Интернэшнл англопоющей Доротеи

               
     Проглатываемые мною хроники Эдуарда Длинноногого несколько смягчали горечь утраченных зубов, оставивших по себе лишь вонь эфира и отдаленную ломоту в челюсти, почему - то вспомнился эпизод из бессоновской Жанны д*Арк с порешившим срубить башку пленному бравым френчем, обосновавшим свое право нуждой в зубах то ли бургундца, то ли англосакса, затем как - то сам собой выскочил мудацкий Бессонов из советской книжки про колхозное строительство и я принудил себя прервать поток ассоциаций, хрен знает куда способный увести коалу, всего такого страдающего и несчастного. Не хватало хероты несусветной бложиков, чтобы желание самоубиться углубилось по - горбачевски, только там херякнулась империя, а тута угроза лежит в плоскости отдельного от мира говноедов мыслящего организма. Иэх, зайти, что ли, к паскудине - пропагондонке Криське, глянуть, на кого дрочит гадина, на чью мельницу льет затхлую водичку крысиных шушарок и междусобойчиков, отрабатывая украденное у Лизы Песковой лавэ, недурно пущенное на облизывание всем вменяемым двуногим кажущегося куском говна антинародного режима ? Неохота. Так зайдешь и Третьего Эдуарда сменяешь на Второго, а тому шило в сраку воткнули, еще Дрюон книжку написал, это вам не Дюма - какой - то с его сиамскими Дианами. Ха, эту песню пел не Гагарин, а карзубый Караченцов, красуясь и скача.
     - Венец творенья дивная Диана, - писал наспех черновое либретто еще один Фрумкин советского кинематографа, опровергая устоявшийся миф о еврейском заговоре, так как был Фрумкин из удмурт и каракалпак. Дальше дивной Дианы с рифмами не вытанцовывалось. Может, виной тому был вечорошний зельц, может, прищемленная национальным Берды Кербабаевым кила автора и творца шедевров, ведь вышел на Пленум Берды и положил.
     - Не могу, - навзрыд и по - кыргызски кричал Кербабаев, шатаясь на трибуне, - не упомянуть белогвардейскую оккупацию Дербента, не имею права пройти мимо агрессивных замыслов белорусов, не считаю нужным штурмовать в лоб скальные ДОТы белофиннов, потому чурка я черножопый, а, значит, самим спектром сэра Ньютона предписано нам антагонийствовать, витийствуя.
     И Корней, гад длинный, не смолчал, прошептал за спиной отчаянного докладчика :
     - А какого цвета евреи, товарищ кабан ?
     Из чего сотворили конфеты и юлу крутящихся фуг ?
     Почему не упомянута Белопольша, пан ?
     Х...як. Тыдым. Абцуг.
     И бросил бубенного лба на абцуг лишь чуть коцанный, сгребая всю  " Аделаиду " в свои загребущие руки детского поэта. Хорош детский. Вы только вслушайтесь.
     - И мне не надо ни мармелада, ни шоколада, а только маленьких, да, очень маленьких детей.
     - Куда тебе дети ? - сварливо кричит вздорная и наглая работница торга Талызина. - Все равно пропьешь. Или посадят.
     - Врешь, - хрипит усатый Кулагин, неожиданно и не к месту совсем вспоминая о наименовании автора сценария. Еремей Иудович Парнов.
     - Га ! - вновь шатается Берды на трибуне. - Иудович еще до кучи, товарищи делегаты.
     Плюется в сердцах Фрумкин, найдя рифму. Диана - шалмана. А как еще иначе такую страну назвать, где русский человек - говно ?
     - Врешь, - доказывает Кербабаев, вынимая из широких штанин, - не русский я, а чурка бешеный, выходит, что не говно, а кизяк.
     - Это уже почти казак получается, - задумчиво так тянет злостный Корней, намекая, - а казаки, товарищи, были расказачены не просто же так же, а по Указу.
     Думают делегаты : а кого тута не расчихвостили за все веселые годы ? Ведь даже космонавтов унизили и обокрали, дав генерала Рагозина, балет кончился, ракеты не летают. Чем гордиться ?
     - Мной ! - требует Берды, укладывая томами Сулеймана Стальского всю блогосферу пресвятой Руссиянии с примкнувшими в хвост тиви и радио.
     Это я еще газет и журналов не упомянул.