Соловецкий старец Геннадий Качалов в Костроме

     Соловецкому возмущению 1667-676 годов предшествовало не менее продолжительное бумаготворчество в виде царских указов и патриарших грамот с одной стороны и челобитных монахов Спасо-Преображенского монастыря с другой, содержавших, впрочем, не только доносы на архимандритов, но и основанные на материалах обширной библиотеки монастыря уничижительные разборы новейших никоновских богослужебных изданий и неутешительные прогнозы о последствиях повсеместного их чтения.
      Составителем трех челобитных считается соборный старец Герасим (Фирсов) (Словарь книжников и книжности Древней Руси.- СПб, 1992.- Вып. 3.- Ч. 1.- С. 193-196), двух других – уставщик (1660) и казначей (1667) Геронтий (Рязанов) (Там же.- С. 200-203), первому из которых атрибутируются также книга «О сложении перстов, еже которыми персты десныя руки подобает всякому православному християнину воображати на себе знамение честнаго креста» и «Показание от божественных писаний», а второму – «Сказание от божественных писаний, от апостольского предания и правил святых отец и о новых книгах», между тем как принадлежность какой-либо из челобитных или какой-либо ее части, кроме подписи, соборному старцу Геннадию (Качалову) до настоящего времени остается неустановленной и подразумевается лишь в «Кратком сказании о ревности и подвизех духовных преподобного отца Геннадия»  (Российская национальная библиотека. О. III. Л. 43-90; О. VI. Л. 267-285; О. XVII.48. Л. 163-183), составленном «много лет спустя» после его смерти.
     Там же сообщается о дворянском происхождении Качалова, и это согласуется с тем, что место, которое он занимал в монастырской иерархии, приобреталось обычно посредством немалого и отнюдь не духовного вклада. По другим источникам, до причисления к собору Геннадий (Качалов) являлся приказным старцем, ведавшим частью монастырского хозяйства, а еще ранее – «кемским приказчиком, чинившим монастырским «бобыльщикам» такие утеснения, что многие от его «побоев и умерли» (Сырцов И.Я., прот. Возмущение соловецких монахов-старообрядцев в XVIII веке.- Изд. 2-е.- Кострома, 1888.- С. 69).
     Этот опыт ему пригодился и в 1666 году после отъезда в Москву архимандрита Варфоломея, когда в Сумском остроге на материке «некоторых ненадежных приказных старцев власти спешили заменить своими… На место Макария был прислан из монастыря старец Геннадий, один из главных соучастников в составлении всех челобитных на Варфоломея. Он послан был в Суму «с великою властью»; ему было приказано выбрать из сумских монастырских стрельцов сорок человек и бить их «батоги нещадно», за то, что они с Макарием жили в послушании у Варфоломея»  (Там же.- С. 178).
      Последний в столице также не бездействовал, и прибывший в Суму в конце февраля 667 года стольник Александр Севастьянович Хитрово нового строителя Сумского подворья «арестовал и отдал за караул в деле великого государя»  (Досифей [Немчинов],архим. Географическое, историческое и статистическое описание Ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря, в 3-х частях.- М, 1836.- Ч. I.- С. 161).
      Эти источники для биографии Геннадия (Качалова), как видно, наличествовали задолго до «Русского биографического словаря», сотрудник которого отсутствие упоминаний о старце в продолжение всего затвора истолковал тем, что он «во время Соловецкого возмущения, вероятно, был одним из идейных, но не активных, руководителей церковно-обрядовой оппозиции»  (Русский биографический словарь: в 25 т.- М., 1914.- Т. 4.- С. 407).
     «Когда Соловецкое восстание окончилось,- рапортовал тот же сотрудник «Русского биографического словаря»,- соборный старец Геннадий был вызван в Москву и здесь заключен под стражу в Новоспасском монастыре»  (Там же), хотя на Соловецкий архипелаг соборный старец Геннадий больше не возвращался и отбывал наказание сначала по месту службы (Чумичева О.В. Соловецкое восстание 1667-1676.- Новосибирск, 1998.- С. 191), затем в Ярославле, где стольник А.С. Хитрово в начале сентября 1668 года «передал всю группу соловецких пленников ярославскому воеводе В. Унковскому»  (Православная энциклопедия / под ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия.- М., 2005.- Т. X.- С. 608).
     Далее современная Православная энциклопедия сообщает, что Геннадий «был переведен в Москву и оставался в заточении, после 1676 года бежал из Новоспасского монастыря» (Там же), между тем как давным-давно известно, что до Новоспасского он томился сначала в макарьевском Макариево-Унженском (1670), затем костромском Ипатьевском (1671) монастырях (Херсонский И.К. Летопись Макариева Унженскогомонастыря , Костромской епархии.- Кострома, 1888.- Вып. I.- С. 97).
     Грамота патриарха Московского и всея Руси (1667-1672) Иоасафа архимандриту Ипатьевского монастыря (1669-1674) Феодосию поведение заключенного в Макарьеве описывала так: «Старец именем Геннадий Качалов к церковному пению и ко святыни к причастию и к дору не ходил, чинился, непокорен, и в железах уходил дважды, и монастырю великие убытки учинил, а монастырь у них место погорелое, и ограда не построена»  (Государственный архив Костромской области. Ф. 1486. Оп. 2. Д. 90. Л. 1). Вследствие этого Феодосию «велели учинить земляную тюрьму, посадить его в тое земляную тюрьму и велели беречь накрепко, чтобы он из тюрьмы не выходил и никаких развращенных слов ни с кем не говорил» (Там же Л. 2).
      После побега из московского Новоспасского монастыря соловецкий соборный старец скрывался в хижине, построенной для него на речке Тихвинке «неким христолюбцем Фаддеем», где за распространение устаревших взглядов был вновь арестован и содержался сначала в тихвинском Успенском (1682), затем Троицком Михайловском Клопском (1683) монастырях Новгородского уезда, а после побега из последнего скрывался у другого «христолюбца» в 15 верстах от Новгорода, затем селе Толвуй Онежского уезда, из которого перебрался в Олонецкий уезд – на Повенец, затем Нюхчу, где провел шесть лет в пустыни «близ моря-окияна», после чего переселился в Тихвиноборский скит Выговской пустыни и умер в 1696 году (Филиппов И.Ф. История Выговской старообрядческой пустыни.- СПб., 1862.- С. 120-121; Юхименко Е.М. Выговская старообрядческая пустынь: Духовная жизнь и литература.- М., 2002.- Т. 1.- С. 16, 60, 197, 229, 258, 288, 327, 394, 403, 460).
      Его житие свидетельствует также о том, что он обладал «даром слёз», от которых «на мног час» приходил в забвение и в конце концов ослеп, а его похвалы отшельничеству и пустынножительству, по мнению историков, способствовали появлению таких старообрядческих толков, как странники и бегуны.