Всякое такое 1 - Задолго до

– Сколько я ему говорила, не делать этого. Сколько говорила.

Сарума прикрыла лицо платком. Сгорбившись, беззвучно закачалась из стороны в сторону, будто ветка на ветру. Не ясно, плакала или нет. Кто ее разберет.

Какая же худая она стала. Одна одежда.

Над карнизом под самой крышей завозились голуби. Никогда не думал, что они такие шумные. Заглушили своей возней крики чаек над близкой пристанью, гудки машин, гомон человеческой реки под окном. Весь мир.

Я встал, чтобы не смотреть на Саруму, не мешать ей. Даже нет, не так: скорее, чтобы самому вырваться из кольца страдания, которым она окружила себя. Да и что тут сделаешь? Ничего. Можно только не думать, а больше – ничего.

Подошел к окну. Посмотрел. Люди, люди… Сколько же их тут? И всякий был однажды рожден. Все без исключения, до последнего. И они, и те, от кого идут, и к кому. Все, кого они видели и встречали, кого увидят и кого встретят. Любого, о ком помнят и о ком нет. Столько женщин должны были выносить и родить – невообразимо…

– Ладно, что горевать. Давай я чайник поставлю. Не по-людски как-то так сидеть.

Сарума обнажила голову, встала, пошла на кухню сама, не стала звать Йоллу. Да и не дозвалась бы, подумал я. Может, потому и не стала. Знает, что девушка сейчас на рынке, в мастерской чеканщика, и вовсе не за покупками.



По стене медленно текла хеди. Без маркера, дикая, с активным жалом.

Павел покосился на нее, отошел. Кто знает, что у нее на уме. Так и не удалось понять, разумные они или нет. Хуже, если разумные. Тест Тьюринга они проходили примерно в 60 процентах случаев. В остальные 40 вели себя хуже сломанной кофеварки.

– Б-бери к-ка-арту.

– Может, ну ее?

– К-кого?

– Ну, ту…

– А. Н-не знаю по-ока. А что?

– Твой ход, Заика!

– Н-не хоро-ошо. Н-не лю-юблю, к-когда ты.

– У тебя вон хеди по стенам ползают, а еще туда же, не нравится ему…

– Э-это Ле-ена Ч-чо-он. Не б-бойся.

– Да ну?! – Степан округлил глаза, насколько позволяла природа.

Из тех самых 60 процентов разумности 80 приходилось на одну особь – Лену Чонг, лучшую шахматистку мира, ни разу не проигравшую Большой Сети.

Учитывая, что БС сама себя программировала и на нее приходились все научные открытия за полвека (не считая подвида амазонского долгоносика, описанного каким-то алкоголиком из Айовы), это было настоящей сенсацией. Почему «шахматистка»? Она сама так решила. Пол и размножение хеди оставались полной загадкой.

– Гонишь!

– Н-не г… г… г…

Юлия заклинило. Все знали: нужно подождать минут пять, раньше он не заговорит, будет только тужиться и краснеть как вишня, выдавливая из себя слова.

Павел недоверчиво посмотрел на серую спину хеди. Та уже забралась на потолок и кружила мелкими рывками вокруг светильника, почесываясь о лепнину – старомодную, гипсовую, будто их эпохи морских колоний.

– Когда этот обормот кончит гыкать, пусть расскажет нам, как это вообще может быть, чтобы у него… Нечего на меня смотреть как на двухголовую утку, я с тобой больше не разговариваю… Не лопни… Как так вышло, что у него квартирует Лена Чонг, а мы узнаем об этом случайно?