Как отец с дочкой деревню кормили

С гордостью и любовью  посвящается тете Луизе и деду, Петру Ивановичу, стойкость духа и веры которых помнит и ценит наша семья.
                «Расскажи мне горькие твои сказки, что шептала  тебе долгая северная зима».
У самого моря было селенье. Бабы растили ребятишек, мужики смолили лодки и добывали рыбу. Тем и жили. Земля не плодоносила , холодное северное солнце светило по-белому, но не грело,  лес а почти не было и трудно добывались людям дрова. И только  один хозяин был ветер, что дул и днем , дул и ночью, и в своей дикости и раздолье донимал и без того уставших людей,  потому что не было от него укрытия особенно для тех, кто в пути.
Так качественно Север ковал характер своих героев.
Однажды пришла в селенье весть о страшной войне, мужики, старики да и сыновья, кто постарше, все скоро  ушли, ни одного на селе  не осталось, и начали бабы с детишками голодать…
Прослышав об этом, комиссованный по ранению ветеринар из соседней деревни, собрал оставшихся стариков, жен покрепче и сыновей младших и отправился в море. Там ловили они нерпу и скидывали в мешок. Грузил он потом мешки на сани и отправлялся в вымирающее селенье, отдавая то, что  и сам имел не в достатке. Голодный мор был везде, и повсюду ждали и верили.
Однажды, пришлось ему взять с собой дочку, которой всего-то было лишь восемь годов. Час пробираются они по тундре, в снегу, второй. Холодно и страшно девчонке, но край суров и отец строг: вези, девка.
Приезжают в селенье, никто-то их не встречает. Молчит село, как нет никого.  Открывает дверь девчонка и видит, что люди на лавках лежат, дышат, а чтобы подняться, то сил нет, руки тянут. Отец вкладывает в просящие руки корочки нерпы. Жир нерпы хороший, сладкий, живой, спасительный. Ходят они из избы в избу, везде на лавках рядком бабы с ребятишками лежат, руки тянут. Вкладывает девчонка в холодные руки кусочки , щупает пульс  комиссованный ветеринар.
 Приходит время ехать обратно. А нет,  и на обратном пути не отдохнуть, отмучался кто-то, вези ветеринар на чунках голодного мертвеца. И время страшное, и не хоронить нельзя. Воет ветер,  тащит девчонка по тундре чунки и того не ведает, что долго потом нет да  нет  будут встречаться  ей  по жизни люди: «Отец –то ведь твой нас от смерти спас».
Конец
 
 Я стою на дороге, по которой восьмилетняя бабка моя тащила сани с «живой водой».  Колеи поросли деревой и кустарником, избы где обвалились, а где крепко, как корнями вросли по окна в родную землю. Выжившие в сороковые,  Суемцы окончательно разъехались только через сорок лет.
В восемьдесят  девятом, проводив последнего своего жителя, Суема стала одной из опустевших русских деревень, но история ее живет, как живет и подвиг северного народа. Застывши среди тундры, она воспевает своих героев, и, если  прислушаешься, то услышишь, как стучит ее пульс, и силен дух,  как ждет, качаясь в старом доме, деревянная колыбель, готовясь к рождению новой сказки.