Алмазы Таюмбы

(первая половина книги)
По мере написания буду выкладывать и остальные главы..

Книга
Пролог
Укрытое за крутым поворотом мелководье, изрезанное покатыми вершинами булыжников, и украшенное бурунами, появилось внезапно, только испугаться и успели. Иван, стоящий на шесте, толкнул плот  ближе к берегу, интуитивно решив, что там будет поглубже. Парни, рассевшиеся перед натянутой палаткой, до белизны пальцев ухватились за балку, делящую плот на две части. Три долгие секунды держались распахнутые в хоровом крике рты, перекосившийся плот, словно железом по стеклу,  поскрипел брёвнами по камням,  и перекат остался позади. Будто ничего и не произошло, плот мирно закачался на набегающей волне.

И только миновав опасное место, Иван Поддубный понял, как им повезло. Чуть заверни в сторону, а амба. Это у кого-то из них троих ангел-хранитель сильно за своего подопечного переживает. Искупались бы уж точно. И вещи утопили бы, а без них в тайге, даже такой внешне благодушной.., лучше и не представлять. Чувствуя, как запоздало заколотилось сердце, Поддубный переглянулся с друзьями. Судя по их побледневшим физиономиям, ребята понимали ситуацию правильно.
К августу Подкаменная Тунгуска мелела, и даже для плота глубины хватало не везде. Справившись с неожиданным испытанием, парни чуть нервно развались на свежих пахнущих хвоёй брёвнах, а Иван, чувствуя, кап подрагивают колени, опустился там, где и стоял. Впереди, насколько хватало зрения, река тянулась спокойная и плавная.

Этот сплав по Тунгуске придумал Костя Алюнин, неугомонный заводила выпускного курса геологов, уже однажды проходивший по этому маршруту с родителями. Тогда, получив на руки дипломы, ребята собрались на крыльце института, обсуждая варианты и способы отметить выпуск, да так, чтобы запомнилось на всю жизнь. Победило предложение Кости сплавиться на плоту от поселка Ванавары до Байкита, районного центра. Кто же знал, что между посёлками одного района больше пятисот километров! 
Отправились вчетвером. Само собой, Костя, его первейший друг Иван Поддубный, полный тёзка знаменитого борца, да и сам борец, самбист, и братья Вакуловы. Смуглые двойняшки, имевшие лишь отдалённую схожесть. 

На удивление, путешествие проходило гладко. Разве что иной раз портили нервы перекаты, но с ними пока справлялись. По берегам поднималась глухая эвенкийская тайга, почти сплошь лиственничная и сосновая. Изредка мелькали мрачные ельники, сменяемые лохматыми кедровниками, кое-где густую зелень разбавляли пожелтевшие верхушки берёз. Впрочем, любоваться красотами, особенно в первую неделю удавалось редко. Хлопоты с управлением тяжёлого мало послушного плота занимали гораздо больше и внимания, и сил.
Чем удобно бревенчатое сооружение для сплавщика, так это тем, что не надо каждый день натягивать палатку, поскольку она уже укреплена растяжками на передвижном средстве. И, что немаловажно, перед ней на алюминиевом листе можно в любое время развести костерок. Так что обеды готовили прямо во время движения. А вот спать на плоту не рисковали, можно было и в воду сверзнуться.
За день баграми парни так намашутся, что к вечеру еле-еле хватало энергии притянуть плот к какому-нибудь мыску. А уж там через силу, словно заторможенные, наскребали в высокой траве сушняк, и на костерке сооружался неприхотливый ужин. После молчаливого поедания каши, буквально заставив себя помыть посуду, спешно ныряли в спальники.

Для Ивана Поддубного это был первый выход в глухие таёжные края, и ему иногда приходилось делать над собою усилие, чтобы от восторга происходящего не улыбаться постоянно. Всё-то тут необыкновенное! Когда плот выплывал на спокойную волну, Иван садился на краешек и замирал, разглядывая стройные, покрытые мхом лиственницы, стволы берёзок, на которых серых нашлёпок оказалось значительно больше, чем белых пятен. Этим они сильно отличались от сестрёнок из средней полосы. Ивана волновала дикость окружающих берегов, почти не нарушаемая людским присутствием. Хрустальная прозрачность реки, воду которой можно было пить, не боясь проглотить какой-нибудь стофилокок. И воздух в глухомани, до которой ещё не добрался человек индустриальный, просто ромашковый. Правда, ребята насчёт ромашек с ним не согласились, справедливо подметив их отсутствие на густо-зелёных берегах, но против сути возражать не стали. И, правда, запахи травяные и хвойные висели над водой просто одуряющие, особенно перед дождём. К счастью, за неделю путешествия дождик накрыл путешественников всего один раз. В остальное время августовская Эвенкия радовала молодых геологов ровной и иногда даже тёплой погодой.

Ещё в первые дни, когда проплывали в местах грандиозного взрыва, более чем столетнего,  обсудили причины и версии падения Тунгусского метеорита. Сами следы происшествия тайга давно затянула, как кожа затягивает рану на теле. А вот единого мнения, что же это было, даже спустя столько лет человечество так и не выработало. Не пришли к единому мнению и парни. Иван был уверен, что это наблюдатели-хранители планеты из космоса подорвали, чтобы метеорит не натворил делов на земле. Братья сошлись на версии инопланетного корабля, пытавшегося совершить аварийную посадку, но чуть не дотянувшего. Костя, высмеяв всех троих, пытался доказать, что это был сгусток льда, раскалившийся в плотных слоях атмосферы, ну или, как вариант, эксперимент Теслы. Не зря же великий ученый накануне испытания новой технологии изучал карты Сибирской тайги. Наверняка выбирал незаселённый участок, чтобы люди в случае, если жахнет сильнее, чем планировал, не пострадали. В общем, пофантазировали на славу. 

Разговор, ставший для Ивана судьбоносный, зашёл, когда плот  тихо покачивался по волне напротив небольшой речушки мирно сливающейся с течением Тунгуски. 
– Таимба, – со знанием дела объявил Костя. – Самая геологическая река.

И увидел три пары глаз, скрестившихся на нём с невысказанным требованием объясниться. Как-никак, профессиональный интерес.
Костя и поведал, что на этой реке в девяностых годах работал алмазодобывающий заводик, обеспечивавший частичную занятость жителей двух соседних посёлков – Ошарово и Мирюги. Правда, это по меркам Эвенкии  они соседние, а так до них около сотни километров в обе стороны по реке.
И вроде, неплохо у заводика дела шли. Крошка алмазная добывалась в промышленных масштабах. Но в те же девяностые, хозяева неожиданно куда-то пропали. Скорей всего их пристрелили в одной из криминальных разборок, которые в те годы считались чуть ли не обычным явлением на улицах российских городов. А трупы куда-нибудь в асфальт или бетон закатали. Конечно, это предположение, но точно никто не знает. В результате, производство остановилось, и заводик обанкротился. И тоже со стрельбой и таинственными исчезновениями людей, здесь работающих.

– В общем, с той поры сюда никто и не наведывается, – закончил Костя, потянувшись ложкой к котелку, в котором доходила гречневая каша с тушёнкой.
Ну, поговорили и поговорили. Костя много чего про здешние места знал, слушали его всегда с удовольствием, по истечению некоторого времени благополучно забывая. Но на тот момент в голове Ивана что-то перещёлкнуло, и рассказ Кости об алмазном заводике надолго зацепил парня. Он не стал делиться впечатлениями с друзьями, чтобы не нарваться на смешки. Но для себя решил твёрдо: пройдёт время и он обязательно вернётся к этому заводику. Мечтал ли он разбогатеть на алмазах? Пожалуй, себе Иван мог признаться честно: да, мечтал. А ещё ему была интересна сама по себе тайна реки Таимба. В любом случае, он не сомневался, что путешествие в эти места доставит ему массу незабываемых впечатлений.
С этого времени, Поддубный начал потихоньку готовиться к поездке. Но тогда он ещё не мог предположить, что жизнь окажется такой вихревой  и затягивающей, что вернуться на берега Подкаменной Тунгуски он сможет только через десять лет.

Глава 1   
Самолёт прибыл в Байкит по расписанию. Выяснив у местных жителей, где находится гостиница, Иван Подубный двинулся за другими прибывшими пассажирами по узкой тропинке вдоль покосившегося штакетника. Похоже, выход в посёлок тут один для всех. Он был одет в камуфляжный костюм, плечи оттягивал объемный рюкзак с притороченным к нему свёртком палатки. Да, десять лет не заносило геолога в этот посёлок. Пока забивал копейку в Управлении буровых работ, вахтуясь по месяцу на  скважинах, а потом протирая штаны  в офисах, весь Север и половину Сибири объехал, а вот сюда как-то не довелось. Первый и последний раз побывал в посёлке, когда на плоту с друзьями путешествовал.

Сравнить, как изменились Байкит с тех времён, Иван не смог бы при всём желании. Десять лет назад, едва плот причалил, он вместе с братьями Вакуловыми рванули на аэродром. Самолёт, на который у них ещё в Красноярске были куплены билеты, отправлялся через час, и окружающие виды в тот момент интересовали их меньше всего. Да и насмотрелся Иван за двухнедельное плавание по Тунгуске на разную экзотику до полного опустошения и потери всякого интереса. Теперь остро хотелось в цивилизацию, в грязный город, где под ногами потресканный асфальт, воздух пропитан привычными и такими родными выхлопами бензина, а комары – так, для антуражу, а не тучами. Костя добровольно оставался в Байките разобраться с плотом. У парня в посёлке жили какие-то родственники, так что он не торопился.
Иван, осматриваясь, медленно топал по тропинке, уходящей вглубь селения.
Деревянные двухэтажки, небольшие потемневшие от времени рубленные домишки, пыльные улицы, заросшие по обочинам цветущим иван-чаем. Обычный посёлок, каких в Сибири полным-полно. Задерживаться здесь Иван не собирался. Ещё загодя он составил маршрут, так, чтобы на пересадку потратить как можно меньше времени. Самолёт Красноярск-Байки отправлялся из столицы Края два раза в неделю. Один из рейсов, по вторникам походил Поддубному, как нельзя лучше. Ночь в местной гостинице, и он отправится дальше. Только уже не самолётом, а вертолётом, летавшими в Ошарово по средам

Гостиница нашлась по соседству с детским садиком «Оленёнок». Длинное одноэтажное здание, а таких здесь большинство, обычный сруб, оббитый кое-где обвалившейся вагонкой. Внутри небольшая конторка и коридор, пронзающий гостиницу насквозь. В него выходят старенькие двери комнат с табличками номеров, под ногами – скрипучие  полы под затёртым линолеумом.
Кинув рюкзак на видавшую виды кровать, он отправился по продуманному загодя направлению. Дорога его лежала в местное лесничество. Ивану нужен был проводник, а где ему могут помочь, как не в главном таёжно-лесном центре района? Ещё, когда сплавлялись по реке, Костя ненароком упомянул Ошаровского лесника Николая, выдав в его адрес несколько комплиментов. Мол, толковый мужик, тайга для него – дом родной. И Иван не без оснований надеялся узнать здесь о его судьбе.

И не ошибся. Миловидная девушка, оказавшаяся мастером леса, крайне засмущавшаяся, когда Иван выложил перед ней коробку конфет, едва сообразив, о чём её спрашивают, без колебаний назвала бывшего лесника Николая Алексеевича. По её словам, он знает тайгу, как свои пять не раз отмороженных пальцев. Пару лет, как на пенсии, и вполне возможно, не откажется проводить молодого человека, куда нужно. На вопрос, а куда молодой человек собрался, Иван расплывчато пояснил, что интересуется красотами Подкаменной Тунгуски. Ну и Тунгусским метеоритом тоже. Последнее объяснение устроило девушку полностью. Похоже, не он один из находящихся в Байките транзитных пассажиров, интересовался загадочным взрывом.
Тайга под вертолётом тянулась, казалось, бесконечно. Сумрачные болота, утыканные покосившимися берёзками, извилистые речушки, наворачивавшие чуть ли не кольца и   теряющиеся в глухомани, зелёные леса с пятнами пожелтевших лиственниц, проплешины, оставленные лесорубами. За все полтора часа, что Иван провёл в воздухе до первой посадки, внизу не обнаружилось ни одного населённого пункта.

Крохотное притунгусское село – Куюмба, сплошь из деревянных домишек, что и неудивительно для тайги. Кирпич здесь дорог, по воздуху или по реке не навозишься.
Деревня и деревня, ничего особенного. Иван быстро потерял интерес к покосившимся заборам и стареньким избам за иллюминатором. Мыслями он уже составлял разговор с бывшим лесником. Геолог и мысли не допускал, что он может отказать. Или просто не хотел допускать, надеясь на удачу и на то, что Николай будет непрочь подзаработать.

Чихнув, пару раз, вертолёт, снова запустил винты. Народу в салоне и было немного, да из них ещё с пяток человек здесь сошли. Дальше отправились с полупустым салоном: трое детей школьного возраста, возвращающиеся из лагеря, и сам Иван.
Вертолет быстро набрал нужную высоту, и геолог опять прилип к иллюминатору.
Лавочки в вертолёте прикручены по бортам, сидеть, навалившись спиной на холодную  стенку не очень комфортно, но терпимо. А вот выглядывать в круглое стекло крайне неудобно. Для этого надо развернуться на девяносто, а то и больше градусов. Скоро поясница начинает заедать, долго не просидишь. Но Иван, сколько мог, старался на неудобства не обращать внимания, уж очень красивые виды разворачивались с борта вертолёта. Осенняя тайга – это что-то! 

К тому же ему очень хотелось увидеть хозяина этих место – косолапого. Но сколько он не всматривался в мелькающие травянистые полянки, ни одного живого существа так и не углядел. Хотя, та же девушка из лесничества предупреждала, что в этом году в Эвенкийской тайге полно медведей, спасающихся от пожаров в южных районах Красноярского края. Скорей всего она малость преувеличила. Или, что, скорее всего, косолапых в тайге всё-таки не настолько много, чтобы с вертолёта можно было их засечь. Даже с учётом пришлых южан.

Посёлок Ошарово вырос из-за деревьев неожиданно. Только что тянулась красавица тайга, миг, и на земле нарисовались две параллельные улицы деревянных домишек с шиферными крышами, убегающие от блестящей глади Подкаменной Тунгуски. Разноцветные лодки, приткнутые к её пологому берегу. Ручей, вливающийся в лоно главной речки Эвенкии, люди, спешащие к вертолёту. Стандартная дощатая автобусная остановка рядом с деревянным же посадочным настилом, почему-то повёрнутая к посадочному квадрату тыльной стороной. Причину такого архитектурного решения Поддубный понял, когда машина зашла на посадку, поднимая тучи пыли и лесного мусора. Народ, встречающий рейс, благополучно укрылся от летящих в лицо хвои и щепок за стенкой остановки.

Дождавшись, пока остановятся винты, один из вертолётчиков скинул короткую, на три ступеньки, лестницу, и сам же спустился по ней первым.
Доски под ногами чуть подрагивали, мужики торопливо разгружали машину. Детей встречали соскучившиеся матери. Иван, чуть завистливо поглядывал на радостные детские лица, на женщин, тискающих родных, сам он семью так и не завёл. У геологов с семьями вообще плохо.
Воздух, напоенный сосновой хвоёй, показалось, сам лился в лёгкие, отвыкшие от густого таёжного кислорода.  Правда, вместе с воздухом в рот пытались проникнуть и стаи комарья, но тут уж ничего поделаешь: за всё хорошее в жизни надо платить. Иван несколько раз отмахнулся. Впрочем, без результата.
«Так, всё хорошо, а куда идти? На дворе обед. А гостиница тут вряд ли предусмотрена».

Иван обратил внимание на пожилого эвенка, аккуратно сгружающего с плеча тяжёлую картонную коробку на настил. Он местный, значит, должен всех знать:
 – Уважаемый, не подскажете, как мне найти бывшего лесника Николая Алексеевича?
Выпрямившись, эвенк ткнул пальцем куда-то за вертолёт, и снова скрылся в его горячем нутре.
«Что ж, направление есть, надо поспешить».

За машиной Иван неожиданно обнаружил заросшую травой давно не используемую взлётную полосу. Скорей всего когда-то сюда летали трудяги АН-2, но с началом перестройки рейсы стали нерентабельными, и полёты прикрыли. Как и по всей России. «Хорошо хоть вертолёты изредка в эту глухомань наведываются».
От настила вдоль островка соснового бора убегала хорошо утоптанная тропинка.  Поскольку других путей тут не наблюдалось, пошагал по ней. Перебравшись через полуразрушенную взлётку, Иван вышел к невысокому дощатому забору. Прохода не наблюдалось, дальше тропка тянулась вдоль досок. Пройдя ещё несколько десятков метров, Иван вышел к распахнутым воротам, за которыми виднелся огромный двор, ограниченный с дальнего края густой лиственной тайгой. По самым примерным прикидкам, с гектар будет. «Да уж, чем-чем, а землёй тут народ не обделён».

Где-то недалеко работал движок. «Может, тракторок какой-нибудь», – предположил Поддубный, оглядываясь.
В центре усадьбы территорию перегораживал вытянутый деревянный дом. В него вели два крылечка по краям. Сбоку – делянка, засаженная картошкой с уже высокой ботвой. С другой стороны к сараю приткнулись пару тракторов и алюминиевая лодка. Ещё дальше, наверное, несколько соток занимала огромная теплица, из крыши её выглядывала труба буржуйки. По правой стороне почти новенький сруб: то ли большая банька, то ли небольшой домик.

Неожиданно из-за угла дома выскочили две крупные лайки. Виляя завернутыми хвостами, молчком устремились к Ивану.
– Умка, Байкал! – послышался женский голос, и следом появилась женщина.
Плотная, невысокого роста в тёплой кофточке.
–  Здравствуйте! – Иван опасливо покосился на собак, обнюхивающих его издалека. – Подскажите, могу ли я увидеть лесника Николая Алексеевича?

Женщина дружелюбно улыбнулась:
– Да, конечно. Он сейчас на ручье качает воду в баню, – она коротко оглядела гостя.   – А вы проходите в дом. Пока он там закончит, я вас чаем напою.
– Не откажусь. Собаки не кусаются?
– Если и кусаются, то не сильно, главное руками не машите, – чуть улыбнулась она.
– Предельно ясно.
Последовала команда «Домой», и лайки, вывалив ярко-красные языки, поскакали обратно. За крыльцом Иван заметил клумбу, засаженную разноцветными цветами. Ни одного он не узнал. Впрочем, он никогда культурными цветами и не интересовался. Ромашку от гладиолуса ещё отличал, а больше ему как-то и не требовалось.

Уже на крылечке, женщина на секунду обернулась:
– Давайте знакомиться.  Я жена Николая Алексеевича, Наталья Шакировна, можно просто Наталья.
– А я Иван.
Скрипнула дверь, и они оказались в полутёмной веранде. Вторая дверь вывела их в светлую большую комнату. 
–  Сильно дверями не хлопайте, наши девчонки спят, неделю назад прилетели. Все нарыбачиться не могут, каждое утро на реку ходят, потом отсыпаются.

Иван кивнул, решил, что про девчонок ещё успеет расспросить. Или сами появятся.
Направо вход в огромную кухню. Туда он и направился  вслед за хозяйкой. И первое, на что обратил внимания, была печь, занимающая, наверное, четверть помещения.  Не удержавшись, обошёл вокруг. В топке обнаружился водяной котёл. Вот, поэтому она и такая большая. И сюда цивилизация отчасти добралась. Пока Наталья расставляла чашки на столе под клеёнкой  и наливала из большого электрического термоса кипятка, Иван незаметно осматривался. В старых домах ему ещё бывать не приходилось.
Потолок чисто побелен, на стенах обои, посредине – стол и стулья, у стенки – диван, напротив  простенький кухонный гарнитур. Наталья кивнула за стул:

 – Садитесь сюда.
Иван подтянул полную чашку поближе. Тут же на столе появилась вазочка  с мёдом, тарелка с печеньками.
– Цветы красивые у вас. Как вам удаётся их выращивать? Всё-таки Эвенкия...
Наталья, польщённая интересом молодого человека, снова улыбнулась:
– Мы семена рассадой дома садим, потом чуть отеплит, выносим в теплицу и топим, пока температура на улице не поднимется. Нам повезло, что огород на природном песчаном пупке, поэтому и теплица на фундаменте стоит. В деревне у всех теплицы на сваях, иначе не успевает земля оттаивать. Мерзлота! Зато  у них там торфяники, земля, как пух, когда просохнет. И урожай соответствующий. В общем, везде свои преимущества. И недостатки.
За окном затих работающий движок.  Оба обернулись к окну.

– Ну вот, накачал. Сейчас придёт.
– А зачем у вас второй вход в дом? – неожиданно для себя спросил Иван.
Наталья присела напротив:
– Там лесничество. Я же раньше лесничим была Ошаровского лесничества, а Николай – лесником. Этот дом как кордон раньше был. Теперь нашу половину перевели в жилой фонд, а там так и осталась контора. Что с ней будет, вообще непонятно. Все дела лесные сейчас в Байките решаются, в лесничестве сидеть некому, а отопление общее с домом. Вот и приглядываем, а что делать?

Иван покивал. История знакомая, сколько сейчас закрытых лесничеств по стране. И не сосчитать. Всё экономят. Доэкономятся когда-нибудь.
Снова скрипнула дверь, и в проходе показался крепко сбитый, высокий, с длинными мозолистыми руками мужчина. Он внимательно глянул на Ивана, и тот изумился его голубым, словно лесные озера, глазам. Сейчас такие глаза редкость, в городе и не найдешь. Вот почему-то примерно так Иван себе Николая и представлял.
  – Э, да у нас гости! – скинув короткие сапоги в углу, он поспешил на кухню.
Иван поднялся навстречу:

– Здравствуйте, Николай Алексеевич.
– И вам здравствуйте, – прижимая рукой поясницу и чуть сморщившись, опустился на соседний стул. Никак по нашу душу?
– По вашу, Николай Алексеевич.
– Ну, по нашу, так по нашу, – он обернулся к супруге. – Давай-ка нам отобедать. Чайку после погоняем. Гость наш с дороги, наверняка живот к спине прилип. – И кинул вопросительный взгляд на Ивана.
– Признаться, проголодался, – тот тоже присел.

Вскоре на столе появились тарелки с густой наваристой ухой. Иван с удовольствием, чувствуя, как вдруг заработали рецепторы вкуса и запаха, втянул волшебный дух ноздрями.
Пока обедали, больше молчали. Лишь иногда супруги бросали короткие фразы, о чём-то только им двоим ведомом. На Ивана старались не смотреть, дабы не  смущать. Иван был только рад, проголодался он и верно изрядно. К концу обеда из комнаты за спиной появились «девчонки»:  миловидная молодая женщина лет двадцати восьми, чем-то неуловимо похожая на отца и пятилетняя девочка, стесняющаяся незнакомого человека. Хозяин дома познакомил дочку и внучку, оказавшихся Тоней и Кристиной с Иваном, и они, с интересом поглядывая на нового человека, уселись за стол.

После обеда народ не спешил расходиться по комнатам. Наталья долила воды в термос, и он скорее снова зашипел. Тоня увлечённо рассказывала об утренней рыбалке. Сегодня улов не обрадовал, в отличие от вчерашнего дня. Но всё равно, как понял Иван, обе остались  довольны самой возможностью рыбачить на родной реке.
В чашках снова появился ароматный травяной чаёк, и Николай Алексеевич, наконец, решил, что пора гостя и пораспрашивать. Приобняв внучку, ёрзавшую у него на колене,  поднял вопросительный взгляд на Поддубного:
 – Ну, рассказывайте, молодой человек, что вас привело в наши края?
Иван, чуть волнуясь, прокашлялся.

Вечерело, тусклое окошко занавеской укрывала накатывающая темнота. На полу под боком у протопленной печки развалилась черная как ночь кошка Сильвия. Кристина, набегавшись по дому за кошкой, объявила всем, что пойдёт читать книжку, и исчезла в дальней комнате. Наталья, накинув куртку, ушла на улицу, как объяснила, теплицу закрыть. Тоня сновала по кухне, убирая последние тарелки со стола. В горнице продолжался недавно заведённый разговор.

Ещё до того, как перешли в главной теме, Николай узнал, что Иван – геолог, но сейчас не работает. Партия в Усть-Куте развалилась, и он остался не у дел. Много мотался по северам, и в этих местах бывал, когда сплавлялся ещё в студенческие годы по Тунгуске. Тогда же был наслышан о здешнем леснике, который в окрестных лесах, как в собственном доме ориентируется. А уже в Байките, наведя справки, узнал, что Николай на пенсии. Чему он, признаться, даже обрадовался.
 – В общем, кроме вас, Николай Алексеевич, никто мне помочь не сможет, – не дождавшись реакции от лесника на свою просьбу, уже третий раз повторил Иван. – Да и боязно, честно говоря, кого-нибудь другого просить. 
– А меня, значит, не боязно?

Иван поднял уверенный взгляд:
– Вас не боязно.
– Это почему, интересно?
– А потому что честного человека завсегда видно. И кроме того мне про вас так и рассказывали. Мол, на редкость порядочный человек.
Николай хмыкнул:
– Вот так, значит. Ну, это ладно.  С народной молвой спорить дело бессмысленное, – он качнулся вперёд. – Давай-ка ещё раз, поподробней. Куда, насколько, что от меня нужно.

В боковой комнатке звякнула крышка, и Иван на секунду отвлёкся, словно прислушиваясь. Тоня что-то объясняла, вероятно, уже начитавшейся дочке. Слышались только отдельные слова. Гость потёр лоб, думая с чего начать.
– В общем, историю про то, как меня эта идея посетила, я повторять не буду, думаю, для нашего похода это и не так важно. А про остальное – пожалуйста.
Итак, на реке... стоит заброшенный алмазный заводик. Это вы знаете? 

У Николая даже веко не дрогнуло. Не дождавшись реакции, Иван продолжил.
– Почему его забросили, я так сведений и не нашёл. Есть предположение, что убили владельца. А потом  наследник ушёл на тот свет и тоже подозрительно. Новый хозяин долго не объявлялся. А когда, наконец, нарисовался, грохнули и его. Но предельно ясно, что с тех пор заводик вроде как ничей. По слухам, алмазная жилка там осталась невыработанной. Думаю, если потом народ по-тихому и начинал там работать, то жилка, скорей всего, от них спряталась.
 – Это ты почему так решил?
 
В дверях, привалившись к косяку, замерла Тоня, с интересом прислушиваясь. Иван ободряюще ей улыбнулся.
– Есть соображения. Человечек у меня знакомый в этой сфере работает. Если бы отсюда алмазы всплыли на рынке, он бы знал.
– А что алмазы с каждого рудника разные?
– Конечно, разные. Я вам сейчас объяснять не буду почему, просто поверьте, всё же я геолог. Так вот. Чтобы найти жилку, нужно пробы собрать, потом их в лаборатории на специальных приборах изучить. Тут комплексный подход нужен. Не уверен, что дикие искатели, если они и были, научным методом владеют. А без него тут никуда.
 
– А ты, значит, владеешь? И приборы есть?
– Владею и приборы есть. Выкупил как-то по случаю. Дома у меня почти полностью оснащенная лаборатория собрана.
– Разбогатеть хочешь?
– Почему бы и нет? Дело это рисковое, но выгореть, я считаю, может. Вас тоже не обижу. У вас вон дочка и внучка на попечении. Наверняка, пенсия-то маленькая.
Николай вздохнул:
– Признаюсь, заманчиво, но...
Иван спешно перебил, вдруг испугавшись, что лесник откажет:

– Не отвечайте сразу. Подумайте. Сами видите, я от вас ничего не скрываю. И потому надеюсь на вашу помощь. Очень надеюсь.
Николай распрямился и уже, не стесняясь, поводил плечами. Прижав кисть к пояснице, удержал стон. Махнул дёрнувшейся к нему дочке рукой, мол, не волнуйся, справлюсь.
– Не бывал я в тех краях, признаться. Да и из наших вроде туда никто не ходил. Хотя, дело нехитрое. Может, и отыскали бы. Но… Поясница, задери её нелёгкая, – и, обернувшись к Ивану, добавил.  – Вот тебе и ответ. Был бы помоложе, да поздоровей, сводил бы тебя к заводику. А сейчас, не обессудь. Не смогу.

Крякнув, он поднялся. Тоня всё-таки подскочила к отцу:
– Папа, тебе помочь?
– Так, кыш всем по койкам. Не настолько уж я больной.
Тоня, поймав разочарованный взгляд Ивана, растерянно замерла рядом с отцом. Пару секунд она о чём-то раздумывала. А в тот момент, когда Николай у двери надевал галоши, вдруг решительно выдала:
– Я тебя свожу.

 Глава 2
Николай Алексеевич замер, забыв всунуть ногу в галошу. Придерживая спину, развернулся:
– Чтооо…..? Не выдумывай. Твоё дело посуду мыть.
Но Тоня уже всё для себя решила. Это же такое приключение! Если пропустит, никогда себе не простит. Она состроила умильную мордашку, зная по опыту, что такой дочке отец отказать не сможет:

– Ну, пап, мне тоже интересно. Представляешь, затерянный заводик! И у нас тут, считай, под боком. Да и идти, я так понимаю, надо до Таимбинского истока всего лишь. – Она вопросительно глянула на Ивана, и тот активно закивал. – Ты же знаешь, какие там красивые места. Сейчас, в августе, особенно!
– Да, красивые. А у тебя, Иван, ружьё есть?
Иван, растерянно переглянувшись со своей неожиданной проводницей, покачал головой. Он вообще-то собирался купить оружие, но времени оформить все разрешения не хватило. К тому же даже обычная одностволка стоила для него почти запредельно. Он и так потратился, готовясь к походу. Ещё и лаборатория, хоть и выкупленная по дешёвке, обошлась Поддубному в большую часть накопленных средств. Так что из дома вышел почти с пустым карманом и с надеждой на лесника и его ружьё. 

– Вот видишь, одно оружие на двоих – маловато будет. А если медведь?
Тоня уже победно улыбнулась. Про медведя это отец зря. Похоже, аргументы у него закончились, не начавшись.
– Пап, ты же лесник. Знаешь, медведь сейчас сыт, не думаю, что мы его заинтересуем.
Отец огорчённо почесал затылок.
– Медведь – он медведь и есть. Конечно, он сейчас не так опасен, как весной.
– Вот видишь, сам всё понимаешь, – Тоня, почувствовав слабинку отца, дожала. – А пойдём мы на лодке-деревяшке. Мотор «Ветерок» возьмём.

– Какая деревяшка?  – опять возмутился отец, и Тоня поняла, что сопротивление сломлено. – Ты представляешь, как тяжело её тащить по мелям будет, август месяц, как ни как. На казанке надо. Таимба твоя, вообще, на глазах мелеет.  С каждым годом все мельче и мельче.
– Ну да, я что-то не подумала, – подпустила Тоня виноватых ноток в голос.
Николай Алексеевич, сообразив, что всё опять вышло по дочкиному сценарию, тяжело вздохнул.
 – Ну и проныра ты у меня. Ладно, завтра поговорим. И говорю тебе, одумайся!
– Конечно, конечно, поговорим, – Тоня незаметно заговорщицки улыбнулась Ивану.

Иван готовился к тому, что мать тоже придётся уламывать, причем, по его представлению, переживать за дитё она должна еще пуще отца, но, к его удивлению, Наталья согласилась сразу. Услышав про наметившееся путешествие дочки, она только пожала плечом:

– Это ты хорошо придумала, – заметив возмущённое лицо отца, объяснилась.  – Чего ей дома сидеть? Отпуска ещё три недели, успеет и напутешествоваться и дома насидеться. А Кристинке тут и без того не скучно. Подруги, вон, не переводятся.
Николай Алексеевич, в  тайне ещё надеявшийся на поддержку жены, теперь уж сдался окончательно:
– Ну, хорошо. Езжай, – он повернулся к Ивану. – Завтра и отправляйтесь. С утра в магазин сходим, купим кой-чего, консервов там, крупы, и ехайте. Но я  с вами пойду. До Таимбы провожу.
Тоня с благодарностью прижалась к отцовской щеке, а Иван мысленно поздравил себя: первый этап длинного пути к алмазам, далеко не самый лёгкий,  он преодолел.   

Утро выдалось солнечным. Тоня отодвинула шторку, и в окошко проник  ещё несмелый, но уже радостный лучик. На секунду она зажмурилась. «Хорошо-то как! Вот только вялось какая-то?» –  Неторопливо одеваясь, Тоня, поняла, что не выспалась. Пол ночи ворочалась, строя планы на предстоящий поход. «Ничё, на реке быстро сонливость пропадёт». Лишь со второго раза попав в рукав кофточки, она поняла, что волнуется.

«Вот же, как маленькая», – усмехнулась она мысленно. – Вроде, и по тайге, и по реке не раз ходила. И одна на охоту выбиралась. Должна быть привыкшей, а поди ж ты. Хотя, тут трудно оставаться спокойной. Проводником, да к загадочному заводику, сопровождать кого-то ещё не приходилось».
Иван ей не понравился. Бука серьёзный. И сам по себе какой-то невзрачный. Ещё, и похоже, ниже её ростом. Рядом Тоня вчера не вставала, но впечатление создалось такое. Она сама высокая, метр семьдесят четыре, и мужчины ей нравились, чтобы повыше и, желательно, покрепче. Не то, что этот, доходяга. И нос у него кривоват, свернули, что ли?

Кристина тоже уже не спала. В последнюю неделю они поднимались раненько, для обеих порыбачить – удовольствие.  «Наверное, привыкла на зорьке вставать, или сама, пока возилась, разбудила? Но сегодня, дочка, ты дома остаёшься. Как бы ей объяснить, чтобы за мамку не волновалась?»
– Доброе утро, дочуня! – Тоня присела на край кровати. Погладила по растрёпанным волосам. – Ты у меня девочка взрослая и должна понять, маме нужно будет уехать на недельку-другую помочь дяденьке Ивану. – Ты же у меня хорошая девочка? С бабушкой и дедушкой останешься?

Кристина потёрла заспанные глаза.
– Хорошо мам, только ты быстрее приезжай.
– А ты смотри, чтоб кошка Сильвия сильно не баловалась, договорились?
Кивнув, дочка опустила взгляд. Но кошки рядом не было, наверняка, уже носилась во дворе.
«Хух,… дочь отпустила, теперь бы отец в последний момент не заартачился. Он может, ежели чего-нибудь за ночь себе понадумает».
Когда Иван вышел из угловой комнатки, где его разместили на ночлег, на кухне уже все собрались. Пахло свежевыпеченным хлебом и заваренными травами.
Поздоровавшись, присел за стол. Николай Алексеевич, отодвинув пустую чашку, упёр строгий взгляд в дочку:

– Ну что, Антонина не передумала?  – пальцы пробарабанили по столу незнакомый мотив.
Тоня поправила непослушную чёлку:
– Пап, ты как на войну отправляешь. Погляди лучше свою карту с избушками по рекам, я себе план набросаю.
– Ну, раз такая упёртая, тогда так. Короче, возьмёте лодку Обушку , она лёгкая. Пойдёте по Тунгуске на «Вихре ». Он помощнее будет, глубины здесь должно хватить.
У него «сапог» почти метр, для Тунгуски сгодится. «Ветерок» двенадцатый  с собой возьмёте. На нём по Таимбе сподручней будет.  Там вам скорости ни к чему. Негде там разгоняться. Потихонечку не спеша и пойдёте вверх по Таимбе, а до её устья я вас провожу. Там заберу у вас «Вихрь», чтоб вы с ним не таскались. Он вам там без надобности. Ну что расселись? Иван, чай попил? –  дождавшись кивка, поднялся. – Время идёт, а дел ещё полно.

Солнце, выглянув с утра пораньше, вскоре укрылось за пробегающей тучкой, и на улице, будто снова похолодало. Иван поёжился: «Может, чуть больше нуля. И это август!».
В багажник старенькой Нивы загрузили канистры с бензином. Рядом пристроили два лодочных мотора. Тележку с лодкой взяли на прицеп.  Лесник старался не показывать боли  в спине, но нет-нет, да хмурился, и по лицу разбегались морщинки. Садился за руль осторожно, с трудом закинув ноги через порог. 
Наталья, суетясь, в последний момент сунула дочке свёрток со свежеиспечённым хлебом. Молчком чмокнула дочку, рука поднялась вслед, и крест благословил экспедицию.
Покачиваясь и погромыхивая, выехали со двора.

      На берегу у самой воды людей встречала лодка Николая с задранным мотором. Красная, как наливное яблоко. Иван, чувствуя нервное возбуждение, шустро выпрыгнул из салона. «Надо же, и мотор не убирают. Видать, воровать тут не принято». На боку лодки бросалось в глаза обведённое свежей краской название «Крым».

Николай смахнул ладонью выступившую на бортах изморось. Трава берега тоже светлела свежей белизной. Изморось отложилась и на тёмных досках пирса. Ночью, похоже, морозец наведывался. Он ещё молодой, по аналогии с человеком, безусый юнец, потому сил у него пока немного. Но растёт быстро, не успеешь сентябрь встретить, как этот юнец в молодого мужчину превратится, а там уже и Морозом Ивановичем назовут. «Верно сказала дочка, поспешать надоть».
По очереди спустили на воду «Обушку» и «Крым». Николай, не торопясь, залез в каждую. Постоял, покачивая и внимательно разглядывая дно.
Наконец, выдал резолюцию: «Годится. Течи нет».

– И с чего бы они потекли? – не понял Иван. – Они же металлические.
Лесник хмыкнул:
– Не скажи. Это кажется, что они такие прочные. Дырку пробить на раз плюнуть, почти как в камере лисапедной.  Можно при транспортировке заполучить.  Или даже вот пока мы её с берега толкали. Так что на воде завсегда проверять надо. – Он недоверчиво смерил Ивана взглядом. – Ты с мотором то управляться умеешь?
– Ну, как сказать, – замялся тот. – Думаю, должен справиться.
– Ну, раз думаешь, значит, справишься, ежли чё, дочка подскажет.
Последнюю сумку с продуктами Иван разместил на корме покачивающейся посудины.
Тоня, придерживая приклад ружья, запрыгнула первой. Чуть отстранилась, пропуская Ивана. Тот неловко пробрался на нос. Холодная волна, разбуженная осевшей лодкой, набежала на кирзовый сапог Николая.
 – Нечего не забыли?
Тоня, колдующая у навесного мотора, подняла серьёзные глаза:
– Пап, ты третий раз спрашиваешь.
– Лучше третий раз спросить, чем потом чего-то не найти.
– Да взяли-взяли. Проверили же.
Николай вздохнул, отвязывая швартовый узел.

– Идите не спеша, я следом двинусь. Догоню. 
Тоня нажала кнопку на корпусе движка, и с  первой же попытки старенький «Вихрь» весело затарахтел. Развернувшись, махнула отцу. Лодка дёрнулась, и речная гладь Подкаменной Тунгуски взбудоражилась моторным винтом.
В этот момент Иван понял, что только что успешно миновал второй этап в осуществлении мечты десятилетней давности. Если бы на удаляющуюся лодку не поглядывал копошащийся на берегу Николай, он бы сейчас перекрестился, хотя никогда шибко верующим себя не считал. Есть такие моменты у крещённого человека, который, может, и в церковь пару раз в жизни всего заходил, когда рука сама тянется наложить крест на грудь. Теперь он мог признаться самому себе, словно снимая тяжкий груз с души, что до последнего сомневался в осуществлении выношенного плана.

А ведь разные неожиданности появлялись чуть ли не на каждом шагу. Сколько усилий пришлось приложить, чтобы в комнате появилась фактически автономная лаборатория, знает только он сам. И никому рассказывать не станет, потому как история эта долгая, мутная, а местами и тёмная. Уже тут, в Ошарово мечта чуть не рухнула из-за отказа лесника проводить к заводику, а следом  находящегося в самых растрепанных чувствах Ивана огорошила замена опытного таёжника Николая на непонятно что, точнее, кого.

К женщинам в тайге он относился с предубеждением. Как собственно, и к женщинам за рулем трактора, в отряде космонавтов или в кабинете руководителя. Есть профессии и места, где слабому полу не место изначально и по сути. Ну, другое у них предназначение. Очаг, семья, муж, вот для чего они созданы природой, и пересмотр в последние десятилетия этого вечного правила он воспринимал, как кощунственное вмешательство в промысле божий. Будь другая возможность, ни за чтобы бы не согласился на поход с Тоней. Но выбора не было. Не искать же ему по всему посёлку нового проводника? И  так пришлось всё рассказать лесниковому семейству. Они, конечно, пообещали ни кому не болтать, но кто его знает,.. – он с сомнением покосился на довольную Тоню, занявшую место у движка. – «Надо самому попробовать порулить. А то на этих женщин надежды мало».

Лодка немного качнулась, когда Поддубный уселся рядом с женщиной. Он поспешил ухватиться за борт. Тоня еле заметно усмехнулась. «Вот же, блин», – ругнулся он на себя.  – Как слон. И она тоже, хороша! Прямо, обязательно усмехаться...»
Мотор тарахтел, встречный ветер относил звуки за корму, чтобы она услышала, пришлось наклониться к самому уху:
– Покажи, как управлять лодкой. Может, мне, когда тебя сменить придётся.
Тоня согласилась моментально, будто только этого и ждала.
Не прошло и пары минут, как Иван сменил её за мотором. Оказалось, ничего сложного. Почти как в машине: слушать двигатель, крепко держать руль и сильно не разгоняться.

По бортам тянулась сосновая тайга, лишь кое-где разбавляемая кедровыми и еловыми  вставками. Неглубокая прозрачная вода позволяла рассмотреть  каменистое дно.  Иногда на нём попадались крупные камни, Иван с тревогой провожал их глазами. Ему дно по ходу не видно, лодка загораживает. Страшновато! Увернуться от такого невозможно, а что огромный валун может сотворить с тонким металлолом лодки, лучше даже не представлять. Правда, на носу Тоня обосновалась. Но она, по мнению Ивана,  как-то не серьёзно себя вела. Вместо того, чтобы внимательно вглядываться в реку, вертела головой, иногда задумчиво улыбаясь. Похоже, она наслаждалась поездкой, совершенно не переживая за камни под днищем. Будь его воля, Иван бы распорядился наблюдать за дном самым тщательным образом. Хотя подспудно успокаивала мысль: женщина на реке с детства, наверняка, знает, что делает. 

За поворотом почти в середине русла показался остров. Безлесый,  зато травы по пояс.
– Это травяной плавучий остров, – Тоня повысила голос, перекрикивая мотор, – держись от него подальше, а то бороду на винт намотаешь.
Иван послушно отвернул ручку руля, и опасный остров поплыл по правую сторону.
Вернув судно на прежний курс Иван заметил, что Тоня с тревогой всматривается назад. «Что она там высматривает?» –   он тоже оглянулся.

– Что-то папа нас не догнал ещё, странно. Давай кружок сделаем.
Иван пожал плечом. «Отчего бы и не сделать?» С удовлетворением чувствуя, как легко поддаётся лодка, завернул руль покруче, и моторка идеально вписалась в разворот, покачиваясь на своих же волнах.
Из-за деревьев появился красный «Крым» Николая. Тоня облегчённо улыбнулась. Лодка выйдя на глиссаду, медленно приближалась. Всё-таки мотор у него помощней. «А это что такое?» – улыбка исчезла.
– Смотри, смотри же, – Тоня дёрнула Ивана за рукав.
Он обернулся. У берега под тенью тальника, окунувшего в реку густые ветви,  что-то шевелилось. То ли огромный поплавок, то ли... Отсюда не разглядишь.

– Правь туда, глянем, всё равно папе до нас ещё минут пять плыть.
Иван мысленно согласился, самому интересно.
Метров через десять оба одновременно разглядели голову лося, выглядывающую из воды у самой земли. Иван заглушил мотор, и лодка мягко ткнулась в глинистый берег чуть в стороне. Странно, но животное, будто не замечало людей.
– Что это с ним?
– Сама не пойму, – она привстала, махая отцу. – Папу подождём.
Красная лодка направилась к ним. У берега ветер почти не чувствовался, Иван, слегка продрогший на реке, понял, что согревается. Оба, не отрываясь, разглядывали застывшее по шею в воде животное.
Николай, заглушив движок на подходе, подрулил веслом:

– Ты смотри. Чего это он тут?  – сам себя спросил бывший лесник.
Лодка закачалась рядом с головой зверя. Николай дёрнул сохатого за ухо, но тот даже не шевельнулся.
– Больной, что ли? – Иван наклонился назад, пытаясь разглядеть тело лося, погружённое в воду.
– Да он в сетях запутался. И, похоже, давно. Не жилец. – Николай деловито вытянул нож из ножен на поясе. – Ну что, дочка, придётся ему помочь.
– Придётся, – вздохнула Тоня.
Николай поднёс нож к горлу сохатого, и Иван спешно отвернулся. Не то, чтобы он был уж очень чувствителен, но сцены убийства его никогда не вдохновляли.

Торопливо закрепили лодки на берегу. Тут тайга немного отступала, оставляя неширокий травянистый пляжик, метра на полтора. На него и вытянули тело животного. Со шкуры текла вода. Ноги от копыт и до самых колен кровоточили, он так долго тёрся о сети, что кожа сошла почти полностью.
– Да, – Николай почесал затылок. – С таким ранами он бы далеко не ушёл. Хорошо, что нам повстречался. Мясо пригодится. И нам и вам.
Иван обошёл сохатого. Он никогда не думал, что лось – такое огромное животное. Кровь уже стекла из перерезанного горла, и на траве образовалась чёрное пятно. Иван пригляделся: в ноздрях ползали белые личинки. Чувствуя, как проявляется тошнота в животе, он быстро отшатнулся.

– Смотри, что у него в носу.
– Это? – Тоня заглянула, куда указал геолог. – Личинки. Похоже, овода. Теперь понятно, зачем он в воду залез. Хотел нос почистить. А тут сети!
– И что, это мясо можно есть?
– А почему нет? – фыркнула Тоня. – Мы же не нос будем готовить.
Иван, лишь представив этот процесс, не удержавшись, скривился.
Николай усмехнулся, разрезая шкуру по брюху:
– Не хочешь, не ешь, – нам больше достанется. Отличное мясо. Что ему  будет? Личинки только в носу, это ж не глисты? Чё, с собой возьмете кусочек?
– Возьмём. Если он не будет, я съем. На костерке сготовить – вкуснятина, не то что ваши Красноярские шашлыки на набережной. – Тоня, усмехаясь, присоединилась к отцу.

Вдвоём они за пол часа разделали тушу. Николай пару раз прерывался, с трудом разгибаясь. Отсидевшись пару минут на борту лодки, снова возвращался к работе. И только рука Тони с зажатым ножом сноровисто без перерывов мелькала над телом животного. Иван, стараясь не смотреть на кровавые лужи, скопившиеся под телом, старательно отворачивался.
Завернув большую часть мяса в шкуру, погрузили в лодку лесника. Кусок килограмма на три Тоня, упаковав в пакет, пристроила под сиденьем своей моторки.

Копать, конечно, выпало Ивану. Песочный грунт под первыми деревьями тут же засыпал яму, и ему пришлось повозиться. Время утекало стремительно, так и до вечера можно провозиться. Иван с лёгкой тревогой поглядывал на хмурое небо. Наконец, что-то, похожее на углубление, исковеркало крохотный пятачок берега. Останавливая запыхавшегося Поддубного, Николай махнул рукой: «Пойдёт». Внутренности животного столкали в приготовленную яму. Поддубный, стараясь не смотреть на кровавые ошмётки, навалил земли.  Сверху прикатили пару крупных валунов, выловленных из реки. Остатки сетей, повисшие на ветках склонившегося тальника, и скрывавшиеся под водой, вырезали под ноль, закидав в лодку лесника.
Николай прокомментировал:
– Чтоб ни птичка, ни  рыбка не запутались.
Пока ковырялись, усилился ветер, теперь по реке бежали хмурые волны, украшенные барашками. На часах уже четыре. Скоро и темнеть начнёт. «Интересно, где ночевать будем?» Иван постеснялся задать вопрос вслух. Судя по уверенным выражениям лиц родственников, они знают, где. 
Закончив с делами, бывший лесник объявил, что дальше с ними не пойдёт.
– Надо мясо домой отвезти, чтобы не задохнулось. До Таимбы отсюда около десяти вёрст, и на «Ветерке» доберётесь.

Пока Тоня перекладывала сумки в лодке, стараясь более равномерно распределить груз, всё-таки «Ветерок» гораздо слабее «Вихря», Николай с Иваном поменяли моторы местами.
– Да, он послабее будет, согласился Николай. – Зато сапог у него короче. Для Таимбы в самый раз.
Забираясь в моторку, бывший лесник ненадолго замер, придерживая поясницу.
 – Что, пап, болит? – Тоня обернулась к отцу.
Он, кряхтя, перекинул ноги через борт.

– До дома доберусь. Ладно, плывите с богом. И осторожней там, на Таимбе. Мелко там.  Через пяток километров вверх по реке будет первая изба. Ночуйте в ней, а то рано темнеть начинает, не стоит пузо рвать, чтоб потом по темноте шарахаться. Ну и помните про проклятое зимовье, если попадете в него, обязательно кусочек сала в печке сожгите, надо задобрить лесных духов.
– Пап, ты  такой суеверный.
– Поживёшь с моё в тайге, станешь суеверным. Ладно, не задерживайтесь там.  Через пару недель ждём.

И снова красная лодка закачалась на упругой волне Тунгуски. Николай завёл мотор и, махнув на прощание рукой, вошёл в крутой поворот.
Иван тоже забрался в моторку. Лодка чуть присела. Сторожась, он ухватился за края, стараясь не шевелиться лишний раз. Тоня, придерживаясь за борт, заняла кормовую рынду. Что-то подкачала на движке. Иван, нарочито хмурясь, предложил поменяться местами. Тоня, чуть улыбнувшись, молчком перебралась на нос.   
Ветер шумел в ушах, движок тарахтел, хоть и не так громко, как Вихрь, но тоже не поговоришь на ходу. Лодка шла заметно медленнее, но и спешить, как понял Иван, им особо некуда. Что такое десяток километров здесь, да пяток по Таимбе – ерунда.
Так и вышло, до устья лесной речушки добежали меньше, чем за час.

Глава 3
Берег  Тунгуски зеленел высокой сочной осокой. Сбавив скорость, Иван медленно завёл лодку в речку, и тут же ему захотелось матерно выругаться: метрах в двадцати от впадения в Тунгуску течение преграждал залом. Несколько стволов, заплетясь мшистыми ветками, перекрыли проход. Заглушив двигатель, Иван направил лодку к берегу, одновременно вопросительно глянув на Тоню, признавая её опытность.

– Не повезло, – Тоня привстала, собираясь выскочить на землю. – В этих местах в конце лета никто не ходит. А так бы давно разобрали.
К счастью, тонкоствольные лиственницы вперемежку с редкими желтеющими берёзками здесь тоже отступали от реки. Заросший травой выше человеческого роста берег, через пару шагов резко поднимался, образую обвалившийся песчаный склон. И здесь не славу богу. В лес просто так не попадёшь, придётся, карабкаться. Лодка, шурша осокой, мягко прижалась к земле.

Тоня, спрыгнув, подтянула посудину за нос. Иван, выбравшись следом, помог. Подхватив верёвку, завернул её за высокий комель тонкоствольной берёзки. Девушка глянула на него одобрительно:
  – Доставай топор, рубить пойдём.
Топор нашёлся в коробке с инструментом.

На берегу притоптали высокую траву. Постояли, раздумывая. Тоня молчала. Похоже, решила предоставить право решать мужчине. Во всяком случае, Иван понял её именно так. Коротко глянув на женщину, Иван быстро разделся до трусов. Стесняясь своего  мягкого, даже немного рыхлого тела, неловко переступил с ноги на ногу. Ничего не поделаешь, современная геология это уже давно не походы по горным тропам и медвежьим углам, а обычная работа с документами в конторе. Даже татами забросил в последние годы. Все времени нехватка. Хотя, что перед собой лукавить, просто лень победила.

Тоня окинула коротким взглядом расплывшуюся фигуру Ивана, и чуть не фыркнула. Ну, совсем не в её вкусе. Но вслух Тоня, конечно, сказала другое:
– Правильно, можешь и трусы снять, а то потом где сушить?
Он не сразу понял, что она шутит. И вид имел, в этот момент наверняка, ошарашенный. Выждав паузу, она тихонько захихикала.
 – Да ну тебя, – Иван слегка обиделся.
Поёживаясь, он сполз в реку.

У затора они провозились больше часа. Вода ледяная, ноги сводило уже после пяти минут работы. Хорошо, хоть не глубоко, немногим выше коленей у берега, и по пояс на середине. Тяжёлые намокшие стволы поддавались с трудом.  Тоня на берегу принимала бревна, оттаскивая в сторону. Пару раз, расцепляя ветки, он ухнул по шею. Пришлось тут же выбираться на берег и там у костерка, разведённого Тоней, отогреваться. Хотя бы частично. Оба беспокойно поглядывали на закатывающееся солнце. Сумерки вальяжно опускались на притихшую тайгу, и Иван невольно начинал торопиться. Когда уже показалось, что всё, проход готов, скользкий топор подло выскочил из ладони. Булькнула вода, и он пропал во взбаламученном облаке. Тоня только молча всплеснула руками. Виновато глянув на проводника, Иван набрал полную грудь воздуха. Ещё минут пять искал инструмент. Вылез, стуча зубами, покрытый пупырышками с ног до головы.

Тоня подкинула пару веток в костёр, и огонь затрещал веселее.
Пристроившись на корточках у огня, Иван долго не мог согреться. Темень навалилась неожиданно. Короткий северный день сдался без предупреждения, и в небольших небесных окнах выглянули редкие звёздочки. Вздохнув, Тоня вытянула из сумки спальник:

 – Ночуем здесь, по темноте не пойдём.
– А почему? – Иван уже реже стучал зубами, огонь потихоньку отогревал.
– Опасно. Можно на корягу наткнуться, лодку потерять хочешь? – дождавшись отрицательного движения головы, она подтянула ружьё поближе. – Доставай свой спальник и сразу залезай. Я подежурю пока.
И не подумав спорить, Иван с трудом распрямился.

Мясо, запаковав в плотный пакет, Тоня опустила в воду. Заметив вопросительный взгляд Поддубного, прокомментировала: «В холодной воде не испортится».
– А что, ужинать не будем?
Тоня отозвалась, поправляя молнию спального мешка:
– Если невтерпёж, там в сумке возьми чего-нибудь. Хлеба с колбасой. Я не хочу.
Иван думал недолго. После купания в ледяной воде есть хотелось, будто неделю голодом морили. Отломив здоровенный кусок хлеба и откромсав колбасы, уже жуя, залез в уютное нутро спальника. Поёрзав, устроился поудобней. Небо, большой частью затянутое тучами, ощутимо тяжёлое, недружелюбно придавливало кроны деревьев, словно хулиган, прижимающий коленом побитого им младшеклассника.
Ветерок, шурша, гулял в траве. Иван закрыл глаза.
Ещё в сумерках, услышав шуршание  и почуяв запах дыма, он проснулся. На удивление, ночь прошла спокойно. Никто его не тормошил, пробудился сам от знакомых звуков. По соседству шуршал пакет.  Не открывая глаза, он втянул ноздрями приятный запах: «Ага, шашлычёк!» Улыбнувшись, приподнялся на локте, с недоумением разглядывая зажатый в кулаке хлеб с колбасой, облепленный муравьями. Похоже, он уснул, не доев. Сдунув насекомых, запихал бутерброд в рот.
Ветер весело трепал дымные потёки, поднимающиеся от углей догорающего костра. По его краям Тоня уложила два брёвнышка, и между ними над жаром шипели крупные куски мяса, проткнутые заострёнными прутьями.

– Вставай уже, завтрак готов.
Иван поспешил подняться. Быстро умывшись и сбегав в лес, для чего пришлось вскарабкаться на отвесный берег, присел напротив Тони. Как же умопомрачительно пахло! Чуть ли не урча от голода, Иван свирепым волком впился в кусок мяса. О своих вчерашних сомнениях по поводу лосинной туши он даже и не вспомнил. Уж на что, на что, а на аппетит в тайге жаловаться не приходится. В этом он убедился давно, еще во время тунгусского похода на плоту.
Завтракали спешно. Не совсем понятно почему, но оба торопились. Наверное, эта неожиданная задержка, нарушившая планы, невольно подгоняла обоих. Перед отъездом Тоня срубила молодую берёзку. Обрубив ветки, кинула двухметровый шест в лодку:

– Пригодится.   
Таимба мелела с каждой сотней преодолённых метров. Нависавшие с обоих берегов ветки тальника постепенно сузили проход метров до четырёх. Лодка двигалась на самых малых оборотах. Тоня, выгнавшая Ивана с кормы, иногда глушила мотор, поднимая сапог над бортом, и тогда Иван брался за шест. Илистое дно легко пропускало его на пол метра, а уже потом конец палки упирался во что-то твёрдое.
– Камень? – поинтересовался Иван

– Лёд. Вечная мерзлота.
Между кустами берег Тунгуски укрывала  высоченная трава.  Купаясь в журчащей воде, тальниковые заросли загустели, вытянулись, ещё больше сужая фарватер.  Лодка уже буквально плелась, толкаемая шестом. Иван начал уставать. И где же эта избушка? Он вопросительно глянул на Тоню.
Женщина поняла его без слов:

– Садись к мотору, газ на минимум. Я с веслом на носу посмотрю. Как только махну, глуши. Тут топляки торчат, главное их не цепануть. Тише едешь – дальше будешь.
Поменявшись местами, напряжённо замерли. Крепко сжимая весло, Тоня внимательно просматривала дно. На малых оборотах казалось, будто лодка стоит на месте и только если вглядываться в проплывающие заросли, становилось понятно, что она идёт тихо и равномерно. Ветки тальника противно скрипели, протирая алюминиевые борта. 

Минут через десять проводник радостно обернулась:
– Вижу тропу к избе, сейчас просвет будет. В этом месте тальник не растёт. По весне, когда тут куча рыбаков останавливается с ночевкой или так, чайку попить, корни лодочным днищем вышаркиваются. Я так думаю. 
Иван, вытянув шею, пытался тоже разглядеть тропу.  Но, сидя на корме за румпелем мотора, что-то увидеть, не получалось. Заросли и заросли. Удерживая равновесие на носу, Тоня веслом расталкивала ветки, которые так и лезли в моторку, пытаясь преградить им путь.

– Давай немного правее, ещё, ещё. Глуши!
Правая стена из кустов внезапно закончилась, а за ней показался небольшой заливчик. Иван чуть довернул руль, и лодка медленно воткнулась в илистый берег.
Тоня, снова первой спрыгнув на берег, подтянула лодку. Иван, по заведённому порядку, выскочив следом, помог ей. Перехватив верёвку, потянул её к дереву.
– Берем всё необходимое и пошли, остальное бельтингом  обернём, тут не близко топать. Нет желания таскать туда-сюда всё это хозяйство. Когда тут весной много воды, на лодке чуть ли не в избу заезжаешь, а когда мелко, как вот сейчас, топать и топать.

– Предельно ясно. А с мотором что? Вдруг дождь пойдёт, его не зальёт? Может, задрать его как Николай Алексеевич на своей лодке делал?
– Ну, мотор накроем колпаком, он в носу лодки лежит, а то, что его надо поднять, это правильно. Смотри, уже думать начал, – она окинула его насмешливым взглядом, и Иван снова надулся. Ну что за женщина, ни слова без ухмылки! В этот момент он уже пожалел, что согласился идти с ней.

Но надолго его обиды не хватило. Иван, вообще, считал себя парнем добрым и отходчивым. И не без оснований. Тем более, здесь, в тайге, где за десятки километров кроме них живых людей нет, не до претензий. Пока вытягивал колпак, укрывал мотор, как-то и забыл про её усмешки.

До избы и вправду оказалось далече. Да всё в подъём. Годами натоптанная глинистая дорожка то и дело виляла, по бокам тянулись густые кусты тальника. Ветви забиты речным мусором из смеси старой травы, листвы, мелких веточек. Иван догадался, что это остатки хлама принесённого водой после весеннего половодья. Метров через триста подъём пошёл круче, и на тропе появились деревянные полуразвалившиеся ступеньки. Тем не менее, свою функцию они выполняли успешно.

Минут через пять взору открылась полянка, у её дальнего края к высоким деревьям приткнулась охотничья избушка. Перед ней место для кострища, аккуратно обложенное камнем. Тут же широкий дощатый стол, две лавки по краям, в сторонке повалены пару чурок, которые, похоже, вместо табуреток используют, может, косолапый шалил. Метровой ширины навес над входом защищал поленницу,  выложенную ровным рядком.

Внутри избы было темновато, маленькое, закопченное оконце в задней стене почти не давало света. Под окном прикрученный к стене, темнел одноногий стол, как в плацкарте поезда. Довершая сходство, слева и справа от него расположились два спальных места, сбитые из досок. Слева, у входной двери пристроилась маленькая буржуйка, изрядно проржавевшая от времени.
Тоня кинула вещи на настил:

– Кушаем, пьём чай и отдыхать. Раньше ляжем, соответственно раньше встанем. Надо одно местечко по морозцу проскочить, утром сам поймёшь, почему.
«И всё на этом. Думай, мол, Иван сам. Ей, видите ли, недосуг объяснять. Ну ладно, я припомню», – Иван незаметно для себя нахохлился обиженным воробьём.   
Весь вечер так и провели молчком. Иван, несмотря на далеко не юношеский возраст, и вроде бы немалый опыт общения с противоположным полом, никак не мог придумать темы для разговора. Он вообще с трудом начинал беседы с девушками. К тому же в голове гудело, с непривычки казалось, что мотор продолжает реветь, хоть и тише.
Тоня, задумавшись о чём-то, тоже не стремилась начинать общение. Может, о дочке думала, может, о родителях. Измучившись в бесплотных попытках поговорить, Иван с облегчением дождался момента, когда можно было уже забираться в спальники. Заснул быстро, и гул мотора в голове не помешал. 

Глава 4
Глаза открыли почти одновременно. В лесу ни к чему будильники, только лучи солнца начинают разгонять тьму, а ночи в августе непроглядные, вся живность просыпается. Большинство лесного народца выбираются на божий свет молчком, опасаясь лап и зубов хищников, только  пернатые жители тайги голосят бесстрашно, словно устраивая концерт, приуроченный к появлению первого просвета над деревьями. А чего им бояться?  Попробуй найди такого в густой листве прибрежных кустов или под хвойной лапой.  Вот и заполняется предрассветная тайга самыми разными птичьими звуками. Поскрипывают или плачут гулкие кедровки, попискивают скрытные вьюрки, прыгая с ветки на ветку, звонко раскукуется  кукушка, отсчитывая года неведомому слушателю,  или  разойдётся почти по-соловьиному овсянка. И почти все трещат с самого ранья.

– Доброе утро! – обхватив себя руками, Иван растирал быстрыми движениями плечи.
– Утро доброе! Замёрз? Который час? – голос у Тони сонный, но смотрит уверенно.
– Ну так, относительно. Ночью жарко было, а к утру похолодало, – он глянул на наручные часы. – Половина пятого. Чай будешь?
– Не откажусь.
– Пойду, костёр разведу.
– Отлично. Я счас встану, – Тоня неспешно выбралась из спальника. – Давай сразу все соберём, чтоб в избу не возвращаться. И надо посмотреть, есть ли тут тетрадь для записей посещений.

– Как это?
– А вон она, на стене висит позади тебя.
Сняв с гвоздя серую порядком замусоленную тетрадь, Иван бегло пролистал.
– Предельно ясно. Тут указывают дату, когда кто заходил и пожелания хозяину избы, не понятно зачем?
–  Так заведено. Как бы оставляешь след, что ты тут был, на всякий случай.
Поблагодарить тоже можно, не было б избы, в палатке ночевать пришлось бы. Как твоя фамилия, кстати? Хотя ладно, моей достаточно.
Иван еле удержался, чтобы не возмутиться: «Ну, какая нахалка! Достаточно ей. Вообще-то это его поход, он организовал, он уговорил. Не соберись Иван за алмазами, весь отпуск прорыбачила бы на берегу Тунгусски. И не было бы её в этой избушке».

Тоня, бесцеремонно выхватив у растерявшегося парня тетрадь, поискала на стене ручку. Нашлась и ручка, привязанная верёвочкой к гвоздику. Со стороны хозяев предусмотрительно, вряд ли рыбак или охотник будет с собой пишущий инструмент таскать. Нацарапав пару строчек, Тоня повесила тетрадь на место.
– Ну что стоишь, собираться давай! – она ухватила свой рюкзак, растягивая завязки.

Иван, качнув осуждающе головой: опять раскомандовалась, разложил спальник, чтобы было удобнее сворачивать. 
Собрались быстро, вчера почти ничего и не распаковывали. Окинув взглядом каждый свою сторону от стола, проверяя, не оставили ли чего, пригибаясь в низком проёме, вышли на улицу. Ночной морозец покрыл рассыпавшуюся ковром хвою, редкую здесь, под деревьями траву плотной изморозью. Иван, поёживаясь, утопал собирать сушняк. Вызвался чаёвничать, надо соответствовать. Мужик он или не мужик! Ну и что, что она проводник, и вроде в её обязанностях готовка. От друзей – походников слышал: в тайге начальства нет, все равны. Может он что-то полезное сделать, значит, надо делать, а не ждать, когда кто-то другой надумает. Похоже, Тоня понимала ситуацию также, во всяком случае, место у костра уступила охотно.

Собранные ветки покромсал помельче. Знал, на щепе котелок закипает быстрее, чем на крупных дровах, этому Ивана отец ещё в детстве научил, когда вместе выбирались на рыбалку. Тоня, достав сверток с бутербродами, завернутыми в фольгу, деловито одной рукой подняла валявшийся со вчерашнего дня чурбак.
– Давай на угольки положим, чтоб подогреть, тёплые вкуснее.

–  Давай, – пожал плечом Иван.
Небо, выглядывавшее среди сосновых верхушек в противоположной от реки стороне, понемногу выкрашивалось в красные тона. Был зябко, от прогоревшего костра тянуло теплом, и оба нависли над углями, согреваясь. Насыпав заварки прямо в чайник, Иван утвердил его на чурбаке. Кивнул Тоне.
Они уселись за огромный уличный стол. Чай, исходящий паром в кружках, пах почему-то хвоёй и утренней сыростью. Почти одновременно впились зубами в нежную мякоть хлеба и колбасы. Горячие бутерброды показались Ивану на редкость вкусными.
Пережёвывая крупный кусок, Тоня вытянула из внутреннего кармана «энцефалитки » целлофановый пакет. Аккуратно развернула, и  на стол лёг  вырванный тетрадный листок.
– Это наша с тобой карта, – пояснила она. – У папки утром срисовала. Хотела его карту взять, но она уже совсем рассыпается от старости. Давай начнём с того, до какого места ты хочешь подняться вверх по реке и какие именно работы собираешься проводить. Исходя из этого, накидаем план маршрута.
Не выпуская кружку и бутерброд из рук, Иван пересел поближе. Пару минут изучал карту:

– Ну, вообще-то, мне хочется добраться для начала до заводика. Его, смотрю, на карте нет.
– Точно, нет его здесь. Отец предполагает, что он в самых верховьях. Туда он не ходил, да и наши ошаровцы не забираются так далеко, как правило.
– Это я уже понял. Тогда пойдём, как можно выше, на сколько сил хватит, ну, и река позволит. Первым делом надо найти заводик. От него и будем плясать.
Наверняка, выработки какие-то сохранились. Надо посмотреть. В любом случае, там шурфы буду бить. Через определенные расстояния. Если получится, похожу и по сторонам от речки. В общем, как пойдёт. Думаю, там же, где буду копаться, и складирую керн . Пусть полежит, а на обратном пути всё и подберём. Что с собой землю таскать? А это что тут на карте за восьмёрка? – Иван ткнул пальцем в листок.

– А, это наша первая преграда на пути. Точнее, вторая, если позавчерашний залом вспоминать. Начинается прямо от места, где мы лодку оставили. В полноводье тут всё затапливает и можно проплыть напрямую, это примерно пятьсот метров. Но сейчас воды мало, сам видел, поэтому нас ждёт трёх километровый знак бесконечности по берегу. Здесь, в петле, на лодке не пройти, мелко. Камней полно, можно дно порвать. Что я предлагаю. Смотри. Мы спускаемся к моторке, грузимся и волоком протаскиваем её по прямой. Пока изморозь, надо успеть, по ней быстрее и легче. Знаю, так многие раньше делали, поэтому место накатано и завалов быть не должно. Дальше пойдём на моторе.
Иван задумчиво покивал:

– Тебе видней. А как необычно изогнулась! Прямо, аномалия. Понимаю, если б такой зигзаг в верховьях встречался, но тут, практически перед впадением в Тунгуску! Чудеса!
– Ничего чудесного, – Тоня свернула листок. – В верховьях перепады больше, таких зигзагов, как ты сказал, у речки не получается. А здесь низина, вот и наворачивает.

Рядом на дереве неожиданно  застучал дятел, и Иван вздрогнул. И тут же устыдился реакции. «Что это он? Нервы вроде в порядке, неужто, напряжение предстоящих поисков накатило? Всё-таки дело затеял опасное, не дай бог, кто пронюхает. Хоть и тайга вокруг, но не безлюдная же, – он незаметно оглянулся вокруг. – Вроде тихо, а почему-то беспокойно. В такой глуши и до криминала недалеко. От них, посторонних людей, конечно. – Себя в такой роли Иван решительно не представлял. –
В крайне случае, скажет, что на экскурсию приехал и сразу домой! В любом случае предельно ясно, что осторожность будет здесь не лишней. На алмазы завсегда желающие найдутся, даже если они раньше ни в каких преступлениях не марались. Это как золотая лихорадка, никогда не знаешь, как человек отреагирует».
Подозрительно покосившись, на беспечного проводника, спешно дожевал бутерброд. Тоня, вроде, не заметила, и он выдохнул облегчённо.

Где-то далеко затянула кукушка, затеяв пересчёт годков. Да много намерила! Снизу от реки, на полянку выползало облако тумана.   
Иван решил сменить тему. Придав голосу беззаботности, поинтересовался:
– А где эта зловещая изба, про которую говорил Николай Алексеевич?
Закинув в рот последний кусочек, Тоня поднялась:
– Давай по дороге расскажу, а находиться во…от тут, – она снова развернула карту, находя пальцем крохотный треугольничек. – У горы. Об этом месте много нехороших слухов ходит, поглядим, может, мимо проскочим. Ну её, нечистую, к ляду. Тут недалече ещё одна избушка есть. – Тоня ткнула ненакрашенным ногтём в треугольник выше по течению. – Ладно, надо поторапливаться, если не хотим в грязи лодку толкать.

Свернув листок, засунула в пакет, и тот исчез в нагрудном кармане.
Набирающий прозрачности туман ещё висел над речкой. Сырость обсыпалась с веток тальника, сапоги, утопающие во влажной изморози,  сразу же намокли. Торопясь, покидали вещи на дно. Пару минут и лодка готова к путешествию. Недоверчиво поглядывая на Тоню, геолог уцепился за правый борт. Неужто, у них получится? Груз-то не лёгенький. Тут мужиков человека четыре надо, а они вдвоём. Но сомнения решил оставить при себе. Очень уж уверенно вела себя Тоня.
Перекинув через голову ремень ружья, женщина ухватилась с другой стороны. Напряглись и разом, по её команде, толкнули. На удивление, моторка с трудом, но сдвинулась. Прошлёпав по мелководью, вытянули лодку на землю. Зашуршала трава под днищем. Тяжело, но и тут пошла, родимая. А как попала на изморозь, заскользила легче. В этот момент Иван перестал сомневаться: дотащат.

Метров через двести снова выбрались к реке. По каменистому дну перебравшись через тихое течение, вытянули лодку на берег. Выпрямились, поправляя куртки. Иван вытер пот со лба, подышал глубоко, успокаивая сердце. С непривычки, тяжеловато. А Тоне хоть бы хны, только щёки раскраснелись.
– Первый виток преодолели, ещё чуть-чуть осталось, – Тоня молча кивнула, приглашая напарника занять своё место. – Раз, два, пошёл! – лодка снова заскользила по постепенно «усыхающей» изморози. – Второй перешеек будет подлиннее, но там травы гуще, легче пойдёт. Да, ты спрашивал про избу, что у горы, – вспомнила она. – Изба эта необычная. Тут странность в том, что ни кто не знает, кто её хозяин. У нас тут каждая изба кому-то да принадлежит, а эта,.. –
Она замолчала, разглядывая лежачий топляк, вероятно, принесённый весенними водами. – Видать, не всё расчистили наши. Или недавно прибило.
– Иван тоже, замер, выглядывая сбоку от лодки:
– Лесной лежачий полицейский, вернее речной. Попробую развернуть его, а ты рассказывай дальше.
Тоня уселась на нос лодки, отдуваясь. Иван мысленно ухмыльнулся: «И ты устаёшь! И тут же справедливости ради про себя добавил: «Но я больше».

– Ну вот, как я уже говорила, она ни кому не принадлежит, а в ней порядок, будто кто-то живёт. Дровишки напилены,  керосин для лампы всегда есть. Кто там бывал, говорят, будто на подходе даже дымок из трубы виднеется. Зайдёшь, а буржуйка холодная. Чудеса, да и только. И якобы одинокие путники в ней пропадают без вести. Вроде случаи такие были. Их искали, но кроме записи в тетрадке, ни чего и никого не находили.
– Ну а тетрадь кто завёл? – Иван потянул за край пропитавшегося влагой бревна, топляк неохотно заворочался. Парень поддал, поднимая короткое бревно на «попа», и «лежачий полицейский» сдался.

– Бог его знает кто, пойди – найди сейчас. Есть местное поверье: чтобы в избе тебя не обидели и переночевать позволили, надо для лесного духа сжечь в буржуйке кусочек масла или сала, ну и не забыть попросить приютить. Вот папа и напомнил, чтоб не забыли, если, не дай бог, придётся в ней останавливаться. А вообще, есть у меня друг один, так вот он рассказывал что когда они тут рыбачили с братом, им пришлось в этой избушке ночевать. Потому что другие были заняты. Так ему всю ночь, будто кто-то шептал на ухо. Что именно, он не разобрал, но было жутко, –
Тоня спрыгнула с лодки. – Ну что, взялись?
Дождавшись, когда Иван ухватится на своей стороне, проводник скомандовала «Двинули», и они потолкали дальше.
Наконец,  впереди, сквозь раздавшиеся кусты проглянул нужный берег. Не смотря на то, что по густой траве лодка тянулась легко, запыхались оба. Иван так вообще, дышал, как паровоз, иногда сплёвывая тягучую слюну. Но старался вида не подавать. Тоня тоже терпела.   

Утро уже разгорелось, изморось на траве стала прозрачной, как тонкое чистое стекло, а кое-где растаяла вовсе. Прохладный ветерок обдавал разгорячённые лица. Иван ещё на полпути расстегнул бушлат, но сейчас пару верхних пуговиц запихал в петельки. Не хватало ещё простыть в тайге. Лечиться придётся самостоятельно, лекарства какие-то есть, он видел, когда укладывали, но самое главное, время потеряет. И так его с каждым днём всё меньше и меньше, а когда до заводика доберутся, пока непонятно.

Здесь река раздавалась вширь, и течение заметно притихло. Иван, уже привычным движением, повесил мотор. Не мешкая, запрыгнули в лодку. Тоня попыталась завести от кнопки, но моторчик, неожиданно пофыркав, замолк окончательно. Она растерянно обернулась:
– Не помнишь, куда мы положили моток бечёвки? Придется дёргать вручную, – не дождавшись от напарника ответа, полезла искать в носовой части. – А, вот она…
Отмерив нужную длину, Тоня завязала на конце крепкий узел. Иван перехватил ножом в указанном месте. 

– Шкемарь готов! Иди, заводи, у тебя сил побольше будет.
Иван послушно перелез на корму.
Выслушав советы проводника, намотал верёвку на стартер. Мысленно попросив у господа помощи, резко дёрнул, и мотор, поквохчав, словно недовольная курица, ритмично зажурчал.

– Ну, слава Богу, – Тоня повысила голос, чтобы перекричать мотор. – Отталкивайся.
Иван ухватил шест, и травянистый берег медленно отполз  от кормы. Оглянувшись на молчаливого проводника, он занял место за мотором. Река потянулась тёмная, метров десять в  поперечнике, и дна не видно, из чего геолог заключил, что глубины достаточно для «сапога». Да и Тоня не выказывала беспокойства, беспечно поглядывая по сторонам, расположившись на лавке, или банке, как называют её моряки. Он прибавил газу, и лодка почти тут же вышла на редан . 

Глава 5
Густой тальник по берегам постепенно вытесняли пологие горки, красноватого оттенка, высотой метра по три-четыре. С их склонов в воду тянулись оползни, окрашивая мелководье у берега в мутно-бордовые тона. Горки сменили тянущиеся по обоим сторонам высокие берега, утопающие в густых травах, за ними, вдали поднималась густая желто-зеленая полоса тайги. Семейство уток гордо проплыло на встречу, и подросшие птенцы весело закачались на волнах, оставленных лодкой. 
– Иван, смотри – Тоня указывала на высоченную гору, показавшуюся из-за верхушек деревьев за поворотом. – Это она ещё не вся. Через пару зигзагов до неё доберёмся, за ней как раз эта странная изба, про которую недавно говорили. Мы с тобой нормально по времени укладываемся, так что не будем рисковать, остановимся в следующей избушке.
Каменистое основание горы сползало в реку, а от её высоты кружилась голова. Голый склон, обращённый к воде, поднимался под крутым углом, и Поддубный подумал, что здесь даже с альпинистским снаряжением не забраться, слишком уж осыпей много. Другие бока горы зеленели хвойником. Если появится такое желание, то через лес подобраться к вершине, наверняка, получится. На каменистой макушке торчали зубцы скальника, напоминающие корону.
Иван восхищённо мотнул головой:
– В жизни не видал такой красоты! Хотя, если кому-то рассказать, то и не поймёт, что это такое! А вот своими глазами – да! Обалдеть! Надо будет взять тут пробы обязательно. На обратном пути. Место  перспективное.
  К воде склонялись ветки прибрежных деревьев, иногда из воды торчали скользкие от тины коряги. Ещё один затор, преградивший путь, через километр удалось растолкать, не вылезая из лодки. Правда, упыхались оба. Опасное место прошли с шестом, и только метров через пять от утонувших стволов Тоня рискнула снова опустить сапог мотора в воду.
Берега зеленели осокой и белокопытником. С ботаникой у Поддубного было нормально всегда, к тому же, готовясь к поездке, он, насколько мог, изучил флору и фауну этих мест. Когда он правильно назвал траву на берегу, Тоня глянула на него с уважением. Пожалуй, первый раз за всё время.
Минут через пять неспешного плавания  берег по правой стороне начал подниматься, каменистый склон ушёл вверх метра на четыре, а потом и её выше. Деревья, казалось, разом выросли и теперь нависали над головами, словно сказочные добрые великаны. Болотистый ручеёк, впадавший по овражку в Таимбу, был плотно  утоптан звериными следами.
    – Кабаны, – прокомментировала Тоня.
Речка круто завернула, и за поворотом на берегу выросла каменная скала, похожая на зуб древнего хищника. Осыпь, сползшая со скалы, почти наполовину завалила русло реки, и вода в этом месте пробила путь частично через лес. Пожухлые лиственницы, залитые водой, облетели и покосились.
Иван расстроено причмокнул. И потянулся за шестом.
– Не получится, – остановила его Тоня. – Глуши мотор. – На полной лодке через коргу  не пройдём. Придётся разгружать. Привяжи.
Иван выскочил из моторки, приткнувшейся к каменистой осыпи, уже с верёвкой в руках.
Противоположный берег топкий, там болотина, обход только один – вокруг «зуба». Делать нечего, загрузились под завязку, Тоня тоже не стала отлынивать. Тяжёлую сумку повесила на сгиб локтя, за плечом двустволка. Иван, чувствуя неловкость, всё-таки тащить женщине такой вес, что не каждый мужик осилит, как-то не красиво, попробовал уговорить подождать его в лодке. Тоня молча показала на ружьё, а палец обвёл угрюмую тайгу вокруг:
– А если медведь, что будешь делать?
Иван, соглашаясь с доводом проводника, развёл руками.
Карабкаться на каменистые склоны – ещё то удовольствие! Ступни скользили, рюкзак давил неподъёмным грузом, руки оттягивались мешком с инструментами. Всё-таки зря он набрал так много. Рассчитывал за один раз большую часть перенести. Ох, зря. Ну что делать, нагрузился, теперь тяни. Иван сжимал зубы, стараясь не обращать внимания на, казалось, растягивающиеся, словно резиновые, связки. Впереди, не забывая оглядываться на геолога, будто проверяя, не отстаёт ли, легко шагала Тоня.
Из последних сил Иван забрался на спину скалы. Остановились, осматриваясь. Точнее, Тоня осматривалась, а Иван, уперев руки в колени, дышал, как загнанная лошадь.
Внизу тянулась, покуда хватало глаз, как в песне поётся, жёлто-зелёное море тайги. Выглянувшее ненадолго солнце, осветило верхушки деревьев, и они заблистали серебром и малахитом. Неожиданно Тоня перекинула ружье стволом вперёд. Иван задержал дыхание, выпрямляясь. На его немой вопрос она указала подбородком куда-то вглубь лежащего под ногами леса. Сразу он  ничего не увидел, сосновый бор, густой, заваленный подгнившими стволами, наверное, непролазный, по краям малинник. Он приблизился к Тоне, собираясь спросить её шепотом. Но тут проводница запрыгала, крича и притопывая. Отшатнувшись, Иван с невольным страхом оглянулся. На его глазах из завала медленно выросла туша огромного, во всяком случае, так ему показалось, медведя. Косолапый, с лёгким удивлением склонив голову набок, рассматривал их.
– Кричи, – зачем-то шепнула Тоня и снова запрыгала, вопя во всю силу лёгких.
Иван поддержал её громким сипом. Неожиданно пропал голос.
Хозяину Эвенкийской тайги это представление не понравилось. Он недовольно рыкнул. Опустившись на все четыре лапы, оглянулся, словно раздумывая, а не съесть ли мне эту мелочь шумливую и... размашисто запрыгал вглубь бора. Через несколько секунд и ветки перестали раскачиваться.
Пару минут люди стояли, внимательно всматриваясь в завалы тайги. Вдруг он надумает вернуться. Постепенно восстановилось сбитое подъёмом дыхание. Тишина заполнила таёжное пространство. Ни звона, ни скрипа. Даже, комары, испуганные ночными заморозками, не показывались на глаза. Похоже, косолапый не счёл необходимым связываться с двуногими.
– Ух,  – выдохнула Тоня, с нервной улыбкой поворачиваясь к Ивану. – Ну, ты как?
Иван, чувствуя, как дрожат коленки, то ли от усталости, то ли от пережитого страха,  криво улыбнулся:
– Жить буду.
– Тогда пошли.
Спускаться тоже не просто: каменные завалы приходилось перешагивать или перебираться, наступая на булыжники, которые могли в любой момент «ожить» под ступнёй. Подошвы сапог  скользили по мелкой каменистой крошке. Чудом не навернувшись в курумнике , Иван вслед за проводницей сбежал вниз. Тут плотно поднимались мшистые лиственницы, а к берегу вела слабо протоптанная тропа.
  – Кто же здесь ходит?
  – Звери, – не оборачиваясь, объяснила Тоня.
Холодок, так и не исчезнувший из груди после появления медведя, снова сгустился под сердцем. Он ускорил шаг, приблизившись к Тоне почти вплотную. Впрочем, не настолько, чтобы она, что-то заподозрила. Ещё насмешек её не хватало.
В следующую ходку перетащили рюкзаки и последнюю сумку с продуктами. На этот раз переход обошёлся без приключений.
Оставив вещи за осыпью, вдвоём налегке вернулись к моторке. И снова пришлось заходить в реку. Через лес, залитый водой, толкать алюминиевую посудину не рискнули: не известно, что там прячется под мутной жижей. Решили провести лодку по самому краю осыпи.
Дно неприятно заскрипело, карга  приподняла моторку одним бортом. Они упёрлись из всех сил, и моторка неожиданно легко скользнула на открытую воду. 
Спешно побросали в лодку вещи. Тоня тревожно глянула на часы:
–  Через пару часов темнеть начнёт. Должны успеть в дальнюю избушку. А эта – странная здесь неподалёку. Но мы туда не пойдём. Так ведь?
Иван проверил крепление мотора:
– Конечно. На Ветерке двинем?
 – Сначала на шесте. Отойдём на всякий случай подальше.
Иван послушно потянулся за двухметровым инструментом.
 К счастью, долго толкать не пришлось. Уже метров через двадцать, Тоня, занявшая место на корме, опустила Ветерок в воду, и последние километры до зимовья моторка пробежала по свободной воде на одном дыхании.

Глава 6
Часов в пять в первых сумерках они припарковались у каменистого языка, «лизнувшего»  реку на крутом повороте. За ним начинались заросли осинника, хорошо натоптанная тропка поднималась между зеленоватых стволов к нужной им избе.
– Тут вообще не далеко идти, вон там она в кустах. – Неожиданно Тоня резко обернулась. – Ты это видишь? – Чуть ли не шепотом спросила она.
– Вижу, – так же шёпотом ответил Иван. – Мы избой не ошиблись?
На камнях валялись две консервные банки, в кустах запуталась порванная сеть. Проводник подняла консерву, рассматривая.
– Чего увидела, – заинтересовался Поддубный.
– Да, пока непонятно, – она осторожно опустила банку обратно. – Интересно, кто это здесь так свинячит? Наши так бы не сделали. Пошли посмотрим?
– Пошли, – без особого энтузиазма согласился геолог. – Не ночевать же на улице, или хуже того в нижнюю избу возвращаться.
Иван вытащил нос лодки на берег, и они гуськом углубились в осинник. Женщина двигалась впереди, сторожко оглядываясь. Сообразив, что не слышит её шагов, Иван тоже постарался топать потише. Через пару минут он криво усмехнулся: у него так тихо не получалось. Перед прогалинкой геолог заметил, что Тоня проверила предохранитель ружья.
Длинная прокопчённая труба слабо дымилась. Вокруг избушки валялись пустые жестяные банки из-под тушёнки и стеклянные суповые. А перед низкой прокопченной дверью был кинут матрас с пожжённым углом. Похоже, горел он недавно, стойкий запах палённой ваты ощущался явственно.
Они переглянулись. Тоня скинула ружьё с плеча. Иван придержал её:
– Я первый. Ты страхуй, – он говорил шёпотом, но голос звучал уверенно.
Тоня несколько удивлённо глянула на Ивана. В этот момент она поняла, что за мужчину, стоящего рядом, в случае необходимости можно спрятаться. Для неё эта возможность вообще была главным признаком настоящего мужика. Но делиться подобными мыслями с Поддубным Тоня не за что бы не стала. Еще чего? Пусть старается, а уже  там посмотрим.  Она послушно кивнула, отступая чуть в сторону, чтобы вход оставался в прямой видимости.
Иван сноровисто подскочил к избушке. Ссутулившись, постоял прислушиваясь, и дёрнул за ручку. Спину скрыла захлопнувшаяся дверь.
Избушка была пуста. На полу наплёвано, доски усыпаны какими-то бумагами, похоже, разорвали на листки тетрадь отзывов. Стол замусорен, крошки, бычки, перевёрнутая на бок пустая консервная банка. В буржуйке дотлевали угольки. Если пошурудить и подкинуть щепок, вполне можно разжечь. Значит, ушли недавно, час, не больше. А то и меньше.
Он осторожно открыл скрипнувшую дверь: ещё стрельнёт ненароком. Тоня вопросительно оторвалась от мушки. Он мотнул головой: «Подходи». Она медленно с опаской двинулась вперед, не опуская ружья.
– Мда,.. – Тоня возмущённо качнула головой. – Какой же гад тут порезвился? Сколько живу, не помню такого. Хотя, – она обернулась к Ивану тоже застывшему у порога.  – Как-то отец рассказывал, сбежавший зэк давно-давно мамаем прошёл по избушкам. Всё сожрал, что нашёл, вот так же примерно.
– Так у вас тут что, и зэки бегают? – Поддубный отступил на улицу, за ним вышла и Тоня.
– Был случай. Нормальный человек такого бы не натворил. А здесь, в тайге, все нормальные. Ну, кроме вот таких сволочей. – Она с тревогой глянула на закатное небо, темнеющее прямо на глазах. – Что-то мне тут ночевать не хочется.
– И мне. Что делать будем?
– А что делать? Надо возвращаться.
– В ту загадочную избушку?
– Ну да. Выбора-то нет. Эти могут появиться в любой момент.
– А их двое, что ли?
– Похоже. Консервные банки разные люди открывали. По краям видно.
– Тогда давай поторопимся.
– Давай.
Обратно под горку они добрались быстрее, чем двигались к домику. Пока спускались по тропке, Иван, шагавший последним,  несколько раз беспокойно оглядывался. Он не мог отделаться от ощущения, что за ними наблюдают. Раз даже показалось, что качнулась ветка осинки, отпущенная острожной рукой. В это момент он еле сдержался, чтобы не рвануть к лодке бегом. Собрав все моральные силы, он даже не стал торопить, казалось, неспешно двигающуюся впереди женщину.
Наконец, Тоня, тоже тревожно поглядывая на берег,  забралась в лодку. Столкнув посудину,  Иван запрыгнул следом.
Отплыв на середину речки, на этот раз от кнопки завёл мотор, и лодка, задрав нос, устремилась вниз по течению. Берег, неожиданно ставший чужим и опасным, отдалялся. Оба проводили его напряженными взглядами.
    Если бы Тоня не велела ему повернуть к берегу, сам Иван никогда бы не нашёл эту избушку. Она и стояла необычно, на противоположном берегу от разорённой хибарки. К реке тут  спуск каменистый, это склон той коронованной скалы, сползающей к самой воде, и дорожку не заметить, как не старайся. Только уже встав на неё, можно догадаться, что когда-то здесь проходили. Но, судя по всему, очень давно. Не ближе, чем в начале лета. Во всяком случае, Тоня была в этом уверенна. Уже радовало, эти варвары сюда не добрались. Хотя, они же без лодки, значит, по берегу двигались. Если, конечно, двигались и  если отыскали домик.
Тоня, пояснив, что здесь, около избушки, воды нет, посоветовала набрать пятилитровую баклажку из Таюмбы. Захватив рюкзаки, затянули судно повыше. Лодка скрипела по камням, с трудом подняли от воды метра на полтора. По команде Тони, наломали веток малины и карликовых берёзок, кое-где спускающихся по дальнему краю насыпи. Накидав сверху, отошли подальше, проверяя.
 – Если не приглядываться, не видно, – в полголоса резюмировала Тоня. – Двинули, а то скоро совсем стемнеет.
Топать по мрачной еле угадываемой тропинке в стремительно сгущающейся темноте это как со зрением  минус три пытаться прочитать мелкий шрифт на договоре. Сапоги то и дело цепляли выпирающие булыжники, мысками пинали невидимые бугорки. Или проваливались в незамеченные ямки. Даже Тоня, двигающаяся в паре метрах впереди, пару раз споткнулась. Разок по лицу до искр в глазах стеганула ветка редкого здесь куста. Но Ивану хватило. Вытерев слёзы, он постарался удвоить бдительность, теперь периодически вытягивая руку перед собой. Оба молчали, на ходу пытаясь прислушиваться. Тайга, раскинувшаяся в некотором отдалении,  шумела. На разные голоса поскрипывали камни под ногами, ветер шуршал далёкой листвой, в тёмном небе плыли тяжёлые тучи.
Избушка вынырнула из темноты неожиданно. Она стояла прямо на осыпи, неизвестно каким образом цепляясь за камни. Крыша, затянутая рубероидом, как и других избушек, низенькая, под стреху разве что ползком подлезешь.
Внутри темно, за сумрачным окошком поднимается громада коронованной скалы. Под ним у стены грубо сбитый столик на четырёх ножках. Керосинка.  Тоня тут же  сняла стеклянный колпак. Чиркнула спичка, и слабый огонёк неуверенно закачался, улавливая самые слабые движения воздуха.  Неуверенный свет выявил два настила, один пошире, другой узкий – на нём лучше не вертеться, можно свалиться сонным. На стенке у входа, как обычно, полка с консервами, тут же металлическая коробка с крупой, ага, греча. Сбоку примостились спички и пару листиков бересты для растопки. На стене традиционная тетрадка отзывов.  Буржуйка чистая, без золы. Последний, кто заходил, оставил образцовый порядок. Избушка, как избушка, пока никакой мистики.
  – Дрова должны быть у стенки с солнечной стороны, глянь. А я пока котелок приготовлю.
Иван молчком шагнул за порог.
Едва первые огоньки ухватили нижние поленья, Тоня отрезала от шмата сала небольшой кусочек.
Переглянувшись с Иваном, склонилась над печкой.
– И я тоже хочу, – Иван отрезал кусочек побольше.
Почему-то ему показалось, что Тоня неоправданно экономит. Что-то приговаривая, она кинула на дрова сало, и оно зашипело, плавясь. Иван, мысленно попросив у духа домика поддержки и прощения за то, что потревожили, засунул в нутро буржуйки и свой кусочек. Теперь рядом плавились два.
– Ну всё, с церемониями покончено. Ждём воду.
Иван вдруг почувствовал, как устала натруженная за день спина. Он и на самых интенсивных тренировках по самбо в молодости так не уставал, как здесь, на реке. Сдерживая кряхтенье, улёгся, не поднимая ног, на полати.
Уютно потрескивала печурка, за чёрным окошком завывал нестрашный теперь ветер, и на душе спокойно. Как же мало человеку надо для умиротворения! Тоня суетилась у буржуйки, проверяя готовность пшёнки с тушёнкой. Пока продуктов хватает, запасы избушек они ещё не трогали. Может, обратно пойдут, и пригодятся.
Наконец Тоня разложила густую кашу по личным тарелкам. Молча поели. Каждый сам вымыл за собой посуду. На чай Поддубного уже не хватило. Не раздеваясь,  завалился на узкий топчан. Ещё пару минут он слышал, как проводник переливает горячий напиток в кружку, что-то достаёт из рюкзака, а на исходе этого времени уже крепко спал.   
Ночью ему снился незнакомый голос, что-то нашептывающий в уши. Голос был спокойным и доброжелательным. А проснулся Иван с неясным словами, застрявшими в сонном мозгу: «Ищи под ликом».
За окном разливался яркий восход, весело тренькала незнакомая пичужка, второй топчан пустовал. «Ну что ж, надо будет поискать этот неведомый лик. Интересно, что за лик, на скале или где?» Почему-то он не сомневался в его существовании. Потянувшись, Иван тоже поспешил на улицу.
 Костерок развели уже по обычаю, на улице, перед этим наведя порядок в домике. Иван вычистил буржуйку, а Тоня прибрала на столе и на топчанах. Выпив по кружке горячего чая с уже изрядно посохшим хлебом, но не утратившим замечательного вкуса, пошагали к лодке. Отплыли от гостеприимной избушки на рассвете.

Глава 7
Река парила, клубы тумана тянулись навстречу, обдавая сыростью и свежестью. Небо очистилось, голубые островки проглядывали в туманных разрывах, настраивая на мирный лад. Было прохладно, не больше пяти тепла, оба кутались в бушлаты. Место причала к разорённой избушке проплыли на скорости, провожая напряжёнными взглядами неуютный берег. Иван прислушался к себе. Неожиданно кольнуло дурное предчувствие, и окрепло ощущение чужого взгляда. Стараясь не выдать свои ощущения, покосился на Тоню. Женщина тоже не отрывала глаз от замершего в утреннем полусне берега. Ветерок кинул на лоб прядь волос, и она, оторвавшись от наблюдения, закинула её назад. Медленно лодка миновала подозрительный участок, и Иван, глубоко вздохнув, снова уставился вперёд по ходу движения. Узкая Таюмба продолжала вилять, словно её рисовал младенец, которому сунули в руку ручку и подставили листок бумаги. Он решил, что не будет говорить Тоне о сових подозрениях, тем более, что все они непонятно на чём основаны. Ну, показалось ему. Так, может, это мнительность сыграла с ним злую шутку. Или он подсознательно сам настроил себя на тревогу. В любом случае, пока одни домыслы. Не хватало еще на насмешку нарваться.
Часа через три река резко обмелела, и Ивану пришлось снова взяться за опостылевший шест. После десятка толканий почувствовал, что начал согреваться, а то, пока сидел на носу, продрог: стылый ветер пробирал насквозь. Туман давно растаял, но от реки по-прежнему тянуло сырым холодом. Берег пошёл крутой и неприступный, высоченные овражные края нависали над шумливой водой.  По правой стороне лиственницы сменились тенистым непролазным ельником, по левой тянулся березняк, скорей всего поднявшийся после пожарища. И с обоих сторон поднимающиеся вдалеке холмы, заросшие лесом, верхушками подпирали хмурые небеса. 
Тоня первая нарушила утреннюю тишину:
– Как спалось?
Иван шевельнул плечом:
– А ты знаешь, неплохо спалось. Сны видел.
– Про что, помнишь?
– Точно не скажу, но вроде как все положительные. Кстати, голос слышал.
– Что говорил?
Иван с трудом вытянул застрявший шест:
– Так, шептал что-то на ухо. А проснулся с точным указание искать под ликом. Не знаю, что за лик, но теперь буду еще внимательней осматриваться, и не уйду, не перекопав всё, что можно.
– Интересно. А мне ничего не снилось. Как легла, так и встала. Вот они, родимые – она вытянула шею, рассматривая что-то впереди. – Пороги. Придётся повозиться.
Речка здесь раздалась, правый берег отступил вместе с деревьями, заполнив пологое пространство кустарником. Лодка заскрежетала дном по камням, и Иван вопросительно обернулся к проводнику.
– Что делать будем?
Перекинув ремень ружья за спину, Тоня неторопливо выбралась из лодки:
– Попробуем протолкнуть в самом глубоком месте. Вылазий.
Сапоги погрузились по щиколотки, это около берега, ближе к середине немного глубже. Иван, не дожидаясь распоряжений, направился к противоположному боку лодки, где относительно глубоко. Ухнув почти по колено, уцепился за борт. Крепкое течение сдавило сапоги, как тисками.  Внутрь потекла вода, ноги схватило холодом. Стараясь не обращать внимание на немеющие ступни, ухватился за борт. Тоня взялась с другой стороны. На счёт раз-два двинули. Камни заскрипели под днищем, и лодка сдвинулась. Поднажали ещё чуток, и скрежеща и поскрипывая моторка пошла. Старались сталкивать её на относительную глубину, но и там металл цеплялся за каменистое дно. Ноги быстро заледенели, озноб пробирался выше и выше. Сначала заледенели голени, потом холод охватил мышцы бёдер, сжал мёрзлым обручем талию, и стало труднее двигаться: жилы словно задеревенели.  Кроме того, приходилось постоянно поглядывать под ноги: попади ступня на камень, и оскользнёшься. Каждый шаг давался с неимоверным усилием, будто шагали по горло в воде.
Мелкое, но стремительное течение, толкая ледяными ладошками, старалось сбить  людей с ног. Но даже физическое напряжение не избавляло от холода. Иван сжимал зубы, стараясь не выдать ощущений. Уже в самом конце перехода, когда моторка неожиданно легко прыгнула вперёд, он в довершение неприятностей, плюхнулся в реку плашмя. Тоня охнула, а он тут же подскочил, насквозь промокший, шёпотом матерясь.
– Живо к берегу! – Тоня перебралась к носу, находя рукой верёвку.
Он не стал себя упрашивать, тем более, что моторка уже приткнулась к травянистому берегу, круто уходящему вверх. Тоня торопливо обернула конец за тальниковый куст, завязав крепкий узел.
Иван скинул сапоги, вылив из них по пол ведра воды. Стянул бушлат, с которого текли ручьи, расстегнул ремень брюк. Спохватившись, вытащил рюкзак. Кое-как развязав непослушными пальцами, вытащил сухие вещи. Проводник, порыскав в кустах, вернулась с охапкой сушняка.
Пока Иван раздевался, робкий дымок поднялся над кучей валежника.
Торопливо переодевшись в сухое, дрожа всем телом, он подсел к разгорающемуся костру.
Тоня, вытянув из своего рюкзака шерстяную, похоже, самосвязанную кофту, в пол голоса ворча на неуклюжесть мужчин, завернула в неё Поддубного. Он с благодарностью принял заботу.
Костерок разгорался, и подеруха  постепенно отпускала. Он поочерёдно вытягивал руки к огню, и пальцы вскоре тоже отогрелись. Мокрые сапоги и такую же одежду Тоня развесила на расставленных вокруг костра шестах, которые вырубила в тальнике, и от вещей поднимался пар. Потом она вырубила пару палок с вилками на конце, и они скрестились над огнём, легко удерживая котелок с водой.
 – Будем обедать, – она глянуло на затянутое мутью небо.  – Тут недалече последняя избушка есть, из тех, что на отцовской карте помечены. Попробуем успеть сегодня. Надеюсь, до неё те варвары не добрались.
За секунду до её слов Иван подумал о том же. Хмурясь, он покивал:
– Да уж. Не хотелось бы.
– Ладно, будем рассчитывать на лучшее. Счас быстренько кашки сварганю. Поедим, да тронемся. Тут вроде можно на моторе проскочить. А одежду твою уже на месте досушим.
Вода в котелке закипела, и Тоня засыпала туда кружку крупы.
После обеда ароматной кашей, заправленной кусочками сала, Иван понял, что окончательно согрелся. Вот только в чём же ему идти? Одежда ладно, можно закутаться в одеяло из запасов, что прихватила Тоня, но обутки другой не было. 
Его сомнения разрешила Тоня:
 – Забирайся в лодку пока так, босиком, там избушка почти на самом берегу, доберёшься как-нибудь.
Иван с сомнением покачал головой, но спорить не стал. Другого варианта всё одно нет. Придётся потерпеть. Сам виноват, надо было крепче за лодку держаться.
Избушка выплыла из-за поворота часа через два. Всё это время Поддубный просидел на носу, поправляя сползающее одеяло на плечах. И снова продрог.
Лодка двигалась на малых оборотах, но слава богу, без остановок. Река то раздавалась в стороны метров на десять, подмывая крутые берега, то сужалась чуть ли не в два раза, накатывая волной на купающиеся в воде тальниковые ветки. Неожиданно начало подтекать дно лодки.  Тоня предположила, что подорвали немного на перекатах. Пока, к счастью, не критично. За всю дорогу после обеда она всего лишь разок, не выпуская из одной руки руль, другой вычерпала накопившуюся воду. Иван порывался её помочь, но проводник махнула на него рукой:
– Сиди уже, помощник. Опять промокнешь. Ещё заболеешь, возись с тобой потом.
Иван вздохнул и промолчал. Заболеть точно не хотелось, тем более, что ближе к вечеру начало холодать, и он почувствовал, как ветерок всё глубже проникает под одёжку.
Наконец, укоренившаяся в травянистый грунт, метрах в двадцати от воды показалась следующая охотничья избушка. Лодка с заглушенным мотором медленно ткнулась в глинистый берег. Но выходить оба не спешили: в воде покачивалась вскрытая консервная банка. Тоня, не выпуская из поля зрения, казалось, не жилую избушку, выловила её. И тут же выбросила в траву с кратким комментарием:
– Те же самые варвары. Знакомый почерк. Иван тоже присмотрелся к краю открытой банки, но ничего знакомого так и не увидел. Однако Тоне поверил с первого слова. Пока она не ошибалась.
Иван на всякий случай подтянул поближе мокрые сапоги, вдруг придётся срочно надевать, а Тоня положила на колени ружьё.
– Какие будут предложения? – Иван говорил шёпотом.
 – Да ладно, можешь не шептать, если здесь кто есть, всё равно мотор слышали. Думаю, надо осмотреться. Похоже на то, что избушка пустая. Ночевать в палатке у меня желания нет. Ещё наночуемся. Да и тебе досушиться надо.
Иван скинул одеяло:
– Тогда пошли?
– Пошли, – Тоня перекинула ноги через борт.
– Подожди, я сапоги натяну.
Перед избушкой остановились, прислушиваясь. Обычные лесные звуки: скрип деревьев, шуршание листвы на вершинах покрасневших, словно девушки, услышавшие нескромное слово, осинок. Иван жестом показал, что он пойдёт первым. Кивнув, Тоня отступила в сторону, приклад ружья прижался к плечу. Но пока не целилась.
Дверь отворилась с лёгким скрипом. Пусто! Обернувшись, он мотнул головой, приглашая проводника подойти, и сам нырнул в тёмное нутро домика.
Опять на столе мусор, те же бычки, консерва. Что они тут ели? Ага, перловый суп. Но почему бы не выбросить куда-нибудь, не прикопать? Что за неуважение к людям? Похоже, те, кто наводил беспорядок в домиках, думать о ком-нибудь, кроме себя были не приучены.
Печка, сложенная из камней, холодная. Золу, конечно, никто  и не подумал вычистить.
Тоня заглянула в поддувало. Выпрямившись, вынесла вердикт:
– Топили давно. Ника не меньше двух дней, а может, и больше. Дом выстудился полностью.
Иван присел на голые доски топчана:
– Будем ночевать?
Тоня устало опустилась рядом:
– Думаю, рискнём. Дверь изнутри закроем, из лодки всё сюда перенесём. Похоже, ночью дождь будет. Палатка – не выход.
– Лады, давай порядок наводить, что ли?
– Давай. Только ты сиди и сапоги сними. Они же, поди, ледяные.
Иван вынужденно покивал:
 – Ладно, в следующий раз я тебе помогу.

Глава 8
– Выбросив за дверь затлевший матрас, рецидивист Малахай, высокий, ощутимо сильный, с узловатыми ладонями, которые портили скрюченные пальцы, когда-то жилы в драке порезали,  крепко выматерился:
 – Ну Тюня, ты точно Тюня, так тебя через так.
Тюня – по плечо Малахаю, но шустрый, с вечно прищуренным глазами, в котором навсегда застыли недоверие и опаска, плюнул в угол избушки, не вставая с полатей.
– Я чё, виноват? Заснул, а окурок вывалился.
– Окурок у него вывалился, я огузок не вывалился? – уже теряя запал, проворчал он. – Сгореть же могли. Причём естественно.
– Ну, не сгорели же.
– Ладно, вставай, хорош валяться. Счас часа три, до вечера должны успеть. Жрать охота, может, тут ещё по берегу где избушка найдётся.
Тюня рывком скинул ноги на земляной пол:
– Пожрать я не дурак.
Оба остановились за домиком, настороженно поглядывая на раскачивающиеся лиственницы: ветер тянул плотный, коротко стриженные головы мёрзли. Наконец, застегнув телогрейки на все пуговицы, неуверенно пошагали выстроившись гуськом: впереди Тюня, Малахай замыкал. 
Идея пошарить по охотничьим заимкам подал Малахай, почти местный житель, он когда-то пахал в одной шарашке под Красноярском, а там такой домик стоял на ручье. На этом же ручье, дальше по течению и промышлял с ситом Малахай.
Тюня, загремевший на первый срок по хулиганке, уходил на зону из Саратовской области, и в таёжных делах почти ничего не смыслил, полностью доверяя опытному напарнику.  Он и в побег пошёл, поддавшись на посулы Малахая, обещавшего чуть ли не золотые горы, а, точнее, золотые ручьи, на деле оказавшиеся мифическими. Зачем он взял с собой в побег неопытного первоходку, на что рассчитывал опытный зек, было непонятно. Толку с Тюни в тайге, ну примерно как с эвенка в городских трущёбах. К тому же золото в местных водоёмах, если и было, то в мизерных количествах. Да и извлечь его оказалось нечем, ни инструмента, ни каких присоб для золотодобычи у них не было.
Скорей всего Малахай не был до конца искренен с Тюней, тая от напарника по побегу  какие-то свои только ему ведомые планы на будущее. Тюня начинал что-то такое подозревать, но твёрдого мнения на этот счёт сложить не мог. Фактов мало. Они собирались отсидеться в этих местах, пока там, в лагере не утихнет шум после их исчезновения, а у краснопогонников не иссякнет желание рыскать в поисках беглецов по необъятным просторам эвенкийской тайги и редким местным посёлкам.
 Проблему пропитания пока решали за счёт заимок, разорив уже вторую, но оба понимали, долго так продолжаться не могло, или избушки закончатся, или повстречается какой-нибудь не слишком вежливый охотник, владелец домика. Вряд ли такая встреча принесёт им положительных эмоций, хотя тут ещё как посмотреть, неизвестно на чьей стороне фарт ляжет. Во всяком случае, убивец Малахай никакими нравственными нормами себя не отягощал, прихлопнуть человека рука бы не дрогнула. Да, ружьё им бы пригодилось.
Моторная лодка проскочила по реке, когда солнце встало над тайгой в полный рост.  К этому времени они удалились от домика километра на три. Пройти больше просто не получилось, заваленная буреломом и валежником тайга, не позволяла развить скорость хотя бы пешехода. Плелись не больше километра в час, как предположил Малахай, пытаясь отдышаться после очередного подъема на заваленный булыгами склон невысокого, но давшегося чуть ли не с кровью, холма.
Забыв про усталость, рванули к берегу, чуть ли не наперегонки, будто в спортивном беге с препятствиями перепрыгивая камни и подгнившие стволы. Успели в самый последний момент, проводив корму лодки исчезавшую за изгибом реки, злыми глазами. Но то, что в ней всего двое, мужик и баба, разглядеть успели.
Моторка двигалась в сторону разоренной избушки, оставленной ими несколько часов назад, и это предстояло обдумать. Тяжело дыша, беглецы уселись на травянистый край высокого берега, круто спускающегося к воде.
Ноги подрагивали, дыхание долго не могло успокоиться. Первым молчание нарушил Тюня:
 – Ну, что будем делать?
Малахай кивнул:
– Будем, естественно. Делать. Сам что думаешь? – он смотрел искоса, по старой лагерной привычке стараясь не встречаться взглядом, будто вскользь.
Тюня поёрзал:
– Чё думать? За ним надо топать. Может, жратвой какой поделятся.
Малахай поднял голову, всматриваясь в противоположный берег, тоже высокий, но каменистый.
– А не поделятся, вежливо попросим. Пошли, чё расселся, – он упруго поднялся, отряхивая штаны.
Напарник подскочил следом.
Они миновали уже почти половину пути до разорённой избушки, когда звук мотора снова растревожил таёжную тишину. Оба замерли, напрягая слух. До воды метров пятьдесят, да через заваленный гнилыми стволами и крупными булыгами лес. Опять не успеют. А лодка явно двигалась навстречу.
– Что б вас, – уже понимая, что они снова остались не у дел, выругался рецидивист.    
– Может, рванём? – Тюня, готовый сорваться с места, повернулся к старшему товарищу.
– Ага, чтобы ноги переломать, – он снова собрал в конструкцию несколько витиеватых выражений. – Они издеваются, что ли?
Первоходка расслабился:
– Наверное, не захотели в нашем домике останавливаться. Не понравилось.
– Естественно. Кому понравится  в бардаке ночевать, – задумчиво протянул Малахай. – Это мы ошиблись. Не мог прибрать, хоть малость?
– А чё я? Ты и не говорил ничего.
– А у самого мозгов вообще нет?
Тюня, обидевшись, засопел, но ответить не решился. Хотя на язык лезло. 
– Выходит, в той стороне ещё домишко имеется. В него-то  они, похоже, и едут ночевать.
– Может, найдём?
– Найдёшь тут, – рецидивист задрал голову. – Стемнеет скоро. Айда, куда шли. Хоть крыша над головой будет.
– А пожрать так и не нашли,  – уже начиная движение, заметил Тюня.
– Ладно, придётся не жрамши ночевать. Может, что завтрева получится.

Моторка прошла мимо затаившихся в кустах зеков поутру. Сегодня они встали рано, животы, подведённые голодом, долго разлёживаться не позволили. Лодка двигалась ходко, чуть приподняв нос. Баба, кстати, довольно симпатичная, за рулём, мужик на носу. И оба пристально так рассматривают берег. Не удивительно, понимают, что гости, давеча заглянувшие в домик, не из лесных людей. Вот и настороже. Малахай расстроено цокнул. Знал бы, что так сложится, заставил бы Тюню языком избушку вылезать. И были бы у них и лодка, и оружие и хавчик. И ещё что-то наверняка не лишнее, мешки и сумки, сваленные на дно лодки, приятно полнились. 
Дождавшись, пока моторка скроется за поворотом, оба неспешно выпрямились. 
– Ну шо, потопали?
– Ага, – Тюня жизнерадостно кивнул. – Будем догонять?
– Естественно. Жрать-то что-то надо. А у них, видал, полные рюкзаки. Может, ещё чего полезного с них снимем.
Сглотнув слюну, Тюня снова занял место в главе их маленькой колонны. Ещё в самом начале робинзонады так решил Малахай. Мол, у тебя глаз моложе, если что и опасность заметишь первым. Тюня не спорил. Он вообще избегал спорить с напарником, признавая его авторитет не только в лесных делах, но и помня высокое положение Малахая в табеле о рангах лагеря.
 Через минуту спины беглых лагерников, обтянутые чёрными телогрейками скрылись в густой прибрежной зелени.
 
Глава 9
Из-за крутого поворота, окаймлённого высокими обсыпающимися берегами,  выплыла сползающая в воду галечная коса. Дальней стороной она терялась в густом смешанном лесу. Ближайшая часть косы завалена галечником, а мере удаления от воды сначала редкий, а потом всё гуще и гуще заполнял открытое пространство  цветущий иван-чай. 
Тоня без разговоров направила лодку к берегу. На немой вопрос геолога пояснила, что хочет набрать травы для чая. Иван, с удовлетворением глянув на чистое небо, залитой по-августовски мягким солнечным светом, молча кивнул.
Дело клонилось к обеду, река с самого утра баловала путешественников ровным без мелей и заломов течением, и настроение было вполне радушное.
Метёлки Иван-чая поднимались высоко, почти по грудь, Поддубный думал, что они и идут в чай, но рвали, как подсказала Тоня, только листья со ствола.
– Остановимся когда, подсушу малость, он ещё вкуснее станет.
Иван собирал молча, наслаждаясь запахами, умиротворённый и почти счастливый, но в дальнем уголке мозга постепенно рос червячок беспокойства. Те недоброжелатели, которые наблюдали за ними с берега, а он почти не сомневался, что таковые имелись, наверняка пойдут следом. Тут простая логика. Раз обобрали запасы избушек, значит, в лес пришли без припасов. Местные сразу отпадают, лесные жители в тайгу без продуктов, ружья и разной мелочёвки, вроде спичек, рыболовных принадлежностей и ножа, не сунутся. Выходит, чужие и к визиту в тайгу явно не готовы. Вариантов тут самое большее два: беглые зеки или какие-нибудь заблудившиеся туристы. Во второй, исходя хотя бы из закона подлости, верилось  меньше. Да и откуда тут туристы, что им делать на Таюмбе в конце лета? Речка неприметная, в никаких туристических маршрутах не обозначена. Ни для гребли, ни для плота не приспособлена, в силу мелей и прочих пакостей. Значит, будем исходить из самого неприятного варианта – беглых зеков. А вот с ними встречаться совсем не хочется. Предельно ясно, что пока на их стороне скорость передвижения – моторкой, несмотря на обилие петель и заворотов, всяко-разно быстрее, чем на своих двоих по заваленной буреломом тайге. Да ещё прыгая по горкам, пробираясь через колючий шиповник,  оступаясь на курумниках и сползая по осыпям. Интересно, что по этому поводу думает Тоня?
Он нашёл взглядом проводника, кулаком утрамбовывающего собранную траву в матерчатый мешочек, только что извлечённый из недр её рюкзака. А почему бы и не спросить напрямую? Всё-таки вместе рискуем.
Кидая в мешок последнюю охапку Иван-чая, он присел рядом на корточки:
 – Тоня, слушай, спросить хочу.
Она подняла на Поддубного взгляд, в нём искрилась легкая смешинка:
– Хочешь, спрашивай.
Он почесал над ухом:
  – Как ты думаешь, кто в домиках побывал перед нами?
Искринка пропала в момент. Затянув мешочек, поднялась. Выпрямился и Иван.
– Думаю, зеки беглые. Или, что тоже возможно, бандюки какие-то, натворили чего и прячутся в тайге. Поплыли дальше, – она закинула ношу в лодку, устроив мешочек на лавке. – Воду надо вычерпать.
Иван дёрнулся, перехватывая кружку, к которой уже тянулась женщина.
  – Я вычерпаю.
Тоня, не меняя серьёзного выражения лица, кивнула.
– В любом случае, встречаться с ними не хочется.
Иван вылил воду в речку:
– А как думаешь, они за нами не пойдут?
Тоня кинула беспокойный взгляд по течению реки, в ту сторону, откуда они пришли.
  – Всё возможно. Будем надеяться, что или не рискнули за нами топать, берег-то завален не слабо, да горы, попробуй это всё обойди, или мы умудрились проскочить незамеченными.
– Что маловероятно, – прокомментировал Иван.
Она цокнула:
– К сожалению, тут ты прав.
– Выходит надо держаться настороже. И ночами тоже.
– Выходит так. Конечно, несколько дней форы у нас будет, но расслабляться нельзя. Я давно тебе это сказать хотела, но как-то всё сомневалась. А вдруг ошибаюсь.
– А теперь что, не сомневаешься?
– А вот как ты спросил, поняла, уже не сомневаюсь. И даже, если жестоко ошиблась, и никто за нами не идёт, в любом случае наша загородная прогулка закончилась.
– А что началось? Учения, приближенные к боевым? – Иван вылил последнюю кружку. – Можно ехать.
Оба непроизвольно торопясь, забрались в лодку и, только уже заведя мотор, проводник ответила:
– Что-то в этом роде.

Петля накручивалась на петлю, берег поднимался высокий, пошли холмы, упирающиеся где голыми, а где лесистыми верхушками в голубое небо, к вечеру покрывшемся блудными облачками. Пока прозрачными, но проводник без сомнения определила ухудшение погоды на завтра.
 – Пойдем ночевать, надо будет вещи с собой все забирать.
– Может, и мотор заберём?
Тоня подумала несколько секунд:
– Давай и его заберём. Хоть и вряд ли кто нас в ближайшие пару дней догонит, но бережённого, дальше сам знаешь…
– Хорошо.
После того как солнце спряталось за высокие холмы, еще час Тоня вела лодку. Узкое, но проходимое русло, казалось, бесконечно тянулось в обрамлении скал и курумников. Медленно сумрачная тишина опускалась на Таюмбу. Лиственницы, шапками укрывавшие вершины холмов, светились розовым исподним под закатными лучами. Начинало холодать, оба, не сговариваясь,  одновременно застегнулись на все пуговицы. Наконец, что-то для себя отметив, она решительно свернула к берегу.
– Последняя избушка с отцовской карты где-то здесь. Придётся поискать, точно место не знаю, не была. Но вроде как между двумя холмами она стоит, место очень похоже. Ты пока разгружай, а я пройдусь, гляну.
Иван выпрыгнул вслед за Тоней:
– Лады. Осторожней там.
На удивление, проводник не стала язвить или ехидничать. Молча кивнув, поспешила вверх по склону, теряющемуся в глубокой балке.
Поддубный отметил изменения в поведении женщины. Мысленно хмыкнув, отнёс их к собственному умению воспитывать барышень. Ну, кто из мужчин не ошибается?
Пока освобождал лодку, налетел прохладный ветерок, и речка только что спокойная покрылась бугорками волн. Слышались скрип раскачивающихся деревьев и тихое плескание реки. Ни птички, ни мышонка… Будто попрятались.
Сгрузив скарб на берег, стянул с полозьев мотор. Взвалив на плечо,  утащил повыше по склону, всё равно поднимать туда. Подумав, перенёс и остиальные вещи повыше, свалив их на хвойную подстилку под толстоствольной елью.
Погода продолжала портиться, небо затянулось непроглядной пеленой, по которой плыли тяжёлые тучи. Он успел еще вытащить лодку на берег, накрепко привязав её к мачтовой сосне, когда его окликнула Тоня. Он опять не услышал, как она подошла.
– Хватай вещи, счас ливанёт. И воды бутылку не забудь. Избушка тут, недалеко. Метров сто.
Мотор Тоня решила с собой не тащить. Поискав глазами, выбрала укромное место под низкими елями, и вдвоём упрятали движок там, укрыв брезентом и кинув сверху пару пушистых лап, наскоро срубленных умелой женской рукой. Суетясь, разобрали сумки и рюкзаки, Иван уже мизинцем умудрился зацепить пластиковую ручку пятилитрового бутыля.
Удалившись на десяток метров по еле заметной тропке, зажатой между крутыми склонами балки, она оглянулась. Нет, «Ветерок» не заметят. Жаль, лодку веткам не закидали, да уж ладно. Вряд ли кто ею сегодня заинтересуется. Погоня, если и есть, ещё далеко,  а другого народа тут сейчас не ходит. Ну, кроме них. Коротко глянув на тёмное небо, придавившее страдалицу-землю, она ускорилась, догоняя Поддубного.
Им не хватило пары минут. Избушка, похожая на все предыдущие, как подружки из одной деревни, уже виделась за крайними стволами, и в этот момент на плечи, словно мокрая тряпка упала. Ливень, хлынул мгновенно, и в несколько секунд они промокли насквозь. Тоня уже почти бежала впереди. Последним усилием удерживая готовую вывалиться из уставших пальцев поклажу, Иван тоже засеменил, стараясь не отстать от резво поддавшей женщины.
Избушка встретила их закрытой дверью. Ещё какое-то время заняло нащупывание ручки свободными пальцами. Наконец, Иван, ругаясь, а Тоня, приглушённо попискивая, заскочили в низкую дверь, похоже, даже одновременно. Скинув вещи в угол, обернулись, с весёлым смущением наблюдая за сошедшей с ума погодой.
Поддубный, освободив руки, резко захлопнул дверь, и в избушке разом стало тише.
– Дрова, слава богу, есть, сухие. Я печку растоплю. А ты котелок поищи, – Тоня через голову стянула энцифалитку, обдав напарника брызгами. Иван, морщась, еле разогнул сведённые судорогой пальцы. Вспомнив школу, сделал короткую гимнастику, приговаривая «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали». Тоня, улыбнулась, обернувшись от печки.
Скинув тяжёлый бушлат, с которого стекали ручьи, уложил его под дверь. Если уже быть луже, то пусть там. Ощущая озноб, охватывающий тело от кончиков пальцев ног до подбородка, выразившегося коротким стуком зубов, он склонился, отыскивая нужную сумку. Загремела посуда, и Иван извлёк прокопчённый котелок.
– Горяченького охота, аж зубы ломит.
– Это точно. Раздевайся, а то заболеешь. Сухие вещи есть?
– Найду.
Она пару секунд наблюдала за разгорающимися дровами. Подскочив, поставила на полати свой рюкзак. Заметив, что уже почти раздетый Иван не решается при ней снять трусы, без затей прикрикнула на него:
– Разгаляйся, я не смотрю. Простынешь, сам будешь лечиться, – она встала боком, давая понять, что не смотрит. А что увидит перефирийным зрением, так что ж? Как пугливые малолетки глаза закрывать? А свои вещи как доставать тогда? Да и чё она там не видела. Голую белую задницу, отчётливо выделяющуюся ниже загорелой спины? «А симпатичная!»
Устыдившись собственных мыслей, Тоня резко отвернулась, несколько поспешно извлекая из рюкзака свои тёплые вещи.
Иван быстро натянул веревку, зацепив её за специально для такого случая вбитые под потолком гвозди, и избушка стала напоминать постирочный участок в армии. Пахло сыростью и неуютом. Не хотелось ничего делать, даже есть не шибко тянуло, хотя и с утра без еды.
 Сухая одежда, одетая на мокрое тело, немного притушила подеруху, но познабливало. Подтащив лавку поближе, оба сели напротив медленно разгорающейся буржуйки, протягивая к огню, вырывающемуся из открытой дверцы, ладони. За окошком стемнело окончательно. По крыше глухо били крепкие струи дождя, за стеной завывал недобро ветер, тревожно постукивая неведомой веткой по стеклу. Иван думал, что если бы не этот огонёк печки, можно было решить, будто они одни во вселенной, брошенные в самой глухомани наедине со стихией.  Молчали, лишь иногда тишину нарушали пошмыгивания и кхеки.
Наконец, забулькала вода в котелке, установленном на колосниках буржуйки, и Тоня нехотя шевельнулась:
– Кашу будем варить?
Иван на секунду задумался, прислушиваясь к ощущениям. Нет, по-прежнему есть не хотелось. Хотелось, улёгшись на тёплый лежак, завернуться с головой в толстое одеяло.
 – Давай что-нибудь так, на скорую руку. Консервы у нас там ещё есть?
– Давай так, самой лень. А здесь чайку заварим.
– О, чаёк, это то, что нужно.
Каждый сам вскрыл консерву, Тоня выбрала для них сайру в масле. Раздала по сухарю, ложки достали свои. Пару минут, и ужин исчез. Отставляя пустую банку в угол, Иван понял, что его уже почти не морозит. А после нескольких глотков обжигающего Иван-чая, он и вовсе почувствовал, что согрелся.
Убрав посуду на стол, оба решили, что успеют помыть завтра, почти одновременно нырнули в спальники. Поёрзав, повернулись спиной друг к другу.
Уже засыпая, Иван подумал о преследователях. Если они есть, то сейчас застряли в тайге без крыши над головой. В туманном сознании появились образы двух прижимающихся друг к дружке мужиков, пытающихся укрыться под ненадёжной крышей из еловых лап и, в следующий момент он уже спал.

Глава 10
Да, еловые лапы, конечно, широки, но от потоков воды, обрушившихся на них пять минут назад, защищали слабо. Точнее, пару минут в самом начале ливня ещё как-то держали, отводя ручьи подальше от ствола, но хватило их ненадолго, и дождяка теперь водопадом обрушивался на их несчастные головы.  Моментально они вымокли так, словно искупались в одежде. А вода-то не летняя, тело охватила дрожь, и Тюня прижался к смолистому густо пахнущему хвоёй стволу, как к родной мамке в детстве. Рядом, привалившись к дереву с другой стороны, сквозь зубы ругался Малахай.
Ну сколько они прошли до вечера? Километров пять, самое большое, а эти, на моторке наверняка, вдвое больше отмахали. Такими темпами их еще неделю догонять. Если, конечно, не повезёт, и мужик с бабой раньше не остановятся. Что их сюда под зиму понесло, интересно? В любом случае, для них, бывших зеков, это шанс выжить в наступающей осени, здесь больше похожей на зиму где-нибудь в Ростове. И даже если этих в лодке хватятся и начнут искать, то в такой чащобе спрятать два тела легче, чем ту самую иголку в стоге сена. А местные зверушки помогут заховать навсегда. Косточки по лесу так раскидают, что никакая экспедиция, будь они все хоть чингачкуками, не найдёт. Так по пути объяснял Малахай, изредка подгоняя отстающего напарника. Тюня слушал молчком, никак не реагируя на слова напарника. Это был плохой признак. Рецидивист видел: Тюня не горел желанием продолжать погоню. Он всё чаще останавливался отдохнуть. Да и отставал он то и дело. Приходилось подгонять, или, набравшись терпения, ждать. Можно было попробовать наорать, запугать сопляка, попробовать сломать  окончательно, но Малахай нутром чуял, станет только хуже. Пока парень хоть и больше по привычке, но выполнял распоряжения старшего напарника, признавая его опыт и знания. А что будет, потеря он интерес с жизни, номинальную, но волю, просчитать невозможно. Вор знал, каждый реагирует по-своему, и одной схемы для всех не существует. 
Больше того, Малахай подозревал, парень и в его планах принимать участия не шибко рвётся, уже откровенно жалея о том, что согласился на побег. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Нехай терпит, назад дороги нет. Тем более, что долго мучиться ему не придётся. Пока они идут, Тюня будет жить, но после того, как лодка со всем содержимым станет их собственностью, и они переберутся в какую-нибудь избушку, где можно переждать несколько месяцев, парень станет не нужен. Живым не нужен. Малахай захватил Тюню в качестве «консервы», и пока менять планы поводов не видел. Конечно, прибарахлиться за счёт лодочников дело святое, но надолго ли их жратвы хватит? А тут под боком завсегда готовое мясо, свежее. Зимой он его заморозит, подвесив куда-нибудь повыше. Если не найдёт готовый, то придётся самому делать что-то вроде лабаза. Ну да инструмент будет, справятся. Может, Тюня и сделает. А самое главное, у этих, с лодки  – карабин! Опытный глаз Малахая узнал оружие с первого взгляда. Да, с карабином совсем другой разговор. И в лесу не пропадёшь, и если что, отбиться можно от нежелательных свидетелей. Ежели появятся.
Где-то через час, почувствовав, что начинает замерзать, по настоящему, словно зимой, в сугробе, навсегда, Малахай выгнал чуть живого Тюню из-под дерева, заставив ломать голыми руками ветки разлапистых пихт, как по заказу обступивших толствольную ёлку, под которой они пытались укрыться от дождя. К счастью, хрупкие ветки поддавались легко. Он знал, только пихтовый лапник в силу более плотного расположения иголочек, может спасти их от потоков воды. И сам ломал их с остервенением, не обращая внимания на не сгибающиеся пальцы и потоки воды, стекающие по лицу, и хлюпающие сапоги. У напарника получалось хуже, он вообще выглядел заторможенным. Малахай, кидая злые взгляды на парня, еле таскающего ноги,  кидал и кидал ветки, укладывая часть на хвойную подстилку под деревом, а другие наваливая одним концом на горизонтально торчащую  палку.
К тому времени, как там скопился приличный  ворох веток, из которых Тюня добавил в общую кучу от силы штук пять, рецидивист, наконец, решил, что достаточно. Двумя руками, еле удерживая воротник непослушными пальцами, подхватил Тюню за шкирку. Стянув с несопротивляющего парня насквозь мокрую телогрейку и полные жидкости сапоги, пинком заставил его забраться под дерево. Тюня, испуганно поглядывая на напарника, боком забрался глубже по хвоистой подстилке. Малахай, тоже скинув верхнюю одежду, упал следом, выбивая палку, держащую вторую кучу веток, ногой. И в тот момент, когда пихтовые лапы обрушились на людей, он уже крепко прижимал к себе дрожащее тело парня. Только так, он понимал, у них есть шанс дожить до утра.   
 
Глава 11
Дождь к рассвету так и не закончился, перейдя в мелкую досаждающую, словно мошкара, морось. Пробежавшись по очереди до кустиков, стали собираться. Нижнее бельё, штаны, кофта и портянки успели высохнуть, и даже сапоги просохли почти полностью, разве что внутри подошва чуть сырела, но под вновь вставленной стелькой было не заметно, а вот бушлат, не смотря на то, что на ночь Иван его выжал и повесил ближе всего к печке, оставался влажным и тяжёлым. Но выхода не было, пришлось надевать в том виде, в каком был. Тоня, видя сомнения Поддубного, как ему показалось, цинично прокомментировала: «Ничё, к вечеру высохнет, если дождь закончится». Ей легче, её энцэфалитка и промокла меньше и высохла быстрее.
Она уже поставила на заново растопленную печурку котелок с водой, намереваясь теперь уж точно сварить кашу. Иван, уложив вещи, выбрался на улицу. Несмотря на сыплющуюся с неба влагу, дышалось легко, лесной воздух, пропитанный терпкими хвоистыми ароматами, втягивался ноздрями, словно спасительное лекарство астматиком. Спрятавшись на верхушке сосны, чирикала какая-то позитивная пичуга. Стоял полный штиль, ни одна ветка не качалась, не поскрипывал ни один ствол. Продышавшись, Иван обошёл вокруг домика, сложенного из толстых сосновых брёвен. Поленница, укрытая куском рубероида, заметно просела, по сравнению со вчерашним вечером. Да, за дождливую ночь сожгли прилично. Догадавшись, что от него требуется, Поддубный отправился за топором и ножовкой.
Сухостой нашёлся быстро, но и он под ливнем отсырел, наверное, тоже насквозь. Подумав, Иван решил, что другого он всё равно не отыщет, а уложенные в поленницу дрова до зимы наверняка просохнут сами. Поплевав на руки, он подсел к комелю сушины с ножовкой.   
Пока Иван занимался заготовкой дров, Тоня сварила кашу. Запахи уже разлетались по округе через распахнутую дверь. Иван заканчивал укладывать охапку поленьев у сены, когда проводник пригласила его на завтрак.
Разделавшись с кашей, причём чуть ли не вылизав котелок, встали уже на улице,  оглядываясь. Ничего не забыли?
– Конечно, забыли,  – Тоня, опустив поклажу на порог, поспешила в избушку. – Тетрадь не заполнили.
Иван понятливо покивал головой, тоже пристраивая свой груз рядом с Тониным. Руки-то не железные.
Тоня справилась за пару минут. Снова разобрав вещи, на этот раз без остановок дотопали до берега. Лодка нашлась, там, где и оставляли, правда, оказалась заполненной водой на добрую треть. Достав из-под лавки алюминиевую кружку, приспособленную для вычерпывания, Иван занялся делом. Тоня, чтобы не стоять впустую, отошла к стоящему у берега кусту шиповника, усеянному мелковатой ярко-оранжевой ягодой.
– Добавлю к чаю, – пояснила она, срывая первые ягоды.
Установив движок, тоже удачно переживший вчерашний потоп,  на законное место, столкнули лодку. В это раз не спешили. Почему-то в этот утренний час обоим не верилось, что где-то может таиться опасность. После вчерашнего урагана, природа словно отдыхала, приходя в себя. Мирное тусклое ещё небо, но уже с голубыми просветами настраивало на такой же мирный лад и людей.
Тоня привычно заняла место за мотором, Иван, разогнавшись, оттолкнул лодку от берега. В последний момент перевалился через борт, умудрившись не замочить сапог. Перебравшись на нос, подтянул поближе шест. Заурчал двигатель, и моторка лениво повернулась носом против течения.
Теперь мели попадались намного чаще, крутые берега, словно сдавливали узкое русло поднимающимися прямо от воды скалистыми уступами, и Иван почти не выпускал шест до самого обеда, неожиданно натерев мозоль на левой ладони. Хотя, вроде уже привычный, и топор и лопата в руках бывают, а поди ж ты. Жаловаться он не собирался, но Тоня, по тому, как он стал беречь руку, а лодка снизила скорость, сама поняла: что-то там не так. Попросив показать ладонь, она осуждающе качнула головой:
– Как же это тебя так? Счас обмотаю чем-нибудь, – порывшись в сумке, она достала непочатый бинт.
 – Может, не надо, – попытался остановить её Иван, но Тоня, направив лодку к берегу,  упрямо мотнула головой:
– В тайге мелочей не бывает. Вроде мозоль, птху на неё, а вот в полную силу шестом уже не толкаешь. А где-то это может и аукнуться. Я уже не говорю о лопате. Как шурфы копать будешь?
Моторка забралась носом на мелководье, отчего корпус, заскрипев металлом, вытянулся вдоль течения. Тоня разорвала зубами упаковку.
Виновато шмыгнув, Иван протянул руку. 
– То-то, – затянув узелок на ладони, Тоня поднялась. – Посиди, я ещё шест вырублю. Вдвоём пойдём.
– Давай я.
– Сиди уже. Справлюсь, – вытянув из сумки топор, она выпрыгнула на глинистый берег, поднимающийся к склону лесистого холма.
С двумя шестами пошли быстрее. Мозоль вроде и не болела сильно, но саднила, и он невольно берёг руку, стараясь сильно не налегать. Без помощи Тони они скорей всего вообще бы на месте толкались.
Опять потянулись густые тальники. Кусты склонялись к реке, опуская в воду темнеющие ветки, словно деревенские тётушки, полоскающие бельё. Русло сузилось ещё на пару метров, склоны холмов хвоёй и мусором засыпали тёмную воду, и по ней тянулся слой зелени. В заливчиках зеркало реки покрывала болотистая ряска. Местами из реки вырастали острозубые скалы.
Толкалось тяжело, лодка двигалась медленнее черепахи. О «Ветерке» забыли окончательно. Тоня, тихо поругиваясь, подняла винт над кормой. Привал пришлось объявлять часов в двенадцать, оба умаялись до дрожи рук. Одежда на разгорячённом теле высохла, словно на разогретом бочажке, даже бушлат заметно полягчел и уже не казался сырым при прикосновении.  Хотя что там внутри, не понятно, как бы не заплесневел. Иван рассчитывал досушить его на ближайшем ночлеге.
Подходящий бережок искали больше часа, у края или сразу начинались почти вертикальные подъёмы, заросшие тальником, или частоколом вставали мелкие пихточки: не высадиться. Наконец, вытянутый вдоль реки лесок прервался неглубокой балочкой, имеющей свой метровой ширины бережок. К нему и подтянули лодку.
С трудом переставляя ноги, словно набитые ватой, Иван побрёл выше по каменистому дну навстречу мелкому ручейку. Давно хотелось по-маленькому.    
Тоня, обернувшись, поинтересовалась, куда он.
– Я рядом.
– Не ходи далеко, если по-быстрому, здесь делай. Я отвернусь.
– Ладно, – Ивану не хотелось спорить. Но и делать свои дела на виду у женщины ему не позволяла мужская гордость.
По правому бережку тянулись непроходимые кусты, за ними его никто не увидит. В тоже время далеко не отойдёт.
 Уже застёгивая ширинку, он услышал что-то вроде хэканья. Будто здоровый мужик угрожающе так прочищает горло. Уставший он непозволительно долго соображал, откуда в тайге мужики. И когда из тальниковой густоты на него уставились два крупных, со сливу, глаза, над которыми покачивались разветвлённые рога сохатого, он в первый момент растерялся. До морды животного метра три, не убежать. Ему показалось, на затылке волосы встали дыбом. Голова снова кхэкнула, и рога опустились ниже. Но злые глаза продолжали буравить человека. Рука сама потянулась к ближайшей ветке: то ли отломать хотел, то ли забраться повыше, это на тальник-то! Иван и сам потом не смог объяснить, зачем он это делал.
Лось утробно  загудел, голова опустилась ещё ниже, так что отростки рогов смотрели Ивану в лицо, и огромное тело его начало вываливаться из куста, явно собираясь боднуть Поддубного. В последний момент Иван на автомате сиганул в строну, и лось проскочил мимо, успев затормозить перед противоположной стенкой балочки.
Ему хватило доли секунды, чтобы развернуться. В это мгновение Иван судорожно соображал, что же делать. Он и не подозревал, что за такие крохи времени в голове могут прокрутиться десятки мыслей. Выводы не радовали: отступать некуда, спину упруго подпёрли кусты. Прыгать в бок – тоже не вариант. Второй раз сохатый на одну и ту же уловку вряд ли попадётся. Оставалось только одно – мужественно принять смерть. Другого исхода лось ему, похоже, не оставлял.
Выстрел оглушил и напугал Поддубного. Сохатый неожиданно качнулся, голова повернулась в сторону, видимо, он пытался разглядеть, кто это его так больно ударил, и передние ноги его подогнулись. Зверь, не спуская мутнеющего взгляда с Тона, замершей с карабином на изготовку, мягко завалился набок. Тревожный голос проводника вывел его из ступора:
– Ты цел?
Иван будто очнулся. Вдруг почувствовав слабость в ногах, он поискал глазами куда бы присесть:
 – Ага, цел.
Не найдя ничего подходящего, опустился прямо на мелкие камни дна. Нос сохатого, похожий на сгусток копчённого мяса, килограмма так на два-три, почти уткнулся ему в подошву сапога.
Подскочив, Тоня присела напротив. Положив ружьё на колени, она ощупала руки, ноги Ивана. Он оторопело смотрел на неё.
– Ух, слав богу! Ну ты и напугал меня.
– А чего? – он сглотнул пересохшим горлом. – Ничего же, обошлось.
– Обошлось-то обошлось, – Тоня уже выпрямилась, изучающее поглядывая на тушу лося.  – Всего разделывать не буду, а то придётся останавливаться. Мясо надо коптить или солить. Времени на это нет. Но пару кусочков отрежу, – она вытянула из ножен на поясе нож, и хищное лезвие блеснуло под выглянувшим в этот момент солнцем.
Мясо  сохатого оказалось жёстким, поскольку лось, по определению Тони разменял последний десяток лет, но на вкус совсем неплохим. Тоня добавила в варево  лаврушки и чеснока, так что и на запах кушанье оказалось очень даже ничего. Так что уминал, только треск стоял, ну и немного зубы немного ломило, когда вгрызался в особо «резиновые» куски. На чистом воздухе, да после тяжёлой работы голод томил не шуточно. А сколько энергии потерял, прыгая в балке! В общем, мясо старого сохатого ушло на «ура».
Тоня, переволновавшаяся за Ивана, потом словно стеснялась проявленных чувств. Обедала молчком, стараясь лишний раз не встречаться взглядами с геологом. Иван тоже не особо рвался говорить, так что почти час провели в тишине.
Помыв каждый за собой посуду, начали собираться. Иван привычно вооружился кружкой, отчерпывая воду, которая теперь, похоже, собиралась на дне лодки гораздо быстрее, чем в первый день. Неужели, дырка увеличивается? Свежее мясо Тоня завернула в целлофан. Дождавшись, когда Поддубный закончит работу, сунула кулёк под лавку. Дно у лодки холодное, до вечера точно не пропадёт, а там что-нибудь придумается.
Молчком оттолкнули моторку, и вдвоём синхронно навалились на борт животами. И снова опостылевший шест в руках. Саднит мозоль, гудят натруженные мышцы и, кажется, с каждым толчком всё меньше и меньше остаётся сил.
Их хватило часа на три. Не дожидаясь сумерек, едва обнаружив подходящий бережок, Тоня направила лодку к нему. Иван мысленно облегчённо выдохнул: признаваться в бессилие ему страсть как не хотелось.
Ночевали под открытым распогодившимся небом. Прозрачные облака плыли по невесомому океану лазури, и Иван, блаженно вытянувшись в спальнике, долго наблюдал за постепенно темнеющим горизонтом. Когда так в городе посмотришь? Даже и мысли такой не приходит. Всё бегом-бегом, вечно куда-то опаздываешь. Бытовуха засасывает, не хуже чёрной дыры. Уже само по себе это путешествие по осенней тайге оправдывает вложенные в его организацию усилия и средства. Красота-то какая! А воздух! Можно на батон намазывать и вприкуску к чаю есть. Нечто подобное он вычитал когда-то в книжке. Правда, тогда он посчитал это сравнение преувеличением, а вот теперь уже готов был признать: верно автор подметил. Поди, сам в таких местах бывал. И ещё: Тоня рядом,  – он покосился на локон светлых волос, выглядывающий из спальника. – Хорошая всё-таки девушка! Надо признать, что с ней гораздо интереснее плыть на моторке, нежели было бы с её отцом. Хоть она и молчит большую часть времени. Да и чём говорить, когда силы хватает только на то чтобы кое-как ужин сварганить, да до постелей добраться. Вот найдём заводик, там уж посвободнее будет. Лишь бы эти, что бандиты, от нас отстали. 
Поужинали они опять сохатиной. На это раз мясо пошло не так весело, он подолгу жевал похожие на проволоку волокна. Но не сдавался. Завтра ещё один тяжёлый день, и силы понадобятся. Без белка, даже такого невкусного, необходимой организму субстанции не накопить. 
Почему-то оба надеялись завтра добраться до нужного места. Сколько они уже в пути? Почти неделю, а всё ещё на подступах толкаются. Река сузилась метра три-четыре, не больше в ширину. Как тут алмазодобытчики проходили? Так же, как и они, с мучениями? Может, на них вертолёт работал? Вполне возможно, вряд ли они рекой часто пользовались. Разве что по весне, когда вода полая? В любом случае, предельно ясно, что Таюмба – путь не надёжный. И сколько, интересно, ещё до места пиликать? Сколько идут, а никаких признаков человеческого присутствия не видать. Если не считать тех неведомых зэков.
А ведь должны же быть подходы к реке, причалик какой-никакой. Хотя, его вполне могло ледоставом унести. Но на берегу же должно что-то остаться?! Эх, пора бы уже и появиться этому заводику. Похоже, тут заявленными двумя неделями не обойтись. Тоня вот по этому поводу особо не переживает, уверенная, что отец к назначенному времени наверняка ещё как минимум неделю прибавит на всякий пожарные случаи. Не в город, чай, выбрались, у тайги свой график, человеку его не просчитать, каким бы опытным лесовиком он не был. Говорит, отец это прекрасно понимает.
Ветерок лениво шуршал пихтовыми иголками, покачивая мягкие хвойные лапы, иногда загораживающие небо, и под его неспешный говорок Иван задремал. Тоня отрубилась раньше.

Глава 12
Утром снова пришлось вычерпывать воду из лодки, на этот раз жидкости собралось ещё больше. Поддубный потратил на не самое приятное занятие минут сорок. Тоня тем временем собрала лагерь, рюкзаки и сумки заняли места в моторке. Наконец, отчалили.
Денёк обещал стать светлым и тёплым. Румяное солнце с утра колобком выкатилось на чистый небосвод, и работалось в охотку. Даже шест, который вчера к концу дня еле поднимал, теперь казался лёгким и ухватистым.
Берега пошли пониже, лесистые холмы отступили от реки, и к воде теперь то и дело подбирались небольшие травянистые полянки. Двигались неспешно, но уверенно.  Потыкав шестом около часа, Тоня вдруг решительно отложила его на дно. Подобравшись к мотору, она развязала крепление, и винт плюхнулся за кормой.
– Попробуем на «Ветерке» пройтись, кажись здесь поглубже.
– Предельно ясно, – Иван, пряча довольную улыбку, уселся на носу, на всякий случай придерживая конец шеста на колене.
Заработал мотор, и лодка, медленно разгоняясь, уверенно потянулась против течения.
Накренившуюся жердину, выглядывающую из высоченной травы, первым заметил Иван. Дёрнувшись от неожиданности, он накренил лодку, И Тоня глянула на него с неодобрением.
– Смотри, что это?
Проводник отпустила газ, и моторка заурчала на нейтралке, сама по инерции прижимаясь к берегу.
Едва дождавшись, пока лодка ткнётся носом в травянистый склон, он одним прыжком соскочил на землю. Трава сразу скрыла его по грудь. Словно ледоход в  Арктике через льды, разгребая толстые стебли, он пробрался к шесту. Тоня, скинув карабин с плеча, стояла в лодке. Палец её лежал на спусковом крючке, а глаза напряжённо скользили по округе. Было тихо, шороху травы подпевали невидимые пичужки. Поляна тянулась метров на двадцать, дальше поднимался сосновый лес. Сначала он намечался редкими разлапистыми стволами, затем скучившись, бор превращался в плохо проходимую  тайгу, состоящую из вытянутых тонких голых стволов.
Иван зачем-то покачал шест. Поглазел по сторонам, что-то высмотрел под ногами и, нагнувшись, поднял полусгнившую фанерку.
 – Тут что-то написано, – близоруко щурясь,  он шагнул к лодке. – Не  разберу. Стёрлось.
Тоня выбралась из лодки, но карабин на плечо убирать не торопилась. Так и взяла табличку, не выпуская из рук и ружьё.
– Частная …. , дальше не понятно. Но, похоже, собственность.
–  Точно, – заулыбался во все тридцать два зуба Иван. – Неужели нашли?
 – Привяжи лодку. И старайся сильно не топтать. Надо проверить.
Вернув табличку Поддубному, она углубилась в травяные заросли, здесь больше напоминавшие джунгли, нежели тайгу. 
 Подумав, Иван не стал вытягивать моторку на берег.  Решил, что придавливать траву – не дело. Вдруг те, зеки, так за ними и идут. Потом может, что сообразят, дабы лодку спрятать, а вот трава может их выдать. К счастью шест торчал на другой стороне реки, не по той, по которой должны следить за ними нехорошие люди. Захватив верёвку, он дотянул её до старого шеста, стоявшего здесь, возможно, именно для таких целей.
Затем он прошел в траве еще метров тридцать, удаляясь от берега. К первой сосёнке, смело выбравшейся из леса на открытое пространство. Тут травы было поменьше, и он, чуть потоптавшись, присел, блаженно расслабив спину. Всё-таки устать он успел изрядно.
Тоня, сделав круг, вернулась минут через пятнадцать. Молчком бросила помятую алюминиевую кружку.
– Похоже, нашли. Там дальше развалины барака. 
– Слава тебе, господи! Где лагерь ставить будем?
Тоня обвела цепким взглядом речку, повернулась к лесу.
– Это я еще подумаю. Сейчас надо всё выгрузить  и подальше перенести, может, как раз к бараку. А лодку надо подумать, как спрятать.
– Предельно ясно,  – покряхтев, он поднялся. – Где это барак?
Дождавшись от Тони указующего перста, кивнул.
– Да, и не ходи по одной дорожке. Тропку не набивай.
– Предельно ясно, – не оборачиваясь, согласился Иван.
 Пока сумки и вещи укладывались рядком у стенки разваленного строения, Тоня отправилась в глубь леса. Ей не хотелось размещать стоянку рядом с рекой, не смотря на то, что это было удобно. Оставался шанс, что преследователи не заметят их высадку. Главное, не натоптать и лодку бы куда деть… Да, это самое сложное. Как бы её замаскировать? Можно попробовать утащить её вдвоём на горбе. Если будет пустая, то не такая уж она и тяжёлая. Я надеюсь.
Но пока надо места обследовать. Что-то не видно, чтобы они тут мыли что-то. Никаких приспособлений или подходов не видать. Конечно, за годы тут всё могло измениться и сгнить. Но что-то же должно остаться, не могли они тут под чистую убрать.
Перекинув карабин на  грудь, она решительно зашагала вверх по течению, постепенно смещаясь ближе к деревьям.
День разворачивался тёплый, на ходу она скинула энцэфалитку, завязав её на поясе рукавами, толстой кофты хватало. Лес выглядел запущенным, Тоня даже ненадолго усомнилась, что тут когда-то работали люди. Гнилые стволы и валежник почти сплошняком завалили моховую и хвойную подстилку. Где перелазила, где обходила. Пошел смешанный хвойник, молодые пихточки соседствовали с лиственницами, а в стороне стеной поднимался тоже совсем юный кедровник. Нет, были здесь люди. Пока пробиралась, пару раз наткнулась на признаки их присутствия. Сначала попался диск от колеса, похоже, грузовик потерял. Как он сюда попал? И чуть подальше из земли выглядывала ржавая металлическая конструкция. Уголок и арматура. Что это такое и для чего, Тоня определить не смогла.
Поиски были вознаграждены на исходе часа. Она уже собиралась плюнуть и вернуться, когда дорогу ей перегородили густые заросли, состоящие из кустов шиповника и кислицы. На ходу кинув в рот несколько мелковатых ягод красной смородины, она боком, стараясь не цеплять колючки шиповника,  пробралась вглубь кустарника. И замерла поражённая. Вот где они мыли! Кусты подпирали ручей, шириной метра два, бегущий неторопливо, словно задремавший в тени. Неглубокий, дно, покрытое мелким камешником, проглядывало даже сквозь тёмную воду. Бережок когда-то явно был расчищен, но сейчас почти до самой воды поднималась тальниковая поросль, утопающая в широченных лопухах. Среди сероватых прутьев были свалены в беспорядке полусгнившие деревянные изделия: шиты, лоток, корзина...  Похоже, поток тянулся перпендикулярно  Таюмбе, впадая в речку выше по течению. Они до этого места ещё не дошли. «Надо проверить, может, через него и лодку заведём. Ну а стан точно где-нибудь здесь поставим, – раздвигая тальники и уклоняясь от колючих веток шиповника, она направилась вдоль ручья. – Вот только место подальше от реки присмотрю.
Кустарник закончился метров через сто, здесь к реке примыкал широкий берег с неровной комковатой поверхностью, сейчас большей частью укрытой травой, но проплешины и довольно крупные тоже встречались. «Вот здесь они и копали, похоже, это основная залежь, а там позади, так участки небольшие. Место для лагеря самое подходящее. И вода рядом. Лес прилично замусорен, а значит, с сушняком проблем не будет, и от Таюмбы не услышат. Надо попробовать лодку сюда переправить. Но сначала разведать устье. А то, может, там завалено всё, не пробьёшься».
Ещё раз внимательно оглядев выбранную площадку, она повернула назад. 
 Место впадения мутного ручья в реку заросло так, что со стороны и не увидишь. Лишь в середине кусты немного раздавались, образуя узкую не шире метра протоку. Если не приглядываться, то с той стороны Таюмбы её и не обнаружишь. Правда, в такую счастливую для них невнимательность преследователей Тоня верила слабо. Из жизненного опыта, хотя пока и не большого, но достаточно насыщенного, выходило как раз наоборот. И заметят, и догонят. Но тут уж от них ничего не зависит. Всё, что можно они сделали, а там уж как кривая вывезет. Во всяком случае, расслабляться они точно не будут, возможно, придётся даже ночные дежурства устраивать посменно. Да и днём ушки держать торчком.
    В ручей лодка проскользнула с трудом, прошуршав бортами по веткам тальника. Тоня, прикладывая все свои не самые большие силы, буквально затолкала её шестом. И замерла, упёршись позади в кромку глинистого бережка. Грудь вздымалась лемехами, пот крупными градинами выступил на лбу. Глубина устья позволяла провести только разгруженную лодку и  лишь с одним человеком на борту. Тоня решила, что этим человеком станет она.
Иван сильно не перечил, так, для видимости уточнил, может, всё же он? Но Тоня была настроена решительно, и Поддубный, принял её решение. Тем более ему тоже предстояло не сидючи на травке в воду поплёвывать, а перетаскивать вещи и «Ветерок» через заваленный лес к месту будущего лагеря.
К стану она добралась окончательно вымотанной. Ручей был полон валежника, пару раз Тоне пришлось вовсе выбираться на берег, где она изображала из себя волжского бурлака, поскольку тянула лодку за верёвку. Вроде и не далеко, около километра, но преодолевала проводник эту коломенскую версту часа четыре. К тому времени, когда она наконец обессилено упала на лиственную подстилку, Иван уже перетащил все вещи и возился у зарождающегося костерка.
Место она выбрала закрытое со всех сторон кустами шиповника, смородины и огромной черемухой уже покрытой почерневшими ягодками. За ними сразу же поднимался сосновый лес, разбавленный берёзками. С четвёртой стороны лагерь ограничивал тенистый ручеёк, к которому здесь обнаружился удобный спуск.
По мнению Тони место просто отличное. И со стороны не видно, и далеко от Таюмбы, можно без опаски палить костёр. Здесь же неподалёку тот самый будто перепаханный участок, где бывшие хозяева этого алмазного, а, может, и не только алмазного прииска и намывали породу.
Денёк как по заказу радовал мягким осенним теплом. Солнце терялось в прозрачных облачках, почти полностью покрывавших блеклое небо. Вещи пока лежали в куче, так, как Иван их и побросал. Лишь вытянули из сумок, мешков и рюкзаков самое необходимое на первое время. Остаток дня путешественники решили посвятить разным бытовым делам, на которые раньше просто не хватало времени. Тоня, оставив Ивана заниматься готовкой, умотала ниже по ручью. С собой прихватила полотенце и прочие мыльные принадлежности. Карабин тоже не забыла.
Отыскав удобную площадку у самой воды, она с наслаждением скинула с себя пропахшую потом одежду. Мельком оглянувшись, стянуло и нижнее бельё. Какое же это наслаждение погрузиться в пусть холодную, но воду. Поёживаясь, она намыливалась, тут же смывая с тела накопившуюся грязь. По дороге, конечно, частично умывалась, но вот так, целиком, из-за вечно спешки, не получалось. А всё эти неведомые преследователи, задери их косолапый. Смывая голову, Тоня пыталась просчитать, насколько быстро их догонят. Ну, конечно, если не брать во внимание фантастическую версию, по которой зэки бросили их искать.
Более-менее реальная оценка ситуации давала ей не больше трёх-четырёх дней. Натирая покрытое пупырышками тело, она решила, что пару суток можно сильно не тревожиться. Охраняться, конечно, надо, но без фанатизма, примерно так, как она бы организовала лагерь  с учётом присутствия поблизости хищников, главный из которых, понятно, косолапый. Она хоть и убеждала отца в том, что мишки в это время года не опасны, вполне осознавала, что по отношении к медведям такое определение несколько условно. Да, большинство мишек осенью сыты и ленивы, но попадаются и среди них экземпляры, которые по какой-нибудь причине, например, ранены были, не набрали подкожного жира к холодам. А потому злы и непредсказуемы. В общем, полностью расслабляться в тайге – дело гиблое.
Когда она свежая и довольная вернулась к лагерю, котелок с кашей, закутанный в  полотенце, уже на траве украшал картину с догорающим костром, а над углями выпускал пар из прокопчённого носика чайник. Сам Иван заканчивал накидывать лапник на вторую площадку под палатки.
Заметив Тоню, он вывалил из рук охапку веток. Выпрямившись, протянул руку к костру на манер киношных официантов:
– Милости прошу к нашему шалашу.
Тоня, чувствуя, как хорошо на душе, из-за того, что дошли, что чиста и вымыта, что есть силы и молодость ещё не прошла, а Поддубный не филонил, подготавливая место для стоянки, звонко рассмеялась.
Иван, улыбавшийся  широко и открыто, подхватил её смех. Так они и хохотали, словно словили невидимую смешинку. Оба понимали, что им сейчас просто хорошо. Не надо никуда идти, надрываться с шестами, ночевать под открытым небом, и  даже тревога, которая преследовала их всю дорогу сейчас потускнела, и будто временно отступила. 
Отдохнув после сытного обеда, состоявшего из пшённой каши с тушёнкой и травяного чая, Иван убежал к реке приводить себя в порядок. Тоня, осмотревшись, потянулась к свёртку с палаткой. Но не торопилась. Хотелось зафиксировать этот момент нечаянной радости, подольше продержать на сердце ощущение умиротворения и спокойствия. Понимала, что это ненадолго, и потому оттягивала дела. Тем более, возможность была. В кои веки можно просто полодырничать, почувствовать себя девушкой, за которой ухаживает довольно приятный мужчина. А почему нет? Это совсем не значит, что он ей нравится, вовсе нет, просто так… хорошо, и он нормальный, и она в дороге не сплоховала. К возвращению Поддубного Тоня смогла заставить себя только помыть посуду, и немного разровняла лапник, накиданный под палатки. 
Иван, посвежевший и, избавившийся от недельной щетины, словно помолодел. С лёгкой улыбкой, не останавливаясь, он разгрёб сумки, вытягивая палатку. Тоня, невольно улыбнувшаяся ему, вытянула из чехла свою.
Оба жилища оказались примерно одного размера, только у Ивана новенькая с полным комплектом металлических колышек, а у Тони побывавшая в переделках, в углу заштопанная, по одной стене заплатка. И колышки самодельные деревянные. Но тоже в комплекте. 
Каждый быстро установил палатку. Разместили в ряд, напротив костра. Затащив внутрь личные рюкзаки, долго, почти полчаса занимались уютом временного жилья.
А когда закончили, на тайгу навалился тёплый вечер, пропахший хвоёй и черёмухой. Тоня раздула тлеющие угли, и над костром снова закачался походный чайник. Чай она могла пить  часто и помногу.
Вдвоём притащили из леса обломанное бревно, почти не подгнившее. Уложив его с другой стороны костра, не сговариваясь, уселись на него. И замерли, глядя на огонь.
Со всех сторон тянуло ароматами вечерних трав, угасающий яркий закат пропитывал оранжевой краской сосновые лапы, от реки доносился еле слышный плеск, будто рыба хлопала хвостом
– Завтра порыбачу, – Тоня заговорила негромко, не отводя глаз, в которых играли огоньки,  от костра. – Рыба тут есть, надоело без свежего.
 – Это хорошо, – вяло шевельнулся Иван. – Уха бы не помешала. А то мы вроде и на реке, а без рыбы.
 – Завтра посмотрю, что тут ловится. А ты чем собираешься  заняться?
– Пройдусь вокруг, посмотрю породы. Они тут везде мыли, полно площадок. Схему нужно набросать выработок, ну и так посмотреть. Похоже, здесь алмазы прямо под ногами. Ну, были, во всяком случае.
– Всё хотела тебя спросить. А они что, прямо поверху искали. Вроде же алмазы в шахтах или карьерах добывают?
Иван, словно дождавшийся любимого вопроса, живо обернулся:
– Да, самые крупные месторождения, как ты и говоришь, в карьерах или шахтным способом разрабатывают. Но есть месторождения рассыпные. Они возникают вследствие эрозии кимберлитовых трубок ветром, дождями, потоками с гор. Порода разрушается, и россыпи самоцветов оголяются. Тут, видать, именно такая залежь и была. И надеюсь, ещё есть. Выработать её подчистую очень сложно. Не секрет, даже в отвалах при определённом упорстве можно найти стоящие камушки. Мелкие, конечно, так и на них цена есть.  Кстати, первый алмаз таким же вот образом нашёл в Пермской области в 1829 году крепостной Попов. Он тогда просто поднял с земли прозрачный камушек. И получил вольную. На том месте до сих пор кристаллы добывают.
– Хочешь сказать, что алмазы могут вот так просто на земле валяться?
– Почему нет. Предельно ясно, что не везде, да и не совсем на земле. Они как золотые самородки. Кстати, до XIX века алмазы так и добывали – лопатой, разгребая речной песок и промывая породу на лотках. И здесь так же прииск построен был. Так что я завтра попробую помыть. Но сначала место поищу, где не так раскопано, ну и породы надо глянуть, как залегают. А это, значит, шурфы копать придётся. Но ничё, – он поглядел на лопнувшую мозоль ладони, из которой чуть сочилась сукровица. – Почти зажила. Справлюсь.
Тоня поёрзала, устраиваясь поудобнее. Мысль скользнула к преследователям. Но говорить о них не хотелось. Такой замечательный вечер и какие-то зэки. Ну, никак они сейчас  не взаимодействовали в одной плоскости бытия. Может бы завтра…
Иван, привстав, покачал чайник, убеждаясь, что не пустой. Заварили прямо в нём, набросав травы и разных ягод, собранных и по дороге и здесь, у речки. Тоня подставила кружку. Иван подлил и себе. Минут пять швыркали чаем, не разговаривая. Иван в какой-то момент тоже вспомнил о тех, кто остался позади. И тоже не решился заговорить, чтобы не нарушить грубым образом мирное и доброе сидение у костра. Взгляд переместился на оружие проводника. Он давно собирался поинтересоваться, что у неё за древнее ружьё. Выглядело оно довольно потёртым, мягко говоря. Хотя и стреляло вполне убедительно, тот сохатый в балке мог бы  подтвердить.
– Слушай, Тонь, а что у тебя за ружьё? Всё хотел спросить.
Проводник взяла оружие. Уложив на колени, ласково осмотрела:
– Отличная вещь. Карабин Симонова с нарезным стволом под патрон 7,62 на 39 выпуска…, э… самого давнего года. Но это неважно. Надёжная штука, сам видел. В магазине пять патронов. В основном с острой пулей, такие прошивают насквозь, если попадёшь удачно.
– А удачно, это куда?
 – Ну, например, в лопатку. Медведю в голову стрелять бесполезно, срикошетит. Да и сохатого выстрелом в морду вряд ли остановишь. Я с ним в своё время много походила. То с отцом, то с братом старшим. Пока в район не переехала, учиться, – Тоня на секунду помрачнела. – Ну да это давно было. – И снова она та, которую Иван знал: вроде серьёзная, но с еле заметной улыбкой на губах. – Но несколько патронов с приплюснутой головкой я тоже обычно заряжаю. Они дороже, но и убойная сила у них шибче. Вроде как разрывные. Вот тому сохатому я такой и зафиндила. Эффект ты видел.
– А это, с дробью там, патроны не используешь, что ли?
Тоня прыснула:
– Ну ты… городской. Это же нарезной карабин. Только пули использует. Эх…
Смутившийся Иван неловко пожал плечом:
– Вот видишь, а я не знал. Для того проводника и искал опытного.
– Считай, нашёл.
 – Считаю, – совершенно серьёзно качнул головой геолог.
Остатки заварки полетели в кусты.
– Ну что? – Тоня поднялась первой, придерживая карабин одной рукой. Заболтались мы. – Пора и укладываться.
– Да, пожалуй, – вздохнул Иван, но в его голосе не было грусти.
– Спокойной ночи, – повесив кружку на специально приготовленную палку, она нырнула в палатку.   
– Спокойно ночи.
Иван неторопливо прибрал чайник. Сполоснул кружку водой из ручья, что набрал в пятилитровую бутылку. Почему-то ему доставляло удовольствие хозяйничать одному в неверном свете затухающего костра. Сполоснул и кружку Тони. Так, просто захотелось.
Выпрямился, чувствуя, как хрустят натруженные за день косточки. Постоял в тишине, прислушиваясь. Где-то ветерок теребил надорвавшийся кусочек тонкой, как фольга, сосновой коры. За кустами еле слышно шумел ручеёк. Вдыхая посвежевший к вечеру воздух, он расстегнул пуговицы бушлата. Палатка манила долгожданным полноценным отдыхом. Решив, что завтра будет спать, пока не посинеет, он откинул полог палатки.

Глава 13
Поспать подольше не вышло. Сквозь сон он услышал, как Тоня возится в лагере. Позвякивали тарелки и котелок, полилась вода из бутылки, наверное, в ёмкость для готовки. И даже лёгкий треск костра услышал. Ну как дальше спать? Разлепив глаза, увидел полоску света, просвечивающую стенку палатки почти до прозрачности. Значит, и сегодня с погодой повезло. Солнышко! И потянулся. На часах девять утра. Да, неплохо он покемарил.
Выбравшись из палатки, встретил доброжелательный женский взгляд:
– Выспался?
– Предельно. Давненько так не отдыхал. Последний раз так спал у вас в доме.
– Да, дома у нас хорошо спится. Давай умываться и за стол. Я с утра парочку хариусов в ручье выдернула. Уха скоро будет, – Тоня сыпанула горстку крупы в исходящий паром котелок.
Иван неторопливо порылся в палатке:
– Уха это просто высший класс! – она натянул через голову свежий свитер. 
– А то.
Отыскав мыльно-рыльные принадлежности, набросил на плечо полотенце:
– Я скоро.
Да, такой ухи Иван и не едал ни разу. Наваристая, запашистая! Тоня туда еще каких-то травок кинула, ну, кроме лаврушки. Куски вкуснейшей рыбы разваливались в ложке. Что значит, свежая! Это вам не магазинная, несколько раз размороженная-замороженная! Иван умял две полные тарелки. А глаза так и не насытились. Если бы не опасался объесться перед напряжённым днём, налил бы ещё. Тоня, с удовлетворением поглядывая на Ивана, активно работающего ложкой, болтала про пустяки. Ивану было приятно её слушать. Может, для того, чтобы она подольше говорила, он и наворачивал вторую тарелку. Но вкусно было  без шуток.
Ещё чуть-чуть, и обоих закрутят заботы. И уже такой лёгкости в общении может и не повториться. Но всему приходит конец. Завершился  и завтрак. 
Убирая за собой посуду, оба уже молчали, настраиваясь на рабочий лад. Иван прокручивал в голове маршрут. Надумал пройтись вдоль ручья вверх по течению. Затем, отойдя от него примерно на километр, дать кругаля, Возможно, выйти к Таюмбе, если подход к речке найдётся. А, может, и не выходить. Посмотрит по породам. С собой собирался взять лопату и освобождённый рюкзак, в который набросал пакеты. В них он будет собирать образцы пород и грунта для изучения в лаборатории.
Тоня же думала о другом. Пойти ей с Иваном или остаться в лагере. Дела здесь найдутся. Навес хотя бы сделать из лапника на случай дождливой погоды. А сверху брезента кусок кинуть, хорошо прихватив по краям. Под ним и костёр можно палить, да и дрова там же сложить, от сырости подальше. Но и Ивана оставлять  без присмотра не хотелось. Карабин-то у них один на двоих. А что как напорется на косолапого? Как он себя поведёт, не спровоцирует ли мишку. Они даже спокойные, всё одно непредсказуемые.
– Или отправить всё-таки одного, хотя бы  в качестве эксперимента,  – она мельком глянула на Поддубного, в этот момент повязывающего поверх распахнутого бушлата кусок верёвки, вместо пояса. – Нет. Нельзя его оставлять. Она проводник, а, значит, в ответе за напарника.
Вздохнув, она пошла за энцэфалиткой, сохнувшей на верёвке, уже завязанной между деревьями. Постепенно лагерь обретал жилой вид.
Приняв решение сопровождать Ивана, она просто поставила того в известность, не дав и возможности возразить. Такой уж у Тони был уверенный вид, что любой бы понял: сопротивление бесполезно. Впрочем, Поддубный, судя по его довольной физиономии, противиться и не собирался. Похоже, психологическое воздействие на геолога в это раз пропало в туне.
За первые пол дня они намотали не меньше десятка километров, выворачивая зигзаги в междуречье, как назвал пространство от Таюмбы до мутного ручья Иван. Деятельность человека обнаруживалась довольно часто. На берегу ручья нашли развалины сооружения из дерева, состоящего из длинных,  сейчас почти полностью сгнивших ……. Один из центров мытников находился именно там. Здесь Иван долго ковырялся в песочно-каменистом грунте, накопав с десяток ям и заполнив столько же пакетов. Отяжелевший рюкзак его сразу же вытянулся вдоль спины. Но Поддубный, окрылённый поисками, казалось, не замечал груза за спиной.
Несколько попадались глубокие обсыпанные ямы, заросшие высокой травой. Там Иван копался особенно долго, набирая пробы вокруг и на дне «воронок». Всё время пока  Поддубный фактически отсутствовал в реальном мире, с головой погрузившись в мир находок и геологических пластов, Тоня бдительность не теряла. Придерживая ремень карабина, висевшего на плече по охотничьему дулом вниз, незаметно оглядывалась. Случись что, от Ивана толку мало. Ей казалось, что он в такие моменты ничего не видит и не слышит. И, похоже, Тоня была недалека от истины. К счастью, тайга, пронзённая мягкими лучами осеннего солнца, вела себя тихо и дружелюбно.   
Взобравшись на голую вершину холма, нависающего над рекой, обнаружили что-то вроде тригопункта: вышку, сбитую из жердей. Обычно, по ней определяют координаты. Но здесь бывшие хозяева заводика надстроили её, превратив в наблюдательный пункт. Похоже, кого-то они опасались. Может, конкурентов, может, бандитов. Бизнес-то непростой. Вокруг алмазов, да, как и вокруг золота, часто не очень законные структуры пасутся. Сейчас забраться на порядком сгнившую вышку нечего было и думать, но вид с неё открывался дай боже. Даже стоя у подножия вышки, можно было разглядеть речку на добрый километр, причём даже за крутым поворотом виделась гладь спокойной воды. Оба, не проговорив вслух, взяли место на заметку. Если что, отсюда приближающихся недоброжелателей, если по воде пойдут, конечно, можно увидеть издалека.  По хорошему, тут бы наблюдателя посадить на постоянной основе, спокойней на душе было бы. Но, чего нет, того нет. Придётся обходиться тем, что имеют, то есть непосредственным наблюдением за окружающим пейзажем, несколько хватало глаз. Ну и насколько позволял слух, тоже не лишний орган чувств в тайге. Дорог-то тут нет, а по завалам сушняка и легендарный казак-пластун бесшумно не проберётся.
Полюбовавшись открывавшейся панорамой, решили устроить небольшой привал.  Иван, устроившись на нижней поперечной жерди, быстро набросал недостающие элементы в схему местности, которую составлял с самого утра.  Тоня достала из котомки пару бутербродов. Умяв солидные куски хлеба с салом, запили водой из фляг, у каждого висела на поясе своя. Отдохнув ещё минут пять, засобирались вниз.
Пора было охватывать поисками вторую часть междуречья, смещённую ближе к ручью. 
В лагерь вернулись усталыми, но довольными. Причём, по разным причинам. Если Иван почти светился от радости, осознавая причастие к большому поиску алмазов, то Тоня просто отдыхала душой, находясь в приятной ей обстановке лесного путешествия. Лагерь встретил их уютом и набором мелких, но необходимых дел. Иван, притащив из леса пару охапок сушняка, занялся изучением составленной им карты, проводник же распалила костёр, повесив над огнём две посудины: котелок с утренней ухой и чайник.
Проголодавшиеся за время путешествия по тайге, уху прикончили в один приём. Тоня, подумав, извлекла из недр рюкзака упаковку печенья:
 – Надо подсластить немного, – прокомментировала она, вскрывая целлофан.
Иван ненадолго отвлёкся от схемы, которую не переставал разглядывать даже за ужином:
– Да, недурственно, – и снова опустил голову над сдвоенным тетрадным листом.
Подождав немного, Тоня не вытерпела:
– И что ты там интересного обнаружил?
Иван выпрямился, палец упёрся в неведомое Тоне обозначение в виде звёздочки. Причём, таких знаков на листке она заметила несколько.
– Пытаюсь примерно понять, как расположена залежь. Откуда начинается, где проходит. Наши предшественники неплохо поработали, у них явно был грамотный геолог. По остаткам их раскопов можно примерно предположить, направление  поисков. Вероятно, залежь идёт от той горки, – он указал подбородком в противоположную сторону от Таюмбы, где над деревьями вздымался далёкий  холм, полностью покрытый лесом. Завтра надо туда сходить. Пойдёшь со мной?
Тоня неопределённо склонила голову к плечу:
– Посмотрим.
Хотя сама знала точно: пойдёт и ещё как. Ей тут жертвы среди геологов даром не нужны. А с такой увлечённостью процессом поиска, они появятся непременно.
Рассеянно кивнув, Иван снова склонился над схемой. Тоня, вздохнув, неторопливо поднялась. Пора заниматься делами. Вечер ещё только собирался опуститься на притихшую тайгу, и времени было достаточно. Мысленно она поворчала: опять ей о насущном голову ломать,  многодумный геолог, похоже, даже не догадается, что дополнительная пара рук для обустройства лагеря совсем не помешает. Например, надо заготовить жердей для навеса. Завтра с утра, пока Поддубный будет спать, она установит несколько слег, навалив их на присмотренную сосну. У дерева, стоящего отдельно от основного массива леса, имелись нижние толстые ветки, в отличие от своих сестёр, выстроившихся гуртом в тесном сосняке. Вот на них и навалит всю конструкцию навеса.

Глава 14
Утро хмурилось. Небо ещё ночью затянуло толстым слоем серых облаков, и Тоня решила, что сегодня на рыбалку не пойдёт, обойдутся перловкой. Зато навес из списка второразрядных мероприятий явно переходил в первоочередные. Не дай бог дождь зарядит,  где они будут готовить? На сухарях с салом, да консервах долго не просидишь, да и осталось запасов не так, чтобы много. А им ещё обратно пилить. Неплохо было бы сохранить хоть на пару дней сухпайка, неизвестно, как оно там сложится. Будет по дороге время на рыбалку, не будет. Да и вообще, что день грядущий им готовит, только там, наверху и ведают. А смертным по природе своей должно принимать всяческие меры для выживания, в которых главные – добывание пищи. Подумав, Тоня решила, что сегодня  сходит с Иваном, так и быть. Тем более, он собрался пройтись к дальней горке. А что там их ждёт, она не знает. Да и никто не знает. Если за уже пройденный маршрут Тоня была более-менее спокойна, ничего неожиданного не встретив на пути, то в той стороне для них пока полная неизведанность. Вот, сходят вдвоём, а потом уже, так и быть, пусть бродит один. Тут вроде как заблудиться сложно, ориентиры со всех сторон присутствуют. И горы и речки. К тому же явных следов мишек она вчера, как не приглядывалась, не увидела. Наверное, здесь они бывают не часто. Может, люди отпугнули когда-то, вот и не любят сюда заходить. А, может, просто не глаза не попались. Всё бывает.
Поставив на угли, светящиеся золотистой корочкой, кашу доспевать, она  закинула на плечо карабин. Иван еще спал. Ну и пусть отдыхает, ему с непривычки такие походы в нагрузку. Она на что «уверенный пользователь» в тайге и то вымоталась. Да, в последние годы посещала лес далеко не так часто, как хотелось. Вот и ушла привычка. Правда, сегодня с утра уже почувствовала в теле легкость, такую знакомую и обнадёживающую. Тело быстро восстанавливало утраченные навыки.
 А всё дела житейские. Сначала учёба в лесном техникуме, потом работа в лесничестве, замуж вышла. Неудачно. Поморщившись, Тоня постаралась не запустить чуть ли не привычную хандру в мысли. Не нужна она. Тут, в тайге не о личном думать надо. Хотя…, – она бросила заинтересованный на палатку, где дрых геолог.  – Живой она человек, или нет?  От нескромных дум тоже не застрахована. – Никаких «хотя»,  – оборвала она сама себя. Собралась за жердями, так и топай.
Тоня решительно выдернула топор из бревна, на котором давеча хорошо так посидели вечерком. Лес ободряюще покачал хвойными лапами, встречая свою давнюю любимицу.
 Услышав шаги, Иван выглянул из палатки. Проводив удаляющуюся спину молодой женщины внимательным взглядом, нырнул обратно. Только проснувшийся, он ещё не оделся.
Умывшись и приведя себя в порядок, снова достал листок со схемой. Вчерашняя задумка посетить дальнюю горку и её окрестности за ночь только укрепилась. По некоторым признакам там вполне возможны интересные  находки. И даже если бывшие хозяева прииска там ковырялись, то территория залежи тут скорей всего гораздо шире того, что они смогли промыть.
«В общем, завтракать, и вперёд, на поиски алмазов, – подняв крышку котелка, он втянул волшебный запах перловки. И сам себе удивился. – Это ж надо, в городе да чтобы я перловку ел? Да, не в жизнь. А здесь за милую душу. Ещё и слюнки глотаю заранее. – Не опуская крышку, он поднял голову. – Интересно, а куда Тоня намылилась? И надолго? Ждать, не ждать её? А, ладно, время дорого. Поем пока. Вернётся, присоединится. А, может, она и позавтракала уже».
Неподалеку застучал топор. Иван, накладывавший кашу в миску, на секунду замер. «Ну, хорошо, недалеко. Значит, скоро вернётся». Присаживаясь на бревно, он снова скосил глаза на листок. Какая-то мысль бродила совсем рядом, но хвост её всё время ускользал от попыток ухватить за кончик. Погрузившись в раздумья, он не заметил, как опустела миска. А когда понял, что ложка черпает пустоту, усмехнулся: «Пора выходить, может, на месте осенит».
Пока он собирался, вернулась Тоня, нагруженная сухими жердями. Кинув их около отдельной сосны, нашла Ивана взглядом.  Он как раз подвязывался верёвкой.
 – Готов, пошли?
– Ага. Ты тоже пойдёшь? А ты уже позавтракала?
– Да, тебя ждать, что ли, соню.
– Ничего не соню, – невозмутимо отозвался Иван. – Я уже давно проснулся. Ну уж точно раньше, чем вчера. Сейчас начало десятого, а вчера я в это время только умывался.
– Ну, да. Ещё несколько дней и ты в это время уже будешь на маршруте.
– Буду. И это предельно ясно. Ладно, – оборвал он бессмысленные словопрения. – Пошли уже. Где моя лопата?
– Пошли. Сейчас, котелок уберу куда-нибудь. Хотя, куда его убрать? – она осмотрелась. –  Если мишка появится, он его где угодно достанет. Повешу-ка я его на сосну. Хоть мыши не доберутся.
Через минуту они шагали по направлению к возвышающейся над деревьями далёкой горе.
Гора и верно оказалась далёкой в самом прямом смысле. Добирались туда почти четыре часа. Конечно, двигайся они по тротуару, выложенному плиткой, да, даже по пыльной тропке, дорога вряд ли заняла больше часа. А вот по заваленной буреломом тайге шибко не разбежишься. В общем, добрались почти к обеду. Иван, уткнувшись носом в нагромождения камней под ногами, сразу же закружил-закружил, будто гончая, потерявшая след, а Тоня решила не торопясь, осмотреться. По дороге следов косолапых так и не попалось. Может, просто не повезло? Хотя, скорей всего, повезло, что не попалось. Тут дело такое, неоднозначное.
Поправив карабин за плечом, она предупредила увлечённо переворачивавшего валуны Ивана. Тот что-то промычал, рассеянно кивая головой.
Тайга окружала лиственничная.  Завалы встречались чуть ли не на каждом шагу. Если человек тут и работал когда-то, то или это было очень давно, или… Или он работал точечно, не прокладывая сюда троп и не пробивая вырубки. Что вообще-то странно. Либо Иван ошибается в компетентности тех, предшественников, либо ошибается сам и тут алмазов не больше, чем у них на главной улице посёлка.
Ладно, пусть ищет. Может, что и найдёт. У меня свои дела имеются. И первое – осмотреться.

Глава 15
Шагавший впереди Малахай неожиданно замер, и Тюня чуть не врезался в его каменной твёрдости спину. В последний момент он успел затормозить только потому, что как раз поглядывал на твёрдые лопатки напарника совсем не с дружескими намерениями. Впрочем, тому знать о его мыслях ни к чему. Последние дни вымотали  Тюню настолько, что он начинал отставать, едва они выдвигались с места последнего привала. А привалы приходилось делать чуть ли не через каждые пару часов. Дорога тянулась через нагромождения подгнивающих стволов, каменные осыпи, овраги с глинистыми скользкими склонами, вокруг скал-шпилей и лесистых сопок. Далеко не везде получалось приблизиться к берегу, и Малахай нервничал всё больше, опасаясь пропустить моторку.  К тому же этот щенок постоянно притворялся, чуть ли не умирающим лебедем и с каждым разом поднять его на ноги становилось всё сложней.
Малахай и сам уставший почти до предела, тем не менее, держался значительно лучше напарника, на коего злости скопил уже столько, что хватило бы на троих-четверых, если бы при других не таких тяжёлых обстоятельствах, в которых оба нуждались друг в друге, хоть и по разным причинам.
После  той страшно ночи под ледяным дождём, проведённой в обнимку под пихтовыми ветками, они чуть живые добрались до домика, в котором накануне повезло переночевать тому мужику и его бабе.  Два дня они приходили в себя, отлёживаясь в протопленной избушке и уничтожая невеликие запасы продуктов. К счастью, домик стоял недалеко от реки, и они, частенько спускаясь к берегу, вряд ли могли пропустить людей в лодке, вздумавших бы отправиться назад. В общем и целом, Малахай небезосновательно надеялся, что парочка, задумавшая такой рискованный выход под осень, наверняка имела к тому очень уважительную причину, и, не выполнив все запланированное, вряд ли повернёт назад так быстро. Что бы они не задумали, продуктов и снаряжения в лодке лежало немало. Уж точно, не на пару дней.  Не стоили такие тщательные сборы короткого туда-обратно путешествия. Нет, они собирались провести на неведомом пока участке берега, а, может, и не на берегу, но явно не так уж далеко от него, пару недель, как минимум. И потому Малахай сильно рассчитывал  в один прекрасный момент свалиться к путешественникам как шишка на голову.
Обсохнув и убедившись, что никто не заболел серьёзно, сопли и чихание не в счёт, они рискнули двинуться дальше. А риск был несомненный, поскольку ни оружия, ни какого-то приличного запаса продуктов они раздобыть так и не смогли. Фактически Малахай поставил на эту лодку всё, жизнь напарника уж точно. Если не найдут, придётся возвращаться в эту последнюю избушку, и готовиться к зимовке, ничего хорошего Тюне не обещавшей. К счастью, тот пока ни о чём не догадывался. А когда и поглядывал на Малахая злыми  глазками, то это уж он как-нибудь переживёт. Лишь бы в открытую не посмел взбрыкнуть, тогда придётся принимать решение: кончать его сразу, или же попробовать вернуться в домик. В любом случае, могло пострадать самое на этот момент важное дело – преследование моторки.
Шагали по-прежнему налегке, очень сильно надеясь на запасы в лодке. В первый же день они доели гречневую кашу, захваченную из избушки, а затем перешли на подножий корм. К счастью, грибы под ногами не переводились, а сковородку и другую посуду Тюня тащил исправно. Помогала кое-как заглушить голод и спелая ягода, которой в глуши встречалось изрядно. Тут и брусника, и черника, и кустики клюквы в низинках. Конечно, не наешься, но забить голод как-никак помогали.
На второй день они долго лежали на вершине крутого откоса, сползавшего к ручейку, впадавшего в Таюмбу Ветерок дул и в их сторону, и беглецы, сглатывая слюну, наблюдали за мамашей-медведицей в окружении двух мешающихся пестунов, ворочавшей тушу лося. Медвежата лезли помогать. Вцепляясь зубами в клоки шерсти, тянули сохатого, но почему-то всегда не в ту сторону, куда задумывала мамаша. Потерпев пару минут выходки детишек, она, наконец, отогнала обоих от туши, и дело пошло веселей. Оказалось, медведица собиралась перенести сохатого на откос, лишь немного в стороне о того места, где прятались люди. А вот для чего косолапая волокла тяжёлую тушу наверх, наблюдатели так и не сообразили. Решив, что ветер – понятие переменчивое, они поспешили оставить край откоса, сначала на четвереньках, а уже после и во весь дух убравшись подальше опасного соседства.
В тот же день, ближе к вечеру Малахай умудрился сбить с ветки молодого ещё не обстрелянного рябчика, и они устроили настоящий пир, сварив из него похлёбку. Соль ещё оставалась.
Третий день продержались на ягодах и грибах, вечерком натощак напившись горячего отвара из трав. Спалось плохо и утром, ощущая, как сводит пустые животы,  пришлось выходить не емши. Они очень надеялись, что не сегодня-завтра повезёт. Пару дней-то и голодом можно продержаться.
И вот такой неприятный сюрприз! Тюня, какое-то время сомневавшийся: то ли упасть, прямо, где стоишь, или же проявить заинтересованность, всё-таки причина остановки, наверняка, касалось и его, коли уж они в одной лодке, образно говоря. Решившись, он выглянул из-за спины замершего напарника. Реку, сузившуюся в этом месте до трёх-четырёх метров, перегораживал крупный залом. Деревья, замшелые от времени, медленно обтекались тихой волной.
Малахай выразительно выругался, красиво и продолжительно, Тюня бы так не смог. Постоял ещё, о чём-то размышляя. Наконец, плюнув под ноги, решительно обернулся:
   – Где-то мы их пропустили.
Тюня, к тому моменту уже присевший на ближайший бугорок, вставать не спешил:
– И что делать будем?
– Что делать? Искать будем. Не могли они тут проскочить, значит, где-то раньше или свернули куда, или лодку на берег затащили. Причём, скорей всего не на наш берег, – он снова повернулся к залому. – Здесь перейдём. Тот берег надо прошмонать.
Не дожидаясь напарника, он спустился под откос, к воде.
Слежавшиеся стволы, издалека выглядевшие прочными и основательными, на деле оказались тонкими и хрупкими. Малахай долго примерялся, прежде чем рискнуть взобраться на залом. А полез на карачках, придерживаясь двумя руками и нещадно матерясь. Деревца хрустели, потоньше стволики прогибались, казалось, он вот-вот рухнет в воду, но Малахай дополз до противоположного берега, так и не свалившись.
Тюня, подрагивая от возбуждения, тоже присел на корточки. Страшно! Вроде и близко, а боязно! Первые шаги дались сложно, но он продвинулся на пару метров. Ещё пол шажка, ещё… брёвнышко, показавшееся ему достаточно прочным, треснуло пополам, и Тюня бултыхнулся в холодную августовскую воду.
Когда он вынырнул, хватая ртом воздух и брызги, с берега донеслись отборные матерки.

Глава 16
Район вокруг горушки с первого же взгляда показался Ивану перспективным. Выходы базальта иногда сопровождаются россыпными залежами алмазов. А выходы здесь есть, особенно интересной выглядит речушка. Каменистое дно с глинистыми отложениями, сползающий в воду склон холма. Конечно, сложно предположить, что заводчики здесь не мыли, но, как говорится, попытка не пытка. К тому же с той поры прошло много лет, камни могло ещё нанести. В общем, надо пробовать. А первым делом, нужен лоток.
Как его делать Иван представлял, в пору студенческой юности приходилось держать в руках, когда подряжался в старатели. А уж что искать: золото или алмазы, не принципиально, он будет рад хоть чему, даже пиропу – полудрагоценному камню, часто попадающемуся рядом с алмазными залежами, цена есть у всего. А вот способ добычи один: набирай в лоток и промывай в воде. Неплохо бы, конечно, соорудить нечто похожее на промывочный станок, тоже видел. Но с ним много возни, а результат не гарантирован. Потому придётся старым дедовским способом. Сапоги резиновые есть, речка есть, а лоток соорудить несложно.
Покопавшись в рюкзаке, он извлёк готовый лоток из тонкого металла и моток тонкой стальной проволоки. Следом появился свёрнутая мелкоячеистая сетка. Осмотрев, оставил пока на камнях. Речка, приглушённо шелестя, катила воды к Таюмбе, низкое тёмное небо, обволакивающее горушку, обещало ненастье, но, может, к вечеру, до этого времени он постарается сделать хотя бы несколько промывок. Вытянув из кармашка на поясе ножик, отправился резать подходящие для каркаса ветки. Тоня где-то бродила, как пришли, так и умотала, предупредив лишь, что будет недалеко, и ежли что, услышит. Занятый мыслями о добыче, Поддубный отметил это факт между делом, без особого внимания. Даже, похоже, не кивнул, да она не сильно-то и ожидала. А волноваться за Тоню смысла нет, девушка самостоятельная, тайга для неё – дом родной. Не пропадёт. И вообще, это она за него, городского жителя, должна переживать, а не он за неё.
Нарезать подходящих веток – дело нескольких минут. Немного обстругав их с каждой стороны, чтобы придать плоскости, наложил сетку. Прижав края плоскими заготовками с двух сторон, перевязал проволокой, пропуская через дырочки сетки. Минут двадцать, и изделие напряжённой инженерной мысли для начинающих золотодобытчиков готово. Дуршлаг для грубого первого промыва вышел немного кривоватый, но вполне дееспособный.  Иван пошевелил им на излом, потряс, проверяя. Вроде держится. Теперь надо испытать в воде.
Первый грунт решил накопать под водой у берега, там, где наполовину с камнями, явно оползень, причём давнишний. И не видать, чтобы его разрабатывали, хотя ручей за столько лет любой след замоет. Может, конечно, ничего и нет в нём, но с чего-то же надо начинать. Иван, трезво оценивая свой немеханизированный труд, на скорый результат не настраивался. Чего зря переживать, найдёт – хорошо, не найдёт… Нет, таких дум он старался избегать. Поддубный, уверенный, что мысли материальны, старался убеждать себя  в успехе.  Пустым с берегов Таюмбы он не уйдёт, это предельно ясно. И до того доубеждал, что в какой-то момент понял, что верит в свою удачу, почти как в то, что зовут его Иван Поддубный. На все девяносто девять процентов. Один шанс он всё-таки оставлял на разные непредсказуемые ситуации. Как, например, появление преследователей, о которых он последнее время и думать забыл. А, может, и напрасно. Надо поговорить с Тоней, она наверняка, всё помнит.
Сетку пока отложил, решив что очередь до неё дойдёт, но позже, а пока поработает с лотком. Первая попытка «обрадовала» набором мелкой каменистой крошки и твёрдых кусочков глины. «Ничё, – подбодрил себя Иван, нисколечко не огорчившись. – Всё у нас впереди».
Стоять в ледяной воде нелегко, голенища сапог зажимает течением, клеит к телу, и ноги быстро мёрзнут. Как и руки. Уже на втором лотке, Поддубный почувствовал: ещё чуть-чуть и пальцы свернутся в неказистые кулаки, которые не разогнёшь без подогрева. Мужественно проработав и третий лоток, он выполз на берег, чувствуя, как с трудом разгибается занемевшая спина. Охнув, свалился на траву, раскидывая руки и улыбаясь. В этот момент пришло неожиданное понимание: именно к такой жизни он стремился всю осознанную жизнь! Для того и на геолога поступал, подспудно надеясь на вольную дорожку. Но работать приходилось в коллективе, по большей части с документами в вагончиках и офисах, набитых людьми, как шпротами банка. Подсознательно он всегда ощущал, что хочет чего-то иного, просторного, самостоятельного. Вот того самого, что окружает его сейчас, сию минуту. И даже застывшие пальцы и ноющая поясница не могли испортить ему ощущения вдруг обретённого счастья. 
Немного отогревшись, он подсел к куче перемытого камешника. Пока ничего интересного не попалось. Но, судя по составу, надеяться на находки было можно. Он ещё раз разгрёб отходы промывки. Да, в основном наносные породы и скальные. Оглянувшись вокруг, прикинул следующую точку для опытов. На этот раз надумал пройтись выше по ручью, там, русло поднималось в ложбине, а с обоих сторон его заслоняли от солнечных лучей и ветра крупные холмы. С них могло нанести много чего полезного для благополучного устройства быта одинокого геолога, да и не только его.
Покряхтев, Иван поднялся. Небо потемнело ещё больше, похоже, и похолодало, во всяком случае, Иван, поёжившись, застегнул верхнюю пуговицу телогрейки. Поразмышляв, рюкзак решил оставить здесь. Далеко он не пойдёт, максимум на полкилометра. И ненадолго, как ни был Поддубный увлечён поисками, но трезвая часть рассудка подсказывала: времени у него с гулькин нос. Чтобы успеть вернуться до темноты, выходить надо максимум через час.
Тоня так и пропадала где-то. Отогнав тонкие флюиды тревоги, вдруг пробившиеся чрез мысли о деле, он закинул на плечо лопату. Ещё раз оглянувшись, а вдруг она как раз выходит из-за дальних деревьев, но так никого и не увидев, зацепил пальцами лоток. Поглядывая под ноги,  пошагал вдоль ручья.
Тоня вышла минут через десять. Сегодня она отыскала, то, что хотела. Следы медвежьей деятельности встретились ей почти в километре от ручья. Крупный косолапый чесался о лиственницу, и в её коре застряли несколько коричневатых волосинок. Дальше она двигалась, сжимая карабин  в руках. Через несколько метров обнаружился разорённый муравейник. Мишка развалил его почти до снования, и мураши хаотично сновали по грудам хвойных иголок и земли, то ли подсчитывая убыток, то ли уже восстанавливая жилище. Судя по всему, он напакостил совсем недавно, может, часа два-три назад. Зная, как могут быть опасны эти с виду неуклюжие звери, Тоня для себя отметила, что отпускать Ивана одного сюда нельзя. А, значит, придётся ходить с ним всё время, пока он работает.
Настороженно оглядываясь, она медленно обошла небольшую полянку, где Иван промывал  породу. Заметив у воды следы напарника, уходящие выше по ручью, мягко улыбнулась. Ну, конечно, разве мужчина, дорвавшийся до любимой игрушки, сможет вовремя остановиться. Видно, ушёл совсем недавно, ещё трава на следах не поднялась. А ведь поздно. Пора выдвигаться в обратный путь, если не хотим заночевать здесь, на берегу. Впрочем, если уж так сильно приспичит, можно и остаться. Там, за горкой она присмотрела небольшое углубление в горке, что-то вроде каверны, в которой они вполне поместятся. Но это на крайний случай. Не лето, ночью холодно, чтобы не замёрзнуть, придётся всю ночь жечь костёр. Конечно, не такая уж это и проблема. Но зачем тогда лагерь ставили, палатки, мешки спальные тащили? Нет, надо возвращаться. А если он и завтра сюда направится, вот тогда, возможно, придётся стан переносить. Можно, как временный. Ладно. Будет сопротивляться, придётся вытаскивать из реки насильно.
Как она и предполагала, Иван торчал в воде, сосредоточенно перекатывая в лотке груду камешков. Заслышав шаги, поднял голову, улыбка растянула обветренные губы:
– А я что-то нашёл!
Невольно заволновавшись, Тоня подошла поближе. Неужели, получилось?! Она приложила недюжинные усилия, чтобы Иван не заметил её эмоции. Нарочно скучающим голосом поинтересовалась:
– И чего нашёл? Золото, что ли?
Иван поднял удивлённый взгляд:
 – А как ты догадалась?
Тут уж Тоня не смогла сдержаться:
– Что, правда, золото?
Дождавшись, пока стечёт вода с остатками лишней породы, широко шагая, он выбрался на берег:
– Ну, не то что бы уж Золото, – он выделили интонацией слово.  – Но несколько крупинок есть. – Опрокинув лоток на ровную глинистую площадку, которую он предварительно освободил от редких пучков травы, миновал повернувшуюся за ним Тоню. На каменистом пятачке Поддубный отыскал широкий листок лопуха. На нём блеснули несколько золотинок. – Во, смотри!
Тоня, уже не сдерживая широкую улыбку, протянула руку:
 – Ух, ты! Это такое золото? Сколько здесь? – Она осторожно взяла листок.
 – Мало тут. Это у меня с двух промывок. Сейчас глянем, что в третьей, – он спустился к ручью.
Присев на корточки у кучки мокрых камешков, наклонился пониже. Тоня, боясь выпустить лист с золотинками, опустилась на колени рядом. Ладонь разгребла кучку, разровняла более-менее ровным слоем, и в серой гамме камешника блеснуло. Выбрав пальцами крошечные золотинки, он положил их на протянутый Тоней лист, к остальным. Крупинки выглядели неказисто, больше они походили на кусочки плавленого металла, корявые и неприметные. Лежали бы они на земле, или на каменистой поверхности, Тоня прошла бы мимо, не обратив внимания. И даже, зная, что они тут есть, приглядываясь, она, скорей всего, не нашла их. Золотинки, и на листе лопуха не производили впечатления драгоценностей, разве что у некоторых чуть пробивалась желтизна на каком-нибудь из боков.
 – Ну вот, ещё добавилось, – он говорил, казалось, равнодушно, но глаза блестели, выдавая внутренне волнение. – А это что у нас?  – Пальцы его нырнули в кучу, и, когда появились снова, в них покоился кусочек миллиметров пять-шесть в диаметре мутного бесформенного стекла.
Во всяком случае, Тоне так показалось. Она уже собиралась так и сказать, но в последний момент новая мысль заставила её ойкнуть:
  – Неужели это он?
Иван поднял руку с зажатым кусочком повыше, пытаясь просветить его на фоне смурного неба. Прищурившись, потёр на весу пальцем:
– Я могу ошибаться. Но, думается, не в этом случае. Это он, алмаз!
– Урраа… ! – Тоня воскликнула почти шёпотом.
– Причём, похоже, бесцветный, – отвечая на невысказанный вопрос проводника, добавил. – Самый дорогой!
– Я его нашёл! – по слогам произнёс Иван и, вдруг взлетев с колен одним прыжком на ноги, ритмично задёргал руками, притаптывая траву вокруг.
Он двигался молча, только бестолковая улыбка освещала загорелое лицо. Тоня тихо смеялась, осторожно, чтобы не рассыпать золотинки, покачиваясь. 
Она же первая и забеспокоилась, вдруг резко оборвав смех и тревожно оглядываясь:
 – Ваня, пора собираться, а то до темноты не вернёмся.
Поддубный выполнил последнее «па», выкинув ногу, и резко развернувшись. Пару раз глубоко вздохнув, решительно кивнул:
– Предельно ясно.
Он извлёк из кармана приготовленный тканевой мешочек, сантиметров десять на десять. Расслабив завязку, подставил Тоне, и она аккуратно ссыпала в него драгоценные крупинки. Она успела посчитать, получилось семнадцать штук. Маленькие, от одного миллиметра до трёх. Но сколько радости доставили они современным золотоискателям!
Ещё раз полюбовавшись алмазом на сомнительный свет неба, решительно сунул его в задний карман джинсов:
 – Давай поторопимся. Неохота ночевать в лесу.
Оба торопливо засобирались.

Глава 17
И снова елепролазные дебри, кушири и карга ложатся под подошвы кроссовок. В лесу сумерки ещё гуще, чем на открытом пространстве, и кажется, будто ночь преследует по пятам, и невозможно оторваться от неё. Дорогу выбирали через пади, меж холмов и горок, вовсе не стараясь ступать по своим следам. Двигаясь второй раз по одному маршруту, с учётом опыта старались находить более удобные проходы. Пару раз тайгу рядили скалистые останки, там камни обволакивали седые мхи и поднимались низенькие пихточки с искривленными стволами. Тут было посветлей, и как-то легче дышалось, что ли. Но были такие открытые островки крохотные, словно мушки на теле сохатого, не больше десятка-двух метров в ширину. И снова направление, не всегда понятно как  выбранное Тоней, заводило под тень хвойного леса.
 Поначалу, пока позволяла не шибко заваленная чаща, шагали спешно, иной раз даже переходя на трусцу. Иван почти с первых же шагов вспомнил, что голоден и с утра крошки во рту не держал, но говорить об этом постеснялся. Вон, Тоня, наверняка, не меньше его есть хочет, а молчит. Так и ему, мужику, потерпеть не зазорно. Тем более, останавливаться даже на короткий обед не было никакой возможности, и так, похоже, последние метры перед лагерем придётся преодолевать в полной темноте. Так что, терпи, Ваня, и не гукай. Предельно ясно, что никто ещё от небольшого голодания не умирал.
По дороге в основном молчали. Иногда кто-нибудь выразит больше междометиями досаду от заваливших удобный проход трухлявых стволов, или ругнётся, запнувшись за незаметный в хвоистой прокладке корешок, и всё. Да и дыхание надо беречь. Ходьба по пересечённой местности ничем не легче бега на марафонские дистанции по гаревой дорожке.
Выдыхаться начали задолго до конченого пункта. Причём, как-то так получилось, что задышали прерывисто и глухо почти одновременно. Иван крепился из последних сил, когда Тоня, беспокойно глянув на темнеющее небо, предложила пару минут передохнуть, а то, мол, совсем мёртвые до лагеря доберутся. А им еще силы понадобятся костёр разжечь.   
Иван, ни слова не говоря, первым свалился на пружинистую лесную подстилку, даже не снимая с плеч рюкзака. Лёжа на спине, он молча наблюдал как проводник, выбрав крепкую валежину, опустилась на неё:
 – Перекусить не хочешь?
Пару секунд Иван соображал, признаться честно или изобразить крутого мачо, не знающего мук голода. Пустой желудок победил:
– Не откажусь.
Устало улыбнувшись, словно прочитала сомнения Поддубного, проводник полезла в рюкзак. Зашуршал пакет, и в руках её появилась пара аппетитных бутербродов из сухарей с салом. Вскоре оба захрустели.
Ох, и вкусно!
 – Что думаешь про наших преследователей? – с полным ртом говорить не удобно, но у него получилось, во всяком случае, Тоня поняла.
– Думаю, пора бы им появиться, если не заблудились где-нибудь. Или ноги не переломали. Прости господи, но я не расстроюсь.
– Я тоже.
Первые капли упали с тихим шорохом, словно крадучись. Не сговариваясь, оба подскочили, торопливо дожёвывая. Поправив рюкзак, Иван пропустил проводника вперёд, и  Тоня с места рванула чуть ли не бегом. Поддубному пришлось напрячься, чтобы не отстать. Дальше некоторое время рысили, наполняя лес звуками ломающегося сушняка и коротких ругательств. Благо местность позволяла, завалы стволов легко обходились, и деревья, выстроившиеся здесь не так часто, оставляли пространство для манёвра. Они успели преодолеть не больше пятидесяти метров, когда сверху обрушилась стена воды, мгновенно промочив плечи и волосы.
Алмазоискатели припустили ещё быстрее.
Темень опустилась внезапно, или Ивану так показалось. Спешное передвижение по тайге не способствует наблюдениям за чем-либо, не связанным с особенностями рельефа и наличием веток на уровне лица, которые имеют неприятную привычку хлопать по глазам. А они у человека нежные. Как и ноги, которые тоже вовсе не хочется вывихнуть, а уже тем более чего похуже. В какой-то момент Иван понял, что силуэт Тони впереди растворяется в накатывающей черноте, а лесная подстилка под кроссовками теряет резкость. Дождь перешёл в мелкую неприятную морось, но людям было уже всё равно. Промокшие насквозь, они уже не обращали на сырость внимания, тем более, что влага окружала их со всех сторон. Она сыпалась с веток, она подала с неба, она поникала за голенища сапог, когда цеплял молодые деревца.
С навалившейся чернотой пришлось резко сбавить темп. Стволы деревьев ещё виделись на фоне чуть более светлого пространства, но с каждым шагом всё тусклее и тусклее. Шаги глушить не получалось, разглядеть в темноте сухие ветки или неглубокие провалы уже не получались, потому шумели изрядно. Иван вовсе потерял ощущение времени и расстояния. Ему казалось, что идут они уже много часов, и давно пора бы добраться, но Тоня уверенно задавала направление, и Иван доверялся ей безоговорочно.
В какой-то момент проводник сбавила скорость почти до самого медленного, и Иван, наконец, получил возможность задать вопрос:
– Далеко ещё?
Почему-то он говорил шёпотом, наверное, сама обстановка ночного леса повлияла на него, пробудив природную скрытую до времени и осторожность, и предвиденье. Проводник ответила также тихо:
– Почти пришли. Постой здесь, я гляну.
Больше не задавая вопросов, Иван кивнул. В то же мгновение Тоня растаяла в темноте, лишь лёгкий шелест отодвинутой ветки выдал её движение.
Иван оглянулся в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы присесть. Густая темнота, тем не менее, позволила ему разглядеть мелкие деревца в подлеске, моховые кочки, и ни одного лежащего дерева. Вздохнув, он приготовился ждать стоя. А сил-то уже и нет! Он попытался привалиться к стволу более-менее толстой пихточки сантиметров двадцати в диаметре, но получив на голову очередной душ, снова выпрямился, смиряясь с тем, что облегчения пока не ожидается.
В этот раз он услышал шорох шагов. Напряг зрение, на всякий случай отпрянув чуть в сторону от приближающихся звуков. Тоня вынырнула из темноты стремительным сгустком:
 – Айда, слава богу никого там.
Не имея сил даже выдохнуть облегчённо, полностью опустошённый и равнодушный, Иван последовал за ней.
Лагерь встретил их шелестом дождя по натянутому брезенту палаток. Иван представил как же уютно и сухо в их маленьких домиках и тело, отзываясь на приятные мысли, содрогнулось, чувствуя, как побежали мурашки по сырой коже.
Тоня первым делом отправилась к своей палатке, а Поддубный откинул полог личного жилья. Отодвинув свёрнутые вещи вглубь, стараясь ничего не намочить, подтянул сухие кофту, трико, кроссовки. Не забираясь глубоко, прямо у входа он расстегнул телогрейку. Стягивая с себя промокшие шмотки, он вдруг подумал, что им везёт. В такой дождь ни один преследователь не станет шарахаться по мокрому лесу, а найдёт, любую поверхность, под которой можно отсидеться, хотя бы шалаш соорудит.   
Неторопливо переоделся. Причём пришлось раздеваться полностью, даже с трусов, когда выжал, побежала тоненькая струйка. 
Облачившись в сухое, он разложил мокрые тряпки у входа, немного переживая, что негде их просушить. Костра не разжечь, дерево-то промокло. Позади раздался довольный возглас Тони:
– А каша наша цела! Кушать приходи ко мне в палатку. Переоделся?
Иван, развернувшись, ощущая приятные телу, показалось даже тёплые вещи, присел на сухой пятачок:
– Ага, иду.
Спалось как некогда сладко. Начал засыпать ещё в палатке у Тони, на последних ложках с кашей. Холодная, она всё равно казалось вкусной необыкновенно. Но спать хотелось сильнее. Вымотавшись за день до изнеможения, он лишь мотнул головой на предложение Тони доесть кашу, которую проводник хотела ему оставить. Коротко буркнув «спокойной ночи», выполз на свежий воздух. Дождь мирно барабанил в полог, глаза слипались. Из последних сил заставив себя раздеться и забраться в спальный мешок, он вырубился на первой мысли: «Надо завтра встать пораньше, помочь Тоне лагерь свернуть».
Капля, щёлкнув по носу, скатилась вниз к заросшему подбородку. Иван продрал глаза, приподнявшись на локте. Утро смурное, дождливое растекалось сумрачным светом за крохотным окошком палатки. На часах семь. Примерно так и собирался проснуться, спасибо капле. Её соратницы продолжали сочиться через промокшую крышу. Палатка, какая бы брезентовая она не была, под долгим дождём постепенно промокает. Да, тащить сырую палатку – это почти что пудовую гирю на загривок вогрузить! А что делать, выбора нет, вчера они твёрдо решили переносить стан к горушке, которую решили назвать алмазной. Лодку, вот, придётся оставить, вверх по ручью её не протянуть, ещё в первый день ходили, смотрели – завален он, будто ураган все ближайшие деревья нарочно в воду старался уронить. Ну, тут уже ничего не поделаешь.
Уже напялив на себя толстую кофту, он вспомнил про алмаз в кармане вчерашних джинсов. Порывшись в мокрых шмотках, нашёл нужный карман. Камешек никуда не делся. Откинув полог, ещё раз рассмотрел на еле угадываемый свет зарождающегося солнца, скрытого в тучах.  Он самый, бесцветный. Знакомый ювелир у его друга вроде был. Если удастся ему сдать, или не ему, главное, продать, то вся экспедиция окупится в тот же миг. Ещё и останется. А если и золотца намыть удастся, хотя бы грамм двадцать-тридцать, то и вовсе бархатно всё получится. И Тоне нормально останется, и ему на прожитьё пока хватит. До следующего похода. Он уже не сомневался, что вернётся сюда обязательно. В следующем году же и вернётся. Только снег сойдёт, так и соберётся. В этом деле промедление смерти подобно, как говаривал гений русской революции. Надо поспешать, пока ещё какие-нибудь шустрики не опередили. В то что, ему одному пришла идея пошариться вокруг алмазного заводика, он сильно сомневался. Раз догадался ты, догадаются и другие. Дело только во времени. Тут кто вперёд, тот и успел. Он рассчитывал еще минимум дня на три работы, ну, может, четыре, потом Тоня, наверняка, его назад потянет. Там же её родные будут беспокоиться, ещё спасательную экспедицию организуют, не дай бог. Зачем такие сложности? Значит, три дня. Что успеет, то его. Вот бы ещё такой камушек найти, а лучше….
Тут его мечты были оборваны самым жестоким образом. В палатку заглянула Тоня. Поинтересовавшись, и чего это он не поднимается, пояснила, что у неё уже всё готово к переходу. Перекусываем и в путь.
Покряхтывая, Иван выбрался из палатки. Тело после вчерашних нагрузок, казалось, скрипит и трётся во всех местах, как несмазанные подшипники.
Тоня, понаблюдав за мучениями напарника, усмехнувшись, бросила:
– Палатку сворачивай, несчастный, я уже всё остальное собрала.
– Ага, умоюсь только.
Всё-таки сворачивать тяжёлую промокшую палатку – это вам не фунт изюму слопать. А ведь предварительно встряхнул её, ну, насколько получилось. Отжимать, конечно, бесполезно, ни сил не хватит, ни длины рук. Озабоченно глянул на свёрнутую в баул тонину палатку, как же она справилась? Потом нашел взглядом снующего по бывшему лагерю проводнику. В этот раз она предусмотрительно накинула на голову и плечи плащ из лёгкого целлофана, ну, или как там правильно этот материал называется. Бабушки в таких любят на рынках стоять. На рынке-то оно, может, и удобно, а вот каково оно будет в тайге? Ну, хоть на первое время хватит, и то ладно. А потом дождь может и прекратиться. Не бесконечные же запасы у этих туч?
Кое-как запихав палатку в баул, он поднялся тяжело дыша. Тоня уже стояла рядом, за спиной рюкзак с притороченной палаткой, а это килограммов тридцать, минимум. И стоит, будто так и надо, ни грамма неудовольствия на лице. Напротив, бодрость и интузиазм в каждом движении. Позавидовав подготовке проводника, Иван, предварительно также завернувшись в такой же плащ, с трудом забросил свой груз на плечи. Однако! И это тащить неизвестно сколько километров до Алмазной горушки!? А что делать? Тут тоже оставаться не дело. И далеко, не находишься, и опасно, в любую минуту могут появиться те самые, преследователи которые. В то, что они заблудились или передумали за ними таскаться, Иван поверить бы хотел, но жизненный опыт, подсказывающий, что если какая пакость может случиться, то она обязательно и произойдёт, заставлял его откидывать радужные мысли подальше. Нет уж, нет уж. Тоня права, надо поторопиться. Лодку она уже закидала ветками, канистры с бензином затащила подальше в кусты шиповника, укрыв мхом и листьями. Как утверждает, фиг они найдут. Инструмент, продукты и прочие нужные в тайге мелочи, они забирают с собой. Бандиты, если доберутся сюда, найдут лишь проплешину от костра и примятую траву в тех местах, где стояли палатки. Ну ещё заготовленные слеги для крыши, которые так и не понадобились. И ничего больше.   
– Ты готов? – Тоня беспокойно оглянулась на кусты, за которыми ручей.
То ли чувствует что-то, то ли просто переживает. В любом случае, понятно, медлить нельзя. Поёрзал плечами, устраивая рюкзак поудобнее:
– Готов.
– Тогда двинули. Старайся ноги повыше поднимать. Траву, чтобы не помять сильно. И в стороне иди, не надо цепочкой.
Догадываясь, зачем эти предосторожности, Иван молчком двинул за Тоней. Перед деревьями он сместился на пару шагов в сторону, чтобы не оставить тропинку, в мокрой  траве она была заметна. Следы и так видны, будем надеяться, что не надолго. Дождик замоет за ними. Правильно говорит проводник, не чего врагу знать, куда они направились.
Ветка пихточки, которую он отвёл, углубляясь в лес, качнулась за спиной Поддубного, негромко хрустнул сучок под неосторожно поставленной ногой, и на полянке у ручья затихли все звуки, несвойственные тайге. Шурша в высокой траве и покачивая хвоинки на деревьях, когда по ним скатывались накопившиеся капли, продолжал моросить мелкий дождик. По сумрачному небе одним широким потоком неслись куда-то на юг, туда, где тепло и деревья выше и гуще, слипшиеся тучи. Крадучись на полянку выбралась лиса. Рыжая, на шее «ободок» и на холке чёрного намешано, если смотреть сверху, будто крест на спине, охотники зовут её «крестоноской». Сторожко оглядываясь, она пробежала к пятну, оставшемуся от костра. Принюхиваясь, покрутилась на месте. Для неё пятачок пропах остатками пищи, а найти не получается. Она бы ещё поскакала вокруг, но тут поблизости хрустнула веточка, и лиса резко выпрямилась, подняв ушки. Хруст повторился, и хищница размытым пятнышком скользнула в кусты.
Через минуту от ручья послышались мягкие шаги, и из-за дерева на полянку осторожно выглянуло человеческое лицо.

Глава 18
«Как же хочется удавить этого Тюню! Так бы накинул на шею удавочку и…– Малахай мечтательно скривился, словно зуб заболел. – Все задержки из-за него. Мало того, что он всю дорогу еле плетётся позади, вынуждая останавливаться чуть ли не каждый час, так ещё и в реку свалился, будто специально, чтобы подольше тормознуть. Пришлось строить шалаш, разводить костёр, чтобы высушить этого… малахольного. А он сидит, как неживой, трясётся, в костёр пялится, и, такое ощущение, что всё ему по барабану. И своя собственная жизнь в том числе. Так хотелось дать ему по башке в тот момент, чтобы уж сразу отмучились, и он, и я… Может, только потому и не дал, что Тюня уже и жить не хотел, по всему. Слишком уже равнодушно щурился на костёр, будто уже и не здесь он, а где-то там, в небесах. Нет уж, пусть ещё помучается, хотя бы до той поры, пока с мужиком и бабой его не разберёмся. Или уже точно знать будем, что опоздали, и они давно дома чаи с баранками гоняют.
День из-за него потеряли. Не упади в воду, наверняка бы застали этих, путешественников не утром сегодня, так вечером наверняка. Ручей-то вот, он, это с той стороны Таюмбы его не видно почти, особенно, если близко не подходить а тут и не подойдёшь, на той стороне высокий берег, а на нём скальные выступы. Чай, не скалолаз, чтобы по ним горным бараном прыгать. А по другому берегу мимо не проскочишь, упрёшься. Хорошо ещё узенький, метра полтора шириной, не больше. Один прыжок и на той стороне. И даже этот, Тюня перепрыгнул, – скрипнув зубами, Малахай свирепо оглянулся на напарника, державшегося за ногу. Лицо его болезненно сморщилось, а руки обхватили колено.
 – Твою ж дивизию! Что опять?
Покачнувшись, Тюня выдал жалобно:
– Ударил, тут каряга какая-то.
Удержав ругательство, Малахай отвернулся. «Ну и что делать? Опять привал устраивать? Жирно будет, да и, чувствую, рядом они, еще один рывок и достанем. Не можем же мы за ними вечность бегать. Ну, не приведенья же они, в самом деле. Должны след оставить, а то и сами попасться уже… Неужто, не заслужили такой маленький подарочек от удачи за столько дней, что по этой проклятой тайге носимся?! Только же вышли, нарочно чуть ли не с первым лучом подскочил, и недоразумение это разбудил лишь бы застать их, если недалече они ночевали. А шансы на это были. По уму, именно у ручья им и лагерь ставить. Лодку сюда завести, покуда пройдёт, и разбиваться. Ежели они, конечно, куда дальше не намылились. И ведь только и успели, что спозаранку ручей перескочить. И снова этот Тюня что-то утютюнил. Ну, допросится он у меня. Так, тихо, не сейчас. Время не пришло, терпение и только терпение, – задумчиво потерев грудь ладошкой, он огляделся. – Да, а тут надо всё вокруг облазить, здесь они, зуб даю».
Ночёвка на том берегу ручья, в  протекающем в нескольких местах шалаше на голодный желудок, когда холод проникал в каждую, казалось, клеточку организма, только добавила ему злости, пробудив дремавшую упёртость матерого зека. А вот Тюня, похоже, ещё больше обессилел. «Дохлый какой-то, аж злость берёт. Подумаешь, пару дней поголодал, девки, которые похудеть хотят, неделями на водичке сидят и ничё, живые… А этот…! – Он со свистом выдохнул, пытаясь сбросить раздражение. – Вообще-то можно и одному в округе пока побродить. От этого… куска…. Всё одно один вред от него. Ладно, так и сделаю».
– Короче, сиди здесь. Никуда не ходи. Я осмотрюсь. Вернусь, думать будем, что дальше.
Тюня поспешно кивнул, и Малахай, сжимая и разжимая кулак, (люди, которые знали его хорошо, сказали бы, что он вне себя от бешенства), решительно шагнул от ручья  в сторону видневшейся разрежённости среди деревьев.
Утро медленно светлило серые стволы пихточек и лиственниц. Надоевший ещё вчера дождь и не думал прекращаться, перейдя в заунывную морось. Такая может в этих местах сыпать и день и два, и неделю. Не дай бог! Без крыши и харчей они долго не протянут. Силы потеряют и амба. А им ещё в домик тот возвращаться. Пустые и ослабшие или отъевшиеся и с грузом, это большая разница. А с таким грузом, с каким эти  двое катаются, выжить несколько зимних месяцев, которые он собирался отсидеться в глуши, пока там не перестанут все на ушах стоять, будет намного легче. «А Тюню этого всё одно грохну, даже если и надобности не будет. Опостылел!»
С этой мыслью Малахай осторожно выглянул из-за дерева. Впереди в сплошную тайну небольшим кружочком затесалась прогалинка. Сразу же он углядел чёрное пятно от костра, кинутые слеги у стоящей отдельно сосны, и сердце обрадовано ёкнуло. «Были они тут, а, может, и сейчас ещё не ушли, палатки могли же чуть в стороне поставить»,  – не спеша выходить, он внимательно огляделся. Тихо шуршал дождь, морось летела в глаза, и он щурился, вытираясь ладонью. 
 Убедившись, что поблизости людей точно не видать, пригибаясь, он выбрался на открытое место. «Были здесь, точно. И, кажись, совсем недавно, трава под палатками не поднялась, – он опустился на колени в том месте, где стояла палатка Ивана. Пощупав ладонями траву, удовлетворённо кивнул сам себе. – В самой глубине почти не промокла, и земля чуть влажная, значит, от силы полчаса, как ушли. Может, и меньше. Вполне может так случиться, что ещё шагают где-то вон за теми деревьями, что метрах в тридцати.
Рывком он перескочил на противоположный край прогалинки. У первых стволов остановился. Тихо! Шагов не слыхать, вообще ничего не слышно, будто один только дождь и шумит на всём белом свете. Пригнувшись, он медленно двинулся вдоль кромки деревьев. Глаза шныряли в траве, осматривали тонкие веточки пихт. Но если они и ушли только что, то как-то удачно. Сделав почти полный полукруг, он растерянно замер. Ну, не может же быть,  что они растворились в небесной хляби! Должны же остаться хоть какие-то следы. Не веря себе, он несколько секунд оглядывал опустевший лагерь. «Нет, не может быть. Значит, смотрел плохо. Надо повторить».
Смирив бьющееся сердце, он снова пошагал, на этот раз более внимательно осматривая травинки. На десятом шагу его терпение было вознаграждено. Один след, придавший высокие былинки всё-таки был. Повеселев, как хищник, выследивший добычу, Малахай завертелся вокруг, чуть ли носом зарываясь в мокрую траву. Второй след отыскался уже легче. А вот и третий. Определив направление, в котором ушли путешественники, рецидивист окончательно успокоился. Теперь не уйдут. Только надо поторопиться, пока следы виднеются. Дождь быстро зелень восстановит, и тогда шиш их догонишь. Особенно, если они, не будь дураки, не сменят направление где-нибудь на камнях. Выпрямившись, он хмыкнул: «Ну это вряд ли. В тылу врага что ли диверсанты… От кого им тут прятаться. Они же ни сном не духом не догадываются, что за ними идут». Скорей всего выбрали маршрут, какой нужно, и пошли со всем грузом. – Он прищурился, словно какая-то неожиданная мысль появилась в голове вот только что. – А со всем ли грузом они пошли?  И где лодка, неужто, по ручью вверх перегнали. Это надо посмотреть. И ещё. А куда они, интересно, двинули, за каким-таким?  – он вытер влагу с лица. – Всё  страньше и страньше. Ладно, это всё потом. Сейчас за Тюней, хоть пинками его, а надо  сюда притащить. И бегом по следам. «Не захочет бежать, кину его к лешему, нехай пропадает. Цель вот она, совсем рядом. А с Тюней этим ничего не случится. Во всяком случае, пока не вернусь, точно не пропадёт. Хотя, оставлю я его вообще здесь, пусть шалаш строит, с этим-то он, надеюсь, справится».

Глава 19
Морось, казалось, будет сыпать вечно. Иногда он поднимал голову, подставляя под дождинки лицо. В очередной раз умывшись, Иван вглядывался в мрачные тучи, надеясь увидеть хоть крохотный кусочек бирюзы. Но стылое небо опускалось низко, почти на  вершины приземистых лиственниц,  тучи тянулись одной нескончаемой полосой, и он снова упирался взглядом под ноги. Тем более, что смотреть было куда: коряг и провалов в  земле, затянутой хрустким ягелем, хватало. Ещё этот тяжеленный рюкзак с инструментом и притороченной к нему мокрой палаткой! С каждым шагом ноша набирала веса, будто вместе с влагой на неё подвешивались килограммовые гири. На неровностях Поддубного покачивало, и пару раз он чуть не упал. Хорошо Тоня,  периодически оборачивавшаяся, словно проверяя, не отстал ли напарник, в те моменты на него не смотрела. А то было бы неудобно. У неё груз за спиной ничем не легче, чем у него, а идёт легко, во всяком случае, так ему видится. И ещё, Иван не сразу, но заметил, она почему-то двигается в разных направлениях. Несколько раз проводник, словно найдя более удобный проход в зарослях, сворачивала влево или вправо. Но вскоре оказывалось, что и новый маршрут ничем не легче, того с которого только что сошли. Поддубный пару раз порывался спросить, но сил говорить на ходу не хватало. А потом и забыл вовсе. 
Волглая телогрейка уже через пару километров пути пропитала сухую кофту, которая теперь неприятно холодила плечи. С веток срывались крупные капли, трава быстро намочила штаны выше голенищ резиновых сапог, и коленки тоже подмерзали.
На привал встали, когда Иван уже подумывал оставить рюкзак где-нибудь в приметном месте, сняв с него только палатку. Вернуться за ним можно и попозже, никуда не денется, продукты все в Тонином сидоре. Привалившись к дереву, пару минут он тупо пытался отдышаться. Тоня, сморщившись, с трудом скинула мокрые лямки рюкзака с плеч. Придержав, она аккуратно опустила ношу на завал из стволов, который только что обошли. В этот момент ему стало стыдно своих мыслей. Хорошо, не успел озвучить.
– Ну, ты как? – она заботливо всмотрелось в слегка побледневшее лицо Ивана.
Сипло выдохнув, он кивнул:
– Жить буду.
Тоня, тихо охнув, опустилась на брёвна.
Немного отдышавшись, он упал рядом, умудрившись опустить рюкзак на брёвна, не снимая тяжесть со спины. Просто не решился, побоявшись, что потом не хватит духу надеть обратно.
– Ничего, почти половину прошагали. Дальше легче будет.
– Почему легче?
Она хмыкнула:
– Потому, что от старого лагеря дальше, а к новому ближе.
Иван поёрзал:
– Я думал, правда, легче…
– Ничё… дойдём. Там отдыхать и сушиться будем. Ну, насколько получится. У тебя ещё сухие вещи остались?
Вспомнив запасные носки, бельё и свитер, Иван кивнул.
– Отлично. Пожуём чего-нибудь и в спальник. Я до завтра ничего делать не буду.
– Я тоже.
Тоня поднялась, подтягивая рюкзак. Иван, с кряхтеньем выпрямившись, помог проводнику закинуть ношу на спину.
И снова бесконечная дорога, мхи,  пропитавшиеся водой, словно губки, и валежник, баррикадами перекрывающий самые удобные тропки. И морось, заполонившая весь таёжный мир.
На каменистом склоне Тоня неожиданно остановилась. Приблизившись, Иван встал рядом. Мелкие капли сыпались на деревья, словно стаи мошкары, от них воздух казался темнее. Хвойный воздух лился в лёгкие, словно чистый кислород из кислородной подушки. Настоянный аромат хотелось поглощать не только вдыхая, как невесомую субстанцию, но и пить, как волшебную жидкость, от которой, может быть, проходили когда-то раньше, в другом времени и мире все болезни и хвори. Если бы ещё не одышка…
С возвышенности, поднятой над лесом выше верхушек, вся тайга виделась, как открытая ладонь. Зелённые пихточки и лиственницы ковром устилали подъемы и спуски, невысокие горки казались гномиками на фоне двух высоченных сопок, закрывавших дальний край окоёма. Где-то между ними несла прозрачные воды невидимая отсюда Таюмба.  Не снимая рюкзака, женщина обернулась:
– Красиво, да?
– Очень! Дух захватывает, как красиво.
– Мне очень наши края нравятся. Я тут будто дома, кроме родителей и дочки, у меня и ещё родня здесь, я так чувствую, словно родственники мы с этими горами, падями, речками. Когда жила в райцентре, скучала не только по своим, но и вот по этим… родственникам, – она обернулась, чуть смущённая. – Я путано говорю, да? Я вообще, не очень люблю много говорить.
Иван вдохнул полной грудью. Ломило плечи, гудели натруженные ноги, но в этот момент он прекрасно понял проводника.
– Да, с  такой красотой только родственниками и можно быть.   
Она легко улыбнулась. Взгляд женщины упал за спину, в ту сторону, откуда пришли:
– Как думаешь, они нас выследили? – вопрос прозвучал неожиданно. Всё-таки резковато она сменила тему.
Пару секунд Поддубный въезжал. Потом тоже оглянулся, пытаясь разглядеть то, что встревожило Тоню. Но мутно зелёная даль выглядела непорочной:
– Кто ж его знает. А ты думаешь, могут выследить?
Тоня пожала плечом, насколько позволил рюкзак:
– Отец говорит в таких случаях, если пакость какая-то может произойти, то она обязательно произойдёт.
Иван поёрзал, передвигая лямки на пару сантиметров в сторону, на мышцы, которые  ещё не так болели:
– Вряд ли они нас вычислят в тайге. Следов-то почти нет. Трава не везде была. Много по мху шагали, – он опустил голову. – А здесь вообще камни.
– На то и рассчитываю, – задумчиво протянула она.
Ивана осенило:
– Так вот почему ты всё время поворачивала. Предельно ясно, следы путала.
– Ну да, путала. Если не очень опытный следопыт, а такие только среди местных попадаются, эвенков, в основном, то, может, и не найдёт.
– Но нос по ветру держать надо всё равно, да?
– Точно. Ну что, передохнул?
– Можно и так сказать, хотя, что-то как-то не очень…
– Очень на месте будет, двинули, неторопясь.
Иван снова глубоко вздохнул. Поправив сбившийся ремень, опоясывающий телогрейку, пристроился за Тоней, которая, не оглядываясь, уверенно пошагала впереди.
  К ручью они вышли в полдень. На часах начало первого. Сил – только забраться в спальник, ну, или ложку поднять, да и то, желательно лёгкую. А надо лагерь обустраивать. Хотя бы палатку поставить.
Поглядывая на сноровисто снующую Тоню, Иван тоже потянул завязки рюкзака.
Палатка, как и следовало ожидать, не стала суше, напротив, показалось, будто в неё какой-то шутник камней накидал. Кое-как развернув влажный брезент, он звякнул тряпкой с колышками.
Провозился добрых полчаса. А когда поставил, понял, что силы кончились окончательно. Тоня чем-то шуршала в своей палатке, дождик сыпал и сыпал, и Поддубный понял, что если сейчас же не заберётся в спальник, то упадёт прямо там, где сидит, то есть у входа.
Покряхтывая, он стянул с себя всю мокрую одежду. Натянув верёвку под крышей от колышка до колышка, повесил шмотки на неё. Палатка заметно прогнулась, но Ивану уже было всё равно. Последним усилием он развернул спальник. Забирался в него с одной мыслью: только бы ничего не случилось: подъём по тревоге станет для него настоящим кошмаром.
Наконец щека прижалась к мягкой поверхности мешка, глаза закрылись. Он замер,.. Но сон не пришёл. Иван этот эффект знал: переутомление не всегда способствует здоровой дрёме. Бывало, вымотаешься, как суслик, а заснуть не можешь. Он слышал, к палатке приблизилась Тоня: её мягкие еле слышные шаги он уже узнавал. Приподняв полог, постояла несколько секунд. Иван даже не попытался как-то обозначить себя. Мышцы тянулись и ломались, подрагивала какая-то жилка на шее, он решил сделать вид, что спит. Тем более, он так и собирался поступить, ну а что сразу не вышло - так, это случайность. Тоня осторожно опустила брезент, и в глухой капели прошуршали удаляющиеся шаги. Улыбнувшись, он подумал, что Тоня у него хорошая. Не стала его тревожить, молодец. И заснул.
Он не слышал, как проводник звенела крышкой котла, как глухо тюкал топор, разрубая влажные дрова. Он спал крепко, без сновидений.
 А проснулся от тишины. Шорох капель по брезенту, к которому он привык за последние сутки, исчез, и в сонном мозгу Поддубного что-то щёлкнуло. Проснувшись, он остался лежать, прислушиваясь и пытаясь сообразить, что же его раззудило. На часах шесть вечера. «Да уж, поспал неплохо, что ночью делать буду». Потянувшись, почувствовал, что силы вернулись. Во всяком случае, руки поднимались без усилий и лёгкость в теле присутствовала. Он поднялся с решимостью свернуть если не горы, то, хотя бы килограмм пятьсот грунта.
Дождь, и верно, притих. В вечернем небе появились тёмно синие пятнышки, пока крохотные, но и это уже плюс. На пятачке у ручья пусто, среди редких деревьев Тони не наблюдалось, и Иван выбрался на улицу. В соседнюю палатку решил не заглядывать, если Тоня там, значит, отдыхает. Ей надо. Достаётся, не меньше, чем ему, мужику. А она женщина, молодая, тонкая и… интересная. Что там лукавить, очень симпатичная. Он бы попробовал даже поухаживать, будь они в другой ситуации. Вот, вернутся, и попытается. Правда, как это будет выглядеть в деревне, при родителях, он пока не представлял. Но самонадеянно понадеялся, что выход найдётся.
Под куском брезента у прогоревшего костра что-то явно было! Сглотнув, он вдруг почувствовал, что голоден, аки зверь. Как же она умудрилась приготовить под дожём, да из мокрых дров? Под мокрым брезентом прятался ещё тёплый котелок. Невольно улыбаясь, поднял крышку: сумасшедше приятный запах гречневой каши поплыл в хвоистом вечернем воздухе. Иван поспешил к палатке, там в кармашке рюкзака хранилась крайне своевременная вещь – ложка.
После ужина он решил немного поработать. А что? Силы есть, голод утолён, настроение самое боевое, что время терять? Предельно ясно, что до темноты он успеет промыть, как минимум, несколько лотков, штуки три уж точно. Тем более, когда исчезли все препятствия между ним и драгоценными находками, здоровый зуд азарта проник чуть ли в каждую клеточку отдохнувшего тела. 
Ещё раз глянув на тонину палатку, в которой по-прежнему тихо, он, стараясь ступать неслышно, направился к ухоронке, где в прошлый раз упрятал весь инструмент.
Сырость, казалось, пропитала каждую травинку, каждую хвоинку и каждый бугорок ягельника. Запустив  на ходу ладонь в кустик черники, извлёк её с ягодой, но мокрую, будто под водой подержал. Не тянуло бы так неудержимо к ручью, остался бы пособирать. Сейчас она, напитавшаяся соков и влаги, особенно мягкая и целебная. А вкусная какая!
Инструмент нашёлся, где и оставлял. Вытянув из-под деревьев лоток, лопату и сито, немного постоял на бережку ручья, определяя, откуда начать. Излучина выше по ручью показалась ему перспективной. Там, метрах в двухстах от лагеря каменистый склон упрятанного под мхи и валежник холма продолжался в виде дна. То, что надо! Вымокнув от голенищ сапог и по пояс напрочь, добрался до выбранного уголка. Деревья поднимались со всех сторон, не сплошная чащоба, но очень близко к ней. Высоченная трава у воды путала ноги и заставляла запинаться. Пришлось активно потоптаться. Несколько мнут и участок на берегу метр на метр готов к испытанию. Воткнув лопату в поскрипывающий грунт, на следующие несколько часов Иван выпал из реальности.
Незаметно стемнело. Разогнув натруженную спину, Поддубный задумчиво посмотрел на раскрашенное в мутновато красные тона закатное небо. Опустил взгляд на лоток, в котором перекатывалась последняя партия породы. Огорчённо вздохнув, пробормотал:
– Похоже, на сегодня достаточно. Предельно ясно, что больше я ничего не разгляжу.
Разгребая сапогами воду, широкими шагами выбрался из ручья. Собрав разбросанный инструмент, уложил его под дерево. Лоток решил так и оставить с породой. Завтра рассмотрит. Может, хоть тут что-то отыщется. В это раз ему не повезло, за весь вечер намыл всего несколько золотых крупинок, может, граммов на пять. Никаких тебе самородков или алмазов. Впрочем, он нисколько не огорчился. Не бывает так, что везло каждый день. Грех грустить, в заднем кармане штанов по-прежнему хранился камешек, окупавший все потраченные силы и средства на экспедицию. Так что пора в лагерь, Тоня заждалась, поди. Странно, что она вообще не пришла ещё к нему. Неужели спит? Вот же соня,  – упрекнул он по-доброму и губы чуть дрогнули в улыбке. – Ничё, счас я её расшевелю.
К стану он подходил в приподнятом настроении. И не сказать, что добыча была велика или наметил место, где богатая залежь, нет. А вот тепло на душе и всё тут. Может, радовала пропитанная травяными и хвойными запахами тайга, может, окрыляло то, что работать теперь будет с утра до вечера, без обязательного преодолевания всяких немереных расстояний, забитых непролазной чащобой. Или прельщал мираж пока ещё необнаруженного сокровища, которое, непременно найдёт, если не завтра, так на следующий день. В общем, он бы и сам не смог объяснить причину блуждающей на губах улыбки.
Вот и палатки виднеются сквозь крайние деревья. Десятка два шагов и он дома. В последний момент он решил сделать сюрприз. Пригнувшись, Иван дальше пробирался на цыпочках. Интересно, получится у него подойти так же бесшумно, как умеет Тоня?
Последние метры он преодолевал, затаив дыхание. Это его и спасло.

Глава 20
Нечего и думать выследить их по следам. Малахай понимал, до Чингачкука или даже Соколиного глаза, героев любимых книг из детства, ему как до первого крупного города походкой рака. В общем, не добраться. На первых порах попробовав придерживаться еле различимых в траве следов, очень скоро он заплутал, потеряв даже направление. То ли они взобрались в какой-то момент на деревья, и дальше продвигались по веткам, как белки, что понятно, просто фантастика, то ли у него опыта отслеживания жертвы по следу не хватало. Второе, конечно, более реально. Минут через двадцать окончательно расставшись с надеждой выследить путешественников, он с досады сплюнул. И остановился, оглядываясь. Плотным кольцом его окружали тонкоствольные лиственницы, лицо наловило паутины, и он вытер щёки ладонью. Где-то за деревьями, он помнил, поднималась горушка, но где именно, из леса не углядеть. Поразмышляв, он повернул обратно.
 «Нет уж, тут можно до ишачьей пасхи пролазить. Надо что-то изобретать. И срочно. Без жратвы мы долго не протянем».
На открытом пятачке у реки ничего не изменилось. Не стоял шалаш, не горел костёр, вообще какого-либо шевеления не наблюдалось. Ругнувшись в полголоса и пообещав треснуть Тюню пару раз, когда отыщет, он пошёл по кругу, разгадывая загадку  из нескольких слов, в основном, матерных: «А куда он, …. вообще, подевался?»
Малахай уже собирался покричать, когда заметил выглядывающую из-под наваленных веток ногу в сапоге.
– Вот же ж! – он резко замер.
А потом, размашисто гукнул по подошве носком обутки.
Ветки словно разметало ураганом, заполошно протирая глаза, из-под них выскочил Тюня. И сел, бестолково поглядывая на высоченного напарника.
Не дождавшись слов, Малахай цыкнул сквозь зубы:
– Подъём, проспишь всё на свете.
– Я только чуть-чуть придремал, – Тюня, ещё сонный, с трудом поднялся. Поелозив по траве ладонями, набрал влаги. Вытерев лицо, взгляну уже трезвым взглядом.  – Чего делать будем?
Раздражение так же резко, как и появилось, спало. Малахай в глубине души позавидовал парню: молодость, засыпает без всякой оглядки. Непуганый ещё. Сам бы он так не смог. Хотя, в его возрасте, да таким же бестолковым… всё возможно.
– Поищи посуше ветки, костерок сварганим. Попьём чайку и двинем. Есть у меня мыслишка, по поводу, где их искать. Напарник, явно чувствуя себя виноватым, суетливо побежал за ближайшие деревья.
Но посидеть перед огнём в этот день было не суждено: мокрые поленья разгораться не желали, как Малахай ни старался. десятка Переведя десяток дефицитных спичек, он неожиданно психанул, распинав бесполезные сучья.
Несколько секунд Малахай простоял, задрав голову к небу под внимательным взглядом Тюни.
– Всё,  бесполезно. Идём за ними. Не догоним, тут нам и кранты, – он словно только что увидел напарника. – Ну чего расселся? Поднимай задницу, двинули, пока силы есть.
Дождавшись, когда Тюня подскочит, обмахивая пятую точку от мусора, молчком двинул к лесу. Он знал, как будет искать мужика и бабу. Первые их шаги, а там метров сто, они сделали в одном чётком направлении: на поднимающуюся вдали горушку. Вряд ли они сразу начали крутить ватрушки, наверняка топали в нужном направлении. Вот, они в ту же сторону и двинут. А там, у склонов уже всё заново обыщут. Вряд ли эта парочка далеко горушку обходить будет. Следы точно какие-нибудь оставят. Они же и сторожиться уже так не будут, далеко от лагеря, чего им бояться? Да им, если на то пошло, вообще нечего бояться. Откуда им знать, что за ними идут, на глаза этим таёжникам никто не попадался, погоню никак не обозначал. Значится, могут они где-то там и стоять лагерем. Зачем-то они сюда пришли? Вот и узнаем заодно, чем им тут намазано.   
  Выбрав направление  и запомнив, откуда на них светит спрятанное за дымчатой пеленой еле различимым мутным пятном  солнце, Малахай решительно пошагал в сторону горки. «Ничё, никуда они не денутся. Найдутся, чай, не иголка в стогу».
До горки они добрались ближе к вечеру. По дороге раз пять пришлось останавливаться, чтобы отдышаться. Тюня под конец с трудом поднимал ноги, запинаясь через шаг. Он почти не смотрел по сторонам, погрузившись в собственные переживания и мучения. Он лишь переводил взгляд на место следующего пятачка, куда будет ставить подошву, а шагнув, снова использовал зрение для выбора точки опоры для ноги. Малахай, вымотавшись ничуть не меньше, такого расточительства позволить себе не мог, кто-то же должен следить за обстановкой вокруг. Мало ли что, всё-таки они на загородной прогулке, всякое может случиться. Он же и заметил серый бок палатки, проглядывавший сквозь разредившийся здесь лиственничник.
Резко остановившись, он поймал за шкирку ничего не соображающего от усталости Тюню, а когда тот поднял голову, пытаясь сообразить, что происходит, приложил палец к губам. «Неужто, наконец, подфартило?!» Чтобы не спугнуть удачу, рецидивист жестами приказал напарнику ждать здесь, а сам, прорабатывая каждый шаг, медленно двинулся в обход.
Две палатки стояли рядом, словно два медвежонка прижимающиеся бочками. Вокруг никого. Остатки давно потушенного костра на свободном от деревьев пятачке, наплав брезента над чем-то круглым, котелком? Почувствовав как ёкнуло в пустом желудке, он из последних сил сжал зубы: «Потом, всё потом, сейчас надо узнать есть ли кто в палатках». Подобравшись к входу в крайнее жилище, беззвучно опустился на колени. Оглянувшись и ничего подозрительного не заметив, десяток секунд прислушивался к бешено колотившемуся сердцу. «А, была, не была!»
Он мягко, двумя пальцами поднял полог у левого от себя жилища. Пусто! Так, теперь можно так не опасаться. Если во второй кто-то и есть, то он там один. Почему-то в этот момент он совершенно упустил из вида мысль, что они могут и вдвоём лежать в одной палатке.
Подкравшись на коленях ко второму жилищу, он рывком распахнул полог, рывком по пояс заныривая в палатку.   
На него смотрели круглые испуганные женские глаза. Несколько мгновений ушло на осмысление ситуации, затем женщина метнулась в сторону. Малахай, ожидавший нечто подобное, успел накрыть её телом, и женщина зашипела, изворачиваясь.
«Ну нет, Малахая на мякине не проведёшь». Не особо церемонясь, он отклонился и залепил ей тяжёлую пощёчину. Попал удачно, голова откинулась, и баба на какое-то время потеряла осмысленность в глазах. Нокдаун! Отлично! Он запустил рук под какие-то тряпки, туда, куда только что рвалась баба, и ладонь нащупала ружьё. Вытащив, с удовольствием повертел оружие в руках. Карабин. Старенький, но ухоженный. Так, и заряженный. Отлично!
Взгляд женщины понемногу прояснялся. Малахай задом выбрался на улицу. Мельком огляделся. По-прежнему тихо. И хорошо! Поднявшись, направил карабин на вход:
 – Вылазь давай, и не дури.
Женщина вкинула возмущённый взгляд и, увидев глазок оружия, словно запнулась. Медленно она выползла следом.
Дождавшись, пока она поднимется на ноги, он мотнул карабином в сторону костра:
– Иди.
Молчком она проследовала, куда велели. Остановившись у проплешины костра, она оглянулась:
– И что теперь?
– Где мужик твой?
Плечо поднялось и опустилось:
– Понятие не имею, где-то бродит.
За спиной раздался шорох, и Малахай, не выпуская из поля зрения женщину, шагнул в сторону, становясь боком, чтобы одновременно видеть обе стороны. К ним, смущённо улыбаясь, приближался Тюня.
– Здрасте, – пожелание здоровья при встрече прозвучало неуместно, но он этого не понял.
Малахай мотнул головой:
– Глянь, чего у неё там, под брезентом?
Тюню не пришлось упрашивать. Несколько стремительных шагов, и он уже, блаженно прищурившись, вдыхает аромат гречневой каши.
 – Обалдеть! – И взгляд заметался по сторонам. – Ложка у тебя где?
Женщина не пошевелилась, и рецидивист подтолкнул её дулом:
– Гони ложку.
Она показала глазами на брёвнышко в стороне, на нём стояла металлическая кружка, из которой выглядывала ложка.
Тюня бросился к посуде, как оголодавший зверь к еде. Впрочем, так оно и было.
Через пару секунд он уже пытался выразить восхищение её вкусовыми качествами с полным ртом.  Заглянувший в котелок Малахай, отметил, что на двоих вполне хватит. Впрочем, тут же он переменил своё мнение, каша убывала прямо с катастрофической скоростью. Одной рукой он развязал тесёмку на штанах:
 – Поворачивайся спиной, руки вязать буду.