Фануца

Автор: КОНРАД БЕРКОВИЧ
Американский новеллист и сценарист румынского происхождения.
Родился: 22 июня 1881 г., Брэила, Королевство Румыния
Умер: 27 декабря 1961 г. (80 лет), Нью-Йорк
В браке с: Наоми Либреску.

...
           Лёгкий и мягкий, словно ветер сдувал пыль с серебристых облаков, плывущих над Чёрным морем. Низинный ветер, который уже затвердел и затянул болота, гнал снег к небу. Тонкая серебристая пыль, пойманная двумя воздушными потоками, весело танцевала, разлетаясь туда и сюда, пока не захватила складки и трещины в замерзшей земле и не начала образовывать неровные белые хребты, которые мягкими серебристыми изгибами тянулись навстречу другим растущим горам. снег. Равнинный ветер, поначалу просто легкий ветерок, игриво дразнящий северный ветер, как ребенок, который пинает простыни перед сном, усилил свою силу и быстроту и разбросал огромные горы снега, но неуклонно нарастающий гул северного ветра вскоре овладел ситуацией. Как серебряное зерно, рассыпанное невидимой рукой, снег падал наискось ровными потоками по земле. Последовало великое затишье. Началась долгая Добруджская зима. В тусклом ровном свете, вслед за великим штилем, идущим к Дунаю от Черного моря, "marea Neagra", четыре цыганских фургона, каждый из которых был запряжен четырьмя маленькими лошадками, появились на замерзшей равнине. Караван остановился в пределах видимости медленно движущейся реки. Покрытые брезентом повозки выстроились в ряд, широко расставленные, по прямой линии с ветром. Между повозками было достаточно места, чтобы поставить лошадей в стойло. Затем, когда эта часть дела была закончена, дюжина мужчин в мехах из с ног до головы быстро накинули брезент, который покрывал временные помещения животных и давал дополнительную защиту сверху от снега и ветра обитателям колесных домов.

    Пока распрягали  лошадей и натягивали брезентовую крышу, несколько молодых людей спрыгнули с повозок, крича и вопя во всю силу своих крепких лёгких. На бегу они бросали друг в друга снежки, одни в поисках дров, другие, с деревянными ведрами, свисавшими с концов изогнутых палок через левое плечо, в поисках воды для лошадей и для котелков своих матерей.

Вскоре из маленьких кривых чёрных дымоходов, торчавших над крышами фургонов, повалил густой чёрный дым, свидетельствовавший о том, что пожар уже начался. Ребята вернулись; те, что с полными вёдрами воды, шли прямо, широко расставив ноги; те, что с вязанками дров, привязанными к плечам, наклонялись вперёд на узловатых палках, чтобы не упасть под тяжестью ноши.

Когда всё было сделано,- Марку, высокий седобородый вождь, осмотрел работу. Несколько верёвок требовалось затянуть. Он сделал это сам, неодобрительно покачав головой. Затем он внимательно прислушался к порывам ветра и измерил его скорость и интенсивность - крикнул он своим людям. Когда они окружили его, он сказал несколько слов. С лопатами и топорами они энергично принялись за работу по его указанию, укладывая стену снега и дерева с земли на оси колёс вокруг фургонов. чтобы придать большую прочность целому и не дать холодному ветру дуть снизу.

К тому времени, как ранняя ночь опустилась на болота, в лагере было тихо и темно. Даже собаки свернулись калачиком возле усталых лошадей и заснули.

Ранним утром следующего дня все это нельзя было отличить от одной из сотен снежных гор, образовавшихся за ночь. После того как лошади были накормлены и напоены, Марку в сопровождении своей дочери Фануцы покинул лагерь и направился к реке в поисках хижины татарина, чья плоскодонная лодка была пришвартована на берегу. Марку знал каждый дюйм земли. Он стоял там лагерем со своим племенем двадцать зим подряд. Иногда он приезжал до, а иногда после первого снега в году. Но каждый раз он приходил в хижину Мехмета Али и просил татарина перевезти его через Дунай, на старую румынскую сторону, чтобы купить там корм для лошадей и людей; достаточно, чтобы продержаться до тех пор, пока река не замерзнет и ее можно будет безопасно пересечь с лошадьми и повозкой. Он всегда приходил один в хижину Мехмеда, поэтому татарин, поздоровавшись с Марку и предложив сделать то, что хочет его друг, спросил, почему девушка была рядом со старым вождем.

- Но это моя дочь, Фануца, Мехмет Али, - сообщил Марку.

"Кто, Фанутца? Она, которая родилась здесь четырнадцать зим назад на равнинах?

«То же самое, то же самое, мой друг», - ответил Марку, улыбаясь - оценив дочь.

Мехмед Али посмотрел на девушку с откровенным удивлением на её рост и полное развитие; затем он сказал, взяв вёсла из угла хижины: "А я-то думал, что мой друг взял себе новую жену! Аллах, Аллах! Как быстро растёт эта молодежь! И зачем ты взял её с собой на гяурскую сторону, на языческую сторону реки, друг?" он продолжал говорить, надевая на ноги тяжёлые сапоги и меряя Фануцу взглядом.

-Для всего есть только одно правильное время, говорю я, Марку, - объяснил вождь размеренным торжественным голосом. - Итак, настало время моей дочери выйти замуж. Я выбрал ей мужа из сыновей моих людей, мужа, который станет вождем, когда меня не будет здесь, чтобы приходить в твою хижину в начале каждой зимы. Она выйдет за него замуж весной. Теперь я иду с ней на базары, чтобы купить шелка и полотна, которые женщины моего племени сошьют в новую одежду для обоих. И да будет Аллах благ к ним".]

-Аллах иль Аллах,- заверил Мехмед Марку. - А кто тот, кого ты выбрал из своих людей?"

- Я стар, Мехмед, иначе я выбрал бы для своей дочери более молодого человека, но так как я боюсь, что эта или следующая зима будет последней, я выбрал Стана, чья осиротевшая дочь ровесница Фануцы. Он добрый, верный и сильный. Молодые люди никогда не становятся осторожными вождями."

-Это правильно и мудро, - заметил Мехмед, который к тому времени уже был готов к поездке. Во время всего разговора молодая цыганка смотрела на отца, когда он говорил, и искоса, когда Мехмед отвечал.

В четырнадцать лет Фануца была уже взрослой женщиной. Ее волосы, заплетенные в косы, свисали из-под черной меховой шапки, которую она надвинула на лоб. Глаза у нее были большие и карие, а длинные брови-угольно-черные. Нос у нее был прямой и тонкий, а рот-полный и красный. Вместе с тем она была несколько светлее, чем ее отец или все цыганское племя. И все же было что-то более темное, чем зерно в ее народе, что скрывалось под ее кожей. И она легко держалась на ногах. Даже тащась по глубокому снегу, она, казалось, больше плыла, скользя по нему, чем шла.

Она равнодушно слушала разговор, который происходил между ее отцом и татарином в хижине лодочника. Ее едва ли интересовала вся эта история, но когда Мехмет Али, выйдя на улицу, мимоходом упомянул, что знает человека, который заплатил бы двадцать золотых за такую жену, как Фануца, она заинтересовалась разговором.

-Я продаю только лошадей,- спокойно ответил Марку.

- И все же мой друг и другие из его племени купили себе жен. Помнишь ту красивую черкешенку?" татарин продолжал, не повышая и не понижая голоса:

- Да, Мехмед, мы покупаем жен, но не продаем их."

"Это несправедливо", - вслух размышлял Мехмед все тем же голосом.

К этому времени они достигли берега реки. Мехмед, скатав клеенку, покрывавшую лодку, помог вождю цыган и его дочери подняться на корму.] Одним сильным толчком весла о прибрежную скалу татарин отодвинул лодку на сотню футов к середине потока. Затем он сел лицом к своим пассажирам и стал грести ровно, не говоря ни слова. Цыганский вождь закурил свою короткую трубку и посмотрел поверх головы друга, пытаясь разглядеть другой берег за завесой падающего снега. Лодка медленно скользила по густеющим водам Дуная. Сильная метель, самая сильная в году, хлестала по реке. Когда Мехмед наконец пришвартовался направив лодку на румынский берег Дуная, он повернулся к цыганскому вождю и сказал::

- Вернусь до заката. Это будет мой последний переход в этом году. Ибо когда взойдет солнце, вода замерзнет. Шторм дует с земли русских."

- Как скажешь, друг, - ответил Марку, помогая дочери выбраться из лодки.

Когда они отошли на небольшое расстояние, Фануца повернула голову. Мехмет Али, опершись на весло, смотрел им вслед. Чуть позже, пройдя еще сотню шагов, она уловила обрывки татарской песни, долетевшие до ее ушей, несмотря на пронзительный шум ветра.

Марку и его дочь вошли в гостиницу, стоявшую в нескольких сотнях футов от берега. Трактирщик, старый жирный сальный грек, Чирия Анастасидис, приветствовал цыганского вождя. Не зная отношений между стариком и девушкой, он боялся вызвать недовольство клиента разговором с молодой женщиной. Он придвинул к большой плите посреди комнаты белый сосновый стол и, поставив на стол два пустых стакана, спросил:"

-Красное вино, Чирия. Он нагревается быстрее. Я старею."

- Старый! - воскликнул грек, поднося маленький кувшин вина. - Старый! Ведь ты, Марку, так же молод, как и двадцать лет назад."

- Это моя дочь, Фануца, Чирия, а не жена."

- У тебя прекрасная дочь. Ваша дочь, да?"

- Да, и она тоже собирается замуж.