Невеста

(Написано в ходе алхимических опытов в Кабинете малой прозы под руководством Александра Попадина)

**

…А день сегодня совсем особенный.

И, вроде бы, всё как всегда, такое же июльское безветрие и разнотравье. Также всё растёт, распускается и готовится зреть. Также тренькает лютня в имени Роминтенского леса… Но именно теперь, если увидишь вдалеке воз, медленно съезжающий с холма или невысокой горки… Если доверху нагружен тот воз цветами и ягодами, а лошадь в него впряжена гнедая или в яблоках – знай, это Лето съезжает с ярмарки. Или, по-другому – с макушки. Беги к нему тогда, задыхаясь от изумления, и спрашивай единожды, что пожелаешь. На всё получишь ответ.

***

Стоит в поле колодец. И водица в нём чистая, и прибывает она хорошо, и звёзды со дна его видать, как положено. Но сломалась воротина – руками бросай, руками тяни. А верёвка скользкая из ладошек махоньких – шмыг… Не удержала ведро, потопло последнее – ладное, долго резаное, дорого купленное – прямо в бездне беззвёздной.
Не крестьянские у тебя руки – говорила матушка, покуда жива была. Потопила ведёрко – побежала назад, причитаючи: знамо дело, по голове не погладят.

***

А то ещё раньше мечутся, бывало, погоды туда-сюда: то к июлю только тепло раскачается, а до того – холодина неключимая, ночами заморозки – хоть тулуп надевай. То ударит вдруг сушь на целый месяц. Горят посевы, сады, луга. Лес сохнет, сроду жажды не знавший. Или, того хуже, посреди цветения – градобитие. Да такое, что все росточки-листочки в сумятицу.

Зато теперь всё чин по чину. То припекает, но не сильно, а чтобы только земля от холодов отошла. То прохладно, но солнце всё равно греет ласково. Дождичек аккурат в полив идёт – ни много, ни мало. И чуть не до октября полнейшая золотистая благодать. Будто женился Летний Хозяин и чудачить бросил.

***

Полжизни в сиротах – может, хоть с женихом повезёт? Баловать будет муж, беречь, душу заячью застывшую отогреет…

- И не думай – уронила сельская знахарка. – И даже не надейся зазря. Венец на тебе!

- Да какой же это?!

- Безбрачный венец. Никто его с тебя не сымет: крепко сидит, корни пустил, глубок колодец, да ворот сломан…

***

Есть в полях подле Роминтенской пущи чудо. Много их там, чудес, но это – летнее, ярмарочно-макушечье. Давным-давно ездили с матушкой к родне – своими глазами видала. Растут посреди полей в дикости лилии. Вид у них дивный, цвет огненный. Не трудятся, не прядут, а краше всех прочих цветов сияют. И никто их там не сажал, не лелеял. А надумаешь сорвать, ближе подойдёшь – нет их, только были, а теперь солнце закатное в траве играет, и ни единого цветочка. Отойдёшь подальше, глянешь через плечо – да вот же они...

Бывает там ещё, где-нибудь в чаще или на просеке дуб огнём загорается как бы сам, изнутри. Но это чудо другое, зимнее. А нынче все думы о том, что же в этом злом венце за цветы. Маки сонные или ещё какая дурман-трава? Или белена, или лебеда, или алый впотьмах цветок папоротника?..

***

Шла без дороги, слёзы в жаркую пыль летят через воздух густой, травяной. Глядит – едет кто-то, далекооо за луговинами, по диким местам, вниз и вниз, плавно-неспешно, будто с небес спускается. В телеге весь июль собран, корни пустил, на стороны растёт-валится. А на козлах… Кто-то в шляпе, поля на лицо, только трубка торчит, попыхивает.

Остановилась, глазам не веря. Рванулась, ног под собой не чуя. «Мастер Лето! Как венец проклятущий снять? Подскажи-помилуй!»
Бежит, бежит, уж и воздух в груди иссяк, а воз под уклон ушёл, вот-вот с глаз скроется… «…Мастер Лееетооо!»

Всё же нагнала. Насилу отдышалась. Пока летела – всё из головы выдуло, остановилась – выдохнула последнее. Стоит, двух слов связать не может. Обомлела – само Лето перед ней. Так вот оно, оказывается, какое… Под полями тень, трубку вытащил, улыбается. И пока не глянул из-под шляпы июльской грозой, с силами собралась и с приветствием вымолвила
- Что за лилии у тебя, господин, возле Пущи в травах дикуют?

Тот, в телеге, помолчал ещё немного – только птицы щебечут и трава шелестит. А потом достал лютню, тронул струны, и зазвенели где-то в лесу колокольчики, затренькали под ногами недоспелые колосья, на опушке – крохотные маргаритки… Запели пчёлы, засмеялся жаворонок… И в перегретой июльской маковке поменялось что-то невозвратно.

**