Глaва 3 Приглашение

Когда Гарри спустился в кухню, все трое Дурсли уже сидели за столом. Никто не удостоил его взглядом ни когда он вошёл, ни когда присоединился к ним. Дядя Вернон спрятал своё огромное красное лицо за утренним номером «Дэйли мэйл», а тётя Петуния делила на четыре части грейпфрут, скривив рот, скрывающий лошадиные зубы.
У Дадли был сердитый и угрюмый вид, он как будто занимал больше места, чем обычно. Это бросалось в глаза – ведь его туша всегда занимала одну из сторон квадратного стола целиком. Когда тётя Петуния положила четвертинку несладкого грейпфрута на тарелку Дадли и сказала дрожащим голосом "вот, милый Диди", Дадли сердито взглянул на неё. Его жизнь приняла самый неприятный оборот, когда он вернулся домой на каникулы с отчётом за учебный год.
Как обычно, дядя Вернон и тётя Петуния умудрились найти оправдание его плохим оценкам: тётя Петуния не уставала утверждать, что Дадли очень одарённый мальчик, просто учителя его не понимают, а дядя Вернон твердил, что ему "не нужен сын-зубрила, похожий на девчонку". Махнули они рукой и на обвинения в хулиганстве - "Малыш он шумный, но и мухи не обидит!" – со слезами на глазах сказала тётя Петуния.
Однако в конце отчёта было несколько недвусмысленных замечаний от школьной медсестры, которые дядя Вернон и тётя Петуния никак не могли игнорировать. Неважно, сколько раз тётя Петуния жалобно повторяла, что Дадли широк в кости, а вес набирает, как все детки, и что он растёт и ему надо много еды - факт остался фактом: у поставщиков формы больше не было достаточно больших бриджей, в которые он мог бы влезть. Школьная медсестра увидела то, чего глаза тёти Петунии – такие зоркие, что она замечала пятна от пальцев на сверкающих стенах и снующих туда-сюда соседей – просто не хотели видеть: что Дадли, явно не нуждающийся в дополнительном питании, по габаритам и весу смахивал на молодого кита-убийцу.
И вот – после множества причитаний, после споров, от которых трясся пол в спальне Гарри и после рек слёз, пролитых тётей Петунией – был установлен новый режим. Медсестра школы «Смелтингс» выслала диету, этот лист прикрепили к холодильнику, освобождённому от всех любимых лакомств Дадли – газированных напитков, пирожных, шоколадных батончиков и бургеров и заполненному фруктами и овощами и тем, что дядя Вернон называл "кроличьей едой". Чтобы Дадли не сильно страдал из-за всего этого, тётя Петуния настояла, чтобы вся семья тоже села на эту диету. Она как раз передала четвертинку грейпфрута Гарри. Он заметил, что его доля намного меньше, чем у Дадли. Тётя Петуния, видимо, решила, что лучшей моральной поддержкой для Дадли будет уверенность, что он хотя бы получил больше еды, чем Гарри.
Но тётя Петуния не знала, что; спрятано под отломившейся доской наверху. Она и представления не имела, что Гарри вовсе не сидит на диете. Когда Гарри понял, что этим летом ему придётся выживать на морковке, он послал Хедвиг к друзьям с мольбой о помощи, и они великолепно выручили его. От Гермионы Хедвиг вернулась с большой коробкой, битком набитой несладким печеньем (родители Гермионы были стоматологами). Лесничий Хогвартса Хагрид послал ему полный мешок кексов собственной выпечки (к ним Гарри не притронулся, он слишком хорошо знал, какова стряпня Хагрида). Зато миссис Уизли послала с их семейной совой Эрролом огромный фруктовый торт и кучу пирогов с разными мясными начинками. Бедняга Эррол, старый и слабый, приходил в себя после этого полёта целых пять дней. A потом, ко дню рождения (на который Дурсли махнули рукой), Гарри получил четыре отличных именинных торта, по одному от Рона, Гермионы, Хагрида и Сириуса. У Гарри осталось ещё два из них, так что, с нетерпением предвкушая настоящий завтрак, ожидающий его в спальне, он безропотно взялся за свой кусок грейпфрута.
Дядя Вернон с неодобрительным фырканьем отложил газету и воззрился на свою четвертинку грейпфрута.
- И это всё? – ворчливо спросил он тётю Петунию.
Тётя Петуния смерила его суровым взглядом и кивнула в сторону Дадли, который прикончил свою долю грейпфрута и пожирал кислым взглядом своих свиных глазок порцию Гарри.
Дядя Вернон испустил глубокий вздох, от которого его огромные кустистые усы взметнулись вверх, и взялся за ложку.
В дверь позвонили. Дядя Вернон тяжело поднялся со стула и пошёл в прихожую. Дадли с быстротой молнии, пока его мать возилась с чайником, стащил остаток порции дяди Вернона.
Гарри услышал разговор в дверях, смех и отрывистый ответ дяди Вернона. Потом входная дверь закрылась, и из прихожей послышался звук разрываемой бумаги.
Тётя Петуния поставила чайник на стол и с любопытством оглянулась, чтобы понять, что там у дяди Вернона. Долго ей ждать не пришлось: через минуту он вернулся. Он был мертвенно-бледен.
- Ну-ка, - рявкнул он на Гарри. – В гостиную. Сейчас же.
Задавшись вопросом, что, по мнению дяди, он натворил в этот раз, Гарри встал и пошёл за дядей Верноном из кухни в соседнюю комнату. Дядя Вернон захлопнул за ними обоими дверь.
- Так, - сказал он, дойдя до камина и обернувшись к Гарри, как будто собрался сообщить ему об аресте. - Так.
Гарри так и подмывало спросить: "Что - так?", но он понимал, что сейчас, в этот ранний час, ему не следует испытывать терпение дяди Вернона, особенно когда тот и так взвинчен из-за недостатка еды. Поэтому он изобразил вежливое удивление.
- Это только что пришло, - сказал дядя Вернон. Он потряс перед носом Гарри листом лиловой писчей бумаги. - Письмо. Насчёт тебя.
Замешательство Гарри росло. Кому бы это писать дяде Вернону насчёт него? Кто бы из его знакомых мог послать письмо с почтальоном?
Дядя Вернон глянул на Гарри, потом перевёл взгляд на письмо и прочёл вслух:
«Уважаемые мистер и миссис Дурсли,
Мы не были представлены друг другу, но я уверена, что вы много слышали от Гарри о моём сыне Роне.
Как Гарри, возможно, говорил вам, финал Кубка мира по квиддичу состоится вечером ближайшего понедельника, и мой муж Артур как раз сумел получить билеты на лучшие места благодаря своим связям в Департаменте магических игр и спорта.
Весьма надеюсь, что вы позволите нам взять Гарри с собой на матч, потому что такая возможность выпадает лишь раз в жизни - Британия не принимала Кубок мира уже тридцать лет, а билеты достать крайне трудно. Мы, конечно, будем рады пригласить Гарри провести у нас конец летних каникул и спокойно отправить его поездом в школу.
Гарри лучше послать нам ответ обычным способом, потому что магловские почтальоны никогда не доставляли почту нам домой, и я не уверена, что они вообще знают, где мы живём.
В надежде скоро увидеть Гарри,
Искренне ваша,
Moлли Уизли
P.S. Надеюсь, мы наклеили достаточно марок».
Дядя Вернон дочитал, сунул руку в нагрудный карман и вытащил оттуда что-то ещё.
- Посмотри на это, - проворчал он.
Он достал конверт, в котором пришло письмо от миссис Уизли, и Гарри с трудом удержался от смеха. Он был полностью заклеен марками, кроме пространства в квадратный дюйм впереди, в который миссис Уизли втиснула бисерным почерком адрес Дурсли.
- О да, она наклеила достаточно марок, - сказал Гарри, стараясь говорить так, словно миссис Уизли совершила ошибку, свойственную кому угодно.
Дядя сверкнул глазами.
- Почтальон заметил это, - процедил он сквозь зубы. – Ему было весьма интересно, откуда это письмо. Поэтому он и позвонил в дверь. Видимо, нашёл это забавным.
Гарри промолчал. Другие не поняли бы, почему дядя Вернон поднял столько шума из-за избытка марок, но Гарри жил с Дурсли давным-давно и прекрасно знал, насколько их раздражает всё, что хотя бы чуть-чуть выходит за рамки. Больше всего они боялись, что кто-нибудь узнает, что они связаны (пусть и отдалённо) с кем-либо вроде миссис Уизли.
Дядя Вернон по-прежнему не сводил глаз с Гарри, который старался сохранить спокойное выражение лица. Главное сейчас – не сделать или не сказать какую-нибудь глупость дабы не упустить шанса, который выпадает раз в жизни. Он ждал, когда дядя Вернон что-нибудь скажет, но тот просто продолжал пялиться на него. Гарри решил нарушить молчание.
- Ну как – можно мне поехать? – спросил он.
По огромному багровому лицу дяди Вернона пробежало что-то вроде судороги. Усы ощетинились. Гарри догадался, что творится в душе дяди Вернона: небывалый конфликт двух основных нерушимых инстинктов. Позволить Гарри поехать – значит, сделать его счастливым, а дядя Вернон вот уже тринадцать лет не допускал ничего подобного. С другой стороны, позволить Гарри уехать к Уизли на остаток лета – значит, избавиться от него на две недели раньше ожидаемого, ведь дядя Вернон терпеть не мог Гарри в своём доме. Чтобы выгадать время для раздумий, он снова взглянул на письмо от миссис Уизли.
- Кто эта женщина? – спросил он, с неприязнью глядя на подпись.
- Вы её видели, - ответил Гарри. – Это мать моего друга Рона, она встречала его с Хог… со школьного поезда в конце учебного года.
Он чуть не сказал "Хогвартс-Экспресс", а это был верный способ рассердить дядю. В доме Дурсли никто не произносил вслух название школы, в которой учился Гарри.
Дядя Вернон так скривил своё огромное лицо, словно пытался вспомнить о чём-то очень противном.
- Та толстуха? – проворчал он наконец. – С кучей рыжих детей?
Гарри нахмурился. Негоже дяде Вернону называть кого-то толстяком или толстухой, когда c его родным сыном Дадли наконец случилось то, что угрожало ему с трёхлетнего возраста – он в ширину раздался больше, чем в высоту.
Дядя Вернон пробежал письмо глазами ещё раз.
- Квиддич, - еле слышно пробормотал он. – Что за ерунда такая - квиддич?
Гарри ощутил второй приступ раздражения.
- Вид спорта, - коротко ответил он. – Играют на мётлах…
- Ладно-ладно! – громко оборвал его дядя Вернон. Гарри с некоторым удовлетворением понял, что его дядя слегка запаниковал. Его нервы явно не выдерживали произнесения слова "мётлы" в его гостиной. Он снова уткнулся в письмо. Гарри прочёл по губам слова "вышли нам ответ... обычным способом". Он нахмурился.
- Что значит «обычным способом»? – фыркнул он.
- Обычным для нас, - ответил Гарри и, прежде чем дядя прервал его, добавил: - В общем, совиной почтой. Это обычный способ для волшебников.
Дядя Вернон был так возмущён, словно Гарри только что грязно выругался. Дрожа от гнева, он нервно выглянул в окно, как будто проверял, не прижался ли кто-нибудь из его соседей ухом к стеклу.
- Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не упоминал эту гадость под моей крышей? – прошипел он. Его лицо приняло сливовый оттенок. – Ты проживаешь здесь и носишь одежду, которую мы с Петунией надели на твои неблагодарные телеса…
- Только после того, как её износил Дадли, - холодно возразил Гарри – ведь он был одет в огромный свитер ниже колен с такими длинными рукавами, что пришлось подвернуть их пять раз, чтобы освободить руки, и в жутко мешковатые джинсы.
- Я не потерплю подобных речей! – заорал дядя Вернон, дрожа от бешенства.
Но Гарри не собирался больше мириться с таким положением вещей. Прошли дни, когда ему приходилось придерживаться каждого пункта глупых правил, навязанных Дурсли. Он не соблюдал диету наравне с Дадли и не собирался позволить дяде Вернону не пустить его на Кубок мира по квиддичу во что бы то ни стало.
Гарри испустил глубокий унылый вздох и сказал:
- Ладно, Кубка мира мне не видать. Но идти-то мне можно? Я как раз начал писать письмо Сириусу и хочу закончить его. Ну, моему крёстному.
Он сделал это: он произнёс волшебные слова. Он заметил, что вся краснота сошла пятнами с лица дяди Вернона, которое приняло оттенок плохо перемешанного мороженого с черносмородиновым сиропом.
- Ты… ты пишешь ему, да? – спросил дядя Вернон, стараясь казаться спокойным, но Гарри заметил, как зрачки дядиных глаз внезапно сжались от ужаса.
- А как же, - непринуждённо ответил Гарри. – Видите ли, он уже давно ничего от меня не получал, и если я вскоре ему не напишу, он решит, что что-то не так.
Он замолчал, чтобы насладиться эффектом, произведённым его словами. Он как будто видел, как извилины шевелятся под дядиными густыми, тёмными, аккуратно расчёсанными волосами. Если он попытается помешать Гарри написать Сириусу, то тот подумает, что с Гарри плохо обращаются. Если он не позволит Гарри поехать на Кубок мира по квиддичу, Гарри напишет об этом Сириусу, который узнает, что с Гарри обращаются плохо. Дяде Вернону оставалось только одно. Гарри ясно видел, как в дядином мозгу формируется решение, как будто его усатое лицо было прозрачным. Гарри старался не улыбаться и сохранять как можно более равнодушное выражение на лице. И вот…
- Ну ладно-ладно. Можешь ехать на этот проклятый... этот дурацкий... этот Кубок мира. Только напиши этим… этим Уизли, что они должны забрать тебя сами. Некогда мне возить тебя по всей стране. И можешь остаться у них до конца лета. И можешь сообщить своему… своему крёстному... сообщить ему... что едешь.
- Вот и хорошо, - радостно сказал Гарри.
Он повернулся и пошёл к двери гостиной, борясь с желанием подпрыгнуть и завопить от радости. Он едет... он едет к Уизли, он едет на Кубок мира по квиддичу!
В прихожей он чуть не врезался в Дадли, притаившегося за дверью с явной надеждой подслушать, как ругают Гарри. Он изумился, увидев на лице Гарри улыбку до ушей.
- Превосходный был завтрак, правда? – спросил Гарри. – Я наелся до отвала, а ты?
Гарри посмеялся над ошеломлённым взглядом Дадли и поспешил к себе, прыгая через три ступеньки.
В первую очередь он заметил, что Хедвиг вернулась. Она сидела у себя в клетке, глядя на Гарри своими огромными янтарными глазами и щёлкая клювом, а это означало, что она чем-то недовольна. Предмет её недовольства проявился почти сразу.
- АЙ! – крикнул Гарри: ему в голову врезалось что-то вроде маленького серого теннисного мячика, покрытого перьями. Гарри сердито потёр ушибленное место и увидел малюсенькую сову, такую маленькую, что она поместилась бы у него на ладони, которая возбуждённо летала по комнате, как выпущенная из хлопушки. Потом Гарри заметил, что сова бросила к его ногам письмо. Гарри наклонился, узнал почерк Рона и вскрыл конверт. Внутри лежала поспешно нацарапанная записка:
«Гарри, ПАПА ДОСТАЛ БИЛЕТЫ – Ирландия против Болгарии, в понедельник вечером. Мама пишет маглам и просит их отпустить тебя к нам. Может быть, они уже получили письмо, я не знаю, как работает магловская почта. Думаю, тебе лучше послать ответ со Свином».
Гарри уставился на слово "Свин", потом посмотрел на миниатюрную сову, описывавшую круги у лампочки под потолком. Никогда не встречал он существа, менее всего похожего на свинью. Может быть, он просто почерк Рона не разобрал. Он вернулся к письму:
«Мы придём за тобой, и неважно, понравится это маглам или нет, ты не можешь пропустить Кубок мира, просто мама с папой решили, что лучше для приличия вначале спросить их разрешения. Разрешат – сразу отошли Свина с ответом, и мы придём и заберём тебя в пять часов в воскресенье. Не разрешат – сразу отошли Свина с ответом, а мы всё равно придём и заберём тебя в пять часов в воскресенье.
Гермиона приедет сегодня днём. Перси начал работать в Департаменте международного магического сотрудничества. Не вздумай произносить при нём слово «заграничный», иначе он тебя достанет.
До скорой встречи,
Рон».
- Да тихо ты! – прикрикнул Гарри на маленькую сову, теперь летавшую над самой его головой с безумным щебетом, как подумал Гарри, от гордости, что письмо доставлено кому надо. – Лети сюда, ты мне нужен для отправки ответа!
Сова уселась на клетку Хедвиг. Та холодно взглянула вверх, предостерегая пришельца от попытки расположиться ещё ближе.
Гарри снова взялся за орлиное перо, достал чистый листок пергамента и написал:
«Рон, всё в порядке, маглы меня отпустили. До встречи завтра в пять часов. Дождаться не могу.
Гарри»
Он сложил записку маленьким квадратиком и с огромным трудом привязал её к маленькой совиной лапке, пока сова возбуждённо подпрыгивала на месте. Как только записка была закреплена, сова снова поднялась, вылетела из окна и скрылась из виду.
Гарри обернулся к Хедвиг.
- Готова к дальнему пути? – спросил он.
Хедвиг с достоинством ухнула.
- Можешь отнести это Сириусу? – спросил он, доставая письмо. – Подожди только... Я просто хочу дописать его.
Он развернул пергамент и поспешно добавил постскриптум:
«Если захочешь связаться со мной, остаток лета я проведу у своего друга Рона Уизли. Его папа достал нам билеты на Кубок мира по квиддичу!»
Закончив письмо, он привязал его к лапе Хедвиг; она сидела необычно тихо, как будто твёрдо решила показать, как должна вести себя настоящая почтовая сова.
- Когда вернёшься, я буду у Рона, поняла? – спросил её Гарри.
Она с признательностью ущипнула его за палец, а потом с лёгким шелестом расправила свои огромные крылья и вылетела в открытое окно.
Гарри проводил её взглядом, потом залез под кровать, отодвинул доску в полу и вынул большой кусок именинного торта. Он ел, сидя на полу и наслаждался охватившей его радостью. У него торт, а у Дадли – ничего кроме грейпфрута; начался ясный солнечный день, завтра он покинет Бирючинную улицу, шрам больше не болит, а ещё он поедет на Кубок мира по квиддичу. В этот миг ему было сложно беспокоиться о чём бы то ни было – даже о Лорде Волдеморте.