Зуб даю, или дорожные размышления человека поля

Между «есть Бог» и «нет Бога» лежит целое громадное поле… (А.П.Чехов. Дневниковые записи, 1897 г.)

Предлагаемые размышления родились в ходе дискуссии по переписки с ученым другом. Я постарался убрать из текста личные обращения и другие маркеры диалогической формы. В остальном, текст претерпел лишь несколько незначительных стилистических улучшений.

1.
Несколько слов о вере. В семантике русского понятия «вера» отчётливо видны, по меньшей мере, два компонента – "вера как полагание" и "вера как доверие".
Третий компонент, предложенный в ходе нашей дискуссии, - «вера, как желание верить», я не усматриваю.
Часть затруднений в подобных дискуссиях, на мой взгляд, обусловлены особенностями языка.
Так, в английском belief ясно виден именно первый компонент – «вера как полагание» (понятно, что faith и trust – cовсем другое дело).
В русском языке в силу определенных причин на лексическом уровне два компонента не различены.
Поэтому, общаясь на русском языке, каждый раз приходится аналитически разбирать, о какой «вере» идет речь. Ведь в каждом конкретном случае, это, как минимум, одно из двух.
В немецком glaube, французком сroix, также как и в английском belief, этот самый элемент уверенности преобладает (ich glaube, dass, je croix que, I believe that …).
Что такое полагание? Это уверенность в вероятности того или иного положения вещей или наступления будущего события.
Эта уверенность поддается квантификации, то есть она принципиально измерима. Обычно под этим имеется в виду, что, если ты уверен в определенном положении вещей или наступлении определенного события, ты готов сделать соответствующую твоей уверенности ставку.
Область азартных игр – лишь частный случай измерения уверенности или ее квантификации, поэтому я не имею здесь в виду ставку в узком и буквальном значении слова.
Насколько ты уверен в чем-то, настолько высокую или низкую ставку ты готов сделать. В приведенном примере насчет отца и сына ставкой был купленный отцом торт (в дискуссии говорилось о купленном отцом торте в ситуации, когда отец был уверен, что сын хорошо сдаст вступительный экзамен в ВУЗ).  Торт тортом, но замечу, что вряд ли до получения полной и точной информации о поступлении сына, отец решился бы на покупку обещанного ранее (допустим!)  автомобиля или даже мотоцикла. И в русском, и в английском и в каком угодно другом языке этот семантический элемент полагания\ или уверенность сводится к принципиально измеримой уверенности.
Разговорный язык на разных уровнях подтверждает такое положение вещей.
Представим элементарный диалог на английском:
- I can do that.
- Really?
- You bet.
То же самое и в русском зыке. Мы видим глаголы того же семантического гнезда – «уверить», «заверить» и т.д.
Представим такой диалог:
- Петька, ты в мореходку поступаешь?
-Ага.
- А на экзамене не срежешься?
- Зуб даю, поступлю.
Как видим, вера в ее первом и основном семантическом значении – именно принципиально измеримая уверенность.
Теперь буквально несколько слов о втором значении слова. Вера-доверие (trust, Traue, и т.д.).
Доверие (любое!) я понимаю, как безотчетное принятие положений, мыслей, концепций, утверждений и т.д. вплоть до чувств и эмоций, фактически навязанных человеку в силу авторитета (родители, социум, традиции и т.д.).
В основе такого принятия лежит внушение, суггестия.
По мере взросления, мы утрачиваем данное безотчетное принятие, взамен чего научаемся мыслить самостоятельно. На свой страх и риск, конечно!
Не все, не всегда, не большинство, тут могут быть разные варианты, о чем не берусь судить.
В любом случае, безотчетное доверие во взрослом человеке я рассматриваю как некий рецидив детской психологии. Вполне возможно, такое доверие играет важную роль в поддержании жизнеспособности общества, обеспечивая преемственность и приемлемость культурных форм.
На мой взгляд, всякого рода «вера» - в «летающие тарелки», в «мировое правительство», во всемирный заговор по чипированию и др. - происходит от той самой безотчетного веры-доверия (в данном случае – к СМИ, к соцсетям, ближнему и дальнему кругу знакомых и т.д.), поскольку в современном социуме именно они переняли функцию традиционных институтов воспитания и идейного формирования личности.
Теперь несколько слов о предложенном в нашей дискуссии эмотивном понимании веры -веры как «желания верить» во что-то или кого-то, в то или иное положение вещей. Интуитивно в семантике концепта веры я подобного компонента не усматриваю.
В приведенном тобой примере про жену, навестившую соседа Ивана Ивановича и вызвавшую тем самым кривотолки среди соседей, реакция мужа (опровергающего домыслы фразой «Да Вы что? Я верю своей жене!») предсказуемо эмоциональна.
Это, скорее всего, целый букет эмоций, состав которого зависит от той конкретной информации, которой располагает обманутый или нет муж.
В любом случае, высказывание «Я верю своей жене!» в данной ситуации с точки зрения языковой прагматики взаимозаменяемо на «не может быть» или «я знаю, что она не такая», или – еще круче – «да вы что, рехнулись, что ли, такое утверждать!».
В конкретном случае может иметь место и предложенное тобой объяснение. Возможно в таком высказывании, как матрёшка в матрёшке, скрыто что-то другое, например, «Надеюсь, жена мне не изменяет», или «Лучше бы она никогда не встречала Ивана Ивановича!».
Во всех приведенных примерах, на мой взгляд, упоминание веры как таковой не показательно.
Какие бы не были сказаны слова, они были сказаны не для того, чтобы что-то утверждать, а, чтобы выразить эмоцию. То есть, я вполне принимаю эмотивное толкование в данном контексте, но слово «верю» здесь может быть заменено на какое угодно другое.
Но оставим семантику и прагматику языка и поговорим о самом главном.
В контексте религиозной веры, увы, я не усматриваю объекта веры.
Любое положение вещей, наступление события и т.д. о которых я говорил ранее, относится только к эмпирически существующим вещам или происходящим событиям, к тому, что в принципе публично демонстрируемо или видимо.
В любом случае вера в конечном итоге сводится к какой-то материальной конкретике, к чему-то демонстрируемому, верифицируемому. Есть сигнификат, есть денотат (значение и его объект-носитель).
А тут извините, ни денотата, ни сигнификата. И ставки не сделаешь.
При всем уважении к Паскалю, я не могу понять логики его известного пари (цитирую не дословно, а по памяти):
«Над вести себя так, как будто Бог существует и выполнять все его заповеди. Тогда, если после смерти «там» ничего не будет, мы ничего не потеряем, а если там будет вечная жизнь и воздаяние за совершенные поступки, то мы выиграем все».
Хочется спросить великого мыслителя, почему же мы ничего не проиграем?
Ведь нужно уже смотреть на ситуацию с предрешенных позиций («взгляд из вечности»), чтобы говорить о проигрыше в данной ситуации.
Прожив единственную и конечную жизнь в напрасной аскезе, мы проигрываем ее прямо по ходу игры, отказывая себе во всем том, что в случае жизни без оглядки на великое «а если» мы бы себе разрешили.
(вместо того, чтобы вдохновенно смаковать фуа-гра с сотерном, предаваясь каким угодно иным телесным и душевным удовольствиям вместе с эпикурейцами, а точнее – киренаиками, всех мастей).
Что касается предложенного Паскалем варианта выигрыша, а выиграем ли мы «все», придя на суд Того, кто «видит в сердцах»?  Ведь вряд ли Он наградит человека, верившего в Него именно по принципу «пари Паскаля», то есть исходя из голого логического расчета??
Возможно, Паскаль имел в виду что-то другое. Честно говоря, почти уверен, что я упустил нечто важное в сути предложенного им пари. Для меня это стимул перечитать и передумать Паскаля заново.
Кроме того, «Бог» – объект веры крайне неопределенный, именно в силу отсутствия эмпирической конкретики.
Я понимаю про его внеположность миру, трансцендентность и т.д. Я имею представление об апофатической теологии и искренне восхищен стройностью мысли и богословским воодушевлением ее творцов.
Да вот только возможно ли на самом деле верить в такое?
Полагаю, что нет (но хочу ошибиться!). Так можно сказать, но так нельзя подумать, как сказал бы Аристотель.
Настолько по-разному умные люди объясняли Бога, что невольно закрадывается некое подозрение в осмысленности тезиса о Его существовании.
Еще раз подчеркну, что в традиции апофатической теологии самое бытие Бога отрицается, так как он полагается выше бытия и небытия (Дионисий Ареопаги, Максим Исповедник, на Западе – Николай Кузанский). Эта традиция восходит к Платону и мне близка. Не бытие и небытие, а Сверх-бытие, которое выше того и другого.
Это совершенно замечательно, но в таком именно высоком понимании религиозная вера подает руку самому немудрящему атеизму и перестает чем-то от него принципиально отличаться. Впрочем, не в этом ли «секрете Полишинеля» и заключается созревший к 21 веку плод многомудрых тысячелетних дебатов?
Итак, из предложенной мной дихотомии «вера-полагание» и «вера-доверие» решительно отношу религиозную веру ко второй категории, с оговоркой относительно ее особой пустотности и безобьектности.
С другой стороны (и я назвал бы это главным итогом моих размышлений), критика предложенных концепций религиозной веры не означает невозможности ее переосмысления на иных логических основаниях. Путь открыт. Человек поля идет дальше.