Плагиат. Из Фруассара

                Моей любимой Рафаэлле Кадаверии
     Анна отложила перо и не моргая уставилась своими прозрачными глазами, столь странно выглядящими на ее смуглом лице, в широкую переносицу громогласного гиганта, одновременно восхищавшего и пугавшего ее. Боэмунд, хватив лишнего, притянул к себе комеса курополата и рычал, обдавая даже сидевших на дальнем краю густым ароматом чеснока :
     - И если в горах таятся, как говоришь ты, комес курополат, шкипетары, то отчего же гротескные пацинаки не бросят клич ?
     Отбивающийся от мощных рук нормана комес курополат визжал :
     - Бросили ! Прямо вышли на агорный утес, что мохом порос, и бросили. Утоп клич.
     - Утоп ? - страшно переспросил Боэмунд, вставая на ноги. - На штурм ! - завопил он, шатаясь. - На слом !
     - Отведите его в наши покои, - приказала Анна и собравшиеся возроптали. Первым выступил экзарх Муталиба, презренный яхш - пош, увенчанный стимулом, навзничь свисавшим с его перебитого обедней плеча, ибо в те времена любому, кто осмелился обедать без стимула, перебивали плечо, выжившего же и награждали стимулом, что затем по статуту ордена Победы над врагом навзничь свисал, центрясь полосатой поганью в центре нелепой розетки, наносимой гуашем на скромненький плащик а ля двадцатилетный мудак с поспешающим обочь чуркой - сатрапом и гнидой казематной, все, короче, по круглому колобком Леонову, прославившему космос перед дрыгающим злобой ликом Басилашвили, восхищенным, меж тем, голой грудью Амалии Мордвиновой, что, в свою очередь, знаменовала очередную продажу родину.
     - Обожди, - небрежно отмахнулась от экзарха Муталиба Анна, задирая голову, - экой странный абзац, - прошептала она, постепенно белея, - я б никогда так не позволила себе изгаляться над древнегреческим, хоть и пишу обычно на латыни.
     - Мозги не е...и, - посоветовал ей экзарх Муталиба, надвигаясь, - Анна Комнина. Мы срали на твою писанину. Ты лучше скажи нам : доколе ?!
     - Навсегда, - зевнула Анна, устав от затянувшегося пира. Двадцать лет пировал Палатий, принимая от уходящих в лошадя хитрую пошлину гриб - ягодой в лукошке, ростя экономику ценами и тарифами, экстремизствуя через седло, терроризируя окружающее пространство одними рожами такими, что Анна закурила. - Знаю, что табак не открыт, - опередила она возмущенного негодованием несогласного экзарха Муталиба, - но я и не табак курю, презренный яхш - пош. Курю я мох, собранный с голов управляющих, сменяв его на государские плеши, выявляемые лучами смерти генерала Рагозина. Смотри сам.
     Экзарх Муталиба посмотрел и завыл от ужаса.
     Прошло еще двадцать лет.
     - Слушай, Ань, - говорил Боэмунд, бегая от окна к двери и обратно, - отпусти ты меня хоть в Акру, хоть в Тарент. Устал я, ни хрена не понимаю в вашей проклятой стране рабов и баранов.
     - А что шкипетары ? - вопросила Анна, надевая на себя шитый бисером шлемофон Чкалова, потому приближался святой день солнцестояния и надо было гневно бросить клич, поминая любую х...ню, что приключилась с тогдашним базилевсом Ираклием Андронниковым под Пуштун - Турген, когда вырвались из - под полы азяма танковые армии Гейнца Гудериана, нанося.
    - Двадцать лет взад таились, - откровенно сказал Боэмунд, - сейчас - не знаю. И знать не хочу. Срал я на всех шкипетаров.
    - Византийскофобия, - апатично заметила воспитанная песковщиной и захаровщиной Анна, задирая заднюю лапу и обоссывая весь мир со Вселенной.
    В конце поэму. Иначе с певицой нельзя.
    - Мы плыли в рассветных тонах Джезказгана,
    Под сонмами рупий свивая колчаны,
    Ушпорив понь боки колючим достаном,
    Спеша карантином стратегий Гургена.
    Гургена из жабырь, ильт хорз и так дальше,
    Пельмени вводившего в наций успешность,
    Катастрофичность политик как раньше,
    Ссылая в Париж статистик погрешность.
    Бастардовых падл
    И уё...х вёсен,
    Опухших е...л
    И раскатистых сосен.
    Короче, х...ня. Как была и как будет,
    Кусок агрессивных и подлых затей,
    Где нет человека, но ползают люди
    Среди давно сгнивших говенных идей.
    Гранит Мавзолея и вонь старушонок,
    Построивших это, и то, и вон то,
    Доставшее всех уже до печенок.
    И летом холодно в пальто.