Рыжая кошечка

Нина была  хороша собой! Пухленькая, фигуристая. На лице улыбка, всегда с настроением. Другие бабы недовольны своими мужиками: один выпивает, второй на сторону посматривает, третий мало зарабатывает.
- Нинка, неужели у тебя все хорошо? Всем довольна? Ты, как белая ворона, среди нас? - ворчат на неё сослуживицы из техотдела.
- Довольна! Живу, обхожусь без докторов. Что нужно еще? - смеется в ответ.
Но вдруг опечалилась, пошла к главному:
- Мне нужен отпуск на недельку за свой счет. Домой надо, в Беларусь…
Вначале с Урала добиралась до Москвы, потом была пересадка на Минск, дальше на Могилев. И вот она - станция Климовичи. Не изменилась, даже посвежела, вся в цветах.
- Тетя Нина, - бросается к ней молодой мужчина.
- Петька? - не узнает в нем в пятилетнего карапуза, каким видела в последний раз.
- Крестная помирает, попросила тебя вызвать. Вот я и вызвал. Говорит, что должна тебе какую-то тайну рассказать.
- Крестная, крестная, - всю дорогу думала о ней Нина, - она же мне заменила маму, которая рано умерла. Помогала всем, чем могла с самого детства. Мачеха, которую привез отец, невзлюбила падчерицу.
А крестная, светлая душа, делилась с ней последним.
- Ты, моя красавица! - любовалась ею, когда девушка примеряла обновку.
И вот теперь всё: последняя родная душа оставляет её на земле. Замуж как-то не вышла: кто её хотел, того она не хотела, а кто Нине приглянулся, перехватывали более практичные подруги.
Митрофановна - так звали крестную, была совсем плоха.
- Дачушка, моя! - стала вытирать старушечьи слезы, увидев Нину. - Будет грех, если уйду на тот свет и не поведаю тебе твою тайну.
- Какую тайну?
- Есть у тебя ещё одна крестная…
Еще?
- Во всех одна, а у меня две?
- Может, и не две, а даже больше?
Митрофановна помолчала, пошамкала своими шершавыми губами
- Раньше я не хотела тебе об этом рассказывать. А теперь пришло время. Слушай.
… Дождь застал беременную женщину по дороге из села Канаховка в город Климовичи, что в Беларуси. Гром гремел на всю округу, молнии били одна за другой совсем рядом, а дождь хлестал, как из ведра.
Увидев крылечко, беременная женщина с трудом поднялась под его крышу. Хотела выждать и срочно спешить в родильное отделение. Местная фельдшерица ей сказала, что она на сносях, но куда-то уехала. Вот и пришлось Тамаре самой добираться в город. Успела пройти дорогу от Канаховки до Свиреля, а от Свиреля до Михалина. Говорили, что в нём живут евреи, но никого из них не знала. Когда приходилось проходить через Михалин, видела людей с чёрными волосами и странным произношением.
Боли внизу живота усиливались.
- Неужели роды? Как же это я?
Не сдержалась от крика - дикого, нечеловеческого. На крылечко выскочил седой Давид.
- Ой - вей! Роза, Роза, - здесь женщина, женщина, я не могу понять, что с ней?
- Что с ней? Быстро беги, ставь таз с водой на керогаз и поднимай всех евреев Михалина, - увидев Тамару, сразу всё поняла Роза. И Давид побежал: стучал ногами в дверь, а потом дальше бежал.
- Ой, ой, ой…
- Что случилось? Пожар?
- Хуже! Женщина у меня рожает, помогите, - скороговоркой говорит Давид.
- Ты забыл, что твоей Розе уже 60 лет, - ничего не понимает Зяма, а сам торопит свою Симу.
Когда Давид обежал Михалин и вернулся домой, Тамару уже перенесли в дом и возле неё крутились женщины.
- Всё отойдите! Все, - скомандовала Роза, - не мешайте.
Рожали всем Михалином: мужчины давали советы, женщины ойкали, вздыхали… В город в такой дождь не добраться, телефонов не было ни у кого: был только на проходной спиртзавода. Сбегали туда, но там он не работал.
- Любила кататься, люби и саночки возить, - шутит длинноносый Янкель.
На него зашикали женщины:
- Кататься! Вы, мужики, разве спрашиваете, любим мы кататься или нет? Только давай! Кыш отсюда, - рассвирепела полногрудая Злата.
… Дождь бил в окна, по крыше, роженица кричала, даже выла от боли, но родить никак не могла.
- Раввина, раввина надо, - поднял руки вверх Залман.
- Какого раввина? У нас же советская власть, синагоги закрыты, Зелик молится дома по священным книгам. Он у нас за раввина, - подал голос Малах.
- Какой Зелик? Он же в городе живет, как добраться до него за три километра из нашего Михалина?
- Молимся евреи! Молимся! Пусть Бог поможет роженице в эту ночь,  находит кто-то решение.
- Какой Бог? Она же не еврейка - гойка…
- Еврейка? Не еврейка? Какая сейчас разница? Сколько уже лет эта женщина ходит через наш Михалин. За эти годы еще какой еврейкой стала, - говорит мудрый Эли.
Роза, склонившись над обессилевшей Тамарой просит её посильнее поднатужиться .
- Давай, милая, давай!
А евреи, повернувшись в сторону Иерусалима, начинают молиться, как их раньше учили в хедере. Непонятные для округи слова уносятся в грозовое небо, усеянное яркими молниями. Так яростно Михалин давно не молился. После войны здесь евреев осталось мало. А те, кто остались, забыли слова молитвы. А сейчас вспомнили! Все слова вспомнили. И раскачиваясь, нараспев просят Бога:
-Ба-рух Ата Адо- най, Ба- рух Ата Адо-най…
Просят и просят за крестьянку из соседнего белорусского села…
Ад-о-н-а-й-й-! - несутся гортанные голоса в небо.
- Люди! Люди! У нас родилась девочка! - выскакивает на крыльцо радостная Роза.
Гром мечет молнии, дождь тарабанит, а евреи, обняв друг друга за плечи, танцуют и поют: « Ве- ли-кий Бог Изра- илев, Ве- ли-кий Бог Изра-илев…».
- Мишигинерим (Сумасшедшие)! Вы так даже не радовались, когда родилась моя внучка? А сейчас устроили такой тарарам из–за какой-то гойки, - разводит руками, подошедший на шум Соломон.
- Михалинцы, посмотрите на него. Это же цудрейтер! Самый настоящий цудрейтер! (ненормальный)! Э-э, как родители ошиблись, назвав тебя Соломоном. Твое имя - шлимазел! (недотепа). Мы сегодня спасли две живые души. Пони-маешь? Разве души имеют национальность? - напала на несчастного демагога Ханка, гроза Михалина. А роженица только бессильно улыбалась и благодарила женщин, которые, завернув девочку в чистые простыни, положили рядом с ней.
- Этой девочкой была я? - наконец задала вопрос Нина.
- Да! Это была ты!
- Но почему мне об этом никто раньше не рассказывал?
- Мы не знали, как отнесутся в деревне к тому, что роды у белоруски принимали евреи. Боялись, что злые люди начнут тебя обзывать.
Митрофановна помедлила, втянула иссохшим ртом воздух и добавила:
- Что уже теперь говорить? Сходи лучше на еврейское кладбище. Все еврейки Михалина, похороненные там, можно сказать, твои крестные матери. Но Роза, которая принимала роды, сделала больше всех, чтобы спасти тебя и твою маму Тамару. Её могила возле старого клена.
Утром следующего дня Нина была уже на еврейском кладбище.
Ходила от могилы к могиле. Находясь впервые здесь, вдруг почувствовала какую-то душевную связь с этим местом. Когда подошла к старому облупленному обелиску возле клена, защипало в глазах. С фотографии ей улыбалась красивая женщина.
- Так вот ты какая, Роза, моя еврейская крестная? - присела возле памятника.
Всё вокруг заросло травой, кустарником. Собрала листья с постамента, убрала траву, вытерла памятник. В этот день в Канаховку Нина вернулась к вечеру. Митрофановна заметно обрадовалась, словно, сняла с себя тяжелый крест, когда узнала, что Нина нашла могилу Розы.
- Крестная, ты теперь поправишься. Я это точно знаю! - обняла её за сухонькие плечи.
Митрофановна счастливо улыбалась, даже ноги опустила на пол, а потом добралась до двери, а от нее - на кухню. Это какая же гостья издалека приехала. Привечать надо её по-людски!
Стала постепенно крутиться в доме, на огороде, а соседи только удивляются.
- Митрофановна, ты уже передумала помирать?
- Не время ещё, - хитро улыбается старушка, - еврейский Бог мне помог.
Нина продлила свой отпуск. Нашла мастеровых людей, попросила их привести в порядок памятник на могиле еврейской крестной. Вокруг него положили плитки, поставили новую ограду. Впервые в жизни деньги ни на что не жалела, платила, сколько просили.
Вот и пришло время собираться в обратный путь. По дороге на вокзал завернула на кладбище. Из раскрытой калитки навстречу к ней бросилась рыженькая кошечка.
- Чудеса! - развел руками, живущий рядом Кузьма, - она тут совсем недавно появилась. В руки ни к кому не идет, а увидела тебя - словно всю жизнь знает!
В далекий Урал Нина приехала не одна: вместе с огненно-рыжей прелестницей.
- В неё точно перевоплотилась моя крестная Роза. На фотографии у неё такие же огненно-рыжие волосы, - не сомневается Нина.