Зеркала судьбы. Глава 72

– Ну-с, батенька, присаживайтесь. О, поздравляю! Вам дали новую пижаму? Это уже хорошо. Вижу, вы осваиваетесь у нас.
– Стараюсь.
– Ну и замечательно. Вы почувствовали? Я отменил вам инъекции аминазина и галоперидола. Надеюсь, вы не заставите меня раскаяться?
– К чему этот вопрос, Василий Иванович? Вы отлично знаете, что я не нуждаюсь ни в каком лечении. А режим нарушать не собираюсь.
– Аркадий Яковлевич, мы вот здесь с вами одни в кабинете, и я не записываю на магнитофон нашу беседу, – Новосельцев постучал пальцами по столу и кивнул на магнитофон. – А мог бы отметить, что критика у вас снижена... Однако суть не в этом, – быстро сказал он, видя, как изменилось лицо Арка-
дия. – Вы догадываетесь, о чем я хочу поговорить с вами?
– Нет, Василий Иванович, понятия не имею.
– А вот сейчас позвольте мне усомниться в вашей искренности.
– Я на самом деле не знаю. Мы с вами так о многом разговаривали, обсуждали разные проблемы... – Аркадий постарался придать своему голосу оттенок искренности.
– Ну что ж, будем считать, что я вам верю. Да и, собственно, у меня нет причин вам не доверять. Так ведь, Аркадий Яковлевич?
– По-моему, так.
– Прошу понять меня правильно. Как говорят у нас в медицине, я – медиатор, то есть проводник, посредник. А вот человек заинтересованный попросил меня попытаться убедить вас все же передать акции «Торгового дома Егорьевский» в надежные руки. Не бесплатно, не бесплатно, конечно! Упаси Бог! – замахал руками Новосельцев. – Он готов заплатить, и немало. Так он мне, во всяком случае, сказал. Но я, знаете ли, не бизнесмен. И в этом деле ничего не смыслю.
– И сколько же? – поинтересовался Аркадий, отлично понимая, что никаких денег не получит. Ему нужно было создать впечатление, что он готов к переговорам, компромиссам и уступкам.
– Не знаю, не знаю, Аркадий Яковлевич, дорогой. Это вы потом с ним решайте. Меня это не касается.
– Вы имеете в виду Нефедова?
– М-м-м, ну да, его. А пока он просил вас подписать вот этот документ, – Василий Иванович полез в стол, достал лист бумаги и протянул его Аркадию, сидевшему напротив. – В качестве жеста доброй воли, так сказать.
Бескин взял документ. Это была генеральная доверенность на управление всеми активами «Торгового дома Егорьевский». Несколько минут Аркадий колебался. «Доверенность можно подписать, потом отменить», – думал он, взвешивая риски.
– Нет, Василий Иванович, к сожалению, я не могу это подписать. Не могу, – еще раз твердо сказал Аркадий и положил бумагу на стол. – Если я это подпишу, то где гарантия, что мне заплатят за мою собственность хотя бы три копейки? Ну согласитесь, это же несерьезно. Давайте вести переговоры о продаже бизнеса. Всего пакета целиком.
– Я ничего не понимаю в бизнесе, батенька, но настоятельно советую вам подписать этот документ. Вы же знаете, в нашей больнице люди лечатся годами. И вы, к несчастью, страдаете заболеванием серьезным, трудно поддающимся лечению. Зачем вам лишние потрясения? А так, подпишете – и домой. Глядишь, вам и полегчает. Да и у меня гора с плеч. Подумайте, Аркадий Яковлевич.
– Я, Василий Иванович, ни на что не жалуюсь. В том смысле, что мне и здесь неплохо: на всем готовом, одет, обут, – Аркадий кивнул на тапочки с выжженным на них номером «77».
– М-м-м, да... Жаль. Жаль, Аркадий Яковлевич. Видно, мы вас недостаточно активно лечим, – Василий Иванович снял очки и, прищурившись, смерил Аркадия оценивающим взглядом. – Ну ничего, медицина у нас на сегодняшний день продолжает идти вперед семимильными шагами. У нас есть еще много средств поправить ваше здоровье, не расстраивайтесь. А на сегодня, пожалуй, все. Подумайте еще раз, Аркадий Яковлевич, о моем предложении. Идите, – Новосельцев с шумом захлопнул историю болезни, лежащую перед ним. – Серок, – крикнул он за дверь, – забери больного.

Выйдя из кабинета Новосельцева, Аркадий снова и снова прокручивал в уме только что состоявшийся разговор. Стараясь подавить панику, он мучительно искал выход из создавшейся ситуации. Впервые за несколько дней он оказался предоставленным самому себе. Его не отвели в наблюдательную палату. Не привязали к койке. Не сделали инъекции аминозина и галоперидола, от которых голова постоянно была тяжелой и хотелось спать. Он прошелся по длинному коридору отделения, заглядывая в многочисленные палаты без дверей. Люди – молодые и пожилые – сидели за столами, ходили, неподвижно лежали в койках, уставившись в потолок. Аркадия поразило то, что больные совершенно не общались друг с другом. Ну а если и вступали в короткие беседы, то обычно они заканчивались ссорами или драками. Правда, Серок и Юрок всегда были начеку и быстро успокаивали конфликтующих.
«Проклятье! Здесь и поговорить не с кем. Не выяснить, что почем, – с тоской думал Аркадий. – Правильно говорят, бунт в дурдоме невозможен. Психи никогда не договорятся между собой». Он несколько минут внимательно изучал стенгазету «Прожектор перестройки» трехгодичной давности. Закончив чтение, поглядел в зарешеченное окно и вышел на летнюю веранду. Было холодно. Помещение не отапливалось, и Аркадий уже было решил вернуться в отделение. Вдруг какой-то высокий пожилой человек с большой окладистой черной бородой, черными как смоль глазами, с картонной папкой, прижатой к груди, попросил у него сигарету.
– Я не курю и вам не советую, – ответил Аркадий и отвернулся от него.
– Вы новенький? – поинтересовался мужчина.
Голос его звучал вполне дружелюбно.
– Да, – Аркадий вновь повернулся к нему лицом. – А вы давно здесь сидите, то есть, извините, лечитесь?
– Сижу, именно сижу. И вполне приличный срок – третий год уже пошел, – мужчина казался вполне адекватным.
– И за что вас здесь держат? Да, меня Аркадием зовут. А вы кто?
– Я Личик Николай Григорьевич, бывший научный сотрудник Новосибирского института физики твердого тела. Доктор наук, профессор.
Аркадий недоверчиво посмотрел на него. За короткое время пребывания в этих стенах он убедился в необычайно высокой плотности на квадратный метр известных и даже великих людей.
– Понимаю, о чем вы сейчас думаете, – сказал Личик. – Впрочем, мы в равных условиях.
– Да, сумасшедший дом тем и хорош, что всем все разрешено и все в равных условиях. Хотя вы, кажется, немного ровнее...
Действительно, в отличие от Аркадия, Личик был одет в чистую пижаму, не новую, но вполне приличную телогрейку. На ногах у него были теплые ботинки, а на голове – вылинявшая от многочисленных стирок, но чистая шапка с выжженной надписью «ПБ Белые Яры».
– Я понимаю, – не обращая внимания на иронию Аркадия, сказал Личик, – все происходящее кажется вам фантасмагорией. Кафка в чистом виде. Я прав?
– Да плевать мне на Кафку! Я его если и читал, то давно, и ничего не помню. Меня больше волнует моя задница! Сколько еще аминозина туда закачают? И как вырваться отсюда? Ведь заколют...
– Нейролептики – еще не самое страшное. У них в арсенале есть методы посильнее.
– Это что же? – с тревогой спросил Аркадий.
– Ну, например, ЭСТ.
– И что это за «зверь»?
– Электросудорожная терапия. Это когда к телу присоединяют электроды и пропускают электрический ток.
– Так это же пытка! И здесь это разрешено? Ведь мы все-таки в больнице, а не в концлагере.
– В том-то и дело, что мы в психбольнице. А вы сами только что сказали: все всем разрешено. Курить хотите? – Личик достал из-за отворота шапки сигарету, разломил ее на две равные части и протянул Аркадию. – Берите любую.
– Спасибо.
Аркадий взял половинку сигареты и наклонился к новому знакомому:
– Разрешите прикурить? – он отдернул рукав длинной, не по размеру, пижамы и потянулся к зажженной сигарете.
– А что это у вас на руке? Господи, не может быть... Покажите! – вскричал Личик и выдохнул дым прямо в лицо Аркадию.
– А, это... Это браслет. Сам не знаю, как он попал ко мне. И не расстегивается, зараза... Вот так и ношу. А что? Нравится?
– Покажите-ка, – профессор, поплевав на ладонь, аккуратно забычковал окурок и спрятал его обратно за отворот шапки.
Аркадий поднял рукав пижамы еще выше и протянул Личику правую руку.
– Прошу. Не понимаю, однако, что вас так заинтересовало?
Тот склонился над его рукой и несколько минут внимательно разглядывал браслет с разных сторон.
– Да, точно! Сомнений нет. Поразительно! И как символично! Только в сумасшедшем доме я нашел доказательство своей теории, и оно материализовалось, если можно так сказать.
– Тише, пожалуйста, не кричите. Сейчас Юрок или Серок нас загонят в палаты. Вы, кстати, в какой?
– В седьмой.
– Везет вам! А я в наблюдательной. Так в чем дело, Николай Григорьевич? Что вас так поразило в моем браслете?
– Они считают меня сумасшедшим. Засадили в дурдом, лишили лаборатории, возможности заниматься наукой. Убогие! Их самих лечить надо! Вот оно, вот наглядное доказательство моей правоты. Моей теории параллельных миров и кустообразного развития цивилизации...
– Может быть, вы все же успокоитесь? Ведь так и до аминозина докричаться можно. И объясните членораздельно, наконец, в чем дело.
– Да-да, конечно объясню. Но давайте уйдем отсюда. Действительно, того и гляди Юрок или Серок явятся. Я знаю тут одно укромное местечко под лестницей, напротив туалета. Там небольшой чулан: ведра, швабры... Но это не имеет значения. Дверь не заперта. Пойдемте туда, только по одному. Хорошо?
– Ну... согласен, – после паузы сказал Аркадий и снова внимательно оглядел собеседника. – А вы... вы действительно ученый?
– Коллега, не забывайте, мы в равном положении. Ваши сомнения в отношении моей вменяемости оправданны. Но мои в отношении вас тоже имеют место быть. Так что, идем?
– Да, идем.

Через несколько минут они сидели в тесном чулане под лестницей, плотно прижавшись друг к другу, и Аркадий пытался осознать услышанное.
– ...Да поймите же вы, звезды – это гигантский котел, и оттуда идет огромный выброс времени. Причем время течет то быстрее, то медленнее в зависимости от условий. Понятно?
– К сожалению, нет. Ничего пока не понимаю, – честно признался Аркадий. – Видите ли, я не совсем по этой части.
– Ладно, я постараюсь объяснить проще. Время, как и любая субстанция, имеет плотность. Это вы понять способны?
– Допустим.
– Уже хорошо. Я создал установку, которая влияет на плотность времени, а следовательно, могу его ускорять и замедлять. В известных пределах, конечно. Понимаю, вы хотите спросить меня, что это за прибор. Так ведь?
– Ну-у-у, если это небезопасно, в общем, узнать, конечно, интересно, – неопределенно ответил Аркадий и попытался отодвинуться от активно жестикулирующего профессора.
– Так вот, да будет вам известно, я со своим помощником установил неподалеку от Новосибирска два вогнутых зеркала большого диаметра и вошел в фокус отражения...
– Ну и что вы увидели в зеркалах? – перебивая Личика, быстро спросил Аркадий, вспомнив свой опыт в гостинице «Европейская». – Очень интересно! – он слушал профессора со все возрастающим интересом.
– Прежде всего – огромный поток символов, знаков, светящихся, как неоновые вывески. Это было послание из другого измерения. Эти символы точь-в-точь повторяют знаки на вашем браслете. Я скопировал некоторые из них. И копии здесь, – Личик похлопал по бумажной папке, которую он по-прежнему прижимал к груди. – К сожалению, здесь темно, но потом я их вам покажу.
– И это все? – разочарованно спросил Аркадий.
– Нет, конечно. Я понял, что фокус – не просто место схождения отраженных космических лучей. Это особая зона, воронка, своего рода канал между нашим миром и иными измерениями. Сейчас вам кое-что понятно?
– Более или менее. И что же было дальше, потом? – нетерпеливо спросил Аркадий.
– Дальше? А дальше я увидел какой-то светящийся диск. Внутри его произошла вспышка плазмодия, и все пространство, где я находился, озарилось голубоватым свечением, напоминающим северное сияние. Я почувствовал сильную головную боль, неописуемый, животный страх и... – Личик замолчал и уставился в одну точку, словно вспоминая пережитое.
– А что же случилось с вами потом? – тихо спросил Аркадий, дотрагиваясь до своего браслета и легонько толкая профессора в бок.
– Потом страх прошел. Головная боль прекратилась. Я почувствовал необыкновенный прилив сил. И вдруг неожиданно увидел человека! Он шел мне навстречу и улыбался. Вначале я решил, что это мираж, галлюцинация, и протянул к нему руки. Он обнял меня. Я ощутил его дыхание, почувствовал тепло его тела. Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Затем поразительное чувство свободы охватило меня. Мне показалось, что от моих мыслей и желаний зависит весь мир. Мне не хотелось уходить. Но свечение стало тускнеть. Образ человека начал расплываться... Я вновь почувствовал головокружение. Все кончилось.
Вернувшись, я обобщил результаты эксперимента, произвел некоторые математические и астрофизические расчеты... Ну, ладно! Вам этого все равно не понять. Изучил статистику подобных явлений. И – вы не поверите моей глупости! – сделал доклад на выездной сессии Академии наук в Новосибирском институте космической физики... – профессор вновь замолчал.
Аркадию показалось, что он погрузился в транс. Личик сидел, уставившись в одну точку, и мерно раскачивался из стороны в сторону.
– Николай Григорьевич, – тихо позвал его Аркадий. – Николай Григорьевич!
– А? Что?! – вскрикнул профессор.
– Тихо, успокойтесь, – Аркадий с силой сжал его локоть. – А то... Что было после доклада? – он отпустил руку Личика.
– Какого доклада?
– На сессии Академии наук в Новосибирске. Вспомните!
– А... ну да! После доклада мне бурно аплодировали. Потом посадили в машину и сказали, что везут в гостиницу. Ну а потом доктор Новосельцев решил, что мне надо долго и упорно лечиться. В конце концов я признал себя больным, согласился, что все пережитое мной – галлюцинаторный бред. Взамен мне выдали вот эту пижаму, – профессор похлопал себя по коленям, – и поместили в хорошую палату.
– Да, очень интересно, – едва слышно произнес Аркадий. – Очень... Во многом это мне напоминает мой случай.
– Что?! Что это вам напоминает?! – воскликнул профессор. – Расскажите мне! Это так важно для построения моей теории информационного поля и сфокусированного времени... Прошу вас, ну рассказывайте.
– Тише, профессор, тише! Непременно расскажу вам, обещаю. Но не сейчас. И не здесь.
– Почему? Почему не сейчас? Более удобного места нет.
– Потому что сейчас нам надо придумать, как выбраться из этого ада.
– Вы на самом деле считаете это возможным?
– Да, и у меня, кажется, есть план.