Не романтический роман. глава 1

Глава 1.
Первый день московской осени, пожалуй, ничем ещё не отличался от последнего дня московского лета. Всё так же,на небе, пылало жаркое солнце, накаляя крыши домов и c наслаждением растапливая безоблачную синеву вокруг себя, всё так же ленивый душный ветер срывал уставшие от зноя листья деревьев и, забавляясь на лету  лёгким шелестом этих новоявленых пилигримов, гнал их прочь от родных мест в неведомую даль. Город, изнурённый продолжительной жарой казалось был,подобен, гигантскому острову, что оторвавшись когда-то от большой земли , теперь одиноко дрейфовал далеко, к воображаемому горизонту, более всего походящему на мираж. Казалось, что со вчерашнего дня, ничего не изменилось, но осень, пока ещё робкая и застенчивая, получив прописку в столице на долгие, три месяца и, примеряя этот город, как жеманная красавица примеряет новый наряд, беспрестанно вертясь перед зеркалом, уже рисовала в своём воображении, те грандиозные изменения, которые непременно вскоре претерпит «Белокаменная». Занятые своими повседневными делами жители и гости города, хаотично снующие, по широким просторам столицы и создающие своей суетой это вечное броуновское движение, ещё совсем не задумывались о грядущих переменах. Их мысли, весьма далёкие от романтики, были заняты абсолютно прозаичными проблемами: началом учебного года, посещениями магазинов и торговых центров, акклиматизацией после каникул или отпусков и выходом на работу, где, неизбежно, придётся делиться воспоминаниями о морских приключениях, выслушивать с притворным интересом, рассказы вернувшихся из-за границы и непременно поверять  любовные истории, которые зачастую придумывались заранее и должны были изобиловать   яркими красками и романтическими подробностями, избранному кругу особо любопытствующих коллег. Вокзалы и аэропорты день и ночь, возвращающие сбежавших пленников душного городского ада, обратно, безжалостно уничтожали, в вернувшихся, даже робкую надежду, на ослабление жары, едва ноги беглецов касались твёрдой земли. Сами же вчерашние курортники, знойные, загорелые всё ещё одетые в пёстрые рубашки и сарафаны, пахнущие солёными брызгами морского прибоя, грустно спускались с трапов самолётов, цветастым табором высыпали из вагонов на перроны и постепенно вливались в потоки своих собратьев, уже забывших об отпуске или вовсе его не имеющих.
В этом разноцветном потоке, вытекающем из аэропорта, особо выделялась молодая женщина, в элегантном тёмно-синем брючном костюме и белой лёгкой блузе с расстёгнутыми, почти до самой груди, маленькими перламутровыми пуговичками. Этот, очевидно, хорошо продуманный ансамбль, довершали туфли на высоком тонком каблуке, в тон костюму и небольшой чемодан на колёсах, того же цвета, с длинной чёрной пластмассовой ручкой. Густые каштановые волосы девушки, искрящиеся в лучах солнца, были распущены и, лёгкой волной, спускаясь чуть ниже плеч, плавно колыхались при каждом её шаге. Лицо незнакомки, в отличии от большинства покидающих аэропорт людей было совершенно не смуглым, даже неестественно белым, от чего тонкие черты его, казались хрупкими и прозрачными, точно сделаны они были из тончайшего фарфора. Нельзя было её назвать безусловной красавицей, но уверенность в себе и тот неподражаемый шарм, которым она обладала, заставляли практически всех мужчин, встречающихся на её пути останавливаться и провожать незнакомку долгим, восторженным взглядом, к неудовольствию своих спутниц. Она же, не обращая ни малейшего, внимания ни на кого, проследовала лёгкой походкой к стоянке такси и села, не торгуясь в первую подъехавшую машину. Удобно расположившись на заднем сидении и сняв пиджак, она достала из его кармана, мобильник и стала просматривать сообщения. Это были, в основном фотографии подруг с мест отдыха и смешные видео. Единственным информативным посланием было сообщение от мамы:
С приездом, доченька! Буду ждать тебя сегодня в 15.00…
Дальше, в сообщении был только адрес. Пассажирка такси набрала номер телефона мамы, но телефон той был отключён.
- Опять работает – подумала она – ладно, встретимся, поболтаем.
Девушка закрыла глаза и задремала, но, не прошло и нескольких минут, как мобильник, лежащий на её коленях, зажужжал и тут же громко заиграл бодрую мелодию:
- Да, алло – вздрогнув от неожиданного пробуждения, немного растерянно, проговорила она в трубку и, услышав приятный мужской голос, блаженно улыбнулась. Звонок, только, что так вероломно нарушивший её сон, в одно мгновение преобразил незнакомку: глаза её заблестели, а губы расплылись в обворожительной улыбке.
- Да, уже прилетела.
-Да, я тоже ужасно соскучилась – продолжала она, понизив голос почти до шёпота и прикрыв трубку ладонью.
- Конечно одна. Просто я уже в такси.
- Нет, сегодня, наверное, не получится.
- Да, свидание. С мамой. - Продолжая улыбаться, отвечала приятному голосу девушка.
- Нет, не могу перенести … Она телефон отключила.
- Да, нет! Это ровным счётом ничего не значит. Она всегда его отключает, когда пишет.
- Да, чтоб не отвлекали.
 - А на меня это распространяется в первую очередь.
-Потому, что я звоню чаще всех.
- Нет, сейчас я приду домой, искупаюсь и…
- Перестань …- девушка расхохоталась.
Вдруг она сделалась серьёзной и, прикрыв трубку рукой, почти шёпотом сказала:
- Я страшно соскучилась. Эта ночь без тебя… Я практически не спала до самого отлёта.
- Нет. Сегодня никак.
- Я знаю, зайка.
- Я напишу, как освобожусь.
- И я тебя.
Девушка, отложила трубку и, улыбаясь, прикрыла глаза.
Такси остановилось прямо перед высоким кирпичным домом, пассажирка расплатилась, забрала из рук водителя, свой багаж и направилась к подъезду.
- Олеся – окликнула девушку пожилая женщина, стоящая в стороне от подъезда, которую та, будучи занята своим багажом, не заметила раньше.
- Лилия Натановна, здравствуйте! Я вас не увидела. – безразлично отозвалась, явно не обрадованная, девушка и попыталась пройти дальше, но окликнувшая её не молодая женщина с тяжёлым лицом, уже стояла перед ней, преграждая дорогу к подъезду. 
Лилия Натановна манерой держаться с людьми, производила на них впечатление круто характерной и безапелляционной женщины, коей, в сущности и являлась. Её яркая, запоминающаяся внешность полностью соответствовала такому же яркому и выдающемуся характеру. Будучи по своей природе любознательным человеком , она все события, попадающие, в поле её жизненного пространства, тут же превращала в свою собственность, и переживала их, всегда с куда большей страстью, чем истинные их участники, добавляя во время многочисленных пересказов всё новые детали и пикантные подробности о, которых подлинные герои событий и понятия не имели. А если ко всему этому добавить невероятную общительность, Лили Натановны и необыкновенно колоритную речь, то не трудно догадаться, что она была самой настоящей звездой не только дома, в котором проживала, но и всего двора. Приехав, несколько лет тому назад, к дочери, из Одессы, она всей душой тосковала по своему солнечному городу, но уезжать из зажиточной Москвы не торопилась, твёрдо утвердившись в качестве непререкаемого авторитета среди возрастного контингента не только двора, но и большей части квартала.  Она считала своим долгом знать всё обо всех, что бы, позже, на основании этих знаний и собственных умозаключений, составлять своё мнение, которое оглашалось ею, как вердикт, во время вечерних посиделок на скамейке во дворе с престарелыми приятельницами.
- А ви, шо, приехали, откуда-то? - спросила соседка, словно не расслышав приветствие девушки и нарочито внимательно разглядывая её чемодан
- Да, в Турции отдыхала – со вздохом ответила та
- И шо там, у той Турции хорошего? – недовольным тоном продолжала расспрос соседка, переключив своё внимание с чемодана на саму собеседницу.
- Море, отель хороший, всё включено…
- А шо ви такая белая, как не с моря? Моя внучка, Розочка… Ви знаете за Розочку?
- Да –  плохо скрывая раздражение, отвечала Олеся, стараясь избежать продолжительного разговора.
- Она у меня такая умница! – словно, не замечая настроения собеседницы, продолжала Лилия Натановна - Так вот Розочка каждое лето уезжает в августе на целый месяц на море. Не на Турецкое конечно, на наше, в Лазаревское. Раньше она, конечно, ездила ко мне, в Одессу, но с тех пор, как она вишла замуж, они с мужем стали ездить в Лазаревское. Там, слава Богу, у её мужа, у этого биндюжника, есть родственники, ну знаете, Бог, наверное, сжалился и дал хоть что-то хорошее этому шаромыжнику, шо б он бил здоров. Так вот моя Розочка приезжает оттуда, как настоящая мулатка. Ви мене можете не поверить, но она ещё на новогодних утренниках в детских садах выступает, как негритёнок, с песней «Чунга- Чанга» и её шикарно принимают.
- Не сомневаюсь. Мне, просто, загорать нельзя. – Проскользнув мимо соседки, в подъезд и нажимая кнопку вызова лифта, отвечала Олеся. Ей хотелось объяснить Лилии Натановне, что никакого Турецкого моря в мире нет, но, подумав, во что это может вылиться, она передумала.
- И зачем надо ехать аж у  Турцию, если даже загорать нельзя? Ну, хотя бы поплавали?
На эти вопросы девушка не ответила, потому, что, к её счастью, уже подъехал лифт. Спешно попрощавшись с любопытной соседкой, она вошла в него и облегчённо вздохнула, как только тот начал своё движение.
Ровно в три часа  такси, в котором приехала Олеся, остановилось у ажурных ворот пансионата с музыкальным названием «Сонатина». По забору из розового итальянского кирпича, окружающему пансионат, плелись одеревенелые стебли винограда с большими тяжёлыми листьями тёмно-зелёного цвета. Рядом с воротами находилась проходная с небольшим застеклённым помещением для охраны, где Олесе удалось разглядеть двух охранников в тёмной униформе и таких же форменных фуражках.
- Добрый день - обратилась девушка к охранникам – вы мне не поможете?
- Добрый день – лениво выходя из тенистой конторки, поздоровался высокий, худощавый охранник -  чем могу помочь?
Олеся, протянув телефон с сообщением мамы, в котором был указан адрес, спросила:
- Это ваш адрес?
Охранник, так же лениво взглянул на сообщение.
- Ну, да, наш.
- Ничего не понимаю. – Вслух подумала Олеся и, поймав на себе вопросительный взгляд охранника продолжила:
- Скажите пожалуйста, не находится ли на территории вашего пансионата Александра Анатольевна Герц?
Охранник лениво повернул голову в сторону конторки и сделал знак своему напарнику. Тот некоторое время пристально вглядывался в плоский монитор, перед которым сидел и, наконец, отозвался густым зычным голосом:
- А вы, с какой целью интересуетесь?
- Это моя мать и она назначила мне здесь встречу. Как я могу её увидеть?
Охранники переглянулись и тот, что сидел в конторке вновь заговорил:
- К ней ограничен доступ.
- Что значит ограничен? Кем ограничен? У вас, что тут режимный объект? - чувствуя, что начинает раздражаться, спросила Олеся.
Охранники, точно почувствовав её накал, снова переглянулись и, на этот раз, заговорил первый:
- У нас сами гости определяют допуск. У вас есть документ, подтверждающий вашу личность?
- Паспорт. – Сухо ответила Олеся и извлекла его из сумочки.
Первый охранник взял документ, полистал и, найдя страничку с фотографией, долго всматривался в неё, затем перевёл взгляд на девушку, явно сличая фото с оригиналом. Выполнив, видимо свою часть работы, он передал документ, сидевшему за монитором товарищу. Тот, быстро, что-то проверил и вышел из конторки, держа в руке её паспорт.
- Вот, возьмите, пожалуйста. - Сказал он, открывая проход для девушки.
Олеся зашла на территорию пансионата и, пряча в сумку паспорт поинтересовалась:
- А куда мне идти?
Охранник из конторки, оказавшийся значительно ниже, чем его напарник, но коренастей и шире в плечах, вытянул руку перед собой и, указывая прямо на светло-серое четырёхэтажное здание, сказал:
- Вам, девушка, вот в это здание надо. Третий этаж, на лифте. Комната 17. Только вначале подойдите к медсестре, она в регистратуре дежурит.
Олеся, махнув на прощание рукой охранникам, пошла по широкой дорожке выложенной цветными плитами, в указанном ей направлении, по дороге, с любопытством, разглядывая всё, что попадалось на её пути. Дорожка, по которой она шла, скорее, напоминала аллею, по обочинам которой росли уже не молодые деревья, отбрасывая широкие тени. Кое-где, между деревьев попадались широкие деревянные скамейки с изогнутыми, как в старину спинками и стилизованные под старину фонари. Олеся, старалась идти не спеша, размышляя на тему, почему мама назначила ей встречу в столь странном месте.
-Что могло случиться за эти, несчастные две недели, пока меня здесь не было? – думала она – Может быть, она за кем-то ухаживает? Но за кем? Почему телефон до сих пор отключён?
Эти мысли не давали ей покоя и заставляли волноваться. Если бы не странные обстоятельства, приведшие девушку в этот пансионат, то, безусловно, он вызвал бы у неё бурю восторгов, но сейчас, проходя по дорожке в тени шикарных раскидистых деревьев, она просто отмечала для себя все красоты этого места и не более.
  Между тем, на всём протяжении своего недолгого пути, Олеся не встретила ни одного человека и была удивлена этим обстоятельством настолько, что решила, при случае, непременно спросить об этом у персонала пансионата. Войдя в прохладный холл здания, она сразу заметила высокую стойку в дальнем углу зала с вывеской «Регистратура», из-за которой едва виднелась хрупкая, точно кукольная, головка медсестрички в голубенькой шапочке.
Девушка, прибавила шаг и, как только оказалась у стойки, обратилась к, поднявшей на неё удивлённые глаза медсестре:
- Добрый день! Как я могу попасть на третий этаж к Александре Анатольевне Герц?
Медсестричка, с любопытством, как показалось, Олесе, взглянула на неё и дежурно улыбаясь, ответила:
- Добрый день! Могу я узнать, кем вы приходитесь Александре Анатольевне?
- Я её дочь.
- А, так это вы?! Мне уже звонили на счёт вас с проходной. Вот – с этими словами девушка протянула ей, похожий на банковскую карточку, кусочек пластика с её фотографией и фамилией.
- Что это? – крутя его в руках, спросила Олеся.
- Это ваш пропуск. Теперь, вы сможете приходить в любое время к своей маме, просто предъявив этот документ.
- Ничего не поняла – мотнув головой, словно пытаясь, что-то стряхнуть с неё, ответила девушка – Моя мама тут живёт?
Медсестричка за стойкой, явно неготовая к такому разговору, перестала улыбаться, и растеряно глядя на посетительницу почти прошептала:
- Да.
Та, услышав такой ответ, отшатнулась от стойки и огляделась по сторонам, точно только теперь увидела помещение, в котором находилась. На какое-то мгновение в просторном холле с высокими сводчатыми потолками воцарилась звенящая тишина.
- И давно она у вас тут живёт? – приходя потихоньку в себя, продолжила задавать вопросы посетительница.
- Десять дней, сегодня – отвечала медсестричка, бегло взглянув в монитор.
- Десять дней – в раздумье, повторила Олеся.
- А вы, не знали? – робко, с сочувствием спросила её девушка.
Но, дочь Александры Анатольевны, как видно, всё ещё находясь под впечатлением от услышанного, ответила не сразу.
- Да, я ничего не знала. Я только утром прилетела из отпуска.
Видя, что посетительница очень расстроена, медсестричка, стараясь приободрить её, снова улыбнулась и предложила ей воды. Посетительница молча покачала головой в знак отказа, но разглядев на её халатике бейджик с именем» Светлана», спросила:
- Светочка, можно вас так называть?
Девушка кивнула своей кукольной головкой, в знак согласия.
 - Светочка, а почему у вас так пусто? Никого нет? Тихо, как на кладбище - оглядываясь по сторонам, спросила Олеся.
Светочка удивлённо захлопала глазами:
- У нас не пусто, просто сейчас полдник и все наши гости в столовой или в своих комнатах. К тому же на улице ещё жарко и никто не гуляет. Все выходят на прогулку после шести вечера.
- Спасибо вам, Светочка за исчерпывающую информацию, а теперь объясните мне, пожалуйста, как я могу попасть к своей маме?
- Сразу, как выйдите из холла, с левой стороны будет лифт. Третий этаж, пройдёте по коридору, вторая дверь слева.
- Благодарю – ответила Олеся и направилась к лифту.
Лифт доставил её на третий этаж настолько быстро, что она не успела ни о чём подумать. Когда же девушка оказалась в коридоре третьего этажа, то сосредоточившись на поиске нужной ей комнаты, совсем забыла подготовиться к разговору с мамой и, найдя комнату с номером 17, просто постучала.
Олеся постучала несколько раз, но ей никто не ответил. Взволнованная этой тишиной, она решила больше не ждать и, надавив до упора на золоченую ручку, легко приоткрыла массивную деревянную дверь в мамину комнату. Но и на это, её действие не последовало никакой реакции. Всё ещё надеясь быть замеченной, она заглянула, в приоткрытую ею дверь и увидела маму. Та сидела в кровати, откинувшись, как на спинку, на большую упругую подушку, напряжённо прикрыв глаза, точно всматриваясь, во что- то внутри себя. Над её головой, подобно нимбу, возвышался обод от наушников. Это успокоило девушку и, она вошла. Комната, в которой мама проживала, со слов молоденькой медсестрички Светланы, вот уже десять дней, была довольно просторной и светлой, благодаря сливочному цвету обоев и широкому не зашторенному окну, открытому, по случаю жаркой погоды почти настежь. Балкона, однако ж, не было. Справа от окна, обрамлённого кофейного цвета, плотными шторами, стоял небольшой столик, накрытый скатертью того же цвета и пара обитых в тон стульев. На столе возвышалась белая круглая ваза с   букетом ромашек.  По другую сторону от кровати, рядом с лакированной тумбочкой в цвет обоев, находился небольшой диванчик с креслом, дополняющие, кофейно- сливочную композицию комнаты. Олеся, на цыпочках прошла и присев на край диванчика, оказалась прямо напротив мамы. Снимая с плеча сумку и укладывая её рядом с собой на диванчике, девушка увидела, что рядом с входной дверью располагался высокий лакированный шкаф такого же сливочного цвета, как и тумбочка. Прямо рядом со шкафом была ещё одна дверь, очевидно ведущая в санузел.
Олеся перевела взгляд на маму, всё ещё не решаясь обнаружить своё присутствие и, тотчас заметила, что в облике той, что-то переменилось, но, что именно, девушка не могла понять. Это неожиданное обстоятельство, чрезвычайно встревожило молодую визитёршу и заставило внимательно присмотреться к полусидящей, в своей постели, Александре Анатольевне.  Тёмно-русые волосы женщины, были гладко зачёсаны назад и собраны, почти на макушке, в тугой узел. Олеся не могла припомнить, чтобы мама, когда – ни будь, носила такую причёску, которая, как показалось её дочери, совершенно не подходила ей и, визуально, делало лицо женщины более узким и чрезмерно худым.  Теперь, девушке казалось, что черты лица матери, сделались более тонкими, и, даже немного заострёнными. Полное отсутствие макияжа выдавало седину в, слишком посветлевших бровях и ресницах, а мелкие морщинки, ранее искусно скрываемые слоями косметики, точно воспользовавшись отсутствием последней, тончайшими паутинками окружили, её слегка подрагивающие, веки. Кожа на лице, напротив стала упругой и матовой, но цвет её Олесе не понравился. Видимо, почувствовав на себе её пристальный взгляд, Александра Анатольевна, открыла глаза и, увидев дочь, радостно воскликнула, снимая наушники:
- Олесенька, здравствуй, моя хорошая! – с этими словами, она протянула руки к дочери, и они обнялись.
 - Мам, что это всё значит? - спросила Олеся, как только мама выпустила её из своих объятий.
- А, это я Толстого заслушалась «Где любовь, там и Бог»! Ты читала? Какое, всё же это чудо – аудио книги!
- Я не об этом, мама!
- Ты о пансионате? – делая круглые глаза, рассеяно спросила Александра Анатольевна.
 -  Я обо всём, мама! Что за тайны мадридского двора? Ты здесь уже десть дней, а я ничего не знаю!? Почему, мама? Что произошло? И почему именно здесь?
- Стоп, стоп, стоп… Ты меня уже забросала вопросами. Я тебе все расскажу и всё объясню, только давай сразу договоримся: без драм!    
 - Что значит «без драм»? – обескуражено спросила Олеся.
 Игнорируя вопрос дочери, Александра Анатольевна продолжила: Я здесь потому, что мне понравился этот пансионат. Тихо, уютно, персонал доброжелательный и великолепные врачи…
- Врачи? Зачем тебе врачи? Ты заболела? Что с тобой?
Александра Анатольевна, опять проигнорировав вопросы дочери, попросила: Принеси мне водички, бутылка и чашка в шкафу.
Выпив воды, она, печально посмотрела на Олесю и продолжила:
-Да, я больна. К сожалению, я слишком поздно узнала об этом, так, что всё время, что мне осталось, я посвятила тому, чтобы привести в порядок всё то, что откладывала на потом…
- Так, мам, подожди. Я ничего не поняла. Ты узнала, что больна, когда я уехала? Почему не написала, не позвонила? И чем ты больна, кто ставил диагноз?
- Олеся, опять миллион вопросов. Ты, как маленькая. Я же сказала, что всё расскажу. - Александра Анатольевна устало вздохнула и продолжила.
- Конечно, когда ты уезжала я уже знала, что больна. Я узнала об этом, когда была на осмотре у гинеколога.
- У тёти Люды?
- Да, у неё. У меня оказался рак яичников, последняя стадия. Так, что, учитывая мою ограниченность во времени, я решила привести все свои дела в порядок и почти всё успела.
Олеся смотрела на мать и никак не могла поверить в сказанное ею только что.
- А почему ты мне не сказала раньше? – медленно выговаривая каждое слово, точно пытаясь саму себя убедить в реальности этого диалога, спросила Олеся.
- Не хотела, что б ты меня жалела, что б мучилась собственной беспомощностью.
- Но это же неправильно! – приходя по – немногу в себя, вслух рассуждала Олеся -  я там отдыхаю, наслаждаюсь жизнью, а у меня тут мать умирает!? Я ведь должна была всё это время быть с тобой!  Как я буду с этим жить?
Александра Анатольевна, точно в бессилии запрокинула голову и закрыла глаза:
-Олеся, Олеся, да, что ж ты всё о себе, да о себе.
Из глаз женщины тонкими струйками полились слёзы. Олеся, испугавшись, что явилась причиной этих слёз, вскочила со своего места и, взяв её за руку почти скороговоркой проговорила:
- Мамочка, прости, прости. Просто пойми меня, выходит я столько времени потеряла…
- Нет, Олеся не выходит. Всё это время ты жила полноценной жизнью, разве не для этого матери рожают своих детей? А что толку в том, что б ты знала, что я безнадёжна? Это же очень тяжело смотреть, как умирает твой любимый человек.
- Мам, я врач и видела смерть.
- Это были твои пациенты, за жизнь которых ты боролась или их привозили слишком поздно, но в любом случае   -  эти люди не были твоими близкими. Ты не следила за тем, как они умирали.… А за мою жизнь бороться было слишком поздно. Я не хотела превращать значительный кусок твоей жизни в мучение. К тому же у меня оказалось много незаконченных дел, которые необходимо было завершить.
Они обе замолчали, очевидно, думая, каждая о своём. Первой заговорила Александра Анатольевна:
- Может я и не права, но видит Бог, я хотела, как лучше. Я знаю, что тебе сейчас тяжело, но мне очень нужна твоя помощь.
Олеся, точно опомнившись, подняла глаза и удивлённо посмотрела на мать:
- Мам, всё, что хочешь, только скажи…
- Я не дописала роман и хочу просить тебя сделать это за меня. - Сухо отвечала писательница.
- Что? Мам, ты серьёзно?
- Олесь, ты считаешь, что я могу шутить такими вещами? Я- писательница и мои произведения – моя жизнь, а не повод для шуток.
- Я всё понимаю, но это как-то…
- Как?
- Странно -   тщательно подбирая слова, начала девушка – я же не умею, помнишь, даже в школе мои сочинения, больше, чем на тройку не тянули, если ты не помогала.
- Помню – улыбнувшись - ответила Александра Анатольевна – и всё же я тебя прошу
- Мам, давай я поговорю с твоим секретарём…
- Олеся, не надо. Что бы поговорить с секретарём мне твоё посредничество не потребуется. Я ведь тебя давно ни о чём не просила, правда?
- Мама, да я с удовольствием, но, что я там смогу написать?
- Я хочу, чтобы ты сама придумала финал.
- Ничего себе! – удивилась Олеся.
- Только ты должна дать мне слово, что до того, как роман будет окончен, ты никому его не покажешь.  Сказав это, мать протянула руку дочери. Олеся, всё ещё колеблясь, пожала её руку и неуверенно ответила: Хорошо, не покажу.
- Я могу быть в этом уверена?
- Да, мам, я обещаю тебе -  с уверенностью в голосе, ответила девушка и, плача, обняла мать.
- Не надо меня заранее оплакивать. Я ещё живая. Побереги слёзы, пригодятся ещё. Возьми, водички попей.
Олеся послушно выпила воды и подошла к окну. Жаркий воздух, первого дня сентября, быстро высушил её слезы, но облегчения не принёс и, она вернулась на диванчик.
- Мам, может, я тебя в больницу свою переведу? Или, если не хочешь в больницу, давай ко мне переедешь?
- Нет, доченька. Мне здесь хорошо. Вот, смотри, там, в тумбочке папка белая, видишь?
Олеся присела на корточки и увидела папку:
- Да, вижу. Достать?
- Доставай. Это и есть мой роман. Как видишь, он не очень большой, и я хочу, чтобы ты его начала читать прямо сегодня… ну, или, в крайнем случае, - завтра.
- Ладно – зашнуровывая папку – отвечала Олеся. - Мам, скажи, может, что-то ещё?
- А, что ещё, Олесь? Главное, что я тебя дождалась. Ты мне лучше про отпуск свой расскажи.
- Да, что там рассказывать? Море, как море.
- В Турции была?
-Да, я же тебе говорила.
- С девочками?
- Да, с Любой и Юлей!
- А Лена, почему не поехала? Ты же, вроде с ней собиралась?
- Да, собирались с ней, но, как на зло, в последний момент, у неё начальник заболел и ей пришлось его замещать.
-Так она, что ж без отпуска осталась? А как же море?
- Ничего, не волнуйся, она в бархатный сезон поедет.
- И, что ж, тебе про отпуск даже рассказать нечего?
- Мам, давай в другой раз, ладно? Сейчас, не могу, не до того…
- Понимаю, доченька…- вздохнула женщина.
Олеся внезапно почувствовала абсолютную пустоту внутри себя, чёрную и глухую, как пропасть, готовую поглотить всё, что было, есть и будет хорошего в её жизни. Осознание собственной беспомощности перед вполне осязаемой бедой, делало эту пропасть непреодолимой и, даже, фатальной. Олеся сидела молча, подперев подбородок кулачками и смотрела на маму, пытаясь запомнить её, пока ещё живой, но сосредоточиться никак не получалось, и она сдалась:
- Мам – наконец прервала молчание девушка -  что мне делать?
Александра Анатольевна сочувственно улыбнулась:
- С бедой надо переспать ночь. Мне тоже было тяжело, в первый день, а потом… ничего, привыкла. Пойди, отдохни, роман почитай, выспись, а завтра мы снова встретимся. Только ты рано не приходи, у меня по утрам гимнастика.
Олеся не подала вида, что удивилась:
- Я не хочу уходить. Можно я останусь вот тут, на диванчике? Не волнуйся, мне тут будет удобно.
- Нет, Олесь, не надо. Я очень устала и мне надо отдохнуть. Самое главное, что мы встретились и я тебе всё успела сказать, так, что теперь бояться уже нечего… Иди, выспись, почитай роман, а завтра придёшь и поговорим…
 Хорошо. Я буду самой послушной дочкой. Может тебе, что-то сладенькое купить?
- Ничего не надо. У меня и аппетита никакого нет. Но ты не беспокойся, я кушаю.
- Да, действительно, чего мне беспокоиться? – грустно пошутила Олеся, потом, немного подумав, добавила: – Мама, я люблю тебя…очень! Даже, когда мы ссорились или я обижалась… Я всегда, любила тебя!
- Я знаю, доченька. Я тебя тоже очень люблю. А ссоры? Какие такие ссоры? Я их не помню.
- Нет, я никуда не пойду и останусь у тебя! - сказала, фальшиво бодрым голосом, Олеся.
- Не надо. Ты, ведь, наверняка, ещё даже чемодан не разобрала и в холодильнике шаром покати
- Ну откуда ты всё это знаешь? – присаживаясь на край кровати, спросила девушка.
Александра Анатольевна, печально посмотрела на дочь и глаза её увлажнились:
- Это не сложно, Олеся, совсем не сложно, достаточно быть любящей мамой и всё. Как бы я хотела, чтобы ты это испытала…. Видит Бог, многое бы я отдала, чтобы подержать на руках свою внучку или внука.
- Ты стала верить в Бога? – стараясь избежать болезненной темы детей, спросила Олеся.
- Верить? Верят или не верят те, кто не знают. Им, просто ничего другого не остаётся, а я Богу верю.
- Это тебя бабушка твоя научила?
- Да и ещё очень многому, только, когда она учила, я её в пол уха слушала. Думала, что мне её ученье не пригодиться. Теперь вот только понимать стала, какая же она мудрая была.
- Да, жаль, что я её не знала.
- Главное, что она тебя знает.
- Вот как? - недоверчиво ухмыльнулась Олеся, мысли которой, как казалось были далеко.
-А она часто ко мне во сне приходила, о тебе спрашивала, советы давала, особенно, когда я совсем молодая была.
- И тебе не страшно было?
-Нет, а чего мне было бояться?
- Ну, не знаю. Мёртвых принято бояться.
- Глупости это, Олеся – слабеющим голосом отвечала Александра Анатольевна – живых бояться надо. Она меня всю жизнь любила, да и после…то же.
- Ты мне ничего об этом не рассказывала.
Александра Анатольевна глубоко вздохнула и продолжила:
- Да я много, чего не рассказывала. Думала успею ещё… а теперь ко мне бабушка реже стала приходить и не разговаривает со мной. Обижается, наверное, что я идти к ней не спешу.
Олеся обняла маму:
- Не надо, мамочка. Хочешь, я прямо сейчас поеду в церковь и буду молиться за тебя?
- Эх, Олеся, ничего ты не понимаешь. - Отстраняясь от дочери, отвечала Александра Анатольевна - Ты же атеистка, что толку в такой молитве? К тому же я уже готова и давай, не будем больше говорить об этом.
- Ладно. – вздохнув, согласилась Олеся, довольная возможностью перемены темы разговора -  Расскажи мне лучше, о чём твой роман?
- О жизни.
- Эта любовная история? В каком жанре? Драма, детектив? Финал должен быть позитивным?
- Олесь, ну опять миллион вопросов. Начнёшь читать – сама разберёшься и с жанром, и с финалом. Она опять глубоко вздохнула и в глазах её появилась тяжёлая тень усталости.
Понимая, что их разговор изрядно утомил маму,
Олеся склонилась над ней и поцеловала её в щёку: До завтра, мамочка.
- До завтра, доченька -  отозвалась Александра Анатольевна, прикрывая отяжелевшие веки.