Ананд. Глава восьмая

Начало повести - http://proza.ru/2021/05/20/1508

Вопреки ожиданиям Надежды, ее мать не выразила радости по поводу намерений дочери выйти замуж за беглого каторжанина, скрывающегося под чужой фамилией. Да и чему тут радоваться? Планов по устройству семейной жизни у них с Анандом нет да и быть не может. Университетское общежитие перенаселено: прописать в одну из комнат женского корпуса мужа студентке никто не позволит. Значит, жить первое время им придется раздельно. А на какие средства? Стипендия у дочери мизерная. Парню устроиться на приличную работу в Ленинграде без соответствующих знакомств нереально. Да и какая-никакая, а специальность нужна, чтобы деньги зарабатывать. Ну а коль еще и дети пойдут, то придется дочери ставить крест на высшем образовании и возвращаться под материнское крыло, дабы не уморить нищенской жизнью ни себя, ни дите. Но более всего Полину Федоровну смущало во всей этой истории то, что будущий зять исповедует экзотическую религию — индуизм, в которой целый сонм богов, включая слоноподобного Ганешу и увешанную человеческими черепами Кали. Не замыслил бы будущий зятек однажды присоединить к этим черепам череп своей русской жены. Напрямую охлаждать сияющую от счастья дочь своими сомнениями она не стала, решив вначале поближе познакомиться с Анандом: что за человек, каковы у него планы на будущее…

Улучив момент, когда они остались с глазу на глаз, Полина Федоровна пригласила кандидата в зятья проводить ее в Некоуз. Причину особенно и придумывать не пришлось. В выходные надо переезжать в новый дом. Чтобы не было запарки, лучше уже сегодня вечером пригнать к дому лошадь с телегой для перевозки домашнего скарба. Вдвоем сподручнее будет все сделать.

— Выписку из метрики не забудьте с собой взять. Вас тут никто не знает, могут в Некоузе и документ попросить, — напомнила она кандидату в зятья об осторожности.

Ананд охотно принял ее предложение.

Поразмышляв, Полина Федоровна достала из комода свои завернутые в газетку сбережения и спрятала деньги на груди под лифчик. Так, на всякий случай.

Сразу после обеда они вышли из дома. Пройдя под ручку с будущим зятем через всю деревню, раскланиваясь и здороваясь с встречными, объясняя любопытствующим, что к дочери жених приехал свататься, Полина Федоровна перевела за околицей дух, замедлила шаг, остановилась, освободила локоть и, повернув к Ананду лицо, первым делом спросила:
— Ничего, что я буду вас Алексеем Петровичем величать? Надо, наверно, привыкать к новому имени?

— Да, конечно, — откликнулся Ананд.

— Вы уж меня извините, Алексей Петрович, — Полина Федоровна снова тихо пошла вперед, — но у меня одна дочь и одна внучка. Вся моя жизнь в них. Скажу вам откровенно, столь скоропалительное решение Наденьки обвенчаться с малознакомым мужчиной мне непонятно. Да, этот брак даст вам возможность легализоваться, но нельзя ведь строить свое счастье на несчастье других. Как вы считаете?

Cтупая на полшага позади будущей тещи, Ананд некоторое время молчал: неудобно как-то оправдывать самого себя, но вопрос задан — надо отвечать.

— Мое счастье… — вглядываясь в глубь себя, произнес он в раздумье и смолк. Через несколько шагов уже более уверенно продолжил: — Мне приятно приносить счастье окружающим. Ваша дочь спасла мне жизнь. Это переполняет мое сердце благодарностью, но более того — мы полюбили друг друга. Видеть ее и Настеньку счастливыми — вот что движет мной.

— Давайте поконкретнее: как вы собираетесь их осчастливить? — не оборачиваясь, устало поинтересовалась Полина Федоровна.

— Пока не знаю. Я только-только пришел в себя после лагеря и не совсем удачного прыжка с поезда. Нужно время, чтобы оглядеться, понять, что к чему, найти свое место в вашей стране.

— У вас есть какая-нибудь специальность? — перевела разговор в еще более узкое русло Полина Федоровна. — На какие средства вы планируете содержать семью?

Ананд оживился:
— Могу давать уроки йоги, санскрита, основ ведических знаний. Свободно пишу и разговариваю на английском, если достать учебные пособия, с удовольствием займусь преподаванием этого языка. Я не знаю, каким конкретно путем буду добывать средства на содержание семьи, но знаю, что божественное позаботится о нас и все устроит наилучшим образом.

Некоторое время, не прибавляя шага, они шли молча. Полина Федоровна пыталась осмыслить, насколько востребованы в Советской России йога, санскрит и основы ведических знаний. Прикинула насчет английского: в местных школах он тоже не в почете. Марксизм — ленинизм — сталинизм, немецкий язык, легкая атлетика, спортивные игры, особенно футбол, — это пожалуйста, но ничего из перечисленного Анандом сюда не вмещалось.

Оставив размышления о хлебе насущном, она перешла к другой не менее животрепещущей для нее теме.
— Насколько я знаю из рассказов дочери, вы человек верующий, не так ли?

— Да.

— У меня настороженное отношение к верующим. В дореволюционной России таковыми себя считало подавляющее большинство граждан. После революции, когда Ленин сказал, что Бога нет, это же большинство, радостно поднявшись с колен, начало грабить и разрушать храмы. Как вы думаете, о чем это говорит?

— О том, что их вера была поверхностна, основана не на личном опыте, а на стереотипах, привычках, подражании авторитетам, погоне за привилегиями… На страхе, наконец.

— Страх! — оживилась Полина Федоровна. — Я не отрицаю всего перечисленного вами. Но доминирующим стимулом веры во всех религиях является страх. Людей веками приучали страшиться Бога и вдруг сказали, что его нет: вы свободны! Понимаете, что произошло в России? Они с цепи сорвались!

— Не все так просто, — возразил Ананд. — Я встречал в лагере православных священников, вера которых основана не на страхе, а на любви. Единственный страх у них, если это можно называть страхом, — боязнь оскудения сердца, боязнь лишиться способности видеть сокрытый в каждом человеке образ божий.

— Да, есть и такие люди, — согласилась Полина Федоровна. — Но если до революции, когда церковь была в фаворе, они ничего не сделали, чтобы освободить других верующих от страха, то сейчас их голосов уже никто и слышать не хочет. Сейчас те, кто раньше страшился Бога, страшатся веры в него. За веру исключают из партии, из комсомола, из пионеров. А вне этих институтов выше мелкого клерка карьера закрыта. Ну да ладно, хватит про Россию.

Будущая теща вздохнула.
— Я слышала когда-то, еще до революции, что у вас в индуизме целый сонм богов: в их числе и бог со слоновьей головой, и богиня, обвешанная человеческими черепами. Ваши боги кажутся мне пострашнее нашего. Что на это скажете?

— Ничего особенного. В Индии тоже есть верующие, которые открыли в себе Бога, а значит, видят его и в каждом встречном. Хотя, как и везде в мире, у нас доминируют фанатики. Наши фанатики утверждают, что индуизм — единственно верная религия, что тех, кто поклоняется другим богам, ждут муки вечные. Но уже сейчас по всей стране набирает силу движение ненасильственного сопротивления, призванное объединить индуистов, мусульман и других верующих в борьбе за освобождение от колониального рабства. Если это удастся сделать, то Индия станет первой в мире страной, в которой на смену религиозным распрям придет содружество свободных людей.

— Я спросила про ваших богов, а вы мне про свободу.

— Наболело. А что касается великого множества наших богов, то каждый из них является ипостасью единого Бога, которого мы называем Ишвара. Мириады его форм и имен являются ничем иным, как различными путями, созданными людьми для соприкосновения с непостижимым. В православии верующие тоже молятся и Богу Отцу, и Богу Сыну, и Богу Святому Духу, и различным святым угодникам, но убеждены, что все их молитвы в конечном итоге достигают единого непостижимого Бога. Не так ли?

— Может, и так.

— Что касается интересующего вас божества с головой слона, мы его называем Ганеша, он олицетворяет собой мощь, силу, здоровье. На мой взгляд, лучшего олицетворения этих качеств придумать невозможно. Страха здесь никакого нет, а лишь желание, поклоняясь Ганеше, усилить в себе эти качества. Богиню, обвешанную черепами, звать Кали. На черепах иногда пишут имена тех, кому они принадлежали: зависть, похоть, гневливость, пьянство и так далее. Верующие идут к Кали, чтобы избавиться от своих негативных качеств. Так что наши боги, по сути, не страшнее вашего. По крайней мере, мы им поклоняемся не из страха.

Полина Федоровна задумалась. На словах вроде все гладко, но за красивыми словами довольно часто скрывается безобразное. Расстрел ее мужа и детей тоже прикрывался красивыми словами о классовой борьбе.

С левой стороны дороги сверкнула молния. Спустя несколько секунд прокатились раскаты отдаленного грома.

— Пойдемте скорее, — обернулась она к Ананду и взяла его под руку.

Они ускорили шаг.

— Вы замечательно все объясняете, — продолжила она разговор. — Но я не поняла главного: каким образом многочисленные индуистские божества через вас будут заботиться о счастье моей дочери, моей внучки?

— Во-первых, нет отдельно индуистского, христианского или мусульманского богов. Бог един для всех. В различных культурах, традициях существуют различные формы поклонения единому, различные имена. Во-вторых, опыт веры непередаваем словами. При помощи слов невозможно даже почувствовать, как пахнет сирень или бугенвиллея, какой вкус у антоновских яблок или черимойи. А вера еще менее осязаема. Давайте без лишних объяснений я предоставлю вам возможность осязать это нечто более тонкое, чем запах бугенвиллеи.

Порыв ветра заставил Полину Федоровну на мгновение пригнуться. Распрямившись, она взглянула вверх на потемневшее небо. Загрохотал гром, и она прокричала:
— С минуты на минуту хлынет дождь! Давайте как-нибудь попозже займемся вашей бугенвиллеей. Надо торопиться, вокруг сплошные поля, пока добежим до Некоуза, промокнем до нитки, а мне это ни к чему — легкие слабые.

Ананд выдернул руку из-под локтя будущей тещи, встал впереди, заслонив ее собой от встречного ветра, пошел еще быстрее и, обернувшись, скомандовал:
— Держитесь одной рукой за пояс на моих штанах, ступайте шаг в шаг и мысленно повторяйте слова, которые я буду произносить.

— Что за слова?

— Те, что передадут вам запах бугенвиллеи.

— Вы шутите?

— Ради бога, делайте, как я сказал. Прошу вас!

Подкрепляя слова Ананда, совсем рядом с путниками, осветив полнеба, с оглушительным треском снова сверкнула молния.

Полина Федоровна, отбросив логику, правой рукой вцепилась сзади в подпоясывающую штаны будущего зятя веревку и, старательно вышагивая за ним след в след, стала мысленно повторять громко выговариваемые им непонятные слова:
— Ом. Бхур. Бхува. Сваха…

С левой стороны дороги быстро надвигалась стена дождя. Порывы ветра доносили отдельные капли. Внезапно ветер стих, дождь перешел на правую сторону дороги, надвинулся на них и… обошел стороной, оставив сухими.

— Тат. Савитур. Вареньям… — старательно выговаривала Полина Федоровна.

Спустя четверть часа впереди показались из-за деревьев жилые дома и здание железнодорожной станции.

Она оглянулась — стена дождя уходила от них в сторону Гулебино.

Полина Федоровна разжала цеплявшиеся за веревку пальцы, замедлила шаг. Что это было? Неужели они вдвоем с этим кандидатом в зятья заставили стихию обойти их стороной? И тут же сама внутренне рассмеялась своей доверчивости. Разве раньше не случалось так, что с одной стороны деревенской улицы идет дождь, а на другой даже пыль не прибивает? Повезло, конечно, что сухими остались…

— Дхийо. Йо. Нах. Прачодаят… — донеслось до нее.

— Алексей Петрович, — окликнула она Ананда. — Вы что, серьезно думаете, что дождь обошел нас стороной благодаря вашей мантре? Я не верю. Если хотите доказать обратное, спойте что-нибудь, чтобы снова пошел дождь.

Ананд, остановившись на перекрестке дорог, повернулся к ней лицом:
— Аромат цветущей бугенвиллеи вдыхается порами души. Он разлит повсюду. Какие тут могут быть доказательства? Куда идти — к домам или к станции?

— Заглянем на станцию, попьем кипяточку для согрева.

Продолжение http://proza.ru/2021/05/27/1711