решить, как выбрать правильное направление, чтобы приблизиться к этому центру. Он медленно оттолкнулся от тупиковой стены. Погрузившись в раздумья, наблюдая за синеватым отблеском в полу, он шёл по тоннелю, пока не упёрся в противоположную тупиковую стену. Сто шагов, сто ничего не значащих шагов, бесполезных, вызывающих боль в старом теле. Он пошёл обратно, снова отсчитывая шаги, сам не желая этого. Когда он сравнялся с боковым проходом, то не задумываясь вошёл в него и повернул в сторону. Он снова упёрся в тупик, развернулся и пошёл по тоннелю в противоположную сторону.
Когда он нащупал стену в конце пути, что-то показалось ему слишком странным. Нарушалось какое-то правило, закономерность, уже ставшая частью его боли в ногах. Сто десять шагов, это больше, чем в соседнем тоннеле. Но может ли это послужить ключом к разгадке лабиринта? Старик попытался вспомнить схему, изображённую на пластине, но увидел лишь слабый золотистый свет. Тогда, представив все эти тоннели и переходы, захватившие его в плен, начерченными на камне, он вдруг понял. Каждый из коридоров очерчивает некий круг, является его частью. Этот круг разделён несколькими перегородками – тупиками. Расстояние между этими тупиками – шаги, отдававшиеся болью в старых костях. По мере приближения к центру этой паутины круги становятся короче, как и тоннели между тупиками.
Открытие, сделанное так неожиданно, заставило старика почти бегом вернуться в соседний тоннель и искать проход в следующий. Странный гул, на этот раз явно не от чёрного озера, вдруг послышался где-то в далёких закоулках тоннелей. Едва различимый, он доносился даже не до ушей, а передавался через стены и гладкие плиты под ногами. С тяжёлым шипением выдохнув воздух, старик склонился над полом и положил на него ладонь. Что-то происходило в этом странном месте, оно приближалось, нарастало, выло и гудело.
Хобинхор присмотрелся к синеватому отражению своей величественной одежды в полу и снова отпрянул назад. Нет, не своё чёрное страшное лицо он увидел у себя под ногами. Ироний, целая река, бесчисленное количество драгоценных шариков покоились под прозрачными плитами. Чаша с иронием, брошенная им в тронном зале – ничто, капля по сравнению с тем, что сейчас лежит под его ногами. Глаза старика разгорались, воображение заставило отвлечься от постороннего шума, но никакого проку от всего этого богатства он так и не увидел.
Когда Хобинхор отвёл взгляд от ирония, он стал понимать, что звук идёт не от пола. Тот проход, откуда он только что пришёл, словно поедает тишину, выдыхая страшные хрипы из своей чёрной пасти. Казалось, он даже может различить звуки отрываемой плоти и хруст костей, мерное и сладостное чавканье этой прожорливой темноты. Когда старик понял, что до сих пор стоит на месте и смотрит в чёрную прорезь в стене, то содрогнулся, приподнял длинные полы своего балахона и поспешил покинуть это место.
Проходы мелькали перед ним чёрными прорехами в гладких стенах, испещрённых письменами. Гул постепенно стих, но торжество уставшего тела сменилось болью. Бесчисленные ходы и коридоры утомили его настолько, что он забывал считать шаги. Он ложился на холодный пол, но тут же вскакивал и продолжал волочить ноги, ища выход. Стоило лишь приглядеться, он снова видел под ногами ироний, словно текущий под стеклянным панцирем. Хобинхор больше не слышал шума за спиной, но он ощущал что-то другое. Оно было намного страшнее и сильнее голодной темноты. Оно давило изнутри, рвало череп, выдавливало глаза. Реки ирония вытягивали из старика последние силы, пытаясь сблизиться с ним, притягивая к полу, заставляя лечь на толстое стекло и замереть навсегда.
Пятьдесят, сорок пять, сорок, тридцать пять… Шаги кололи острыми иглами в висках, пульсировали в разбухших старых венах взбудораженной кровью. Хобинхор посмотрел в темноту над собой, пытаясь разглядеть своего невидимого мучителя, но не увидел ничего, кроме тяжёлой бездны. Он собрал все силы и выдавил из горла стон отчаяния, растворившийся в вышине и не вернувшийся даже слабым эхом. Тридцать… Двадцать пять… Кровь текла из ушей тонкой чёрной струйкой и капала на золотую кайму балахона. Красные глаза выпирали из глазниц, угрожая лопнуть в любое мгновение. Хобинхор упал на пол в тот момент, когда увидел вдалеке синеватое свечение. Теперь он мог только ползти, вдыхая убийственный воздух, будто напичканный иголками. Широкая чёрная кровавая полоса ползла за ним, нарушая неприкасаемую тысячелетиями чистоту подземелья.
Судорожно хватаясь обломанными ногтями за проём в стене, старик подтянул тело и заглянул внутрь. Круглый зал, погружённый в синий мрак, торжественно и печально ждал. Какая неблагодарная встреча, тяжёлый исход, пересечение вечного и тленного, несколько секунд торжества и полное поражение. Старик успел увидеть светящийся пьедестал, но тут же из его глаз хлынула кровь, погасив всё вокруг. Она текла по щекам, попадала в рот, выдуваемая оттуда чёрными пузырями, заливала прозрачный пол, пряча под собой бездонное море ирония.
С трудом облокотившись, Хобинхор приподнялся на коленях и пополз вперёд, поскальзываясь в собственной крови и падая. Синий балахон стал чёрным и тяжёлым, он свалился с плеч и остался лежать в проходе. Старик нащупал ступеньку пьедестала и вполз на подъёмник.
- Повелеваю тебе… Я твой хозяин… Владыка Марса, последний, один…
Синий круг, будто раздумывая над услышанным хриплым воплем, замедлил пульсацию и издал протяжный скрежет. Голова Хобинхора вторила этим ужасным звукам треском ломаемых от перенапряжения костей. Подъёмник дёрнулся и медленно пополз вниз.
Грумы чувствовали приближение к цели. Их было намного меньше, чем в самом начале пути, но это всё равно не ускоряло их бег. Влажный ветер щекотал их острые усы, когти стёрлись о камни, пыль налипла на вымазанные в чужой крови ободранные бока. Длинный коридор заканчивался, переходя в тоннель с ровными гладкими стенами. Скользкий пол, сменивший неровные острые камни, заставил грумов падать и умирать под натиском неуправляемой оравы. Поток зверей разделился на две части, одна из которых стала забивать собой тупиковую часть тоннеля до отказа. Другая же, не находя себе места впереди, обнаружила боковой проход и ринулась в него, не успевая уворачиваться от противоположной стены и разбивая себе головы. Возможно, погибшим на этом последнем повороте повезло больше, чем остальным. Поток обессилевших тварей, преодолевая нагромождение из своих мёртвых собратьев, снова набирал скорость. Впереди была вода, невидимая, но такая ощутимая и желанная. Чёрное озеро вздрогнуло, нарушив спокойствие своего гладкого зеркала, синие полосы размыла рябь, а о каменные стены забили волны. Вода ждала своих незваных гостей, она готовила им свой сюрприз.
Грумы на полной скорости выскакивали на небольшую площадку и летели в воду, издавая крик радости и блаженства. Громкий шлепок грузного тела о чёрную воду, разлетающиеся брызги, ещё несколько тел.
Когда грумы стали понимать, что не слышат тех, кто прыгнул в воду раньше, кто-то попытался затормозить на площадке, но тут же летел в воду, подталкиваемый напиравшими сзади. Вода забирала всех, но не отдавала никого. Синие полосы разгорались неистовым светом, между соседними проскакивали огромные красные разряды, очерчивая собой тёмные силуэты мёртвых грумов.
Когда вода стала вровень с площадкой, она потекла в тоннель. Последние грумы, бегущие по коридору, вдруг заверещали и встали, как вкопанные. Через мгновение все они упали замертво в холодную воду, текущую по коридору.
Красное зарево осветило огромную пещеру, заполненную озером. Тысячелетний мрак на мгновение рассеялся, будто разбудив в своих недрах солнце. Чёрные блестящие спины грумов одна за другой, отражая яркие вспышки, всплывали над водой, пока вся её поверхность не покрылась трупами, медленно уплывающими вдаль. Снова наступила тьма.
Подъёмник издал гул угасающего механизма, вздрогнул и остановился. Синий круг погас, но тут же вспыхнул ещё ярче. Хобинхор вытянул руку, чтобы дотянуться до края шахты, но успел лишь схватиться за голову, как та с глухим хлопком разлетелась на куски. Яркий круг подъёмника, словно, не оценив такой бесцеремонности, вспыхнул ещё ярче и погас, погрузив этот хаос в вечную темноту.
Белый свет вокруг дверного проёма и мерное гудение было к месту в этой ледяной могиле, но что-то нарушило этот покой. Лампы вспыхнули и посыпались на трупы грумов белыми искрами. Дверь сорвалась со своих потайных зацепов и с ужасным грохотом полетела вниз, пробив под собой каменный пол и навечно застряв в нём. Тонкие трещины располосовали зеленоватый лёд и побежали прочь, расползаясь всё дальше и дальше по необъятной пустоши.
Глава 30
- Терпи, парень! Как тебя там, Алуин, Олуин… Не вздумай окоченеть тут. Ты мне ещё скажешь своё имя, ведь не зря же я лез в эту нору и тащился сюда.
Косс кряхтел и обливался потом, клубы пара окутывали его тело с ног до головы. Толстая кожа грума с трудом поддавалась лезвию ножа, успев схватиться морозом.
- Если бы не твой кровавый след, лежал бы ты сейчас тут и дальше.
Косс расстелил содранную шкуру зверя на лёд и взвалил на неё безжизненное тело юноши. Завернув края шкуры, он соорудил плотный кокон, обвязал его верёвкой, перекинул длинный конец через плечо и двинулся в путь.
- Это ты неплохо придумал, найти здесь воду. Интересно бы знать, что это за место?
Косс шёл по следу, оставленному Эливеном. Иногда он прерывался, тогда стражник бросал свою ношу и уходил далеко вперёд в поисках подсказок. Трупы растоптанных зверей, то и дело попадающиеся на пути, служили безошибочным ориентиром. Воин возвращался к своей ноше, вскидывал верёвку на плечо и волочил шкуру дальше. Однажды, в очередной раз потеряв направление, Косс долго вглядывался в зеленоватый лёд. Почему он светится? Что там, под его ногами? Он так сильно напрягал глаза, что ему пришлось зажмуриться и сдаться. Он вернулся к тюку, брошенному поодаль, просунул внутрь руку и потрогал шею Эливена. Почувствовав еле заметное тепло, он улыбнулся и пошёл дальше.
Белесые глаза грумов то и дело выглядывали из-за каменных сталагмитов. Это были звери, отбившиеся от стаи, с интересом и страхом наблюдающие за странным существом, волочащим тяжёлый тюк. Но стоило Коссу бросить взгляд через плечо, как слепые глаза, отражающие зелень, тут же прятались. Иногда стражнику казалось, что звери решатся напасть на него, чтобы завладеть странным мешком, смутно напоминающим подобного им. Тогда, преодолев дрожь, Косс вытаскивал из ножен секиру, ставил её лезвием на лёд и волок, вызывая ужасный скрежет. Грумы, взвизгнув, срывались со своих наблюдательных постов и бежали со всех ног прочь, поскальзываясь и падая брюхом на лёд.
- С вами я ещё разберусь, когда закончу с этим. Шкура у вас знатная.
Наконец, Косс увидел вход в нору, из которой сам выпал несколько часов назад. Ошибиться было сложно, кучи песка, камней и глины громоздились вокруг – следы кропотливой работы слепых воришек. Вскарабкавшись на небольшой приступок, он втащил за собой тюк и сел возле него. Странный смех вдруг подкатил к горлу, стражник не удержался и дал волю эмоциям.
- А ты счастливчик, как я погляжу. Тебя нежно завернули, принесли сюда, а ты и не догадываешься об этом. Ты там живой ещё?
Косс снова просунул руку под шкуру и довольный кивнул грумам, усевшимся полукругом поодаль.
- Не знаю, зачем я это делаю, но раз уж начал…
Кряхтя и задерживая дыхание, он пополз в нору, таща за собой Эливена.
- Скоро плантаторов в пещере будет больше, чем кодбанов. Вот так да! – он снова засмеялся, но решил больше пока не открывать рот, выплюнув забившиеся в него глину и песок.
Эливен открыл глаза, но не смог ничего увидеть. Перед ним всё расплывалось, ему вдруг вспомнилось, что он видел такое в детстве. Когда Ручей жизни ещё не высох, он опускал в него голову и открывал глаза. Камни на дне казались огромными чудовищами, потерявшими свои очертания от злости. Он вытаскивал голову из воды и долго смеялся, когда отец казался похожим на такой же камень, мутный и нечёткий. Приходилось долго моргать, чтобы восстановить зрение после холодного ручья.
Странно, но сейчас ему совсем не было холодно. Впервые за последние несколько дней он ощущал тепло, даже жар. Пот застилал глаза, раздирая их солью. Но вдруг что-то прохладное и влажное коснулось горячего лба, впитало в себя ядовитую горечь, оставив вместо неё чистоту и нежность. Нечёткий образ перед ним постепенно обретал лицо, волосы, шею, пока не превратился в прекрасную фею. Она смотрела на него, не скрывая жалости, а в огромных серых глазах стояли слёзы.
- Я знаю тебя, ты та прекрасная девушка Лия. Какой чудесный сон, я никогда не мечтал о чём-то подобном…
- Ты – Эливен, я тоже помню тебя. Юноша, сгинувший в пустыне, пытаясь найти сокровища. Я о тебе знаю намного больше, чем ты обо мне. Ты лежишь тут уже два дня, бормоча в бреду что-то странное.
Эливен вдруг вспомнил, что его грязная одежда, разорванная в клочья, не способна прикрыть его израненное тело. Он вздрогнул и ощупал себя слабыми руками. Чистая рубаха, целая и не испачканная кровью, тёплое одеяло заставили его задуматься, отчего голова слегка закружилась, а на щеках выступил румянец.
- Моя одежда…, - смущённо промолвил он. Лия отвернулась, спрятав улыбку. Она решила не говорить раненому юноше, что сама сняла с него остатки окровавленных лохмотьев и прикопала их в углу комнаты.
- Не беспокойся ни о чём. Тебе нужно поправляться.
Эливен заметил, как волна болезненной грусти скользнула по лицу девушки. Она поднялась с колен и вышла в коридор.
День сменялся ночью, луч солнца терялся в углу пещеры, а утром снова щекотал глаза, словно заигрывая. Эливен уже мог вставать на ноги, опираясь на стены и тумбу. Раны на ступнях и спине затянулись, но Лия, как строгая сиделка, запретила ему вставать и каждый раз грозила пальцем, что больше не будет им заниматься. Но юноша не мог больше лежать без дела. Осознав, наконец, что его не опутывает верёвка, что он больше не тонет в песках и не теряет сознание от голода, он снова хотел жить.
Однажды, когда присматривать за Эливеном была очередь Соли, женщина долго смотрела на лицо спящего юноши, пока тот не проснулся. Он уже давно привык к новым лицам и многих узнавал. В очередной раз смутившись от такого пристального внимания к себе, он покраснел.
- Соли? Я снова разговаривал во сне?
- Нет, в этот раз нет. Послушай, Эливен. Ты был там, что-то видел. Благодаря тебе теперь у нас есть вода. Скажи, Аонис – существует ли он? Это он, наконец, избавил нас от мучений?
- Ты говоришь о мудреце, хозяине источника? Нет, я не видел его, прошу простить меня. Но даже если он есть, то его щедрость безгранична.
Эливен посмотрел на чашу, до краёв наполненную водой. Он понимал смятение Соли, ведь источник иссяк полностью, несмотря на все подарки для Аониса. Как только наёмники Морака сбежали, опасаясь расправы, путь к источнику освободился, но кодбанов ждало разочарование и ужас. Воды в источнике не было, как и во втором колодце, скрытом за тронным залом.
В комнату проскользнула Нут и тут же спряталась за спину матери. Ей не терпелось увидеть своими глазами счастливчика, видевшего Аониса. Женщины подземелья не желали принимать никаких других версий, кроме той, что спасённый от смерти плантатор отплатил кодбанам водой.
Эливен так и не видел Косса, своего спасителя. Стражник взялся за дело с удивительным вдохновением, и в тот же день, как вытащил раненого плантатора из норы грумов, собрал людей и повёл их в дальние пещеры, всегда наводящие на них ужас.
- Я был там и вернулся оттуда живым. Вот я, перед вами. Под нашими ногами таится жизнь, стоит только протянуть руку.
Вскоре тюки с колотым льдом монотонно и без остановки вытягивались из норы и тут же разбирались обитателями убежища. Ещё никогда эти мрачные коридоры не звенели такими радостными возгласами. Через два дня в каждой пещере стояла чаша с водой, а у самых слабых и беспомощных даже несколько.
Раны на ногах Эливена почти исчезли, оставив о себе лишь упоминание в виде светлых неровных полос. Лия заходила к юноше всё реже, но даже когда это случалось, она молчала и смотрела в сторону. Эливен всё знал и без слов. Однажды Соли не выдержала и поделилась с ним переживаниями по поводу Лии. Её возлюбленный, Гор, остался там, в убежище плантаторов. Она не надеялась больше увидеть его живым, но странное безмолвие, отсутствие любых известий с той стороны её беспокоило ещё больше. Неужели все погибли, канули в пожаре или зарезаны в жестоком бою?
Однажды Лия настолько погрузилась в тягостные раздумья, что совсем позабыла о безопасности. Кодбаны уже привыкли к прибывшим плантаторам и воспринимали их вполне спокойно, даже мирно. Но сбежавшие наёмники были где-то здесь. Они не смогли бы покинуть убежище незамеченными, тем более после случая возле ворот Косс усилил стражу и запретил слоняться по коридорам в одиночку.
Лия сама не заметила, как подошла к стражникам, дежурившим на воротах, прислонилась к стене и отречённо огляделась. Воины играли в сквол, выплёскивая эмоции радостным возгласом или вздохами разочарования. Они не замечали девушку, изучавшую их лица и о чём-то думающую. Некоторых она уже видела раньше, когда выглядывала из повозки по пути сюда. Но не это показалось важным, а совсем другое. Эти люди жертвовали собой, чтобы спасти нескольких плантаторов, до которых им не должно быть никакого дела. Что ими двигало тогда? Приказ командира или привычка тащить в убежище трофей, пусть даже такой?
Внезапный озноб прокатился по её телу. Эти люди – они из тех, кто напал на убежище плантаторов. Сейчас они сидят за партией в сквол и даже не задумываются о том, что только кодбаны виновны в смерти целого племени. Они похожи на плантаторов, им не чуждо всё человеческое, будь то жёны, дети или игра в сквол. Но им никогда не очиститься от этого мерзкого клейма, печати, наложенной невидимой рукой. Знак убийцы, он будет сопровождать их вечно.
Лия резко отпрянула от стены и направилась в стойло морхунов. Несколько скакунов, всё, что осталось от большого стада, тихо жевали сухие стебли семирды, прикрыв глаза от удовольствия и покачивая головой. Вкуснейшая жвачка, размоченная водой, не давала животным успокоиться и принять это, как должное. Они спали на ходу, ни на миг не преставая жевать, иногда перекашливаясь между собой во сне. Лия любила этих благородных животных, они тоже чувствовали любовь и доброту. В своём родном убежище она часто пряталась среди этих величавых пернатых, возилась с их детёнышами. Иногда она так заигрывалась в стойле, что могла уснуть в гнезде в обнимку с одним из птенцов. Когда её, наконец, находили, то всегда злость и желание наказать девочку сменялось умилением этой нежностью.
- Бро, Бро… Ты мой хороший. Почему ты не спишь? Ну всё, всё, отстань, проказник.
Морхун подбрасывал своим клювом длинные волосы Лии и тыкался ей в шею, отчего она забывала на мгновение о своём горе и улыбалась. Это был тот скакун, который привёз её и остальных плантаторов сюда. Он чувствовал её нежность даже тогда, холодной ночью, таща тяжёлую повозку и изредка оборачиваясь назад. Теперь же, лишь заприметив знакомые шаги в коридоре, он мчался ко входу в стойло и ждал, когда Лия снова потеребит его мягкую тёплую шею и улыбнётся.
- Ты мой самый лучший друг, Бро. Не подведёшь меня?
Морхун закивал головой, словно понял, о чём его спрашивают. Лия погладила шершавый клюв скакуна и вышла из стойла. Она не знала, куда ей идти, это убежище уже давно опротивело ей. Комната, где она оказалась в первый день, так и осталась за ней. Два лежака из песчаника, широкая тумба, тёмный дальний угол – всё было таким же, как раньше, в её воспоминаниях. Даже корзинка с яйцами, укутанными в нитки, стояла на привычном, правильном месте – под солнечным лучом, бьющим со щели в потолке. Не хватало только одного, чтобы почувствовать себя такой, как раньше. Прячущегося за углом Гора, которого она всегда легко находила, потому что он сопел своим курносым носом. Она никогда не говорила ему об этом, чтобы не расстраивать великого воина в начале его героического взросления. Может быть, это было нечестно с её стороны, но одного она ждала с искренним нетерпением. Пусть он выскочит из-за угла и напугает её своим заливистым смехом, а потом зажмёт в крепких руках и согреет на своей груди.
Лия смотрела на белоснежную скорлупу яиц, расправляя мягкие нити и снова укладывая их в корзинку. Слёзы застилали ей глаза, а солнечный луч играл в них всеми цветами радуги.
- Лия… Лия…, - донёсся до неё чей-то шёпот. Сердце её замерло, она боялась повернуться и спугнуть это чудесное мгновение. Какое знакомое имя, как жаль, что его прошептал не он.
Возле входа стояла Нут, не решаясь войти без разрешения. До сих пор обращаясь к своей новой знакомой с некоторой опаской, девочка почти преследовала её по пятам. Иногда она пристально наблюдала за гостьей из-за спины Соли, но чаще просто убегала прочь, как только девушка пыталась с ней заговорить. Но Нут тянуло к длинноволосой незнакомке, несмотря на свой страх и ворчание матери. Как она оказалась возле комнаты Лии, осталось загадкой, но хитрая малышка всё-таки добилась своего.
- Лия… Лия…, - подпрыгивая на месте, как будто выпрашивая разрешение, всё настойчивее шептала Нут. Наконец, девушка совладала со слезами, вытерла их кончиками волос и повернулась к девочке.
- Ну, входи скорее, что же ты медлишь? Не я здесь хозяйка, а всё-таки ты, - стараясь улыбаться, промолвила она. И действительно, улыбка была совсем кстати. Нут даже не предполагала, что рассмешит прекрасную незнакомку, ведь то, что она сделала со своими волосами, ожидало совсем другой реакции. Подражая Лие, она вплела в свои пряди немыслимое количество верёвочек, спадавших теперь запутанными пучками ниже пояса. На лице девочки сосредоточилось мучительное напряжение, готовое сорваться в плач. Волосы тянули кожу, причиняя боль, но Нут терпела что есть сил, чтобы быть похожей на гордую Лию. Вовремя заметив, что девочка мучается, она усадила малышку на лежак и принялась распутывать узлы.
- Ах ты бедняжка. Потерпи, скоро я освобожу тебя от этого. Но больше так не делай, ладно?
Девочка кивнула, но разочарование в глазах застыло надолго.
- Пойми, Нут… Не у всех девочек должны быть длинные волосы, это я тебе скажу по секрету. Вот тебе больше подойдут до плеч, а знаешь, почему?
- Нет, а почему?
- У тебя лицо кругленькое, этим оно и прекрасно. А кругленьким личикам не совсем подходят длинные волосы.
Нут уже давно перестала расстраиваться, доверившись нежным рукам своей наставницы, кропотливо вычёсывавшей остатки разноцветных лоскутов. Малышка уже забыла про свои волосы и поедала взглядом очаровательную корзинку с чем-то удивительно белым и гладким.
- Это яйца, из них появятся детёныши, которые позже превратятся в чудесных скакунов.
Нут сидела с открытым ртом и не могла поверить услышанному.
- Пообещай, что позаботишься о них, если со мной что-то случится, Нут.
- Обещаю, Лия…, - пробормотала малышка, с трудом осознавая, что от неё хотят.
Когда солнце ушло за горизонт, стражники запустили рабочих в убежище и собирались закрыть ворота. Вдруг из тёмного коридора что-то выскочило и ринулось к воротам, едва не задев стражу. Всадник, облачённый во всё чёрное, проскакал верхом на резвом скакуне и скрылся в темноте ночи.
Глава 31
Морак не находил себе места. Огромный трон больше не прельщал его, а кровать с горой подушек вдруг стала казаться чьей-то усмешкой в его сторону. К тому же, постель очень скоро начала невыносимо вонять, что ощущал даже сам горбун, не считая себя источником этой вони. Вода в корыте, которое он использовал исключительно для замачивания ног, стала коричневой и липкой. Даже стол с яствами, оставшимися от предыдущего обитателя тронного зала, отпугивал своей враждебностью. Лепёшки давно почернели, а соус из васхры просто испарился. Лоскуты мяса, нарубленные ровными кусочками, исчезли со стола в первую же ночь, за что Золан понёс жестокое наказание. Несмотря на уверения в невиновности, ему пришлось вычерпывать мерзкую воду из каменного корыта и выливать в отхожее место. Золан догадывался, что в краже мяса виновны грумы, способные незаметно появляться и снова исчезать. Но стоило бы ему только намекнуть хозяину о страшных тварях из глубины подземелий, он тут же лишился бы головы.
Другой причиной, по которой Морак не знал покоя и метался по тронному залу, стало бесконечное ожидание своих людей из убежища Хобинхора. Вот уже десять дней, как те должны были убить владыку и подготовить трон для нового владельца. Карлик никак не мог понять, что сложного в этом простейшем задании? Справиться с несколькими оставшимися в убежище стражниками и запугать остальных обитателей – большого ума не требуется. Но что-то подсказывало ему, что именно это качество в нанятых им людях отсутствовало напрочь.
Карлик чувствовал, что есть ещё что-то, оно страшнее неудобного трона, грязной воды в корыте и испорченных лепёшек. Недовольство тупоголовых верзил, окружавших его, нарастало с каждым днём. Оно пока искало выход, причину и следствие, ощупывая сложившуюся ситуацию. Но даже самый безмозглый истукан рано или поздно поймёт, что нужно искать жертву, виновную во всём. И этой жертвой, вполне вероятно, станет Морак.
Не такой представлял себе он власть и величие. Эти слова когда-то сами собой укладывались в верхушку всей пирамиды, состоящей из богатства, преклоняющихся перед ним ничтожных плантаторов, могучего войска и…
- И этого мало! Это обман, обман! – заверещал он что есть силы. Что толку от того, что в этом корыте завтра будет свежая вода, которую отберут у голодных оборванцев? Завтра он почувствует величие, опуская в бесценную воду свои грязные гниющие ноги, а послезавтра в этих мёртвых коридорах не останется никого.
- Золан! Я говорю, Золан!! – рвал глотку Морак. В тронный зал, спотыкаясь и сдирая кожу на коленях, вбежал Золан.
- Я здесь, хозяин!
- Где ты был, почему я так долго тебя должен звать? Может быть, это ты тут повелитель?
Морак медленно обходил Золана, вглядываясь в его лицо, неестественно задрав свою голову.
- Нет, повелитель… Я…я осматривал склад и комнаты и…
- И что? Это вскружило твою глупую голову? Сколько ты украл моего богатства? Только не вздумай сказать, что ты ничего не брал!
- Хозяин, то есть, повелитель… Я ничего не брал, но…
- Что, но? Говори, не томи!
- Там просто нечего брать, все запасы исчезли, жир для светильников сгорел ещё в первый день, а ироний… ироний…
- Что, ироний? Мне не нужен ироний! Пойди и скажи этим тупоголовым, пусть заберут себе весь ироний, что найдут.
- Они ничего не нашли, но это ещё не всё, повелитель. Ваши люди недовольны таким положением и ждут ответа. Не такое богатство вы им обещали.
Морак схватил каменную чашу с чёрными лепёшками и швырнул ею в Золана, но тот успел увернуться.
- Скажи им, пусть отберут у вернувшихся плантаторов всё, что пожелают. И почему здесь до сих пор нет воды? Наполни эту ванну, мои ноги жаждут наслаждения.
- Правитель, воды тоже больше нет. Источники пусты.
Морак метнулся к Золану и схватил его за одежду на груди.
- Ты позволил этим бездельникам, что вернулись в свои норы, пить мою воду? Эй вы там! – крикнул он в сторону портьеры. – Ко мне!
Золан затрясся и обмяк, ожидая своей участи, которая настигнет его прямо тут, в этом огромном тронном зале. Он хотел бы упасть на колени, но карлик вцепился в него мёртвой хваткой и держал перед собой. Двое верзил нехотя вошли внутрь и встали при входе, переминаясь с ноги на ногу.
- Вы двое, передайте всем остальным! Сегодня же отобрать у плантаторов всё, что у них есть и выгнать их прочь. Пусть проваливают туда, откуда пришли. Хотя, нет! Я передумал.
Морак отпустил рубаху Золана, тот воспользовался моментом и упал на колени, обхватив ноги карлика руками. Но Мораку было совсем не до этого, он пнул Золана по лицу и подошёл к верзилам, изобразив бескрайнюю любовь и заботу.
- Пусть уходят в пустыню, так будет наверняка. Они украли нашу воду, еду, зажигают без спроса лампы. Интересно, где они воруют жир, если его нет, как ты мне только что сказал! – выкрикнул горбун, скользнув к Золану и наклонившись к полу, чтобы заглянуть в глаза лежащего и трясущегося слуги.
- Хозяин, а если они не уйдут? – вкрадчиво поинтересовался один из истуканов.
- Тогда я разрешаю убить их всех. Пусть никого не останется. Я буду править пустотой! Где же эти пустоголовые с известиями…
Морак всё больше понимал, что положение его безвыходное. Ситуация усложнялась с каждым днём, в любой момент сюда ворвутся вооружённые громилы, не дождавшись обещанного, и выволокут его за ворота.
- Что ты разлёгся? Иди и ищи, я тебе для чего спасаю жизнь? Если бы не моя мягкость и терпение, тебе бы давно уже отрубили голову.
- Что искать, повелитель? – всхлипывая и давясь слезами, промямлил Золан.
- Всё, что может быть полезным. Жир, фитиль, тряпки, одеяла, еду, воду, неси всё сюда и сваливай в этот угол. Не забудь оружие, даже если оно не пригодится, пусть не достанется никому.
Золан дождался, когда карлик отошёл от него в сторону, явно совершенно забыв о нём, вскочил на ноги и выбежал из зала.
Едва заметные следы, оставшиеся от огромного отряда кодбанов и тяжёлых повозок, почти скрылись под песком и рыжей пылью. Теперь она блестела тусклым серебром в свете тысяч холодных звёзд. Всадник, укутанный в чёрные одежды, прижимался к шее скакуна, крепко обхватив её обеими руками, взъерошив мягкие перья. Лишь изредка всадник вытаскивал из-под них то одну ладонь, то другую, чтобы показать морхуну направление. Скакун понимал эти жесты, как будто всю свою жизнь ориентировался только на них. Он доверял наезднику, подчинялся плавным жестам, иногда, опережая их на мгновение, выходил на след самостоятельно. Отборное сено семирды, непривычное обилие воды, иногда даже семена васхры в тёплой нежной ладони сотворили чудо. Теперь даже морозная ночь оставила свои попытки сбить смелого наездника с пути.
Это была Лия, и она не чувствовала страха. Её не пугала смерть, потому что она больше не могла вспомнить цену жизни. Единственное, чего она боялась, это замёрзнуть раньше времени, не достигнув своей цели.
- Потерпи, Бро, скоро отдохнёшь. Мы на верном пути, я чувствую это.
Лия сдвинулась вперёд, теперь она без труда могла спрятать замёрзшие ноги под крылья морхуна. Колючее тепло медленно поползло по телу. Лия легко дотянулась до клюва скакуна и сбила с него сосульки, после чего погладила его шершавую поверхность и снова спрятала руку под перья на шее.
- Ты смелый, Бро, мой лучший друг. Не подвёл меня, как и обещал.
Скакун, прокашляв что-то в ответ, будто понимая слова своего хрупкого наездника, ускорил шаг. Он уже сам ориентировался на след, поэтому Лие больше не приходилось вытаскивать ладони. Она закрыла глаза и, как ей показалось, на секунду заснула. Однако, когда она вдруг ощутила, что морхун стоит на месте, её охватило волнение. Неужели они потеряли след? Лия освободила от накидки лицо и обомлела. Она проспала на спине своего скакуна до самого утра, а он привёз её на то самое место, откуда сам когда-то начал свой путь к дому. Вокруг лежали присыпанные песком трупы наёмников, раскиданные мешки и оружие. В воздухе стоял смрад от разлагающихся тел, поэтому Лия чуть тронула пятками бока морхуна, чтобы тот шёл дальше.
- Молодец, Бро. Отдыхай тут и никуда не уходи.
Девушка сняла с морхуна боковой мешок и подвесила его под клювом. Скакун довольно захрапел и принялся нажёвывать густой комок. Лия вытряхнула в тот же мешок лёд из кожаной канистры, предварительно измельчив его ударом о камень.
- Я скоро вернусь, жди меня.
Солнце почти оторвалось от горизонта, но ночной мороз, казалось, и не собирался отступать. Стараясь не растерять тепло, Лия плотно замотала голову и кисти рук и осмотрелась. Да, это был тот холм, иначе быть не может. Единственное, что её беспокоило – она никогда не видела это место раньше, по крайней мере – днём. Далеко справа она различала нагромождение камней, а под ними площадь, изрытую траншеями. Вход в убежище плантаторов, родное подземелье манило её к себе. Она вдруг подумала, что всё ей только приснилось, не было никаких страшных событий. Сейчас её окликнут и заставят зайти внутрь, отчитают за легкомысленность и безответственность, как в детстве. Но она так ничего и не услышала, а ждать дольше было слишком глупо.
Лия отошла ещё дальше от площади, чтобы её никто не заметил, и полезла вверх по склону холма. Воспоминания той ночи вдруг судорожно нахлынули на неё. С каким трудом они спускались вниз по этому холму тогда, нагруженные тюками с нехитрыми пожитками, передавали из рук в руки детей, падали на камни и снова вставали. Теперь она была совсем одна, да и наверх взбираться было намного легче, чем спускаться. Когда холм плавно перешёл в равнину, лия вдруг распрямилась. Куда ей идти дальше? Что она ищет тут? Неужели она подумала, что вновь окажется в пещере, причём, именно этим путём? Что, если верёвок, которыми её подняли наверх, больше нет?
Осторожно пробираясь среди камней и рытвин, опасаясь провалиться в какую-нибудь дыру, Лия думала о том, как разыщет своего Гора и припадёт к его груди. Он сильно удивится ей, признается, что обыскал всё вокруг, но нигде не смог её найти. Тогда она хитро глянет ему в лицо и заставит признаться, что зря отпустил её тогда…
Несколько брошенных в суматохе тюков так и лежали нетронутыми. Это именно то, что она искала, сомнений не было. Самая большая щель во всём подземелье, их с Гором комната. Лия встала на колени и аккуратно подползла к краю разлома. Она понимала, что мыслей ещё глупее в своей голове раньше не встречала, но она надеялась, что там внизу она увидит его. А что, если и он сейчас лежит и смотрит вверх? Но её губы задрожали, когда она увидела лишь слабый лучик утреннего солнца, падающий на дальнюю стену комнаты. Она прислушалась, но так ничего и не услышала. Внизу царила мёртвая тишина.
Верёвки лежали на поверхности, брошенные второпях кодбанами. Лия понимала, что это очень важно, иначе ей пришлось бы вернуться назад ни с чем. Но она уже знала заранее, что назад пути нет, а полуденное солнце убьёт её.
Скинув верёвки вниз, она проверила прочность узлов, спустила в отверстие ноги и набрала побольше воздуха. Сердце колотилось, пытаясь выпрыгнуть наружу, а дыхание перехватило от страха. Сможет ли она подняться наверх, если сейчас совершит этот опрометчивый и безрассудный шаг? Скорее всего – нет, и она это прекрасно понимала. Лишь за одно ей было невыносимо стыдно. Она обещала Бро вернуться, а верный скакун будет ждать её, пока не упадёт замертво.
Схватившись обеими руками за верёвки, она повалилась вперёд, невольно пискнув от ужаса, и тут же обвила верёвки ногами. Не в силах смотреть вниз, она медленно переставляла руки, продвигаясь по верёвке. Лия посмотрела на солнечный свет, пробивающийся в щель над головой и мысленно поблагодарила его за то, что не потеряла сознание от страха. Через секунду она поняла, что снова взялась за своё. Разговаривать со скакунами уже давно было для неё обычным делом, но разговаривать с солнечным лучом…
«Лия, возьми себя в руки, ты сходишь с ума!»
Но это не пугало её, наоборот, она чувствовала себя такой, какая она есть. Это сознание, внезапно вырвавшее из глубин памяти детские ощущения, держало её сейчас на этих верёвках. Она снова шалит, доводя до бешенства своих нянек. Предчувствие смешной и нелепой сцены, когда они вбегают в эту комнату, а на них смотрят с высоты, да ещё и хихикают, придало силы рукам. Конечно же, ничего подобного никогда раньше не было, тем более, в убежище никто до этого не использовал верёвки для таких странных целей.
Вот уже видна тумба, на которой когда-то стояла корзинка с яйцами. Сейчас только рыжеватая пыль поблёскивала во мраке. Лия вдруг поняла, что совершила очередную глупость ещё там, наверху. Если бы она завязала узлы на верёвке, то это помогло бы ей потом подняться обратно. Но всё-таки она надеялась, что убежище до сих пор принадлежит плантаторам и они живы. Вдруг они победили тогда злых кодбанов? Вспомнив присыпанных мертвецов возле холма, она пожелала всем остальным врагам того же, после чего её ноги опустились в мягкую вязкую пыль на тумбе.
Лия отпустила верёвку и спрыгнула на пол. Зловещий коридор зиял в стене, занавеска была сорвана и куда-то исчезла. Выглянув наружу, она ничего не увидела, только почувствовала невидимый ветер, несущий запах горелых тряпок и затхлости. Юркнув к дальнему углу комнаты, она наклонилась и нащупала в основании стены небольшое потайное углубление. Через секунду сноп искр упал на бахрому фитиля, и в комнате стало светлее. Осторожно, почти беззвучно, прикрывая огонёк ладонью, она вышла из комнаты и побрела, сама не зная, куда. Вскоре вместе с ветром стали доноситься какие-то возгласы, не то женские, не то детские, но немного позже более грубые, скорее, мужские голоса взяли верх. Все эти звуки сливались в общий отдалённый гул, который то приближался, то растворялся в боковых проходах. Но стоило Лие лишь на мгновение воспрянуть духом, услышав хоть что-то, как чувство нарастающего страха и горя тут же наваливалось на неё тяжёлым грузом. Эти звуки не напоминали ей обыденную жизнь в подземелье. Нечто чужое, завладевшее такой обычной утренней тишиной, сейчас разрывало её на части в глубоких коридорах. Убежище во власти других людей, и стоит отпустить последнюю надежду на что-то иное.
Лия дошла до тренировочного зала. Она помнила, как когда-то принимала из рук Гора детей, пронося их над убитыми в давке плантаторами. Теперь их не было, они куда-то исчезли. Это показалось ей несколько странным, но она тут же забыла обо всём, устремившись ко входу в зал. Там было пусто. Лия опустила голову и побрела к развилке, потом повернула вправо, совсем не отдавая себе отчёта в своих действиях. Её влекло куда-то, тело не подчинялось ей, как и мысли больше не хотели ей служить. Какие-то шаги тяжело отбивали по каменному полу коридора. Лия, даже не придав этому большого значения, вжалась в небольшую расщелину и погасила огонь. Двое громил чёрной тенью прошли мимо, что-то горячо обсуждая. Девушка не узнала их голоса, а лиц в темноте она не увидела вовсе. Как только путь освободился, она пошла дальше, ведомая каким-то странным желанием идти именно туда. Этот коридор она посещала не часто, но ей было прекрасно известно, что там пещера Иногура, а ещё дальше – советника Умарса.
Когда она остановилась у входа в жилище старого отшельника, у неё перехватило дыхание. Даже в момент расставания с ней Гор всё твердил про пещеру Иногура, про тайну, скрытую в ней. Но не это сейчас влекло её сюда, она чувствовала что-то другое, оно разрывало ей грудь.
- Гор…
Глава 32
Когда чёрный всадник проскочил сквозь ворота, их тут же заперли, хотя сами стражники не могли объяснить своих действий. Кто-то покинул убежище, прихватив с собой скакуна. Об этом можно было умолчать, но рано или поздно в убежище всё узнают. Сидя за партией в сквол, стражники молчали. Игра не заводила их совсем, тот случай не давал им покоя. Если кто-то решил сбежать таким образом, то сейчас не самый подходящий момент для этого, к тому же, бежать куда-то совсем нет смысла. Хобинхор исчез, нет ни Пенничела, ни Морака, воды в избытке, а зима никогда не шутит с одинокими путниками в пустыне.
В конце концов, ссыпав в мешок бесполезные фишки, старший отряда не выдержал.
- Надо сказать Коссу, он всё равно узнает. Мы сами встали под его командование, это нас обязывает, да и выяснить бы не помешало, кто этот всадник.
- Это может быть один из тех предателей, нанятых карликом. Они до сих пор где-то бродят, а выход отсюда только один – через ворота.
- Тем более. Это может плохо кончиться, будь то просто перебежчик или доносчик с информацией для Морака. Всё одно, я пошёл к Коссу.
В любое другое время этому известию не придали бы особого значения, но сейчас Косс воспринял новость болезненно. Он попросил собраться в тронном зале стражников, туда же пришёл Эливен, Соли и ещё несколько человек, не пожелавших оставаться равнодушными в этот момент.
- Вы уже знаете, что наше убежище покинул кто-то, имеющий недобрые намерения, - начал Косс, но Соли перебила его, чтобы возразить.
- Почему недобрые? Этот беглец никого не убил, в чём его подозревают?
- Соли, чтобы недобрые намерения стали видны всем, не обязательно убивать. Всё просто, если это лазутчик Морака, то у него уже есть желание, чтобы мы сгинули. И если мы перегрызём друг другу глотки, это будет ему на руку. У нас есть плантаторы, с которыми мы испокон веков вели вражду…
- Обворовывали! Говори, как есть, Косс, - снова ворвалась в течение речи Соли, ставшая в последнее время слишком сентиментальной. Явно симпатизируя плантаторам, она ничего не хотела слышать о прошлом.
- Я не отрицаю этого, обворовывали, нападали, даже убивали. Но наше племя избрало такой путь, с прошлым мы связаны навсегда, этого не забыть. Но с этими измученными людьми, которые прибыли недавно сюда, мы смогли найти общий язык.
- Но что в этом плохого? Они такие же, как и мы, только гордости в них больше, чем у нас. А нам чем гордиться? Почти все наши воины пропали там, возле их убежища, так может плантаторы в этом виновны? Не от смелости мы пошли туда, а от жажды наживы, так можно ли кодбанов назвать смелыми?
- Соли, но и у кодбанов есть дети, их же нужно кормить. Почему ты стала такой? – недоумевал Косс.
- Теперь те семнадцать детей, которых привезли недавно, стали нашими. Как нам поступить? Убить их соплеменников на какой-нибудь тропе и отобрать еду?
- Я такого не говорил. К тому же, Соли, положение немного изменилось, у нас есть вода! Мы могли бы торговать ей, менять на еду или одежду. Больше не надо убивать, кодбаны могут стать другими.
Эливен в первый раз вышел в середину тронного зала свободным. Он обратился к собравшимся, и все внимательно посмотрели на него.
- Этот лазутчик, кто бы он ни был, донесёт до Морака весть про воду. Мы знаем, что их около пятидесяти человек, но не исключено, что сейчас их может быть больше.
Эливен обернулся и вздрогнул. Десятки глаз смотрели на него, но в них не было ни капли вражды. Он продолжил.
- Наши укрепления…
После этих слов он поперхнулся, снова оглянулся в поиске поддержки, но не увидел того нежного и строгого лица, в котором сейчас так нуждался.
- Наши укрепления, если я могу так говорить… они целы, ворота прочны, арбалеты заряжены. Что нам эта кучка врагов? Но на что теперь надеяться? Скакунов почти не осталось, а выращивать семирду и васхру нужно в особых условиях, которые были только там. Лия знает больше, и если она согласится нам рассказать…
Робкий шёпот пронёсся в зале. Все искали глазами длинноволосую девушку, но её среди них не было. Косс напряг лоб, а Соли внезапно побледнела. Скакун, мог ли он подпустить к себе лазутчика Морака и дать себя оседлать? Этого не может быть, у каждого скакуна есть свой наездник и погонщик. Но скакун всё-таки подчинился какому-то всаднику в чёрных одеяниях. Тишина повисла в тронном зале, только стук камешков, раздавался где-то около трона. Нут старалась никому не мешать и играла в сторонке, но, когда услышала имя той прекрасной незнакомки, которая очаровала её, стала вслушиваться в разговор.
- А я теперь главная, я забочусь о яйцах, - с важным видом заявила девочка.
- О, нет! Только не это… девочка моя… ты же погибнешь…, - прозвучал затухающий голос Соли, ноги её подкосились, но Косс вовремя подхватил женщину. Нут вдруг разревелась и подбежала к Коссу, схватила его за ногу и не отпускала, пока не услышала, что речь сейчас совсем не о ней, и она останется жива. После этого малышка вытерла слёзы и продолжила играть с камешками.
- Смелый поступок, но глупый, - осторожно произнёс Косс. Соли уже пришла в себя и отстранилась от него, грозно сверкая блестящими глазами.
- Она сделала единственное, что могла. Только так она сможет скинуть с себя тот груз, который давил на неё всё больше и больше. Поверь мне, я-то это заметила. Нужно вернуть её, слышишь? Может быть, ещё не поздно догнать?
- Но… Соли. Зачем? Мы даже не знаем, куда она отправилась и жива ли. Она могла упасть с морхуна и сломать шею, сбиться с пути, замёрзнуть, наконец, - оправдывался Косс, но стоило ему встретиться взглядом с Соли, как он снова замолкал.
- И долго туда скакать? – обратился он к стражникам, которые уже побывали там раньше.
- Три или четыре часа на скакуне, пять в повозке, шесть пешком. Но верхом на морхуне усидеть сложно, он просто не позволит чужому…
- Она готовилась, о великий мудрец Аонис, она готовилась, - запричитала Соли. Я отправлюсь за ней, раз больше никто не в силах этого сделать!
Косс строго посмотрел на женщину, готовясь возразить ей, но решил, что проще отправиться в путь самому, чем столкнуться с неизвестностью. Он хорошо помнил тот чёрный камень с привязанным к нему грумом. Кто знает, что ещё придёт в голову этим почитателям великого Аониса.
- Я пойду!
Это прозвучало так неожиданно, что собравшиеся в зале не сразу поняли, кто произнёс эти слова. На середину снова вышел Эливен.
- Но тебе не проехать и половины пути, ты слишком слаб, - возразил Косс.
Снова воцарилась тишина, но Эливен не отступился от своего решения. Он думал.
- Я возьму повозку. Если она ранена, то не сможет ехать верхом.
Косс не выдержал и отстранил Эливена, встав на его место.
- Решено, поеду я. В любом случае, ты останешься здесь. Не забывай, что ты пока пленник!
Эливен знал, что Косс воспользуется и этой попыткой, но не воспринял её всерьёз.
- Я плантатор, дорога мне известна. Если она доберётся до убежища, то мне будет проще её найти. Тем более, там Морак… Нужно торопиться.
Косс сжал челюсти и топнул ногой.
- Едем вместе. Не будем терять времени, если выехать прямо сейчас, то половину пути мы проедем ночью, - закончил Косс, тем самым объявив собрание закрытым.
Задержавшись лишь на время, пока стражники запрягут повозку, Косс и Эливен готовы были выехать в открытые ворота. Воин уже поднял руку, чтобы тронуть шею скакуна, но снова опустил её. К повозке подошла запыхавшаяся Соли, держа в руках небольшой мешок.
- Возьмите это.
Когда повозка выехала за ворота, Косс открыл мешок и обомлел. В нём лежали несколько лепёшек, пахнущих и ещё тёплых.
Лия стояла перед чёрной дырой, почти сливающейся со стеной. Пещера Иногура, на самом деле, маленькая комнатушка, но в темноте она казалась необъятной, прячущей в своих потайных нишах острые пики и невиданных тварей из далёких коридоров. Какая-то неведомая сила просила её остаться здесь, спрятаться в дальнем углу, лечь на пол и не шевелиться. Вытянув руки вперёд, она сделала несколько шагов и упёрлась в стену. Ладони соскользнули вниз, она села на пол, не в силах вдохнуть полной грудью воздух. Лие показалось, что силы покидают её, словно дым от зажжённого фитиля, улетают и растворяются возле потолка. Кто-то просил, умолял поделиться этой силой, а она отдавала её, не раздумывая.
- Ты умер, - прошептала она, - я знаю это. Теперь и мне нет выхода отсюда, я сама этого хотела. Прости меня, мой Гор. Я не смогла выполнить обещание.
Ей вдруг захотелось лечь на холодные камни, они манили её, казались такими мягкими и тёплыми. Уперевшись ладонями в стену, она стала клониться к полу, но вдруг её руки сорвались и угодили в какую-то щель. Лия успела уцепиться за край стены, это остановило падение. Волнение охватило её, она попробовала пошарить рукой в трещине, но ничего не обнаружила. Там было пусто. Она вдруг вспомнила о лампе, валявшейся рядом с ней, схватила шнурок и подтянула к себе плоский камень. Чиркнув им о края лампы, она выбила слабый сноп искр, но его хватило, чтобы огонёк занялся.
- Коридор… это же… то самое место…
Она протиснулась в щель и пошла вперёд. Вскоре она увидела преграду из камней, уложенных второпях, как будто кто-то пытался скрыть это место от посторонних глаз. Лия прикоснулась к одному из камней и одёрнула руку.
- Гор! Мой милый Гор…
Внезапно у входа в расщелину послышался какой-то шорох. Лия поняла, что её заметили, возможно, свет от лампы выдал её, но теперь было уже поздно тушить огонь. Кто-то пробирался через щель, она уже чётко видела очертания человека, но лица пока не могла разглядеть. Часть её сознания надеялась увидеть живого Гора, но другая часть, более рассудительная, заставила потянуться к ножу, спрятанному под складками одежды на ноге. Однако проворность приближающейся фигуры не позволила ей схватиться за рукоять оружия. Чьи-то грубые руки схватили её за волосы и потащили к выходу.
- Не могу поверить в собственную удачу! – надрывался человек, тащивший Лию по узкому проходу, визгливо выкрикивая слова. Когда её выволокли в комнату, она упала на пол, человек успел выхватить зажжённую лампу из её рук прежде, чем та угодила бы в его голову.
- Никаких сомнений нет! Это она, длинные волосы, смазливое личико… Я знал, что это должно было случиться.
- Отпусти меня, сволочь! – выкрикнула Лия, пытаясь освободить волосы из крепкой хватки Золана, но тот стал тянуть ещё сильнее, пока голова девушки не оказалась на камнях. Придавив волосы ногой, он встал во весь рост и расправил плечи.
- Я теперь твой муж, а не этот сопляк, понятно? Так должно было быть, так и будет теперь!
- Гор накажет тебя, вот увидишь, подонок! – с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать от боли, промолвила Лия. – Не ты занял это место, я умоляла изменить решение советника, потому что ты ничтожество. Я ненавижу тебя, ненавижу!
- Ах, вот как всё было? Это всё ты? Так знай, что я всё равно буду на этом месте, я уже владею тобой, не правда ли? А твой Гор уже давно сгнил вместе со своим воякой!
- Нет! Нет, ты лжёшь, сволочь!
- Зачем мне это? В убежище давно сменились хозяева, а Асимор сгорел заживо. Хочешь знать больше?
Лия притихла, с трудом понимая, что говорит этот сумасшедший.
- Помнишь советника Красса? Этот жирный ублюдок не хотел отдавать гарантию моей безопасности. Я покончил с ним, как и с твоим Гором.
Золан присел и сунул лампу в лицо девушки. Ему не терпелось увидеть её глаза, извергающие огненный блеск.
- Ты правильно всё поняла, он именно там, за теми камнями. И выживший из ума старик, он долго сопротивлялся, пока я душил его!
Лия ждала момент, чтобы выдернуть из-под ноги Золана волосы и выхватить нож, но сделать это ей не удалось. Её снова схватили за волосы и заставили подняться.
- Что же мы с тобой, как чужие? Нам пора к себе, ведь так? Ты до сих пор мне кое-что должна, так идём скорее!
Голова девушки горела от боли, когда Золан снова потащил её за собой по коридору. Лия чувствовала, что сознание покидает её, но терпела из последних сил. Лишь одно невыполненное дело тяготило её разум, не давая окунуться в беспамятство. Дотянуться до ножа и воткнуть его в тело ублюдка.
- Не могу никак понять, какой идиот заложил тот проход? Это было слишком глупым решением для него, кто бы им не оказался.
Они миновали тренировочный зал, но Лия больше не надеялась, что кто-то выйдет оттуда и накинется на злодея. А Золан тащил свою жертву всё дальше и дальше, пока не достиг цели. Луч, пробивающийся с потолка, освещал две верёвки, предательски свешивающиеся сверху.
- Хм, я раскрыл твой секрет. Вот как ты входишь и выходишь отсюда!
Он с силой оттолкнул Лию, она ударилась головой об стену и затихла. Золан же тем временем залез на тумбу и дёрнул за одну из верёвок. Та не поддалась. Тогда он дёрнул за вторую, ещё и ещё раз, пока та не полетела вниз вместе с грудой камней. Несмотря на попытки увернуться от камнепада, Золан получил своё, и вытирая кровь на волосах, подошёл к Лие, ухмыляясь и оголяя зубы.
- Ты даже не знаешь, кто я такой, а так распорядилась нашим семейным счастьем, глупышка.
Связав верёвкой руки девушки, он почесал разбитый затылок и восторжествовал.
- Я один, без всякого войска одержал победу. Вся эта беготня твоего выскочки Гора ни к чему не привела. Но стоило мне кинуть зажжённую лампу в кучу тряпья, как исход битвы стал ясен. Когда я вернусь, ты расплатишься со мной за всё, стерва. Теперь я властелин твоего тела! А потом я повешу тебя на той верёвке, - указал он на освещённую солнцем тумбу окровавленной рукой. Но его никто не слышал.
Золан решил сделать то, что приказал карлик, потом промыть рану и собраться с мыслями. Ещё никогда он не одерживал таких побед, как сегодня, поэтому столь лакомый кусок подождёт его возвращения. Собрав разбросанные тряпки в мешок, он взвалил его на плечо, поднял возле выхода валявшуюся в пыли занавеску, закинул её поверх мешка и отправился в тронный зал. Пара рейсов для отвода глаз не помешают осуществлению планов мести, которые с немыслимой скоростью зарождались в пробитой голове Золана.
Глава 33
Косс всё чаще понукал скакуна, но даже плётка не могла ускорить бег животного. Эливен смотрел на песок и понимал, что не знает верного направления, но Косс ни разу не упрекнул его в этом. Морхун сам знал, куда ему идти, чувствуя запах пробежавшего здесь совсем недавно сородича. Эливен вглядывался в темноту, стараясь не пропустить упавшую со скакуна Лию, замерзающую в ночи, но так ничего и не заметил. Рассвет, не менее пугающий, чем холод, застал их на полпути. Косс позволил животному сбавить шаг и перевести дыхание.
- Никогда бы раньше не подумал, что буду искать плантатора в ночной пустыне, чтобы спасти, - признался Косс.
- Это твоё лучшее решение, поверь мне.
- После того, как я тебя вытащил из той норы? – пошутил стражник, растирая руки и дрожа от холода.
- У тебя это хорошо получается, да и подумать страшно, если бы и ты замёрз там. Ты спас не только меня, но и всех.
- Да, пожалуй… Что нас ещё ждёт впереди?
Косс задумчиво посмотрел на светлеющий горизонт и тронул рукояткой плети скакуна. Тот нехотя зашагал вперёд, постепенно прибавляя шаг. Пыль, потревоженная повозкой, тяжёлыми клубами приподнималась и тут же опадала вниз, скрывая все следы.
- Я что-то вижу там, впереди! – закричал Эливен, встав в повозке в полный рост. – Там что-то лежит, правь туда!
Косс не пошевелился. Морхун шёл именно в том направлении, куда указывал Эливен. Стражник заметил неровности на песке раньше плантатора, но решил не терять самообладания, пока не поймёт, что это.
Скакун встрепенулся и беспокойно замотал головой, но шагу не сбавил. Из-под песка торчали останки, которые явно не принадлежали хрупкой девушке. Соседние нагромождения песка, несомненно, скрывали под собой нечто подобное. Морхун потерял след, это было ясно по его беспокойному поведению. Запах разлагающейся плоти был настолько сильным, что перебивал все другие. Косс остановил скакуна и спрыгнул с повозки.
- Тут явно что-то произошло ещё тогда, на войне. Кто-то жестоко расправился с этими парнями.
Стражник отодвинул ногой валяющийся мешок, из-под которого показалась перерезанная шея трупа.
- Подошли сзади, резали уверенно, чтобы наверняка. Да! Не хотел бы я оказаться перед этими палачами.
Эливен понял, что дело плохо. Морхун сбился с пути, а окружающий их пейзаж не навевал никаких мыслей, кроме как желания заткнуть нос и больше никогда им не пользоваться.
- Я пойду дальше, по ходу движения, - решительно заявил Эливен. – Она была здесь, раз следы привели нас именно сюда.
Косс только и мог, что развести руками.
- Ты прав, стоит проверить, что там, возле того холма. А я обойду его справа. Встречаемся на этом же месте, хотя… чуть поодаль.
Эливен старался держаться прямой линии, продолжающей их путь, которым они прибыли, но камней становилось всё больше, их приходилось огибать и снова выходить на прямую. Косс уже скрылся из виду, а Эливен так и не получил ни малейшего намёка на то, что принял правильное решение и пошёл к холму. Но каково же было его изумление, когда возле самого подъёма в горку он заметил морхуна, мирно спящего с опущенным в пустой мешок клювом. Тонкое, но тёплое одеяло покрывало спину скакуна и свешивалось почти до песка. Да, это так похоже на неё, нежную и заботливую Лию.
«Мы изредка пересекались раньше, но я тебя совсем не знаю», - думал Эливен, глядя на умиротворённую картину. Он вдруг почувствовал, что его веки тяжелеют, ночное путешествие явно не пошло ему на пользу. Но стоило ему только представить, что это беспомощное создание сейчас бродит под лучами солнца, где-то там, на вершине холма, усталость сразу улетучилась.
Эливен решил подняться на холм и осмотреть всё с высоты. Странно, но он никогда не спрашивал, как она оказалась в руках кодбанов в ту ночь нападения. Почему они не тронули эту кучку плантаторов, что могло измениться или кто мог помешать обычной расправе? Что это за место и почему именно сюда пришёл её скакун? Но когда Эливен вскарабкался на холм и выпрямился, у него закружилась голова от увиденного. Часть вопросов отпала сама собой. Вдалеке он увидел, как открывшаяся перед ним равнина обрывается, обнажая площадь с траншеями. Это его убежище, он стоит на его поверхности.
Эливен огляделся вокруг. Равнина простиралась достаточно далеко, но насколько, оценить было трудно. Песок лишь в некоторых местах смог тут обосноваться, кое-где зацепившись за камни. Равнина над скалой, древний панцирь, скрывающий тысячелетиями под собой еле теплящуюся жизнь.
Эливен снова посмотрел в сторону площади и прикинул в голове расположение проходов и комнат. Где-то совсем рядом, всего лишь несколько шагов в сторону, и он окажется над тем местом, где родился и вырос. Он пошёл вперёд, обходя большие камни и впадины. Спустя некоторое время он понял, что уже не представляет, что под ним. Может быть, это заброшенные коридоры, а может быть, пещера одного из советников. Ему вдруг стало смешно оттого, что он заблудился, но внезапно что-то заставило его насторожиться. Вдалеке он заметил какие-то предметы, совсем не похожие на камни. Сердце в груди заколотилось, неужели он опоздал, и Лия погибла? Подбежав к тому месту, Эливен немного успокоился. Разбросанные мешки, порванные накидки, несколько пустых канистр, пара сломанных пик никак не увязывались с умирающей девушкой. Сделав несколько шагов вперёд, он в последнее мгновение успел остановиться перед зияющей пропастью.
Сомнений больше не было. Лия погибла, упав в эту дыру. Эливен закрыл руками лицо и представил бездыханное хрупкое тело, распластанное где-то в лабиринте забытых всеми коридоров. Но уже через секунду он возненавидел собственные мысли. Все эти вещи, зачем они здесь, кто их сюда принёс и когда? Но самый главный вопрос возник тогда, когда он подполз к отверстию и заметил спускающуюся вниз верёвку. Неужели Лия спустилась по ней туда?
- Лия…, - тихо позвал он, но никаких звуков в ответ так и не услышал. Луч света, отпечатывающий пятно на дне ущелья, медленно полз в сторону, подчиняясь солнцу. В любой другой ситуации Эливен посчитал бы себя сумасшедшим, но сейчас он без сомнения решил спускаться вниз. Дёрнув верёвку, привязанную к большому камню, он убедился в надёжности узла, после чего свесил в дыру ноги и полез вниз.
- Что ты мне тащишь? Ты думаешь, что, стаскивая сюда это тряпьё, заслужишь пощады?
- Нет, хозяин, я так не думаю.
- Тогда тащи сюда что-то полезное, и сколько раз тебе говорить, что для тебя я повелитель! Повелитель! Повтори!
- Да, повелитель…
- А теперь проваливай отсюда!
Золан выбежал из зала, но гнев Морака как будто был адресован кому-то другому. Его лицо сияло от предвкушения мести этому сопляку Гору, пусть даже мёртвому. В полной темноте он бежал по тоннелю, натыкаясь на повороты и не чувствуя боли, изредка прикладывая руку к кровоточащей ране на затылке.
Карлик выплеснул гнев на своего прислужника не только потому, что тот плохо выполнял его поручения. Золан вошёл в покои Морака без предупреждения и застал горбуна в неестественной для повелителя позе. Тот залез между стеной и спинкой кровати почти на половину своего туловища и что-то там искал. Когда Золан заявил о своём приходе покашливанием в кулак, карлик попытался выскочить из своей ловушки, но зацепился горбом за кровать. Спустя время, сопровождая свои движения отборной бранью и проклиная Золана, он вылез из узкой щели, так и не найдя того, что искал.
Золан бежал и ухмылялся, радуясь своей находчивости и потирая плоский живот. Он уже представлял себе, как карлик снова лезет в узкую щель, протискиваясь всё глубже и глубже, но вдруг обнаруживает, что там ничего нет. И вот он кричит, зовёт своего верного слугу, чтобы тот помог ему вылезти из тесной западни, но так никто и не приходит ему на помощь.
- Скоро я займу твоё место, ваше время на исходе, повелитель, - выкрикивал Золан в темноту, облизывая потные губы и поглаживая холодный металл под одеждой.
Лишь только начав спускаться вниз, Эливен понял, что слишком слаб для этого. Верёвка проскальзывала и жгла ладони, а в том месте, где она соприкасалась с кромкой отверстия, появился пугающий скрежет. Но стоило поднять голову и посмотреть вверх, как яркий солнечный свет ослеплял глаза, замедляя и так слишком долгий спуск. Огромная тень от его тела распласталась в сияющем пятне на полу. Скоро оно доползёт до стены и начнёт подниматься выше, тень тоже последует за ним.
Однако пятно света продолжило путь в одиночестве. Тело Эливена погрузилось во тьму вместе с верёвкой, а луч уже играл пылью над его головой, зажигая бликами танцующие искорки. Верёвка проскальзывала в руках всё чаще. Ещё немного, и ладони разожмутся, не подчиняясь больше своему хозяину. Но в следующую секунду они сжали верёвку с новой, удвоенной силой. Солнечное пятно приблизилось к стене, осветив прислонённое к ней тело. Знакомые черты лица заставили выпустить крик отчаяния из сдавленной груди, но вместо этого лишь слабый хрип слегка потревожил блестящую пыль над головой.
- Лия…
Эливен не решался открыть глаза, чтобы снова увидеть её. Проклиная себя, свою слабость и нерешительность, он беспомощно висел между полом и потолком. Лия не смогла пережить утрату, отправилась в дальний путь, чтобы избавиться от терзающей её боли, просто спрыгнув вниз. Как это не похоже на неё, спасшую детей и поделившуюся своим теплом с детёнышами морхунов. Она не могла думать о смерти, укрывая уставшего скакуна и вешая ему на морду мешок с семирдой.
Странное сомнение вдруг заставило его снова открыть глаза. Он обратил внимание на руки, они были связаны, кисти лежали на коленях, а огромный кусок верёвки небрежно громоздился возле ступней на полу. Как он мог сразу этого не заметить?
- Лия… Лия…
Но ответа не последовало, как и раньше. Девушка не шевелилась. Вдруг ему послышались шаги, сначала они были тихими, но очень быстро оказались совсем рядом. Кто-то спешил, он знал, куда идёт и зачем. Верёвка, связанные руки! Это конец, он ни за что не успеет спуститься. Время шло медленно, ему казалось, что он видит Лию, сидящую возле стены со связанными руками уже целую вечность, но на самом деле не прошло и минуты. То, что он увидел позже, показалось ему страшным сном. В комнату ворвался запыхавшийся человек с окровавленными руками и прямиком направился к Лие.
- Эй, да ты меня совсем не ждёшь, дорогая! Везде пыль и грязь, мяса нет на столе, да и ты не на месте! Ты что, забыла, где твоё место?
Эливен вдруг вспомнил, что видел раньше этого человека, но как он мог так измениться за столь короткое время? Из высокого широкоплечего юноши он превратился в злобного неуклюжего убийцу?
Верёвка резала руки, силы были на исходе. Висеть дольше не было возможности, тело сползало всё ниже и ниже. Но в следующее мгновение он снова остановился. Звонкий шлепок заставил содрогнуться и до боли сомкнуть челюсти.
- Очнись, красавица моя! Я не люблю, когда меня не слушают, - взвизгивал Золан, хлеща свою жертву по щекам.
- Ну что ж, сама виновата. Меня и так устроит. А после я отправлю тебя вслед за твоим дорогим Гором!
Золан накинулся на Лию и с неистовым рычанием принялся рвать на ней одежду, периодически осыпая ударами лицо девушки. Но внезапно ему пришлось свалиться на пол под тяжестью упавшей на него сверху массы. Эливен раскачался на верёвке и спрыгнул прямо на спину Золану, отчего тот от неожиданности взвыл и схватился за затылок.
- Да ты кто такой, а? Что тебе надо…? – визжал Золан, всматриваясь в лицо противника, посмевшего помешать ему. Эливен тёр подбородок, которым он угодил прямо в разбитый затылок врага.
- Я вспомнил, кто ты такой! Ты тот бродяга, отправившийся в пустыню на поиски сокровища. Видно, ты вернулся ни с чем, к тому же, не вовремя.
- Заткнись, ублюдок. Что ты можешь знать, подлый убийца! – прервал его Эливен, размахнулся и ударил Золана в живот, но тут же схватился за разбитые костяшки на кулаке. В глазах помутнело, кто-то схватил его за грудки и откинул назад. В следующее мгновение он уже лежал на спине, а на голову сыпались тяжёлые удары. Сознание уходило, как и боль, оставляя тело во власти беспощадного убийцы.
Золан, утратив интерес избивать бесчувственное тело, сделал для себя очень важное открытие, вспомнив про свисающую сверху верёвку.
- Теперь ты не сможешь мне помешать! Я повешу тебя на той верёвке. Сначала тебя, а потом и её, привяжу прямо к тебе, чтобы вы всегда были неразлучны.
Золан приподнял поверженное тело под руки и поволок к тумбе. Взгромоздив его на плечо и с грохотом бросив на пыльную каменную поверхность, он поспешил вскарабкаться следом. Ещё какое-то время ему понадобилось на сооружение петли, в результате чего, бранясь и кряхтя, он сорвал себе ногти и отвесил пинка лежащему возле его ног телу. Когда ему уже показалось, что было бы проще размозжить голову камнем, он всё же завязал злосчастный узел и со стоном облегчения выдохнул. Дело за малым, поднять врага и, удерживая прямо, сунуть в петлю голову, после чего пнуть по ногам и наслаждаться зрелищем.
Однако простое, на первый взгляд, дело оказалось не совсем таким, как представлялось. Поднять тело было почти невозможно, так как оно сгибалось, выскальзывало из рук и падало вниз. В очередной раз склонившись над своей жертвой, чтобы приподнять, он понял, что слишком много времени уделяет этому занятию, и уже вновь подумал о камне, как в спину что-то впилось и застряло. Дыхание перехватило, Золан, удивлённо тараща глаза, повернулся и увидел Лию.
- Что ты сделала, тварь? Ты…
Он попытался дотянуться рукой до того места, где обжигающая боль рвала его спину, но не смог.
- …ты проткнула меня? Это невозможно… Я убью тебя…
Золан схватил Лию за шею и что есть силы швырнул в сторону. Делая осторожные шаги и останавливаясь, чтобы перевести дыхание, Золан загонял девушку всё дальше и дальше в угол, не оставляя возможности ускользнуть от него. Когда Лия поняла, что убийца сейчас схватит её, связанными руками оттолкнула нападавшего и упала на пол. Для Золана это стало полной неожиданностью, он потерял равновесие и попятился назад, хватая руками воздух. Его ноги зацепились за брошенную на полу спутанную верёвку, он повалился на спину и закинул голову в истошном крике. Из груди торчало остриё ножа, на которое безотрывно смотрела Лия, трясущаяся от страха, но гордая и непобеждённая.
Опустившись на гору верёвки, она на какое-то время забыла про всё, её поглотило безразличие ко всему окружающему. Она даже не осознавала, что сидит на полу в своей комнате, где когда-то так тщательно наводила порядок и готовилась к встрече с Гором. Сейчас это место превратилось в страшную яму, куда ей суждено было провалиться и остаться навсегда. Лампа, чудом не свалившаяся с края тумбы во время всех этих событий, догорала. Пучок света, пробивающийся сквозь щель в потолке, давно переполз на дальнюю стену и застрял там, словно пытаясь напомнить о себе этим странным людям.
Лия очнулась, когда вдруг почувствовала боль. Взглянув на верёвку, которой были связаны её руки, она медленно перевела взгляд на мёртвого Золана и словно очнулась от долгого сна, вскочила на ноги и отбежала к тумбе.
- Эливен… Эливен, ты жив? – прошептала она, приложив кончики пальцев к его потемневшему подбородку. Слабый стон успокоил её, но нужно было торопиться. Связанные руки сковывали движения, а нож торчал в спине Золана. И тут догорающий огонёк фитиля навёл её на мысль. Лия осторожно подпалила крепкий узел верёвки, стиснула зубы от обжигающей боли и разорвала оковы.
- Очнись, эй… скорее! Нам нужно торопиться. Его ищут, я слышу голоса вдалеке.
Эливен с трудом сел и потрогал голову. Туман постепенно растворялся, прекрасная картина, так напоминавшая ему кого-то, всё чётче вырисовывалась перед ним.
- Лия… ты жива. Наконец-то.
Глава 34
Морак устал ждать своего в конец зарвавшегося слугу и окликнул двух истуканов, постоянно дежуривших возле входа в его покои.
- Пойдите и найдите этого выскочку. Пусть послужит по своему прямому назначению. Приведите его ко мне, быстро!
Наёмники с видимой неохотой и отрешённостью вышли из зала и направились куда глаза глядят. Изредка выкрикивая имя Золана, они уже решили, что свернут ему шею, когда найдут. Пусть карлик считает это неудачным падением или чьим-то злым умыслом, это уже не важно. В любом случае, до всех остальных людей Морака уже начинало доходить, что карлик не является источником их блага.
Вернувшиеся в свои норы плантаторы старались не высовываться и не подавать лишних звуков. У многих из них были потайные хранилища под камнем или в отверстии в стене, но и там оставались лишь небольшие куски мяса или сухарик лепёшки. Всё, что не удалось спрятать от варваров, вынюхивающих по углам, давно исчезло в неизвестном направлении. Уходить в отдалённые тоннели никто не видел смысла, но мысль о побеге из убежища посещала некоторых отчаявшихся всё чаще и чаще. Наконец, несколько человек, отважившихся на смелый поступок, решили больше не откладывать задуманное и совершить побег этим вечером. Они собрали последние вещи, одеяла, которые удалось припрятать от кодбанов, и принялись ждать подходящего случая.
Лия слышала, как где-то вдалеке выкрикивают имя Золана, валявшегося возле верёвок с ножом в спине. Нужно было бежать, и единственным правильным решением она считала выбраться отсюда тем же путём, каким они оба сюда попали. Лезть вверх по верёвке.
- Эливен, у нас мало времени. Тебе нужно подняться вверх по этой верёвке. Сюда уже идут, у нас нет другого выхода.
- Я постараюсь, Лия… Будь готова, я вытяну тебя наверх.
Но стёртые до крови ладони напомнили о себе, как только Эливен схватился за верёвку. Стараясь не замечать боль, он начал карабкаться вверх, но всё больше понимал, что не справится. Щель в потолке казалась такой недосягаемой, что кружилась голова. Он сделал ещё усилие и упёрся ступнями в петлю, сооружённую совсем недавно Золаном для его шеи. И вдруг он почувствовал, как верёвка задрожала. Не понимая, что происходит, он посмотрел вниз и заметил, что Лия удаляется от него. Вот он уже может окинуть взглядом всю комнату, а луч света на стене уже не кажется застывшим где-то высоко. Он поднимается вверх, причём, его кто-то тащит туда, вытягивая верёвку!
Когда его голова уже была снаружи, он освободил одну руку и схватился за край пролома. Солнце слепило глаза, но он заметил чьи-то ноги, упёршиеся в большой камень.
- Косс! О, Косс, как же ты вовремя! Скорее, скорее, скидывай верёвку вниз, мы должны поднять Лию.
Косс вытащил Эливена на поверхность и тут же сбросил верёвку обратно. Лия схватилась за неё обеими руками и уже хотела оттолкнуться ногами от тумбы, но вдруг что-то остановило её. В коридоре уже слышались отчётливые шаги, их было двое. Один что-то громко доказывал другому, тот бранился и обещал кого-то придушить вот этими самыми руками. Шум в коридоре слышал даже Эливен, он никак не мог понять, почему верёвка до сих пор не натягивается.
- Лия! Лия, прошу тебя, хватайся за верёвку!
Но она уже выпустила верёвку из рук. Золан, этот подонок что-то прятал под одеждой. Тусклый блеск из-под задравшейся окровавленной рубахи привлёк её внимание. Если он не расстался с этой вещью даже тогда, когда она явно мешала ему совершить расправу над Эливеном, значит эта вещица стоит того. С отвращением и огромной осторожностью, кончиками пальцев Лия приподняла рубаху ещё выше, выдернула из-за пояса мертвеца пластину и засунула её под ремешок на ноге, где раньше она прятала нож.
- Боско! Смотри, это что за…, - ошалевший верзила словно проглотил язык, когда увидел Лию, гордо глядевшую на него с высоты каменной тумбы. Но второй наёмник, явно настроенный на боевой лад, оттолкнул его в сторону и указал на мёртвого Золана.
- Смотри сюда, пустоголовый!
Первому такие слова пришлись не по душе. Забыв про чудесное видение, которое только что созерцал, он ударил кулаком в челюсть второго и размахнулся для следующего удара, но тут же получил в глаз.
- Я тебя сейчас рядом с этим сопляком уложу! Получай своё!
Удары сыпались куда попало, верзилы так увлеклись своим занятием, что не заметили, как Лия подтянулась на верёвке, вступила ногами в петлю и медленно поплыла вверх. Драчуны заметили пропажу, когда девушка была уже высоко, а луч света играл её длинными волосами и складками одежды.
- Ты упустил!
- Нет, это ты упустил, ты был ближе, пустоголовый!
Первое, что пришло им в голову, это найти камень и запустить его в мишень под потолком. Наклонившись к полу одновременно, они с устрашающим звоном ударились друг о друга головами, но один из них всё же успел поднять большой и острый камень. Не тратя времени на месть своему напарнику за столь непростительный поступок и потирая лоб, он швырнул камень под потолок, но тот пролетел немного ниже цели. Задрав голову, верзилы следили за полётом камня, пока он не приземлился в лоб одному из них. Упав без признаков жизни, он ещё долго слышал бы злорадный смех оставшегося на ногах метателя камней, если б только мог.
Наконец, из расщелины показалась голова Лии. Эливен убедился, что Косс держит верёвку, отпустил руки и подбежал к девушке. Обхватив обеими руками, он вытащил её на поверхность.
- Если бы в тот раз не я, а ты оказалась здесь первой, я был бы ещё счастливее, - признался Эливен, не решаясь разомкнуть рук, крепко держа Лию. Он не мог насмотреться на неё, отвести взгляд от этих бездонных серых глаз было невозможно. Только смех Косса за спиной смог вернуть его к реальности.
- Если бы я знал тогда, что на этой верёвке я тащу тебя, а не её, я бы скинул тебя обратно!
На самом деле воин был счастлив и не собирался скрывать этого.
Лепёшки, найденные в мешочке, оставленном в повозке, оказались настолько вкусными, что Эливен постеснялся их есть. Сославшись на боль в подбородке, а также лёгкую тошноту, он с радостью отдал свою лепёшку Лие, а сам выпил немного воды. Косс посчитал, что будет более рассудительным покинуть это место прямо сейчас, не дожидаясь ночи. Собрав возле расщелины разбросанные вещи, практически непригодные для носки, им нашли применение, накрывшись ими в повозке.
- Бро пойдёт рядом со Ско, на половине пути поменяем их местами, - рассуждал Косс, накрывая своих пассажиров кучей тряпок. Пока он был занят с одной стороны повозки, на другой её стороне Бро тыкался клювом в высунутую наружу руку Лии, щекотал её шершавой поверхностью, требуя от своей хозяйки ласку и внимание. Но, вопреки настойчивости скакуна, она вдруг убрала руку, чем озадачила животное. Однако через мгновение её рука снова высунулась наружу, держа маленький кусочек лепёшки. Радостному урчанию и киваниям головой не было бы конца, пока на это не обратил внимание Косс.
- Ну всё, хватит любезничать, в путь!
Повозка скрипнула и, покачиваясь из стороны в сторону, поплыла вперёд, убаюкивая своих пассажиров. Через пару часов солнце склонилось к горизонту. Рыжеволосый воин провожал глазами маленькую повозку, тёмным пятнышком выделяющуюся на фоне оранжевого диска. Сейчас у него была другая забота. Он вдруг представил, как кодбаны чешут свои гривы, чтобы избавиться от вездесущих вшей, потом втирают разную отраву, приготовленную знахаркой из странной плесени. От этих паразитов сложно избавиться, а часто просто невозможно.
- С этими паразитами у меня разговор особый. Пора выкурить их с насиженных мест, - вполголоса произнёс воин и спустился в укрытие под песком.
- Ну что ж, друзья. Вот и пришло время решить, кто же победил в той кровавой бойне. Нам брошен вызов, и не один. Возможно, мы их не слышим, но мы их чувствуем, знаем о них.
Наши ряды иссякли, как вода в этих канистрах. Мы дрались с плантаторами и одержали верх, но какой-то паршивый карлик указал нам совсем другой путь. Вернуться домой мы не можем, потому что нас казнят, как предателей.
Недавно нас упрекнули в том, что мы не имеем чести, что мы подлые и трусливые. Пусть тех, кто посмел сказать это в лицо кодбану, больше нет, но мы должны доказать сами себе, что это не так.
- Я тоже это слышал, командир!
- И я!
- Я слышал! – выкрикивали кодбаны в темноте.
- Мы все это слышали. Я не могу отрицать, что мы убийцы и варвары. Но отказаться от победы и отдать её тому, кто не достоин этого вдвойне, мы не вправе. Вот подлость, вот бесчестие, они выглядят именно так!
Кодбаны не ждали продолжения речи, они считали это лишним. Звон собираемого оружия, скрип затягиваемых ремней на поясах и плечах говорили сами за себя без лишних слов. Тридцать воинов в чёрных одеждах уверенно вышли под вечернее небо и выстроились перед командиром.
Особого плана не было, но отряд верил Стауму, поэтому никто из воинов не задавал лишних вопросов. Однако сам командир имел некоторые сомнения относительно возможности проникнуть внутрь убежища. Он доверял своему отряду, но решил про второй вход пока молчать, чтобы не ограничивать воинов в их собственной инициативе. К тому же, вероятнее всего, его уже давно закрыли, причём, намертво. Не исключено, что возле бойниц выставлены стрелки, способные перебить столь небольшой отряд в одну минуту.
Через два часа под покровом ночи отряд приблизился к скале. Её очертания почти сливались с чёрным небом, однако Стаум заметил её, когда она только показалась на горизонте. Чёрная пасть, совсем недавно извергавшая пламя и кромсавшая тела, казалась застывшей в нелепом беззвучном крике. Ни единого отблеска света, ни шороха не раздавалось со стороны бойниц, но Стаум чувствовал, что там кто-то есть. Морак совсем не глуп, чтобы оставить площадь без внимания. Возможно, он просто запретил зажигать огонь, чтобы не повторять чужих ошибок.
- Подойдём сбоку, чтобы не попасть в поле зрения. На площадь ни ногой, - тихо распорядился командир. Чтобы проверить второй вход, нужно было пересечь площадь и спрыгнуть в первый ров, но сделать это незаметно не представлялось возможным, пока из бойниц наблюдают. Итак, этот путь оставался недоступным, но был другой, хотя он тоже не сулил ничего хорошего. Стаум всё чаще поглядывал на отвесную стену над бойницами, но не мог понять, что это даст. Спрыгнуть сверху на широкую древнюю ступеньку прямо перед бойницами? Слишком высоко, чтобы остаться на ногах и быстро обезвредить караульных. Однако Стаум не сводил глаз со стены, ему всё больше нравилась эта идея.
- Командир, это невозможно, - не выдержал один из воинов, непрерывно следящий за взглядом начальника, - там не меньше двадцати локтей, разобьёмся же.
Стаум и сам это прекрасно понимал, да и спуск на верёвках не станет столь внезапным, чтобы застать противника врасплох.
- Решение есть! – выдал он, спустя ещё какое-то время. – Мне понадобятся ваши плащи, ребята. Несколько человек пойдут со мной, остальным приготовиться.
Стаум с небольшим отрядом вскарабкался на вершину холма и тихо подкрался к обрыву. Они там, он знал это. Еле заметный пар возле бойниц выдавал врага. Это было на руку кодбанам, они уже поняли, что от них требовалось, без лишних объяснений командира. Связав несколько плащей между собой, они закрепили их к концам верёвок и медленно, без малейшего шума стали спускать чёрный занавес вниз. Стаум, не дожидаясь начала шумихи, спустился с холма и приготовился. Чёрные плащи опустились вниз и перекрыли обзор из бойниц, но ни одного звука так и не последовало изнутри. У бездельников было лишь два занятия – спать или играть в сквол. Однако второе можно было сразу исключить, так как играть в темноте невозможно. Вывод один – караул спит. Воин пригнулся и побежал к спуску в первый ров, несколько кодбанов последовали за ним. Оставшиеся люди разделились, несколько человек тихо прокрались по древним ступенькам и пригнулись перед последней. Остальные спрыгнули во второй ров и побежали к створкам ворот.
Воины действовали быстро и слаженно, будто кто-то управлял ими извне, но причиной всему стала ненависть. Это было то чувство, которое слегка касалось каждого из них, когда они убивали и грабили чужие племена, но только лишь в тот момент, когда они заносили над побеждённым секиру. Ненависть была мимолётна, она испарялась, забывалась сразу после боя, но в этот раз она задержалась в их телах и укоренилась. Причиной всему стал Морак. Целью этой небольшой кучки кодбанов теперь стал он, а не плантаторы, оставшиеся в живых. Даже само убежище их ничем не привлекало, кроме возможности вытащить карлика наружу и отрубить ему голову.
Камень оказался на месте, но было бы очень странным, будь то иначе. Глыба встала ровно на своё место, а попытка столкнуть её плечом ни к чему не привела.
- А ну, навались, ребята, - шёпотом скомандовал Стаум. Воины упёрлись руками в камень, но никакие усилия не могли сдвинуть его. Это был полный провал. Главные ворота им не открыть, на это понадобилась бы уйма времени, которого у них нет. Если поднять шум, то весь отряд будет расстрелян мгновенно.
- Уходим, тихо и быстро.
Кодбаны уже направились назад, но вдруг Стаум щёлкнул пальцами, чтобы остановить их. Его руки всё ещё лежали на камне, когда он почувствовал слабые стуки. По ту сторону преграды что-то происходило, но воин не мог понять, как на это реагировать. Вскоре звуки стали более отчётливыми. Камни, кто-то отбрасывает камни, освобождая глыбу. Стаум приказал кодбанам прильнуть к стенам рва и приготовить оружие. Он выглядел вполне спокойным, но слегка пульсирующая вена на шее выдавала его напряжение. Камень дрожал, рука чувствовала это. Кто-то пытался сдвинуть глыбу, но тщетно. Если это люди Морака, то зачем им открывать этот вход, да к тому же ночью? Но кто это мог быть? Стаум не исключал, что это мог быть Умарс, но выжить после такого удара топором было бы просто невероятно. Кто-то из воинов-плантаторов? Тогда почему они не сделали этого раньше, а ждали более десяти дней?
Стаум уже не скрывал напряжения. Попытки сдвинуть камень изнутри становились всё реже, сейчас они снова завалят его и уйдут. Нужно действовать, причём, мгновенно.
- Толкай, ребята! – приказал воин. От стены отделилась пара кодбанов, остальные приготовили секиры. Камень с громким недружелюбным скрежетом сдвинулся с места и повалился внутрь. Спёртый воздух, запах гнили и гари ударил в лицо Стаума, но из тёмной дыры так никто и не показался.
- Выходи, мы не тронем, - произнёс воин.
- Из черноты показалась чья-то голова, покрытая капюшоном.
- Вы кто? Почему вы здесь? – послышался испуганный голос. Стауму не составило труда понять, что это не наёмник Морака.
- Не бойтесь, нам не нужны ваши жизни. Мы пришли, чтобы освободить вас.
Глава 35
- Как твоё имя?
Человек в капюшоне не произнёс ни слова, что начало раздражать Стаума. Заглянув внутрь дыры в стене, он насчитал ещё двоих испуганных плантаторов, пытавшихся спрятаться за глыбу. Воин не выдержал, схватил первого за плечи и встряхнул. Тот, словно очнувшись от обморока, замычал что-то нечленораздельное, что вполне устроило Стаума.
- Порхо? Ну ладно, успокойся, не трясись. Итак, я задам тебе простой вопрос, постарайся ответить быстро. Сколько их в пещере?
- К-кого?
- Чужих, дубина! Сколько чужаков в пещере, людей карлика, что не понятно?
- С-с-сорок, м-может, меньше…
- Хорошо, уже намного лучше. А теперь напрягись и вспомни, где они сейчас? Сколько их возле бойниц?
- Т-т-т…
- Трое? – не выдержал Стаум. Человек в капюшоне кивнул и показал на двоих притаившихся за камнем, пытаясь объяснить что-то, но так и не смог.
- Знаешь дорогу? Ворота открывать умеешь? – допытывался Стаум, но понял, что задаёт слишком много вопросов, когда Порхо стал усердно кивать и мотать головой одновременно.
- Дорогу знаешь, и то хорошо. Идём, будешь нашими глазами. Но учти, если поднимешь шум, будешь убит.
Караульные возле орудий не придали значения даже грохоту откинутой глыбы, но их сон уже не был таким крепким, как раньше. Наконец, один из них приподнялся на локте и глянул в ближайшую бойницу. Чёрное небо не предвещало ничего особенного, но что-то всё же его насторожило. Он растолкал остальных, и вот уже трое наблюдателей уставились в чёрную даль, простиравшуюся за бойницами.
- Эй, а где же звёзды?
- Отстань, какие звёзды? Ты поэтому всех разбудил?
Однако первый караульный не унимался. Он вытянул в отверстие руку, ожидая ощутить ночной холод, но вместо этого его пальцы наткнулись на что-то, отчего он выдернул руку и вскрикнул.
- Сам посмотри, и увидишь, какие! – с ужасом жестикулировал наёмник, отодвигаясь ещё дальше от бойниц.
Один из верзил не выдержал и тоже вытащил руку наружу, но тут же закричал громче первого, но на этот раз от боли. Кто-то схватил его с той стороны и резко одёрнул, припечатав к стене изнутри. Лицо, исказившееся муками страданий, просило о помощи, но первый наёмник отошёл ещё дальше, явно не собираясь приближаться к древней кладке. Третий же, почуяв укол упрёка в свой адрес, аккуратно подошёл к свободному окошку и посмотрел в него, но тут же получил в глаз и отлетел назад.
Первый наёмник решил избавиться от этой проблемы одним махом, а именно убежать. Но только он скрылся в темноте прохода, как оттуда послышался его жалобный вой. Двое людей Стаума притащили его обратно и бросили на пол. Вскоре весь караул был крепко связан, а сквозь бойницы в стене снова показалось звёздное небо.
- Ребята, открыть ворота! – скомандовал Стаум. – А я пока побеседую с нашими друзьями.
Кодбаны, рассредоточившиеся ранее под ступенью возле бойниц, около ворот и над обрывом, быстро вошли внутрь убежища и закрыли за собой ворота. Когда последний воин прошёл мимо своего командира и кивком головы дал знать, что всё в порядке, тот отдал следующее распоряжение.
- А теперь мне нужно пять человек, чтобы вернуть камень у заброшенного входа на место, двое останутся здесь, на оружии. Охраняйте этих, но будьте внимательны. Только откроют рот – пристрелите. Они уже рассказали, где искать остальных, включая их горбатого предводителя, этим они спасли свои жизни, но решение будет принято только тогда, когда я придавлю Морака ногой к полу. Порхо! Пора завершить начатое. Покажи нам пещеру, и я тебе пообещаю, что здесь мы будем только гостями. Вперёд!
Гибкости огромного воина, следовавшего за провожатым, можно было только позавидовать. С трудом различая очертания стен и углов в темноте, он получил лишь несколько царапин, тогда как идущие сзади воины успели набить себе достаточно шишек на головах. Когда показалась развилка, к ним примкнули ещё пятеро, вынырнув из узкого прохода, ведущего к заброшенному входу. Порхо указал налево, там тоннель становился шире, но это не ускорило движения. Где-то вдалеке послышались голоса, от которых провожатый встал, как вкопанный, отказываясь идти дальше.
- Это они, лучше не попадаться им на глаза…, - заскулил он, пятясь назад.
- Пойдёшь последним. Всем приготовиться, бить быстро, не дайте им сбежать, - скомандовал Стаум. – Что-то я не припомню, чтобы хоть один предатель из тех, кого мы встречали, был достоин ваших секир.
Стараясь продвигаться как можно тише, отряд подобрался к небольшому пятачку, от которого расходились два пути – к тронному залу и в глубину пещеры. Шестеро наёмников стояли вокруг зажжённой лампы и что-то обсуждали, нервно жестикулируя руками. Стаум, как ни в чём не бывало, вышел на свет и прошёл мимо, не обращая внимания на сборище. Наёмники внезапно замолчали и переглянулись.
- Э-э…ты же…, тебя же прогнали, как ты тут оказался? – спохватился один из наёмников, явно не слишком обделённый умом. Он узнал высокого командира отряда уцелевших кодбанов, который на его глазах десять дней назад скрылся на горизонте. Но Стауму не пришлось отвечать на этот вопрос. Вскоре на маленьком пространстве не было свободного места, а в грудь каждого из людей карлика упиралось остриё пики.
- Где остальные? Хотя, неважно. Ты! – воин указал на одного из наёмников. – Пойдёшь и передашь им, что пещера захвачена, караул перебит. Кто хочет остаться в живых, того жду на этом месте без оружия до первого луча солнца. Кто не придёт, того оставим на растерзание плантаторам. Пусть сами выбирают, что им больше нравится. Всё награбленное оставить на месте. Ах, да, нас много, пусть не пытаются сопротивляться.
Как только остриё пики перестало упираться в грудь посыльного, тот скрылся в коридоре.
- Покончим с этим делом, ребята. Порхо! Веди нас к карлику, настало время вытащить его на площадь и выпустить кишки!
Морак чувствовал неладное. Когда исчез Золан, он не придал этому особого значения, но ожидание посланных на его поиски людей заставило его нервничать. Он метался из угла в угол, раскидывал в стороны тряпки и другие ненужные вещи, которые успел притащить Золан, но это не меняло его состояния. Однажды ему вдруг показалось, что сейчас из-за угла покажется страшный Хобинхор и накинется на него. Огромный тронный зал там, за поворотом, мало ли что он таит в своих тёмных нишах, за рядами кресел, возле трона… Трон! Он сведёт его с ума.
- Не нужно было тебе трогать… Не стоило прикасаться. Где эти дураки, куда они все пропали?
Слабое освещение вселяло ещё больший ужас в одинокого карлика. Не отрывая глаз от зловещего угла, за которым царила чернота тронного зала, Морак попятился назад, но оступился и упал в корыто с водой. Нахлебавшись грязной липкой жидкости, он с ужасными воплями выскочил оттуда и прыгнул в щель за кроватью. Карлик даже не вспомнил, как застрял в этой щели ещё сегодня утром, но, когда он повис, зажатый в той же ловушке, было поздно. Его руки и ноги болтались в воздухе, не доставая до пола, а тело прочно сковали каменные объятия.
Стаум шагнул в обитель власти, отодвинув тяжёлую портьеру в сторону одной рукой, а другой держа за плечо своего проводника.
- Порхо, что ты встал, как вкопанный? Ты ведёшь себя так, будто ни разу здесь не был.
- Н-но это так и есть! Прошу вас, освободите меня от этой участи. Позвольте остаться тут.
- Оставайся, раз так.
Воин пробирался по залу в полной темноте, чтобы не привлекать к себе внимания. Пройдя вдоль стены мимо пьедесталов, он пересёк ряды скамеек и нащупал несколько каменных кресел. Ощупав их, он повернулся к ним спиной. «Советники. Их место напротив трона».
Через мгновение воин прикоснулся к трону, по его венам неслась кровь бурным потоком, пульсируя на шее. Власть, могущество заключено в этом камне, в этой гладкой полированной поверхности, и это больше не принадлежит никому. Тело не смело сопротивляться горячему потоку, делавшему его гибким, податливым, кротким. Нужно лишь сесть в это великолепное каменное творение и раствориться во мраке, не шевелясь и почти не дыша. А утром, когда забрезжит первый свет, он известит всех о новом повелителе, владыке, жестоком и всемогущем. Со всех краёв убежища к его ногам потечёт нескончаемая река еды, воды, ирония, а марсиане будут ползать перед его троном и просить пощады…
Стаум вздрогнул и согнал с себя странное оцепенение. Какое-то непонятное шуршание, слабый скрежет либо хрип вдруг привлёк его внимание. Оторвав руки от трона, он прошёл немного дальше и заметил тусклый свет, пробивающийся из темноты. Там кто-то есть, и этот «кто-то» очень хитёр и коварен. Воин взялся за рукоять секиры и шагнул вперёд, затаив дыхание. Высунув голову из-за угла, он увидел прекрасную комнату с огромным столом и кроватью. Со стен свисали пёстрые ковры и стелились по полу, а свет от фитиля плясал по гладким чашам и колоннам, спинке кровати с блестящими каменными узорами.
Комната была пустой, хозяин покинул её совсем недавно, иначе как объяснить зажжённую лампу, жир в которой не успел выгореть? Не исключено, что, услышав шум снаружи, он сбежал через какой-нибудь тайный ход, замаскированный одним из этих ковров или спрятанный под этой кучей непонятного тряпья. Стаум шагнул в комнату, готовясь сорвать со стен всё, что попадётся под руку, но вдруг остановился, услышав режущий слух крик.
- Уберите! Уберите! Мерзкий грум!
Хозяин комнаты никуда не сбежал, да он и не смог бы этого сделать. Заметив тень на том конце узкой щели, которая быстро увеличивалась в размерах, он начал кричать и биться в своей западне, ожидая своего самого страшного врага, грума. Когда чья-то тяжёлая рука схватила его за шиворот и выволокла наружу, глаза карлика закатились, а чёрные губы в кровавых подтёках обмякли и обвисли.
- Ну вот мы и встретились с тобой снова, Морак! Так на чём мы закончили наш последний разговор?
Но карлик висел в руке Стаума, не подавая никаких признаков жизни. Даже когда воин ослабил свою железную хватку и тело горбуна упало на пол, тот даже не пикнул, а остался лежать, словно узел с грязными лохмотьями.
- Я наслышан о твоих способностях, тебе меня не обмануть, - разговаривал воин с бесчувственным горбуном, осматривая стены и приподнимая края ковров. Он знал, что Морак прекрасно слышит его, но лишь оттягивает время, чтобы придумать способ извернуться. Времени было достаточно, Стаум пользовался им, чтобы восполнить те минуты унижения, которые он пережил десять дней назад на глазах всего отряда.
- Жаль, что ты в тот раз отделался лишь пинком, нужно было проткнуть тебя и присыпать песком. Сколько бы жизней удалось спасти тогда, как же я был глуп. Ты умрёшь сегодня на площади перед входом, не хочется марать это место.
Стаум не сразу заметил, что карлик шевельнулся и упёрся руками в пол.
- Пусть тебя казнят плантаторы, лучше женщины, искромсают твоё гнилое тельце на мелкие кусочки. Хотя, нет… пусть они кидают в тебя камни до тех пор, пока ты…
Морак резко вскочил на ноги и скрылся за углом, после чего промелькнул между троном и креслами советников и растворился в темноте. Стаум побежал следом, но тут же сбавил шаг и спокойно вышел в коридор.
- Командир, он прошмыгнул мимо нас, но это случилось так внезапно, что мы ничего не успели сделать, - оправдывались воины.
- Знаю. Ничего, нам торопиться некуда, без его головы нам всё равно нет пути к Хобинхору. Разбредаться в поисках нам сейчас нельзя, у нас пока лишь один проводник, да и тот еле дышит от страха. К тому же, враг слишком силён, а теперь, если к ним присоединится их хозяин – ещё и хитёр. Подождём до утра, а ты, Порхо, или как тебя там, расскажи нам вот что. Кто из плантаторов остался в живых и сколько их?
Проводник встрепенулся, когда Стаум снова назвал его имя, вероятно, посчитав, что давно уже выполнил всё, что от него требовалось. Не в силах преодолеть нерешительность, он долго ждал момента, чтобы уйти подальше от этой суеты и шума, но сбежавший карлик перепутал все его планы.
- Немного, великий воин. В основном, это собиратели семирды и васхры, они сбежали в дальние проходы в самом начале…всего…этого. Вернулись не все, их десять, но ушло намного больше. Возможно, они погибли от жажды или холода. Есть старики, есть женщины и дети, но они спрятались в своих норах и не показываются наружу. Племя погибло, его больше нет.
- Ну это мы ещё посмотрим! – решительно заявил Стаум, почесав подбородок и прикидывая что-то в уме.
- Расположимся прямо тут, стелите свои мешки. Этих свяжите спинами друг к другу, да покрепче. Двое не спят, остальные могут отдыхать. Порхо, лучше останься тут, если тебе ещё дорога жизнь. Тот наёмник, что ушёл к остальным – он несомненно рассказал о тебе и твоих заслугах остальным.
Порхо и без его замечания не собирался куда-то уходить. В тесной компании чужаков он чувствовал себя намного спокойнее, чем в безграничных просторах подземных галерей.
Где-то вдалеке через потолок начал пробиваться свет. Стаум поднялся со своего мешка и устремил взгляд в коридор, извивающейся тёмно-коричневой лентой уходящий в тёмную даль. Прошло лишь несколько минут, но этого было достаточно, чтобы понять: трусливые предатели не намерены сдаваться, их хозяин приготовил для них какой-то особый план.
Порхо ворочался на соседнем со Стаумом мешке, брыкаясь и бормоча что-то, иногда отталкивая невидимого врага, но чаще прижимая ладони к лицу, словно прячась от яркого солнца. Воину пришлось прервать его столь неспокойный сон, пихнув в плечо, когда на том краю тёмно-коричневой ленты коридора послышался странный гул. Он медленно нарастал, превращался в звук падающих маленьких камней, а немного позже – и более крупных. Скоро уже каменный поток скрежетал вдалеке, но чем ближе он становился, тем отчётливее слышалось чавканье, будто кто-то невидимый и огромный пережёвывал каменную массу.
«Хрум, хрум, хрум, тсс, тсс, тсс!»
Отряд уже давно приготовился к встрече, прекрасно осознавая, что это шаги, тяжёлые и настойчивые.
- Это они. Готовимся. Проход узкий, они смогут напасть только по двое, остальным придётся ждать своего выхода на площадку. Прижмитесь к проходу плотнее. Порхо – назад.
Вдалеке замелькали головы, пять, десять, двадцать, двадцать пять. Справа и слева от прохода воины Стаума прижались к стене, занеся над головами секиры. Сейчас появятся первые двое, они упадут тут же с пробитыми топором черепами.
Но они не появились, длинная вереница, заполнявшая проход, застыла на месте.
- Спрячьте ваше оружие. Нам передали твои слова, Стаум – мы пришли, чтобы сдаться. Ты обещал, что оставишь нам жизнь, так вот: в знак покорности и подтверждения нашей веры в твои слова, а также для лучшего понимания и слов, и дел – возьми это.
Гул возобновился, он шёл с дальнего конца вереницы, но это были уже не шаги, чеканившие камень. Стоны и проклятия, взамен которых звуки пощёчин и тупых ударов во что-то, постоянно отвечающее на них воем и взвизгиваниями. Эти звуки приближались, их проносили на руках, над головами, каждый из вереницы добавил в них свою долю. И вот, наконец, существо, вкладывающее в эти звуки столько сил и эмоций, было выплюнуто из прохода прямо к ногам Стаума. Лицо воина расплылось в улыбке.
- Хм, знакомая рожа! Ну что ж, все в сборе, с наступлением темноты уходим. Порхо, ты хотел сбежать отсюда, так вот – тебя никто не будет держать. А если что, можешь пойти с нами, в обиду не дам.
- Я останусь, позволишь? – промямлил плантатор, испуганно поглядывая на валявшегося около его ног карлика, усердно закатывающего глаза.
- Тебе решать, но передай всем, что теперь им нечего бояться, пусть вылазят из своих укромных мест. А ты, я надеюсь, в следующий раз откроешь перед дорогими гостями ворота? Чтобы ты знал, что это я, на пике одного из нас будет торчать высушенная голова этого уродца.
Стаум ухмыльнулся, но на душе его было неспокойно. Завтра решающий день, что он принесёт ему и его отряду, неизвестно.
Глава 36
- Едут, едут!
Соли услышала эту весть от маленькой проказницы, которая вот уже второй день не находила себе места. Получив от своей наставницы столь необычное и важное задание, она умудрялась сбежать в комнатку, где хранились яйца скакунов, даже тогда, когда Соли пристально смотрела прямо в лицо дочери. Но стоило ей моргнуть или лишь на мгновение отвести взгляд, как той уже не было.
Женщину радовало такое рвение малышки к заботе о не родившихся птенцах, но беспокоило другое. Те наёмники, что сбежали в неизвестном направлении, они бродят где-то тут, рядом. Яйца морхуна – это пища, ради которой предатели могут убить даже ребёнка. В конце концов, Соли не выдержала и вернулась в своё прежнее жилище, которое когда-то забрал Морак, а позже туда поселили Лию. Женщина верила, что Косс позаботится о ней и привезёт назад живой и невредимой, а вторжение в комнату Лии уж она сможет объяснить. Но даже переселение в светлую комнату, где хранились яйца, поближе к непоседливой Нут, не помогало контролировать шмыгавшую всюду девчонку. Когда возле корзинки с яйцами появился конкурент – её мать, то ей стало совсем не интересно выполнять задание, которым она так гордилась до этого. Она нашла себе более интересное занятие – шпионить за обитателями пещеры, которые ходили мимо источника туда-сюда. Кто-то останавливался, чтобы покопаться в оставшихся вещах, разбросанных неподалёку, никому не нужных и не представляющих больше интереса. Источник был пуст, к нему уже никто не стремился, да и воды хватало с лихвой в каждой комнате от растапливаемых ледяных кусков.
Обычно Нут высовывала за занавеску только голову, а сама оставалась на виду у Соли, но долго это продолжаться не могло. Всё чаще девчонка исчезала из поля зрения, и только строгий окрик матери возвращал её обратно. Но в этот раз именно Нут заставила вздрогнуть Соли от неожиданности.
- Едут, мама! Они едут!
Соли вскочила с места, но её ноги вдруг ослабли, и она снова села. Они едут, но солнце ещё не село, значит они… Кто поедет днём, если только не выжившие из ума, слишком отчаянные или, наконец…мёртвые!
- Сядь со мной, Нут, посиди рядом, слышишь? И помолчи, ничего не говори.
Прошло какое-то время, показавшееся соли бесконечностью. Она прислушивалась к некоторому оживлению в коридоре, но боялась выглянуть наружу, чтобы не узнать о беде как можно дольше. Однако, слушая шум за занавеской, она старалась разделять его на голоса, чтобы хотя бы по обрывкам фраз собрать что-то понятное для себя. И вдруг ей захотелось сорваться с места и бежать, бежать, отталкивая на ходу любого, кто окажется у неё на пути. Соли поняла, что слышит родной голос среди общего гула вдалеке, но смогла лишь подойти к входному проёму и прислониться к стене. Нут не выдержала и подбежала к матери, ослушавшись её приказа, но и тут ей было невозможно устоять на месте. Она отодвинула занавесь и радостно воскликнула.
- Это они, они! И Лия сними! С ними!
Но Соли смотрела только на одного человека, который ей был дороже всего. Она не сводила с него своих влажных глаз, а он ковылял, уставший и грязный, по длинному коридору, не отвечая на вопросы зевак, уступающих ему дорогу.
Весь вечер прошёл в расспросах и рассказах в комнатке Косса и Соли, которую они решили окончательно отдать Лие, если она решит остаться у них навсегда. При упоминании об этом девушка замолкала и отворачивалась, поэтому про плантаторов старались говорить реже. Косс объяснил, что ехать днём он решил сам, а причина была проста. Убежище плантаторов захвачено, скрыться от солнца негде, а ждать ночи, стоя на одном месте, не имело смысла.
- Если бы не Бро, то и Ско не пошёл бы днём. Это всё Лия, её рук дело, хотя…, - Косс обнял за плечи Соли, - дело тут ещё кое в чём.
Косс хотел было рассказать про лепёшки, которыми Лия подкармливала своего любимца, но вдруг Нут, до этого клевавшая носом над корзинкой с яйцами, вдруг вскочила на скамью и громко запищала. Все кинулись спасать её, а Эливен схватил секиру Косса, стоявшую возле входа, ожидая чего угодно, даже вторжение грума. Но причина испуга малышки оказалась настолько безобидной и даже радостной, что оружие заняло своё прежнее место.
- Нут, это птенцы, они вылупляются, - объяснила Лия, придерживая девочку рукой. Но стоило ли пытаться удерживать эту непоседу, которая уже спрыгнула на пол и принялась бегать вокруг стола с корзинкой, непрерывно хлопая в ладоши.
- Это благодаря тебе и твоей заботе, - сказала Лия, но вдруг заметила некоторое смятение в лице малышки. Однако, вскоре радость к ней вернулась новой волной, когда она посмотрела на мать, а та ласково улыбнулась в ответ.
Все спали беспокойно, Лия постоянно вскакивала, чтобы пожевать засохший стебель семирды и впихнуть получившуюся кашицу в галдящие рты птенцов. Они постоянно требовали чего-то другого, но никто толком не знал, что едят птенцы, когда только что вылупились. Соли унесла Нут в их новую пещеру и велела Коссу остаться с ней, а сама вернулась обратно. Сомкнуть глаза в эту трудную ночь удалось лишь тогда, когда птенцов вдоволь напоили, а может быть, они и сами устали непрерывно кричать и хрипеть, поэтому засунули головы друг другу под лысые крылышки и улеглись единым плотным комочком.
Соли опустилась на лежанку, но так и не смогла уснуть, пока не задала вопрос, который вынашивала в себе весь вечер и почти всю ночь.
- Лия, ты уже спишь? Ты нашла, ну…, его?
Спустя несколько минут, когда Соли уже решила, что девушка спит, она услышала ответ.
- Да, я нашла его.
Стоило ли спрашивать о чём-то ещё, Соли определилась сразу. Он мёртв, а иначе и Лии здесь уже не было бы. Но как ей удалось совладать с собой и не расстаться с жизнью, для Соли оставалось тайной. Не знала этого и сама Лия, но ещё тогда, стоя над телом Золана, она поняла, что не ей самой решать, жить ей или нет. Кто-то другой решит за неё, но кто он, этот другой, ей тогда было неизвестно.
Весь следующий день и добрую половину ночи Лия возилась с птенцами. Рты этих розово-жёлтых созданий не закрывались ни на миг. Иногда казалось, что они съели пережёванной травы столько, что должны были давно лопнуть, но птенцы, почувствовав вкус их повседневной пищи, так не думали. Нут не отходила от корзинки ни на шаг, она старалась повторять все движения своей наставницы, но пережёвывать стебли семирды ей так и не пришлось. Лия показала свои жёлто-коричневые губы и язык девочке, это помогло ей легко отговорить непоседу от участия в кормлении маленьких морхунов.
Когда птенцы закрыли свои рты и прижались друг к другу, Лия легла и отвернулась к стене. Слёзы нашли себе выход и стекали по щеке, высыхая сами собой. «Ты когда-то, как завороженный, смотрел на эти яйца. Гордись мной, как я тобой. Прощай».
Эливен думал о Лие, он не мог найти себе места, краснея от стыда за свою слабость, давая волю своим мыслям в полной темноте. Как могла такая красивая и хрупкая девушка отправиться на верную смерть в поисках мужа, без сомнения погибшего в той ужасной битве? Почему же он, мужчина, не смог ничего сделать для того, чтобы проявить хотя бы малейшее участие в том ночном побеге? Если бы он тогда предложил ей свою помощь, если бы разглядел вовремя её состояние, сейчас всё могло бы быть по-другому. Она когда-то проявила намного большую заботу о нём, сидя у его больных ног, вытирая со лба холодный пот, меняя одежду на его истерзанном теле. А сегодня она выгнала его, отказавшись от помощи, сославшись на то, что птенцы беспокоятся при виде чужаков.
Близилось утро, Эливен отмерял шаги от входа до противоположной стены, когда услышал странные звуки. Кто-то пробежал в коридоре, потом ещё кто-то в обратном направлении. Даже не раздумывая, Эливен выскочил из комнаты и устремился к Лие. Стараясь не испугать девушку, он шёпотом позвал её.
- Лия, Лия! Проснись, что-то случилось. Какой-то шум в убежище, будь готова.
Он решил предупредить Косса, но столкнулся с ним нос к носу, как только выбежал в коридор.
- Косс, что происходит? Сбежавшие люди Морака напали на кого-то?
Нет, парень, успокойся. Останься с Лией, а я проверю ворота. Мне доложили, что к нам гости, их много. Если придётся, мы примем бой.
- Я готов взять оружие, не заставляй меня оставаться!
Но Косс был несгибаем, он пресёк попытку юноши совершить опрометчивый поступок.
- Твоя смерть будет лишней, если ты решишь так бездумно погибнуть. Ворота заперты, орудия направлены на площадь, нам нечего опасаться. Да, к тому же, сейчас Соли принесёт сюда Нут, тебе есть кого защищать.
Эливен сдался, но с трудом поборол в себе желание убежать с этого места, чтобы не попадаться на глаза Лие. Однако он всё же нашёл подходящее для себя решение. Когда Соли вошла внутрь, Эливен взял в руки пику и остался стоять снаружи, вглядываясь в тёмные дыры коридоров и напрягая слух.
Ситуация возле ворот сложилась непростая. Косс лично держал в каждой руке по спусковому шнуру, готовый дёрнуть за них в любое мгновение. Веер стрел не оставит живого места на площади перед входом, а оставшихся в живых добьют стрелки, стоявшие за спиной командира.
- Слишком уверенно приближаются. Они скоро будут на площади, - недоумевал Косс. – Ведут себя так, будто только что на свет народились!
Приближающийся отряд остановился перед самой линией, которой не достигнут стрелы. Косс насторожился, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-то, кроме чёрной массы непрошенных гостей.
- Кто вы такие и что вам нужно? – выкрикнул он в бойницу, тут же убрав голову в сторону. Слабый свет забрезжил среди прибывших, кто-то осмелился зажечь фитиль. Это окончательно вывело из равновесия не только Косса, но и остальных стражников. Что всё это значит? Противник издевается над ними? Он облегчил задачу стрелкам, но не дал возможности стрелам поразить его.
- Подойди ближе! Ты, с огнём! – предложил Косс, не понимая, чего хотят эти люди, и что ему предпринять.
- Косс? Это ты? – выкрикнула рослая фигура, держащая лампу. – Я подойду один, а ты обещай, что не спустишь крючки.
- Обещаю, будет так! – ответил Косс, впиваясь пальцами в стену. Странный голос, он где-то слышал его раньше, но совсем забыл, а может быть, просто вычеркнул из памяти. Шаги снаружи прекратились, давая понять, что незнакомец подошёл ближе и остановился. Приказав стражникам убрать свет, он осторожно выглянул в отверстие. Огромный рост, огненная шевелюра, сомнений больше не было.
- Стаум? Это ты?
- Как видишь, Косс. А теперь тебе стоит поторопиться. Узнай, какова наша участь. Если мы умрём, то я не хочу, чтобы нас казнили люди Хобинхора, лучше мы покинем это место, тем более, нам есть куда пойти. Но можешь передать владыке, что его скользкий друг тоже вернулся, правда не по своей воле. А также добавь ещё одно – плантаторы свободны!
В ту же секунду ворота поднялись, принимая дорогих гостей. Разрешения кого-либо ещё не требовалось, Косс сам принял решение и отбросил прочь шнурки от орудий, которые только что натягивал. Стаум направился к воротам, где его уже ждали. Стражники обступили его со всех сторон, на их лицах сияла радость, каждый хотел прикоснуться к «одному из тех самых». Косс тоже поспешил к выходу, где крепко обнял воина и повёл его внутрь.
- Подожди, подожди. Объясни же мне, в чём дело? К тому же, ты не забыл, что я не один?
- Ворота открыты, пусть входят. Тебе лучше знать, кого ты привёл за собой.
Косс протянул переданную стражниками чашу, доверху наполненную чистой водой.
- Выпей с дороги, утоли жажду.
Стаум осторожно принял чашу из рук Косса, сделал небольшой глоток и протянул воду обратно, но тот убрал руки за спину.
- Пей сколько угодно, не жалей. Всем вода найдётся, - пытаясь сохранить серьёзный вид, сказал он, но тут же рассмеялся, а стражники подхватили смех, он понёсся по длинным запутанным тоннелям, заглянул в каждый уголок, и вскоре всё убежище знало о прибытии отряда домой.
Ночь ещё не закончилась, но убежище было на ногах. Старики, женщины и дети глазели на горбуна, которого волокли под руки его же бывшие наёмники. Лицо существа, совсем недавно наводившее ужас во всём подземелье, теперь не выражало совсем ничего. Его глаза были закрыты, а фиолетово-чёрные губы свисали до самого подбородка. Его легко можно было принять за мёртвого, если бы он иногда не передвигал ногами. Тащившие его верзилы не считали нужным поднимать карлика выше, поэтому ноги Морака волочились по полу, но когда он ударялся коленями о камни, то начинал перебирать ими, вызывая у окружающих редкую, скромную усмешку.
- Тащите его в тронный зал, пусть там побудет до утра, - приказал Косс, с удовольствием заметив, как встрепенулся карлик и принялся брыкаться и вырываться из рук наёмников.
- Что, боишься мести Хобинхора? Ты же выполнял его приказ, или это не так?
Морак извивался, плевался кровью и закатывал глаза, не понимая, почему при упоминании имени Хобинхора смеются даже женщины и дети.
- Я заплачу вам, весь ироний, что у меня есть, все сокровища… Послушай меня, великий воин, все вы… Я знаю много мест, где можно хорошо нажиться! Верьте мне, только я знаю!
- Можешь не напрягать свою глотку, - сказал Косс, одёрнув портьеру на входе в тронный зал. – Мы и сами знаем такие места, но ты их уже не увидишь. Свяжите его покрепче. А этих пока разделите на три группы и определите куда-нибудь, выставьте караул.
Щель в потолке стала тёмно-синей, но её света не хватало для того, чтобы в голове Морака зародилась хоть какая-то ясность. Почему его ещё не придушил этот чёрный старик? Если он сидит сейчас на своём троне, то ему прекрасно видно, что происходит возле этих ступеней. Несколько стражников связали его и бросили на песчаный пол, а сами уселись неподалёку, не обращая никакого внимания на трон и его хозяина.
Синий луч стал ярче и светлее, он полз по ступеням выше и выше, превращаясь в голубой, а потом и в белый. Вот он уже коснулся чаши, доверху наполненной иронием, переметнулся на подлокотник кресла, скользнул по блестящей клавише, задержался там на миг и двинулся дальше.
Зрачки Морака остановились, глядя в одну точку, когда свет попал на сиденье трона. Он был пуст, старика в нём не было! Но радоваться ли ему, что это именно так, карлик не знал. Зацепившись за ступеньку связанными руками, он вскочил на ноги и успел сделать два прыжка к выходу, но тут же чья-то нога повалила его на пол и прижала к песку.
- Рано ещё, Морак. Это твой последний ночлег.
В подземелье встречали утро. Оно было не таким, как раньше. Его ждали, боясь пропустить что-то главное, очень важное для каждого.
Глава 37
Люди собирались на площадке перед тронным залом слишком быстро, поэтому Коссу пришлось начать впускать их внутрь. Многих из них интересовал не столько предстоящий процесс приговора злодею, сколько сам тронный зал. Кто-то никогда раньше в нём не был, а некоторые решили собственными глазами увидеть пустой трон без ужасного чёрного старика. Ряд вооружённых воинов разделил зал на две части, в одной из которых, оказавшейся за их спинами, ожидал своей участи Морак, злой и коварный горбун, принёсший убежищу столько бед.
Но сквозь щели полузакрытых век он всё же видел, что втекающей внутрь толпе вовсе не интересен какой-то там карлик, обманувший самого владыку. Все глазели на величественный трон, возвышающийся посреди каменного пьедестала, освещённого утренним солнцем. Его обходили стороной, устремляясь в дальний угол потемнее, но с трудом отводили от него взгляд.
Лия тоже пришла в этот зал, как и Эливен. Соли вела дочурку за руку, но в толпе зрителей ей было совсем не интересно. Тогда Соли решилась на смелый поступок и отправилась с ней на другую сторону зала, за трон, где ещё точно никто никогда не был. Лия неважно себя чувствовала и хотела остаться в комнате, тем более, ей был совершенно не нужен какой-то карлик, которого она никогда не видела раньше. Но она всё равно пошла, чтобы не ставить перед неловким выбором Эливена, взявшего на себя обязанность обеспечивать безопасность девушки и её подопечных, постоянно требующих пищи.
Несколько бывших наёмников, показавшихся Стауму самыми рассудительными, тоже были тут, но под особым присмотром. Остальных решили оставить под надзором в другом месте. Косс поднялся на одну ступеньку пьедестала и приготовился держать слово. Шум понемногу стих, воцарилась торжественная тишина, и он начал говорить.
- Кодбаны, что присутствуют в этом зале, а также плантаторы, хоть и в меньшем числе, но ставшие нам соседями. Сегодня нам предстоит решить участь одного человека, которого даже нельзя так назвать, скорее – существа…
- Да чего там решать, уже и так всё решено! – не сдержался Стаум. – Он умрёт, и он сам знает об этом!
- Ты прав, тем более, ты это сам решил, когда привёз его сюда. Но я обязан перечислить всё то, что он сделал. Я хочу, чтобы он вышел сюда, в середину зала. Пусть все посмотрят на него.
Морак не пошевелился, он ещё крепче закрыл глаза и перестал дышать. Руки, связанные за спиной, никто не решился освободить, не зная, что можно ожидать от этого хитрого типа. Несколько стражников схватили его и приволокли на площадку перед троном, где и бросили, поспешив отойти подальше.
- Если кто-то думает, что он уже мёртв, то ошибается. Этот горбун перехитрит любого, взять хотя бы то, как он попал в это убежище когда-то. Его наглость оказалась настолько странной, что стража просто опустила руки, испугавшись гнева Хобинхора.
При упоминании хозяина этого зала в затемнённом углу пронёсся шёпот.
- Он забрал нашу воду, пищу, натравил на нас своих людей, требуя всё больше и больше. По его злому умыслу погибло много людей, а убежище плантаторов было полностью разорено!
Лия вздрогнула, а по спине Эливена пробежала холодная волна. Шрамы на его теле от верёвки, которой он был прикован к груму, ещё не зажили до конца. Глядя на это грязное создание на песчаном полу, он думал не о нём, а о Маттисе, который тащил его на себе по длинным ровным коридорам, чтобы спасти. У той пищи, что они горстями всыпали в пересохшие рты, был вкус, он вспомнил его. Лёд, который стекал струйкой из окровавленных ладоней Маттиса, был тогда самым дорогим подарком, который только можно было себе представить. Всё ушло, это уже в далёком прошлом, но то предчувствие Маттиса за минуту до смерти забыть нельзя. «Почему я не поверил тебе, зачем торопил, ведь можно было остаться на месте и выжить», - с горечью думал Эливен, невольно ощупывая рубаху на груди в поисках чего-то очень важного.
- Его люди не пустили нас к Аонису, когда грумы утащили ребёнка. Его можно было спасти! – не удержалась Соли, поборов свой страх перед карликом, злобно глядящим в сторону трона, за которым Нут играла шариками ирония. – Пусть умрёт, никакой пощады!
- Аонис забрал ребёнка, но вместо него дал вам воду, - произнёс один из бывших наёмников, имеющих возможность присутствовать в зале. Но Стаум велел ему больше не открывать рта, если тот не рассчитывает лежать на песчаном полу рядом со своим бывшим хозяином. Косс спустился со ступеньки пьедестала и подошёл к Эливену.
- Вот кому мы обязаны за нашу воду, а Аонис тут ни при чём. Ребёнка унесли грумы, и никаких других сил быть не может.
Эливен решил не говорить о том, что нашёл похищенных детей. Время покажет, что делать дальше.
- В том, что я ещё жив, заслуга Косса. Если бы не он, никто не узнал бы о ледяном озере под нашими ногами.
- Назначить Косса главным, кто за это? – громогласно выдал Стаум. В зале разразился восторженный гул, но Косс утихомирил шумевших, переведя внимание на истинную причину собрания.
- Предлагаю решить с Мораком прямо сейчас, иначе мы забудем, зачем собрались здесь. Эливен, что ты предлагаешь?
- Когда я сидел там и ждал расправы над собой, я услышал кое-что. Мои надзиратели разговаривали между собой, не заботясь о том, что я могу их услышать. Тем более, они уже не считали, что я могу оказаться по другую сторону того завала. Оказывается, целью Морака было совсем не ограбление плантаторов. Он рассчитывал занять трон Асимора, а силы кодбанов ослабить настолько, чтобы горстка наёмников уничтожила и Хобинхора. Таким образом, Морак стал бы править огромной территорией единолично.
- Но уничтожив плантаторов, он лишил оставшихся в живых пищи, - рассуждал Косс. – Только плантаторы умели разводить морхунов, выращивать семирду и васхру. Кто теперь это сделает за них? Мы обречены.
- Ему нет никакого дела до живых. Вы только посмотрите на него, он смертельно болен! – изрекла Соли.
- Пора кончать с ним, слишком много времени он у нас отнял, - сделал вывод Стаум.
- Позвольте, я заберу у него то, что когда-то принадлежало мне, - произнёс Эливен и направился к лежащему вверх лицом карлику. Тот скалил зубы и пускал кровавую пену изо рта, угрожая вцепиться в любого, кто прикоснётся к нему. Эливену впервые удалось разглядеть существо, корчившееся у его ног, при ярком свете, падающем с потолка.
- У тебя то, что принадлежит не тебе. Отдай, это будет единственным, что ты сделал в своей жизни справедливого.
Отражавшие безумие карлика закатившиеся глаза мгновенно уставились на Эливена, а из безобразного рта раздались клокочущие звуки.
- Ты ещё жив, как я погляжу? Ну что ж, отсюда нас унесут вместе. Попробуй забрать у меня это!
Эливен не раздумывая наклонился над карликом, чтобы сорвать с его шеи медальон Маттиса, но тот вдруг вскочил на ноги, схватил юношу за шею и приставил к ней нож. Эливен оказался на коленях, а Морак держал его за волосы и вопил, повернувшись к зевакам возле стены.
- Вам нужен этот плантатор? Его голова покатится к вашим ногам, если никто не освободит мне дорогу отсюда! Я буду отрезать ему уши, пока вы обдумываете мои слова!
Косс боялся пошевелиться, опасаясь, что Морак перережет Эливену горло. Стаум оценивал ситуацию, но ему не хватало времени. Если кто-то из стражников только попробует поднять арбалет, карлик исполнит угрозу. Обойти его со спины не было никакой возможности, все были перед ним, как на ладони. Лия, никем не поддерживаемая, обмякла и упала на пол, потеряв сознание.
- Мы освободим тебе дорогу, Морак, - отчётливо произнёс Стаум. – Только ты смотри, не оступись, а то тебе уже не в чем будет нас винить.
- Ах, это ты там, великий освободитель? А кого я должен винить в том, что сейчас происходит, не тебя ли? Я обещал отрезать уши этому выродку, так приготовьтесь собирать их по полу.
Морак убрал нож от шеи Эливена, но выполнить свой план уже не смог. Его спину пробила огромная стрела, выпущенная механизмом, спрятанным под потолком. Соли, обессиленная от потрясения, опустилась на сиденье трона, продолжая давить на гладкую клавишу в подлокотнике. Выпучив глаза и свернув губы в трубочку, карлик потянулся к стреле, торчащей сзади, но повалился на спину и упал. Наконечник стрелы вышел из груди, сквозь дыру в одежде полилась чёрная кровь, как будто и не собиралась оставаться с прежним хозяином.
Эливен сорвал с шеи мертвеца медальон и поспешил покинуть площадку перед троном, где чёрная лужа становилась всё шире, источая ужасную вонь.
- Я думаю, горбун знал про арбалет под потолком, - поделился мыслями со Стаумом Косс. – Я не удивлюсь, если он сам заранее спрятал нож в песке перед троном.
- Но как он мог всё это предвидеть? Ведь он сделал это на глазах у Хобинхора, иначе никак. Это не под силу даже невидимке.
- Песок не меняли уже много лет, с тех пор, как Хобинхор прекратил кровопролития в тронном зале. Я думаю, что карлик спрятал нож, не рассчитывая на то, что он когда-нибудь ему понадобится. Наверняка таких тайников он приготовил достаточно, нужно только выждать время, чтобы они вылезли наружу.
- Ты прав, Косс, в тебе есть что-то такое, чего нет у других. Но как ты объяснишь то, что Морак, зная о механизме, повернулся к нему спиной, да ещё и угрожал ножом?
- Всё легко, друг мой. Если бы у него не было ножа, приставленного к горлу кого бы то ни было, то он не смог бы получить ту стрелу в спину. Казнь на площади – это слишком жестоко даже для такой мерзости, как Морак.
- Но он действительно убил бы Эливена?
- Я думаю, что он успел бы применить нож, даже несмотря на столь метко пущенную стрелу. Но всё решилось иначе, Эливен жив, а Морака больше нет. Теперь же у нас есть дела поважнее, пора ими заняться.
- Ты прав, друг мой, прав, как всегда.
В пещерах становилось всё холоднее с каждым днём. Даже те немногие старики, что умудрялись цепляться за жизнь в столь суровых условиях, не помнили такого холодного времени. Вода в источнике так и не появилась больше, отчего уважение к Эливену и Коссу возросло ещё сильнее. Если бы не их удивительное открытие, в убежище уже никого в живых не осталось бы. Однако, даже имея теперь вдоволь льда, возникали трудности с получением воды. Чаша, доверху наполненная измельчённым льдом вечером, не превращалась в воду даже к утру. Только в тех помещениях, где были трещины в потолке, солнечные лучи успевали растопить за день одну-две чаши, но ложные надежды обрывались, когда этот лёд выносили из убежища наружу. За воротами никакого тепла не было. Снова не хватало воды, а добыть её, не сжигая драгоценную траву или и без этого так необходимую одежду, не было возможности.
Однажды Эливен, грея в ладонях кусочек льда, сливал воду в кожаную ёмкость. Спустя какое-то время он понял, что вода снова застывает даже там. Тогда он сунул канистру под одежду, но вскоре вынул обратно, стуча зубами от холода. Чтобы хоть как-то согреться, он решил сходить в сторону ворот и вернуться обратно. По пути он свернул к стойлу, где мирно спали несколько скакунов. Этим пернатым ничего не стоило раскусить кусок льда и проглотить его, утолив тем самым жажду. Их горячее тело, защищённое плотными перьями, не чувствовало холода. Эливен стоял, будто каменная статуя, глядя на безмятежных животных, и боялся спугнуть мысль, которая то приближалась, то снова ускользала от него. И вдруг, не заботясь о погасшем фитиле, он помчался обратно к себе, схватил канистру и начал набивать её ледяными осколками. Завязав горлышко концом верёвки, он побежал с этим странным грузом в стойло. Отыскав глазами Бро, самого дружелюбного и послушного, он приподнял ему крыло, положил под него канистру со льдом и перекинул верёвку через спину. Поднырнув под морхуна, он перехватил конец верёвки и привязал его к шее скакуна.
- Потерпи, родной. Так надо.
Бро лишь приоткрыл тяжёлые веки, чтобы через мгновение снова их закрыть и продолжить прерванный сон.
Эливен сидел возле Бро всю ночь, пока скакуны не вздумали напомнить о своих пустых желудках. Осторожно, боясь, что его идея провалилась, он просунул руку под крыло морхуна и выдохнул с облегчением. Канистра была мягкой, к тому же ещё и тёплой. Развязав верёвку, Эливен обнял Бро за шею и помчался к комнате Лии. Странная болезнь не давала ей никакой радости, даже птенцов пришлось унести подальше, чтобы они не нарушали тишины своим неистощимым голодным кряхтением. Нут унесла их к себе, организовала небольшой загон из камней и не сводила с них глаз. Морхуны давно уже не помещались в корзине и требовали свободы, норов скакунов в них разрастался даже быстрее, чем перья на крыльях.
Эливен подошёл к занавеске, но не успел прикоснуться к ней, как из комнаты вышла Соли.
- Она совсем плоха, сегодня утром отказалась вставать.
Эливен протянул совсем ещё тёплую канистру с водой и в смятении опустил голову.
- Неужели ничего нельзя сделать?
Соли покачала головой, но решила передать Эливену, что есть одна старушка, которая может дать совет. Только та давно не ходит, а у Лии совсем нет сил отправиться к ней самой.
- Я отнесу Лию на руках! Где живёт эта старуха?
Но Соли посоветовала не тревожить девушку, такое путешествие точно убьёт её. Всё утро Эливен ходил из угла в угол, метался по коридорам, пытаясь найти хоть какое-то решение. Смерть Маттиса давила на него по сей день, в ней он винил и себя тоже. Однако, смерти Лии он бы уже не перенёс. Даже если им не суждено быть вместе никогда, он согласен был на то, что она будет где-то рядом.
Случайно заглянув в какую-то комнату с гладким чёрным камнем посередине, он заметил забытую всеми шкуру грума, ту самую, в которой Косс приволок его в убежище. Она стала твёрдой от холода, но сгибалась, если приложить силу. Недолго думая, он вытащил из-за пояса нож и принялся что-то мастерить. Ближе к вечеру, грязный и мокрый, Эливен прибежал к воротам и подозвал Косса.
- Мне нужно знать, где живёт та старуха, которая может помочь Лие. Я сам принесу её сюда, чего бы мне это не стоило!
На следующее утро занавеска в комнату Лии одёрнулась, внутрь вошёл Косс, за ним Эливен. Соли хотела возразить такому вторжению, но вдруг заметила за спиной у Эливена нечто такое, что заставило её промолчать. Старушка, про которую говорила она Эливену, сидела в своеобразном гамаке, грубо вырезанном из шкуры грума. Странное приспособление висело за спиной юноши на лямках из верёвки, перекинутой через плечи. Взгромоздив поклажу на лежак, он склонил голову и вышел в коридор. Косс незамедлительно последовал за ним.
Тянулись минуты, Эливен боялся дышать и шевелиться. Он не хотел прислушиваться к звукам в комнате, хотя там явно что-то происходило. Зажав в ладони медальон, он думал о Лие, вспоминая, каким смешным и грязным было её лицо, когда Косс вытащил их обоих на поверхность из захваченного Мораком убежища. Это было то редкое мгновение, когда она засмеялась. Эливен не мог поверить, что больше никогда не услышит этот счастливый смех.
Занавеска отодвинулась, в коридор вышла Соли. В ожидании плохих вестей Эливен сжался, пытаясь стать невидимым.
- Как же я сама не поняла, что с ней? Теперь всё зависит только от неё самой, захочет ли она жить или угаснет до конца, как утренняя звезда.
- Но что же с ней, Соли, скажи наконец! – не выдержал Эливен.
- У Лии будет ребёнок, хотя, это ей совсем безразлично.
Глава 38
Холодные дни и ледяные ночи тянулись долго, запасы еды и жира для ламп иссякали, необходимо было принимать какое-то решение. Шесть скакунов, оставшихся в живых, были последней надеждой на пропитание, но и их мяса не хватит, чтобы протянуть до тепла.
- Тепло ничего нам не принесёт, нужно искать другой выход из положения, - отвечал Эливен, пытаясь сохранить морхунам жизнь.
- Нужно идти к плантаторам, пока они окончательно не забаррикадировались, - предложил Стаум.
- Да, но с чем нам к ним пожаловать? Их скакуны задохнулись в дыму, а весь жир сгорел в пожаре. У них ничего нет, как и у нас, - рассудил Косс, но Эливен не согласился с его выводом.
- У нас есть вода, почему бы нам не предложить им воду? И чем скорее мы это сделаем, тем лучше!
- Но как мы её к ним доставим? Замёрзшая пустыня днём теперь даже опасней, чем раньше, а ночью мы не сможем даже глотнуть воздуха, не упав после этого замертво, - заметил Косс.
- Идти нужно днём, скакуны смогут выдержать холод, но если до вечера они не укроются в убежище, то ночь убьёт их. Я уже не говорю об остальных.
- Я готов идти, и поверь мне, Эливен, я найду способ попасть в убежище, есть у меня кое-что ценное для этого, - добавил Стаум. – Пора наполнить нашу повозку доверху, верзилы неплохо выполняют свою работу.
Бывшие люди Морака в этот день трудились не покладая рук. Мешки со льдом поднимали из норы и относили к воротам. Когда лёд уже не во что было складывать, Эливен предложил грузить ледяные глыбы, как они есть, сразу в повозку. Вечером, когда все разошлись по пещерам, Эливен прокрался к знакомому входу и тихо позвал Лию. Не надеясь на то, что его услышали, он уже собирался уходить, как вдруг послышался голос. Он также тихо позвал Эливена войти.
- Ты уходишь завтра? – робко спросила Лия, боясь взглянуть на гостя.
- Да, Лия, мы решили сделать это. Так надо, понимаешь…
- Как бы я хотела пойти с вами, но не смогу. Ты прости меня, если сможешь, я приношу одни лишь несчастья.
- Нет, Лия, не стоит. Я понимаю тебя, твоя утрата невосполнима. Можно я лишь об одном попрошу тебя перед своим уходом? Постарайся победить, не ради себя, но ради ребёнка. Это всё, что у тебя осталось от… него, кроме горестных воспоминаний. И ещё одно: Лия, ты нужна нам, мне, этим людям. Ты поможешь им выжить.
В глазах девушки застыл немой вопрос, но Эливен и сам не знал на него ответа. Просто он чувствовал сейчас, как из его груди рвётся сердце, которое уже давно ответило за него на все вопросы.
- Эливен, я должна сказать тебе… Есть что-то очень важное, это касается нас, всех нас. Помнишь, был такой старик, Иногур? Он мёртв, я это знаю, но ты должен найти его пещеру. Там все ответы, я обещала Гору…, - Лия отвернулась к стене и зарыдала. – Гор там, позаботься о его теле, когда найдёшь.
- Обещаю тебе, Лия. Эливен ещё какое-то время стоял и смотрел на вздрагивающие плечи девушки, но так и не посмел подойти ближе. Когда он ушёл, Лия обернулась к выходу и зарыдала ещё сильнее.
Две крытые повозки, запряжённые двумя парами скакунов, с первыми лучами солнца выкатились за ворота. Долгий и трудный путь ждал путников в этот день. Крытые повозки помогали скрыться от яркого солнца, но они совсем не спасали от холода. Скакунам тоже пришлось нелегко, солнце слепило им глаза, они теряли направление и начинали плутать. Стаум, несмотря на холод, спрыгивал с повозки и долго смотрел на светило, а потом шёл рядом с Бро, пока тот не начинал привыкать к нужному направлению.
Однако только этим трудности путников не ограничились. Не преодолев и половины пути, им снова пришлось остановиться. Ско наотрез отказался идти дальше. Никакие понукания, уговоры и ласка не смогли сдвинуть его с места. Он шёл в паре с другим морхуном и тащил вторую повозку. Времени на размышления не оставалось, нужно было бросить скакуна тут или забить его на мясо. Однако позже выяснилось, что последнее, скорее всего, выполнить будет невозможно.
Нам придётся идти пешком, потому что Ско займёт всю повозку. Мало того, нам тоже придётся впрягаться, он слишком тяжёл, - размышлял Косс. – А если разделывать тушу, то мы погибнем все ещё до заката.
- Придётся оставлять здесь. Может быть, он сможет выжить ночью, а мы заберём его завтра, - предложил Стаум. Косс поддержал его, добавив, что обратный путь для Ско может оказаться более желанным. Но каждый понял про себя, что им больше нечего сказать друг другу в оправдание. Скакун, даже если ему и удастся выжить, уже не сможет ступить ни шагу.
- А что, если нам отправить его обратно в убежище? Морхуны легко находят дорогу, если след ещё свежий, - сказал Эливен, но тут же отверг собственную идею. Ско не собирался сходить с того места, на котором стоял. Предстояло принять тяжёлое решение – оставить скакуна здесь, посреди пустыни, где ему не выжить.
Эливен подошёл к скакунам, запряжённым в первую повозку, и погладил Бро по шее. И вдруг ему пришла в голову одна идея. Он освободил скакуна из связки с его парой и повёл ко второй повозке.
- Эливен, ты что задумал? – удивлённо воскликнул Косс.
- Пока не знаю, хочу попробовать кое-что.
Отвязав скакуна от связки со Ско, он запряг туда Бро, а освободившегося морхуна впряг в первую повозку. Затем, поманив рукой Бро, сам пошёл вперёд. Скакун послушно направился вслед за Эливеном, и тут произошло чудо. Ско пошёл рядом, как будто никакой остановки вовсе и не планировал до этого. Новая связка морхунов обошла первую повозку и взяла верное направление в сторону убежища плантаторов.
- Нам остаётся лишь присматривать за повозкой со льдом, которая теперь поедет сзади, - сказал Эливен, не скрывая радости.
Но когда одна беда остаётся позади, на её место обязательно приходит другая. Первым почуял неладное Стаум, услышав странные звуки позади. Выглянув из повозки, он понял, что в этот раз путникам не отделаться так просто, как в первый. Растолкав замёрзших попутчиков, он остановил скакунов и побежал к повозке со льдом. Животные, ворча и перекашливаясь, пытались сдвинуть свою ношу с места, но это было им не под силу. Днище повозки рухнуло под ледяной массой и вгрызлось в плотный песок. Стаум остановил рвущихся вперёд животных и отвязал их.
- Мы не сможем это починить, - заявил Косс. – Пока мы уберём весь этот лёд, отморозим себе руки. Я уже не говорю о самой починке повозки и обратной загрузке.
- Но тогда мы приедем с пустыми руками, - заметил Эливен. – Вряд ли нам хоть что-то перепадёт.
Стаум похлопал Эливена по плечу, пытаясь подбодрить юношу.
- Но ведь ты – плантатор, если ещё не забыл об этом. Ты можешь остаться с ними.
- Даже если это возможно, я этого не сделаю. Мы придём туда вместе и уйдём обратно, даже если придётся вернуться ни с чем.
- Но как же быть со льдом? Не стоит ли нам развернуться и идти обратно, пока не поздно? – предложил Косс.
- Нет, мы должны добраться до убежища, осталось совсем немного. Скакунов будем менять, а лёд… Давайте загрузим на уцелевшую повозку хотя бы ту часть, которая в мешках. Нельзя прийти с пустыми руками.
- Но тогда в повозке нам не будет места, - заметил Стаум. Эливен не задумывался над ответом.
- Я пойду пешком, другого выхода я не вижу.
- Мы будем идти по очереди, правда, Стаум?
Воин без промедления кивнул головой и принялся таскать мешки со льдом в повозку.
- Десять мешков. Не так уж и много, чтобы что-то требовать взамен.
- Это начало, Косс. Будут ещё, тем более, сломанная повозка останется тут, как и весь лёд. В случае, если нам поверят, плантаторы сами смогут его забрать отсюда позже, - сказал Эливен.
Свободных скакунов привязали сзади повозки, они послушно последовали за ней, почувствовав отсутствие тяжёлой ноши за спиной. Путники шли по очереди рядом с повозкой, но идти пешком становилось всё труднее. Время, проведённое снаружи, всё больше сокращалось, а самостоятельно влезть обратно мог уже только Стаум. Однажды он попытался влезть на одного из скакунов, привязанных за повозку, но стало только хуже, без движения руки и ноги замерзали ещё сильнее.
огда вылезть из повозки стало не намного легче, чем залезть обратно, было решено выкинуть все мешки со льдом, кроме одного. По расчётам Стаума, до убежища было уже недалеко, хотя, судя по солнцу, холм должен был появиться уже давно, но его так и не было.
- Похоже, мы сбились с пути. Только этого нам не хватало, - пробормотал воин, останавливая скакунов. Пытаясь понять, как такое могло случиться, он посмотрел на солнце, уже клонившееся к закату где-то сзади, но так не должно быть, во всяком случае, не сейчас. Утром оно светило в лицо и мешало идти, но через какое-то время оно должно было остаться справа.
- Скакуны сбились с пути, яркий свет постепенно сворачивал их в сторону, они ушли значительно левее. Хотелось бы знать, когда это случилось, на сколько мы отдалились от цели.
Стаума никто не ответил. Косс и Эливен от мороза уже не приходили в себя. Воин обрезал тент с повозки, он упал на путников, совсем немного защищая от холодного ветра, а сам направил Бро вправо и пошёл рядом.
- Давай, друг, выводи нас. Только не ошибись, не сворачивай никуда, слышишь?
С трудом взгромоздившись на одного из морхунов, привязанных к повозке, Стаум опустил голову и замер.
- Великий воин, очнись. Великий воин…, - бормотал кто-то рядом, осторожно тряся Стаума за плечо. Глаза не хотели открываться, а тело гнуться. Первая мысль, посетившая его, было желание узнать, как он, замёрзший насмерть, может кого-то слышать? К тому же, он где-то уже слышал этот странный голос.
- Ты кто? – не раскрывая глаз, спросил Стаум, однако, ему было почти безразлично, как звать этого смельчака, трясущего его за плечо.
- Орх…орхон, воин. Мне сказали, что вдалеке остановилась странная повозка, окружённая скакунами. Я велел проверить, а там…
- Порхо! Порхо, это ты? – воскликнул Стаум, привстав на локте с холодного пола. – Но как же ты решился выйти из убежища? Ты спас моих попутчиков? Где они, живы?
- Да, воин, они живы, только сильно замёрзли. Посыльные вернулись и сказали, что на шее одного из скакунов висит высушенная голова. Я сразу догадался, что это ты, велел привезти вовозку сюда.
- Бро, он справился… Постой, но почему у меня так болит спина и затылок?
Порхо потупил взгляд, но набрался смелости и признался.
- Мы пытались тебя снять с морхуна, но ты совсем не гнулся. Не справились, не рассчитали силы, и вот…
- Я что, упал со скакуна? Вот это подходящее завершение путешествия, - засмеялся воин, почёсывая ноющий затылок.
Путников отвели в тронный зал, который пустовал после его последнего постояльца, голова которого теперь висела на спинке трона, заставляя Порхо постоянно вздрагивать.
- Ну, рассказывай по порядку, - потребовал Стаум от своего бывшего провожатого. – Я смотрю, ты принял командование в свои руки?
- Да чего уж там, когда нет ни еды, ни воды. То, что наворовали люди Морака, а потом бросили впопыхах, растаскали в одно мгновение. Многие забаррикадировались в своих пещерах, а те, кто не успел, ушли в поисках соседних убежищ и наверняка погибли.
- Но как же урожай? Кто будет теперь работать? – поинтересовался Эливен.
- Некому работать, да и для чего теперь это нужно? – вздыхал Порхо. – У нас не осталось ни одного морхуна, к чему теперь васхра или семирда? Да и воды у нас тоже нет. Жира для ламп нет, да и взять его неоткуда.
- Да, плохи ваши дела. Скажи мне, Порхо, а что нужно для того, чтобы вырастить васхру и семирду? Ведь отсутствие мяса не должно стать поводом, чтобы отказаться от приправы к нему?
- Может это и так, великий воин, но не всегда получается так, как мы этого хотим. Чтобы вырастить васхру, нужна вода, чтобы вырастить скакунов, нужна вода, даже чтобы получить семирду, которую едят морхуны, тоже нужна вода! – воскликнул расчувствовавшийся Порхо, ударив себя по коленке.
- Скажи своим людям, Порхо, пусть принесут мешок с повозки. Есть у меня средство, чтобы успокоить тебя.
Спустя какое-то время принесли тяжёлый мешок и поставили возле ног Стаума. Тот без лишних раздумий взял его одной рукой и пошёл в дальний угол зала.
- Идём, Порхо, не отставай.
Каменное корыто было пустым, поэтому воин решил его заполнить льдом, к великому удивлению Порхо.
- Этого добра у нас хоть отбавляй, так что готовь своих плантаторов, нечего по углам прятаться.
Только Эливен не разделял мнения своего рослого товарища. Чтобы васхра и семирда получили достаточно воды, не хватит нескольких мешков со льдом, а если таскать повозки через всю пустыню, то вскоре не останется ни морхунов, ни погонщиков.
Перекусив из тех скудных запасов, что нашлось в карманах одежды, путники упали на мягкую кровать, пользуясь привилегиями хозяев высушенной головы. Порхо ещё долго сидел возле корыта, доверху заполненного льдом, в котором скромный фитиль разжигал радугу, будоража в мыслях слабого плантатора смысл его существования.
Рано утром, выяснив окончательно, что у плантаторов совсем нечего брать, Стаум стал собираться в обратный путь.
- Где Эливен? – поинтересовался он у Косса, который и сам в недоумении оглядывался по сторонам.
- Я пойду поищу его, - предложил Косс, но искать никого не пришлось. В зал вошёл Эливен и опустился на пол, уставший и бледный.
- Что случилось, парень? – недоумевал Стаум. – Ты выглядишь так, будто всю ночь сражался с грумами вместо того, чтобы спать и набираться сил. Ты не забыл, что нас ждёт нелёгкая дорога?
- Эливен, если ты решишь остаться, твоя воля. Это твой дом, а мы уйдём одни, - добавил Косс, но тут же получил в свой адрес укоризненный взгляд.
- Я остаюсь, но по другой причине. Мне нужно кое-что проверить, и если мои догадки верны, скоро всё изменится. Уезжайте без меня, так будет лучше.
- Кому лучше, Эливен? – возмутился воин. – Если только тебе, то я не согласен. Давай, выкладывай всё, как есть!
Эливен заметил искорку в глазах воина, а Косс, стараясь не выдать себя, сам не ведая того, уже давно дал понять всем, что никуда не уедет без Эливена.
- А не задержаться ли нам ещё на денёк, а, Порхо? – воскликнул Стаум, снова развязывая кожаные ремни на шее Бро, которые только что так тщательно завязывал.
Глава 39
- Гор, советник Умарс и старик Иногур. Я не понимаю, как они здесь оказались и что произошло, - тихо произнёс Эливен, указывая на практически иссохшие тела.
- Двое убиты здесь, этого завалило камнями, а тот, небольшого роста, умер от удара ножом. А вот этот…, - Стаум кивнул в сторону выемки в стене и потупил взгляд. – Он был последним выжившим. Это он заложил камнями щель изнутри. Неплохая могилка, как же ты нашёл это место?
- Иногур был отшельником, никто не знал его так хорошо, как советник Умарс. Лия нашла это место, а я обещал позаботиться о Горе.
Стаум, как зачарованный, поднял тело Гора и положил в выемку в стене.
- Ладно, будем считать, что дело сделано, - заключил Стаум. – Готов поспорить, что мы тут совсем не за этим, ведь так?
Эливен подошёл к стене и поднял лампу над собой.
- Посмотрите сюда, это схема подземелья, но она почти уничтожена. На полу множество осколков, как будто это произошло совсем недавно. Камень в руке у старика, это он пытался скрыть схему. Но он не знал, что, пытаясь сохранить свой секрет, откроет нечто, так тщательно сокрытое от чужих глаз.
Фитиль плавно скользил вдоль стены, а глаза Косса раскрывались всё шире, выдавая неудержимый восторг.
- Это же озеро, наше ледяное озеро! – воскликнул он, но Эливен приставил палец к губам, чтобы утихомирить его восторг.
- Я тоже подумал об этом, но кое-что тут не так. Если это то самое ледяное озеро, которое нашли мы, то почему оно синее? Насколько я знаю, если мне не изменяет память, то оно зелёное. Или это другое озеро, или это совсем не то, что мы думаем, - изрёк Эливен.
- На схеме было два слоя, один под другим, - рассуждал Косс. – Верхний слой полностью закрывал нижний, но, ведь так и есть на самом деле! Оно скрыто под этими пещерами от посторонних глаз, и, если бы тебя тогда не утащили грумы, озеро никто никогда бы не обнаружил.
- Да, но что нам это даёт сейчас? – попытался поддержать беседу Стаум. – Льда у нас и так хватает, а еды нет и не будет.
- Здесь кое-что сохранилось, вот этот проход, он никуда не ведёт. Я прекрасно знаю это место, там раньше был Ручей жизни. Странно, что он не отмечен на этой схеме, - промолвил Эливен.
- Эти рисунки очень древние, судя по их состоянию, - добавил Косс. – Вполне возможно, что в то время, когда это рисовали, никакого ручья там не было. Но что это за точка, может ли она что-то обозначать?
Эливен задумался, но даже закрыв глаза и отвернувшись от фитиля, не смог вспомнить ничего, что могло бы обозначаться этой жирной чёрной точкой.
- Если это озеро, пусть даже оно и не зелёное – под нами, то как к нему пройти? – спросил Стаум, как всегда подходя к проблеме напрямую. – Эливену, можно сказать, повезло чуть не стать добычей стаи голодных тварей, утащивших его в свою нору. Но как же быть теперь? Эливен, ты не против, если мы тебя привяжем к какому-нибудь груму?
Стаум решил посмеяться над собственной шуткой, но не смог этого сделать. Может быть, момент был не подходящий, а возможно, само это место не вызывало у него излишнего восторга. Вместо этого он подошёл к стене и ткнул пальцем в жирную точку почти под самым потолком.
- Чего гадать? Раз схема уничтожена, то и рассматривать больше нечего. Предлагаю сходить туда и проверить, раз это так важно. Эливен, если ты знаешь, где это, так показывай дорогу.
Когда-то знакомые коридоры, по которым он бегал ещё ребёнком, встретили Эливена не дружелюбно. Они были совершенно пусты, покинуты всеми и забыты. Лишь изредка где-то вдалеке, в самых дальних закоулках уставшие от одиночества пещеры устраивают камнепад. Подземелье возвращается к своей прежней жизни, в вечное одиночество и мрак. Осталось совсем недолго, каменный скелет уже расправляет свои залежавшиеся кости – тоннели, устраивая перекличку между отростками – тупиками и закоулками. Скоро этот совершенный организм избавится от назойливых и вездесущих, но беспомощных существ навсегда. Холод, мрак и вечный покой – вот истинные хозяева этих мест. Каменное чудовище ждёт их и готовится к долгожданной встрече, избавляясь от всего лишнего, засыпая всё чуждое ему камнями и коричневой пылью.
Эливен был здесь ещё ребёнком, но постепенно дорогу сюда забыли, когда ручей исчез. Годы стёрли с пересохшего русла даже следы от когда-то журчащего в этом месте ручья. Углубление, раньше служившее ему дном, превратилось в небольшой каменистый холм из-за падающих сверху камней и пыли.
- Какое унылое и бесполезное место, - сделал вывод Стаум. – Здесь же совсем ничего нет, кроме этой кучи камней!
Эливен не знал, что делать дальше, да и надеялся ли он хоть на что-то, когда шёл сюда? Слёзы застыли на его ресницах, солнечные блики играли в них, переливаясь разноцветными полосками радуги. Точно так же блестел когда-то ручеёк, в котором он видел своё детское лицо. Теперь солнце, пробиваясь сквозь дыру в потолке, освещает лишь груду пыльных камней, наводящих тяжесть и страх.
Эливен смахнул слёзы с глаз, пока они не успели замёрзнуть, и поднял голову вверх. Дыра в потолке, такая же, как во многих других местах убежища, освещала пространство под собой. Люди избегают мест, где есть такая дыра, и это не из-за убийственных солнечных лучей. Ледяной ветер проникает в пещеру, забирает всё накопленное там тепло, а вместе с ним и жизни. Тёплые времена ещё далеко, а сейчас выжившие поселенцы вынуждены прятаться по тёмным норам, остерегаясь освещённых мест.
- Что ты там увидел, Эливен? – спросил Косс, растирая ладони и переминаясь с ноги на ногу.
- Это отверстие наверху… Кроме него тут больше ничего нет, что может напоминать ту жирную точку.
- Послушай, Эливен, а тебе не показалось странным, что это место не похоже на зал, комнату или… Я кчему это говорю, - рассуждал Стаум. – Та дальняя стена – она не часть скалы, как, скажем, эта.
Он указал на стену справа от себя и подошёл к дальней стене, как будто заваленной куда-то наружу.
- Непривычное зрелище, не правда ли? Такое ощущение, что эта стена падает. Эливен, ты говоришь, что был здесь раньше. Скажи, что-то изменилось с тех пор, кроме исчезновения ручья?
Эливен пытался что-то вспомнить из того далёкого времени, но всё уже давно стёрлось из памяти. Но наклоненная стена заставила и его обратить на себя внимание. Покрытая толстым, слежавшимся слоем коричневой пыли, она внешне ничем не отличалась от скалы слева и справа, но что-то в ней было не так. Стаум уже вооружился камнем и отдалбливал древнюю окаменевшую пыль. Каково же было удивление всех троих, когда из-под пыли показались камни, совсем не похожие на цельную скалу.
- Я так и думал! – воскликнул воин. – Нам просто перегородили путь, засыпав его камнями. Итак, друзья мои, готов вам сообщить – это не тупик! Возможно, именно в этом месте и начинается дорога, которую от нас так долго скрывали. Я не удивлюсь, если эти камни сыпали сюда сверху через дыру, подобную этой. Да-а, придётся попотеть, самое время для тех, кто желает согреться.
- Но, чтобы открыть этот проход, потребуется много дней, огромное количество людей, еда и питьё. Это просто невозможно, - возразил Косс, глядя на Эливена, продолжающего смотреть на отверстие в потолке.
- У нас нет времени ждать, а тем более, возможности заниматься расчисткой прохода, которого, возможно, там вовсе нет. Но даже если это не так и этот завал кто-то соорудил, то произошло это очень давно, может быть, тысячи лет назад. На схеме, которая изображена в логове Иногура, уже нет того прохода, а судя по окаменелости тех черепков, отколотых от схемы, её рисовали очень давно, - сказал Эливен.
- Должно же быть хоть что-то, похожее на истину, реальность, кроме этой стены, состоящей из кучи камней, под которыми может оказаться всё та же непреодолимая скала? Если на той схеме ничего нет, то почему оно непременно должно быть в действительности? – не выдержал Косс, решив поторопить друзей, трясясь от холода и кутаясь в промёрзшую насквозь одежду.
- Да, ты прав, - признался Стаум. – Обычно всё происходит совсем наоборот. Ты ждёшь, что спрятанный тобой мешок с едой лежит себе спокойно в тайнике, но когда ты приходишь за ним, чтобы забрать его, то…
- Стоп! – перебил Эливен глубокую мысль воина. – Я знаю, как можно проверить твоё предположение, Стаум. Точка на схеме – это послание из прошлого, намёк, подсказка. Те, кто сооружал завал, сделали это наверняка. Они бы не стали создавать странные схемы на стене в потайных пещерах. Но тот, кто рисовал это, оставил ключ к разгадке. Жирная точка именно в этом месте, там, где сейчас стою я.
Косс и Стаум посмотрели друг на друга, но не подали виду, что не поняли Эливена. Косс даже закивал головой, но лишь для того, чтобы хоть немного согреться. Он с радостью покинул бы это место, но поведение Эливена намекало на то, что тот и не собирался уходить. Мало того, он залез на холм посреди пещеры и стал пристально смотреть на дыру в потолке.
- Такой пролом уже был на нашем пути, Косс, не так ли? Он послужила нам как входом, так и выходом, так почему бы нам не воспользоваться тем же способом?
- Постой, Эливен… Ты хочешь вылезть через эту дыру? Но для чего тебе это делать, если есть другой способ оказаться на жутком холоде, просто пройдя через ворота? – недоумевал Косс, но Эливен совершенно не обращал внимания на его доводы.
- Нам не нужно вылазить через эту дыру, достаточно найти её там, снаружи, но только как это сделать?
Стаум присел на корточки и запустил пальцы в свою шевелюру.
- Задачка не из лёгких. Таких дырок там сколько угодно, можно искать целую вечность. Не самое подходящее время для этого. Даже если ты будешь кричать во всё горло, никто тебя сверху не услышит.
- Нужен какой-то знак, чтобы было видно издалека, но как его придумать…, - промолвил Косс, но тут же по лицу Эливена понял, что тот уже нашёл решение.
- Дым, вот что нам нужно. Его можно заметить издалека, но есть только одна проблема.
- И я даже догадываюсь, какая, - дополнил Стаум речь Эливена. – Что будем сжигать? Хотя, что сейчас гадать, пусть Порхо думает, ему лучше знать, что и где у него завалялось.
Обратный путь занял чуть меньше времени, так как путники не останавливались по пустякам, чтобы прислушаться к падению камней или осмотреться по сторонам. Порхо продолжал сидеть возле корыта со льдом, наблюдая за процессом таяния, который так и не начался. Не подняв головы, он молча выслушал Стаума и, не раздумывая, дал отрицательный ответ.
- Нет у нас ничего такого, что можно вот так просто сжечь. Никто не отдаст свою одежду или одеяла, даже занавески хоть немного, но останавливают холодный ветер. Вы же не хотите сжечь свою одежду, если на то пошло?
- Да, ты прав, с одеждой никто расстаться не захочет. Но неужели совсем ничего не осталось? Вы же плантаторы, которые трудились не покладая рук! Есть же ткань, из которой делались эти одежды или, наконец, нити которыми эти ткани сшивались? Неужели ничего нет, как такое могло случиться?
- Ты сам видел тот пожар, великий воин. В тот день стаскивали всё, что может гореть, к древнему входу. Почти всю ночь полыхало тогда всё наше добро, а теперь нет ничего.
Порхо снова опустил голову и принялся наблюдать за льдом, так и не изменившим своего состояния. Вопрос, казалось бы, не находил больше своего адресата, хотя Стаум догадывался, что этот человек хитрит. Люди, которые умирали каждый день, не забирали с собой в свой последний путь одеяла и занавески. Несомненно, Порхо или его людишки собирали всё это и где-то складывали, но как узнать правду, он не знал. Желание взять этого тощего лгуна за шею и выдавить из него информацию сменялось порывом сесть в повозку и мчаться по холодной пустыне, но это не даст совершенно ничего.
- Ты уверен, Порхо, что у тебя нет ничего, что ты мог бы дать нам? Учти, то, что мы просим, не стоит ничего по сравнению с тем, что ты можешь получить взамен.
Лицо плантатора боролось с эмоциями, но сохранять полное отречение от реальности он уже не мог. Наконец, он решил предложить некий компромисс.
- У нас нет еды, а тот лёд, что вы бросили в пустыне, никто не сможет привезти, кроме скакуна, запряжённого в повозку.
- Постой, постой! Уж не хочешь ли ты сказать, что просишь у нас скакуна? Взамен на горсть тряпья? – возмутился воин, но Эливен дал ему знак, что стоит умерить свой пыл и согласиться.
Через час в пещере Ручья жизни уже лежала гора вещей, мешков и одеял. Но и этого воину показалось недостаточным за благородного скакуна, которого он пока не решил оставить хитрому Порхо, хотя и согласился с Эливеном. Он не унимался и заставил людей, носившихся с тряпьём по коридорам убежища, прихватить все подушки с ложа бывшего правителя Асимора. Встретившись с Порхо лицом к лицу и заметив в нём негодование по поводу такого решения, Стаум снял со спинки трона шнурок с высушенной головой Морака и повесил её на шею плантатору. Этого оказалось достаточно, чтобы тот стал судорожно скидывать её, тем самым чуть не придушив себя.
- Выбирай, подушки или все ковры из комнаты, но учти: если ты не сделаешь выбор сам, то я заберу и то, и другое, - твёрдо заявил воин, поставив тем самым Порхо перед неизбежностью.
Уже был близок закат, и решение о дальнейших действиях нужно было принимать незамедлительно. Чтобы успеть обнаружить дыру и вернуться в убежище, нужно обладать проворностью насекомого, которого так трудно выгнать из копны волос. Стаума так и подмывало пойти самому, прихватив с собой Порхо, волоча его за шиворот, но свои мечты он решил оставить при себе.
Эливен сразу отверг предложение провести ещё одну ночь в этом убежище, не зная правды, скрытой в послании на стене. Тем более, закат может помочь в поиске отверстия, испускающего дым. Но другой вопрос не давал никому покоя. Смогут ли они вернуться до наступления темноты? Ночь убьёт всякого, кто решится с ней потягаться.
- Решение есть! – воскликнул Эливен. – Мы сядем на скакунов, хватит каждому! Успеем обернуться туда и обратно в одно мгновение, что вы об этом думаете?
Стауму эта идея понравилась, тем более, скакунов было четыре. Он с хитрой улыбкой обернулся, чтобы обрадовать Порхо тем, что тот тоже принимает участие в вечерней вылазке, но того и след простыл. Был ли он или, быть может, воину только показалось, что Порхо стоял за спиной всё это время?
- Ладно, четвёртый скакун останется в убежище, пусть Порхо не переживает. Если мы сгинем, он уже получил свою награду.
- Постой, Стаум! – Эливен вдруг обнаружил невидимое препятствие в столь радужных планах, которое может им всем стоить жизни. – Я прошу тебя остаться в убежище. Будь возле ворот, чтобы мы знали, что нас ждут. К тому же, должен ведь кто-то устроить этот грандиозный пожар? Боюсь, что твой друг Порхо уже не способен на этот опрометчивый шаг.
Глава 40
Стоять и ждать, или поджечь и бежать к воротам? Но если стоять, то можно задохнуться в дыму, а может быть, поджечь позже, когда будет уверенность, что они уже вышли за ворота? А что, если огонь не займётся и всё пойдёт не по плану?
Стаум боялся совершить глупую и непростительную ошибку, поспешив поджечь кучу тряпья или опоздать с этим. Считая себя уже старым воином, он так и не видел ни разу толком, как разгорается пламя, за что винил теперь себя. Он жалел сейчас, что не оставил вместо себя Косса, а сам не пошёл с Эливеном, ведь там, наверху, всякое может случиться. Вот где бы пригодился его опыт и сила, не то что сидеть с камнем и ждать, когда у него хватит смелости высечь искру.
В конце концов, Стаум не выдержал и поджёг одну из выпотрошенных подушек Асимора. Огонь занялся своим привычным делом, как будто пожирал такие подушки по несколько в день. Вскоре вся куча заполыхала, медленно заволакивая пещеру едким дымом. Когда воин уже с трудом мог найти даже глоток свежего воздуха, он стал отходить назад в коридор. Сквозь серую непроглядную пелену иногда прорывались красные языки пламени, но тут же прятались обратно. Стаум хотел уходить к воротам, но перед тем решил проверить, всё ли он правильно сделал. Задержав дыхание и зажав нос, он прошёл немного вперёд и посмотрел наверх. Каково же было его разочарование, когда он увидел зияющее наверху отверстие., из которого не выходило никакого дыма. Он расползался по холму, ласкал собой стены, рвался в коридор, но только не в пролом в потолке.
- Что я наделал, какой же я глупец! – причитал воин, кашляя и размахивая руками. Куча тряпок была полностью объята огнём, ничего изменить уже было невозможно, оставалось лишь ждать.
Эливен и Косс, укутавшись в плащи, уселись на Бро и Ско, и тронулись в путь, понукая скакунов пятками. Всё шло неплохо, они миновали площадку с рвами и завернули за скалу в поисках пологого места, но холм оказался неприступен для морхунов, наотрез отказавшихся поднимать ноги и вскарабкиваться наверх.
- Ничего не выйдет, они не пойдут вверх, Эливен. Придётся вернуться назад, пешком мы не успеем, замёрзнем, ты меня слышишь?
Эливен бросил попытки заставить Бро сделать невозможное, спрыгнул с него и полез на холм.
- Косс, я должен это сделать, у меня не будет второй попытки. Я прошу тебя, чтобы ты вернулся в убежище, а утром отправляйся домой.
- Ты так решил? Ты так решил! Как тебе такое пришло в голову? Не-ет, ты слишком юн для серьёзных решений, зря я не бросил тебя там, на озере, рядом с твоим скользким другом, где тебе самое место!
Эливен лез всё выше, не обращая внимания на ругань Косса. Он только надеялся, что тот не сменит тему и не полезет за ним. Но он ошибался, через мгновение Бро и Ско стояли бок о бок под холмом, без своих седоков, а две фигуры, закутанные в чёрные плащи, бежали вперёд, огибая камни и расщелины перед собой.
Стаум больше не видел пламени, треск горящих тряпок стих, огонь погас, оставив после себя непроглядный туман и нестерпимую вонь. Тупик Ручья жизни больше не выглядел большим каменным залом, воину вдруг показалось, стоит лишь протянуть руку, и он ощутит стену, прикрытую серой пеленой. Сделав несколько глубоких вдохов, он снова зажал нос и заглянул внутрь. Прежде чем его глаза закрылись от нестерпимой жгучей боли, он успел заметить, что дым вплотную подобрался к дыре в потолке, словно решая, ползти ему выше или упасть вниз. Но вслед за потухшим огнём новая порция плотного дыма оторвалась от обуглившейся кучи и подтолкнула собой нерешительную серую массу, скопившуюся наверху. Стаум, продирая глаза, кинулся в проход, чтобы в любой момент быть возле ворот и запустить друзей внутрь.
Планы по поиску расщелины на поверхности холма были разрушены, время неумолимо шло, а путники озирались по сторонам в поисках верного направления.
- Косс, я не помню это место, как будто всё изменилось, сдвинулось.
- Просто солнце, оно низкое, освещает местность с другой стороны, тени падают не так. К тому же, Эливен, не так часто мы тут с тобой бываем. Нужно поторопиться.
- Да, Косс, я знаю. Что, если нам разделиться, но оставаться в поле зрения друг друга? Может, так нам повезёт больше?
Так и поступили, но никакого знака никто не заметил даже когда солнце почти ушло за горизонт. Вдруг Косс, почти скрывшись из виду, снова появился и замахал руками. Оказалось, что он нашёл то место, откуда однажды вытащил его и Лию. Верёвки, аккуратно смотанные и спрятанные под камнями, так и лежали нетронутыми. Старые тряпки, сваленные в кучу и закоченевшие на морозе, тоже были тут, возле дыры.
- Эливен, может отложим эту затею и спустимся вниз? – предложил Косс. Но Эливен был неумолим.
- Ещё немного, совсем немного. Может быть, ещё удастся заметить дым?
Косс и не рассчитывал, что юноша решит по-другому. Он молча собрал верёвки, закинул их на плечо и побрёл вслед за другом. Время шло, солнце почти скрылось, надежда увидеть хоть что-то угасала вместе с ним.
- Там! – воскликнул вдруг Эливен. – Я его видел, это дым, скорее!
- Я ничего не вижу, не ошибся ли ты?
Косс так и не увидел никакого дыма, но его беспокоил Эливен, мчащийся напрямую к какой-то насыпи, не глядя под ноги, спотыкаясь и падая. В конце концов, он остановился и опустил голову. Неужели он ошибся? Он снова совершил глупость, которая может стоить жизни его другу, Коссу.
- Я ничтожен! Мне нет прощения! Ты был прав, Косс, когда говорил, что я ещё слишком юн, чтобы принимать подобные решения. Ты должен был бросить меня ещё тогда, во льдах, чтобы избавить себя от выбора возле подножия холма.
- Эливен, мы успеем спуститься по верёвкам, я смогу найти дорогу к тому месту, откуда доставал вас, поспешим! Но, постой… Пахнет пожарищем, значит, ты не ошибся? Ты действительно мог видеть дым!
Опасаясь упасть в пропасть, они принялись осматривать местность и, наконец, Эливен воскликнул.
- Я нашёл, нашёл!
Огромная круглая дыра зияла среди каменных нагромождений, словно скрываясь от посторонних глаз. Непроглядная серая мгла указывала на то, что дым шёл именно отсюда.
- Но что теперь, Эливен? Мы могли бы спуститься вниз по этим верёвкам, но нам не продвинуться и на пару локтей, чтобы не задохнуться. Если мы поспешим, то можем ещё успеть вернуться.
Но Эливен, не слушая его, опустил в дыру голову и пытался что-то рассмотреть.
- Попробуй зажечь это! – крикнул он Коссу, оторвав от плаща полосу ткани.
Косс недоумевал, но решил не тратить времени и сделать то, что от него хотят. Когда подол от плаща разгорелся, Эливен швырнул его вниз и снова засунул туда голову.
- Я всё хотел тебя спросить, да времени на это не было. Так зачем тебе знать, где эта дыра? Что тебе от этого?
Эливен вытащил голову и уставился на друга, не задумываясь над ответом и даже не замечая обращённый на него протыкающий насквозь взгляд. Вместо этого он подошёл к нему вплотную, отодвинул в сторону и медленно продолжил движение.
- Эливен, объясни же, наконец, куда ты собрался! У нас нет времени на глупости, мы замёрзнем тут, ты этого хочешь?
- Если это был не тупик, то тоннель должен идти в этом направлении. Видишь возвышенность? Нужно проверить, что за ней, это не займёт много времени, обещаю.
Обогнув холм, Эливен медленно пошёл дальше. Он знал, что ищет, но не мог пока понять, в каком виде это может предстать перед ним. Поделиться своими размышлениями на тему светящихся кругов и раскрывающихся ворот с Коссом значило бы признать себя сумасшедшим. Однако его попутчик решил не отставать от юноши, а наоборот, идти за ним по пятам. И он не ошибся, что так поступил. Эливен, обогнув очередной большой камень, вдруг повалился вперёд, беспомощно хватая воздух руками. В последний момент Косс успел схватить его за одежду и одёрнуть назад.
- Да ты счастливчик, как я погляжу! Мало того, что снова остался жив, так ещё и нашёл для нас подходящую нору. Надеюсь, ты не будешь спорить со мной, я привязываю верёвки. Не упади вниз, я не держу тебя!
Пока Эливен захлёбывался холодным воздухом, приходя в себя, его попутчик обвязал верёвки вокруг камня и проверил их прочность.
- Спускаемся, Эливен! Чего бы нам это ни стоило и что бы там ни было внизу, другого пути нет и не будет.
Косс решил сам спустить Эливена, постепенно пропуская по своей спине верёвку, несмотря на его сопротивления.
- Тут даже петля сохранилась, встанешь в неё, и делов-то. Пойми, если внизу что-то не так, я смогу тебя вытащить. А если там всё нормально, то и я спущусь следом за тобой.
Эливен опустил в дыру ноги, встал в петлю и плавно поплыл вниз. Через какое-то время Косс понял, что верёвка слишком короткая, глубина пещеры оказалась больше, чем он ожидал. Он решил вытянуть Эливена на несколько локтей, чтобы закрепить верёвку и привязать к ней вторую, но тут же услышал голос снизу.
- Косс, тут невысоко, я прыгну!
Тем не менее, позаботившись о последующем возвращении наверх, он связал обе верёвки и только после этого полез вслед за Эливеном.
Солнце село за горизонт, а синий мрак не пробивался сквозь дыру. Косс достал из мешка лампу и зажёг слабый огонёк.
- Всё то же самое, что и в тупике Ручья жизни. Такая же наклонная стена, скалы по бокам, это действительно коридор, который когда-то стал запретным, - словно завороженный, бормотал Эливен.
- Здесь холодно, может быть, нам стоит пройти немного дальше?
Ветер пронизывал насквозь истрёпанные одежды путников, не оставив им другого выхода, как только идти по проходу дальше, в неизвестность.
Стаум, не решаясь выйти за ворота из опасений, что они захлопнутся за его спиной и больше не откроются, не мог найти место своим рукам. В конце концов, не выдержав таких испытаний, он схватил секиру и стал крушить ею щеколду на створке ворот. Убедившись, что поставленную перед собой задачу он выполнил на отлично, выбежал наружу и помчался по дну рва. Только когда он оказался на поверхности между двумя рвами, то понял, что не знает, куда отправились его друзья, влево или вправо.
- Ты упускаешь мелочи, Стаум. Стареешь, стареешь, - пробормотал он себе под нос и замотал лицо тканью. Что-то ему подсказывало, что нужно пойти вправо, и через некоторое время он понял, что не ошибся в выборе. У подножия холма стояли два скакуна, прильнув боками друг у другу и поджимая по очереди лапы.
- Достаточно глупо! Это было ни к чему! – выкрикнул в чёрное небо воин, схватившись за голову и срывая с себя капюшон. Тусклые звёзды сливались в сплошную серую дымку, застилавшую глаза. Ночь вступила в свои права, набираясь сил и черня небо всё сильнее и глубже.
Стаум взял Бро за кончик крыла и потянул за собой. Морхун, сопротивляясь желанию остаться на месте и ждать своего седока, пошёл за воином, а следом за Бро зашагал и Ско. Воин не винил животных ни в чём, даже жалел их сейчас. Их участь будет не лучшей, долго ждать не придётся. Полоски мяса морхунов не успеют даже высохнуть, как исчезнут в чьих-то голодных желудках. Открыв ногой ворота, он даже не удосужился прикрыть их за собой. Кому это теперь надо?
- Эливен, как ты думаешь, куда ведёт этот тоннель? На схеме его не было, а может быть, на той стене просто не хватило места, чтобы изобразить его?
- Я думаю, что дело тут не в нехватке места на стене. Тот, кто рисовал схему, должен был знать про заваленный проход, иначе как объяснить жирную точку? Пролом в потолке не такой ровный и круглый, значит, та точка подразумевает переход, место для входа или выхода. Условность, намёк, а рисунок на стене ждал своего часа. Он настал сотни или тысячи лет спустя, мы вошли в этот переход.
- Но кто-нибудь другой вместо нас мог это сделать, ведь так? – спросил Косс. – Не сегодня, так ещё через много лет.
- Нет, друг мой, это не так, уже не так. Через много лет на Марсе никого бы уже не было в живых.
Проход расширялся, а идти становилось легче, несмотря на холодный ветер, бьющий в лицо. Для остановки места так и не нашлось, поэтому было решено идти вперёд, пока не догорит жир в лампе. Оставалось недолго, слабое пламя металось на ветру, грозя исчезнуть навсегда.
- Хорошенькое дело, остаться в темноте в странном подземелье, в котором никто никогда не был, - заметил с тревогой в голосе Косс.
- Думаю, мы ошибаемся, что кроме нас тут никого не было. Мы и сейчас не одни.
Только после слов Эливена Косс заметил, как в глубине тоннеля мелькнула чья-то тень и исчезла.
- Грумы! – воскликнул Косс. – Как же я сразу о них не подумал? Где же им быть, как не в подобных местах?
- Они у себя дома, это мы забрались к ним. Возможно, сейчас они решают, как воспринимать такое вторжение, если они вообще способны что-то решать. Не стоит останавливаться, чтобы не дать им повода наброситься на нас.
- Я думаю, это неизбежно, если мы сами идём к ним в логово.
Фитиль погас. Шаг за шагом путники пробирались по тоннелю, прислушиваясь к каждому шороху. Косс вытащил секиру из ножен, а Эливен приготовил нож. Однако, ничто не указывало на присутствие в тоннеле грумов. Вскоре Эливену стало казаться, что он видит лезвие ножа в своих руках. Обернувшись назад, он заметил, как тускло сверкнула секира Косса. Это был свет, и он становился всё ярче. Знакомый влажный ветер играл краями одежды, пытаясь пробраться под неё и распустить на одинокие нити.
- Приближаемся, Косс! Мы не ошиблись, это озеро, оно дождалось нас!
Широкий тоннель плавно свернул влево и ударил в глаза знакомой зеленью, заставив прикрыться от яркого света. Обширный проход переходил в огромную галерею, которая, в свою очередь, плавно перерастала в ещё больший зал, не имеющий никаких видимых краёв.
- Это прекрасно, оно величественно, ему нет конца, Эливен!
- Да, я вижу, Косс. Оно просто огромно, неужели это то самое озеро? Если это так, то этот лёд бесконечен.
Несколько грумов, завидев силуэты людей в широком проходе, неуклюже побежали прочь и скрылись за каменными столбами.
- Послушай, Эливен, если этот лёд простирается на огромное расстояние, то не приведёт ли он нас домой? Посмотри, идеально ровная дорога, немного холодно, но не настолько, чтобы окоченеть.
- Да, может быть, ты и прав. Но как найти правильный путь и не заблудиться в этом зелёном лабиринте?
- Эливен, мне кажется, это не настолько сложно, чтобы отказаться от такой возможности. Мы сейчас на берегу, если можно так сказать. Там, на другом конце пути, тоже есть берег, понимаешь?
- Да, и мы сможем найти…
- Мы просто пойдём по краю озера и найдём выход в наше убежище, - не дав договорить Эливену, воскликнул Косс.
И они тронулись в путь, ослеплённые этим призрачным царством, погрузившись в свои мысли, которым уже не было покоя. Никто не хотел нарушить молчание, сохраняя торжественность этого времени, поэтому путники шли по зелёному зеркалу в полной тишине. Только сопение плетущихся следом на некотором расстоянии нескольких грумов давали понять, что это не сон, а самая настоящая реальность.
Глава 41
Лия сохраняла спокойствие и болезненную неподвижность только первые несколько часов после ухода Эливена и Косса. Внутри неё росла новая жизнь, эта мысль вызывала противоречивые чувства. Гора больше нет, так зачем ей существовать, есть, пить, согревать своё тело под этими накидками? Почему бы прямо сейчас не оборвать ход столь бренного и унылого времени? Она могла это сделать раньше, что не составило бы ей никакого труда. Что стоило просто сбиться с пути в холодной пустыне, сорваться с верёвки и упасть на острые камни?
Теперь Лия знала, почему осталась жива. Она чувствовала, что не имеет права умереть, её тело, сердце, кровь тогда сопротивлялись этому. Сейчас что-то толкало её изнутри, такое нежное, осторожное и тёплое, как прикосновение Гора. Больше не хотелось шевелиться, чтобы не спугнуть это чудесное явление, желание закрыть глаза и замереть, держа ладонями этот упругий комочек, стало единственным сейчас. Маленький Гор, какой он будет, найдёт ли она в его личике те знакомые черты? Но не отпугнут ли они её? Родившийся ребёнок может забрать последние воспоминания о НЁМ.
Лия убрала с живота ладони и почувствовала, как ей стало невыносимо жарко. Мальчик, похожий на Гора, может добавить ей грустных воспоминаний, он будет лишён того счастья, которое мог бы получить от любящей матери. Но вдруг она посмотрела на свой живот, и ей стало стыдно. Жар схлынул, холодный воздух прохаживался по раскрытому телу, съедая всё тепло, с таким трудом добытое накануне. Толкания под кожей стихли, но Лия чего-то ждала. Эти ощущения, когда кровь приливает к щекам, снова повторились. Последний раз такое было возле того холма, когда она пообещала Бро вернуться, оставляя его на верную смерть.
Лия снова накрылась накидкой, на этот раз с головой. Нет, она не посмеет это сделать, даже подумать об этом она больше не сможет. Пусть он будет похожим на него, даже таким же, как он, его копия – всё равно она будет любить его. Она скинула с лица накидку и вдохнула прохладу полной грудью. Словно почувствовав дыхание матери, притихший комочек, пригревшийся под накидкой, снова пошевелился. И тут какая-то волна сомнений, даже страха, хлынула в лицо вместе с прохладой, отчего Лия снова спряталась под накидку с головой и схватилась за живот. А что, если это не мальчик? Та мысль, которая совсем недавно могла бы утешить её, теперь привела к исступлению. Нет, она не может второй раз лишиться его, этого ей не пережить. Но горящие щёки уже не зависели от её сомнений и тревог. Они пылали от радости, когда по её ладоням отстукивали чьи-то ножки. На самом деле, ей уже было не так важно, чьи они. Ей сейчас хотелось только сохранить тепло под своими ладонями.
За занавеской в коридоре разговаривали, потом послышались удивлённые возгласы, суета, как будто кто-то решил устроить сборище на площадке перед Аонисом посреди ночи. Сомнений больше не было – что-то случилось, тем более, Лия услышала голос Соли, отличающейся от многих большей рассудительностью. Закутавшись в накидку и обвязавшись одеялом, Лия выглянула наружу и обомлела. Десятки человек толпились на узком пятачке перед входом к иссякшему источнику. Каждый хотел просунуть в проход голову и что-то там рассмотреть. Те, кому это удалось, делились своим восторгом с только что прибывшими. Судя по их лицам, случившееся вызывало у них скорее удивление, чем страх. Лия вспомнила рассказ Соли об исчезновении ребёнка, которого грумы утащили через нору возле источника, но она не думала, что эта толпа собралась здесь по этому поводу.
- Что случилось, Соли? Зачем здесь все эти люди? – поинтересовалась Лия, осторожно подобравшись к женщине.
- Рабочие принесли вечером лёд, но не нашли, куда его сложить. Вот они и наполнили им источник до краёв. А когда кому-то понадобилась вода, его послали к источнику. Ну, конечно же, не обошлось без брани, ведь всем известно, что источник давно пуст.
Очередные восклицания, доносящиеся из пещеры, заставили Соли отвлечься, но скоро она спохватилась и продолжила.
- Так вот, этот человек, получив уверения, что он найдёт в источнике именно то, что ищет, отправился туда. Набрав в сумку льда, он собрался уходить, но ему вдруг показалось странным, что один из осколков льда светится. Слабый зелёный свет пробивался сквозь кучу льда, чего раньше никто не наблюдал, кроме как на Аонисе, там, внизу.
Соли заметила, как Лия поедает её глазами, в которых заплясали искорки заинтересованности. Решив закрепить результат, женщина подошла к толпящимся возле входа к источнику зевакам и что-то им сказала.
- Сейчас сама всё увидишь.
Вскоре из прохода появился человек, который что-то держал в ладонях, а за ним, будто свита владыки, вышли и остальные. Толпа расступилась, образовав пустое пространство посередине, кто-то из задних рядов протягивал небольшую чашу, уверяя остальных, что это очень необходимый элемент в данном деле.
Чаша заняла почётное место в середине площадки, человек наклонился и что-то выложил в неё из ладоней. Всеобщий возглас сотряс воздух, лица, освещённые рыжим отблеском ламп, уставились на пол. В чаше лежало что-то плоское и продолговатое. Оно блестело в свете огня, отражая его тысячекратными бликами.
- Так вот, этот человек запустил в ледяные осколки руку и вытащил один из них, который и испускал свет. Разглядев во льду что-то, приняв решение, что это слишком ужасно для него, он выпустил его из рук, тот упал и разбился. Но самое интересное, что разлетевшиеся осколки сразу поблекли, а свет шёл от этого!
Соли указала пальцем на блестящее нечто, которое вдруг зашевелилось и стало выгибаться. Круг зевак внезапно стал шире, кто-то убежал в проходы, стегая себя по волосам и смахивая с груди невидимых чудовищ, но многие остались неподвижно стоять.
- Это что-то живое! Соли, но ты говорила, что от этого существа шёл свет, где же он?
- Да, ты права, его больше нет. Как только оно освободилось ото льда, свечение померкло и исчезло. А теперь, когда его подержали в ладонях, оно стало живым, - изрекала Соли, как будто видела это уже много раз.
Существо уже не просто изгибалось, оно вело себя так, будто попало на раскалённый камень. Оно подлетало вверх и, переворачиваясь в воздухе, снова шлёпалось в чашу. Один из смельчаков притащил пику и принялся тыкать в странную живность, вызывая у зевак ещё большее возбуждение. Вскоре существо перестало шевелиться, всеобщий интерес к нему разом пропал, люди стали разбредаться по своим норам. Хозяйка чаши с отвращением скинула на пол мёртвую тварь и ушла прочь. Из коридоров ещё какое-то время доносились голоса, обсуждающие право существовать подобным уродцам, не имеющим ни рук, ни ног.
Но эта ночь решила полностью лишить покоя обитателей убежища. Когда все разошлись, Соли задержалась возле комнаты Лии, поглядывая издалека на потускневшее тело мёртвого животного. Вдруг в коридоре послышались шаги, но и они не вызвали большого удивления у женщины. Возвращались рабочие со стороны Дальнего тупика, ничего особенного, но странным было то, что смена уже произошла, это было совсем недавно, к тому же, рабочие отправлялись туда и возвращались обратно по четыре человека. По коридору шли двое, их медленное движение говорило об усталости или болезни. Сердце Соли сжалось, она не верила своим глазам. Это были Косс и Эливен, но как они оказались в этом коридоре, объяснения она не находила. Убедиться в том, что это не видение, ей помог Косс, спросивший, как ни в чём не бывало.
- Что-то случилось, Соли? В коридорах ходят люди, несмотря на ночь.
- Ну, если не брать во внимание то, что вы уехали два дня назад в пустыню, а сейчас прохаживаетесь по убежищу, как будто и не покидали этого места, то почти ничего.
Она осторожно притронулась к Коссу, чтобы окончательно убедиться, что он реален, и прижалась к его холодному телу.
Путешествовать каждые два часа по узкой норе становилось всё утомительнее, поэтому рабочие, добывающие лёд, принялись расширять проход к ледяному озеру ещё до отъезда Эливена, Косса и Стаума. После того, как прибывшие поведали о том, что убежища плантаторов и кодбанов объединены огромным ледяным озером, работа по расчистке прохода стала первоочередной. Через несколько дней проход увеличился в размерах настолько, что в него прошёл бы даже Стаум, не пригибаясь из опасения задеть потолок.
Одинокие грумы изредка наблюдали за странными действиями людей, но чаще просто убегали прочь. Однако четверо зверей настойчиво продолжали попадаться на глаза. Иногда они стояли у края ледяной ямы, которая углублялась по мере добычи льда, и чего-то ждали. Однажды Эливен вспомнил про мёртвое существо, о котором все забыли, нашёл его в тёмном углу площадки около комнаты Лии, и помчался с ним к Дальнему тупику. Спустившись на лёд, он попробовал обойти яму и приблизиться к зверям, но те попятились назад, наскакивая друг на друга. Зная об очень хорошем нюхе грумов, он вытянул вперёд руку с приманкой, но всё же сомневался в успехе задуманного. Расстояние слишком велико, а ближе звери не подпустят. Тогда Эливен решил уменьшить расстояние довольно простым способом. Он кинул приманку так, чтобы она упала ровно между ним и грумами, но не успела она достигнуть поверхности озера, как самый крупный зверь резко рванулся назад и перехватил её зубами.
- Так вот в чём ваш секрет, создания глубокой темноты, - в восхищении произнёс Эливен. – Это и есть ваша пища, которой вы лишились, когда застыло озеро!
Когда об этом открытии узнал Косс, он сразу же предложил углубить ледяную яму и найти тех светящихся существ, чтобы окончательно докопаться до истины. Долго ждать не пришлось, и без того глубокая яма почти в десять локтей сверкала яркой зеленью, пробивающейся прямо из-под ног искателей. Несколько ударов секирами и заступами привели к желаемому, и вскоре Косс держал в руках по куску драгоценного льда.
- Так вот ты какой, Аонис! А ты не так уж и страшен, как тебя боялись. Ну что ж, теперь ты точно никуда не денешься от нас, пришло время и тебе послужить нам.
Когда Косс вывалил в пустой источник целый мешок светящегося льда, вся пещерка стала зелёной. Маленькая Нут сначала крепко держала Соли за руку, но ей хватило всего нескольких секунд, чтобы забыть обо всём, глядя на это чудо. Она отпустила руку матери, подошла к светящемуся льду и погладила его своими маленькими ладошками.
- Онис! Онис! А мы возьмём онисов с собой? – радостно лепетала девочка. – И для Лии, пусть ей будет светло!
Соли сначала хотела возмутиться, что девочка так легкомысленно называет великого мудреца Аониса, но вдруг поняла, что делает ошибку. Великого мудреца, скорее всего, вовсе не существует, тогда как это светящееся чудо прямо тут, под их ногами. Так почему бы всему этому не называться именно так?
- Онисов? Нут, какое прекрасное название ты им придумала. Да, мы обязательно их возьмём.
И они взяли с собой необычный источник света, а вскоре и у всех обитателей подземелья на столе стояла чаша со льдом, от которого разливался зеленоватый свет.
Эливен всё чаще ходил в ледяную пустошь, каждый раз останавливаясь на мгновение возле комнаты Лии. Он давно уже рассказал ей о том, что видел тело Гора и сделал всё то, о чём она его просила. Но странное равнодушие, какая-то непроницаемая маска не сходила с её лица. Стоило только кому-то подойти немного ближе к лежаку Лии, чем обычно, как она обхватывала руками живот и отворачивалась к стене. Эливен не смел нарушать одиночество, в котором Лия жила эти дни. Многие смирились с её затворничеством, даже Соли старалась заходить к ней только для того, чтобы помочь прибраться и сменить ей одежду.
Но чувства Эливена к Лие не притупились, а лишь росли с каждым днём. В нём теплилась надежда, что девушка рано или поздно отпустит свои воспоминания и оглядится вокруг.
Однажды Соли попросила Косса распорядиться насчёт старушки-знахарки.
- Время пришло, ей больно, я это вижу, хоть она и не подаёт виду.
В этот же день двое стражников принесли старушку к Лие. Знахарка снова приказала оставить их одних, запретив кому-либо появляться даже в коридорах. Добыча льда прекратилась, а Эливен просидел два дня в тронном зале, боясь пошевелиться.
Это был мальчик, маленький, сморщенный, слабо дышащий и почти не двигающийся. Старушка сообщила, что дитя очень слабое и, скорее всего, не выживет, с чем и отбыла в другой конец убежища, гордо восседая в кресле за спиной одного из стражников. Уже из коридора она крикнула, будто вспомнив что-то.
- Свет и тепло могут его спасти, вот только нет всего этого.
Эливен тоже это слышал, он готов был кусать свои локти, биться головой об стену в тёмном закоулке коридора, где стоял и ждал чего-то, боясь сделать хоть шаг. Он готов был отдать всё своё тепло Лие, даже этому ребёнку, только бы она попросила об этом.
Ночной холод бушевал над убежищем, но как бы он ни старался, ему не удавалось победить каменную толщу. Небольшие щели, которые зияли кое-где в потолках пещер, были слишком малы, чтобы позволить стуже разгуляться по убежищу. Однако, его обитатели всё же избегали мест, где такие дыры были. Лия согласилась переселиться в другое место, которое оказалось ещё дальше от Эливена.
Когда в коридорах стихали последние шаги, лёгкая тень скользила по зеленоватым стенам и исчезала за поворотом. Эливен знал, что это она, хрупкая и гордая Лия, несёт маленький свёрток в стойло к скакунам, чтобы хоть немного согреть его до следующего утра. Послушные животные ложились на песок, подчиняясь нежным рукам девушки, хотя были не приспособлены к таким трюкам, вынужденные всю свою жизнь проводить стоя. Лия клала свой драгоценный свёрток между морхунами и долго наблюдала за маленьким личиком, сморщенным, как у старичка, но с огромными любопытными глазами, цепляющимися взглядом за всё вокруг.
- Да, это твои глаза, мой милый Гор. Ты вернулся ко мне, а теперь позволь мне забыть прошлое. Прошу тебя, освободи, ради этого маленького чуда, этих глаз. Прощай и прости, Гор.
Эливен пытался не думать о Лие, но всё оказалось тщетным. Даже тяжёлый труд, который он сам себе выбрал, не способен был заменить ему мысли о ней. Стараясь как можно меньше находиться в убежище, он спускался ко льду и колол его на куски до изнеможения. Находя странные светящиеся осколки, он разламывал их, стуча камнем, доставал замёрзших существ и шёл с ними к кучке грумов, неизменно дежуривших на дальнем конце ямы. Два больших зверя, ещё двое поменьше. «Не иначе, семья», - решил Эливен, с каждым разом приближаясь к ним всё ближе и ближе. Вскоре те из них, что поменьше, брали приманку с рук, вызывая у более крупных грумов недовольное ворчание.
Ни Эливен, ни Косс почти не говорили об убежище плантаторов. От Стаума тоже вестей не было, как и его самого. Но молчание обоих совсем не означало, что никто из них не обдумывал способ отправиться туда. Однажды Косс встретил Эливена, когда тот возвращался в убежище после работы в яме, и прямо спросил его.
- Когда выходим?
Эливен, почти не раздумывая, ответил ему.
- Завтра рано утром. Возьмём десять человек, работы будет много.
С этими словами они разошлись в разные стороны, каждый со своими мыслями и переживаниями.
Глава 42
Работы по добыче льда решили остановить, тем более, тех запасов, что хранилось в каждой комнате, в любом углублении, щели, даже в коридорах, хватило бы на много дней. Лёд не таял, пока его не взять в ладони, а поэтому зеленоватый свет в убежище стал уже привычным и казался неиссякаемым и вечным.
Косс, Эливен и ещё десять человек, многие из которых – бывшие наёмники карлика, отличающиеся завидной комплекцией, вышли в путь, пока в убежище ещё царила тишина. Те, кто покрепче, сами изъявили желание тащить две шкуры грумов, привязанные к верёвкам. На них свалили оружие, кое-какую одежду, немного еды, фитиль, жир морхунов, заступы и ещё много чего, что посчитали необходимым.
У Косса не выходило из головы, что у грумов тоже есть слой жира, который можно использовать. Шкуры, снятые незадолго до выхода, с мёртвых зверей, лежавших на льду то тут, то там, тоже оказались великолепным материалом, которому ещё предстояло найти применение.
Кожаные тюки легко скользили по гладкому льду, практически не доставляя путникам неудобств и не снижая скорости движения. Держа в поле зрения правый берег озера, группа продвигалась всё дальше и дальше.
- Когда-то грумам хватило времени втрое меньше, чтобы приволочь меня на верёвке к противоположному берегу этой ледяной пустыни, - решил поделиться своими соображениями Эливен, глядя на скользящие впереди шкуры. – Жаль, что наши скакуны не пройдут через низкие коридоры и тоннели убежища.
- Да, ты прав. Нам хватило бы дня, чтобы обернуться туда и обратно. Хотя, было бы не важно, день это или ночь, всё одно, - добавил Косс, завороженно глядя на мелькающие каменные столбы, скованные убаюкивающей зелёной гладью.
- Послушай, Косс, грумы иногда пробираются в убежище и воруют нашу еду. Нет, Косс, ты не подумай, что я решил пожаловаться тебе, да и таких случаев почти нет уже. Дело в том, что они ели мясо морхунов, но их привычная пища – это те плоские блестящие существа. Так почему бы и нам не попробовать их в пищу?
- Ты предлагаешь съесть это?
- Нет, конечно же, не в том виде, в котором это едят грумы. Попробуем засушить, а там видно будет. Обещаю, что я попробую это первым.
Косс снова погрузился в раздумья, но через какое-то время Эливен вновь нарушил тишину.
- А ты знаешь, у этих существ есть глаза, они такие-же белые, как и у грумов. Мало того, у них есть рот.
Косса передёрнуло, после чего весь последующий путь он тянул поклажу за одну из верёвок, чтобы выкинуть из головы любые мысли об этих скользких тварях.
Наконец, Эливен заметил в прибрежной скале темнеющую арку, ведущую в широкий коридор. Оставлять груз было бы неразумно, поэтому решили распределить его по мешкам и нести наверх, по проходу. Шкуры бросили на льду, вряд ли грумы их утащат, однако, решили на всякий случай привязать их к ближайшему столбу.
Чем дальше путники удалялись от ледяной пустоши, тем холоднее становилось, а когда показалась пещера с зияющей щелью в потолке, зуб на зуб не попадал уже ни у кого.
- Впереди ещё полдня, предлагаю начать прямо сейчас, чтобы хоть немного согреться, - заявил Косс.
Других предложений не последовало, кодбаны вооружились заступами и тронули многовековой слой окаменевшей пыли на стене из наваленных камней.
Только к вечеру удалось пробить верхний слой из слежавшихся камней. Была надежда на то, что дальше работа пойдёт быстрее, но Косс предполагал это с осторожностью, ведь до наступления темноты им удалось углубиться в стену лишь на пару локтей.
- Предлагаю вернуться вниз, взять с собой только одеяла, еду и воду. Переждём ночь там, так мы не замёрзнем насмерть.
Все поддержали Косса и отправились в тоннель. Шкуры были на месте, но пара грумов всё же вынюхивали что-то, тыкаясь в верёвки, которыми они были привязаны. Заметив людей, звери с тявканьем и храпом убежали. Шкуры приволокли ближе к проходу, чтобы помешать зверям попасть в тоннель.
Эливен проснулся первым, услышав какое-то ворчание возле своего лица. Открыв глаза, он резко отпрянул назад. Морда грума, блестящий нос и зеленоватые усы были настолько близко, что едва не задевали лицо Эливена. Он пихнул в бок Косса, тот очнулся, не сразу поняв, где он и что происходит.
- Смотри, это те самые грумы, их четверо. Они шли за нами, когда мы возвращались в убежище, а теперь они пришли сюда. Странно, но я не видел никого сзади, выходит, они и сами прекрасно знают дорогу?
Эливен достал из мешка со льдом четыре светящихся куска, разбил их о камни и протянул каждому зверю по добытому оттуда существу. «Онисы, - подумал он. - Почем у бы и нет?»
Работа в этот день шла намного быстрее. Кеамни откалывались легче, а иногда их вытаскивали из общей массы даже руками. Нора становилась всё глубже, скоро в ней уже не было видно людей, только руки мелькали на свету, передавая камни наружу, а потом по цепочке всё дальше. К концу дня пещера заметно сузилась из-за того, что слева и справа образовались кучи камней. Косса вдруг охватило сомнение, что раскопки к чему-то приведут.
- Скоро будет некуда складывать камни. Если мы станем их таскать по тоннелю вниз, то нам не хватит и целой жизни, чтобы пробиться сквозь этот завал.
- Можно попробовать сузить проход. Тогда камней будет меньше, правда, работа пойдёт медленнее, - рассуждал Эливен, поглядывая на темнеющее небо в дыре над собой.
- Пора заканчивать, все устали. Если завтра ничего не решится, то нам придётся вернуться в наше убежище. Еды почти не осталось, как и сил копать дальше, - сказал Косс и обречённо побрёл по тоннелю, бросив свой мешок и махнув рукой. Остальные последовали за ним, еле поднимая ноги.
Утро стало ещё мучительнее для всех, чем вчерашний день. Чтобы встать со шкур, нужно было приложить неимоверные усилия. Если работать в полную силу, как и день назад, то никто из группы не сможет преододлеть путь к убежищу. Недовольные ворчания уставших кодбанов слышались то тут, то там, но Эливен решил первым залезть в проход и продолжить раскопки, чтобы немного разрядить обстановку. Он шёл впереди остальных, чтобы не слушать стоны и упрёки в свой адрес. Косс решил не отставать, догнал Эливена и пошёл рядом с ним.
- Мне кажется, что сегодня работа может стать бесполезной. Стоит ли начинать? – заговорил Косс первым. – Чистка завала, это не всё, ради чего мы сюда пришли. Верёвка всё ещё свисает сверху, а мы ничего не знаем о Стауме, где он и что с ним?
- Боюсь, что ни у кого из нас не осталось сил, чтобы взобраться по верёвке наверх. Эливен! Мешок! Его нет, грумы утащили его, но как они прошли? Они должны были перелезть прямо через нас, - воскликнул Косс.
- Может быть, в тоннеле где-то есть боковое ответвление, которое мы не заметили в темноте?
Тем не менее, Эливен решил залезть в сооружаемый проход и начать работу. Но вдруг странный глухой возглас заставил Косса тоже лезть за Эливеном. В дальнем конце прохода зияла огромная дыра, в которую пробивался дневной свет. Эливен исчез, Косс в недоумении протиснулся в проход и увидел странную картину. На небольшом пятачке, окружённом огромными кучами камней, сидели двое спиной к Коссу. Внезапно один из них повернулся и произнёс, как ни в чём не бывало.
- А, Косс… Так это был твой мешочек? Прости, что я съел твоё мясо, очень хотелось.
- Стаум! Стаум! Как же ты здесь? Откуда? – воскликнул Косс, обхватив огромную фигуру воина, не скрывая слёз радости на лице.
- Хм, что за вопрос, я тут был раньше вас, - смеялся Стаум. – Если я ничего не путаю, то это вы сейчас ввалились в эту дыру ко мне! Кстати, прошу заметить: долго ходите, я пришёл сюда намного раньше вас и успел изрядно замёрзнуть.
Как позже выяснилось, Стаум считал своих друзей погибшими в тот день, когда они вышли за ворота убежища плантаторов. Оказывается, решиться на обратный путь домой не так-то и просто, особенно когда ты не сберёг своих попутчиков. Поэтому Стаум, используя всё своё обаяние могучего рыжего громилы и периодически тряся перед лицами испуганных плантаторов высушенной головой карлика, добился желаемого. Каждый день несколько человек приходили в тупик Ручья жизни и рыли проход под чутким наблюдением строгого надзирателя. Вечером, когда Косс и все остальные ушли на ночлег, рабочие на противоположной стороне завала немного припозднились, но, когда их заступы провалились в пустоту вместе с кучей камней, крика удивления уже никто, кроме них самих и рыжего командира, не услышал. По его мнению, и к всеобщему слабо одобряющему согласию, работы решено было продолжить.
- И вот, этот узкий проход перед вами, но что нам стоит его расширить? Теперь мы знаем, что труд был не напрасен.
- Стаум, но как ты понял, что мы выжили? Ведь ты ждал здесь этим утром именно нас, а не кого-то другого?
- Ну кто ещё догадается притащить сюда людей, да ещё и начать копать? Уж не должен же я подумать, что это был трусливый Порхо? Кроме вас об этой стене никто не знал, по крайней мере, по ту её сторону.
Половину дня друзья обсуждали последние события, делились открытиями и планами, не спеша расширяя проход. Кодбаны давно перестали ворчать и отдыхали, присев на камни, удивляясь такому удачному завершению их нелёгкого труда.
- Вы не поверите, когда узнаете, чем питались плантаторы, пока я не отобрал это у них. Они нашли склад собирателей васхры и семирды, выкрали мешки с семенами и поедали их. Пришлось пожертвовать парой скакунов, вы уж простите меня. Тем более, обещание надо выполнять, даже если перед тобой всего лишь Порхо.
Стаум обратил внимание, как улыбка сошла с лица Эливена, и он поник головой. Поспешив поправить себя, он добавил.
- Бро и Ско живы и здоровы!
После этих слов разговор вернулся в обычное русло, а Эливен поделился мыслью по поводу онисов и предложил не откладывать их добычу на будущее, а приступить к ней как можно скорее.
- А семена мы пока спрячем, скоро они нам понадобятся, - сказал Эливен.
Приготовления в обратный путь заняли больше времени, чем ожидалось. Сначала Стаум хотел во что бы то ни стало идти с остальными по льду, но вспомнив про скакунов, которых пришлось бы оставить плантаторам, передумал. Взять их с собой на ледяную переправу было невозможно, животные не способны изгибать шею и идти в полуприсяди, а в некоторых местах проходы не давали другой возможности протиснуться через них.
В итоге Стаум решился на самый понятный и доступный для него вариант – ехать через пустыню, но Эливен попробовал убедить воина сделать совершенно неожиданный шаг.
- Почему бы тебе не задержаться у плантаторов? Никто лучше тебя не сможет с ними договориться, к тому же, скакуны останутся под твоим присмотром.
- Да, но как их сохранить? Допустим, плантаторы не посмеют их тронуть, но чем я их буду кормить? – поинтересовался Стаум, поставив Эливена в тупик своим вопросом.
- Онисы, они могли бы спасти положение. Необходимо начать их добычу и предложить их в качестве пищи плантаторам. Если грумы их поедали, то почему бы и нам не попробовать? А взамен этому потребуй у Порхо, пусть позаимствует несколько матрасов, в убежище их найдётся достаточно. Многие из них набиты сеном семирды. Пообещай им, что урожай обязательно будет, получат они назад свои матрасы.
Когда настал момент отправляться в путь, Стаум стоял на зелёной глади ледяной бесконечности и смотрел вслед уходящим. Откуда-то издалека донеслись слова: «Мы вернёмся с первым теплом».
Маленькие точки вдалеке вскоре исчезли из виду, но они не унесли с собой последнюю надежду. Она осталась тут, среди этих бескрайних просторов, под ногами, она витала в этом холодном воздухе и пыталась заглянуть в глаза, зажечь в них искорку. Зима отступала, это неизменно повторялось, будто она лишалась своей могучей силы. Тепло уже ждало своего часа, оно подгоняло ночь, а днём цеплялось за солнце, как за огненную повозку, и каталось вместе с ним по небу, с каждым разом всё увеличивая путь. Иногда эта повозка останавливалась над убежищем, чтобы пощекотать лицо зазевавшемуся плантатору или кодбану сквозь прореху в потолке, и, набирая скорость, мчалась дальше, следуя приказу своего капризного пассажира. Догадывался ли кто-то тогда, что встречи с этой огненной колесницей станут всё реже, а через какое-то время в них отпадёт надобность совсем. Холодный ветер в чёрных тоннелях принесёт едва тёплое дуновение, напоминая о том, что зима ушла, а луч света, пробивающийся в редкие расщелины в потолке, скажет о том, что ночь сменилась днём.
Эливен сдержал своё обещание и отведал онисов, тщательно высушенных на шнурке в тёмном углу. Косс наблюдал за этим процессом, прищурив глаза и ожидая признаков рвотных позывов у своего друга. Но, к своему удивлению, он их так и не дождался, вместо этого активные движения челюстей Эливена так раззадорили его самого, что он не вытерпел и, не дожидаясь отчёта друга, сам оторвал кусок засушенного ониса и запихал себе в рот.
- Я думаю, грумы оказались когда-то в более выгодном положении, чем мы. Это можно есть, и это возможно проглотить без всякой васхры! – воскликнул Косс.
Вскоре основной задачей всех обитателей убежища стала заготовка сушёных онисов, добываемых в глубинных слоях льда. Светящиеся осколки разбивали прямо там, на озере, а блестящие существа складывали в корзину и переносили в убежище.
Эливен не оставлял надежды на то, что грумы позволят приблизиться к себе. Четыре зверя постоянно находились возле ледяной ямы. Они знали, что рано или поздно им что-то перепадёт, а Эливена они уже узнавали по шагам, бежали в его сторону, как только тот показывался в проходе.
Применив небольшую хитрость, ему удалось войти в доверие к двоим из них, как он предполагал, детёнышам. Протягивая приманку, он не кидал её и даже не стремился отдать, когда зверь пытался её выхватить из рук зубами. Он отводил руку в сторону, грум следовал за ней, а Эливен другой рукой прикасался к его шершавой спине. Поначалу зверь отскакивал и долго не приближался к человеку, даже несмотря на заманчивое угощение. Но совсем скоро все четверо грумов уже спокойно поедали пищу, ощущая на своей голове или шее руку Эливена.
Это стало настолько значимым событием для него, что он побежал к комнате Лии, чтобы поделиться впечатлениями, но так и не посмел зайти внутрь. Из-за занавески раздавался смех Нут, которая каждый вечер прибегала к своей наставнице вместе с птенцами морхунов, уже сильно подросших, но ещё без труда перемещавшихся по низким тоннелям.
Когда Нут оставила Лию и убежала к матери, Эливен спросил разрешения войти и получил его. Он осторожно подошёл к лежаку и остановился в нерешительности, забыв о своей радости, которой так спешил поделиться с Лией. Из-под накидки виднелась маленькая белокурая головка, а Эливену стало не по себе от того, что он посмел нарушить этот покой, неприкосновенность единения матери и ребёнка. Он поспешил было выйти вон, но блестящие синие глаза юноши не могли оторваться от созерцания этого блаженства.
- Не уходи, Эливен. Побудь ещё немного, - промолвила Лия, видя смущение и страх Эливена. – Его зовут Кей. Соли говорит, что он похож на меня.
Глава 43
Когда солнечные лучи становились всё настойчивее и пытались пробиться в каждую щель в убежище, больше не приходилось подсовывать под крыло морхунам мешки со льдом. Скакуны, воспитанием которых, вперемежку с детской шалостью, занималась Нут, были определены в стойло, отчего несколько дней оттуда слышалось непрекращающееся жалобное ворчание и кашель.
Увеличить высоту проходов в убежище не представлялось возможным, идея Косса соорудить ещё одно стойло рядом с ледяным озером тоже пока была невыполнима.
- Это стойло будет пустым, пока не появятся детёныши, но вряд ли это вообще случится когда-нибудь – обречённо говорил Эливен своему другу. – Но у меня есть другая идея, и я хочу узнать твоё мнение об этом.
То место, куда они направились, было уже знакомо воину. С тех пор, как он увидел там свою Соли с занесённой над зверем секирой, он старался проходить этот поворот, никогда не заглядывая внутрь. Но в этот раз надежды, что его ведут куда угодно, только не в это мрачное место, рухнули, когда Эливен повернул именно туда.
- Помнишь, как мы ходили к знахарке? То кресло за спину я сделал в этом месте. Шкура грума хоть и груба, всё же податлива.
- Да это же… Эливен, ты превзошёл сам себя! Это же повозка, сел в неё и катись по льду. Но кто согласится таскать тебя или меня? Найти желающих выполнять роль скакуна будет непросто.
- А мы всё же попробуем. Поможешь с этим? Нужно утащить повозку к озеру.
Эта задача оказалась не самой лёгкой. Если бы по пути им не попались сменные рабочие, то от изобретения Эливена вряд ли что осталось.
Продолговатый низкий ящик, днище которого спереди закруглялось и плавно переходило в переднюю стенку, выглядел странно и казался чем-то совершенно бесполезным. По бокам эта конструкция для большей жёсткости имела толстые пруты, выполненные из самых длинных пик, которые только удалось найти в убежище. Они были вплетены в верёвку по всей длине, которая, к тому же, часто пронизывала шкуру, отчего создавалось впечатление, что прутья когда-то являлись её неотъемлемой частью. Длинные ремни заканчивались толстыми кожаными хомутами.
- Эливен, а почему их четыре? Неужели ты найдёшь ещё двоих, кто согласится влезть в эти петли, кроме нас двоих?
Но вместо ответа он достал из заплечного мешка несколько онисов и присвистнул.
- А это мы сейчас как раз и проверим. Отойди немного в сторону, они должны будут привыкнуть к тебе.
К огромному удивлению Косса, четыре грума появились вдалеке и побежали к Эливену, царапая когтями лёд. Радостному тявканью не было конца, каждый из них кивал головой так, что Коссу иногда казалось, что она вот-вот отвалится. Пока грумы поедали своё лакомство, Эливен поглаживал их шеи.
- Пододвинь повозку, Косс, только очень осторожно.
Повозка издала шуршание, звери вздрогнули и отскочили на шаг, но Эливен снова прикоснулся к их шеям, после чего они успокоились. Медленно, стараясь ничем не потревожить тонкий слух зверей, он надел хомут на шею каждого из них и подогнал ремни по длине. Явное недовольство грумов выражалось мотанием головой, они уже съели своё угощение и собирались скрыться за ближайшими столбами, но что-то их держало. Их состояние уже доходило до ярости, когда они попытались разбежаться в разные стороны и чуть не разорвали повозку. Но Эливен снова достал из мешка онисов и издал свист, как раньше. Звери тут же успокоились и, забыв про свои шеи, подбежали к человеку, тявкая и кланяясь.
- Косс, попробуй сесть в повозку, я отойду в сторону и заманю их за собой.
Так и сделали. Пока грумы доедали онисов, Эливен отошёл в сторону на приличное расстояние и стал ждать. Звери повторили свою попытку сбежать, но тут же услышали знакомый свист и двинулись в его сторону. Повозка последовала за ними, тихо шурша по гладкому льду. Эливен не мог скрыть восторга, но сдерживался, чтобы не испугать грумов и не испортить достигнутого результата. Отдав последних онисов, которые у него были, он снял хомуты со зверей и положил вместе с ремнями внутрь повозки.
- На сегодня достаточно. Нужно время, чтобы они привыкли. Ну а после – в добрый путь.
- Да, но как ты их заставишь идти в нужном направлении? Они не смогут постоянно ориентироваться на твой свист и просто лопнут от обжорства, на том и завершится вся твоя забота.
- Ничего, этого мы избежим. Придётся, правда, оставить их на несколько дней без угощения, хотя они оставались без еды намного дольше.
- Я не понимаю тебя, Эливен. Что это даст кроме того, что они сдохнут, не так, значит, по-другому.
Эливен сделал довольно умное лицо, прежде чем раскрыть свои планы.
- Они будут преодолевать этот путь без остановки только для того, чтобы получить на другом конце свою награду. Как тебе такое?
Косс пожал плечами, выказывая лёгкое сомнение относительно исполнения таких грандиозных планов, но решил, что делать какие-то выводы рано. Ещё совсем недавно в убежище не было воды, а теперь она есть. Люди дрались за последний лоскут мяса, а сейчас у каждого из них в углу стоит корзина с сушёными онисами, которыми изобилует бескрайнее ледяное озеро. Что уж говорить о грумах, которых почти приручил именно тот, кого они чуть не убили когда-то.
День сменялся ночью, становилось теплее, Эливен с Коссом, не забывая о своём обещании вернуться за Стаумом с первым теплом, готовились в путь. Каждый день Эливен спускался к грумам, подзывал их уже привычным свистом, но при этом не кормил. Вместо этого он накидывал на их шеи хомуты и садился в повозку, давая тем самым понять, что еду нужно заслужить. Поначалу результатов никаких не было, звери просто не понимали, что делать, пытались тянуть ремни в разные стороны, после чего их беспокойство переходило в панику. Но когда по его просьбе Косс отходил на значительное расстояние вперёд, держа в руке приманку, грумы шли к нему, а Эливен при этом издавал звуки языком, напоминающие щёлканье камнем о камень. Позже помощь Косса уже была не нужна, звери безошибочно выполняли команду и шли вперёд.
У воина же появилась другая забота, которая показалась ему намного важнее занятия Эливена. Сотни мёртвых грумов лежали на поверхности озера, стоило только немного отойти от берега. Они умерли не так давно, хотя Косс мог в этом ошибаться, так как сделал этот вывод только по их виду. Лёд мог хранить мёртвые туши в целости и сохранности долгое время, но воин решил распорядиться этим добром по-другому. Ценная шкура и жир под ней могли бы пополнить запасы, которые в убежище кодбанов никогда не организовывались раньше. Коссу даже не пришлось просить воинов и стражников, чтобы они присоединились к работе. Более пятидесяти сильных и выносливых кодбанов, не понимающих, куда ещё приложить руки, кроме оружия, сами вызвались работать.
Несколько прямоугольных ям во льду не глубже десяти локтей, длиной и шириной в несколько шагов, заполнили мешками с жиром, шкурами, а всё остальное захоронили в пещере на берегу и завалили вход туда камнями. Мясо грумов отказался пробовать даже Эливен, который был первым, кто оценил онисов на вкус.
Настал день отъезда, грумы уже стояли, запряжённые в повозку, и нервно мотали головами, чувствуя суету на берегу. Эливена и Косса провожали Соли, Нут, рабочие и несколько любопытных, которым вдруг довелось увидеть грумов в ином обличье, кроме как страшными слепыми тварями. Эливен долго смотрел в тоннель за их спинами, но так и не увидел то лицо, которое было ему дороже всего. Он всё понимал и не надеялся на чудо. Путники помахали рукой провожающим на берегу, Эливен прищёлкнул языком, и четвёрка грумов, царапая когтями лёд, потащила повозку за собой. Удивлению и восторгу провожающих не было конца, путники ещё долго слышали за спиной их возгласы, а грумы старались набрать ход, чтобы поскорее избавиться от этого ужасающего шума.
Половину пути грумы пробежали без остановки, но после этого, как по какой-то команде, они остановились и принялись фыркать и мотать головами.
- Знают себе цену, - тихо произнёс Косс, раскрывая мешок с онисами. Эливен вылез на лёд и подошёл к грумам, похлопал их по шее, но хомуты снимать не стал.
- Ничего, отдых не помешает. Тем более, мы преодолели половину пути в четыре раза быстрее, чем если бы мы шли пешком, - восторгался Эливен, снова садясь в повозку.
- Знаешь, что мне показалось странным? Когда мы шли по этой дороге прошлый раз, звери постоянно попадались нам то тут, то там. Ты заметил, что их больше нет? Неужели они все погибли? – размышлял Косс.
- Это было неизбежно. Ты сам видел, сколько их на льду, они умерли от голода. Это должно было случиться, рано или поздно. Когда-то они сами добывали себе пропитание, доставая онисов из воды, но что-то произошло, перед ними встала ледяная преграда. Может быть, какое-то время они собирали еду на берегу, но и этому пришёл конец.
- Неужели это последние грумы во всём подземелье?
- Может быть и так. Им повезло больше, чем другим. Когда-то мы мечтали, чтобы эти чудовища навсегда исчезли из нашей жизни, это время пришло. Кто знал тогда, что придётся пожалеть об этом?
Эливен щёлкнул языком, грумы послушно двинулись в путь. Всю оставшуюся дорогу путники молчали, каждый думал о своём, пока звери не остановились и не стали метаться из стороны в сторону. Эливен выскочил из повозки и принялся их успокаивать, а Косс встал во весь рост и стал вглядываться вперёд.
- Ха, да мы на месте. Кажется, плантаторы заняты чем-то, вроде добычи онисов! – воскликнул Косс, заметив кучи колотого льда, тускло отражающего зелёный свет.
Вскоре и сам Стаум обхватил своими ручищами друзей.
- Как видите, мы нашли применение скользким существам, как и вы. Проблема с пищей решена.
Стаум с восхищением смотрел на повозку и грумов, стоящих поодаль.
- Никогда не думал, что увижу нечто подобное. Человек приручил зверя из другого мира.
Убежище преобразилось, оно уже не выглядело таким мрачным, как прежде. В тоннелях стало светлее, а запах гари и гнили совсем улетучился. Но самое удивительное ждало друзей в тронном зале. Вместо ковров, которые когда-то покрывали стены комнаты Асимора, теперь было натянуто огромное полотно, сшитое из нескольких шкур грумов. Возле него корпел какой-то худой, ссутулившийся человек, он стоял на лестнице и что-то рисовал на шкурах, суетливо стирая и внося поправки, после чего отходил на пару шагов в сторону и оценивал свои художества.
- Да это же Порхо! – воскликнул Эливен. – Он рисует… схему подземелья!
- Верно, мой друг. Я нашёл занятие, которое ему оказалось по душе. Кое-что сохранилось в каморке того старика, Порхо тщательно скопировал это, а то, что было уничтожено, ещё предстоит восстановить. Ну и я времени не терял. Оказывается, таких засыпанных тоннелей несколько, я нашёл ещё два, но сдаётся мне, что их намного больше. Если бы не холод, я смог бы углубиться и в отдалённые места, но здешнее хозяйство требует постоянного присмотра и вмешательства.
- Ты обосновался здесь, в этой замечательной комнате? – поинтересовался Косс, хитро прищурив глаза.
- Нет, тут вы ошибаетесь. Эта комната теперь принадлежит Порхо. Я так решил, пусть ценит заботу о себе, это придаёт его труду какую-то значимость.
- А чем же он наносит этот рисунок на шкуры? – спросил Эливен.
- Это сажа от фитиля, смешанная с жиром и кровью грумов. Великолепная смесь, стирается только ножом.
Друзья ещё долго сидели возле Порхо, который, казалось, даже и не замечал пристального внимания к его суетливым движениям. Он спускался с лестницы и поднимался вверх так часто, что Эливен уже не мог вспомнить, где сейчас этот худощавый художник и чем он занят. Может быть, он жжёт фитиль и смешивает его с жиром, или точит нож, а может быть стоит на предпоследней ступени лестницы и вырисовывает каждый поворот тоннелей в сложной паутине ходов.
- А что же со скакунами? Ты позаботился о них? – поинтересовался Эливен.
- Бро и Ско чувствуют себя превосходно. Соломы вполне хватает. Если так и дальше пойдёт, то как бы мне не пришлось принимать потомство, - произнёс Стаум, пытаясь состроить наигранную горечь на лице, но у него никак это не получалось.
- Тебе нравится твоё нынешнее положение тут, как я заметил, - сказал Косс. – Уж не собираешься ли ты тут остаться?
Стаум сделал вид, что задумался, но было и так понятно по его горящим глазам, что ответ уже давно есть.
- Мы здесь уже многое сделали, куда они без меня теперь? К тому же, нас разделяет не такое уж большое расстояние. Если у Бро и Ско будет потомство, я определю его поближе к озеру. Мы сможем передвигаться ещё быстрее, и скоро отправимся исследовать ледяные просторы. Что-то подсказывает мне, что озеро – это не главная тайна, которую от нас так тщательно прятали.
Грумы скрывались за ближайшими к повозке столбами. Попрощавшись со Стаумом возле берега, дальше Косс и Эливен пошли одни, чтобы не беспокоить зверей. Грумы подошли сами, не дожидаясь команды, получили свою еду и дали накинуть на себя хомуты. В этот раз звери не требовали отдыха на половине пути, поэтому повозка мчалась по льду без остановки до самого убежища.
Через несколько дней Эливен, как всегда, спустился к озеру и позвал грумов. К его большому удивлению, получить свою порцию онисов пришли только двое. Оба старших грума куда-то исчезли, они не отзывались на свист Эливена и не подавали никаких звуков в ответ. На следующий день грумы так и не появились. Эливен в удручающем состоянии просидел в своей комнате целый день, не понимая, что могло случиться. На третий день он снова отправился вниз, где его встречала всё та же пара зверей, но он заметил нечто странное. Грумы схватили свою еду, но не съели её, а убежали, держа онисов в зубах. Повторилось это и на следующий день, но в этот раз Эливен не вытерпел и отправился следом за беглецами.
Через какое-то время он стал слышать отдалённое тявканье и урчание, а сделав ещё несколько шагов он обнаружил пропажу. Два грума лежали на льду, а между ними ползали трое детёнышей, карабкаясь то на одного, то на другого родителя. Малыши сопели, упорно перелазили друг через друга, падали на спину и беспомощно дрыгали лапами. Тогда один из родителей подцеплял малыша носом и переворачивал на живот.
Двое грумов, сбежавших с онисами в зубах, были неподалёку. Они положили добычу рядом со взрослыми сородичами, у которых теперь прибавилось других забот, а сами легли на льду и пристально следили за тремя отпрысками. Их носы искали в воздухе новые незнакомые запахи, а усы дрожали при каждом дуновении ветерка.
Эливен стоял за ближайшим столбом и смотрел на это чудо, боясь пошевелиться. В эти мгновения он снова подумал, что грумы не такие слепые, как кажется, хотя понимал, что ошибается.
На следующий день Эливен сложил в корзину целую охапку онисов и понёс, чтобы оставить где-нибудь рядом с гнездом грумов. Молодые звери всю дорогу бежали рядом, будто сохранность столь ценного груза зависела только от них двоих, и ни от кого больше.
Глава 44
Наступили тёплые дни, от которых зависела судьба урожая семирды и васхры. Неприхотливые растения, требующие лишь воду, принялись на тех же местах, где и росли раньше. Несмотря на уверения Стаума в том, что их сил вполне хватит, чтобы увеличить площадь посевов, Косс направил всех воинов в путешествие по льду. Пятьдесят человек поступили в распоряжение их же командира, чему они были только рады. Лёд передавался по цепочке из рук в руки, а носильщики перетаскивали его к плантациям, где складывали посреди пещер прямо на залитую солнцем площадку. Весёлое журчание ручейков, растекающихся в разные стороны, привлекало детский смех, о котором уже давно все позабыли.
Стаум решил использовать все помещения, где есть свет, но, когда очередь дошла до тронного зала, он долго смотрел на трон, как будто прощаясь с несбывшимися надеждами, возле которого уже ссыпали грунт, смешанный с глиной, собранной на берегу ледяного озера. Единственное место, которое он не посмел тронуть – это потайная комната за углом, в которой Порхо усердно трудился над каждым клочком своего огромного холста.
Бро и Ско обзавелись потомством, два неугомонных морхуна были перевезены в ближайшее к озеру помещение, как и обещал Стаум. Но на этом вопрос со скакунами не решился, вскоре у воина появилась более сложная задача. Бро и Ско подарили убежищу ещё четыре яйца, а через десять дней – ещё четыре. Собрали все оставшиеся матрасы и подушки, выпотрошили их, чтобы прокормить такое количество морхунов и протянуть до урожая семирды.
В убежище кодбанов оставшиеся скакуны тоже не отставали от Бро и Ско. Пять яиц лежали в углублениях в полу, пока решалось, что же с ними делать.
- Мы не сможем прокормить столько. Урожая ещё нет, а онисов морхуны не едят, - с огорчением делился мыслями Эливен. Косс только качал головой, удивляясь плодовитости скакунов и собственной беспомощности. Никто из них не заметил, что у входа в стойло кто-то стоит и наблюдает за ними. Это была Лия, почти невидимая, словно тень, скромная и тихая.
- Урожай семирды можно собирать и раньше срока, - прозвучал тихий голос, от которого сердце Эливена ушло в пятки. Он не слышал этот нежный певучий голос с того самого дня, как Лия показала ему сына. Никто не посмел перебивать девушку, а она и не торопилась объяснять свои слова.
Лия вошла в стойло, подошла к лункам и прикоснулась к гладкой скорлупе. Морхуны стояли в стороне и позволяли делать своей хозяйке всё, что она посчитает нужным.
- Через двадцать дней семирду можно собирать. До холодов держат только те участки, которые дают семена. Но и это не обязательно, ведь воды теперь у растений вдоволь, и семена появятся раньше.
- Но у нас уже сейчас нет корма, Лия, чем же их кормить сейчас? – недоумевал Косс.
Лия скинула с головы капюшон и улыбнулась, глядя на Эливена, который не сводил с неё глаз. Он был счастлив, что она рядом, и ему уже не было никакого дела до морхунов.
- Яйца появились этой ночью, я приходила вечером, их ещё не было. Птенцы вылупляются примерно на двадцатый день.
- Всё сходится! Эливен! – воскликнул Косс, схватив и встряхнув Эливена за плечи.
Лия ушла, а в воздухе остался нежный запах её волос, как напоминание о коротком мгновении, которое она подарила Эливену.
Урожай действительно не подвёл их ожидания, корма хватило на всех скакунов, а Стаум выполнил своё обещание, данное когда-то Порхо, и снабдил всех плантаторов матрасами и подушками, благоухающими свежей соломой.
День становился всё короче и холоднее, Лие снова приходилось кутать немного подросшего малыша в одеяла и накидки. Она каждый день смотрела на слабеющего мальчика и плакала, уткнувшись в крыло греющего его скакуна. Казалось, что маленький Кей уже всё понимает, его чуть заметная морщинка на лбу и проникновенный взгляд не давали Лие опустить руки. Иногда она ждала, что он вот-вот скажет своей матери что-то важное, главное, но этого, конечно же, не случилось. Вместо этого Кей всё чаще закрывал глаза и погружался в сон, который мог стать вечным.
Лия снова стала прятаться от людей, иногда её не видели по нескольку дней, но Эливен знал, что она не выпускает Кея из рук, будто хочет насмотреться на него перед тем, как его не станет.
Перевернув всё убежище вверх дном, он пытался найти хоть какой-то выход из положения, но помощи так и не увидел ни в чём. Знахарка тоже не смогла бы помочь, так как не дожила до этого времени. Её слова не выходили из головы Эливена, он помнил каждое, но не знал, как их применить в действии. «Свет и тепло могут его спасти», - эти слова, как заклинание, он повторял без перерыва день и ночь. Где свет - там холод, где солнце – там смерть.
Однажды Эливен сел в повозку, не предупредив никого о своём намерении, и отправился в убежище плантаторов. Поделившись своими удручающими новостями со Стаумом и не получив от него никакого стоящего совета, он отправился бродить по тоннелям своего старого убежища. Он посмотрел, как собирают последние семена семирды, заглянул в кухню, где давят васхру, узнал, сколько онисов запасено на складе, но так и не понял, что именно ищет. В полной растерянности он побрёл в сторону тронного зала, прошёл мимо него и оказался возле площадки с бойницами, где двое караульных несли вахту. Полулёжа на полу, они вели ожесточённый бой в сквол, забыв про наблюдение за площадью перед воротами. Они полностью погрузились в игру, не замечая больше ничего вокруг, даже стоящего рядом Эливена.
- Неужели ты думаешь, что твоим плагманам под силу сражаться с софтритами? Мой один софтрит стоит всех твоих плагманов, вместе взятых! – доказывал свою очевидную победу один из караульных.
- Может быть, но ты совсем забыл, что именно сейчас на поле возвращается мой глассон. А теперь посмотри, как мои плагманы под защитой глассона тебя окружат и задавят.
- Нет! Этого не может быть! – воскликнул первый игрок, у которого победа ускользнула сквозь пальцы. Он схватил софтрит и швырнул его за спину, признав тем самым своё поражение. Блестящая хрупкая фигура угодила в грудь Эливена, отскочила и упала на камни. Он осторожно поднял фишку и посмотрел через неё на окно бойницы. Яркий прямоугольник, слегка размытый, был виден сквозь гладкую фигуру сквола, отчего рот Эливена растянулся в улыбке.
- Где вы их берёте? – поинтересовался он у караульных.
- Нигде, разве что, у каждого есть свой мешочек с фишками, если он игрок, - ответил растерявшийся воин. – Раньше их вытачивали на камне, потом полировали, но сейчас нет такой необходимости. Убежище почти опустело, а таких мешков не убавилось.
Эливен ушёл, забыв вернуть одну из самых ценных фигур на поле игры в сквол караульным. Те лишь пожали плечами и озабоченно переглянулись, после чего один из них запустил руку в мешок и достал пригоршню фигур, чуть менее отполированных, чем утраченная, но имеющих на поле непоколебимую мощь. Игра закипела вновь, а про случай, свидетелями которого они только что были, никто уже и не вспоминал.
Эливен думал, куда ему пойти, но решение пришло ему внезапно, когда он проходил мимо поворота к тронному залу. Порхо может знать многое, он наверняка сунул свой нос в каждую щель, во все норы, и заглянул на многие полки в потайных нишах бывшего советника Красса. Порхо сидел на полу и жадно поедал онисов, обильно запивая их водой. Перестав жевать, он пристально посмотрел на своего гостя, но, видимо, не увидев в нём ничего интересного и нового для себя, продолжил свою трапезу.
- Послушай, Порхо…, - начал было разговор Эливен, но проныра замотал головой, давая понять, что занят более важным делом.
- Порхо, у меня почти не осталось времени…
- Орхон, - буркнул худощавый человек, надвинув на лоб капюшон.
- Что? Я не понимаю тебя, ты не мог бы повторить? – удивлённо спросил Эливен, но Порхо больше не выдавил из себя ни одного слова.
Эливен вышел из зала и побрёл по коридору, натыкаясь на стены и не замечая этого. Так он дошел до той самой комнаты, в которой разыгралась сцена, едва не погубившая жизнь Лии и его. Старая комната Лии, ярко освещённая солнцем, пустая и всеми забытая. Будучи самым светлым местом во всём убежище, она не привлекала к себе никого, не способная согреть, отталкивающая и отпугивающая своим холодом, обосновавшимся тут. Огромная щель в потолке позволяла ветру проникать внутрь и уносить с собой то немногое, что теплилось в этом воздухе, разметая пыль и песок и укладывая их новым, ровным, никем не тронутым ковром. Свет, яркий и сильный, он не обжигает кожу, безмолвный и дружелюбный, но он не одинок. Выбрав себе в напарники ледяной ветер, этот свет стал пугающим, несущим гибель, и теперь те места, где он виден, обходят стороной.
- Эливен, я тебя везде ищу. Мне сказали, что видели, как ты пошёл в этом направлении. Что с тобой? Ты трясёшься, давай уйдём отсюда, это слишком холодное место.
- Стаум, я потеряю Лию навсегда, если ничего не придумаю. Кей погибнет, а она не переживёт его смерти.
- Послушай, Эливен, мне жаль, что это происходит, но мы не в силах что-то изменить. Пойдём отсюда, ночь уже скоро.
- Я побуду ещё немного тут, - тихо произнёс Эливен, глядя на коричневую пыль, искрящуюся в гаснувшем свете. Красноватая полоска скользнула по тумбе и направилась к стене, прощаясь с этим местом до утра. Эливен протянул фишку, которую так и не выпустил из рук, к этой полоске. Свет легко проник сквозь софтрит и занял своё место на стене, продолжая ползти вверх. Пытаясь снова завладеть убегающим лучом, Эливен протянул руку выше, потом залез на тумбу и подпрыгнул вверх, но светящаяся полоска уже была недосягаема. Приблизив софтрит к глазам, он смотрел сквозь него на краснеющую над его головой щель, которая становилась фиолетовой, а вскоре и совсем исчезла из виду.
- Он будет жить, обещаю тебе, Лия! – выкрикнул в потолок Эливен, получив в ответ обжигающий холодом порыв ветра, пощёчиной ударивший его. Кто ещё посмел разговаривать о жизни, когда наступает власть холода, тьмы и вечного забвения?
Эливен бежал по тоннелю к воротам, где Стаум отдавал распоряжения караульным и проверял засовы на створках. Когда запыхавшийся юноша подбежал к воину и схватил его обеими руками за одежду на груди, Стаум понял, что дело не шуточное, произошло нечто особенное. Он заставил его сесть и успокоиться, после чего перед лицом воина то и дело стала мелькать фигура из мешка со скволом, которая так и намеревалась угодить ему в глаз.
- Эливен, успокойся, охлади свой пыл. Я просто не понимаю, что ты мне хочешь сказать, - возмущённо произнёс Стаум, поспешив отстранить руку юноши от своего лица.
- А теперь говори, что у тебя на уме, только по порядку. Зачем тебе эта фигура?
- Именно она способна дать свет и тепло маленькому Кею. И не только ему, но и всем нам! – воскликнул Эливен, снова пытаясь сунуть в лицо Стаума софтрит, но тут же получил отпор.
- Но, друг мой, каким образом этот камень может оказать всем столь редкую услугу? – осторожно поинтересовался воин, уже всерьёз забеспокоившись здоровьем своего собеседника. Но Эливен не унимался, он схватил лампу и поднёс фишку к огню.
- Свет легко проникает через софтрит, а теперь посмотри на это! – произнёс с восторгом победителя Эливен, снова поднес фишку к лицу Стаума и принялся дуть на неё.
- Что ты чувствуешь? Скажи мне, что ты ощущаешь, а? – не унимался он.
- Хм, чувствую, как кто-то потихоньку сходит с ума, хотя… Это похоже на…
- Это победа, мой друг! То, чего нам так не хватало, у нас в руках!
Стаум заворочался на камне, который служил ему сиденьем.
- Странно, но этого добра у нас всегда хватало с лихвой. Да Порхо подтвердит, у него таких фигур огромный мешок, стоило только спросить.
- Он слишком занят, хотя, возможно, мне показалось.
- Чем этот проныра может быть занят? Пойдём, я сам всё узнаю! – заявил воин и пошёл по коридору к тронному залу, увлекая за собой Эливена.
Узкая тропинка возле одинокого трона, окружённого грунтом с торчащими сухими стеблями семирды, привносили какую-то дикость в столь величественный ранее тронный зал.
- А мы не ошиблись, что пожертвовали этим местом ради семирды. Собрали много, но могли и больше, если бы «кое-кто» не позволил пожирать семена, - возмущённо высказался воин, то и дело показывая в сторону поворота, где обитал Порхо. Однако, он вдруг резко остановился, позволив Эливену врезаться в свою спину, и прислушался.
- Какие-то странные звуки, похожие на стон раненого. Поспешим!
В комнате было темно, Стаум уже подумал, что ошибся, приняв за звуки нуждающегося в помощи человека что-то другое, но стоны повторились, и они были совсем рядом, под его ногами. Пошарив в запоясной сумке, он достал лампу, чиркнул камнем по стенке сосуда, прижав к ней пальцем фитиль, и в разгорающемся свете огня открылась такая картина. Порхо лежал на полу, держась за ногу, и терял остатки сознания. Лестница, приставленная к стене, возле которой он трудился, оказалась сломанной, несколько её ступеней не выдержали тяжести и переломились.
- Порхо! Ты жив? – вскрикнул Стаум, тряся бедолагу за плечо, но тот не соизволил ответить, лишь промычал что-то в больном бреду.
- У него сломана нога. Видать, давно он тут лежит, никто не услышал его крик о помощи, лампа выгорела. Если бы мы не зашли к нему, окоченел бы на полу. Давай положим его на кровать.
На следующее утро Стаум пошёл навестить больного. Порхо был бледен, его взгляд блуждал, нога опухла и потемнела. Он больше не хотел слышать ни о какой схеме и художествах, несмотря на уверения воина в том, что всё будет хорошо. По крайней мере, Стаум решил подождать, пока бедняга поправится, а если и после этого хитрый проныра не встанет с кровати, то для него найдётся и другое чудодейственное средство. Стоит достать засушенную голову карлика, висевшую на самом почётном для неё месте – на створке ворот, и показать её Порхо, как всё наладится. Но это будет ещё не скоро, а пока что Стаум уточнил у Порхо, где он прячет мешки с фишками от сквола, которые тот так тщательно собирал по всему убежищу. Но даже в столь критическом состоянии хитрец состроил такую недовольную гримасу, что воин хотел было отправиться за головой немедленно, но дар убеждения помог ему избежать лишней беготни.
Вскоре Эливен уже ссыпал фишки посреди тренировочного зала. Их оказалось так много, что гора полированных каменных фигурок доходила ему до пояса. Стаум стоял в стороне и с недоверием смотрел на своего друга, с трепетом ожидая, что же ещё придёт ему в голову столь сумасшедшего и необъяснимого.
- Ну, я оставлю тебя, Эливен, - осторожно произнёс воин. – Ты получил то, что хотел, теперь ты вполне доволен, не так ли?
- Ещё кое-что. Ты сможешь найти мне четыре шкуры грумов? Ещё мне понадобится тонкая верёвка, острый нож, ненужные пики, несколько ламп, много жира…
Эливен ещё перечислял разные вещи, приводя Стаума к уверенности, что его друг окончательно сошёл с ума.
Через какое-то время, получив всё то, что просил, Эливен приступил к выполнению задуманного. Расстелив на полу шкуры, он сшил их краями, превратив в огромное полотно. Одну шкуру он нарезал полосами, которые отложил в сторону, после чего принялся раскладывать фишки на полотне, выискивая самые отполированные и прозрачные, смотря сквозь них на огонь. Менее прозрачные фигурки он раскладывал ближе к краям, после чего взял нож и принялся вырезать в шкуре отверстия под каждой из них.
Прикладывая софтриты и плагманы к отверстию, он брал приготовленную ранее полосу из кожи и пришивал её к полотну вокруг каждого отверстия таким образом, чтобы фишка надёжно держалась на своём месте. К утру Эливен уже не чувствовал пальцев, исколотых ножом и крючком, а изрезанные верёвкой ладони стали чёрными от засохшей крови.
Когда Стаум решил посмотреть, что происходит в тренировочном зале, где он оставил Эливена, то обомлел. Тот лежал без чувств на огромном кожаном покрывале, испускающем тысячи бликов на стены и потолок. Они, играя в догонялки на брошенных мишенях, камнях, сломанных арбалетах и стрелах, на горе из фишек, вынуждали прикрывать рукой глаза, чтобы не ослепнуть от этого чуда, сотворённого за одну ночь.
Глава 45
Лия склонилась в глубокой скорби над свёртком, лежащем в её руках. Слабое дитя больше не открывало глаз, его дыхание было редким и почти незаметным. Сама она давно перестала есть, что совсем ослабило её, придало лицу угловатые черты, обвело тёмными ободками вокруг глаз, спутало длинные волосы. Её молоко исчезло, как только отпала необходимость в нём. Кей больше не размыкал своих почти невидимых тонких губ, с них не слетало ни единого звука.
Она ждала, надеялась, что это случится как можно скорее, угнетая свой разум стыдом за такие жестокие желания. Но всё, что она могла сделать сейчас, это убедиться в том, что Кей больше не чувствует боли. Тогда и она сможет отправиться навсегда в вечную тьму. Но слабое дыхание ребёнка заставляло её ждать и надеяться, что это не затянется надолго.
Лёгкий шорох в коридоре, как будто на другом краю пустыни, не вызвал у неё ни малейшего внимания. Для неё больше нет ничего, кроме этой комнаты, этого маленького свёртка, такого невесомого, но способного сохранять ей жизнь, пока колени чувствуют это дыхание. Она больше никогда не окажется там, за этой занавеской. Туда больше нет пути для неё, он заканчивается здесь, на этом самом месте.
Эливен вошёл внутрь, он дрожал от страха, чувствуя какую-то слабость перед этой силой, заключённой в сгорбленной, облачённой в чёрный балахон спине. Он боялся произнести хотя бы звук, чтобы не обнаружить своего присутствия. Эливен уже знал от Соли и Косса, что попытки спасти Лию от смерти были бесполезными. В конце концов, она запретила кому-либо заходить к ней и что-то говорить. Всё, что хоть как-то мешало ей слушать дыхание Кея, становилось враждебным.
- Эливен, это ты? - произнесла Лия, не оборачиваясь. – Прости, но я не смогла. Уходи, уйди, забудь про меня. Мне осталось недолго.
Эливен, не сдерживая слёз, подошёл к Лие и упал перед ней на колени.
- Я не смогу без тебя, мне незачем существовать в этих подземельях, где не будет тебя. С того самого мгновения, когда рассеялась болезненная дымка, застилавшая мне глаза, я понял, что ты – тот воздух, которым я дышал, тот свет, который пробивался сквозь мои ресницы. Лия, я люблю тебя и хочу, чтобы ты знала. Ты не только в этом бедном малыше, сохранившем в своём маленьком сердечке всю твою нежность. Моё сердце переполнено тобой, я отдаю его тебе полностью, безропотно, навсегда.
- Нет! Эливен, ты не должен так поступать, - вскрикнула в отчаянии Лия. – Этого уже не избежать, я так решила. Но почему же вместо того, чтобы дождаться того сладостного последнего мгновения, я обречена страдать? Моя вина лежит на всём, на Горе, на этом малыше, а теперь я виню себя в отражении твоих глаз. За что! За что!
Эливен трясся, он затаил дыхание, но не смог встать с колен. Его миссия ещё не была окончена. Он решил, что не сможет уйти, даже если его будут умолять сделать это.
- Лия, я не прошу, чтобы ты внимала моим словам, которые услышала от меня. Но я хочу, чтобы ты прислушалась ко мне, доверилась мне в другом, что не терпит отлагательства. Это касается спасения Кея.
Лия вздрогнула, подняла глаза, позволив себе на мгновение отвлечься от застывших маленьких губ малыша.
- Ты лжёшь, слышишь? – прошептала она, не скрывая ненависти к человеку, изволившему шутить с ней в такие минуты.
- Лия, в это трудно поверить, я и сам не знаю, сможет ли это помочь, но ты не можешь отказаться, ради этого ребёнка, - с дрожью в голосе произнёс Эливен.
- Никто не в силах ему помочь, ни ему, ни мне. Оставь нас, я не хочу тратить последние мгновения на кого-то ещё, кроме Кея.
Эливен с трудом встал с колен и, шатаясь, побрёл к выходу. Для Лии он больше не существует, да и стоило ли надеяться, что он когда-то будет ей дорог. Ах, как поздно, чтобы что-то менять. Он понимал, что если сейчас выйдет в коридор, то больше не увидит её никогда. Пот катился по лбу и попадал в глаза, которые уже были переполнены слезами, ногти впились в израненные ладони, голова кружилась от неспособности держать разум на привязи. Нужно сказать что-то, последнее слово, которое она услышит от него, он и сам будет это помнить всегда, всю свою жизнь. Эливен искал это слово, оно хотело уже вырваться на свободу, его губы дрогнули в ожидании этого прощального, такого неуместного, непокорного слова, но в последний момент он произнёс то, что сам не ожидал услышать.
- Гор никогда бы не простил тебя за своего ребёнка, - произнёс он тихо, но ему даже не пришлось сомневаться, что его слова были услышаны. Он сделал шаг и оказался в коридоре, после чего побрёл, сам не зная куда. Но вдруг он услышал, как его кто-то позвал. Это была Лия, которая вышла за ним в коридор, чтобы окликнуть.
Грумы бежали, что есть сил, таща за собой повозку с ценным грузом. Ещё никогда им не удавалось преодолеть этот путь так быстро. Эливен сейчас думал только об одном. Что делать, если звери остановятся в пути? Он не выпускал из рук плеть, которую готов был применить на деле, если придётся. Это сильно расходилось с его методами приручения грумов, но сейчас он был готов на всё, лишь бы успеть. Он испытывал стыд перед зверями, которых заставил бежать по льду, вместо того, чтобы те спокойно кормили своих детёнышей, родившихся недавно и всё ещё нуждавшихся в родительском тепле.
Лия не выпускала ребёнка из рук, она прижимала его к себе, пытаясь отдать тепло своего тела этому маленькому притихшему существу. Наконец, грумы прибежали к месту назначения, знакомые ледяные выработки сверкали своей прозрачной чистотой, ледяной город с его светящимися холмами величественно встречал своих гостей. Люди, разгребающие колотый лёд, добывающие онисов, даже те, кто колол огромный зеленоватый пласт где-то там, в глубокой яме, вышли встречать повозку. Они выстроились в длинную цепь, вдоль которой испуганные грумы вынуждены были двигаться, вопреки своему желанию сбежать подальше отсюда. Шёпот, переходящий от удивлённого к восторженному, пробежал среди рабочих. Они узнали Лию, которая возвращалась в родное убежище, а это был хороший знак.
Кто-то послал за Стаумом, которого не пришлось долго ждать. Вот уже два дня, как уехал Эливен, воин работал в новом стойле для морхунов, расположившемся сразу за первым поворотом тоннеля. Он встретил прибывших, похлопав по плечу Эливена и приободрив Лию жгучим взглядом.
- У меня всё готово, как и обещал. Лия, позволь, я тебе помогу. Обещаю, что справлюсь не хуже тебя, тем более, ты валишься с ног.
Лия сама не поняла, как передала Кея этому великану с огненной шевелюрой, но только сразу после этого она ослабла и потеряла сознание. Эливен успел подхватить девушку на руки, отвергая любые предложения Стаума поменять их ноши местами. Но как бы ни было сильно упорство и чистота стремлений, Эливену всё же пришлось отдать бесчувственную девушку воину, а ребёнка взять себе, иначе дело могло оказаться намного хуже уже через половину пути.
- Она ничего не ест вот уже несколько дней, - поделился переживаниями Эливен. Но его больше заботило другое. Кей не получал материнского молока с тех пор, как Лия его лишилась. Как ребёнок до сих пор жив, он не мог понять, но надеялся, что удастся найти в убежище хотя бы одну женщину, кормящую дитя.
Комната, которая могла бы вызвать волну страха, воспоминаний или даже негодования у ослабевшей девушки, показалась Эливену совершенно другой, чем он её помнил когда-то. Рыжий песок исчез, как будто его и не было вовсе, а стены и пол теперь покрывали ковры, которые Стаум приказал убрать из тронного зала и положить в этой комнате. Лежанка, расположенная возле дальней стены, превратилась в мягкую постель, пахнущую свежими стеблями семирды и пухом морхунов. Вторая лежанка выглядела ничуть не скромнее, но к тому же имела небольшой бортик. Стол, тумба, стенные ниши сияли блеском натёртого камня, а в углах висели красивые чаши-лампы, когда-то занимавшие свои почётные места возле трона.
Э ливен не знал, как выразить свои чувства за подобный знак дружбы и преданности Стаума. Воин всем своим видом дал ему понять, что всё сказанное будет лишним и неуместным.
- Освещение великолепное, ты оказался прав, мой друг, - признался Стаум. – Никто другой не смог бы придумать ничего более ценного, чем этот прозрачный потолок.
Только в этот момент Эливен начал понимать, что в этой комнате странного, если не считать тех удобств, которые она приобрела, благодаря распоряжению воина. В ней не было льда, который всё чаще служил в качестве источника света.
- Когда солнечного света будет мало, придётся разжечь лампы. Лёд тут же растаял, как только мы принесли его сюда, - объяснил Стаум, заметив немой вопрос на лице друга. Воин осторожно положил Лию в мягкую постель, а Эливен передал ему ребёнка.
Поиски молока для Кея ни к чему не привели. В подземелье не было младенцев с тех пор, как начала исчезать вода, а женщины перестали рожать, опасаясь за жизнь детей. Эливен уже отчаялся найти молоко, но через несколько часов он тихо вошёл в комнату Лии и сел в углу. Девушка пришла в себя, но продолжала отказываться от еды. Она не могла позволить это себе, когда ничего не может дать своему ребёнку.
- Лия, я нашёл молоко, - тихо произнёс Эливен, что вызвало у матери странное чувство оцепенения. Он лжёт, этого просто не может быть. Она сама слышала, что такое невозможно, а этот человек хочет поиграть её чувствами, посмотреть на её муки.
- Позволь мне подойти ближе? – осторожно спросил Эливен, и, увидев лишь лёгкое движение плечами, не выражающими ничего, присел на край лежанки. Развязав небольшой мешочек, он обмакнул в него палец и прислонил к почти невидимым губам Кея. Что-то белое, такое удивительное, густое и в то же время текучее, коснулось нежной детской кожи, просочилось внутрь и исчезло. Лия задрожала, с нетерпеливым ужасом наблюдая за странными действиями над её чадом, но ничего не могла с собой поделать, продолжая поедать глазами лицо Кея. Эливен сделал то же самое ещё несколько раз, живительная влага исчезала между сомкнутыми губами, а вскоре они раскрылись и подарили Лие и Эливену еле заметную улыбку.
Эливен убедился в том, что Лия немного поела, после чего оставил мешочек на столе и отправился на поиски Стаума.
- Я должен отлучиться, но я вернусь. Это очень важно, даже один день промедления может стоить чьей-то жизни.
Он взял слово с воина, что тот проявит заботу о Лие, после чего накормил грумов и отправился в путь. Он не стал торопить зверей, совсем недавно они были лишь средством передвижения по льду, но сейчас всё в этом мире, хрупком и странном, стало обретать грани. Они из расплывчатых и неровных постепенно становились острее и тоньше, резали глаз, впивались в голову вместе со звуками и пытались найти себе постоянное и неприкосновенное место в мыслях.
Солнечный свет, проходя сквозь прозрачный потолок, прогревал пещеру, несмотря на жуткий холод снаружи. Лёд превращался в воду, стоило его лишь поместить под эти ласковые лучи. Хрупкая тонкая преграда из фигур сквола смогла отточить одну из множества граней, разделив собой тьму и свет, холод и тепло, смерть и жизнь.
Эливен смотрел на серые спины грумов, безропотно и терпеливо тащивших повозку. Ещё утром эти существа могли получить по своим спинам плетью, но не прошло и дня, как Эливен готов был пожертвовать собой ради них. Ещё одна грань, которая стала видимой, острой, но сколько их предстоит увидеть среди бескрайнего песка и камней, как угадать и не позволить чему-то очень важному проскочить сквозь пальцы, как горсть песка, зажатого в руке? В этот миг он понял, что тот обрыв, пропасть, по краю которой он прошёл, ведя за собой и всех остальных, отступил дальше. Чтобы заглянуть в его глубины, нужно лишь оглянуться и сделать один неверный шаг назад или просто оступиться.
Вдруг он вспомнил тот сон, или это был предсмертный бред, похожий на реальность? Стоило лишь протянуть руку, как он смог бы ощутить ладонью тот песок, сочившийся из рук Маттиса. Он застывал, превращаясь в прозрачный щит, а лицо его погибшего друга сияло так, как будто на него падали лучи от десяти солнц. За его спиной были люди, их не сосчитать, они заполонили всё пространство до самого горизонта.
- Ты был прав, Маттис, ведь тебе было известно будущее. Я не знаю, как ты передал мне свои мысли тогда, но понял я их только сейчас, - прошептал Эливен, стараясь лишний раз не тревожить четверых грумов. – Как же мне тебя не хватает сейчас.
Грумы остановились возле ледяной выработки, но Эливен спустился на лёд и повёл их дальше, поглаживая по шее самку, пытавшуюся ворчать и упираться. Дойдя до последнего столба, который так часто служил ему наблюдательным пунктом, он скинул со зверей хомуты. Небольшая поляна, застланная мелкими камнями, стеблями старой травы, песком и обрывками чьей-то одежды, внезапно превратилась в оживлённый очаг семейного счастья. Три грума – малыша не испытывали услады более долгожданной и нежной, чем это мгновение. С необыкновенным упоением они прильнули к матери и получали своё молоко, такое тёплое и сладкое. Только когда Эливен увидел, что детёныши закрыли глаза и отпустили мать, он посмел шевельнуться. Самка сама подошла к Эливену, подёргивая усами, и взяла из его рук ониса.
- Придётся потерпеть, теперь вся надежда только на тебя, - признавался он зверю, прекрасно понимая, что сейчас оправдывается больше перед собой, чем перед этим грумом.
На следующее утро Эливен, всё так же притаившись за столбом, выждал момент, когда детёныши закончили свою трапезу и отпустили самку. Повозка стояла неподалёку, грумы сами подошли к ней, съели своё угощение и позволили надеть на себя хомуты.
- В добрый путь, - произнёс Эливен, и звери весело помчались по льду, не дожидаясь от своего хозяина каких-то особых распоряжений. Два мира, которые были так чужды друг другу, слились в особом, едином порыве. Один был во власти другого, но каждый знал свою цену в этой странной молчаливой договорённости и дорожил ей, боясь нарушить эту тонкую связь.
Глава 46
Эливен, находясь все эти долгие зимние месяцы далеко от Лии, пытался забыть о ней хотя бы на один день, но понял, что не может.
Бездонные глаза с поселившейся в них тоской, но всё ещё хранившие искорки радуги, длинные светлые волосы, тонкая шея, уголки губ, чуть вздёрнутые от какого-то навеянного и мимолётного счастливого воспоминания. Этот образ он видел каждый раз, как открывал глаза утром. Иногда он сразу растворялся в темноте, но чаще стоял перед ним, сопровождал в дальних походах по длинным тоннелям, охранял его чуткий сон и снова встречал утром.
Каждый раз, подъезжая к ледяным выработкам возле убежища плантаторов, он сдерживал сердце, пытающееся выскочить из груди. Редкие разговоры со Стаумом о текущих делах начинались и заканчивались в стойле со скакунами рядом с ледяным озером. Эливен никогда не спрашивал о Лии, а Стаум не хотел первым нарушать этот обычай, хотя сам прекрасно понимал, что на душе у его друга. С тех пор, как ему стало известно, что у Лии вновь появилось молоко, а Кей идёт на поправку, он редко появлялся в этой части озера.
Вот и в этот раз, погрузив мешок с необработанными хрупкими камнями, которые плантаторы находили для него по всем норам, Эливен попрощался с другом и поехал обратно. Стаум ещё долго смотрел ему вслед, сочувствующе качая головой, не в силах ничего поделать, чувствуя, как угасает его друг.
Эливен все дни, свободные от изучения тоннелей, посвящал тяжёлой работе. Он полировал хрупкий слоистый камень, который привозил от Стаума. Ему не нужно было придавать пластинам определённые формы, но от этого легче не становилось. Затерев его плоские части на грубой столешнице, он переходил к обработке камня куском кожи, применяя глину, смешанную с мелким песком, а потом доводил поверхность до блеска с помощью плотной ткани.
Нут почти всё время проводила в стойле с подрастающими скакунами. Соли решила дать маленькой непоседе чуть больше свободы, чем та и воспользовалась. Погружаясь в это белое мягкое облако из перьев и торчащих из него голов с шершавыми клювами, перекашливающимися между собой и вечно что-то жующих, девочка забывала обо всём. Всё чаще то тут, то там слышалось натужное ворчание какого-нибудь птенца, застрявшего в расщелине в коридоре или упавшего в яму и требующего помощи. Нут просто забывала ставить на место преграду, а молодым морхунам только этого и надо было. Их любопытные клювы пытались проникнуть везде, за каждую занавеску, в любой тёмный угол, чем часто озадачивали обитателей убежища, вынужденных отводить скакунов на место. Нут всегда находила себе оправдание, но каждый раз ситуация повторялась, и этому не видно было конца.
Иногда любопытный скакун засовывал свою голову и в пещеру Эливена, где он точил камни. Он тут же откладывал свою работу и брался отводить морхуна в стойло. Лия тоже любила это место, она находила общий язык с этими пернатыми гордецами, могла заставить скакуна улечься на пол, для чего им приходилось неимоверными усилиями подгибать под себя ноги. Однако животные шли на это, лишь бы хозяйка приходила сюда каждый день и гладила их по мягкой тёплой шее и шершавому клюву.
Сколько долгих часов Эливен проводил за этим поворотом коридора, он и не смог бы представить. Когда Лия приносила только что родившегося Кея в стойло, чтобы хоть как-то согреть, время устремлялось и неслось быстрее самого сильного скакуна. Спрятавшись за углом, лишь краем глаза видев вход в стойло, Эливен был спокоен за безопасность Лии. С посиневшими губами он дожидался её появления, провожал глазами, после чего сам полз в стойло и припадал к первому попавшемуся морхуну, чтобы хоть немного согреться.
Иногда он ненавидел этого младенца, ради которого Лия не находила себе покоя. Но как только он понимал, что Кей – это тоже её частица, кровь и плоть, то корил себя за подобные мысли. Взъерошивая пух на шее скакуна, он осознавал, что совсем недавно здесь была её рука, тонкая, хрупкая. Ему вдруг становилось страшно оттого, что он ни разу не прикасался к этой руке, которая когда-то выхаживала его, смачивала раны на спине и ногах, вытирала капли пота на лбу.
Как всегда, Нут обнаружила себя спящей в уголке стойла. Она чем-то напомнила Эливену о его боли, он завёл скакуна внутрь и закрыл проход перегородкой, после чего быстрым шагом преодолел тоннель и скрылся в своей пещере. Упав лицом в жёсткую подушку, он снова увидел этот образ, грустные глаза вдруг разгорались искорками радости и счастья. Она снова обманула его, эта грусть была наигранной, как же ей нравилось наблюдать за Эливеном, управлять им. Смех, такой далёкий, почти потерявшийся, звучал на холме в последний раз для него, только для него одного. Называла ли она его имя? Знает ли она, как его звать? Что, если она захочет вспомнить его, но не сможет окликнуть?
Подушка душила его, но он не мог поднять голову, боясь, что спугнёт это видение, глаза, глядящие прямо на него, далёкий смех, затихающий, но ещё различимый. «Эливен… Эливен…»
Она помнит его имя, ведь оно слышится на том краю пустыни, на вершине холма.
- Эливен…
Он хотел оторвать лицо от подушки и глотнуть воздуха, но не смел этого сделать. Он был согласен не дышать вовсе, лишь бы это было реальностью. Что-то прикоснулось к его волосам, ничего прекраснее он раньше не чувствовал.
- Эливен…
Он повернул голову, надеясь, что это ему снится, и прижался щекой к чему-то тёплому и нежному. Он никогда не прикасался к этому раньше, но теперь чувствует это своими губами.
- Лия… Я не хочу, чтобы это исчезло. Какой странный сон.
Он открыл глаза и в зеленоватом полумраке увидел её. Это лицо, до боли знакомое и одновременно столь ласковое, живое, совсем не похожее на то, что он видит перед собой днём и ночью. Уголки губ, как он и мечтал всегда, приподняты, а длинные ресницы чуть прячут искорки в широких зрачках. Мягкие волосы спадают на его руку, безвольно лежащую на подушке, это так много для него сейчас. Она помнит его имя, пусть даже и во сне.
- Лия… Как я устал без тебя. Пусть этот сон никогда больше не кончается. Не уходи от меня, останься со мной навсегда.
Образ подарил растерянному и счастливому юноше лучезарную улыбку, а тёплая ладонь непрестанно гладила спутанные волосы.
- Дя, я останусь с тобой навсегда, если ты согласен принять меня, Эливен, - звучал голос, как тонкий ручей, убегающий от кучки колотого льда, сваленного в углу комнаты и забытого там.
Сладкая пелена, которая заволакивала всё вокруг, рассеивалась, угрожая оставить Эливена один на один с грубым камнем, холодом и темнотой, но тепло рук на его голове не исчезало. Чувство страха, стыд и растерянность вдруг навалились на плечи, кровь хлынула к щекам, сердце неистово рвалось наружу, устав томиться в затаившей дыхание груди. Он поднял глаза в надежде, что ничего не увидит, но был наказан этим видением, отдающим себя полностью, безвозвратно ему в этом подземелье, в этой комнате.
- Лия… Лия… Могу ли я говорить с тобой? Я никогда бы не осмелился сделать этого, почему же я должен позволить себе это сейчас?
- Говори, прошу тебя. Я хочу слышать твой голос, он стал для меня этим светом, теплом. Говори всегда, всё что хочешь, когда хочешь.
Эливен вновь прильнул губами к тёплой ладони девушки. Если бы он только мог отказаться от всего, что его сейчас окружает, но запомнить этот миг, это прикосновение навсегда, он сделал бы это.
- Я люблю тебя и всегда любил. Это сердце, оно рвётся к тебе, мне его нисколько не жаль. Оно жестоко, способно убить меня, но пока я слышу его, мне приходится думать о тебе, сдерживая в груди убийцу.
Лия наклонилась ещё ниже и прикоснулась губами к губам Эливена. Бешеные удары в груди стали стихать, будто жестокий зверь, прячущийся во плоти, получил то, чего хотел.
- Я тоже люблю тебя, Эливен.
Кей ещё не окреп настолько, чтобы покинуть свою тёплую и светлую комнату в убежище плантаторов. Стаум, как только понял, что ребёнку больше ничего не угрожает, стал всё чаще обращать внимание Лии на молодых скакунов, которых он уже пробовал выводить на лёд, и даже запрягать в повозку.
Однажды, поздно возвращаясь из стойла возле ледяного озера, он заметил какую-то тень, проскользнувшую к морхунам. Следующей ночью, спрятавшись в тоннеле, он дождался появления этой тени снова. Лампа в её руках осветила лицо, хотя для Стаума это не стало каким-то сюрпризом. Он знал, что это Лия. Только она знает, как обращаться с морхунами, чтобы те подчинились ей, признали своей хозяйкой. Стаум догадался, зачем ей это нужно, но вместо того, чтобы раскрыть своё ведение, он положил в повозку удобное кресло, застеленное мягкими подушками и самым тёплым одеялом, какое ему только удалось найти в убежище.
Однажды, заглянув в стойло, он не досчитался двух скакунов, самых взрослых и сильных из молодняка. Спустившись к озеру и поискав глазами повозку, он её тоже не обнаружил.
«Старого воина не проведёшь», -поощрял он себя и своё чутьё, которое, как всегда, не подвело. Заглянув в комнату Лии, он никого там не обнаружил, чему нисколько не удивился. Следы торопливых сборов говорили о том, что хозяева этой пещеры не появятся тут в одночасье. Стаум решил потревожить бедного Порхо, который редко прохаживался по коридорам и всё чаще лежал. Сломанная нога так и не переставала напоминать о себе, заставив тощего ворчуна позабыть о своём занятии и забросить составление карты. Теперь он нашёл себе более интересное и благодарное дело – сидеть в белом кресле и наблюдать за полками в складе, который когда-то был в хозяйстве у советника Красса.
Стаум знал, где найти этого проныру и скрягу, поэтому сразу направился туда.
- А, Порхо! Давно я тебя не видел. Всё не можешь забыть мне ковры, которые я забрал у тебя? Это написано на твоём лице, как бы ты не пытался этого скрывать. Но ведь это место, как я погляжу, нравится тебе не меньше, или я ошибаюсь?
- Следить за складом – это тяжёлый труд, - оправдывался Порхо, развалившись в кресле и выставив вперёд свою больную ногу. – Мой труд никогда никто не ценил, а ведь я отдавался ему полностью, не жалея своих конечностей.
- Знаем мы твои конечности. Говорят, видели тебя, как ты прохаживаешься между своих тайников, причём, твоим конечностям это нисколько не было в тягость.
- Кто? Это враньё, уверяю тебя, воин. Если бы я был здоров, разве мог бы себе позволить прозябать в этом кресле целыми днями?
- Ладно, хитрец, можешь оставаться тут, сколько захочешь, но при одном условии. Чтобы я больше не видел на твоём лице того выражения. Или тебе напомнить о тех двух скакунах, которые спасли вас от голодной смерти?
Порхо усердно замотал головой, невольно ища глазами то, что его всегда так пугало. Ничего подозрительного не заметив, он успокоился.
- Мне нужно два мешка с пухом, и не спорь, пока мне не понадобилось ещё и твоё кресло. Оно было бы так кстати в моей пещере, если бы было чуть шире. Тебе повезло.
- Но у меня нет того, что ты просишь, я давно уже всё раздал…, - начал было свою знакомую песню Порхо, но как только заметил руку воина, потянувшуюся к ремню, перекинутому через плечо, соскочил с кресла и побежал в дальний угол пещеры, позабыв про свою больную ногу. Ожидая увидеть голову Морака, он был даже слегка разочарован, когда Стаум просто поправил ножны от секиры, которые так и таскал на своей спине по старой привычке. Лишних слов говорить не пришлось, ухмылки воина было достаточно, чтобы лгун скрылся среди полок, а позже вернулся с тремя мешками пуха вместо двух.
- Это всё, что есть, забирай, - с отчаяньем в голосе сказал Порхо.
- Какой же ты мелочный, когда у тебя просят. Тебе напомнить, откуда взялся этот пух, эта еда, семирда, васхра? Даже не пойму, зачем я тебя до сих пор терплю?
Стаум знал все выходки Порхо, видел его насквозь, поэтому подобные стычки с этой пройдохой давно уже стали для него своеобразной игрой, тренировкой цепкости взгляда, смекалки, слуха. Иногда он вспоминал о былых временах, когда приходилось подолгу лечить раны после очередной вылазки в пустыню, но понимал, что это были худшие времена, о которых стоит забыть навсегда.
Порхо спас его, когда замёрзший отряд стоял по другую сторону глыбы, освободив проход. Стаум иногда с удовольствием потирал затылок и вспоминал, как его уронили со скакуна, но спасли от смерти, и Порхо приложил к этому свою руку.
- Ладно, оставайся на своём складе. Пусть твоё чудное выздоровление останется между нами. Это будет нашей маленькой тайной, не всё же мне таскать с собой эту голову.
Стаум снова потянулся к плечу, но только чтобы увидеть, как Порхо подпрыгнет в своём кресле. Удовлетворённый результатом, воин взвалил три мешка на плечи и ушёл.
Стаум знал, что Лия не станет задерживаться в убежище кодбанов из опасений за Кея. Не прошло и двух дней, как он заметил вдалеке какое-то движение. Вскоре к нему прибавились и звуки, которые он ни с чем бы не спутал. Перекашливание молодых скакунов, возвращающихся домой, становились всё отчётливее и ближе. Вскоре воин уже различал две головы, усердно поднимающих вверх свои клювы и приветствующих облачками пара знакомые ледяные горы, берег и хозяина, от которого посмели сбежать, поддавшись чарам нежных женских рук. Однако Стаум в этот раз встречал не только своих скакунов. К его великому удивлению, вслед за первой повозкой с небольшим отставанием прибыла и вторая, запряжённая четырьмя грумами, а когда из неё выбежала любопытная Нут, то его радости не было конца. Знакомый голос Соли, упрекающий девочку за столь неосмотрительное поведение, казался ему песней, разливающейся по зелёным просторам. Косс спустился на лёд последним, чтобы потом с трудом выбраться из тяжёлых объятий друга.
- Слишком ценный груз, чтобы отправлять его в дальний путь без провожатых, - заявила Соли, так и не уточнив, кого же она имела ввиду. Но можно было догадаться, что за Кея и Лию она почти не беспокоилась, когда с ними рядом был Эливен.
Стаум с большой гордостью показывал гостям всё то, чего удалось достичь в хозяйстве. Стараясь не подавать виду, что во всём тут есть его заслуга, лицо, запечатлевшее умиление, выдавало его без остатка. Когда показалась комната Лии, гостям пришлось разделиться. Долгая дорога утомила маленького Кея, которого Эливен не спускал с рук. Будто спрашивая разрешения, он взглянул на Лию, не смея сделать первый шаг. Но когда она взяла его руку в свою, то последние сомнения развеялись.
Глава 47
Многое изменилось с тех пор, даже подземелья, казалось, стали светлее и шире. Кей повзрослел и окреп, а ещё через какое-то время Нут родила ему двоих детей. Шум и беготня в коридорах не умолкала до самой ночи. Скоро обитателей подземелий стало больше, но места хватало всем. Эливен продолжал дело, когда-то заброшенное Порхо, изучая тоннели и находя всё новые выходы к озеру и нанося их на схему. Кей тоже принимал участие в поисках, а когда Эливен понял, что участие сына уже превосходит любые ожидания, полностью доверил ему это дело.
Передвижения по льду давно стали регулярными, но, как ни странно, в убежище кодбанов предпочитали грумов, а в убежище плантаторов – скакунов. Однако это никогда не становилось поводом для споров и разногласий. Эливен и Лия остались в родном убежище навсегда, но каждый из них где-то в глубине себя догадывался об истинных причинах этого. Лия иногда уходила в неизвестном направлении, она могла исчезнуть на целый день. Эливен догадывался, что она ходит к потайной комнате Иногура и сидит там перед заваленной камнями щелью, вытирая слёзы.
Эливен же не представлял своего существования без Лии, поэтому остался рядом с ней. Стаум вернулся к кодбанам, когда умер Порхо. Всё, что его держало в этом убежище, так это возможность шутить над хитрым занудой. Когда он однажды обнаружил его в кресле на складе, подавившимся лепёшкой, то последняя шутка так и не сорвалась с губ воина. Он сам отнёс тело Порхо к озеру и закопал на берегу, после чего сел в повозку и уехал навсегда.
Лия часто отправлялась в путешествие по льду, а Нут всегда сопровождала её в этом деле. Соли и Косс всё чаще настаивали на их присутствии, ожидая от Нут всё той же живости непоседливого ребёнка, но находили в ней заботливую сиделку. Когда-то пришлось бы сделать выбор, Нут и Кей после многодневных раздумий, споров и слёз, всё же решили уехать в убежище кодбанов. Эливен и Лия не стали противиться этому, хотя с трудом скрывали свои горестные чувства.
Однажды, когда Лия поняла, что Эливен не спит и смотрит на размытый свет от звёзд, исходящий с потолка, она вдруг встала с лежака и пошла в дальний тёмный угол, словно вспомнив о чём-то очень важном.
- Эливен, послушай… Я хочу тебе показать одну очень странную вещь, а может быть, ты назовёшь и меня такой, потому что я спрятала это от чужих глаз. Помнишь тот день, когда мы чудом спаслись, а ведь это было то самое место, где мы сейчас с тобой.
Эливен нахмурился, представив тот миг, ужасный, леденящий сердце. Даже сейчас, когда прошло много лет, он вновь до боли в глазах вглядывался в эту чернеющую дыру, как тогда, пытаясь разглядеть на её дне Лию. Но несмотря на всколыхнувшиеся переживания в груди, он не позволил себе перебить эту странную речь.
- Это было у того человека, который пытался нас убить. Золан, хитрый и жестокий, он знал себе цену, ожидая своего победного выхода. Он прятал на своём теле эту вещь, которая могла погубить меня. Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я выхватила её у него из-под рубахи и устремилась к верёвке. Я не рассказала тебе об этом только потому, что мне было стыдно, ведь я совершила такую глупость. Тогда я была твёрдо уверена, что эта вещь очень важна для него и представляет большую ценность, а значит, учитывая подлость Золана, она способна навредить всем нам.
Эливен вдруг вспомнил, как его рука ударилась о что-то твёрдое, когда он пытался оказать Золану сопротивление. Волнение охватило его тело, он чувствовал, что знает эту вещь, но не может сейчас ничего представить, кроме Лии, распростёртой на полу возле кучи верёвок, такой тихой и беззащитной.
- Я спрятала это в комнате в убежище кодбанов, а со временем мне эта вещь стала настолько безразличной, даже отвратительной, что я совсем забыла о ней. Я совсем недавно вновь наткнулась на неё, когда ездила к Кею, привезла её сюда, но всё равно не осмеливалась признаться в этом, стыдясь, что не сказала всего ещё тогда, в тот же день. Вот она, эта злосчастная вещь.
Лия вышла на середину комнаты, держа в руках пластину, сверкающую в слабом свете размытых звёзд. Эливен почувствовал, как его мысли понеслись в направлении, давно ушедшем в прошлое, потерявшемся во времени, где он оставил всё, что было ему дорого когда-то. Смерть отца, Маттиса, даже Горхэма отражалась в этом гладком куске странного металла. Её не было столько лет, а теперь она вновь перед его глазами. Кто знает, сколько ещё горя она может принести теперь? Тайна, которая скрыта под этими линиями, требует за себя слишком дорогую цену. Знали ли обладатели этой тайны, насколько слабы и беспомощны те, кому приоткроется её завеса? Догадывался ли синий великан, что отдаёт свою последнюю надежду вместе с посланием тому, кто не в силах выжить, покидая место, так тщательно зашифрованное на пластине?
- Скажи, Лия, кто ещё может знать об этой пластине? Ты показывала её кому-нибудь? – шёпотом спросил Эливен.
Вопрос, прозвучавший так странно, стал неожиданным, он вызвал дрожь в руках, обжигал их. Лие вдруг стало настолько страшно, что она выпустила пластину из рук, та упала на пол и отскочила в сторону Эливена, издав при этом странный зловещий звук. Долгую тишину, повисшую в комнате, кто-то должен был нарушить, пока тусклый свет из-под свисающей на пол накидки окончательно не свёл их с ума.
- Лия, родная, ты сделала правильно, когда спрятала эту вещь от лишних глаз. Она несёт смерть, наше убежище было истреблено когда-то из-за неё. Но нельзя винить в этом предмет, предназначение которого никому не известно и осталось загадкой. У неё есть решение, это очень важно, может быть, именно в нём и скрыто наше спасение. Это будет не скоро, но сейчас эта пластина снова на моём пути.
Эливен осторожно прикоснулся к холодному гладкому металлу. Его белые волосы уже давно стали седыми, а вокруг глаз мелкие морщинки отсчитывали годы, безжалостно и бесповоротно. Вот он и держит в руках то, в чём заключена великая сила, управляющая жизнью и смертью. В последнем Эливен был уверен, но сможет ли она что-то изменить в жизни тех, кто вынужден обитать в недрах Марса, вечно скрываться от Солнца и убийственного холода?
Эливен и Лия больше не вспоминали эту ночь, по крайней мере, каждый из них даже не посмел бы начать разговор об этом. Лия вскоре совсем позабыла о том случае, но Эливен не смел этого сделать. Дождавшись, когда очередной обоз соберётся к убежищу кодбанов, он передал через возницу некое послание для Кея, в котором просил приехать его как можно скорее. Через несколько дней невысокий, но крепкий молодой человек подошёл к широкой ширме и потянул за шнурок сбоку. Без малейшей задержки чёрная тяжёлая занавесь стала подниматься, наматываясь на огромный рулон под потолком. Эливен ждал этого человека, он даже знал день и час, когда услышит звон колокольчиков на стене. Зацепив тонкую верёвку, управляющую неким подъёмным механизмом, за специальный крюк, он обнял гостя, прижав его голову к своей груди.
- Ну, здравствуй, сын!
- Отец, я рад снова видеть тебя. Мне передали твою просьбу.
Вскоре отец и сын уже шли по широкому коридору в сторону озера. Им приходилось несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух. Эливен знал, что Кей мог преодолеть весь путь без остановки, когда-то он и сам ощущал в своём теле великую и неистощимую силу, но даже камень стачивается песком. Вместо силы, покидавшей его, он приобретал другую, которая совсем не уступала той, первой. Это была сила ощущения, бремени, стоявшего у выхода, чувства выполненного долга перед синими великанами, который он принял на свой счёт. Те люди, что стояли за спиной Маттиса, он не видел их лиц тогда, но он знал сейчас, что эти лица есть в каждом человеке, кто ещё не родился, а может быть, кто уже ушёл в вечную темноту.
В стойле со скакунами на подстилке из соломы лежали два грума. Они были стары, их кожа стала почти белой, а усы давно выпали. Как только они услышали шаги Эливена, их головы приподнялись, а невидящие глаза повернулись в сторону человека. Эливен погладил зверей по шершавой коже и положил им под морды измельчённую еду.
- Всё также рвутся в путь, - печально заметил Эливен. – Я их оставил тут, чтобы им было спокойнее и теплее. Недолго им осталось.
- Это те самые? – поинтересовался Кей.
- Да, это они. Вот та, с более острым носом, спасла тебя когда-то от смерти, хотя, тогда это было и спасением твоей матери, как и меня. Кто знал, что эти слепые животные, никогда не видевшие свет, дадут нам возможность наслаждаться им целую жизнь? Кстати, твоя мать так и не узнала, где я взял то молоко, - рассмеялся Эливен.
Морхуны были запряжены, как и просил Эливен. Повозка уже стояла на льду, а скакуны томились в ожидании приказа, благодаря которому они смогут размять свои ноги. Путники сели на мягкие подушки и укрыли ноги тёплыми накидками. Маленький рычаг сбоку повозки служил для управления животными. Эливен взялся за него и плавно подвинул в сторону. Небольшое усилие передалось по шнурку к перекладине возле шеи каждого из скакунов, и они медленно двинулись в правую сторону, потом выровнялись и набрали необходимую скорость. Вскоре столбы замелькали, и Кей потерял им счёт. Он никогда не путешествовал в этом направлении, хотя считал, что в исследовании озера давно превзошёл любого. Он смотрел на лицо отца и удивлялся, как уверенно тот выбирает направление. Однако для Эливена это не представляло труда, ему не нужны были какие-либо следы или указатели, он просто знал. Когда Кей уже не пытался запомнить путь, тем более, не зная цели и стесняясь показаться слишком навязчивым, задавая лишние вопросы, морхуны остановились, повинуясь движению рычага.
Это был берег, совсем не такой, как возле убежища. Света, испускаемого озером, было недостаточно, чтобы осветить всю сушу, уходящую в глубину подземелья и терявшуюся в темноте.
- Идём, Кей, - позвал Эливен сына и зашагал в темноту. Позже он взял его за плечо, чтобы уберечь от столкновения со стеной, внезапно выросшей перед ними. Достав из мешка пару ламп, он зажёг их одну за другой и поставил на пол.
- В этом месте проходит граница моих тайн. Я открываю их тебе, потому что не могу забрать с собой. Это должно остаться здесь, в этом мире, с тобой, с твоими детьми, с людьми. Ты будешь знать больше, чем другие, но это не значит, что они не достойны этого. Нет, время пока не пришло. Пронести это с собой всю свою жизнь – вот бремя, огромная ответственность. Передать это следующим – вот великое счастье, награда. Я хочу передать тебе это, так как нельзя иначе.
И Эливен рассказал Кею всё, что пронёс в своей памяти до этого момента. В конце своего повествования он приблизил лампу к стене и попросил сына приложить к ней руку.
- Это только один из древних входов к тайне, которую скрывали от нас веками. Сейчас эти ворота мертвы, но когда-то они были открыты, подчиняясь лишь дуновению мысли, слабому движению губ. Ты должен запомнить кое-что, это нельзя забывать. Повторяй это каждый день, ночью, когда ложишься спать, и утром, когда все ещё спят. То, что когда-то откроет нужные двери на пути к спасению. Слушай же эти слова, мой мальчик. Форио. Гаудо…
- …Холли. Флоуи. Земля, - проговорил Кей, поглаживая старые окаменевшие символы на воротах.
- Как, ты знаешь это? Но откуда…, - озабоченно промолвил Эливен. Кей поспешил успокоить его.
- Я давно выучил эти слова. Прости меня, отец, но некоторые секреты ты уже давно выдал, сам об этом не ведая. Когда я только научился слушать, ещё не понимая, что происходит вокруг, я часто слышал эти слова. Ты их произносил во сне. Я виноват, что не сказал тебе этого раньше, просто мне показалось…
- Что это бред сумасшедшего? – не выдержал Эливен, заключив в крепкие объятия Кея.
- Но это ещё не всё, сын мой. Есть то, что скрыто даже от тебя. Когда-нибудь найдутся те, кому это будет нужнее.
Эливен побрёл обратно к озеру, неся лампу в дрожащей руке. Свет от фитиля слегка коснулся нескольких бугорков, сооружённых чуть поодаль. Один из них был свежим, как будто совсем недавно что-то пытались найти под ним или спрятать.
Мысли, они мчались, когда уже некуда было спешить. Эливен не мог повелевать ими и успокоить их бег, они были неподвластны ему, как и это старое иссохшее тело. Он хранил и лелеял память, всё, что осталось у него. Иногда Эливену казалось, что тёплая и нежная рука прикоснулась к его щеке, он открывал глаза, но с грустью понимал, что этого уже не может случиться. Лия покинула его год назад, оставив после себя лишь этот поток мыслей, которые не желали оставить его в покое. Они тяготили его, но только лишь потому, что не давали покинуть эту тёмную комнату с расплывающимися наверху звёздами и отправиться на поиски Лии, Маттиса, своего отца и матери. Но иногда он видел сквозь отверстие в потолке Синюю звезду, а может быть, ему это только казалось.
Тогда он снова летел сквозь мокрые брызги бескрайней водной глади, окунался в волнующиеся просторы зелёной травы, где слышался ласковый и родной голос Лии, зовущей его к себе. Это мгновение не могло отпустить его, оно тянуло за собой, из последних сил, пока не забрало окончательно.
Ладонь Эливена разжалась, а Синяя звезда, отражаясь в гладком остывающем медальоне, дарила нежный свет безмолвной, опустевшей комнате.
Путь Эливена
© Copyright: Вячеслав Киман, 2021
Свидетельство о публикации №221052401082
Свидетельство о публикации №221052401082
Рецензии