Тюлька и Юлька с натурыю этюд

                Тюлька и Юлька

           Не прошло и полчаса, как детишек из разных квартир выпустили гулять,
а Тюлька и Юлька уже поссорились.
-Моя мама, знаешь, какая?- торжественно возвестила Юлька.- Самая-самая!
-А моя ещё самей!- тут же парировала Тюлька.
-Нет моя!
-Моя!
-Моя!
-Моя! Папа сказал, что она – принцесса!
Тюлька показала язык.
-Почему?- захлопала глазами Юлька.- Почему – принцесса?
-Потому, что она чихает. И папа говорит: «Будь здорова, принцесса!»
-А моя тоже… чихает. И даже кашляет…вот!
-Зато моя первая!
А моя мама …мамапремама!
-А моя тогда препрепрепрепремамама! А7
-А моя мама…мамей твоей мамы!
-А моя ещё препрепремамей!
-А моя.…
-А моя…
Заговорившись так, что  запутались язычки, девчонки несколько мгновений озадаченно смотрят друг на дружку.
Затем Тюлька, хитро улыбнувшись и подпрыгнув, выдаёт:
-А мой папа папее твоей мамы!
-А мой папа папее твоего папы и твоей мамы!- обрадовавшись продолжению борьбы, радостно вопит Юлька.- Ага?
-А мой дедуля дедулее твоих папы и мамы!
-А у меня бабуля бабулее твоего дедули!
А у меня…
Полдень. Солнце. Няньки, задремав на скамейке, прикрыли лица газетами.
Озорной белый щенок Кузя, изображая волкодава, свирепо подкрадывается к Тюлькиным куклам. Он уже выбрал себе жертву. Но в это время Тюлька, устав от бесполезного спора, обиженно отходит к своим игрушкам.
Кузя опасливо замирает на месте. Правое ухо его позорно и скорбно свисает.
« Вот всегда так,- вероятно, думает он.- Не дают проявить себя. Невозможно показать, какой я хищный и лютый…»
Усевшись в сторонке, пёс окидывает взглядом двор и вдруг замечает сонно бредущего по своим делам леопардового кота Гошу. Победно тявкнув, он задирает хвост и  бросается на вечного противника. Не ожидавший нападения, растерявшийся Гоша, горестно взвыв, одним прыжком взбирается на близстоящую липу.
Потревоженные няньки открывают глаза.
-А чтоб вас! - ворчит баба Ира, подразумевая не только животинок, но и их владельцев.- Поразвели, кого ни попадя, а следить не следят. Ну а вы, балаболки, чего примолкли? Или поссорились?
Тюлька косится на Юльку, Юлька на Тюльку.
В глазах уже прошедшие обиды , всепрощение, и страстное желание мира и новых забав.
-Нет,- наконец,  заявляет Юлька.
-Нет!- соловьино вторит ей обрадованная Тюлька.
-Мы не ссоримся! Просто наши мамы самые-пресамые…
-Да, да! Моя… и  Юличкина!
-Ха-ха-ха!
-Ха-ха-ха!
  -Ишь ты, - баба Ира одобрительно подталкивает Анна Григорьевну. –Какая младость пошла! Да и век-то какой. По три годика девкам, а шпарят как, шпарят! «Самые мамые»! Надо же!  Нашу-то, Юльку, уже и французскому учат. Сына в Париж в полпредство направляют, вот они и готовятся.
-А наша уже и по-английски с матерью лопочет. Ай ловю! Гуд бай! Сэнк ю! Умора!
-Да-а…И чего из этой детворы дальше выйдет, не знаю. Замордуют их всяко. И на  музыку хотят отдать, и в балетную…
-Иииии… не говори… У нас такого не было. То война, то разруха, какие балеты! Да и детей поднимать надо было… пятеро по лавкам и всё одна, одна…
-Да-а… пожили… Слава Богу, что хоть счас  как-то налаживается.. А то ведь в девяностых…
-И  не поминай!
Бабушки умолкли, думая, каждая о своём.
  Тюлька и Юлька, сидя у песочницы, следят за Кузей, терпеливо поджидающего орущего на дереве Гошу.
Повертев в руках свою потрёпанную Ляльку, Тюлька вдруг счастливо выкрикивает:
-А моя кукла куклее твоей куклёшки!
-Нет, моя…моя…моя куклее твоей!- счастливо заводится Юлька.
Детский смех. Бабушкины воспоминания. Лето. Жизнь.
В эти же мгновения некий убийца, опоясанный взрывчаткой, входит в  вагон какого-то метро…