Учитель

«Смерти нет  и  не  будет,   потому  что  прежнее   прошлое  потом  будет  называться  памятью»          
 Борис Пастернак

1

    Писать о себе - значит, выставляться и таиться  одновременно. Я просто вспоминаю и стараюсь ничего не  утаивать по возможности. Часто размышляя о поворотах на  моём жизненном пути, вспоминаю моих учителей, которые  помогали найти или определяли эти повороты.

    Отдавая дань моим школьным учителям, как Лия Семёновна  по русской литературе, Ася Ароновна по математике; в КПИ  -  профессора В.Холмский, Иерусалимов, Будницкий; учителя  пения - Е.Платонова, Н.Ботузато; в консерватории -   профессор В.Кучеров - замечательные преподаватели, здесь  я хочу рассказать о человеке, встреча с которым означала  для меня начало медленного поворота к примирении с моей  профессией, со всей последующей инженерной 40-летней  деятельностью в Гипрограде. Это был Валентин Иванович  Рязанцев. Я называю его Учителем. 

    По сути я вёл двойную жизнь, когда днём работал в  Гипрограде и ненавидел Гипроград, а вечером в вокальной  студии учился пению и напрочь забывал про Гипроград. 

    Именно он, Рязанцев научил меня, как совместить эти  ипостаси, найти достойное дело, помимо пения в театре, но  тесно связанное искусством театра. И с помощью Рязанцева  я нашёл такое дело. 

    Это дело - проектирование постановочного освещения сцены  театра. Я осознал свой путь, к сожалению, после смерти  Учителя. И описал в книге, к сожалению, неизданной.

    Сейчас, когда я живу в Тель-Авиве, и, описывая столь долгую мою жизнь, может быть, упомянул, что когда-то, давно, в 80-десятых, я написал книгу о театре, точнее о освещении сцены. Эта книга не была художественным произведением, ни справочным пособием, ни учебником. Но могла им стать во всех отношениях, (если бы издана).

   Она называлась «Искусство и техника постановочного освещения сцены театров». Она предназначалась для  специалистов, работающих в театре, театральных художников, проектантов, студентов и всех интересующихся театром.

   Это был (или мог бы быть) плод и результат моей почти 40-летной практики проектирования, строительства  и  реконструкции полтора десятка театров, (не считая клубов, дворцов культуры, актовых залов, филармоний и т.д.). 

    Я книгу закончил, но не успел опубликовать. Как снег на голову, свалилась Горбачёвская Перестройка. Денег у меня не было,  чтобы напечатать за свой счёт. 

   Помню, я держал в руках пухлую рукопись, «нетленку», как говорила моя жена Марина, и думал: что с ней, рукописью,  делать? Пока положил на полку в кладовке, до лучших  времён. 

    И лучшие дни для меня наступили, когда к власти пришёл Горби, и началась Перестройка.

  Наш государственный проектный институт Гипроград был  монстром. Там работало сверх 1000 человек. Он начал  медленно, но решительно двигаться к распаду. Зарплата низкая, расходы безумные. Самые способные инженеры уходят.

    Я получил широкую известность как эксперт в области  постановочного освещения театральной сцены. Ко мне  валом повалили заказчики за работой, за консультациями.  Вот тогда, потребовалась моя книга. Я достал пухлую  рукопись, «нетленку». 
За 20 лет она, к сожалению, несколько устарела, но не слишком. Я расшил рукопись по разделам и опубликовал  отдельные главы в журнале «Сценическая техника и технология» в Москве и в Киеве. Даже в Лондоне, в журнале  Стренд Лайтинг была напечатана моя программная статья.

2               

   Начнём по порядку. Так вот, когда после окончания КПИ в 1961 году, я начал работать инженером - электриком, в наш проектный институт Гипроград начали поступать заказы на строительство театров. В Советском Союзе каждая область желала иметь театр.

    Тогда в Союзе, в Москве, был только один проектный  институт для проектирования театров, и он назывался  Гипротеатр.  Госстрой Украины (была такая организация, головная по строительству) поручила нашему институту  сформировать архитектурную мастерскую, организовать и набрать специалистов для обеспечения такого проектирования, в т.ч. механиков, звуковиков и электриков.

    Мой начальник Горвиц по своему решил эту проблему.  Однажды он вызвал меня в свой кабинет и высказал удивительное и заманчивое предложение.
 
    -   Ты молодой и не.глупый парень, - сказал он, - я познакомлю тебя с очень интересным человеком. -  Он  с  значением посмотрел на меня поверх очков и продолжал:

    -   Валентин  Рязанцев, технолог сцены, единственный в  Союзе, последний из могикан. Сейчас ему 80 лет, и он начал свою деятельность ещё до революции.
    Работал главным инженером Большого Театра.  Создал  театральную  технологию, знаменитый  практик.  Сейчас переехал в Киев, работает в министерстве  культуры Украины. Он станет твоим учителем. Ты поговори с ним, постарайся понравиться ему, и он расскажет  тебе  много интересного.

    Я отдаю тебя «в люди» к нему. Я освобождаю тебя от работы на время, месяц, два, может больше. Будешь приходить к нему каждое утро, делай что он велит, помогай им, ему и жене. У его молодая жена, актриса Киевского ТЮЗа. Говорят, что он переехал в  Киев ради неё. - Он снова многозначительно взглянул на меня.
Нужно знать манеру Горвица, чтобы догадаться, что он наверняка уже всё решил, без меня, подумал я, и это мне не нравилось. Пока я слушал в пол уха, пока мне было  неинтересно.   

    Здесь я ненадолго прерву мой рассказ, чтобы кое-что  прояснить. Представь, 1961г., мне 22 года, и мне не  интересно работать инженером - электриком, в Гипрограде я  отбываю повинность. 

   Зато я одержим желанием петь. Во время пребывания в КПИ у меня в 18 лет закончилась мутация, и открылся  певческий голос. Все друзья и специалисты, музыканты,  утверждают, что мне надо поступить в консерваторию и в дальнейшем  стать певцом, оперным певцом и работать в оперном театре.  И я страстно мечтаю о том же. 

    В своих мечтах я уже определился, наметил свой путь,  светлый путь, прямая победная дорога к вершинам оперного  искусства. Я не допускаю и мысли, что будет не так.

    Мы с моим другом Борисом Дядищевым сидим рядом и работаем в Гипрограде электриками. Он - тоже музыкант,   которому надо поступить в Москве на композиторский фак. Мы  наметили план: мне - поступить на вечернее отделение  Киевской консерватории, окончить или стать певцом  и  работать в театре. 

     Борису - отработать 3 года, и ехать в Москву.
О, молодость, молодость! О, мечты, мечты! 
(Забегая вперёд, расскажу, Борис Дядищев триумфально поступил на композиторский факультет института им.Гнесина, успешно учился, вернулся в Киев, но музыкантом не стал. Работал в Киевэнерго, написал  2 книги - справочники  по  электроэнергетике. Много пил и, в конце концов, рано умер от  алкоголизма.

   Я же три раза поступал на вокальный факультет  консерватории, меня не принимали. Годы шли, начинать  карьеру певца стало поздно. Только, когда началась  Перестройка Горби, меня приняли на композиторское  отделение. И только после выхода на пенсию, в 60- летем  возрасте, я написал все мои музыкальные произведения.)   
Возвращаюсь к моему рассказу.   

    Так вот, я почти физически ощутил предчувствие какого-то  поворота в моей судьбе. Стало любопытно, и я впервые  задумался, а если не сложится моя жизнь так, как я наметил? 

    Но мой Горвиц повысил тональность на полтона. Он уже  разливался соловьём:
-  Рязанцев просил подобрать грамотного молодого инженера, который обязательно  любит театр. Он хочет такому человеку  передать свой многолетний опыт и знания. Это - твой шанс. Цель твоя - запоминай всё, что он  будет рассказывать.  Я выбрал  тебя. Ты же имеешь прекрасный голос, и я знаю, учишься петь, мечтаешь петь в театре. Впитывай, как губка, каждое слово. Станешь уникальным специалистом. -   После таких слов мне сладко защемило сердце.               

    Я прислушался внимательнее к словам умного Горвица.  Он имел свой резон. Он хотел, чтобы я остался в нашей бригаде.  Он разглядел во мне способного инженера и всеми силами  старался заинтересовать меня, например, театром.   

    Я же со моим врождённым пессимизмом сам нашёл массу  неодолимых трудностей, которую ожидают певца, и сам же  усомнился в успехе нашего плана.

    С детства я сомневаюсь во всём. Трудностей я не боюсь,  готов их преодолевать. Но я всегда сомневаюсь в успехе. Ко  мне успех приходит с трудом, всегда неожиданно. Я  стараюсь не ждать успеха, но надеяться на успех. Когда ты  не ждёшь его, но надеешься, тем вероятнее, что он придёт.

    Я не сомневался, что овладею тайнами вокала и неожиданно  почувствовал, что будет интересно стать и специалистом в  такой таинственной, неизведанной области, как театр. Меня  манила сама эта фраза - постановочное освещение сцены.

    Я получил блестящее образование - окончил КПИ,  электрофак,  работаю  инженером - электриком, но  оказалось, что запроектировать театр я не могу, меня не  научили театральной технологии. 

   Меня не научили, как выстроить свет на театральной сцене.  Меня не научили ещё многим вещам, без которых не  выстроить театра. Архитектор может построить здание  театра, он этому обучен, а начинить его - задача театрального  технолога. Решено. Я буду учиться у Рязанцева.
 
               
3

    Вот такое предложение получил я от Горвица. Всю ночь я  думал, разгадывая ход его мысли. И, по-моему, разгадал. Горвиц рассуждал просто:
-   Рязанцев много знает, он - знаменит, но он уже 80-летний  старик, пора на пенсию. А как использовать его огромный  опыт?. В Москве не думают об этом, а мы в Киеве подумаем,  и пригодится молодой инженер, любящий театр». 

    Я заинтересован. И вот, утром, мы с Горвицом стоим на  улице Пушкина перед домом 12.  Надо тебе признаться, мой  начальник Горвиц, был крупный импозантный мужчина. Он  оглядел меня, сморщился на мой плащик, (накрапывал  дождь), но ничего не сказал, значит одобрил. 

    Поднимаемся на третий этаж, звоним. На пороге - старик, под  2 метра, густые седые волосы, ясный взор голубых глаз,  словом - красавец. Я никогда не видел таких стариков, разве что в кино. Я уже догадался, что это - Рязанцев. Горвиц, который был знаком с Рязанцевым, представил меня:

    -   Вот наш молодой талантливый инженер, Оскар  Самуилович Израилев, который будет помогать Вам,Валентин  Иванович.  Он  поможет  во  всём,  и  схему  начертить, и расчёты произвести, и пояснительную записку  или описание схемы составить, и напечатать текст на  пишущей машинке, - он помолчал, как-то заторопился, извинился  за занятность и исчез.

     Рязанцев на правах хозяина взял бразды правления в свои руки:
         
    -   Очень рад знакомству с Вами, Оскар. Обращайтесь ко  мне - просто Валентин.  - Он провёл меня через просторную  квартиру в кабинет, весь уставленный шкафами с книгами. Я  смотрел во все глаза, и он заметил это.
               
    -Я собрал неплохую библиотеку, в основном, по театру.
Он усадил меня в кресло, сам устроился напротив, заложив ногу на ногу. Мы помолчали, наблюдая за друг другом. Он был одет в красивую домашнюю куртку и американские джинсы, (которых в Киеве тогда не было, предмет зависти всех  мужчин), и производил вид художника. 


    -   Интересуетесь театром? - Начал разговор Рязанцев.
    -   А Вы?
     -   Я? -  усмехнулся, -  я почти 50 лет на этой ниве тружусь, и никак не надоест. Разрешите полюбопытвовать, каким  искусством увлекаетесь?
     -   Пением.
     -   Нацелились на оперный театр? Славно! Знаю, очень  хорошо знаю! Перед войной и после войны несколько лет  работал в Большом. Не приходилось бывать? Ну, обещаю,  будете! - Разговор продолжался. 

    Рязанцев рассказал, как он участвовал в строительстве  различных театров, консультировал Гипротеатр, как работал  в Министерстве Культуры СССР, как создавал технологию  театра как науку.

    Я помалкивал. Говорил в основном Рязанцев. Истории  следовали одна за другой. Театральные байки, сменялись  воспоминаниями. В кабинет заглянула миловидная женщина.  Я догадался, что это его жена, актриса ТЮЗа.  На вид ей  было лет 35 - 40.

    Рязанцев встал и представил меня, как инженера, который, как он выразился, «будет помогать составить документ, нужный нам, театралам»:
 
     -  Заметь, Верочка, что он любит театр, мало этого, и поёт, -  на что, та, округлив глаза, ответила,
     -  Как это мило! Надеюсь, Вы споёте нам как-нибудь,  -  и   с  очаровательной улыбкой вышла, оставив после себя, аромат чего такого приятного. Рязанцев с улыбкой сказал:
     -   Не правда ли, Гранд-кокет, - имея ввиду амплуа актрисы, или он, может быть, процитировал ироническую реплику из пьесы «Пылающий Остров», М.Булгакова, не знаю. 

    Я, к счастью, пьесу читал и не сдержал ухмылки. Похоже, он тоже читал эту запрещённую пьесу, и это в моём сознании добавляло несколько баллов к оценке личности Рязанцева.

    -   Вот, кстати, первое задание для Вас. Пойдёмте в театр, я  познакомлю Вас с главным инженером ТЮЗа и главным осветителем. Будет и помреж. Они изобрели кое-что, надо оформить, типа рацпредложения, чтобы им заплатили. Они прибросили  рисунок, ты посмотришь,  -  он неожиданно  перешёл на  «ты».

    Я ждал этого и никакой неловкости не ощутил. Я обращаюсь к нему на «вы», а он ко мне - «ты». Нормально.

4

    Мы с Рязанцевым пришли в Театр юного зрителя (ТЮЗ). Пока  Рязанцев заходит к директору, я впервые проникаю  за  кулисы профессионального театра. 

   Сцена пуста. Только редкие фонари синего света. Всё меня  поражает: и грандиозные размеры сцены, и таинственный  полумрак, и незабываемый запах кулис. Я очарован: -  уходящие в мрак осветительные фермы. Какие-то  вертикальные  конструкции, то ли будущая декорация, приготовленная заранее, то ли прошлая, не убранная.  Впечатление неожиданное. 

    Я только начал учиться в вокальной студии и ни разу не выступал на сцене, и за кулисами ни разу не был, воздухом  сцены не дышал. И я понял, нет, скорее почувствовал - это театр. 
Но внезапно сцена озаряется ярким светом софитов, и тотчас заполняется людьми. Это - Рязанцев, главный  инженер, помреж и начальник службы освещения (главный  осветитель).

    Рязанцев знакомит меня  с театралами - все идн, (евреи, что удивительно), все кажутся мне такими милыми, такими  доброжелательными, все улыбаются друг другу.

    Театралы поначалу не обращали на меня никакого внимания, но как только Рязанцев объяснил, кто я, начали относиться более предупредительно. А когда я начертил по действующим правилам и нормам схемы, которые они предлагали, и получил официальное заключение Гипрограда, по которому театр смог выплатить им вознаграждение, признали меня. Более того, мы подружились.

  5

    В театре, на сцене  Рязанцев преображался. Физическим обликом он напоминал мне Шаляпина на фото, где он с Энрико Карузо и Титта Руффо, (эта фотография хранилась в моём кармане на груди). Тот же рост, та же львиная голова.

    Он был русский человек, с креативным подходом ко всякому делу, но его окружали евреи, как я. Он знал великое множество случаев из собственной практики, из личного опыта,

    Он обычно восседал за пультом помрежа и травил театральные байки, (он знал их великое множество, часто повторял. Я запомнил случай в Большом Театре. Он был искусным рассказчиком,

    -   Я тогда служил в Большом главным инженером. Звонит директор и предупреждает, что на вечернем преставлении будет Сталин. А это значит, что после обеда чекисты  перекроют все входы и выходы на сцену.
      И менять декорации, и вести спектакль вызывается особая бригада по списку особо надёжных, а проще агентов НКВД. Я подготовил всю декорационную установку. Сижу в первом ряду зрительного зала. Рядом директор Большого Театра.


     Прибыл Сталин. Проходит в Императорскою ложу. Начинается спектакль. И я вдруг вижу, (мне с первого ряда видно) на колосниках, под осветительской фермой, лежит молоток. Я обомлел. У меня был театральный бинокль. Точно, молоток! Кто-то забыл! Боже мой!

    Я знал, что никому не могу сказать о молотке, донесут, всё обернётся против меня: - попытка покушения на товарища Сталина, это приобретало зловещий характер. Сроком не отделаешься - это расстрел! Я обливался холодным потом. Не отрывался от бинокля. Директор тоже обратил внимание:     -  Что там случилось?

    -  Всё в порядке! - а сам дрожу, молюсь богу. Жду антракта. К счастью, тогда  пронесло. В антракте Сталин со своей охраной, не дожидаясь конца представления, покинул Большой Театр. Я перекрестился и бросился на сцену. И только взялся за трос, чтобы опустить ферму, молоток, просвистев мимо меня, с грохотом падает на планшет сцены.

   На репетициях он помогал помрежу, шуткой снимал напряжение  отвлекал, подсказывал последующие действия, едва успевал отвечать на вопросы. На спектаклях он сидел в зрительном зале и заставлял меня сидеть рядом. Меня охватывало незнакомое ощущение нереальности происходящего в театре.    

    Значит мне представляется выбор: желание заниматься любимым делом или броситься в неизведанное и неведомое??
Как поступить? Найти или потерять? Вечная проблема! Гамлетовский вопрос: Быть или не быть! И я сейчас задаюсь этим жизненным вопросом!

   Петь ли в театре, (забросить профессию и пробиваться в театр) или заниматься театром, - проектировать и строить театры. Я имел профессию инженера - электрика, позволяющую  мне заниматься театром, проектировать свет на сцене.

    С другой стороны, меня не приняли на вокальный факультет консерватории. Даже если меня возьмут в оперный театр, они  будут смотреть на меня как на недоучку. В театре - это вечные интриги, я не выдержу, перейду в филармонию. А это скитания по городам и сёлам. А голос не вечен, постепенно с возрастом ухудшается.
***
     Учитель!
    В последующие годы я нередко мысленно возвращался к этим минутам возбуждения, насыщенности этих разговоров, бесед, уроков. Осталось множество отчётливых и смутных, но всегда приятных впечатлений от продолжения Познания, продолжение Учёбы в высшем смысле.

   Я не мог бы  объяснить  причину своего оптимизма, вернее то была оптимистическая иллюзия, но был уверен, что обречённая на успех. Он угадал мой характер, склонность к практицизму, неосуществленные стремления к науке, и к музыке, и голос, и неуёмное желание петь в опере. 

    Под его влиянием я почувствовал, что желаю заниматься  театром. Это был мой собственный выбор. Его рассказы я впитывал, как губка, они впечатывались в память и откладывались до лучших времён. Я буду свободен!      

    Глядя на него, я думал: - Придёт время, и я буду таким же 80-лентним стариком. не дай бог, чтобы я разочаровался в нём, Учителе. «Плохо оплачивает тот учителю, кто всегда остаётся лишь учеником - так говорил Заратустра».


Тель-Авив, май, 2021 г.