Xxiii - часть

В феврале, когда я уже после больницы смотался на Донбасс, и прожив там три недели вернулся на три-пять дней забрать собранную друзьями гуманитарку, мне позвонил Слава Погорелов, он уже был главой правобережного округа, мы дружим лет десять не меньше, и он всегда помогает с фестивалями и сборами, являясь сыном, погибшего в Афгане лётчика.
- Игорёк здорово! Погорелов.
- Здорово Славик дорогой! Как жив крепок!
- Слава Богу всё нормально! У меня вот какой вопрос, ты в Липецке или на Украине?
- В Липецке Слав.
- Ты слышал про Сергея Игнатова, владельца транспортной компании Липецкие рейсы?
- Слышал. А что?
- Он хочет помочь Донбассу, он сам от туда родом, и не верит ни в какие пункты приёмов помощи и вообще этим движухам. Он хочет сам поехать. И поехать с тобой.
- Да базара нема! Чем он пособить желает?
- Я дам тебе его телефон, вы созвонитесь, и встретитесь, лады?
Так всё и произошло. Я приехал к нему в офис, красивенный седой мужик с тёмно карими глазами и благородным лицом встретил меня выйдя из за стола. Мы долго проговорили, я как включил свою говорильню только успевай переваривать. Он слушал с глубочайшим интересом, и мне было легко с ним с самого начала. Уверен, он разделял не все мои политические взгляды, но не перебивал и не ломал моего монолога. Затем я рассказал что Легендарные Бабаи одеты кто во что, и у одного даже на балоневой чёрной куртке пришит шеврон. Разгрузки у них сшитые какой то женщиной на домашней швейной машинке, и постоянно рвуться. Что у некоторых обувь давно пришла в негодность, и не у всех есть бушлаты, и воюют в куртках и телогрейках. Он был очень удивлён, но не перебивал. Достав из стола пачку денег, он передвинул её по столу:
- Игорёк, вот на эти деньги купи всё что надо, Газель у меня есть, загрузим и я сам поеду за рулём.
Мне не ловко было сказать, что на сто тысяч, мы загрузим газель только просроченными макаронами. Но я и виду не подал:
- Замётано! Как затарюсь позвоню.
В это время Антон как и каждый рейс, уже договорился с несколькими бизнесменами, и дал мне их телефоны. Один привёз к нам кучу медикаментов, аж на сто семьдесят тысяч. Другой отгрузил тушёнки. Колония №3 в городе Ельце, как раз на этот рейс собрала всё остальное, чем мы её загрузили. Много милицейских ватников и бушлатов, берцев и портянок, носков и нижнего белья. Так же было много продуктов. Мы поехали с другом Димкой Затонских в Воронеж, зная что там и ассортимент в военторге шире и всё гораздо дешевле. И на все сто тысяч ровно закупили горки, берцы, и разгрузки. Горка стоила 2700, разгрузка 3400, берцы 1700. Вот и одели всего двенадцать человек, а на всё остальное набрали трусов и носков. Все сто тысяч вместились в два мешка.
У нас было две точки, где мы всё что собиралось на Донбасс, складывали там. Это Лёхи Ветчинкина склад, и Володи Леона баня. Я позвонил Сергею, и сказал что можно собираться в дорогу, он назначил какой то очень ближайший день, и однажды ко мне подъехала машина под загрузку. Мой сын Олежка, я, Дима Затонских, и сам водитель Газели, звгрузили в двух точках машину под самую крышу. Едва закрыв задний борт и застегнув брезентовые ремни.
Когда мы с Димой и Ксеньей, на следующий день заехали за Серёгой к нему на базу с огромными красивыми автобусами, которые бороздили по всей России, он встретил нас очень радостно! Я достал из кармана сложенный файл с чеками, и хотел было показать куда делась его сотка, он запротестовал махая ладонями:
- Да ты что Игорёк! Да за тебя весь город знает, что все, что на дело берёшь, на дело и тратишь. Город то маленький. Я серьёзно к этим вещам отношусь! И самое главное, я уже видел Газель и сколько ты туда за сто тысяч умудрился набить! Убери эти чеки, давай дружить, доверяя друг другу! – Мы обнялись, и встретились с Ксеньей улыбками. Но Серёге ничего говорить не стали.
Сергей знал, что едем в Первомайск, который всё время бомбят, но не испугался, поехал безо всяких. Я рассказал ему, как возил долгое время в Кировск, где всю войну работал рынок, аптеки и оптики, парикмахерские и кафе, и как привлёк туда других гуманитарщиков, и как был разочарован. А рядом голодал и гряз в нужде разбитый словно Сталинград Первомайск. Но это нужно увидеть чтобы опустилось всё. Никакого красноречия не хватит. Обстрелы были настолько интенсивными, что люди после каждого, в двадцати-тридцати минутный промежуток, хоронили друг друга во дворах в воронках и детских песочницах, ставя наскоро кресты из ножек от стульев, швабр связанных скотчем и железных прутов. В каждом дворе по семь, двенадцать могил. Труппы на жаре быстро разлагались и обезображиваясь гниением, несли заражение и невыносимую вонь. Ещё живые закапывали только что живых, жалея их и им завидуя. Что заставляло людей сидеть в этом городе не спрашивайте даже у них.
Сергей был с одним из своих помощников пенсионером МВД Игорем. Они были под огромным впечатлением от города, отряда и атмосферы. И конечно от Бабая.
Вечером опять был дан концерт, Сергей сам снимал всё на видео, и сцену и бойцов. Концерт получился замечательным, хотя без слёз не получилось. Мы помянули вставанием Тополя, Женьку, и ещё двадцать трёх казаков.
Утром был день Советской армии и Военно Морского Флота, 23 февраля. Слон снова получивший взвод. Пока Саня Фермер лежал в больнице, командовал на направлении Попасной, и по рации доложил что всё к приезду гостей готово. Мы загрузившись в Урал поехали к ним в гости. Бабай всем раздал оружие и мне, и Сергею и Игорю, и велел в случае чего не ссать. Мы долго пробирались по немыслимым ухабам и добрались наконец до окопов и блиндажей изрытых снарядами. Я снимал, водя камерой, и сдавливало дыхание. Бедные ребята, как они тут выживают. Вокруг всё изрыто воронками, шагу не ступить, всё в свежевспаханной земле. Позиции укров всего в пятистах метрах, и их всячески выкуривает вражеская артиллерия. Саушки, танки, крупнокалиберные миномёты, и даже Грады, ставя замедлители на глубинный подрыв.
Нас вывалила встречать из блиндажей весёлая орава бесстрашных Бабаёв. Мы привезли на ротацию пятнадцать и пятнадцать уезжая заберём. Но сейчас мы все обнявшись и поздравившись, праздновали наш законный праздник. На железной печи прямо на верху у окопа, тушилась баранина, мы привезли с собой бутылок десять водки, вкуснее мяса я не ел. И у меня есть это видео, где все ещё живые, смеются и руками едят это мясо выпивая из нескольких железных кружек водку. А вокруг всё перерыто снарядами. Бабай был безбашенным, за час до нашего приезда укры прекратили поздравлять артиллерией. И как только мы уехали, через пол часа опять начался обстрел наших позиций. Мы могли не проскочить. Они прицельно били по Уралам движущимся по открытой местности, и один Урал сгорел, а остальные были все изрешечены. И конечно были раненные в этих Уралах. Но Бабаю фартило, и наверное нам возле него. Но Ксенья до сих пор хвалится, что нам не раз говорили о том, что как только мы уезжаем, начинают колотить. Перед тем как приезжаем, всё затихает. Бог нас берёг. Вот просто на просто, в чём дело.
Мы курнули все кто пожелал, а у Бабая курили все и пили все, и вот Бабай подпив, для остроты ощущений из подствольника шарахнул в сторону укропов гранату. Я понимал что пятьсот метров она не пролетит, но упадёт по середине и всколыхнёт неприятеля. Он ржал и словно хотел, чтобы мы хапанули немного горюшка. Но ответа тут же не последовало. А было здорово! Куча окопного народа, куча оружия, вдоль позиций, в руках, наваленного на козлы для пилки дров,  все на позитиве, где казалось бы не до радости. Я всё снимал и снимал, и не верил своим накуренным глазам, что всё это происходит с нами. Когда мы уезжали Женька Камоцкий перекрестил нас а я их. Это тоже есть на записи. Еду и снимаю как горстка смертников машет нам в след а по мере отъезжания в открывающемся обзоре, появляются в кадре воронки всё больше и больше, глубже и шире.
Вернувшись и перебрав толпой, гуманитарный груз, что мы привезли сейчас и то что осталось от предыдущего привоза, загрузив всё в отрядный микроавтобус, форд очень старого образца, мы поехали к бомбоубежищу и подвалам раздавать гуманитарку с борта. Бабы плакали почти все. Народу повылезло невероятное количество, всем конечно не хватило, и одна женщина так разревелась, что Серёжа Игнатов сунул ей в ладонь пять тысяч, и бабе стало плохо. Она повисла на Серёге и давай рыдать сотрясая планету, за всё видать до кучи. У него тоже навернулись слёзы, но он их втянул назад не дав потечь по лицу. Это была уже четвёртая Газель, которую мы вот так разносим по подвалам и раздаём с борта, с вечера тот или иной микрорайон обклеив объявлениями. Мол завтра в течении дня ожидайте машину, привезена гуманитарная помощь из России. Каждому будет вручён пакет с продуктами. - И моей душе услада, что всё по честному раздавали людям. Вот тебе и уголовники, вот тебе и отморозки, и вот тебе ОПГ Антон Анатольевич дорогой. Как это так в жизни бывает? Сам диву даюсь. Но факт что всё так и было. Всё на видео есть. Бабаи не крали гуманитарку, не распродавали медикаменты, и не обналичивали тушёнку. Не делили меж собой и не снабжали обильно только свои семьи, посчитав заслуженным не заслуженное.
Сергей прожил в Первомайске четыре дня, в одну из ночей, когда по городу взялись лупить братья украинцы, ровняя руины до конца, он прочувствовал всё собственной шкурой. Не был напуган, но глаза налились темнотой и глубиной. Уезжая он заплакал. Игорь тоже. Они многое хотели сказать, но не могли. Обнимаясь с нами, глотая непослушный ком и пряча слёзы только: «Держитесь». «Давайте». «Держитесь». Мы всей ротой махали им в след. Серёга всем понравился. И ему понравились все. Мужику было что терять, свою империю он создавал много лет, придя с армии и работая на скорой помощи, он копил на квартиру. По сезону возил продавать яблоки, картошку со своих тридцати соток, мама с отцом отдали свои накопления, тёща с тестем, и даже дед. А он не хам по натуре, но боясь быть не понятым, молча поехал в Москву с квартирными деньгами. И купил на всё старенький Икарус. Баба падали, хватаясь за сердце, мужики не разговаривали с Серёгой год. Пока он сам возил челночников на Черкизовский рынок и в Лужники, свету белого не видя. То за рулём, то чинит старую рухлядь. Но вот он купил уже второй Икарус, заработав как он обещал, на квартиру. Бабы снова попадали, жена родила второго в тесной молодожёнке, а тесть с отцом, едва не наваляли сынку. Но он и после третьего Икаруса не купил квартиру, и после четвёртого. Всё потом было хорошо. Вся родня души не чает теперь в Серёже, все у него до племянников пристроены, получили образование, пол родни так и работает в его компании. Серёжа дважды отец и четырежды дед, у него очень солидная компания, от него питаются сотни людей, и он полностью зависит от счастливых лиц своих родных и любимых людей. Но он поехал в эту страсть, за что по гроб буду уважать и восхищаться им. Мои друзья по большей степени зассали. Я всех звал с пацанами познакомиться, погостить у настоящих казаков, но куда там. Ссыкун на ссыкуне. Хотя гонору у каждого, можно бани ломать. Говорю им, моя Ксенья не ссыт, она мне доверяет, а Вы так и проживёте оглянуться с гордостью не куда. Ни чего не действовало. Дальше Кировска желающих не нашлось. Кроме Антона Курочкина, Серёжи Игнатова и Димы Затонских, который работал грузчиком на птицефабрике, воспитывал сына, а когда мы с ним и кому то били морду и были битыми сами. Мы играли в напёрстки в девяностых, и крышевали несколько ларьков. Воровали на вещевых рынках, и прожигали всё в кабаках, с утра каждого дня похмеляясь в пивной под тадысь. И вот нам не по двадцать два как тогда а под полтинник, и где мы? Он не уехал вместе с Серёгой как собирался, а остался не в силах оторваться от ребят и всего происходящего. Я тут ещё пропускаю огромные подробности. Но обещаю дорогой читатель, что вторая книга будет более подробная и глубокая, меня торопят обстоятельства. 
    На нашу общественную организацию «Центр патриотической песни», пришёл так сказать арест и ликвидация. С бухгалтерией мы практически не дружили. Как Игорь Палыч Попов, зам начальника управления внутренней политики сказал:
     - Ждамировы, конечно вечные должники по отчётам и сдаче заявок и прочего, но назовите мне, кто у нас в области умеет так работать? Какая общественная организация столько сделала?
     Что было сделано за шестнадцать лет общественной работы, наверное, теперь всего не вспомнить. Мы не кидались после каждого урока мужества, фестиваля, концерта, полевых сборов, тушения пожаров за стол и не исписывали листы нашими гражданскими подвигами. Но раз в год итог подводили, считая, что сделали, и сколько человек заразили своей любовью или хотя бы постарались. А в 2011 году, был объявлен конкурс на лучшее НКО. И победителем становился тот, у кого самый большой охват аудитории. Я стал готовить папку, ибо грозились денежной премией в 15 тысяч рублей. И мы вечно без грошовые, конечно кинулись участвовать. Просидев пару дней за записями, перелистав в компьютере фотки, я выписал все школы, детские дома, малолетку, интернат для слабовидящих детей, полевые сборы, и два фестиваля, «Голос Родины моей» и «Юное сердце России», и у нас получилось четыре тысячи семьсот человек. Это был мой самый вялый год, не ходил по спонсорам, не писал котировок, в тот год сильно болела мама, и я с венами лежал в больнице а Ксенья и вовсе пережила гнойный менингит, где едва не умерла. И подкрепив заявку фотографиями с мероприятий, стал колебаться, отправлять или нет. Потому что передо мной лежали подсчёты аудитории прошлых лет. 11 000, 16 000 и за 2010й год, 22 000 человек. Но тогда нас даже Москва приглашала, глава Северного Медведково оплатил нам автобус, и сверху сотку, и собрал зал на 1200 человек с трёх школ. Наш музыкальный урок мужества прошёл как на первом канале. Глава был восхищён. И дал ещё 50 000. Всё было разделено между нами, двадцатью тремя человеками. В Липецке нас и близко так деньгами не баловали. Некоторые люди считали своим долгом давать нам дышать и двигаться, считая наше дело нужным и верным, но их были единицы. Отдельно нужно прописать Алексеева Виталия Евгеньевича, без которого вообще могло ни чего не быть. И этот человек заслуживает глубочайшего уважения и благодарности. Его заслуги и любовь так велики, что о нём пойдёт отдельный рассказ. Ибо на бегу такого колоритного парня не раскроешь. Он и заставил меня посмотреть чуть шире на мир, себя и свои возможности, он накупил мне аппаратуры на сто двадцать тысяч, когда на меня лично ещё ни кто столько не тратил. Он считал, что мне певцу и поэту такого уровня, необходимо иметь свой звук, да плюс та же аппаратура будет служить и всей нашей благородной шайке. А значит родному городу, родной Стране. Теперь ни кто абсолютно так не мыслит. Он дунул в наши паруса, и мы помчались с невероятной скоростью. И за это ему нижайший поклон. Но обещаю рассказать о нём подробно и отдельно. Одно время Сергей Петрович Мельник, генеральный директор НЛМК, который приезжал с женой даже на мои сольные концерты, был увлечён мной и моим творчеством. Он дал мне на проведение сольных концертов на трёх площадках 70 000, а я затащил туда всех наших, и каждый спев, сыграв, показав свои номера владением холодным оружием и парными номерами с демонстрацией приёмов рукопашного боя, получали свой пятачок. Они и так очень много работали потому, что я убедил их, потому что уважают и верят мне, потому, что пошли за мной. Нам с Ксенькой конечно досталось больше чем другим, мы купили старенькую но ещё мощную «шестёрку» у Макса Багно ровно на мою долю 25 тысяч. Всем сказал, все знали. Но не знают до сих пор, что Мельник дал эти деньги не нам, а мне. За сольные концерты.
    Так вот, имея самый не плодотворный год работы за спиной, мы стали лучшей общественной организацией Липецкой области, в направлении военно патриотического воспитания. Но денег не дали, дали сертификат для покупки офисной оргтехники, немного помудрив, мы ровно на эту сумму купили синтезатор. А в следующую мою пьяную обиду на административный аппарат, я разбил клавесин об стену, и выкинул в открытое окно нашей съёмной шестнадцатиметровой «молодожёнки» по улице Терешковой, где мы прожили два года из двенадцати по съемным углам.
    Родину украли а эта, отняла у меня обещанные льготы, и вместо квартиры и погашаемой сто процентов ссуды на строительство дома, кучи всяких привилегий, я каждый год стал получать какие то смешные дешёвые медали. Ничего общего с боевыми наградами не имеющими, но, очень издалека на них похожими.
    Губернатор Липецкой области, Олег Петрович Королёв рьяный член «Единой России», соответственно и наставил вокруг себя таких же. От глав районов, до своих замов. Где как в ГИБДД, не берёшь, не можешь быть одним из нас. Так как у меня врождённо завышенный и болезненный порог справедливости, это всё, терпеть не могу даже ради достижения благородных целей. И не должен мужчина, поэт и фронтовик делать вид и притворятся, что уважаю, люблю, и рад сотрудничеству. А общественные организации курировал, Грушихин Алексей Михалычь, начальник управления по связям с общественностью. Однажды когда он перед самым фестивалем таки кинул нас в последний раз на кровно обещанные деньги, я донёс до его сведения, с рёвом и трех этажным матом,  что он лицемер и самая редкая, что не на есть сволочь. И он, испугавшийся тогда, через общих знакомых пообещал, что я об этом очень пожалею. Но деньги, на счёт перевёл. Фестиваль мы провели, и людей не обманули.
    Но вот мне потихоньку стали отказывать мои постоянные заказчики, у которых я пел много лет на почти всех их праздниках в сборных концертах, Областной дворец Культуры, МЧС, Епархия, Хладокомбинат, Хлеб комбинат, платные за счет бюджета концерты в учебных заведениях. Все колонии для осужденных, все Липецкие санатории и базы отдыха и прочие и прочие. Главы районов, так охотно сотрудничавшие со мной, стали кривить лица и ссылаться на отсутствие денег. Однажды Ксенья подняла глаза от еженедельника:
    - Игорёша, все отказали, больше звонить некому. Он тебе всё перекрыл.
    И вот следующим актом возмездия было закрытие нашей лучшей в области организации в июне 2014 года. У нас ещё осталось не списанных денег, двести тысяч рублей, перед налоговой целая катастрофа долгов, пенсионный фонд засыпал повестками, регистрационная палата да все инстанции. И нас закрыли, в два счёта и все наши задолженности и за реальные двести тысяч денег с государственного гранта, за которые мы за минусом пятидесяти тысяч максимум, всё таки отчитались бы. Но отчитываться стало не надо и возвращать. Всё. Пришла бумажка, вы закрыты. Думаете, так не бывает? Проверьте. Это не сложно. Всё складывалось теперь так, что я сделал вывод, что Бог повёл меня новой дорогой. И начинается она с войны. Слишком жирные точки были поставлены в общественной работе. Ванина смерть, где я винил себя, и закрытие нашей организации, с полным перекрытием кислорода в городе и области.
    Когда я только начинал собирать общественную организацию в 2005 году, мой друг и отчасти наставник председатель Всероссийского общества слепых, орденоносец Николай Сарычев, получивший в Афгане очень тяжёлые ранения, и оставшийся в полной темноте потеряв оба глаза сказал.
        - Ты настоящий патриот. А им, настоящие не нужны. Не то время теперь. Истинный патриотизм, это истинная любовь, это поиск ответов и их обретение. Зачем им прозревшее стадо? Идёт глобальное оглупление народа и за этой ширмой его истребление. Им нужны такие же мутные типы, пускать пыль в глаза, и делить бабки, получая откаты за гранты и что-то там ещё. Ты ведь отката за гранд не дашь, и намекни тебе - скандал устроишь. И на фоне этого про американского «пидрацарства», настоящие мужики, у них бельмом на глазу. Они же на этом фоне как на ладони.
    Откатов я не давал, у Государства денег брал всего четыре - пять раз за пятнадцать лет. В основном всё на голом энтузиазме. Но в год, вырабатывая порой до миллиона рублей, ибо только смета фестиваля в среднем 400 000 рублей. И десять лет я и моя жена работали горя всем сердцем, и тысячи людей и горы видео и фотографий свидетели тому.         
   Мы не крали с ней Бог видит всё, лишь брали на еду, бензин и связь, осуществляя проект.   Бывало, оставалось после мероприятия, но не часто и не много.