Ёжик

     Баба Маня вставала рано: так заведено было в деревенской жизни. Разминала ходьбой старые косточки, кормила кур, делала нехитрый завтрак. Вот и сегодня ей захотелось нарвать щавелька да сварить зеленого свежего супчика, заправив его сырым яйцом. На улице стояло вёдро: не зря баба Маня молилась и просила небеса прекратить проливные дожди.
    Спустилась бабушка со старого скрипучего крыльца, но оступилась и охнула: «Слава Богу, что не упала! На помощь-то звать некого. Лесник Лукич один раз в три недели заглядывает...» Так, рассуждая, баба Маня дошла до щавеля, аккуратно расположившегося на одной из грядок небольшого огорода. Только нагнулась она над грядкой, как заметила еле заметное шевеление в зелени щавеля: «Ба! Да как ты сюда забрался, милок? Да еще совсем махонький, что же с мамкой твоей случилось-то?» - баба Маня совсем забыла, зачем пришла на огород, когда на грядке с щавелем заметила маленькое колючее чудо - ёжика, свернувшегося в клубок, только смородиновая пипка смешно торчала из этого буроватого шарика. Бабушка сняла передник, аккуратно взяла ёжика и понесла в дом. Там она отыскала старую шапку-ушанку покойного мужа Матвея и нежно положила это колючее чудо в своеобразную кроватку.
   Видно было, что ежик слаб. Баба Маня смекнула, что нужно как-то привести его в чувства, вернуть это сокровище к жизни. Захлопотала, засуетилась бабка: ведь надо ж такому случиться -  Бог живую душу послал в ее одинокую жизнь; есть у нее и куры - да бестолковая больно птица, что с нее взять, коза имеется, так та сама по себе...а вот ёжик- это другое!
     Ёжик засопел, зашевелился в шапке, отвлек тем самым бабу Маню от размышлений. Бабушка сразу сообразила: пока колючий слаб совсем - его нужно кормить из пипетки, благо - молоко козье есть! Она припомнила, что лесник по ее просьбе как-то принес ей таблетки, а пипетку - в подарок, сказав, что в хозяйстве сгодится. Порылась баба Маня в старом деревянном комоде -  и на радость пипетка нашлась! И начались хлопотные дни и ночи, но бабушка не роптала: теперь есть ради кого жить, живая душа будет спасена!
    Словно сыночка-грудничка выхаживала ёжика бабушка: «Вот так  когда-то и о Гришке своем заботилась - единственном сыночке...болезненным родился, носилась с ним, как ошалелая...а он вырос, в армию ушел, а потом на север подался: поначалу письма писал, деньги нам с отцом высылал, словно откупаясь от нас...а Матвей в пятьдесят лет заболел сильно, потом совсем слег, в одну из ночей умер во сне...знаю, знаю, все это от тоски по сыну единственному.. в себе эту боль держал Матвейка мой. А сынок наш так и не приехал проститься с отцом, потом совсем на связь перестал выходить...Вот живу столько лет и не знаю- жив ли Гришка мой?!» 
 Ёжику открывала свою душу баба Маня, когда кормила его из пипетки. А ежик глазками-бусинками внимательно смотрел на бабулю, словно все понимал, о чем она ему говорит, да только ответить не мог.
    Так и стали они жить: ежик да баба Маня. Колючий окреп от молока козьего: вскоре и пипетка ему не нужна стала- с блюдца приловчился лакать молоко. Везде за бабой Маней "хвостиком" ходит: она  - на огород, он за ней семенит маленькими ножками, выйдет за ограду бабка - он тут же, возле юбки ее примостится. «Гляди, колючий, ни одной души нет вокруг: молодые  поразъехались, старики- на погосте лежат. Одна я тут кукую... нет куковала, теперь вдвоем веселее куковать будет», - баба Маня вытерла скупую слезу концом платка. 
    В одну из ночей не спалось бабе Мане: тревога какая-то необъяснимая поселилась в ее душе, всю ночь крутилась в постели. Утром старая не нашла свое сокровище драгоценное - пропал ежик. Заголосила старушка, такую тоску смертную почувствовала от раздирающего душу одиночества; да и лесника что-то долго не было: три месяца не показывался ей на глаза, осень уже на дворе  стояла... даже поплакаться некому. А вечером вышла на крыльцо, споткнулась и упала замертво.
   На следующее утро ёжик прибежал, увидел бабулю свою, лежащую на крыльце, стал черной пипкой обнюхивать ее- и понял все: нет его бабушки больше: «Мамка, прости меня! Это я, Гришка твой...Убили меня на этом севере за деньги большие, вот душа моя к тебе попрощаться приходила, погреться у родного очага перед дорогой в вечность...»
   Через несколько дней явился Лукич (болел он сильно, продолжительное время лечился в больнице, поэтому долго и не навещал бабу Маню): на крыльце он нашел тело бабы Мани со следами разложения, а рядом с ней- мертвого ежа...