Глава 34. Путешествие из Петербурга в Москву

Николаевский вокзал. Поезд. Купе первого класса. В окне — фигура Андрея, который, стоя на перроне, махал рукой на прощанье. Мария, нет, теперь уже Лиза, ехала к своим родителям, с которыми не виделась два года.

Сколько раз на протяжении этого времени она представляла эту встречу. Сердце болело после каждого их письма. Она чувствовала, как они одиноки, как пуста их жизнь без нее. И вот, наконец, поезд мчит ее в Москву, где в доме дальней родственницы Лиза сможет провести несколько дней в кругу своей семьи.
Позади — сумбурные недели в Петербурге, постоянное напряжение, волнение, накатывавшее при мысли о важнейшем поручении, возложенном на нее. И наконец — блестящее завершение ее миссии. Лиза была так горда собой, что ей хотелось всем рассказать о своем успехе. Война с Турцией в ближайшие месяцы точно не начнется! А может быть, удалось даже выиграть год или два мирной жизни для России (на самом деле Русско-Турецкая война начнется ровно через три года — в апреле 1877 года. И эта война, наступление которой ей сейчас удалось отсрочить, свинцовым артиллерийским снарядом ударит по ее жизни, разметая в клочья все то, что составляло ее счастье).

Сейчас в Москве — ее снова ждало прошлое, на сей раз, счастливое. То прошлое, в которое хотелось вернуться. В Петербурге же остались те, кто отныне станет ее прошлым.

* * *

Константин. Лиза была тронута тем, что он помнит ее и до сих пор переживает ее безвременный уход. В юности она видела в нем только солидного большого сановника, его чувства к ней были непонятны, и как-то… неправильны. Изменившись сама, Лиза взглянула на него другими глазами. Почувствовала себя равной ему. Ее детские страхи изжили сами себя. Она нашла, как ей показалось, правильную линию поведения: встречаясь с Константином, держала себя смело, временами даже немножко дерзко. Так что при желании Лиза могла бы управлять империей, управляя главой Государственного совета.

Большой удачей стало то, что именно он оказался предметом ее «шпионской» деятельности. Графиня Волынская исподволь продвигалась к достижению своей цели. Сначала она обратилась к нему с прошением по поводу несуществующего поместья. Не было ничего удивительного в том, что она использовала близость к великому князю для решения своих житейских проблем. Затем она с легкостью, даже с некоторым легкомыслием отказалась от своей просьбы. Этот ход поставил князя в тупик. Выходило так, что она не стремится извлечь какую-любо выгоду из ситуации и встречается с ним исключительно из симпатии. Никакой задней мысли! Правда, тут напрашивался еще один вывод: что она — легкомысленна и совершенно непрактична, то есть глупа. Однако, это был отвлекающий маневр. Пока он решал, какой из выводов предпочесть — она попросила приглашение в его кабинет. Озадаченный, он не сообразил, что за этим может что-то стоять…

Теперь деятельность ее в отношении великого князя завершена. Странички этого прошлого перелистаны, и книга закрыта.

Николай. Их последнее свидание тоже было воскрешением прошлого. Сдвиг во времени ощущала Лиза особенно остро именно с ним. Она смотрела на него глазами своей прежней любви. Его поцелуи и ласки воскресили в ней ту юную, доверчивую Лизу, которой уже не существовало. Но она позволила себе соскользнуть в прежнюю себя, чтобы получить то, что не досталось ей тогда. Николая она любила именно таким — фантомом из ее прошлого, которое наконец-то получило разрешение, подобно длительно удерживаемому музыкальному диссонансу. Было ли это нужно ей теперь? Почувствовала ли она себя счастливой? — Трудно сказать. Возможно, это было даже лишним. Ну да ладно, что было — то было!

Андрей. Лиза вспоминала их совместные приключения, посиделки по вечерам. Он был другом, которому она всецело доверяла. Им хорошо работалось вместе, и в этом партнерстве была своя прелесть. В вихре приключений, закрутившемся вокруг турецкого письма, она и не заметила, что он стал ей дорог.

Андрей напомнил ей старшего брата, которого она знала только по письмам и фотографиям. Капитан первого ранга Михаил Лазарев служил на Дальнем Востоке. Его образ — такой, каким она запечатлела его в далеком детстве, теперь воплотился в Громове. Самого Андрея такие братские отношения, конечно же, не устраивали. И ей приходилось держать оборону, что было нелегко, учитывая, что они жили вместе.
Лиза настолько свыклась с тем, что в ее сердце жил Николай, что давно перестала туда, в сердце, заглядывать. А после свидания с ним очень удивилась, обнаружив там пустоту. Теперь мысли ее все чаще обращались к Андрею. Оказавшись вдали от него, она почувствовала, что становится ему ближе.

Она вспоминала их прощание на перроне Николаевского вокзала. Громов был грустен и молчалив.

— Андрей, я уезжаю ненадолго. Дождись меня, пожалуйста. — Хорошо.
— Обещаешь?
— Да, я тебя дождусь.

Она обняла его. Свисток паровоза. Удаляющаяся фигура Андрея, стоящего на перроне.
Глядя в ночную тьму за окном, слушая перестук колес, Лиза иногда проваливалась в дремоту. И ей привиделось, как они с Андреем вместе мчатся в санях. Она зябко кутается в светло-зеленую шаль. Он обнимает ее. Лошади, неотличимые от темноты, несутся в снежной пурге…

* * *

Спустя сутки поезд прибыл в Москву. Лиза вышла на перрон и сердце забилось чаще: Отец! Он стоял на перроне и приветственно махал ей рукой. Лиза кинулась к нему. Какое блаженство почувствовать родные объятия!

— Лизонька, девочка моя! Ну наконец-то!

Они посмотрели друг на друга.

— Как ты похорошела, повзрослела!
— А ты, папа, как ты?

— А я… постарел, да? — с виноватой улыбкой сказал Александр Васильевич.
Боже! Лиза даже и представить не могла, что настолько! — А как матушка?
— Ждет, ждет. Дома она. Я не хотел, чтобы она находилась в этой толпе.

Мария Ипатьевна встретила Лизу лежа. Она была слаба и очень худа. При первом же взгляде на нее Лиза остро почувствовала, что матушка давно и серьезно больна. Слезы подступили к горлу.

— Господи, как же вы в Москву-то добрались?
— Да потихоньку! Так тебя увидеть хотели! — Мария Ипатьевна держала свою дочь за руку и не отпускала.
— Мы сразу же поехали, как ты нам написала, — добавил Александр Васильевич.
— Так вы уже месяц здесь?
— Да, все боялись, вдруг тебя пропустим.

Лиза не ожидала, что матушка так плоха. Мария Ипатьевна не отпускала ее от себя, смотрела, словно не могла наглядеться, гладила ее лицо, руки, плакала. А сама все чаще проваливалась в беспамятство.

На пятый день наступило ухудшение. Было понятно, что она уходит. В тоске и слезах металась Лиза по комнатам. Ее терзало жгучее сожаление об этих двух упущенных годах, которые она могла бы провести рядом с ней. В ночь на 14 апреля послали за священником. Конец был близок. Утро принесло горестную весть.
Все в жизни познается в сравнении, и сейчас Лиза понимала, что те давние ее несчастья — ничто по сравнению с потерей самого близкого человека на свете. Теперь она беспокоилась за отца.

Александр Васильевич Лазарев очень постарел за эти два года. С одной стороны, его подтачивало постоянное беспокойство за дочь, чувство вины из-за того, что он тогда не справился с ситуацией. С другой — постоянная тревога за жену выматывала его. Мария Ипатьевна так и не смогла оправиться после тяжелой болезни дочери и, особенно, после Лизиного отъезда при таких драматических обстоятельствах два года назад. Силы медленно покидали ее, и Александр Васильевич, который очень ее любил, не знал, как вернуть ей радость жизни.

Теперь чувство одиночества оглушило его. Там, где много лет рука об руку рядом с ним шла по жизни его подруга — была пустота.

* * *

На похороны приехала из Петербурга графиня Екатерина Юрьевна Комаровская, двоюродная сестра Марии Ипатьевны. К удивлению Лизы, она не упала в обморок и не начала причитать, увидев, что ее племянница жива и здорова.

— Ну здравствуй, Лизонька! — приветствовала она племянницу. — Знаю, знаю про все твои приключения. Приезжала как-то к родителям твоим погостить в деревню, так все у них и выведала.

Спустя два дня Лиза провожала тетушку обратно на вокзал. Они ехали на извозчике. По дороге Катерина Юрьевна давала последние наставления.

— Отца-то береги! Тяжко ему сейчас. Да и вообще — оставайся с ним. В Петербурге тебе сейчас делать нечего.

Лиза молчала. Тетушка выжидательно на нее посмотрела и, не дождавшись вопроса, продолжила.

— А вот говорила я тебе, не связывайся с Николаем. Видишь, и была я права. Вон какой скандал с ним случился?

Лиза слушала вполуха болтовню тетушки.

— А что за скандал? — рассеянно спросила она.
— Ну как же? Ты не знаешь? Кража! Весь Петербург об этом говорит!
Лиза насторожилась. Она решила, что это как-то связано с тем злосчастным турецким письмом.

— Ну, подумаешь? Какое-то письмо…
— Да не письмо, дорогая, — Катерина Юрьевна смотрела на нее удивленно. — Так ты, значит, не знаешь ничего?

— Нет. Откуда?

— Ну так слушай. У матушки его великой княгини Александры Иосифовны икона есть старинная венчальная, цены невероятной. Камни на ней дорогущие. Но главное, покойный император Николай ее этой иконой на брак благословлял.

— Ну и что же? — Лизе было скучно слушать про какую-то икону.
— Так вот на днях хватилась она, а с иконы-то камушки сняты. Все, как есть выковыряны! Поговаривают, что это сын ее, Никола вытворил! Вот до чего дошел! На самое святое покусился!

— Как Никола? Да не мог он такое сделать? Зачем?
— На любовницу свою все спустил. Камни-то в ломбарде были. А адъютант его тут и сознался, что сам Никола-то ему эти камни передал и деньги за них велел взять.
Лиза слушала и не понимала. Как Никола мог такое сделать? Зачем? Что у него было на уме? Ведь это просто глупо! Камни, ломбард. Вот сплетница эта графиня!
Но оказалось, что это не сплетни! На следующий день об этом говорила вся Москва. Лиза слышала эту новость даже от извозчика!

* * *

Посадив тетушку на поезд, Лиза вернулась домой и не сразу нашла отца. Александр Васильевич сидел на стуле в спальне Марии Ипатьевны и смотрел в окно невидящим взглядом. Лиза села рядом. Взяла его за руку.

— Батюшка...
— Да, доченька.

Она хотела еще что-то сказать, но не смогла — уткнувшись ему в плечо, она затряслась в рыданиях.

— Вот, моя хорошая, как вышло-то, — Лазарев обнял дочку и тихо гладил по голове. — Мы с матушкой тебя уж так ждали, так ждали. Она только надеждой и жила. Все твердила мне: я дождусь, дождусь, — он помолчал, слезы подступали к горлу. — Ну вот она и дождалась тебя. Слава Богу, дождалась!
— Почему же ты не написал мне, что все так серьезно? Я бы приехала раньше…
На следующий день Лиза повела отца гулять. Они прошлись по Замоскворечью. Весна хозяйничала вовсю.
— Здесь, в Москве, значительно теплее, чем в Петербурге. Смотри, вот мать-и-мачеха цветет. А у нас только кое-где проклюнулась. И деревья у нас еще голые стоят, а тут, смотри — уже распушились…
— Ну что, доченька, думаешь делать дальше?
— Ах, батюшка, ничего я не думаю. Я пока с тобою побуду.
— А в Петербурге-то, чай, ждут тебя?
— Да, — Лиза помедлила, — но, похоже, не очень сильно…

Андрей не написал ей ни разу, хотя адрес был ему известен. Лиза не знала, что и думать. «Он, наверное, чем-то важным занимается, — говорила она себе, — про меня и не вспоминает. А о чем я ему писать стану? О смерти матушки?» Лизе не хотелось навязывать ему свое горе.

Еще тревожили мысли о Николае. Но она не могла сейчас на них сосредоточиться. Вся эта ситуация с иконой, если вдуматься, была похожа на розыгрыш. Лиза почему-то ждала, что все вот-вот само разрешится.

— А мне возвращаться надо в деревню. Мы и так уж загостились здесь.
— А возьми меня с собой!
— В деревню-то?
— Ну да, я хотя бы посмотрю, ведь столько лет уже я в нашей Александровке не была. Как там нянюшка?
— Да, все потихоньку. Ну, ежели ты хочешь, милая, изволь, поедем. Как раз и дороги просохли.

Два дня добирались до маленькой деревушки Александровки в Калужской губернии. Неделю провела там Лиза с отцом. Их старенький дом на берегу речки Бобровки совсем обветшал. Внутри было пусто и немного неопрятно. Маленькие темные окошки ее светлицы почти не пропускали света.

Нянюшка Ефросинья была очень стара. Она долго причитала по Марии Ипатьевне. А на свою воспитанницу смотрела как на чужую. Лиза чувствовала ее укор, и ей было еще тяжелее.

По утрам Лиза выходила на пригорок за домом и долго глядела на другой берег. Она вспоминала, как в далеком детстве ее переправлял через Бобровку на лодке старший брат Михаил. Где-то он теперь!

Но с каждым днем тревога нарастала. Особенно ее беспокоило отсутствие вестей об Андрее. Да и что с Николаем — непонятно. Александр Васильевич, видя задумчивость дочери, раз за разом заговаривал о том, что Лизе нужно возвращаться. Она и сама понимала это. И в последних числах апреля двинулась в обратный путь. Кое-как добравшись до Москвы, 1 мая 1874 года она села в поезд на Николаевском вокзале.