1950, 1990

Расторговался Иван Степанович уже к обеду, и по хорошей цене. Весной 1990 деньги уже начали обесцениваться. Наверно поэтому рассаду помидор и болгарского перца покупали охотно. Грядки на дачном участке помогали преодолеть страх перед будущим.
Теперь можно купить сачок и выпить пиво в пив-баре.  Сачок потребовал младший любимый внук. Обошёл весь рынок. Сачок нашёл в маленьком ларёчке на краю базара.               
С розовым сачком в крепкой крестьянской руке пошёл в центр города, в пивбар.                В машинном отделении духота. Никифорычу понадобилось сдуть гайки крепления генератора. Притащили бензорез, сдули, дышать стало нечем. Открыли люки и иллюминаторы; потянул сквозняк. Генератор подтащили к люку - Витька, давай гак. На пирс поставим и пошли они …. Купаемся и по домам, сегодня суббота. – Бригадир сказал и базара нет – Закричал на всё машинное отделение белобрысый Витька. Что будет как бригадир сказал все и без Витьки знали. Бригадир на этом заводе ещё до войны работал, и двенадцать сталинских авторитета добавляли.
На пару бутылок скинулись на пирсе. Витька в грязной робе побежал в магазин.
После бани встал вопрос – Где выпить? – Сварщик Серёга предложил здесь в бытовке. – Чего лазить? Выпили, пошли дальше. – Витька упёрся – Пошли к морю; воздух, чайки. – Мужики заулыбались на Витькину горячность и согласились.
Пошли по тенистым аллейкам. Возле входов в цеха – зелённые скамейки. Людей не видно. Расположились на скамейке у стены кислородного цеха. Цех, сложенный в семидесятые из ракушечника, был полуразрушен, железных ворот не было. Водку пили из гранённых стограммовых стаканчиков. После второго закурили – Ты, Витька, за гогот свой, от Григория Петровича обратку получишь – Витьку Серёгины слова разозлили – Этот урод при Советской власти ахинею нёс про борьбу с капитализмом и обязательной победе коммунизма во всём мире, а вчера орёт – Хватит матюкаться. Это вам не при коммунистах – Мужики дружно засмеялись – Ты пойми, он тогда парторгом завода был, а сейчас он соучредитель акционерного общества – Отсмеявшись объяснил Никифорыч – Урод он! – Ты уродов не видел – Рявкнул Никифорыч. Рубаха у него расстегнулась, на покрасневшей, поросшей седым волосом груди стал виден орёл в цепях, нарисованный зелённой тушью. – Никифорыч, не кричи, орёл испугается улетит – Крикнул Серёга – Куда он денется, цепь стальная – Все трое опять засмеялись -                Напротив церкви 5 века, в подвале купеческого дома 19 века – пивбар. Туда и пришёл Иван Степанович с розовым сачком в загорелой, крестьянской руке. Спустился по длинной деревянной лестнице, вдохнул крепкий пивной дух и заказал две кружки.                Сказать – Ребята, мне домой пора – Никому и в голову не приходило. На водку денег не было, а в пив баре пиво по 22 копейки кружка.
Вышли за проходную и пошли вдоль высокого каменного забора. 
Сели за массивный деревянный стол. Скамейки столу соответствовали. – Лиственница – Сказал Никифорыч, похлопав рукой по столешнице – Сосна – Грубым, вызывающим голосом рявкнул мужик напротив – Ты что столяр? – Завёлся Никифорыч – Ни столяр, ни плотник. Лес рубил – Долго рубил? – Сколько дали, столько рубил – Понятно – Никифорыч, смягчившись,с интересом всматривался в здоровенного мужика – Теперь, значит, в тёплых краях бабочек ловишь? – Здоровенное смуглое лицо расплылось в доброй улыбке – Женька, внук, вчера пристал – Деда, сетку – Я не пойму что он хочет. Бабка догадалась – Сачок хочет. Бабочек ловить – Глядя на него, Никифорыч заулыбался. Иван Степанович наморщил лоб – Слушай. В тайге бабочки были? – Лес, бараки, вышки помню. Бабочек не помню. Тебя как зовут? – Иван Степанович – Я – Константин Никифорыч – Оба замолчали, думая об одном.
Молчание прервал Никифорыч – Я на берегу Белого моря рубил, возле речки – Так и я километров пять от речки – Никифорыч задумался, что-то вспоминая. Потом спросил – Это у вас попытка массового побега была? – Иван Степанович напрягся, быстро глянул в глаза Никифорыча и отвёл взгляд – Было такое – Глаза Никифорыча впились в лицо Ивана Степановича. Он явно хотел ещё что-то сказать, но промолчал.
Слушали Витькины рассказы про Э.В.М. и, конечно, ничего не понимали – Никифорыч, пиво уже не лезет – Что ты предлагаешь? – Моего домашнего в кружки нальём – Сюда менты часто заходят. Пошли на воздух.
Расположились на скамейке за церковью. Про ментов забыли. Серёга рассказывал про свои житейские сложности – Сарайчик надо поставить – уголь, дрова слаживать – У тебя свой дом? – Спросил Иван Степанович – Надоел он мне. Сразу после войны строили, всё валится – Не завалится. Ты, что нибуть держишь? – Хочу курей завести – Строиться надо – Поможем – Встрял Витька – Есть с чего строить – Спросил Никифорыч – Младший камень завёз – Фундамент с чего будешь делать – Деловито спросил Иван Степанович.
Первым ментов увидел Витька. С криком – Менты – Ломанулся в кусты. Серёга за ним. Никифорыч и Иван Степанович остались на скамейке.
Два милиционера. Одному лет сорок, смотрит спокойно, второй совсем молодой, глаза злые – А вы почему не бежите - Годы не те. Буркнул Никифорыч - Документы - Пропуск на завод - Давай - У меня с собой нет, на базаре торгую, меня все знают - Зачастил Иван Степаныч - А мы тебя не знаем. Пошли.- Куда? - Явно испугался Иван Степанович - В машину - Дверь захлопнулась. Никифорыч и Иван Степанович остались вдвоём в будке менотвской машины.
Ехали долго. Останавливались; хлопали двери кабины, менты выходили. Никифорыч закурил. Спички и сигареты забрать забыли или поленились – Иван, что ты такой перепуганный? Привезут в отдел, выпишут штраф и отпустят – Штраф большой? – Откуда я знаю? – Помолчав добавил – Попили пива – Костя, кури осторожно, а то будет как в Днепродзержинске – Где этот Днепродзержинск? – Возле Днепропетровска, на Украине. Три пьяных мужика со свадьбы шли, менты забрали. Машина прямо на улице, посреди города загорелась. Менты выскочили и тикать. Мужики заживо сгорели. Орали страшно, а вокруг люди; вечер, полные улицы народа. Сначала ментовку разнесли, потом горком – Не слышал о таком – У жены родственники в Днепродзержинске, там об этом все знают, все говорят. Костя, у меня ещё бутылка есть. – Выпили, закусили салом с чесноком. – У нас про ваш побег много говорили – Закурив, начал Никифорыч – Костя, дураки. Я им сразу сказал – Поймают, срок добавят – Ты говорят, пацан сышь – Так ты про побег знал, но не пошёл – Злое лицо Никифорыча смотрело в окно. Иван Степаныч поплыл под напором Никифорыча, его лицо обмякло – Так ты, сука, всех сдал – В голос заорал Никифорыч. Дверь будки распахнулась – Чего, пенсионеры, кричим? – Раздался грубый, наглый голос старлея – Выходите на свежий воздух - 
Машина стояла на просёлке. Внизу было синего цвета море.Справа поднимался, заросший высохшей травой склон. Слева - поперёк,плавно спускающегося к морю склона, одноэтажные,закрытые зеленью,побеленные домики. Большой корабль заходил в порт. Старлей внимательно, привычно настороженно, смотрел на задержанных. – По дороге ещё накатили – Злым голосом подсказал молодой. – По сто грамм, а то голова кружится. – Спокойно ответил Никифорыч. Рубаха у него на груди распахнулась, стали видны зелёные линии наколок – Где такого орла рисовали? – С некоторым уважением спросил старлей – На берегах холодного моря – Лёша, посмотри на этих пенсионеров. Сколько сталинских, Константин Никифорыч? – Четыре по уголовке до войны, восемь по политической после войны. – Хорошо хоть в войну не сидел – Хрен там не сидел. У немцев в плену сидел, пока эшелон не разбомбили и мы по степи не разбежались – Страшная у тебя жизнь. – Тогда страшно было, сейчас вспоминать интересно – Замолчали, смотрели на море – Хлопцы, у меня ещё бутылка есть – Неожиданно произнёс Иван Степанович. У молодого Лёшки от возмущения порозовели щёки – Ты, дед, вообще охренел – Лёха, успокойся. Дед, доставай бутылку, закуску, не жлобись -
- Хлебом пахнет. Я с пшеницы гоню. Что кривишься? Пий. – Уговаривал Лёшку Иван Степаныч – Выдохни и глотай! – Скомандовал старлей. Лёшка закрыл глаза и выпил до дна. Иван Степаныч вложил в его руку огурец.
- Зарплату дают? – Спросил старлей – Второй месяц ни копейки, а суда ремонтируем. Вчера Вега вышла – Зло ответил Никифорыч – Говорят, денег нет в долг работаем – Брешут! – Рявкнул Иван Степанович – Брешут, конечно. – Мы два месяца не получаем – Криво усмехаясь, сказал старлей. Иван Степаныч широко раскрыл хмельные глаза – Вы же милиция – Им по фиг. Нет денег и всё – Иван Степанович недоверчиво смотрел на старлея - Начальство, бандиты в деньгах купаются, комерсы жируют – Неожиданно заговорил Лёша. – Перестройка – Хмыкнул Иван Степанович. – Я горбатого в …, а Райку в …. – Никифорыча эти разговоры довели до бешенства – Дядя Котя, ты не на зоне – Повысил голос старлей – Не пойму чего вы менты терпите – Терпим и ты терпи – Люди скоро на улицы выйдут – Не выйдут. Голода нет, телевизоры работают - 
Все молча смотрели на море. – Мужики, мы поехали – Сказал старлей, усаживаясь за руль. Лёша, слегка покачиваясь, открыл дверь кабины – Ребята, мы не познакомились. Я - Иван Степанович – Я Виктор, он Лёша – С улыбкой сказал старлей – Ребята, я на базаре каждый день. Если рассады надо, подходите. Выберу самую лучшую – Ментовозка плавно покатилась по пыльной дороге.
- Костя, куда пойдём? – По домам – Костя, у меня ещё бутылка есть – Где ты их набрал? – Костя, я сам гоню. На базаре мужикам толкаю, имею больше чем на рассаде – Любишь ты, Ваня, деньги – А как без денег? – Это верно – без денег никуда -
Пошли вниз по крутой тропинке – Костя, давай присядем – Уселись под толстой, раскидистой акацией. – Хорошие ребята – Сказал Иван Степанович, разливая самогон – Забыл, как такие хорошие собаками травили, сапогами рёбра ломали? – Так-то служба – Вашим за побег что сделали? – Били. Потом в карцере голодом морили. Срок не добавили. – Значит на верх не сообщали – Кто их дела знает? – Разговоры о страшном прошлом давили на Ивана Степановича,злые глаза Никифорыча впились в его лицо – Костя, что ты так смотришь? – Смотрю и вижу. Ты, сука, мужиков сдал – Иван Степанычу стало страшно. Он увидел беспощадно-равнодушные лица конвоя, в собачьих мордах безумная ярость, желание разорвать его тело. Нары карцера покрыты льдом. Холод и голод разрушают тело, отнимают жизнь – Костя, я пацан был, девятнадцать лет. Костя, что ты хочешь? – Никифорыч молчал. Солнце село, стало темно, внизу загорелись огни города. С набережной донеслись звуки песни на английском языке – Костя, что они поют? – Не по русски поют вустрицы. Бери сачок пошли. - 
По узкому, тёмному и безлюдному переулку,спустились в город, вышли на ярко освещённую, многолюдную улицу. Неоновые надписи: BAR,БАР,CAF;,КАФЕ, стойки с напитками и мороженным.
Константин Никифорыч, лагерная кличка Матрос и Иван Степанович, лагерная кличка Пшёня, пьяные, слегка растерянные шли посреди улицы между весёлыми, спокойными людьми, с иронией разглядывавших орла на груди Никифорыча. Вывески, неоновые надписи просили – купи, купи. – Костя, это же частники. Где они деньги взяли? – Где взяли- там уже нет. Ваня, я пацаном, до войны, по этой улице на работу, с работы ходил. После работы помоюсь, а потом лоб или щёку мазутом мазну. Люди смотрели с уважением – рабочий человек идёт. – Давно это было, Костя – Давно Ваня.
Жёлтая дверь Икаруса распахнулась. Иван Степанович вошёл и остановился на ступеньках – Котя, ты едешь? – Я пешком. Недалеко. – На базар подходи – Самогон будет? – Конечно будет -
Оранжевый автобус тронулся и увёз Ивана Степановича с розовым сачком в руке.