У теплого моря 3

Репетиции отнимали немало времени, правда, чаще это происходило вечерами. Как и прежде, Арсений не раз ловил на себе косые взгляды старшего воспитателя. Увы, конценсуса, с Максаковой не получилось, Гульнара Ахметовна стояла на своем: пионерский лагерь не место для подобных мероприятий. Понимая, что в любой момент старший воспитатель может помешать осуществлению замысла, физрук с еще большей энергией принялся проводить спортивные мероприятия. Не мудрствуя лукаво, он направился в соседнюю «Бригантину», чтобы договориться о стыковочных матчах по футболу и пионерболу. Еще на подходе к соседнему лагерю, Арсений услышал голос физрука «Бригантины», который в рупор объявил:
  –  К нам пожаловал Альбатрос!
Поздоровавшись, Арсений в двух словах объяснил физруку Бригантины свой замысел:
  –  Встречаемся на нашей территории и проводим два матча по футболу среди младших и старших, а девочки тем временем играют в пионербол.
  –  Нормально! Может, пригласим еще соседей –  Гренаду с Радугой, веселее будет и конкуренция острее!
  –   Годится!
Пообщавшись еще с полчаса, и поделившись кое-какими соображениями, физруки расстались.
   
Лето в разгаре и погода под стать: термометр стабильно показывал выше тридцати градусов тепла. Солнечное марево, казалось, проникало во все закутки пионерского лагеря. Ветра не было и, как следствие на море образовался штиль. Для купания отлично, а вот для обитателей моря такое затишье губительно — из-за недостатка растворенное в воде кислорода может наступить мор среди обитателей. Как известно, Азовское море самое мелкое из морей, глубина его не превышает пятнадцати метров. Многочисленные мели или так называемые косы, состоящие из ракушечника, создали естественные глубинные ограничения. По мере удаления глубина увеличивалась: так от берега до первой косы глубина составляла не более полуметра, что было очень удобно для самых маленьких; до второй - около метра и т.д. по нарастающей. Вода была необыкновенно чистой и прозрачной, и не очень соленой, что делало Азовское море наиболее привлекательным. А если учесть, что цены здесь были на порядок ниже, чем на Черном море, отбоя от желающих не было. Как известно, в прошлом Азовское море было озером и, примерно тысячу лет тому, соленые черноморские воды хлынули с юга, смешав воды двух морей. В Азовском водилось немало рыбы и среди них камбала, бычок, тарань, хамса, тюлька и даже белуга! Изредка сюда заплывали черноморские дельфины, которые становились объектом всеобщего наблюдения.

И вновь неприятная встреча со старшим воспитателем – Гульнарой Ахметовной Максаковой. Причиной размолвки явилось присутствие старшего воспитателя на одной из репетиций. Послушав выступления молодых артистов, Гульнара Ахметовна  тут же направилась к физруку.
  –  Так, мне бы хотелось знать, когда закончится это безобразие, и вы будете заниматься непосредственно своими делами?
  –  По-моему, каждый занят своим делом... я же не лезу в ваши дела, уважаемая Гульнра Ахметовна.
  –  Этого еще не хватало! – возмутилась  воспитатель.
  –  Извините, я хотел сказать, что мы уже провели спартакиаду и начали подготовку к межлагерной спартакиаде. И потом, уважаемая Гульнара Ахметовна, я не должен перед вами отчитываться; насколько понимаю, вам подвластны воспитатели и вожатые, а не физрук с плавруком.
  –  Вы напрасно тратите время на свои амбиции, Арсений, задействовав большую часть моих подчиненных. И потом, а... что с вами говорить, вы ведь все равно будете делать по-своему.
  –  Я задействовал только двенадцать душ, Гульнара Ахметовна, а занимаемся мы с согласия  Модеста Петровича,  и только в личное время.
  –  И на Модеста управу найду, не сомневайтесь, – с гневом бросила старший воспитатель. Прошу впредь не забивать голову молодых всякими глупостями. Стыд, то какой, уже прилюдно целуются. Тьфу! Позор!..
   
Старшему воспитателю не нравилось свободная и независимая позиция Арсения. Популярность физрука среди вожатых и воспитателей к этому времени заметно выросла и теперь, чтобы получить одобрение, многие шли за советом к Арсению. Тем не менее, Максакова не собиралась уступать: уже скоро собрав вокруг себя единомышленников, она поторопилась реализовать свой замысел.
 
Как и предполагалось, между Модестом Петровичем и Гульнарой Ахметовной произошел неприятный разговор. Речь, разумеется, шла о воспитательном процессе, и когда Максакова со свойственным ей напором и беспардонностью упомянула имя физрука, назвав его деятельность антипедагогичной, директор незамедлительно отреагировал:
  – Не занимайтесь ерундой, уважаемая Гульнара Ахметовна. Этот антипедагог, как вы выразились, уже организовал секции по различным видам спорта и провел несколько соревнований. Кстати, в соревнованиях были задействованы многие пионервожатые и воспитатели. А теперь, Арсений Иванович, по моей просьбе занимается с юными дарованиями – готовит театральную постановку.
  –  Я уже видела, как и чем он занимается.
  –  Не будем делать поспешных выводов. И потом, уважаемая Гульнара.., у меня накопилось достаточно срочных дел, так что не смею вас задерживать.
  –  Я о дисциплине пекусь, о Вас, Модест Петрович! Как бы чего не вышло. Вам же отвечать за все придется.
  –  Надо будет, отвечу! – на этот раз решительно произнес директор.
  –  Значит так, я вынуждена доложить высшему начальству о том форменном  безобразии, которое творится на территории пионерского лагеря «Альбатрос».
  –  Воля ваша, Гульнара... и, пожалуйста, не забудьте дверь закрыть с обратной стороны...
 
Арсений пытался хоть как-то разрядить и без того напряженную обстановку, сложившуюся в коллективе, и, чтобы лишний раз не вызывать «огонь на себя», с головой ушел в работу. Вот уже проведены стыковочные матчи по футболу и пионерболу среди лагерей, где воспитанники Арсения добились ряда побед над своим сверстниками из «Бригантины» и «Радуги». На торжественной линейке победителям и призерам соревнований по различным видам спорта были вручены грамоты и кубки. Чуть позже Арсений организовал небольшой турнир по легкой атлетике, где его воспитанники показали довольно высокие результаты. Успехами молодого физрука заинтересовались в области. А в скорости в «Альбатрос» нагрянул сам председатель областного  спорткомитета товарищ Руденко. Довольно долго Руденко общался с физруком на тему спорта, а затем неожиданно предложил Арсению перейти к нему на должность заместителя. Арсений обещал подумать.
    
В тот же вечер Арсений встретился с Ириной и молодые люди, как это бывало прежде, пошли прогуляться вдоль кромки моря. Они довольно далеко удалились от границы лагеря. Отдыхающих на берегу в этот час не было, и молодые люди, прижавшись, друг дружке, страстно расцеловались. Арсений не мог скрыть своего восхищения:
  –  Ты еще больше похорошела, Ирочка! И, вообще, я хотел сказать...
Девушка почувствовала, как лихорадит ее кавалера, как он сгорает от нетерпения. В этот момент Арсений привлек девушку к груди и страстно поцеловал.
  –  Поверь, у нас еще будет время и потом... Ты бы не хотел, чтобы о нас ходили всякие сплетни?
  –  Нет, не хотел, только... –  И Арсений, словно бы обидевшись, слегка отстранился.
  –  Ну не сердись, прошу тебя!
  –  Я не сержусь.
  –  Но я, же вижу! – и с этими словами девушка с какой-то особой нежностью взглянула на Арсения. –  Ты мой герой, мой Одиссей! Не сомневайся, твоя Пенелопа будет ждать тебя.

Слегка  подустав от кипучей деятельности, которую диктовала жизнь в пионерском лагере, физрук решил пойти на отдых раньше:  желание одно – как следует выспаться!.. Увы, в пять утра его разбудил скабрезный голос уборщицы:
  –  Опять наср... Как ср.., так все, как убирать, так мне одной. Зас...цы!
  –  Ну, баба Настя!.. – И Арсений незлобно выругался. Ему хотелось добить остаток сна, но тщетно. Натянув шорты и сунув ноги в шлепанцы, физрук поторопился во двор, чтобы унять не в меру разбушевавшуюся уборщицу.
  –  Баба Настя, как вам не стыдно! Пять утра, а вы тут гогочите.
Удивительно, но уборщица не стала скандалить с физруком. Еще накануне физрук угощал ее детей конфетами и теперь, в знак благодарности, уборщица поторопилась уйти.
   
О бабе Насте ходили всякие слухи, которые тут же перерастали в анекдоты. И этот случай не стал исключением.
  –  Спи, товарищ дорогой, а я пойду дальше,  –  и, прихватив с собой метлу, уборщица поторопилась убраться.
  –  Вы, словно навек прощаетесь, – хохотнул физрук, направившись в кубрик, добивать сон. 
Уже через минуту за стенкой вновь раздался скрипучий голос уборщицы:
  –  Опять наср... Паразиты гэткие! Спасу от вас нет!

В свои сорок девять Баба Настя выглядела значительно старше своих лет: одевалась вычурно просто, если не сказать «как зря». Вот и этот раз на ней было длинное не первой свежести платье, поверх рабочий халат, на ногах стоптанные башмаки, в которых предположительно ночевали мыши, на голове пук волос, требовавшей незамедлительного ухода. Скабрезный внешний вид уборщицы, вихляющая походка (баба Настя была кривонога) и вечное брюзжание, конечно же,  разражало сотрудников лагеря. Но увольнять ее не спешили, – все-таки многодетная мать! И Насте все сходило с рук. Обычно за уборщицей трусило пятеро разновозрастных детей – мальчиков и девочек.
 
На этом злоключения с уборщицей не закончились. Уже на следующий день с области нагрянули проверяющие. Областная комиссия, (уж не Максакова  ли была виновницей этого визита?) состоящая из шестерых проверяющих, сразу же потребовала у дирекции надлежащую документацию. Пока посыльные бегали за директором, баба Настя налаживала отношения с ревизорами. В традиционно поношенном платье, с метлой, побывавшей в деле, в раскачку на своих кривых ногах, уборщица решительно подошла к старшему инспектору. Вытерев незамедлительно руки о платье, баба Настя протянула руку старшему ревизору:
   –  Здрасьте вам!
   –  Здравствуйте! – несколько растерянно произнес тот.
   –  Вы кто будете, мил человек?
   –  Я то, инспектор Облано, а вы кто?
Но уборщица, то ли обиделась, то ли не вникла в суть происходящего, выдала «нагора»:
   –  Сра... только в чистом виде!
Наступила тишина, а затем раздался гомерический смех. Смеялись все, включая проверяющего и его немногочисленной свиты.


В конце  смены неподалеку от пионерского лагеря традиционно заработал пансионат. Последний был создан специально для поправки здоровья работников сельского хозяйства и не только. К открытию приехала мать Арсения — Софья Владимировна. Интелегентная и  образованная женщина, сохранившая черты былой красоты, обряженная в темно-зеленое платье с ажурным воротником, Софья Владимировна тут же стала объектом пристального внимания. Конечно же, по приезде, женщина поторопилась наведаться к сыну. Уже вскоре состоялась долгожданная встреча.
   –  Ну, как дела, сынок? Похудел то как!..
   –  Нормально, мам! С работой справляюсь.
   –  Я не сомневалась. Только ты мне чего-то не договариваешь, Сеня.
   –  А так, неприятности местного масштаба: немного повздорил с воспитателем.
   –  Надо находить общий язык со всеми, дорогой. Даже если, человек не совсем удобный...
   –  Пытаюсь, но не получается.
   –  Смотри, я ведь тоже по этой части специалист, как-никак, а сорок лет в школе проработала.
   –  Все нормально, мама. Вопрос решается, тем более директор лагеря на моей стороне.
   –  Это обнадеживает.
   –  Ты извини, Мама, но мне пора! Надо успеть кое-что сделать.
   –  Не смею тебя задерживать, сынок. Надеюсь, ты сам все расскажешь.
   –  Непременно, мама!

В этот погожий августовский день Арсений постарался освободиться от секционной работы чуть раньше, чтобы отрепетировать отдельные сцены предстоящего спектакля. И пока старший воспитатель метала косые взгляды в сторону «комедиантов», баба Настя атаковала приехавших родителей. Как всегда за уборщицей хороводил ручеек из пяти разновозрастных детей.   
Сердобольные родители не переставали распрашивать уборщицу:
   –  Откуда такое богатство, баба Настя?
Уборщица не без гордости отвечала:
   –  Этот, с чубчиком, от Семена, а этот проказник – от Инокентия.
   –  Ну а девочка? – вопрошали родители.
   –  А девочка от одного интылегентного мужшины.
   –  Как-же его звали, баба Настя?
   –  Запамятовала... Помню, в шляпе был и в галстуке.
Все так и прыснули от смеха.
   –  И все-таки, кто отец?
   –  А бес его знает!
Несмолкаемый хохот...

На следующий день произошел инцидент, и снова главной «героиней» дня стала баба Настя. А случилось вот что. Разбудив поутру своим бранным воплем, плаврука, бабе Насте тут же пришлось держать ответ. Плаврук — Феликс Бывалый (довольно редкая фамилия), сразу высказал все, что думал о бабе Насте, назвав ее «паразитом» на теле здорового общества. Уборщица, минуту пребывала в оцепенении, раздумывая на тему: кто из них большой паразит. Зато потом, опомнившись, перешла в контратаку: размахивая метлой, только что побывавшей в деле и выражаясь на языке «родных осин и берез», уборщица мгновенно урезонила обидчика. Победоносно закончив свое выступление, баба Настя в заключение произнесла:
   –  Няхай тебя, падлюку, у турму посадят! – но тут же, посчитав, что этого не достаточно, поправилась: – Не, це дюже близко, няхай у Цумпурополь!»
Почему-то город Симферополь казался бабе Насте далекой окраиной. 
 

 И вот, наконец, наступил день премьеры. О том, что в спектакле задействованы студенты педагогического института и артистами руководит некий талантливый молодой режиссер, вмиг разнеслось по всему побережью. Еще за два часа до начала представления, народ повалил на представление. К этому времени жара пошла на убыль, и можно было без особой тревоги за здоровье детей, проводить мероприятие.
Арсений, еще накануне провел контрольную репетицию, и теперь переодевшись, направился к взморью, чтобы поддержать своих.
То, что он увидел, поразило его: на берегу яблоку негде упасть – все свободное пространство было занято зрителями. На сердце физрука екнуло: до сих пор он представлял свою деятельность, как некую игру, а здесь такое!.. Справятся ли актеры, хватит ли сил, опыта? Ведь по-существу это дебют...
Чтобы разместить всех, организаторы поторопились дополнительно принести одеяла и даже стулья, но, разумеется, и этого не хватило. Выручил ракушечный вал, опоясывающий побережье Азовского моря; отсюда, с возвышенности, можно было удобно наблюдать за всем, что происходило на берегу.
   
Уже скоро начался спектакль, и зрители по достоинству оценили невиданное прежде зрелище! Новоиспеченные актеры играли этот раз с особым вдохновением, немало импровизировали, что особенно понравилось зрителю. Арсению с трудом удалось пробиться к «сцене», чтобы наблюдать за игрой своих воспитанников.
Представление шло, как по маслу, без сбоев. Изрядно насмешил цыклоп, когда в ответственный момент, испробовав вина, приготовленного командой Одиссея, неожиданно произнес: «Вкусна зараза!» Шутка тут же была оценена по достоинству. Кто-то из зрителей предусмотрительно нарисовал на берегу моря следы цыклопа, и теперь, едва ли не каждый торопился поставить рядом с внушительным оттиском свою стопу. Некоторые тут же поспешили сфотографироваться на фоне чудовищных отпечатков.
      
Дружные аплодисменты и скандирования вынуждали актеров снова и снова повторять какой-то понравившийся эпизод. Позже, когда мореходы, «выколов» глаз цыклопу, бежали к спасительной лодке, а цыклоп преследуя их по пятам, нагнетал страх своим могучим завыванием, да так, что одной девочке из пятого отряда стало дурно. Пришлось обратиться за помощью к врачу. Впрочем, уже через минуту девочка «пришла в себя», отделавшись легким испугом... В тот самый момент, когда чудом спасшиеся мореходы отплыли от берега, а цыклоп попытался вдогонку бросить тяжеленный камень, случился казус. В пояснице Колыванова, то бишь, цыклопа, что-то предательски хрустнуло и он, с трудом выпрямившись, уронил камень у самых ног. Раздался смех… Нужно было спасать сцену, и тогда мореходы, раскачав лодку, сами повыпрыгивали из нее. Зрители по достоинству оценили и эту импровизацию, наградив ее дружными аплодисментами.
    
Кульминацией спектакля стала долгожданная встреча Одиссея и Пенелопы. Это было нечто! Красивая молодая пара, облаченная в древнегреческие туники, наспех сделанные умелыми руками сверстниц, еще более усилили впечатление. Не мудрено, что многие зрители даже прослезились в следующий момент. Обнявшись,  Пенелопа и Одиссей какое-то время оставались вместе, а затем к их ногам полетели цветы и раздались дружные аплодисменты...
Забегая вперед, скажем, что между Мариной Усольцевой и Глебом Понаморевым зародилась настоящая дружба, которая вскоре переросла в любовь.

По окончанию спектакля директор лагеря, Модест Петрович, горячо поздравил всех задействованных в спектакле с «грандиозным» успехом. Затем, крепко пожав руку Арсению, горячо произнес:
   –  Я же говорил, что у нас все получится! А актеров надо бы наградить.
   –  Было бы неплохо! Все хорошо, только вот цыклоп повредил себе спину.
   –  Что-то серьезное?
   –  Я уже распорядился и  цыклопу сделали обезбаливающий укол.
   –  Боже мой, какие жертвы! – запричитал директор и теперь уже все актеры успокаивали его.

Неожиданный успех, выпавший на долю организаторов этого проекта, просто зашкаливал. Уже скоро "общественность" потребовала новую постановку. Арсений тут же взялся создавать «очередной шедевр»...
 
   –  Я и не знала, что у тебя такие организаторские способности, сынок, – похвалила Софья Владимировна.    
   –  Мама, тебе действительно понравилось?
   –  Очень, сынок, я даже всплакнула: до сих пор перед глазами стоит сцена встречи Одиссея с Пенелопой.
   –  Да, действительно красивая пара! Мама, я хочу тебя познакомить с одной милой девушкой.
   –  Ты мне раньше не говорил этого. Кто она?
   –  Мы недавно познакомились, но достаточно хорошо знаем друг друга. И еще... мы бы хотели пожениться.
   –  К чему такая спешка, сынок?
   –  Мама, еще недавно ты говорила мне, почему я  один, а теперь...
   –  Говорила.  И кто же она?
   –  Нормальная девчонка... Ты сама скоро в этом убедишься.
   –  Интересно! Очень хотелось бы познакомиться с твоей избранницей.
   –  Я обязательно познакомлю вас, мама, только чуть позже.
      
Уже скоро встреча состоялась.
   –  Мама, познакомься, это Ирина.
Софья Владимировна внимательно посмотрела на девушку, затем протянула руку для знакомства.
   –  Здравствуй! Скажи мне, Ирочка, у вас это серьезно?
   –  Да, я люблю вашего сына и готова пройти с Арсением все испытания.
   –  Обещающе! Ну что же, жизнь покажет, насколько вы близки. Я вижу ты совсем молоденькая, сколько тебе?
   –  Недавно исполнилось восемнадцать.
   –  Совсем еще ребенок! Работаешь?
   –  Да, косметолог. Учусь на вейзажиста.
   –  Прекрасно! Всегда мечтала иметь знакомого мастера-вейзажиста! Я бы удовольствием пообщалась с вами, мои дорогие, но у меня процедуры. А с вами, Ирочка, мы еще пообщаемся, – и тут Арсений увидел на глазах матери слезы.
   –  Ну что ты, мама?!
   –  Да, Софья Владимировна, мы вас не оставим одну, – поддержала Ирина.
   –  Да, уж уважьте, старую женщину.
   –  Ты еще не старая, мама, – заверил Арсений.
   –  Ну да, коренная.
   –  Ну вот, уже лучше, мама!
   
Софья Владимировна слегка приобняла Ирину, а затем, глядя ей в глаза, произнесла:
   –  Надеюсь, очень надеюсь на тебя, Ирочка. Такие глаза не могут лгать...
   
Когда мать покинула их, Ирина поинтересовалась:
   –  Ты мне никогда не рассказывал про своих родителей.
   –  У нас еще все впереди, Ириша. Хотя в общих чертах могу рассказать. Отец умер, когда мне было четырнадцать, погиб в экспедиции. Так что моим воспитанием занималась мать.
   –  А кто она по профессии?
   –  Директор школы, да-да, не удивляйся, педагог с сороколетним стажем.
   –  Вот это да!..
   
Вечером того же дня физрук вновь встретился со старшим воспитателем.
   –  Что,  празднуете Арсений? – не без желчи произнесла Максакова.
   –  Есть немного... Все довольны, а главное наш спектакль понравились зрителям.
   –  Ну как же, очень талантливо, – с известным сарказмом заметила воспитатель. – Вы бы лучше, товарищ физрук, своим непосредственным делом занимались. Вон, траву на волейбольной площадке так и не постригли.
   -  Пострижем обязательно!
   –  И на футбольном поле недоработки   
   –  Вам не угодишь, Гульнара Ахметовна.
   –  А мне не надо угождать. Понаехали тут мамки-папки, а мне, что прикажете делать? Я и так за вас всю работу делаю.
   –  Это какую же? – поинтересовался Арсений.
   –  Всю! А вам бы только себя напоказ...
   –  Завидуете, что ли?
   –  Никогда и никому! А вам, молодой человек, надо еще многому научится в жизни.
   –  Всему свое время.
   –  Ну-ну, давайте, ахмуряйте дальше своих вожатых и эту, как ее... Ирину. Развели тут... – Старший воспитатель не успела договорить.
   –  Знаете что, Гульнара, вы, просто базарная баба!
   –  Я?!
   –  Вы!
      
Разгневанная «Комисарша» готова была броситься с кулаками на своего обидчика. «Она, стоявшая у основания этого пионерского лагеря, и по уверению многих так много вложившая в свое детище, стала укором в глазах какого-то  выскочки-физрука. Да кто он такой? Кто дал ему право оскорблять меня?». Впрочем, уже через минуту, недовольно хмыкнув, Максакова отправилась восвояси.

В тот же вечер  старший воспитатель встретилась с Софьей Владимировной - матерью Арсения, и сразу же выложила ей свои претензии.
Внимательно выслушав воспитателя, Софья Владиировн тихим, но внятным голосом сказала:
   –  Я двадцать с лишним лет проработала директором школы и не позволю, слышите, не позволю, чтобы прилюдно оскорбляли моего сына с невесткой!.. Не понимаю, как могут такие вот, горе-педагоги,  работать с детьми?
   –  Ну, знаете ли! – фыркнула старший воспитатель. – Да вы просто, просто...  – И не найдя нужных слов, Максакова горда подняла голову, тут же удалилась. 
   
Как и предполагалось, о разговоре старшего воспитателя и Софьи Владимировны уже скоро знал весь лагерь. Обсуждали все, включая бабу Настю.
   –  А я говорила Макаке, не лезь сюды.
   –  Это о ком вы, баба Настя? –  интересовались воспитатели.
   –  О ней же, о Гульнаре. Софья Владимировна интылегентная женшына. Она мне даже брошку свою подарила. Вот! – и баба Настя демонстративно показывала приобретение — красивую брошь с голубым камнем.
   –  Ну, тогда, конечно, – соглашались все.

К счастью история с воспитателем и физруком быстро разрешилась. Приехал директор «Опытного хозяйства», на балансе которого стоял пионерский  лагерь, и внес ясность: впредь все назначения на руководящие должности будет решать не педагогический совет, а дирекция...
   –  А вам, Макаковна, простите, Максакова Гульнара Ахметовна, следует быть чуточку корректней, с молодыми людьми работаете же. А они, как известно – наше будущее! – И посмотрев на смиренно стоявшую Максакову, продолжил: – Мы вам благодарны за все, но поди, уже тяжело с молодыми тягаться, пора на пенсию.
   –  Мне, на пенсию? – возмутилась старший воспитатель. Но мне только... семьдесят  будет.
   –  Вот видите семьдесят, вполне солидный взраст. По приезде напишите заявление и передадите свои полномочия  Катюше Серебрянской, думаю, девушка, со своими обязанностями справиться. Все должно быть по справедливости.
   –  Ну, Федор Константинович, не ожидала я от вас такого!...

 
Заканчивалась смена, пионерский лагерь «Альбатрос» закрывался до будущего сезона. Царила некоторая сумятица и, настоящеее чемоданное настроение, многие уже покинули лагерь. Модест Петрович Залесский попросил физрука и плаврука задержаться на несколько дней, чтобы помочь выполнить кое-какие хозяйственные работы. В свой последний день пребывания в лагере Арсений вновь встретился с Максаковой.Что-то надломилось в старшем воспитателе с того самого дня, когда она выясняла отношения с физруком; это был уже другой человек. Куда же девался гонор немолодой и властной женщины?..
   –  Да я на вас зла не держу, Гульнара Ахметовна, – заверял  физрук.
   –  Вы не думайте, что я всегда такой была.
   –  Значит, мир?!   
   –  Ладно, сочтемся, – на этот раз более уступчиво произнесла Максакова. - И немного помолчав, спросила: – Так вы, в самом деле, не сердитесь на меня?
   -  Как есть говорю, и желаю вам всего наилучшего!
   –  И вам, Арсений... не хворать.

Рано утром Арсений поторопился к кубрику под номером 38, где остановилась Ирина. Двери в кубрик оказались открытыми настежь, а вещи собраны и уложены в небольшой чемодан и спортивную сумку. «Интересно, где же она?» – размышлял Арсений, когда увидел на кровати аккуратно сложенное выходное платье, а внизу босоножки.
   –  Так вот в чем дело! - воскликнул Арсений и устремился к берегу.
      
Девушка стояла у самой кромки моря и смотрела вдаль, туда, откуда только-что выкатилось небесное светило. Светящаяся дорожка легла на морскую гладь, завораживая своим блеском. Небольшая стая птиц низко пронеслась над морем, затем взмыла вверх, растворившись в свете утренней зари. Арсений подошел к девушке и, прислонившись к влажному телу, поцеловал.
   –  Я так тебя люблю, ангел мой!
   –  Я тебя тоже, мой единственный!..