Шапка Мономаха - 9

Март наступил, вроде как весна пришла. Однако в Хабаровске март вовсе не весенний месяц.  И мороз может ударить до тридцати, и снега может навалить за ночь на полметра, а традиционные ледяные скульптуры на главной площади еще и не думают таять, продолжают привлекать детей и взрослых магическим зеленоватым блеском.
Для Виктора Андреевича март ознаменовался заседанием Диссертационного совета в Университете путей сообщения, то бишь в «Железке», на котором ему предстояло выступить в роли оппонента аспирантки проректора «Политэна» Арнольда Вячеславовича Римма. С диссертацией он, естественно, ознакомился заблаговременно, внимательно ее прочитал, как и ожидал, нашел толковой, но, как полагается, сделал несколько замечаний, которые, как обычно пишут в отзывах, «нисколько не умаляют значение выполненной работы». Ему уже приходилось быть оппонентом по диссертациям, во Владивостоке, то есть дело было для него довольно привычным, но в данном случае ему предстояло выступить перед людьми, которые его практически не знали, предстояло встретиться с хабаровскими коллегами-физиками, с которыми он еще не успел познакомиться.

Впрочем, в зале заседания он увидел и своих знакомых: ректора пединститута Заумина, завкафедрой Кузьмина и как ни странно химика Ханбатыева. Впрочем, он тут же вспомнил, что ВАК разрешает включение в Диссертационный совет докторов смежных специальностей, лишь бы основных было не менее семидесяти пяти процентов. Оказался здесь и Линник, его бывший завотделом из Владивостока. Друзья обрадовались друг другу. Линника на последнем собрании Академии выбрали в члены-корреспонденты, с чем Зелинский конечно его сразу тогда и поздравил, по телефону, а теперь повторил поздравление, так сказать, «живьем». Линник с показным безразличием махнул рукой:

- Пустяки! Это не прибавляет счастья. А как у тебя дела? Как установка пашет?
- Все в порядке, - ответил Зелинский. - Пашет. Пытаемся вырастить алмазные пленки.

- Ну, ну! - без особого энтузиазма хмыкнул владивостокчанин. - Мы еще увидим небо в алмазах! - И, обращая внимание Виктора Андреевича на подходившую к ним хрупкого вида, миловидную женщину с короткой прической, спросил: -Ты не знаком с Анной Трофимовной Соловьевой? Она декан физфака в Амурском университете, в Благовещенске.

Зелинский не был с ней знаком, и Линник представил их друг другу. Соловьева дружелюбно улыбнулась Виктору Андреевичу и он пожал ее тонкую, но сильную руку.

- Можешь представить, - непринужденно, по-приятельски доложил Зелинскому Линник, - у Анны Трофимовны трое детей: два сына и дочь! Как она одна, без мужа, сумела их вырастить да еще стать профессором, ума не приложу! Я с одной дочерью еле справился.

Анна Трофимовна опять улыбнулась, но ничего не сказала, а Зелинский, глядя на ее чуточку смущенное лицо, почувствовал, что он должен как-то отреагировать, и поведал, что у него тоже трое детей, но все трое — дочери. Затем он обратился к Линнику и спросил, не заглянет ли тот к нему в институт, да и в гости бы зайти не мешало.

- Думаю, что в другой раз, - сделал огорченную мину товарищ. - Мы уже с Анной Трофимовной договорились: сразу после Совета едем в Благовещенск: у нее машина с водителем. Хочу с Амурским университетом получше познакомиться. А к тебе обязательно, но в другой раз.

Между тем объявили о начале заседания, присутствующие принялись занимать в зале приглянувшиеся им места. Линник и Соловьева сели вместе, Зелинский занял место рядом с Риммом.

- Я смотрю, вы с Линником хорошо знакомы, - заметил тот.

- Да, мы с ним давние друзья, - ответил Зелинский. - А во Владивостоке он заведовал отделом, где я работал. Он и сейчас им заведует.

- Я знаю. Он человек известный, член Академии. Говорят, скоро директором института станет.

- Не удивлюсь, - пожал плечами Виктор Андреевич. - Он хороший организатор.

Однако уже поднялся и вышел на трибуну председатель диссертационного совета Семен Михайлович Парамонов. Это был представительного вида мужчина средних лет, с открытым гладким лицом и улыбчивыми голубыми глазами. Он поприветствовал всех присутствующих и поблагодарил их за то, что они нашли время принять участие в заседании Совета. Затем его сменил на трибуне секретарь Совета, который  зачитал повестку и спросил, есть ли по ней вопросы. Вопросов не было. Защищаться должны были двое: Светлана Толпышева, аспирантка Римма, и Геннадий Кот, аспирант Соловьевой. У Кота одним из оппонентов значился Линник.

Благовещенец защищался первым. Его работа состояла в исследовании некоторых кристаллов методом рентгеновской диффракции, и из нее Виктор Андреевич понял, что Анна Трофимовна большой специалист в этой области, и подумал, что надо будет с ней как-нибудь посоветоваться насчет исследования наноразмерных кристаллитов. Все прошло гладко. Были деловые вопросы, диссертант давал на них толковые ответы, оппоненты диссертацию усердно хвалили, делая, разумеется, и некоторые несущественные замечания. Все как всегда. После короткого перерыва приступили к обсуждению второй диссертации.

Со Светланой Зелинский, разумеется, был уже знаком, дважды встречался, обсуждал ее работу еще до того, как она была представлена к защите. Так что все его замечания и предложения были учтены заранее, а то, чего нельзя было изменить и исправить, серьезного значения не имело. В целом, диссертация ему понравилась, были в ней и экспериментальные исследования, были и расчеты. Конечно, по большому счету, работа по уровню не намного превосходила добротную дипломную, но учитывая, что диссертантка была еще и матерью-одиночкой, по-человечески можно было сделать скидку. В конце концов, Виктор Андреевич всегда считал, что кандидатская диссертация — это всего лишь квалификационная работа, демонстрация того, что человек научился заниматься наукой. Вот докторская — другое дело. Доктор — человек, который способен сказать в науке свое слово, открыть новое направление, сделать вклад в сокровищницу знаний.

В общем, и вторая защита прошла без проблем. Зелинский порадовался за молодую маму, принял от нее и от Римма благодарности. В перерыве для голосования к нему подошел Кузьмин.

- Вы уж извините, Виктор Андреевич, но я сгораю от нетерпения. Вы уже что-то посчитали на ту тему, о которой мы с вами говорили? Я имею в виду наш медно-графитовый элемент.

- Посчитал, - ответил Зелинский. - Я как раз хотел с вами встретиться, обсудить. Получается примерно так, как я и думал. Чешуйки графита осаждаются на медный электрод, атомы меди диффундируют сквозь графитовый слой и лепятся на оборванные углеродные связи, тащат с собой дополнительные электроны. А дальше все просто: заряд накапливается, возникает разность потенциалов.

- Но диффузия не может идти так быстро при комнатной температуре, - возразил Кузьмин.

- Еще как может! Медь между слоями графита шурует, как сумасшедшая. Энергия активации близка к нулю, я посчитал.

- Но почему ток растет?

- Потому что растет разность потенциалов. Диффузия все идет и идет, заряд накапливается быстрее, чем уходит. И никакого Космоса!

- Восхитительно! - воскликнул заведующий кафедры. - Мы должны опубликовать с вами совместную статью. Напишите теоретическую часть, а я добавлю эксперимент.
 
На традиционном мини-банкете, который был организован в кабинете Парамонова, председатель Диссертационного совета обратился к Виктору Андреевичу и спросил, не согласится ли тот стать членом Совета.

- У нас один товарищ выбыл, - объяснил он, и грустно поднял глаза к небесам. - Кого-то стороннего приглашать — трудно кворум собирать, не все имеют возможность приехать, а вы рядом, в Хабаровске.

- Без проблем, - ответил Зелинский. - Почту за честь.

- Тогда наш секретарь с вами свяжется, объяснит, какие от вас нужны документы.  А вообще, заходите ко мне, познакомимся поближе. Может, и какие-то совместные работы получатся.

- Спасибо, обязательно зайду, - пообещал Зелинский. Парамонов ему понравился: деликатный дядька, без гонора, и физик, наверное, неплохой. Занимается, правда, какими-то чудными оптическими кристаллами, с двойным и даже тройным лучепреломлением. Трудно представить, какая от этого может быть польза материаловедению? А путям сообщения? Неисповедимы пути науки и Господа!

Домой он пошел пешком. Ему нравилось ходить по вечернему Хабаровску. Просторные улицы, широкие тротуары, нарядные огни уличных фонарей… Какой контраст с Владивостоком! Не говоря уж о том, что если в портовом Владивостоке гулять по вечерним улицам было небезопасно, и город буквально пустел с наступлением сумерек, то здесь он не чувствовал никакой опаски, и гуляющих видел немало. Он шел и думал о том, что вот — он уже становится своим человеком в этом городе, вживается в него, находит в нем свое место. Все к лучшему в этом лучшем из миров!

Наступил май. Это была уже настоящая весна, со свежей зеленью, с теплым ветерком, с птичьим щебетом. В эти майские дни Виктор Андреевич и встретил свою Олю. То есть, встречал он ее и раньше, поскольку жила она на одной с ним лестничной площадке, и даже вежливо здоровался с ней при встрече, как с соседкой, но, стыдно сказать, даже не знал ее имени. Видел только, что живет она с мужем-инвалидом, выводит-выносит иногда его на улицу, подышать воздухом, посмотреть на солнце, а потом вдруг она позвонила ему в дверь и попросила прийти на похороны, по-соседски. Это было осенью, шел легкий дождь. Ее муж работал в Институте тектоники, там и прощание с ним происходило. Виктор Андреевич пошел из вежливости, постоял среди незнакомых ему людей, и вернулся домой, на кладбище, конечно, не поехал.

Через несколько дней он заметил, что у соседки стала жить девушка, по виду студентка.  Наверное, родственница, подумал он. В лифте иногда он спускался или поднимался с ними -  с обоими вместе или по отдельности. Младшая, ясноглазая, всегда смотрела прямо — куда-то мимо Виктора Андреевича, не интересовал ее пожилой мужчина, старшая обычно опускала глаза, и он видел только ее ресницы и небольшую родинку на щеке. Однажды, когда Виктор Андреевич ехал в лифте с девушкой, он решился и обратился к ней:

- Простите, вы с сестрой живете?

- Нет, - ответила она, вроде как ничуть не удивясь вопросу. - Это моя тетя.

- А как ее звать?

- Оля.

- А вас?

- Тоже Оля.

«Вот так! - сказал себе Виктор Андреевич. - Видно, мама ее в честь сестры назвала». Почему то ему не пришло в голову, что Оля-младшая может быть дочерью не сестры Оли-старшей, а брата. Но, как потом оказалось, он не ошибся, у старшей Оли была сестра. Однако дальше этого разговора дело не пошло. Старшая Оля по-прежнему опускала глаза при встрече, и он даже толком не знал, какого они цвета: кажется, серого. Но вот прошла зима, накатила весна, и зеленый май баловник-чародей подоспел. И вот однажды, когда Виктор Андреевич оказался со старшей Олей в лифте один на один, он вдруг сказал:

- А что это мы все молчим и молчим. Давайте познакомимся. Меня Виктором звать.
Она подняла взгляд, и он увидел ее глаза и сразу вспомнил слова песни: «Голубеют к маю серые глаза!..» Глаза смотрели внимательно и чуточку недоверчиво. Фигурка тоненькая, почти девичья, легкое серое пальтишко, темно-красная шляпка.

- Меня Оля, - сказала она.

- У меня есть предложение, Оля, - сказал Виктор Андреевич, тут же его придумывая, без всякой подготовки. - Май на дворе! Давайте съездим куда-нибудь за город. Я организую.

Оля задумалась на мгновенье и согласилась.

На следующий же день Виктор Андреевич договорился с Обойминым, у которого кроме моторной лодки имелся старенький, видавший виды «козлик», и в ближайшее же воскресенье Евгений Тихонович отвез их на какую-то амурскую протоку. Там он достал из багажного отсека удочки и тактично ушел куда-то сквозь зеленеющие заросли, а Виктор Андреевич и Оля остались. Некоторое время они бродили по берегу протоки, смотрели, как бурлит и пенится между затопленными стволиками ив и краснотала бурая весенняя вода, а потом вернулись к машине. Виктор Андреевич достал из нее прихваченное из дому одеяло, расстелил на траве, согретой лучами майского солнца, и они молча улеглись рядышком. Было тихо, только вода журчала, да какие-то лесные птахи звонко, но не громко переговаривались. Оля положила голову на его руку и уснула. И так ему было хорошо, что захотелось, чтобы ее голова всегда лежала на его руке.

«А почему бы и нет?» - спросил себя он и по возвращении из поездки без обиняков пригласил Олю к себе на вечерний чай. Она опять на мгновенье задумалась и сказала:

- Сегодня мы оба устали. Давайте завтра.

Но завтра она не пришла. Напрасно ждал ее Виктор Андреевич, напрасно купил к чаю пирожные, конфеты и бутылку французского вина. Ее квартира была рядом, через стенку. Стоило только выйти на площадку и постучать в железную дверь. Но почему-то он не решился. Наверное, потому что Оля жила не одна. Ему не хотелось создавать ей неловкость перед племянницей. Он решил подождать, когда встретит ее — в лифте или на улице, и тогда заговорить.

Встретились они лишь через два дня. И Виктор Андреевич спросил:
- Отчего вы не пришли ко мне, как обещали?

Она подняла на него внимательные, серьезные глаза и ответила:
- Я подумала, что вы пригласили только из вежливости.

- Отнюдь! - возразил он откуда-то выплывшим старомодным словом. - Мне очень хотелось, чтобы вы пришли, милая Оля.

- Так уж сразу и милая? - без тени улыбки отреагировала она.

- Мы взрослые люди, - продолжал Виктор Андреевич, - и я сразу хочу вам сказать, что у меня серьезные намерения.

Она покачала головой в раздумьи.
- Ну если серьезные… Тогда я приду.

- Приходите сегодня!
- Хорошо.

И Оля пришла. И осталась на ночь. А утром Виктор Андреевич сделал ей предложение.

- Я должна подумать, - сказала она. - Это так неожиданно. Да и меня вы совсем не знаете. Давайте поживем какое-то время вместе, а там будет видно.

Так закончилось одиночество Виктора Андреевича.

А через месяц к Оле приехала ее сестра Альбина, мать Оли-студентки.

- Наверное, я вернусь на время в свою квартиру, - сказала Оля. - Сестра может меня не понять.

- Мы поступим иначе, - возразил Виктор Андреевич. - Познакомь меня со своей сестрой. Я сам ей все объясню.

- Ладно, - согласилась Оля. - Пошли!

Альбина была на пять лет старше Оли и, наверное, в два раза шире и круглее, внешне они совсем не были похожи. Приехала Альбина из северного поселка, носящего имя знаменитой летчицы Полины Осипенко, где она работала заведующей Домом культуры. Они уселись в тесноватой кухне, за столом, накрытом к ужину. Виктор Андреевич, едва войдя в квартиру, обратил внимание, что она совсем не так просторна, как его собственная, и в который раз порадовался, как ему повезло.

- Это Виктор Андреевич, мой сосед, - представила его Оля.
Но он решил сразу брать быка за рога и возразил, глядя прямо на Альбину:

- Я не просто сосед. Я знаю, что ваших родителей нет, поэтому обращаюсь к вам, как к старшей в семье. Я уже сделал Оле, как говаривали в старые времена, предложение руки и сердца и прошу вашего на это согласия.

Альбина недоуменно посмотрела на сестру, которая смиренно сидела, потупив глаза. Судя по всему, слова Виктора Андреевича были ей неожиданны. Она пожала плечами и сказала:

- Если Ольга согласна, то чего бы я возражала? Она взрослый человек, сама за себя решает.

Оля подняла на нее глаза, затем перевела взгляд на Виктора Андреевича.

- Поживем — увидим, - промолвила она едва слышным голосом.

А ее сестра обратилась к нему с вопросом:

- Как я понимаю, у вас это будет не первый брак. У вас дети есть?

- Трое, - ответил Виктор Андреевич. - Три дочери. Они уже взрослые, живут самостоятельно. Алименты я платить не должен.

- Я не об алиментах, - поспешила уточнить Альбина. - Просто хоть что-то от вас хочется узнать. Вы тоже в Академии работаете?

- Да. В Институте материаловедения. Приехал из Владивостока, здесь квартиру дали. А вы, как я знаю из Полины Осипенко?

- Да, я там Домом культуры руковожу, - И пояснила: - Я в Хабаровске Институт культуры закончила. Приезжайте как-нибудь с Ольгой в гости.

- Как-нибудь приедем, - пообещал Виктор Андреевич и посмотрел на Олю. Та пожала плечами: поживем — увидим.

И они начали жить.

А на дворе уже было лето, и в пединституте начались экзамены и защиты дипломных работ. Восхитившая Виктора Андреевича красавица Инга блестяще защитила свою работу по фуллеренам и подала заявление к нему в аспирантуру. Появившись в институте, она произвела ошеломительный фурор в сердцах мужской части молодых сотрудников, по крайней мере, в сердце Максима Токаря, чем мгновенно разожгла лютую ненависть в Лене Алексеенко, уже успевшей положить глаз на Максима. Лена, несмотря на украинскую фамилию, была чистокровной нивхой, и, на взгляд Зелинского, не уступала суперблодинке Инге в красоте, но это была очень необычная, восточная красота, и страсти в этой восточной красавице бушевали немерянные. А фамилия у нее была от отчима. «Что-то будет! - сказал себе Виктор Андреевич. - Новая Шахерезада!» Однако все закончилось так же стремительно, как началось. Буквально через неделю Инга объявила, что уходит из аспирантуры.

- И куда же? - недоуменно спросил Виктор Андреевич. По его мнению, ничего лучше аспирантуры для выпускницы пединститута и придумать было нельзя.

- В городскую администрацию, - ответила красавица. - У меня мама там работает.

- Ну тогда понятно! - вздохнул он. И тут же вспомнил рассказ Любови Марковны о неудавшейся претендентке на должность ученого секретаря. И пожелал Инге всех благ и удач.

Однако оказалось, что непроста ему вспомнилась Ирина Михайловна Сапсан. Через пару дней Буре сообщила ему, что Сапсан звонила в институт и жизнерадостным голосом сообщила, что край готовит пакет предложений по поддержке науки и просит подать заявки на проекты в интересах местной промышленности.

- Сказала, что сама повезет проекты в Москву, - добавила Буре, - поддержит наш институт в первую очередь.

- Нет проблем, - пожал плечами Зелинский. - Как это срочно?
- В течение недели.

- Бу сделано!

Вместе с Окунёвой он за пару дней составил заявку и направился к Ирине Михайловне, в краевую администрацию.

Ирина Михайловна оказалась весьма миловидной дамой с большими карими глазами и выразительной, хотя уже не юной, фигурой, облаченной, как и полагается официальному лицу, в строгий деловой костюм. Она просмотрела заявку, задала несколько вопросов по содержанию, а затем сказала с мягкой улыбкой:

- Виктор Андреевич! Вы тут просите три миллиона. У меня есть встречная просьба: десять процентов от этой суммы должна получить я. Наличными. Разумеется, если проект пройдет. Но я сделаю все, чтобы он прошел.

Виктор Андреевич, мягко говоря, обалдел. Человек, чиновница, первый раз в жизни его видит и тут же требует с него откат, взятку! И смотрит на него умными, честными глазами.

- Я полагаю, вы хотите, чтобы мы приняли вас на полставки и включили в число участников? - высказал он деликатное предположение, хотя был уверен, что она имела в виду совсем иной вариант.

- Нам, государственным чиновникам, запрещено заниматься посторонней деятельностью, - отмела его предложение Ирина Михайловна. - Да я и забыла уже всю науку. Я просто хочу получить свои комиссионные. Думаю, вы понимаете, что пробить в Москве проект не так уж просто.

- Наверное, - осторожно согласился Зелинский. - Я передам ваше предложение Анатолию Кузьмичу. Принять такое решение — это его компетенция.

- Можете не передавать, - усмехнулась бывшая сотрудница Института материаловедения. - Я знаю, что он ответит. Я думала: вы, как новый человек, посмотрите на дело другими глазами. Но я все равно постараюсь, чтобы ваш проект прошел.

- Будем вам благодарны, - вежливо ответил Виктор Андреевич, и на этом они расстались.

«Забавная дама! - сказал себе Зелинский, выйдя из здания краевого правительства. - Может быть, она просто проверяла меня на «вшивость»? Склонен я давать взятки или нет. Но зачем ей это?» Ему очень не хотелось видеть в этой симпатичной женщине, кандидате наук, заурядную взяточницу. Но, как говорится, мог иметь место быть и другой вариант. Человек смотрел, как берут взятки другие, терпел, терпел, держался, держался и решился-таки попробовать — на бывшем своем институте - вдруг проскочит? Наверное, трудно удержаться от соблазна на общем разлагающем фоне. А в том, что фон — разлагающий, сомневаться не приходилось: постоянно, то тут, то там всплывали по стране дела о взяточниках-чиновниках, и никакие антикоррупционные меры не помогали. «Ладно, - успокоил он себя. - Я, конечно, выдавать ее не стану. Подождем, посмотрим». Но почему-то он был уверен, что проект не пройдет. Так оно потом и оказалось.

Летом почти все сотрудники института опять ушли в отпуск, а директор уехал в командировку. У Зелинского, проработавшего в институте уже более года, тоже образовался отпуск, и, поразмыслив хорошенько, он предложил Оле поехать в горы. В молодости, в студенческие и аспирантские годы он занимался альпинизмом, дошел до второго разряда, но потом — семья, работа, возвращение в далекий от Кавказа и Тянь-Шаня Владивосток, все это вытеснило горы на далекий-далекий план, в область воспоминаний. Теперь же, обретя новую жизнь и новую молодую подругу — Оля оказалась моложе его на пятнадцать лет, он вдруг подумал, что не все потеряно, что горы еще можно вернуть. Он нашел в интернете ближайший альпинистский лагерь — на Алтае, через интернет же договорился, и они поехали, на поезде, через Новосибирск.

Однако, дорогой Читатель, описание этого их путешествия выпадает из главного сюжета моего повествования и я его опускаю. Скажу лишь, что Оля получила огромное удовольствие от совершенно неожиданных и непривычных для нее приключений в высоких горах, что, возможно, повлияло на то, что по возвращении в Хабаровск  она приняла решение — согласилась выйти за Виктора Андреевича замуж.

В качестве свидетелей в ЗАГС были приглашены: от Виктора Андреевича — Евгений Тихонович Обоймин, от Оли — ее подруга по институту, где она работала — Нина Романовна Иванова. Кстати, пора сказать, что работала Оля в Институте прикладной математики, занималась теорией графов, и недавно, уже после смерти мужа, защитила кандидатскую диссертацию. Когда Виктор Андреевич узнал, что Оля — математик, он внутренне вздрогнул: его прежняя жена тоже была по образованию математиком и звали ее тоже Ольга. А если учесть, что женщина, ради которой Виктор Андреевич развелся с женой, также носила имя Ольга (и была программисткой), то хотелось спросить (только вот кого?), не слишком ли много совпадений? Однако он сказал себе, что наверное это судьба, а от судьбы не убежишь, и предложения своего назад не забрал.