Проводи уходящего

Коля проснулся в кровати деда. Вчера приехал из университета проведать бабу Шуру. Её муж умер восемь лет назад. Около полугода он лежал парализованный в кровати между шкафом и стеной. А в коридоре однокомнатной квартиры около входной двери стояло кресло с зелёной, бархатистой, выцветшей драпировкой. Там, съёжившись в комочек, плакал десятилетний Коля в апреле восемьдесят шестого. Он с папой, мамой и братом жил в соседней квартире с дверью, покрытой коричневым утеплителем и медной табличкой с номером квартиры.

В этой квартире номер тринадцать Коля слышал что-то странное, словно вертолёт готовился к взлёту, иногда видел похожие на ртуть живые шарики, летающие около люстры; заметив мальчика, они летели в его сторону, и он пугался, падал с кровати и просыпался. Коля много плакал. Зажмуривался как от боли. Вокруг напряжённых глаз – морщинки. Верхняя и нижняя губа прижимались друг к другу и вытягивались как две струны. Стекая по щекам, солёные капли срывались на подушку. Если бы мама Коли так же не плакала, пряча слёзы, может и заметила бы, что с сыном что-то не так.

Светлана была учительницей литературы и русского языка. В Сибирь приехала по комсомольскому распределению – как отличница могла после педучилища остаться на западе – так переселенцы из центральной России говорили о далёкой родине. Но – не судьба. В комсомольскую организацию училища пришёл запрос на добровольцев для работы в тайге.  Света вздохнула – она мечтала поступить в педагогический институт в Ленинграде, но  как комсомолка и дочь фронтовика Светлана не могла не поехать в тайгу. Там она вышла замуж за лесника. Он почти не бывал дома, сажал деревья, тушил пожары и выпивал с друзьями охотниками. Возвращался домой поздно, уходил рано. Говорил мало. Старшего сына часто брал с собой, а над младшим посмеивался – маменькин сынок – поддразнивал обидчивого и ранимого Колю.
Светлане не хватало тепла мужа. Она грустила по маме, сестрам и братьям из Белгородской области, учила школьников любить Родину, воспитывала двух сыновей и много плакала. Когда Коля родился, в семье случилось горе – и Светлана словно стала улиткой. Внутри раковины слышала волны Балтийского залива и пробивающийся сквозь стенки плач малыша. Через их поселок шла железная дорога. Возвращаясь со школы, Светлана переходила через пути. Иногда останавливалась перед идущим поездом. Смотрела на тупой нос локомотива, неподвижного машиниста, на рельсы перед поездом. Дожидалась, пока растает вдали последний вагон уходящего на запад поезда, смотрела ему вслед, вспоминала о малютке, вздыхала и шла домой.
 
Солнечный луч скользнул по стене, подушке, щеке и оборвался – туча закрыла солнце, когда мама открыла дверь комнаты. Секунду постояла молча, глядя на сына.
- Вставай, Коля. Пойдём. Дед умер. И пошла с сыном в соседнюю квартиру. Коля не подошёл к кровати – остался у кресла в коридоре. Через час кресло промокло там, где касалось лица.

Разглядывая крошки махорки в складках кресла, Коля вспомнил, как в лесу шёл навстречу сидевшему на стволе берёзы деду Андрею. Дед курил папиросы «Беломор» и о чём-то думал. Коля сел рядом, слева.
- Ты чего такой грустный, внучок? – спросил дед приобнимая Колю за плечи.
- Да нет, деда, всё нормально, - соврал внук. Полчаса назад мама сказала ему, что дед болен раком и скоро умрёт. Но деду Андрею об этом нельзя говорить.
 
- Если нельзя об этом, о чём же тогда говорить, - подумал Коля. Ведь если дед скоро умрёт.… О чём говорить? Если бы он знал, что через двадцать пять лет также не сможет говорить с любимым университетским профессором, умирающим от рака; что также как и деда, будет оплакивать Евгения Борисовича всю жизнь, сожалея, что не держал взглядом и теплом остающегося на ветке листа родной и близкий падающий лист. Понял бы Коля, что неважно, о чем говорить. Что нужно стоять рядом на краю жизни и глядя в глаза стать последним согревающим огоньком перед вползающим в сердце льдом и бесконечным падением спиной вниз.

И Коля словно замёрз. Замуровал горе. Его лицо стало тверже, а чувства к деду куда-то пропали. - Дед говорил, что-то любимчик перестал ко мне приходить, - сказала баба Шура месяц спустя, когда дед уже парализованный лежал в кровати. Но Коля не мог заставить себя часто быть с дедом. Однажды бабе Шуре куда-то нужно было уйти. Она попросила Колю побыть с дедом. Сидя у кровати, Коля что-то читал, изредка поднимал голову и мельком смотрел на прерывистые вздохи и с едва слышным стоном – выдохи. Тёмная сущность клещами сдавливала отравленные сорокалетним курением лёгкие, затрудняя дыхание.

Проснувшись, дед Андрей спросил, - А где баба? Всё время ты со мной…. А баба куда ушла? Коля что-то ответил.
- Поди, Коля, на кухню. Принеси нож. 
- Зачем тебе нож, деда?
- Положу под подушку….
Коля не понял, зачем деду нож. Подумал – бредит, наверное, от болезни. Не принёс. Сказал через час вернувшейся бабе Шуре про нож.
- Правильно, что не принёс. Спасибо, что побыл с дедом. Приходи ещё, Коля.

Но внук больше не приходил.