Переведи часы назад - 2

Есть такая популярная в советские времена песня, где та фраза, что я поставил в название заметки. Авторы – поэтесса Лариса Рубальская, композитор Сергей Березин. У меня уже есть заметка с таким названием, в ней я рассказываю о ситуации в дореволюционной России и в советские времена.  На этот раз спущусь на грешную землю и расскажу немного о себе.

Я думаю, что каждый человек не раз корил себя за то, что поступил так, а не иначе, но жизнь не шахматы, обратно ход не возьмешь. Бывало такое и у меня, но, как правило, при здравом размышлении я понимал, что поступил когда-то правильно.  Не всегда после всестороннего обсуждения проблемы или предложения, чаще всего со своим внутренним Я,  чисто интуитивно. 

Сегодня я хочу рассказать, на каких жизненных перекрестках мне приходилось  стоять и принимать решение. Хотя в целом я принадлежу к людям, которые считают, как автор слов песни Юрия Антонова – «Я не жалею ни о чем», но все же такие ситуации у меня были.

Первая из них случилась еще в школьные годы.  Со второго по девятый класс я симпатизировал однокласснице Лизе, красивой еврейской девочке.  В их семье было пять дочерей и все красивые, есть такие породы, особенно среди типичных еврейских семей. Она отлично училась, всегда её фотография висела на школьной доске почета. Бывало там и мое фото, так что в этом отношении мы были с ней наравне, я тоже хорошо учился и, как и Лиза, претендовал на медаль по окончании школы.  Как мне не так давно рассказала другая моя одноклассница, Лиза знала, что она нравится мне и была бы не против, чтобы мы стали дружить. Так на нашем тогдашней юношеском языке назывались ухаживания мальчиков за девочками.  Но я тогда увлекался спортом, он требовал много времени на тренировки, к тому же учеба, и я долго жил по принципу «первым делом тренировки, ну а девушки и девочки потом», перефразировав известную песенку из кинофильма послевоенных лет «Небесный тихоход».

Но в девятом классе у нас появилась девочка Рита, приехавшая с родителями из другого прииска, который прекратил свое существование, когда кончилось золото. Она не была такой красивой, как Лиза, просто миловидная, но в отличии от несколько чопорной и недоступной Лизы была очень компанейской.  И мои симпатии переключились на неё, но я так до окончания школы не предложил Рите свою дружбу.  И лишь после выпускного бала мы пошли в ней гулять и встретили рассвет вместе.  Через непродолжительное время я уехал в Хабаровск поступать в институт, и наше общение с Ритой свелось к почтовой переписке. 

Но если я поступил в медицинский институт и начал учиться, Рита не прошла по конкурсу в МГУ и приехала к старшей сестре в Благовещенск.  За тот год, что мы с ней переписывались, я дважды ездил в Благовещенск на день-два. Там-то мы впервые с Ритой и поцеловались. А Лиза поступила в тот же медицинский институт, что и я, жила в одном  со мной студенческом общежитии.  Мы с ней встречались каждый день на лекциях, но ни я, ни одна не делали попыток стать чуть ближе друг другу. Видимо, Лиза знала о наших отношениях с Ритой, ведь она с ней дружила в школьные годы.

Но наша школьная любовь на расстоянии не выдержала испытания. Рита после того, как второй раз не поступила в МГУ, поехала к родителям. Там в это же время был её прежний кавалер из школьной поры, они стали встречаться.  Мне сообщили об этом, и моя мужская гордость взыграла. Я сжег все письма от неё и поклялся, что не буду вспоминать.  В отместку всему женскому полу я стал вести беспорядочную жизнь, которая в конце концов привела к ситуации, что я вынужден был жениться.  А вот Лиза до конца института так и осталась свободной, я ни разу не видел её с кем-то из парней. После окончания института она отработала по распределению  3 года, но где, я не знаю, потом уехала в Дубно, стала психиатром, позже вышла замуж за коллегу, тоже еврея, и перебралась на ПМЖ в Израиль.  Все это я узнал от её старшей сестры, врача, с которой мы  работали в одной больнице.

А Рита все  же поступила в университет, но не в Москве, а во Владивостоке. Именно там мы совершенно случайно встретились в книжном магазине, когда я стал морским офицером по воле ректората ХГМИ и служил врачом на подводной лодке.  Мы в тот же вечер встретились, погуляли, пообщались, и наши пути окончательно разошлись. И лишь через 25 лет после окончания школы мы снова встретились на банкете, который я организовал в хабаровском ресторане «Интурист» для одноклассников. Рита была замужем, растила сына, работала учителем литературы в школе.

Так что это был первый перекресток на моем жизненном пути – с кем встречаться, с Лизой или Ритой. Что я выбрал, вы поняли из моего повествования.

Второй перекресток был в тот же год, когда я окончил школу  и решал - куда поступать?  В технический ВУЗ меня не тянуло, в Хабаровске остался на выбор два – педагогический и медицинский.  Для меня, лучшего легкоатлета школы и всего района имени Полины Осипенко, вроде бы логичнее было поступать на факультет физического воспитания педагогического института.  Но мои родителями, сами учителя, отговорили меня от этого шага.  У меня не было склонности к этому делу,  они это знали,  и пожелать всю жизнь работе учителем в школе своему сыну им бы не хотелось.  И я поступил в медицинский, и ни разу об этом не пожалел.

Мне повезло, в медицине я занимался тем, к чему у меня были способности – вначале рентгенологией, а потом организацией здравоохранения, и по обоим специальностям достиг определенных успехов. И не только высшие категории врача об этом свидетельствуют. Занимаемые должности тоже не главное. А вот уважение коллег врачей и кое-кого из пациентов важнее. Меня в Хабаровском крае знали и как хорошего врача-рентгенолога, и как знающего руководителя здравоохранения. Причем знали меня и в республике, я избирался членом Правления республиканского научного общества рентгенологов, делегатом на всесоюзный съезд врачей-рентгенологов и радиологов.

Но перед этим мне пришлось еще раз принимать важное решение. После окончания Хабаровского медицинского института, в котором была военно-морская кафедра, меня распределили служить в военно-морской флот, на Тихоокеанский флот. Там я попросился сам служить на подводные лодки и три последующих года являлся начальником медицинской службы дизель-электрической субмарины.  Служба у меня шла неплохо, я был на хорошем счету у командира и у флагманского врача.  Именно во время службы меня приняли в члены партии.

Все годы меня уговаривали подписать контакт и остаться служить 25 лет.  Нужно сказать, что многие мои сокурсники сделали это и долго и успешно служили на флоте. Но обычно это делали ребята с педиатрического факультета, которым не хотелось всю жизнь заниматься лечением детишек. А я выпускник лечебного факультета, и у меня были более широкие перспективы на «гражданке».  Поэтому мне было над чем подумать.  Главным было в этом – занять такую должность, которая позволяла своевременно получать очередное звание.  И вот тут и была самая большая проблема. 

Чтобы иметь выслугу 25 лет и получить хорошую пенсию, надо иметь должность как минимум подполковника медицинской службы.  Но я, в отличии от выпускников военно-морской медицинской академии имени Кирова в Ленинграде  или выпускников военного факультета Горьковского  медицинского  института, не имел воинского стажа, а они имели, 6 лет у выпускников академии и 3 года у выпускников факультета.  А это много. Чтобы к 45 годам, когда подполковников обычно отправляют на пенсию, иметь 25 лет стажа, надо было часть своей службы провести в местах, где идет год на 1,5 или даже 2.  А это или на Северном флоте, или на Камчатке в Тихоокеанском. Или всю жизнь служить на подводном флоте, где год службы идет за полтора.

Казалось, у меня есть такая возможность, я же служил на субмарине. Но должность у меня была капитанская, на крейсерских лодках – майорская, и лишь у флагманского врача бригады – подполковника, а у флагманского эскадры – полковника.  Генерал-майором м/с был на флоте один человек – начальник медслужбы флота. Когда я призывался на службу, действовал один приказ, и с со своим зрением 0,1-0,3 и с очками в 3 диоптрии был годен на службе в подплаве. А во время последнего года службы вышел другой приказ, и я оказался годным служить даже не на надводном корабле, а на берегу. А там все «теплые» места были уже заняты. Максимум, что мне светила – майорская должность и выход на пенсию в 45 лет с небольшой суммой в платежной ведомости.  И я принял решение уволиться в запас.

Но спорт не ушел  из моей жизни. Вначале я по примеру своего дяди занимался волейболом, стал в составе сборной медицинского института чемпионом краевого ДСО «Буревестник». Потом, удачно выступив на чемпионате института по легкой атлетике в прыжках в длину, стал заниматься этим видом спорта и через год стал чемпионом края среди студентов.  А после окончания активно заниматься спортом я играл в волейбол и хоккей для собственного удовольствия. И однажды сборная команда медиков по волейболу, в которой я был капитаном, стала чемпионом краевого ДСО «Спартак».

Именно в этот период было еще три перекрестка в моей жизни.  Первый в 1978 году, когда меня стали сватать на должность главного врача крупной городской больницы, упирая на коммунистическую сознательность, совершенно не учитывая, что у меня нет ни опыта руководящей работы (я не был даже заведующим отделением), ни необходимых знаний для руководителя такого уровня. Просто я хорошо зарекомендовал себя как парторг крупной городской больницы. С трудом, но мне удалось отбиться, помог дядя, в то время второй секретарь обкома партии Еврейской автономной области, который счел мои аргументы весомыми.

Второй перекресток был через год, когда во время курсов усовершенствования в Москве мне главный рентгенолог СССР профессор Ю.Н.Соколов сделал предложение стать моим научным руководителем при написании кандидатской диссертации. Мол, делов немного. Материал собран, надо только обработать и написать, сдать кандидатский минимум. Но вот опробация и защита должны быть в Москве, а это большие финансовые затраты. А денег лишних у меня не было, да и надо было обставлять недавно полученную трехкомнатную квартиру. И я отказал после здравого размышления.

А третья развилка случилась в 1983 году и снова в Москве, где я был на стажировке в НИИ имени Склифосовского. Главный рентгенолог Москвы профессор Щербатенко пригласила меня на должность заведующего рентгеновского отделения Склифа.  Даже был шанс получить квартиру на Юго-Западе, в это время сдали новый 15-этажный корпус института и набирали персонал, и кое-кому обещали квартиры.  И снова я отказался. Не нравится мне жить в Москве, шумном и суетливом городе.

Когда я с должности заведующего рентгеновским отделением крупной городской больницы и нештатного главного рентгенолога города переходил на должность главного рентгенолога края, перекрестка не было, наоборот, открывалась широкая дорога, по которой я и шагал полтора года.  И новая развилка, даже поворот в другую сторону.  Недавно назначенный заведующим отделом здравоохранения Хабаровского крайисполкома Анатолий Вялков, которого я знал еще со студенческой скамьи (мы одно время занимались в одной спортивной секции) стал создавать свою команду. Он знал меня с хорошей стороны как сильного парторга крупной городской больницы, впечатлился, когда мне оперативно удалось решить сложный вопрос с чернобыльцами, и крайздрав не оказался в числе отстающих. Но окончательно принять решение пригласить меня на должность своего заместителя помогла благоприятная справка по проверке рентгеновской службы края, написанная главным рентгенологом РСФСР П.В.Власовым, который возглавлял комиссию.

На этот раз принять решение мне было особенно трудно. У меня в рентгенологии был авторитет и в крае, и в республике, я хорошо знал свою специальность и немало помогал врачам-рентгенологом как в диагностическом, так и в организационном плане, организовал бригадный подряд в своем рентгено-радиологическом отделение краевой больницы и очень неплохо зарабатывал.

А  меня приглашали заниматься тем, чем я никогда не занимался – организацией оказания медицинской помощью взрослому населению края.  Организация рентгеновской службы, которая мне удалась, это одно, а всем здравоохранением, совсем другое. Да, мне по роду своей деятельности приходилось вникать в особенности медицинской помощи больным терапевтического и хирургического профиля, и это было намного больше половины объема помощи всему взрослому населению, да и с травматологией, акушерством-гинекологией мне как парторгу многопрофильной больницы пришлось заниматься.  И хотя я очень  колебался, но все же Анатолию Ивановичу удалось меня уговорить.

Задним числом я могу сказать, что это решение позволило мне еще долгие годы с удовольствием ходить на работу, решать все новые и новые задачи. А когда через 2 года я стал первым заместителем заведующего, своеобразным начальником штаба при своем шефе, круг моих обязанностей и ответственность еще больше выросли. Тем более что Вялков после его избрания народным депутатом РСФСР очень часто и подолгу пребывал в Москве, и вся оперативная работа по руководству здравоохранением края лежала на мне.

А когда Россия стал «демократической», началось внедрение обязательного медицинского страхования, пришлось заниматься тем, чем мои предшественники никогда не занимались. Причем все указания министерства здравоохранения России носили, как правило, рекомендательный характер, да и сами министры менялись как перчатки. Поэтому в каждом регионе занимались своим творчеством. Без излишней скромности скажу, что на Дальнем Востоке именно наше управление здравоохранения было тем маяком, по  которому равнялись.

А ситуация в здравоохранении была тяжелейшей. Порой больные ложились в стационары, имея на руках  свое постельное белье, миски, чашки, ложки, а подчас и медикаменты.  Вспоминая те 90-е годы, понимаю, почему их в народе назвали «лихие».  Вся страна разваливалась, и руководить здравоохранением было чрезвычайно трудно. Но нам удалось не развалить систему здравоохранения, хотя без некоторых небольших потерь не обошлось.

Когда Ельцин расстрелял Белый дом в Москве и Верховный Совет народных депутатов был распущен, Вялков лишился своего депутатского мандата. Пока он им был, у него родилась мысль перевестись на работу в Министерство здравоохранения России.  Но когда это не сложилось, а ситуация в здравоохранении все ухудшалась, и он все чаще получал нагоняи от губернатора Ишаева. И  мой шеф повел себя, как первое лицо в любой отрасли.  В нашей стране так уж сложилось, что награды получают начальники, а шишки и нагоняи – их первые замы.  И эту непреложную истину я испытал на себе.

Помните разрушительное землетрясение на Сахалине?  Имевшийся при нашей краевой больнице Региональный центр медицины катастроф развернул свои мобильные бригады на Сахалине, а самые тяжелые пострадавшие отправлялись в больницы Хабаровского края.  Как обычно бывает в таких случаях, постановлением губернатора была создана комиссия по оказанию помощи пострадавшим при землетрясении. В неё был включен Вялков и его заместитель по ГО и ЧС Мамыкин. Но Вялков постоянно был в Москве, у Мамыкина не было тех властных полномочий, как у меня, первого заместителя Вялкова.  Так что организацией медицинской помощи в Хабаровске пришлось заниматься мне.  Когда вся эта работа была успешно завершена,  Вялков и Мамыкин получили правительственные награды, а мне даже спасибо не сказали. Обидно, хотя я не за награды работал.

Когда я в отсутствии Вялкова «оставался на хозяйстве», как тогда было принято говорить,  мой авторитет как краевого руководителя значительно вырос.  Ко мне все чаще обращались руководители самого разного уровня с просьбой помочь по оказанию медицинской помощи. И когда Вялков перестал ездить в Москву, был на месте, многие по привычке обращались ко мне, и это вызывало у моего шефа недовольство. И хотя это на людях не выражалось, но я, проработав с ним  несколько лет, это чувствовал.  Все чаще в приватных разговорах он приводил в качестве примера Ишаева, который частенько менял своих заместителей. Мой предшественник в должности первого зама Чебоненко был отправлен в страховую медицинскую компанию, когда у Вялкова появились к нему претензии. 

И я решил поискать для себя запасной аэродром, и совершенно неожиданно для меня он оказался в фармацевтическом концерне «Шеринг», куда меня сосватали на должность представителя компании по Дальнему Востоку.  Мне кажется, Вялков вздохнул с облегчением, когда я сообщил ему о своем решении перейти работать в «Шеринг», ему не надо подыскивать мне место.  Но найти мне адекватную замену в качестве своего первого заместителя он так и не смог, мой кабинет пустовал до тех пор, пока я через 2 года не вернулся в свою прежнюю контору, которая стала именоваться департаментом здравоохранения, и в ней был новый начальник вместо Вялкова, бывший главный врач краевой больницы А.В.Кравец.

А Анатолий Иванович все же попал на работу в Минздрав России. Приехавшая в Хабаровск на открытие Перинатального центра министр Дмитриева,  проработавшая всю жизнь в научном учреждении - НИИ психиатрии имени Сербского,- не имеющая опыта работы по организации здравоохранения, пообщавшись в Вялковым, поняла, что в её окружении нет человека более компетентного, чем Анатолий Иванович, и пригласила к себе в Москву на должность начальника Лечебного главка.  Позже Вялков стал заместителем, а затем и первым заместителем Министра здравоохранения. По моему глубокому убеждению, он был последний человек в Минздраве России на своем месте.

А я вернулся в департамент, занялся организацией поставок медикаментов и медицинской техники в учреждения здравоохранения. Это была вынужденная мера, потому что ранее государственные учреждения «Фармация» и «Медтехника» стали частными, и у них на первом месте было получение прибыли, а не удовлетворение потребностей ЛПУ. Мне кажется, я со своими обязанностями справлялся, по крайней мере, при заслушивании вопроса о лекарственном обеспечении населения края на коллегии при губернаторе моя работа получила «твердую четверку».

В дальнейшем мне не раз пришлось стоять на распутье и думать, куда пойти. Когда в нашу контору пришла руководить провизор по специальности и преподаватель института по должности, она первым делом избавилась от двух заместителей, самых опытных и уважаемых, которые бы не позволили ей разваливать краевое здравоохранение, меня и Дьяченко.   И мы уволились по собственному желанию.

Варианты были разные. Вначале я был директором ООО «Дальхимстекло» в Хабаровске, а потом получил приглашение на должность директора муниципальной больницы в городе Нефтеюганске Ханты-Мансийского автономного округа-Югры.  Для этого пришлось покидать Хабаровск, где я много лет прожил. Но ситуация на Дальнем Востоке складывалась так, что я не видел перспективы выгодной работы для трех своих детей, и наша семья всем составом двинулась в Западную Сибирь.

Там мне сообщили, что ставшего называться уже краевым министром здравоохранения того провизора (их лучше знают как фармацевтов) через несколько лет в шумом на всю республику уволили. Об этом даже было написано в «Медицинской газете».  И хотя меня это вроде как уже не касалось, но признаюсь, было приятно узнать об этом.

С должности директора больницы я вышел на пенсию.  Правда, потом мы перебрались в Тюмень и я опять подрабатывал, как всю предыдущую  жизнь, пока не случился обширный инфаркт миокарда, после которого потребовалась сложная и рискованная операция. И снова передо мной встал выбор.  Поехать на операцию, при которой около 10% пациентов умирают на операционном столе. Или жить так, как жил после выписки из областной больницы – с грыжей (по-научному аневризмой) сердечной мышцы и тромбом в полости сердца. И то и другое могло привести в любой момент к мгновенной смерти. И я выбрал жизнь, и благодарен профессору А.М.Чернявкому, который  сделал мне операцию в НИИ кардиологии имени Мешалкина в Новосибирске.  Между инфарктом и операцией было 5 месяцев, в это время я написал свои воспоминания для потомков.

После длительной, почти в полгода реабилитации я зажил жизнью заслуженного пенсионера,  занимаясь благоустройством участка рядом с таунхаусом в поселке под Тюменью.  Но этим можно было заниматься в теплое время года, а вот что делать зимой?  Нашел занятие в виде составления генеалогического древа своей родословной, на что ушел почти год.  Но зато сейчас в нем более тысячи персон, из которых почти у половины есть личные фотографии.

Со временем я понял, что наши отношения с женой после 48 лет совместной жизни зашли в тупик, и когда в моей жизни появилась другая женщина, которая готова была взять меня такого, инвалида, я решил уехать к ней. Еще во время переписки мы поняли, что у нас общие интересы, взгляды на жизнь,  опыт предыдущих браков, который позволяет более терпимо относиться к другому, и это позволило нам прожить уже шесть лет совместной жизни в полном согласии. К тому же именно она сподвигла меня начать писать воспоминания, короткие рассказы, рассуждения о жизни нашего поколения. И эта работа увлекла меня, и уже четыре года я большую часть времени провожу в литературном сайте, где у меня есть своя страничка, на которой опубликовано 2,5 тысячи произведений, 78 тысяч читателей, и за сутки мои произведения читаются свыше 2 тысяч раз. Благодаря близким людям и землякам я издал пять книг, где рассказываю о Дальнем Востоке, где родился и прожил большую часть жизни, о медицине, о спорте, о военно-морском флоте, об исторических событиях и личностях.  Есть и небольшие рассказы, новеллы, миниатюры, сюжеты для которых подсмотрены в реальной жизни, а часть придумана мной, исходя из личного опыта весьма интересной жизни.

Так что я считаю, что мне не надо посыпать голову пеплом и горевать, что когда-то я поступил не так, пошел не по той жизненной стезе, выбрал не ту дорогу. Мне не стыдно перед близкими, знакомыми, коллегами, друзьями за свою жизнь. И я продолжаю придерживаться девиза командира эскадрилья Титоренко из фильма «В бой идут одни старики»: БУДЕМ ЖИТЬ!!!