Мак Маг. Там, где ты ещё не был, гл. 6

- Я думаю, Макс, - продолжал мой рассказчик, - люди сходятся по какой-то усредненности: где-то между прошлыми ошибками и будущими возможностями. Но если бы точно знать, где лучше?
Об этом знает только Бог, а нас отсылает назад или вперед для приобретения и воспитания вкуса.
Мне от Оленьки нечего было скрывать. Я рассказал ей все, как на духу. Выпалил одним дыханием.
Я поднимался и присаживался на камень несколько раз, аффективно и пафосно, застревая на каких-то внутренних напряжениях, размахивал руками. Оленька стояла, разинув рот, нахмурившись, зло поглядывала на меня (а мне было по боку!), потом вдруг приближалась ко мне, хватала за ворот рубахи и трясла изо всех сил, словно вытряхнуть из меня могла что-то ненужное или нужное ей, по ее идее.
При том ее саму шатало…
 А я смиренно щелкал зубами.
В общем, Макс, выглядело, представляете, как это. Смешно – дальше некуда. Стоят две человека на скале возле полуразрушенного деревянного дома. Один эквилибрирует руками и расхаживает из стороны в сторону, другой временами хватает его за рубаху и трясёт. Да-с.
Ну, я этак на лет пять постарел за те полчаса откровения.
Потом, конечно, восстановился, однако, ужас…
- Твоя любовь ничего не значит, - к концу моего раскаяния заключила Оленька, - ничего не значит. Я люблю тебя, а ты любишь меня и нашего ребёнка и все тут.
- Но-у! – Позволил возразить я.
- Ничего не «но-у»! Я так сказала. Я знаю, что говорю! Все! – Широким задом она бухнулась со всего размаху на камень, который, мне казалось, еще больше вошел в тощую наскальную почву.
Мне нечего было добавить.
Бежать – единственный выход.
- Ладно, - произнёс я перед побегом, - пусть будет, как будет.
И поднялся.
В голове - медузы хлещут плавниками по мозгам.
«Сделать элементарное в самой сложночитаемой ситуации – наиболее выгодный способ решения, если не исключительный!»
Оленька не двигалась с места, глядела себе под расставленные ноги.
Платье свисало между них, руки положены на коленах.
Последние объяснения ее довели до изнеможения.
Она подняла на меня лицо.
Мне показалось, что она точно знает, что я сейчас сделаю.
То есть, предугадывала мой побег.
И что-то лёгкое, отпускающее меня в ее лике, благоприятно обернулось ко мне.
«Благодарю тебя!» - Мысленно произносил я, с настоящим нежным чувством, - ты хорошая. Тебе повезёт ещё. Да, да. Ты непременно будешь счастлива! Я желаю тебе самого лучшего в этой жизни, и …»
- Тебя звали Ганс, - произнесла она.
- Чего? – отреагировал я сиплым голосом.
- Твоё имя было Ганс. Мы жили в Германии. И шили обувь. Я тебе помогала.
- Как это? - Ноги меня не держали, я предпочёл присесть обратно. Подумал. Сверился с ее твёрдым взглядом, улыбнулся, не думая, что разговор наш может перейти в такую плоскость.
- А море тут при чем? – Задался я, прищурившись.
- Море?
- Да. Мы жили-то у моря. А в Германии-то моря никакого нет.
- Как же нет? Северное, Балтийское есть. Они не такие тёплые. Да и жили мы не в холоде. Рыбу ловили. Обеспечивали себя.
- Да, что ты, черт,  - восклицал я, - со своей рыбой! Ты с ума, видно, спятила!
Наши взгляды скрестились.
И - я узнал ее.
Смешанные чувства иногда обходятся очень дорого, я говорил, Макс, очень дорого, но это, потому что мы не знаем их предназначения.
А здесь я увидел воочию, кому они точно принадлежат, - нам обоим. Я их нашёл в нашей общности с этой случайной Оленькой.
Вдруг в моем сознании все восстановилось, перегрузилось самым верным приёмом: кто есть, кто, и что чему предназначалось.
- Ганс, говоришь? – Спросил я. – Ведь это бред!
В моих словах низвергнут, был тонус.
- А не бред, что ты все до сих пор делал? До зародыша нашего ребёнка?
- Откуда ты взяла все? Было – погуляли, там то-се, туда-сюда, ну, и что же? Неужели всю жизнь теперь калечить?
- А не будем калечить, - предложила Оленька.
- Ну, как же не будем, если ты мне лично жизни не даёшь! Мало ли…
- Ты сам себе жизни не даёшь. Запираешься. Если бы ты не рассказал об реНкарнации, я бы и знать не знала. Мы бы просто разбежались.
- Да? – Посмеялся я, - Разбежались!
В этом что-то было!
- Так я пошутил же. Ничего такого…
- Она красивая? – парировала девушка.
- Кто?
- Та твоя новая эт-та?
- Беатрис?
- БеЯтриЗЦ? Ха-ха! Вот уморка! – Оленька искренне похохотала.
- Имя пр-р-рекрасное, кстати! – Отметил я.
- Ты, Ганс, не шали! – предупредительно Оленька сомкнула на коленке кулак.
«Дело пахнет керосином или чего ли? Что происходит?»
Драки мне не хватало с обеднённой натурой!
Но подняться я не решался.
Оленька сделала это сама: встала, не снимая с меня внимания, подошла и туго влепила своё, привычное для меня, глажение по голове, заставляя мою шею напрячься.
- Ничего, родной, мы все выдержим. Мы начнем старую жизнь, как этот старый сарай, - начнём сначала. Отстроимся.
Нам нужно прожить ее по-настоящему: в полной любви и признании, и красоте. Главное, что я тебя простила. А ты – просто расслабься.
- Оленька, дорогая, - почти молил я, призывая ее к рассудку.
Я знал, что мне ничего не стоит и не мешает вскочить и бежать.
Я знал, что мне ничего не стоит навсегда укрыться от неё, принудить забыть меня. И все прошлое и будущее, что могло быть.
Ведь прошлое – это прошлое. Ведь так?
- Нельзя оставлять прошлое недоделанным, - твердила она, - у нас должно быть продолжение. Ты уже нарушил свою клятву быть со мной однажды. Теперь исправляйся!
- Я не пойму, откуда у тебя эта мистика? Откуда ты набралась этого?
Кто тебе это внушил?
- Ты. Ты снился мне. Ты и провёл со мной ночь, тайную мечтательную бестелесную ночь.
- Ага. И как?
- Мы оба снились друг другу. И я точно знала, что разговариваю только с тобой. Именно с тобой.
- Но это же сон, милая моя. Даже, если это сон…, - терялся я в выражениях, - это же сон! Реинкарнация – блеф! Ничего такого нет! Мы живем здесь и сейчас. Все остальное – обман! – Почти кричал я, едва не лил слезы для пущего впечатления.
Я тряс ее за плечи.
Она стойко, твёрдо, упорно стояла на ногах.
- И эта записка! – Я вынул из кармана бумажку и тряс ею перед носом авторши, - это чушь! Никакого Рая, никакой печали! Черт знает что!
- Эт-то что? – Спросила она меня, улавливая то, что было в моей руке.
- Ну, что!? – Разворачивал я трясущимися нервическими руками, - что? Ха! Записуля твоя! Что!? Ха!
- Ну-ка! – Сказала она и взялась за мой кулак, сжимавший бумагу.
Я отдал, усмехаясь и чувствуя что-то недоброе впереди.
- «Ты снился молнией мне через кожу.
И Рай искрился – я помню это тоже.
Ты заберёшь меня, я это знаю,
Ведь прошлое не оставляют так - в печали…» - Процитировала она, - и кто пишет?
Я уставился на нее вопросительно.
- Ну? БеатриЗЦ? – Кривляла она имя.
- Ты, - потянул я руку к листку.
Оленька отдала.
- Глупость, какая! Я такую чушь не стану писать.
В мой мобильный телефон пришло уведомление о получении СМС.
Я вынул, прочёл: «Прости. Прощай. Так будет лучше. Беатрис.»
Я долго не мог сосредоточиться на данной записи.
Когда поднял глаза на Оленьку, она глядела на меня сочувственно.
- Чего там пишут?
Меня снова всего трясло.
Трясущимися же губами я сказал:
- Я не по-нимаю!
Трясущимися же руками я подал Оленьке телефон.
Она ознакомилась.
- И что? Тебе все еще не понятно?
- Что мне должно быть понятно?!
- То, что я была в городе, следила за тобой. То, что я пришла к твоей героине нового романа и говорила с ней.
- То есть, как? – На моем лице безуспешная улыбка.
- РеНкарнация ты бедовая!
- Реинкарнация, - поправил я машинально.
- РеНкарнация, я ее прошла с успехом. Муж твоей любовницы провёл со мной сеанс, и все прояснил для меня. Он уверил, что и ты в курсе, что ты сопротивляешься еще, выдёргиваешься! А ты не выдёргивайся. Я не понимаю, зачем?
- Я ни-че-го не понимаю! – Я сел на камень, делая ресницами, действительно ничего не соображая.
- Беатра твоя вернулась к мужу. Вот ещё непонималка! Я рассказала о наших с тобой отношениях. Это обрадовало ее. Да-да, я это видела.
- Подожди, разлюбезная, я что-то не пойму вообще. Сегодня только утром я от нее СМС получил. Любовную СМС!
- Любовные СМС тебе шпарит ее муж. Психологически тебя подготовить к разрыву так сказать прежних ошибок.
- Но-у, - мысли в моем уме слиплись, я не знал, как все преподнесённое мне переваривать.
- Вот тебе и «ноу»! Ноу-хау! Только вот не пойму, зачем она эту записку оставила. Беатрис, то есть, твоя. Бывшая, то есть.
Оленька взяла с моих рук бумагу, развернула и стала медленно повторять, бубня себе под нос содержание.
«Ты снился молнией мне…, э-э…
И Рай искрился – я помню… так...
И заберёшь меня, я знаю,
Ведь прошлое не оставляют в печали…»
Ну, все верно. Мы об этом вели речь. Я – из твоего будущего, перевёрнутого, недоделанного прошлого.
Она – из прошлого, будущего твоего после моего доделанного прошлого, - Оленька улыбалась мне искренне, оскалив ничтожную улыбку.
- Беатрис – прошлое? А ты – будущее. Это как?
- В данный отрезок нашего времени это именно так. Так, что давай не выпендривайся. Принимай своего дитя.
Зазвонил телефон.
На экране имя «Беатрис».
Я поднял трубку и спросил спокойно:
- Алло.
- Ты понимаешь теперь все. Тебе Оленька пояснила.
- Да, - ответ истёк на эти предложения.
- Я простила своего мужа. Я должна была сделать это, поступить так обязана должна. Ради справедливости к самой себе, ради самой себя.
С тобой у нас было легко, но не серьёзно.
Мой муж должен отработать, и я должна отработать отношения с ним.
Мы так решили. Он полностью поддерживает меня.
- А я? – Прошумел голос из меня, - А я, Бета? Как я? Как же я?
- А ты должен проработать отношения с Оленькой. Это закон Кармы.
- Да к черту эти законы! – Воскликнул я, вполне, будучи уверенным, что меня разыгрывают. Только как они все, все  будут выкручиваться, мне было невдомёк.
- Бета, в чем дело? – Полуиронично спросил я в трубку, доверительно в нужном душевном тоне.
Но там прервали связь.
- Ерунда какая-то, - сказал я, блокируя экран мобильного, не попадая с первого раза.
- Беатрис провела все идеально, - слышал я слова Оленьки, - идеально! Да-а! Изумительная баба! Водила за нос до конца. И даже, вот, успела записку приложить. А здесь, дорогой мой, почитай – ознакомься! Написано, что прошлое в печали оставлять никак нельзя.
Я почувствовал руку Оленьки на своём запястье. Она приблизилась и бесцеремонно поцеловала меня в щеку, потом произвела:
- У нас, Володя, все будет хорошо!
Вот как, Макс, - обратился Владимир Осинский ко мне, Мак Магу, - вот так Ольгу уверили, что прошлое нужно доработать, что чувства не просто так между нами пронеслись.
Что прошлое есть будущее в этой земной настоящей жизни, потом записка плюс участие мужа Беатрис… Как это позорно, Макс! Невозможно пережить! Как это позорно!
Иногда, Макс, смешение чувств слишком дорого обходится, - повторял Осинский который раз уже одну и ту же фразу, - слишком дорого.
В эти часы будущее-прошлое, прошлое-будущее тесно взаимодействуют, переплетаются. И только на спокойный рассудок, в реальном настоящем времени ещё как-то можно разобрать, где ты находишься: шагом в будущем, или ещё полушагу прошлом.
И то, и то притязательно и беспощадно.
Бессовестно, я бы сказал, Макс.
И вот, Мак Маг, вопрос у меня к вам такой и как я его себе представляю:
«Где я сейчас? Где?
У меня такое ощущение..., мне кажется: я там где-то, где я - ещё не был».

***
(1-6 Благодарность Нагай Р.Р)