Глава 5

5.

Приходить в себя, в объятиях Элли... Восстанавливаться от последствий ментальной бури - пускай устроенной им обеим сразу, но все же оставшейся, при этом, по своей сути, двойной и контрастной, для каждой из них…

Это было... в смысле, это ощущалось...

Заботливо...

Нежно...

Приятно...

Нет. Все не то.

Не те слова. Не те понятия. Все совсем не то и не так.

Правильно.

Вот верное слово.

По-настоящему верное.

Спустя какое-то время, Лиза почувствовала, что почти уже вернулась в условно нормальное состояние – ну, как говорится, более или менее, с точностью категории give or take ballpark*. Или даже плюс-минус полторы королевских мили**.   

Хотелось ли ей отстраниться от своей Старшей?

И да, и нет.

Да – для того, чтобы пообщаться с нею не только «на ощупь», тактильно, но и вербально.

Нет… поскольку быть с ней, находиться в плотном контакте, почти что кожа к коже – а лицом именно так! – было безумно приятно.

Хотела ли Старшая выпустить ее из своих объятий?

И нет, и да.

Нет… сразу в нескольких смыслах. Потому, что сейчас она тоже наслаждалась этими объятиями. И еще потому, что знала: грядущее общение «in verba»*** вряд ли будет приятным. Именно для нее.

Да – потому, что признавала за своей воспитанницей право на свободу передвижения. Хотя бы частичную, внутри этого дома. Естественно, под ее контролем – личным, строгим и доброжелательным. По мере возможности.

Все это Лиза прочувствовала и осознала-поняла, даже не прибегая к использованию своих особых способностей. Что-то явно сдвинулось в особенностях восприятия девочки – чувственного и сверхчувственного. Сейчас ей не надо было как-то сосредотачиваться, для того, чтобы ощутить изнутри себя некую обобщенную суть ощущений и размышлений ее, Лизы, Старшей. Между прочим, сознание и подсознание почти сразу же выдавали ей некий… аналитический результат – причем, в точной привязке к ситуации на эту конкретную минуту, игнорируя все другие, случайные мысли и порывы, хаотичные и не связанные друг с другом, остававшиеся смутным неявным фоном, никак не мешавшим пониманию главного.   

В общем... Элли пошевелилась. Возможно, ей просто стало несколько неудобно. Лиза воспользовалась этим. Она коротко поцеловала свою Старшую в шею, потом на мгновение сжала ее в своих объятиях чуточку сильнее, как будто напоследок и, сразу же после этого, немедленно ее отпустила.               

Молодая женщина правильно поняла это ее движение. И ответила девочке почти тем же самым – только без поцелуя.

Это было… немножко странно, непривычно…

Просто… в этот раз миссис Эллона Мэйбл, успокаивая воспитанницу, не поцеловала ее ни разу. Вообще.

А это означало…

Буквально скользнув своим внутренним… взглядом, слухом… Не так уж важно, как это называть!

Элли, совсем недавно использовала слово «сканировать», именно так называя проявления специфических талантов своей девочки. Поэтому Лиза решила воспользоваться и словом этим, и самим талантом.

Сканирование принесло ей занятную информацию. Вполне конкретную и… весьма неоднозначную. При этом, конкретность ее касалась сути происходящего, а неоднозначность – реагирования на него. Естественно, со стороны самой девочки, по имени Лиза Лир.

Теперь… все стало ясно. Более или менее.

У ее, Лизы, Старшей, похоже, начинался очередной период религиозных настроений. Со всеми вытекающими из этого последствиями… покаянного рода и стиля. Это следовало принять и помочь реализовать в точности так, как это необходимо надо. Так, как это необходимо надо им обеим.

То, что было дальше, только подтвердило результаты ее ментальной рекогносцировки  - еще один военный термин, который девочка как-то услышала от своей Старшей. Впрочем, Лиза уже неоднократно сталкивалась с необходимостью утешать-успокаивать молодую женщину, которая порою несколько чрезмерно реагировала на то, что получалось в результате болевых упражнений - таких вот, как сегодня. Когда слезы и сопли самой воспитанницы внезапно становились поводом для покаянных речей хозяйки Джеймсон-хауса - для горестных вздохов и даже слез с ее, главенствующей стороны.

Лиза надеялась на то, что Элли когда-нибудь, все же примет свою… скажем немного уклончиво, суть и специфику, принимаемую девочкой безо всяких возражений и даже с пониманием. И сможет относиться к этому не так… остро.

Впрочем, это все было еще впереди. А сейчас…

Сейчас миссис Эллона Мэйбл от нее отодвинулась. В смысле, как-то странно сдвинулась назад, переступив коленями. Потом она поднялась на ноги и…

Лиза готова была поклясться в том, что Элли хотела обозначить в ее адрес некое подобие поклона. Но… в последний миг передумала и лишь чуть заметно кивнула девочке. Потом молодая женщина прошла к сдвижной дверце шкафа-купе – той, которая была зеркальной.

- Глянешь на… результаты? – произнесла она каким-то преувеличенно ровным голосом.

Лиза прекрасно поняла суть этого вопроса. Ее Старшая имела в виду результаты этого самого… их общего болевого мероприятия – отпечатанные там, на ее, Лизы, нижних-мягких, кожаной полосой и с размаху. И только сейчас она отметила для себя некое странное обстоятельство. Там, на коже, которая так чувствительно отзывалась на хлесткие прикосновения ремня - толстого и узкого - сейчас никакой боли и раздражения вовсе не чувствовалось. И это действительно, было... более, чем странно!

Да, у Лизы нет такого... богатого опыта принятия на тело разнообразных болевых воздействий, как у ее Старшей - памятуя специфику детства хозяйки дома сего! Что уж говорить о том опыте подобного рода, каковой за несколько воплощений приобрела «темная сущность» - та, которая сейчас находится внутри ее, Лизы, взрослой собеседницы! Но девочка прекрасно помнила впечатления от тех наказаний, которым подвергали ее и Фло, и сама Элли. Воспоминания о тех болевых эффектах были у нее достаточно свежими. Так вот, нынешнее, совсем недавно состоявшееся наказание было ненамного мягче - по ее, Лизы, субъективным ощущениям. А они, все-таки, имеют значение!

Хотя...

Флоранс. Ну, конечно же!

В прошлый раз «темная личность» применила к ней некое... странное обезболивание. Ссылаясь на отсутствие «русской мази», Флоранс заставила девочку пройти через загадочное воздействие, в результате которого следы достаточно сурового сечения, которое устроила девочке Фло, в то самое первое их общение, практически исчезли - несмотря на то, что до этого смотрелись яркими и сочными! И саднили - да еще как!

Чудеса?

Скорее, немного колдовства... Известно, от кого!

Имело смысл проверить свою догадку. А для этого...

Девочка, лежа на правом боку, сдвинулась чуточку в сторону спинки дивана, подтянула ноги на себя - просто для того, чтобы потом подняться. И немедленно обнаружила некую помеху - белую, тканую, из рода бельевого трикотажа. Некоторое время тому назад, сей предмет несложного кроя - два треугольника, подобные но неодинаковые, с обрезанными углами, сшитые по этим самым обрезам и с резинкой вверху - был также сочтен ее, Лизы, Старшей за помеху в упражнениях из области болевых искусств, общих и парных. Естественно, Элли тогда сдвинула ее трусики по ее, Лизы, ногам, прямо туда, до колен. И теперь это было жутко неудобно! Так и хотелось натянуть их обратно и оправить на себе подол платья - вниз, тут же и сразу!

Не то, чтобы Лиза внезапно застеснялась этого взгляда своей Старшей... Просто ей показалось, что так будет правильно. Что Элли хочет от нее сейчас именно этого!

Девочке сейчас было очень неловко. Лиза потянулась руками к резинке трусиков, чтобы вернуть-натянуть их на место. Она смущенно глянула на свою Старшую. Элли в ответ отрицательно качнула головой.

- Не надо, - сказала она. - Лучше сними. Они тебе только помешают.

- А это не будет смотреться несколько...

Лиза хотела закончить свой вопрос словом «не эстетично», намекая на прежний их разговор, когда Элли с такой грустью в голосе высказала ей свое огорчение по поводу ее, Лизы, заморочек. Но вовремя спохватилась, сообразила, что у ее Старшей и тогда-то чувство юмора оказалось не на высоте. А теперь разговоры с подобными намеками могут и вовсе выбить ее из нормального состояния. Поэтому она заменила финальное слово.

- Некультурно? - завершила она, наконец, свою фразу.

Элли вздохнула.

- Лиза, мы здесь одни, - сказала она. - Тебе некого стесняться, если что. Лично я предъявлять тебе претензии, по поводу отсутствия на тебе нижнего белья, вовсе не собираюсь. Тем более, что это... ненадолго.

- Ну... хорошо!

Лиза мигом стащила свои трусики, отложила их на диван и живо поднялась на ноги. Шагнула-прошла к своей Старшей и остановилась возле зеркальной створки шкафа.

Элли молча развернула девочку спиной к зеркалу и бесцеремонно задрала на ней платье.

- Смотри! - коротко произнесла она.

И девочка глянула через плечо на те самые места, по которым сегодня изрядно прошелся уже кожаный ремень.

Что она там увидела... А ничего особенного. Ягодицы, как ягодицы. Чуть розоватые, как будто девочка их просто... отлежала.

- Что?!

Этот вопрос девочка задала не конкретно себе или же своей собеседнице, а так, в неопределенность-пустоту, в искреннем удивлении.

- Именно то, что ты видишь, - отозвалась ее Старшая. И добавила:
- Вернее, то, чего ты не видишь…

- Но как же это… - произнесла девочка в полной растерянности. – Я же чувствовала… Мне же было по-настоящему больно! Как же так?

Она вопросительно посмотрела на собеседницу, ожидая разъяснений. И, естественно, их получила.

- Я тоже… удивлена, - ответила Элли. – Видишь ли, моя дорогая… Там у тебя… все было. Красное, настеганное да еще и с осаднениями. До того, как ты меня призвала и я, наконец-то, тебя обняла. В этот раз я тебя, если честно, совсем не жалела. Лупцевала крепко, на совесть…

Произнеся это слово, она помрачнела, тяжело вздохнула и потупила очи долу.

Начинается…

Лиза чуть повернулась и обняла молодую женщину. Прижавшись к своей Старшей спереди, она заглянула ей в глаза – снизу, но так… настойчиво и уверенно.

- Элли! Ты… ни в чем не виновата! – заявила девочка. - Слышишь? Ни в чем! Это все Фло! Она… наверное, взяла под контроль нас обеих и внушила нам эту сцену, где ты меня безжалостно хлещешь! Ты же видишь сама – там, сзади… у меня ничего нет! Это значит, что ты меня и пальцем не тронула! Не смей винить себя ни в чем! Это… она все подстроила! Только она!

- Лиза… - Элли снова досадливо вздохнула.

Однако юная защитница ее интересов и не думала отступать.

- Элли, я серьезно! – Лиза обозначила взглядом искреннее свое желание достучаться до ее понимания. – Флоранс… Насколько я поняла, она мечтала о таком болевом спектакле. И думается мне, что она вполне способна устроить его… хотя бы в нашем воображении. Ну, так, шутки ради! Или просто… для разнообразия!

Элли молча качнула головой – естественно отрицательно. Потом отстранила девочку от себя, взяла ее за руку и снова подвела к дивану.

- Ложись! – указала она на прежнее место.

Когда Лиза исполнила это ее требование, она вынула из нагрудного кармана клетчатой рубахи очередной тюбик с русской мазью, стандартными манипуляциями привела его в рабочее состояние. Потом задрала на возлежащей подол повыше, и аккуратно нанесла на голую кожу – там, на нижних-мягких – лекарство. Как будто в этом была какая-то объективная необходимость.

- Элли… не надо! Зачем? – девочка попыталась протестовать – правда, как-то вяло и несмело.

- На всякий случай, - прозвучала дежурная фраза. – Это не повредит. И вообще, так правильно! 

Лиза пожала плечами. Сопротивляться она, конечно же, не стала. Хотя и осталась при своем мнении.

Когда миссис Эллона Мэйбл, бывший военный врач, закончила эту свою… лечебную операцию, она прикрыла-закрутила тюбик колпачком, спрятала его обратно в карман и… чуть наклонившись вперед, подала девочке свою левую руку – положила ладонь тыльной стороной вверх на сиденье дивана, почти что вплотную к валику. Девочка тут же подхватила ее и поднесла к своему лицу. Поцеловала, радостно мурлыкнув. Элли позволила себе некое подобие полуулыбки и протянула правую свою руку в сторону… да-да, того самого места, которое она только что обрабатывала… в лечебном смысле. Ну, а совсем незадолго до того, раньше – совсем иначе, болевым способом. Можно даже сказать, весьма болевым...

Она взглянула на свою воспитанницу. Вовсе не туда - по направлению движения ее руки - а прямо в глаза, вопросительно. Лиза кивнула ей и улыбнулась эдак… чуть смущенно и приглашающе. И снова коснулась своими губами той ладони, которую молодая женщина до этого ей предложила для поцелуев. Элли ответила ей собственной своей улыбкой, полной смущения. Она коснулась ее кожи – там, снизу-сзади. И погладила - ласково, и с такой запоздалой нежностью.

- Да… Пожалуйста! – шепнула Лиза.

Элли ответила ей не словами - движениями пальцев. Она то проводила ими по коже девочки порознь - самыми кончиками! То сводила их месте и действовала жестче, чуть сжимая ладонь. Рука молодой женщины вот так вот гладила-сжимала то одну, то другую половинку ее, Лизы, нижних-мягких, которые при этом то расслаблялись киселем, теряя в высоте, то округлялись в напряжении, под действием ее ласк. Однако отметим для себя, что миссис Эллона Мэйбл по-прежнему избегала затрагивать... Скажем уклончиво, условной линии между холмами ее, Лизы, задней-нижней плоти. Наверняка, из соображений своего личного понимания нравственности всего допустимого, по ходу такого массажа - лечебного и ласкового. 

Девочка наслаждалась этими прикосновениями. Лиза прекрасно понимала причину, по которой Элли в этот раз воспользовалась «русской мазью», смазав ей там, сзади и снизу - несмотря на то, что в этом не было никакой такой особенной необходимости. Молодая женщина сделала это все именно для того, чтобы иметь возможность дать... в смысле, подарить ей эту ласку. Памятуя о том, что подобные, воистину интимные моменты, она обещала своей девочке только в порядке лечения - причем, исключительно после болевых мероприятий. В ходе эксклюзивно проводимых врачебных процедур. Действуя, при этом, в соответствии с теми забавными ограничениями, которые накладывала на молодую женщину религиозная составляющая ее неординарной личности.
      
Между прочим, то, что Элли поступила именно так, вполне могло означать, что она уже готова несколько пересмотреть те самые, несколько архаичные воззрения на отношения со своей воспитанницей, личные и доверительные. И это было... здорово! Во всяком случае, перспективно!

Лиза на какое-то время прогнала от себя все эти суетные мысли. К чему они, если рука Старшей гладит ее... там! По одной половинке, по другой - мягко, нежно... Впрочем, иногда перемежая ласку энергичным движением ладони... Когда так хочется, то расслаблять, то сжимать свои мышцы... там!

Это так сладко... Особенно, когда ладонь врачевательницы накрывает обе половинки сразу!

И сейчас, когда сладкая судорога пронзает девочку там... снизу... Вовсе не верится, что такие руки... В смысле, те же самые руки - те же в физическом смысле! - способны перейти, от полных нежности поглаживаний, к тому, чтобы наносить по тем же округлым и мягким поверхностям хлесткие удары-шлепки! Звонкие и болезненные!

Элли как-то пообещала ей такие... личные, почти что интимные наказания - в особых случаях, когда Лиза будет иметь неосторожность солгать, а после предпочтет сама признаться в тайном своем проступке. Именно сама, не будучи изобличена доказательствами, без принуждения! Один раз она даже устроила своей воспитаннице такую... шлепательную церемонию. Впрочем, было это не так уж и больно... тогда.

И, между прочим, нечто подобное было обещано ей, буквально назавтра! Обещано одной «темной личностью», по имени Флоранс.

Флоранс...

Нет! Не надо о ней... сейчас! Она, эта самая Флоранс, просто дрянь и манипулятор!

В игнор. Покуда есть возможность наслаждаться тем, что с нею делает рука ее, Лизы, Старшей.

Да, это было безумно приятно, Но длилось, увы, не так уж долго. Удовольствие от этого врачующего массажа было нарушено странным звуком, который, в отличие от мыслей о «темной личности» по имени Флоранс, игнорировать не было никакой возможности.

Миссис Эллона Мэйбл судорожно вздохнула. И это было похоже на сдержанный всхлип.
 
А потом ее, Лизы, Старшая шмыгнула носом. Очень осторожно, почти неслышно. Но только почти.

Лиза немедленно отверзла голубые очи и воззрилась на свою врачевательницу - по направлению снизу, влево и несколько назад - причем, с искренним удивлением. Акустическое впечатление было дополнено визуальным. И оно, увы, оказалось невеселым.

Миссис Эллона Мэйбл пока еще не ревела – Слава Тебе, Господи! – но все к тому шло. Во всяком случае, глаза у нее точно уже были «на мокром месте».

- Элли, что случилось? – с тревогой осведомилась девочка.

- Ни-че-го, - как-то слишком уж отрывисто и нервно ответствовала ее Старшая.

Ну, да! Так Лиза ей и поверила… Этому милому носику… покрасневшему в напряжении - пытающемуся сдержать то, что там, у него, внутри… Который уже почти готов был сделать «Хлюп!» - в ознаменование огорчения молодой женщины относительно неких ее очередных прегрешений перед своей воспитанницей, возлежащей на диване, в несколько специфическом виде, который очень осторожно и неточно можно обозначить словом neglige. Прегрешений… наверняка, придуманных ею же самой. Ну, или же просто сильно преувеличенных!

Ладно, не привыкать… За время своего обитания в Джеймсон-хаусе, девочка видела уже такое, и не раз! С этим очередным нервным взбрыком ревнительницы нравственности Лиза тоже справится!

Девочка потянулась молодой женщине. Та ожидаемо попыталась отпрянуть, отдернула свою правую руку, от ее, Лизы, мест, мягких и задних. Однако, левая рука коленопреклоненной оставалась в распоряжении возлежащей стороны. За нее воспитанница и потянула к себе свою Старшую, мягко, но неумолимо.

Молодая женщина не сопротивлялась. Она придвинулась к девочке вплотную. Лиза тут же приподнялась на диване и сдвинулась в сторону – конкретно, вправо. Заставила молодую женщину подняться с колен и переместиться на диван. В финале этого своего движения, миссис Эллона Мэйбл оказалась от своей воспитанницы по левую руку и... вот здесь уже она позволила девочке себя обнять.
 
- Говори! - потребовала Лиза - едва ли не приказным тоном голоса своего! - Я хочу знать, что именно так тебя... напугало, обидело... Я хочу знать это все, в точности, недвусмысленно и без утайки! Почему ты собралась плакать, когда гладила меня... там, снизу? Вот как есть, так и говори, я пойму! Ведь я, получается, от твоих воображаемых ударов совсем даже не пострадала!

Слово «воображаемых» девочка выделила особенной интонацией - продолжая, тем самым, утверждать, что действия ее Старшей - за отсутствием таковых! - не несли никакой вредоносности в принципе. 

- Мне... стыдно...

Адресат ее сурового требования не рискнула высказать девочке свое мнение иначе, чем на ушко.

- А мне - нет! - жестко заявила девочка. - Элли, поверь, я нисколечко не обижусь. Пожалуйста, скажи мне все, что ты себе там... напридумывала. Давай, мы переживем это с тобою вместе! Я так хочу!

Миссис Эллонан Мэйбл сделала попытку уклониться от такого... принуждения к откровенности. Она даже на секунду отвернулась от своей воспитанницы. Но девочка была весьма настойчива - даже настырна! - и незамедлительно вернула себе внимание своей Старшей поцеловав ее руку, коротко и требовательно. Поначалу молодая женщина обозначила свой ответ только взглядом, полным смущения. Наконец, спустя еще несколько мгновений, преодолев свои сомнения и нерешительность, она, наконец-то рискнула высказать все то, что казалось ей таким постыдным и совершенно недопустимым к оглашению. И снова заветные слова были произнесены на ушко воспитаннице, совсем негромко, шепотом. 

- Лиза, мне понравилось... безумно понравилось касаться тебя... там! Именно вот так, как я это делала сейчас. Ласково и чуть... пожестче!

- Боже мой! Какая жуткая новость! - девочка в ответ фыркнула-усмехнулась. - Ничего, что это меня только радует?

- Было еще... кое-что...

Элли, похоже, вконец застеснялась. Поэтому молодая женщина перешла на самый тихий шепот. Еле слышно, краснея лицом своим, она сделала неожиданное признание - которое, наверняка, не осмелилась бы озвучить, если бы не настойчивое требование девочки.

- Когда я ласкала твои... задние половинки... В общем, у меня возникла странная мысль. Я внезапно пожалела о том, что там, на твоей нежной коже, нет сейчас следов, которые я оставила ремнем чуть раньше, когда тебя стегала. Тех самых, ярких и красных следов, которые там... были!

Лиза... не стала отвечать ей сразу. Взяла короткую паузу в их интимном разговоре - паузу динамическую и весьма эффектную. Девочка выскользнула из объятий своей Старшей. Она сдвинулась-переместилась с дивана вниз - на пол и чуточку в сторону. Через пару секунд девочка уже оказалась прямо перед лицом своей Старшей. На коленях перед нею, заглядывая ей в лицо - в ее серые глаза, снизу.

Лиза взяла смущенную молодую женщину за руки. Пальцами правой своей руки - за левую ее ладонь, пальцами левой - за правую. И сразу же задала ей вопрос. Сложный, неоднозначный и очень-очень неудобный. Если только не сказать о нем сильнее.

Как уже заметили Уважаемые Читатели, миссис Эллона Мэйбл всячески избегала обозначать место, по которому пришлось недавнее «ременное воздействие», предпочитая пользоваться уклончивыми эвфемизмами - впрочем, весьма прозрачными.

А вот юная ее собеседница оказалась в этом же самом вопросе куда менее щепетильной!

- Элли... А кто нам мешает спуститься вниз и сделать так, чтобы они, эти самые следы, появились там, у меня на заднице, снова?

Этот вопрос прозвучал эффектно, резко, неожиданно и как-то даже, несколько, грубовато. И, естественно, вызвал реакцию. В чем-то ожидаемую, в чем-то досадную. По понятным причинам.

Миссис Эллона Мэйбл взревела белугой и бросилась на диван - направо, примерно так же, как до этого ее воспитанница. Головой на подлокотник, пряча лицо свое, повернув его в сторону спинки этого самого предмета меблировки. Впрочем, ноги молодой женщины все так же остались на полу, зато верхней частью своего тела она оказалась на том самом сиденье дивана, на котором раньше возлежала ее девочка.   

Лиза переступила коленями, сдвинулась к изголовью. И не придумала ничего лучше, чем склониться над плачущей и коснуться ее плеча своими губами.

Зря она так поступила – опрометчиво и необдуманно. На этот ее жест, ласковый и вполне миролюбивый, Элли среагировала очень нервно. Дернула плечом – скорее, рефлекторно, чем целенаправленно. Ну и… ничтоже сумняшеся, угодила своей воспитаннице по носу, заставив девочку издать громкое «Ой!», обиженной тональности и смысла.

Лиза резво отпрянула и немедленно начала усиленно тереть пострадавшее место на лице своем. Ее Старшая мгновенно почувствовала неладное и тут же сразу повернулась к своей воспитаннице.

- Лиза! – воскликнула она. – Что с тобой? Я тебя ударила?

- Ну… не то, чтобы ударила, - хмыкнула девочка. – Так… плечиком задела. Но так… чувствительно!

- Господи! – простонала Элли. – Ну почему… Почему же я тебя все время обижаю?

- Нет-нет! – запротестовала Лиза. – Я не обиделась! Вот нисколечко! Это же не до крови… Просто задела. Ерунда это все!

Лучше бы она промолчала. Элли незамедлительно разревелась по новой. Как говорится, от свежей новости - со свежими силами. Однако при этом она потянулась к девочке, а вовсе не отпрянула от нее, в очередной раз. Лизу это, откровенно говоря, вполне устраивало. Обнять свою Старшую и дать ей прореветься на своем плече – что может быть лучше? В смысле, что может быть лучше в таких вот… обстоятельствах? Когда надо быстренько уладить конфликт… И успокоить ту, кого любишь.

Длилось это все чуть меньше четверти часа. Спустя этот промежуток времени, слезно-обнимательная часть оказания срочной утешительной помощи для бывшей служащей военной медицины подошла к своему логическому завершению. Наверное, еще одну минуту, после своего финального всхлипа, молодая женщина молчала, время от времени касаясь губами то шеи своей воспитанницы, то ее плеча. Лиза при этом замерла, стараясь не шелохнуться. Дабы не повторить нервный «подвиг» своей Старшей - по части нечаянного травмирования, при дерганьях, на рефлексах. В итоге, смущенная молодая женщина шепотом затребовала себе платок. Девочка незамедлительно предоставила в распоряжение своей Старшей этот гигиенический предмет, после чего та, наконец-то, привела лицо свое в относительный порядок, предварительно выпустив свою девочку из объятий.

Потом хозяйка Джеймсон-хауса перевела, так сказать, свое тело в прямосидячее положение, похлопала-пошарила рукою слева от себя и таки нащупала известный предмет бельевого трикотажа, ранее снятый девочкой - ну, чтобы не мешал - а после, их обоюдными усилиями, сдвинутый едва ли не в самый уголок дивана - ладно, хотя бы не сброшенный на пол! Элли протянула находку своей воспитаннице.

- Пожалуйста, надень, - попросила она. И добавила со значением:
- Я хочу, чтобы ты была одета полностью. В смысле, как обычно. Ну… по-домашнему.

Она как-то беспомощно-просительно взглянула на свою воспитанницу, дескать, пожалуйста, сделай так, как я прошу! Это важно! Для меня…

Лиза беспрекословно поднялась на ноги, приняв от своей Старшей… те самые, свои же собственные трусики. Она, неловко переступая с ноги на ногу, надела-подтянула их и расправила платье.

Элли удовлетворенно кивнула головой. И немедленно хлопнула ладонью справа от себя.

Лиза послушно уселась рядом со своей Старшей. Она даже исполнила некий театральный этюд по вхождению в образ – жестовый и мимический

Делаем так… Руки кладем на коленки. Спокойно, без напряжения, как можно естественнее. Спинку держим так, чтобы осанка казалась горделивой и с достоинством. Голову тоже держим прямо и вообще, не сутулимся. На личико надеваем некую маску… такой послушной и доброжелательной девочки. Абсолютно положительной… во всех смыслах, которые может вложить в это слово американский обыватель.

Эдакая… Miss Goody Two Shoes**** из прежних времен. Из той эпохи, когда люди уже частенько летали через океан по воздуху – на дирижаблях, на самолетах… не суть! - но о покорении космоса рассуждали больше в фантастических рассказах. А может быть, из еще более раннего времени существования человеческой общности, когда и самолетов-то еще толком не придумали*****. В общем... такая девочка, которая имеет полное право поинтересоваться у своих домашних: «А где мой субботний пирог?»******

Элли посмотрела на нее, оценила эту самую роль, в исполнении своей воспитанницы, а потом как-то странно улыбнулась.

- Что-то не так? - поинтересовалась девочка.

- Честно? Ты сейчас похожа на Роду Пенмарк, - сообщила ей Старшая. - Так и хочется примерить на себя роль ее мамы, Кристины. Повалить тебя, эдакую всю из себя положительную тихоню - тихоню с чертушками в голове, да-да! - к себе на колени и крепко отшлепать! - добавила она, улыбнувшись своей девочке еще более откровенно. - Ты ведь специально, именно ее манеру использовала, когда заявилась сюда, в мой кабинет и начала эту свою личную спецоперацию, по укрощению угрожающего мне Мирового Зла… В смысле, мирового судьи?

- А ты знаешь... Пожалуй, что и да! В точку!

Лиза припомнила тот самый черно-белый фильм, и... расхохоталась. Она внезапно осознала, какой именно образ - в смысле образ, созданный в том самом фильме юной актрисой! - она неосознанно копировала тогда, во время своего феерического выступления, в стиле «Вру, как дышу!» Да и сейчас... тоже.

- Но судью мне, все-таки, удалось впечатлить? - поинтересовалась она у Старшей, по итогам этого своего воспоминания сквозь смех. - Разве нет?

- Если честно, и меня тоже! - улыбнулась Элли.

Она ласково взъерошила девочке волосы. После чего, адресат ее ласки решила чуточку оправдаться - в ее глазах.

- Ну... Не такое уж я и чудовище, - произнесла она*******. 

А потом...

Лиза сбросила с себя эту наскоро разработанную ею и только что надетую маску. Девочка улыбнулась молодой женщине искренне и радостно. Надеясь на то, что все нервное, грустное и обидное - все, что беспокоило ее, Лизы, Старшую! - осталось уже в стороне, прошло... Что оно рассеялось, как наваждение - из числа тех, которые, будучи сами по себе бессмысленны, вытягивают из человека, подчас, все его позитивное настроение, да еще и силы в придачу. Оставляя по себе... нет, не тоску. Некую странную пустоту - полную обиды и совершеннейшего непонимания, как такое могло случиться.

Она надеялась на то, что настроение ее Старшей пошло на позитив. 

Зря.

Глаза хозяйки Джеймсон-хауса все еще были полны отголосков фатального огорчения – почти на грани отчаяния. И это, по контрасту с улыбкой на устах молодой женщины, оставляло просто шокирующее впечатление.

С этим надо было что-то делать - причем, срочно. Но что именно можно было сделать, вот прямо сейчас? 

Направление действий подсказала сама миссис Эллона Мэйбл.

- Лиза, - сказала она, - мне необходима твоя помощь...





*Переводится, примерно, как «с точностью до стадиона». В смысле, бейсбольного стадиона. Автор этих строк всерьез полагал, что в этом американском выражении присутствует намек на расстояния, задаваемые столь заметным объектом. Привычным, для американской культурной жизни, где бейсбол играет важную роль, и бейсбольные площадки очень часто устраивают в школах и Университетах.

Впрочем, как говорят нынче в «антярнетах» всяческие блогеры, «Но это неточно!» :-)

Например, американцы могут иметь в виду результат игры. Который бывает непредсказуемым. 

Когда-то, кажется, еще в 2013 году, Волга… Pardonne-moi, Наталья Владимировна Волгина, специалист по семиотике, сказала Автору: «Текст и контекст!» Намекая на неоднозначность понимания лексических единиц, каковая связана с особенностями восприятия смыслов слов и выражений не буквально, а контекстуально. То есть, при переводах имеет смысл учитывать особенности понимания тех самых слов и выражений социальными группами, в рамках исторической и культурной специфики. 

Поэтому, Автор приводит мнение Михаила. Того самого Михаила, упомянутого в посвящении этой Истории. Мнение было высказано Автору в электронном спаслании. Цитирую дословно.

«Речь о стадионе. Не о результате игры. Причём есть разные значения. Одни говорят, что речь о количестве зрителей на игре в бейсбол. Потому что типа сложно посчитать их всех. Многие зрители не только сидят на своих местах, но и стоят. И не узнать точно, как они туда попали и как следствие не сосчитать точное количество зрителей (значение этого выражения повелось с середины сороковых в Штатах)

По другой версии, речь идёт о границах бейсбольного поля. Там есть чёткие линии, и есть места, про которые можно сказать "in the ballpark" или "out of the ballpark "»

** The Royal Mile по-русски значит «Королевская миля». В английском языке это один из насмешливо-высокопарных иносказательных эвфемизмов, которым иногда обозначают шотландскую милю. Исходно «Королевская миля» это своеобразная череда улиц в центре Эдинбурга, столицы Шотландии. Считается туристической достопримечательностью. Есть мнение, что эта улица, протяженностью от Эдинбургского замка до Холирудского дворца, стала образцом шотландской мили.

Смысл шутки, прозвучавшей в исходном разговоре, Автор понял так, что шотландская миля примерно на 200 метров длиннее британской. Обычная миля для англосаксов это примерно 1600 метров. У шотландцев, соответственно, 1800 метров. 

***Словесное. То есть, в словесной форме – перевод с лат.

****The History of Little Goody Two-Shoes - нравоучительная книга, вышедшая в Англии, еще в 1765 году. В современной англоязычной среде эта книга считается древней нудятиной, а героиня ее стала своего рода мемом, синонимом чрезмерно добродетельной девочки, примером которой всем тычут в нос проповедники и прочие официозные деятели.

*****Скорее всего, имеется в виду викторианская эпоха. 

******У историков педагогики встречается мнение, что в XIX веке, у англичан, послушных детей поощряли куском яблочного пирога. Ну, а непослушные дети получали... вовсе не пирог! :-)

*******Здесь Автор вынужден сделать некоторые пояснения. Упомянутые Кристина и Рода Пенмарк это персонажи известного в Штатах фильма «Bad Seed». Старого, еще черно-белого. Мать - дочь серийной убийцы. И дочь - пошедшая по стопам своей бабушки. По ходу сюжета, Рода Пенмарк, девочка-школьница, вовсю развлекается убийствами всех, кто под руку подвернется - от сверстника, с которым учится в одном классе, до садовника. Этому немало способствует ее внешность абсолютной пай-девочки - блондинки, вежливой, послушной и почти совершенной в части видимых проявлений человеческого поведения. Судя по всему, личный бзик весьма несовершеннолетней героини состоит в стремлении быть эдакой идеальной дочерью, которую все и всегда вокруг хвалят, которая всегда только и делает, что радует родителей и безумно этим всем гордится.

Безумно – ключевое слово. По ходу фильма, юная героиня, из надменной социопатки, превращается в психопатку глубокого профиля. Уничтожая самыми изощренными способами всех, кто может изобличить ее «не идеальность». 

В итоге фильма, в самых финальных кадрах, героиню, при попытке сокрытия улик, убивает молния. Эдакий намек на некий «небесный суд», пресекающий деятельность школьницы-убийцы.

Есть небольшая тонкость. Тот фильм, который видели Лиза Лир и миссис Эллона Мэйбл, несколько отличается от фильма, который доступен в Сети в нашем мире. В той версии фильма, которую они смотрели, финал был совершенно другой – куда более позитивный.

Все эти «нуаровые ужасы», с ребенком-социопатом в главной роли, в итоге оказывались просто сном Кристины Пенмарк, матери девочки по имени Рода.  Женщина просыпалась, встряхивала головой и соображала, что ничего этого не было. Что это, скорее всего, проекция ее собственных страхов за дочь. И тогда… Кристина Пенмарк решительным шагом направляется в комнату Роды… просто для того, чтобы дать ей понять, что она не такая уж пай-девочка. И что она нужна родителям такая, как есть – со всеми ее детскими ошибками и глупостями! - а вовсе не в виде некоего «идеального ребенка», не имеющего никаких недостатков. Ну, и дает это понять девочке эффектным и несколько старомодным способом, эдакого… тактильного разъяснения.

Забавно, что в этом мире остался некий условный след того «позитивного» варианта концовки этого фильма. Желающие могут найти его, обратившись к ресурсам Сети: 

https://www.youtube.com/watch?v=csko2e9m_dg

Вот здесь есть final "curtain call" scene – как бы показ персонажей, выходящих на сцену, после занавеса, чтобы представить публике каждого актера, игравшего роль персонажа спектакля. На 1.17 как раз показано, как актриса, играющая роль Роды Пенмарк, делает реверанс зрителям картины. После этого показывают представление публике ее матери, Кристины. Ну, а потом зрители видят кадры той самой финальной сцены, которая как бы подводит итог версии фильма, с которой знакомы героини повествования.