Зеркала судьбы. Глава 76
Машина, в которой вот уже час трясся, лежа в коробке, профессор Личик, резко остановилась. Он больно ударился головой о борт.
– Где выгружаться-то, в бурты?
– Да, десятый бурт. Зайди, подпишу тебе путевые листы.
Дверца машины хлопнула. Профессор понял, что лучшего момента, чтобы незаметно выбраться из кузова, не будет. Он с трудом раздвинул тяжелые мешки и мешком же рухнул на землю. За время путешествия Личик очень замерз. Ноги и руки его затекли настолько, что потеряли чувствительность. Потирая поясницу и сильно хромая, он поплелся к воротам спиртзавода «Путь Ильича». В деревянной будке проходной, которая скорее напоминала большую собачью конуру, никого не было. Профессор беспрепятственно вышел на улицу и тут же по самые щиколотки увяз в грязи. Он медленно шел мимо маленьких деревянных домиков по обеим сторонам улицы под оглушительный лай собак, рвавшихся к нему из-за покосившихся заборов.
Минут через пятнадцать его обогнала телега, груженая сеном.
– Стойте, прошу вас! Обождите! – закричал вслед повозке Николай Григорьевич. – Одну минуту, уважаемый, обождите! Да остановитесь вы!
– Тпру! – произнес мужичок в грязном тулупе и кепке, сдвинутой на затылок, и натянул вожжи.
Повозка, скрипя, остановилась.
– Тебе чего?
– Простите, мне нужно в город. Это далеко отсюда? И в какую сторону, собственно, двигаться?
– А, ну тебе до дороги-то километров пять. Там остановка автобуса, по требованию. Если кому выйти нужно, автобус и встанет. А если нет, то и нет, дальше проскочит. Весь день простоишь, – «успокоил» Личика мужичок. – Может, к вечеру и уедешь. А может, и нет, – добавил он, подумав.
– А вы не к шоссе едете?
– А? Чего?
– Я спрашиваю, вы не к дороге едете? Не к остановке? – прокричал Личик.
– Ну да, туды. Но! – мужичок хлестнул лошадь кнутом. – Пошла!
Повозка тяжело сдвинулась с места.
– Но, прошу вас, будьте любезны, – отчаянно закричал Личик и пробежал несколько шагов за повозкой. – Обождите!.. Пожалуйста, остановитесь!
Мужичок даже не обернулся и вновь хлестнул лошадь:
– Пошла!
Личик остановился. «Что делать? – устало подумал он. – Одно хорошо, я двигаюсь в правильном направлении».
Он перешел на другую сторону, где, как ему казалось, было немного суше и лужи выглядели не такими глубокими. Через несколько минут дорога круто свернула влево, и профессор увидел посреди нее отчаянно буксующий старенький «Москвич». Молодая женщина в коротком черном пальтишке и розовой шапочке упиралась в багажник машины. Задние колеса с визгом проворачивались и обдавали женщину грязью.
– Валь, ну давай, давай еще немного! – парень в кожаной куртке приоткрыл переднюю левую дверцу. – Ну давай, чуть-чуть! ...О! Эй, мужик! – водитель увидел Личика. – Мужик! Будь другом, подсоби малость! Подтолкни!
– Да-да, конечно, сейчас, – Личик не колеблясь прошел по грязи и лужам и встал рядом с женщиной.
– Ну, давайте, – явно повеселев, крикнул им молодой человек, захлопнул дверцу и нажал на газ.
– И раз... и раз...
Профессор с женщиной, не обращая внимания на грязь, летевшую из-под колес, толкали «Москвич». С третьей попытки машина выскочила на твердую землю и, проехав метров тридцать, остановилась.
– Валька! Ну, где ты там? Садись! – закричал парень.
– Сейчас, сейчас иду, – устало сказала женщина и, достав платок, принялась оттирать пальто от ошметков грязи. – Ой, спасибо! Уж не знаю, как вас и благодарить! Мы к маме моей опаздываем в Малаховичи, у нее сегодня юбилей.
– А вы не подвезете меня хоть до дороги? Мне очень надо как можно скорее попасть в город. Буду очень признателен вам.
– Конечно подвезем. Пойдемте!
Они подошли к машине.
– Вань, давай товарища до шоссе подкинем. Без него мы бы здесь еще часа два плавали.
– Что? Кого? – Ваня опустил стекло и удивленно посмотрел на профессора. – Ты чего, Валь? От него же воняет. Я бомжей возить не нанимался. Садись, Валь, давай, едем. Можешь дать ему, – парень задумался, – ну, рублей десять хватит.
– Извините, ради бога! – женщина виновато развела руками. – Я... простите...
Она обошла машину, открыла дверцу и села на переднее сиденье. Автомобиль сорвался с места. Личик остался стоять по щиколотки в грязи посреди дороги. Проехав метров сто, «Москвич» вдруг остановился и начал сдавать назад. Поравнявшись с профессором, он остановился.
– Садитесь, пожалуйста. Мы вас до шоссе подкинем. Извините, – скороговоркой проговорила женщина, открывая профессору дверцу.
Личик уселся на заднее сиденье «Москвича». Через двадцать минут они выехали на шоссе. Водитель всю дорогу хмуро молчал, прикусив нижнюю губу.
– Ну, вот и хорошо. Нам налево, в Малаховичи, а город там, – женщина махнула рукой направо. – Вот, возьмите, – она протянула Личику десять рублей. – Это на билет в автобус.
– Нет-нет, что вы! Благодарю вас покорно. Спасибо и до свидания. Хорошо попраздновать вам, – пожелал профессор, захлопывая дверцу.
«Москвич», чихнув на прощанье, медленно поехал по совершенно пустому шоссе. Личик перешел дорогу и сел на скамейку, или, вернее, на одну-единственную дощечку – все, что от нее осталось. Несколько минут он обдумывал свое положение, затем достал из кармана телогрейки целлофановый пакет, которым снабдил его Аркадий, вынул ржаной сухарь, кусок сахару и стал завтракать. Немного подкрепившись, он спрятал остатки еды и, прихватив карман большой булавкой, стал ждать автобус или попутку. Машин было мало. Легковые автомобили профессор даже не пытался остановить, понимая всю безнадежность этих попыток. Проносились мимо и тяжелые грузовые автопоезда. Через час Личик совсем замерз. Осознавая, что нужно размяться, чтобы согреться, он сорвал со стоящей рядом березки несколько пожелтевших листьев и принялся энергично счищать грязь с одежды. Увлекшись, профессор не сразу услышал за своей спиной скрип тормозов. Большой междугородний «Икарус» остановился у столба «Остановка по требованию». Передняя дверь плавно открылась, из автобуса вышла женщина среднего возраста в модном красном пуховике и маленькая девочка лет пяти–семи в зеленых сапожках и с большим плюшевым мишкой в руках.
Профессор бросил листья и кинулся к закрывающейся двери автобуса. В самый последний момент он успел вскочить на подножку.
– Здравствуйте, товарищ водитель. Мне в город. Прошу вас, позвольте с вами.
– Нет, выходи! Мы билеты не продаем. Здесь остановка по требованию.
– Товарищ, ну войдите в положение, пожалуйста. Я как собака замерз. Очень прошу вас, довезите до города.
– Ну не гони ты бедолагу! Вот люди, – укоризненно сказала какая-то сердобольная женщина на втором сиденьи.
– Да ладно, поехали! Чего стоять? Потом разберетесь, – пробасил мужчина в дорогой ондатровой шапке и пушистом мохеровом шарфе.
– Ладно, черт с тобой! Заходи.
Водитель плавно нажал на газ, и автобус медленно пополз в гору.
– С тебя пятнадцать рублей.
– Простите, но у меня, честное слово, нет денег... Я сожалею, но мне даже нечего вам предложить. Может быть, вы оставите свой адрес, и я обещаю вам...
– Чего ты несешь, бомж? Какой адрес? Ты что, мою квартиру обнести хочешь? А ну выметайся, быстро!
Водитель нажал на тормоз. Автобус остановился. Дверцы автоматически плавно открылись.
– Давай, пошел!
– Ну послушайте, товарищ, прошу вас, не гоните меня! У меня важное дело, я должен его выполнить! От этого зависит жизнь человека. Ну хорошо, что я могу для вас сделать?
– Да возьми ты человека! Ну что тебе стоит? – вновь пробасил мужчина в дорогой шапке.
– Вот бомжи! Совсем обнаглели! Стыд и страх потеряли. Ломятся в автобус, где ездят приличные люди, – сокрушенно сказала средних лет дама внушительной комплекции, занимающая сразу два места. На одном сидела она сама, на другом, рядом, разместились ее сумки.
– Да ладно вам, едем! Я на поезд опаздываю. А бомж он или нет – какая разница? Сел – плати. Нет денег – иди пешком. Сейчас рынок: деньги – услуга, – сказал молодой парень с худым, покрытым юношескими прыщами лицом и в галстуке.
По всей видимости, он хорошо разбирался в новых экономических отношениях. В автобусе разгоралась очень интересная дискуссия.
– Все, хватит! Правильно кто-то сказал: есть деньги – плати и едь, нет – до свидания. У тебя деньги есть? – водитель свирепо посмотрел на профессора.
– Нет, – честно сказал Личик, – денег у меня нет.
Он повернулся и спустился на одну ступеньку к выходу.
– Извините, товарищи, за доставленные неудобства, – сказал он в проход, поворачивая голову.
– Стой, мужик. Подожди. Эй, водила, сколько тебе надо за проезд?
Молодой плечистый парень лет тридцати пяти в дорогой кожаной куртке и бордовом шелковом кашне, поднявшись со своего места, пробирался к водительскому месту.
– На, – он протянул водителю сотню. – Сдачу оставь себе. Гондоны купи. Проходи, бродяга.
Все места в автобусе были заняты.
– Уважаемая пассажирка, а ну-ка уберите сумки! Здесь места для людей, – парень подошел к тетке, принимавшей горячее участие в дискуссии. – Садись, отец.
– Огромное вам спасибо, молодой человек, за ваше участие. К сожалению, в данный момент я не в состоянии... сами понимаете, – Личик присел на освободившееся место. – Извините за беспокойство, гражданка, – обратился он к соседке. – Женщина брезгливо поджала губы и отвернулась к окну. – Я постараюсь не создавать неудобств.
Через полтора часа автобус въехал в город. За время путешествия Личик согрелся и немного поспал. Сейчас, проснувшись, он очень хотел есть.
– Все, товарищи, конечная. Вокзал. Прошу освободить салон.
Пассажиры гуськом потянулись к выходу.
– Простите, пожалуйста, вы не подскажете мне, в каком направлении находится улица Новостроевская? – обратился Личик к молодой женщине, вышедшей вслед за ним.
– Ой, дяденька, это же в другом конце города! Ну, в общем, вам туда, – она неопределенно махнула рукой. – Очень далеко, пешком не дойдете. А метро вон там, – женщина кивнула в противоположном направлении и убежала.
«Вот это проблема! Почище задачи Ньютона с заданной числовой последовательностью. Что же делать?» – думал Личик. Между тем на улице совсем стемнело. Пошел мелкий противный осенний дождь. Порывы холодного ветра гоняли по площади обрывки газет и использованные автобусные билеты. Продавщицы фруктов поспешно закрывали лотки и убирали внутрь апельсины, лимоны, бананы. «Господи, откуда такое изобилие? – удивлялся профессор. – И все это можно свободно, без талонов, купить? Чудеса!»
В окнах домов на привокзальной площади зажглись огни. Пробегающие мимо люди спешили в свои квартиры, к теплу и уюту. «Боже мой, – подумал профессор, – ведь и у меня когда-то был свой дом, и меня ждали с работы». Он вспомнил слова своего учителя профессора Обухова: «Искать миры в другом измерении опасно, коллега. Можно потерять свой собственный мир». Да, старик профессор был прав. Между тем дождь усиливался, а огни вокзала горели так заманчиво, обещая пусть и чужое, но тепло, пусть временный, но уют. «Зайду, согреюсь, узнаю дорогу», – подумал Личик и направился ко входу в здание вокзала.
Зайдя в помещение, он тут же очутился в длинном, сверкающем огнями туннеле. Справа и слева сияли ярко освещенные витрины магазинов. Они предлагали удивительные, незнакомые ему раньше товары. На полках стояли телевизоры, видеомагнитофоны, фотоаппараты. Профессор никогда не видел такого обилия импортной техники. «Самсунг», «Нокия», «Телефункен», – читал он. За видеотехникой следовал ряд бытовой химии, за ним – парфюмерия. В свободной продаже стояли огромные холодильники «Бош» и микроволновые печи «Омега». Личик был поражен. «Что же случилось со страной, – думал он, – пока я был в сумасшедшем доме? Ведь это все наяву и не снится мне!»
Между тем он подошел к витрине небольшого магазинчика, где на витрине висели колбасы, копчености, балыки и другие деликатесы. От одного вида всего этого изобилия у него закружилась голова и заурчало в животе. «Надо найти какое-нибудь укромное местечко», – подумал он и заставил себя пройти дальше, вперед, где светилась вывеска «Зал ожидания».
Там сидели, толпились и сновали люди. Все места были заняты ожидающими своих рейсов пассажирами. Проходы и подоконники заставлены сумками и чемоданами. С большим трудом после длительных поисков профессору наконец удалось найти свободное место на подоконнике в углу зала, возле выхода. Но не успел Личик присесть и достать из кармана, расстегнув булавку, последний сухарь и кусок сахара, как...
– Ваши документы, – услышал он.
Повернув голову, профессор увидел недалеко от себя двух милиционеров, наклонившихся над спящим человеком.
– Уходим, быстро. Тихо, не кипиши, – кто-то крепко взял его под локоть и повел к выходу с противоположной стороны. – Ну что, отец? Перетрухал? Ничего, бывает. Тебя как зовут-то?
– Николай. Николай Григорьевич, с вашего позволения.
– А я Женька. Евгений то есть.
– Очень приятно, Евгений. А по отчеству вас как?
– По отчеству?
– Ну да.
– Да я и не помню... Да какая разница! Женька я – и все тут.
– Ну что ж, будем знакомы. Спасибо, Евгений, за помощь. Я здесь, знаете ли, человек новый и города не знаю. Мне бы попасть на улицу Новостроевскую.
– Ха, да это ж совсем другой район.
– А что, пешком далеко?
– Замучаешься идти. Километров... – Женька задумался. – Не знаю, – честно признался он. – Но до фига.
На вид Женьке было лет сорок–сорок пять. Он казался немного моложе Личика. Его подвижное худое морщинистое лицо с постоянно бегающими маленькими глазками напоминало хорька или лисицу. Что-то звериное, хищное было во всем его облике. Одет Женька был богато. На ногах – белые кроссовки, правда, без шнурков. Голову украшала зеленая спортивная шапочка с внушительной дыркой возле уха. Коричневые лыжные брюки и такого же цвета куртка завершали его гардероб.
– Ладно, пойдем, друг, – сказал он Личику. – Черт с ним, с вокзалом этим. Завтра зайду, решу вопрос.
– А вы что, куда-то уезжаете? – поинтересовался профессор.
– Да нет, куда мне ехать! Я уже приехал, дальше некуда, – сказал Женька. – За бутылками зашел. Вечером народ с работы в пригороды домой едет. Ну, естественно, отдыхает в буфете.
– А-а-а, понятно, – задумчиво произнес Личик.
– Это хорошо, что ты понятливый такой. Четыре бутылки сдал – и, считай, целый день сыт. Ну, ладно, завтра решу вопрос, – повторил Женька. – Так ты идешь? А то ведь вымокнем насквозь.
– Иду! А куда?
– Не боись, здесь недалеко.
Они свернули за угол и пошли по совершенно темной улице, стараясь обходить рытвины и лужи. Личик обернулся и с сожалением посмотрел на исчезающий за деревьями вокзал с его удивительными магазинами, ароматом свежего кофе, пьянящим запахом еды...
– Вот видишь, дождь идет, а здесь асфальт почти сухой. Это о чем говорит? – спросил Женька своего спутника.
– Не знаю, Евгений. Затрудняюсь ответить.
– Эх ты, голова... Теплотрасса здесь проходит, понял?
– Да, понял. Ну и что?
– Ну ты даешь! Раз теплотрасса, значит, скоро коробка. Я там ночлег организовал. Отпад! Супер! Тепло, сухо. Я даже свет наладил. Единственная беда – крысы. Вчера вот такую завалил, – Женька развел руками.
Судя по всему, крыса была не менее полутора метров в длину.
– Ну, вот мы и дома, – Женька остановился у бетонной коробки теплоцентрали. – Залезаем, – он отодвинул тяжелый люк и спрыгнул вниз. – Давай сюда!
Профессор не колеблясь последовал за Женькой в подземелье.
– Сейчас, сейчас... Свет включим. Э, черт, немножко заедает.
Наконец висевшая на тонком проводе лампочка тусклым светом осветила помещение.
– Ни хрена себе! А это кто? Вы чего здесь делаете, мужики?
В двух метрах от Личика и Женьки, прижавшись спинами к серой стене, стояли два человека в лохмотьях с длинными толстыми палками в руках. Несмотря на худобу, вид их был грозен.
– А ты кто такой? – спросил один из них – высокий, с рыжей щетиной и свежим шрамом на лбу, перебрасывая палку из левой руки в правую.
– Мужики, место давно пригрето. Вы видите сами. Кончайте беспредел и валите отсюда. Сейчас ребята придут с работы, будет хуже.
– Будет или нет – посмотрим. Леха, валим их! – закричал тот, что пониже, почти коротышка, и неожиданно, без замаха, ударил профессора палкой в лицо.
Ударившись головой о стену, Личик на какое-то мгновение потерял сознание. Придя в себя, он увидел, как Женька ударом ноги свалил того, что пониже, на пол, но сам тоже получил сильный удар палкой в грудь и упал на спину. Рыжий со шрамом навалился на него и стал душить, прижав палку к шее и давя на нее всем телом. Женька отчаянно извивался, пытаясь скинуть рыжего, но тот уперся коленом ему в грудь и все ниже пригибал голову к полу.
– Брат, Коля! Брат, спасай! – в отчаянии прохрипел Женька, из последних сил пытаясь освободиться.
Профессор, не помня себя, схватил лежащую рядом палку коротышки и стукнул Рыжего по голове. Но этого Личику показалось мало. Он отбросил палку в сторону и зубами вцепился в веснушчатую руку, прямо в наколку «не забуду мать родную».
– А-а-а, – глухо застонал рыжий и тяжело повалился на бок.
Женька, хрипя и сплевывая кровь, встал на колени, схватил палку и несколько раз ударил рыжего по голове.
– Евгений, хватит! Перестаньте, вы же его убьете, – Личик попытался остановить вошедшего в раж Женьку.
– Ну и хрен с ним. Убью, суки! Замочу! – Женька развернулся и ударил палкой лежащего рядом коротышку. – Я по понятиям...
– Евгений, ну довольно. Прошу вас, не надо, – профессор повис у него на руке.
– Ладно, брат, хрен с ними. Пусть живут.
Женька бросил палку на пол и ногой перевернул рыжего. Тот глухо застонал. Коротышка тоже очухался и попытался встать.
– А!? Что, чмушники, не угадали? Масть попутали? Валите, суки, отсюда, пока мы с братом добрые. Ну?.. Пошли-пошли, твари! – Женька пинками подгонял захватчиков.
– Вот так, Николай, и живем, – сказал Женька, дождавшись, когда рыжий и коротышка выползут из коробки теплотрассы. – Запомни, брат, главный наш враг не менты, мы им на хрен сдались. Что с нас возьмешь, кроме вшей? Главный наш враг – эти падлы, кто не по понятиям, по беспределу. Видно же, что место пригрето. Нет, надо влезть. Козлы! Ну ничего, больше не придут и другим закажут. А ты молодец! Так этого урода отоварил... Держи краба, – Женька протянул Личику руку. – Без тебя бы мне туго пришлось.
– А что, сейчас должны подойти ваши... коллеги? – поинтересовался профессор, оглядывая жилье и отмечая, что спальное место только одно.
– Да нет, это я так, пургу прогнал для понта... Давай есть. Вижу по глазам, что не жрамши ты...
– Да, благодарю вас, не откажусь.
– Да это понятно! Кто ж от пайки добровольно отказывается. Хорошо, что эти гады не успели обнести нас.
Женька пошарил под ящиком в дальнем углу и достал пакет, перевязанный шнурком от ботинок.
– Вот, держи! Курица, огурчики, селедочка... Любишь селедку?
– Люблю.
– Вот и хорошо.
Женька достал полбуханки черного хлеба и большой шмат сала.
– Сейчас, брат, я порежу, – он вытащил головку чеснока и луковицу.
Личик судорожно сглотнул слюну. Он забыл про разбитую губу и шатающийся зуб. Не отрываясь, профессор смотрел на еду. Такого изобилия Личик не видел давно и едва сдерживал себя, чтобы не наброситься на угощение.
– Ну вот, поели, теперь можно и поспать, – сказал Женька, аккуратно складывая остатки еды в пакет. – Ты точно все, наелся? – спросил он Личика, подвешивая пакет к стене.
– Наелся, спасибо большое. А зачем вы подвешиваете пакет?
– Крысы, брат. Второй наш смертельный враг после людей. И стена эта холодная. Пить хочешь? – он протянул профессору бутылку.
Личик сделал глоток.
– Что за вкус? Не пойму, – Личик вернул пластиковую бутылку Женьке.
– Да это я в воду добавил немного йода и соли. Так она дольше стоит.
Женька перевернул ящики, служившие им до недавнего времени столом, постелил на них старое, выцветшее, но еще вполне приличное одеяло.
– Ну, вот и постель готова. Ложись. А это под голову, на, – он протянул профессору мешок с одеждой.
Личик расстегнул телогрейку, снял шапку и устроился на ящиках.
– Простите, Евгений, мое любопытство, но откуда у вас такая вкусная еда и в таком ассортименте?
– Из ресторана, – просто сказал Женька.
Он снял лыжный костюм, под которым оказался еще один спортивный комплект, но значительно тоньше. Достал большой полиэтиленовый мешок, сделал в нем два отверстия и надел его на себя. Получилось длинная майка.
– Так классно тепло сохраняет! – пояснил он, поймав удивленный взгляд профессора. – Полезная штука. Сам придумал.
– Так вы мне не ответили, из какого ресторана вы заимствуете продукты?
– Из вагона-ресторана. Удивлен? То-то же! Пойми, брат, на станции есть место, куда загоняют в отстой вагоны. Все двери открываются одним ключом. Вот, погляди, – Женька достал из кармана небольшую трехгранную металлическую трубку. – Золотой ключик! Он меня и кормит, и поит. Но, главное, не борзеть и упаси Бог, из вещей что-нибудь украсть. С этим строго. Ну, ладно, давай спать.
Через минуту они храпом отпугивали крыс, с удивлением глядевших на Женьку и профессора из своих укрытий.
– Ну что, Николай, мы с тобой скорешились? Остаешься? – спросил Женька утром профессора, после того как они проснулись и позавтракали.
– Нет, Евгений! Очень признателен вам за приглашение, но не могу его принять. Мне срочно нужно попасть на Новостроевскую. Может, посодействуете?
– Что сделать?
– Помогите мне попасть на улицу Новостроевскую к «Торговому дому Егорьевский».
– Да как же, брат, попасть туда! В метро в таком виде и с такой «фотографией», как у тебя, – Женька кивнул на распухшую губу профессора, – нельзя. У входа милиция. Остается автобус. Но это три пересадки. Риск большой. Да и с деньгами туго.
– Я готов рискнуть. Поймите, Евгений, это вопрос жизни и смерти моего друга.
– Ну, раз друга и раз готов, тогда пойдем. Нужны деньги на билеты, а это... это... – Женька считал в уме. – Это десять бутылок сдать надо. Да, придется упираться.
– Эй, мужики! Заработать хотите?
– Вань, да оставь ты их! Это же бомжи. Ты что, не видишь?
– Да какая разница, Зин, бомжи или нет! Если грузчики отказываются, то и эти сойдут. Мужики! Да, вы! Так я спрашиваю, заработать по паре рублей хотите?
Профессор и Женька обернулись.
– Это ты нам, что ли? – спросил Женька.
Перед ними стоял невысокий полный молодой человек с круглым одутловатым лицом, курносый, кудрявый. Две верхних пуговицы белой рубашки были расстегнуты, и из-под нее выбивались густые космы черных волос.
– А чего делать-то? – настороженно спросил Женька. – Но, в принципе, мы согласны, – сразу добавил он.
– Да ничего особенного, мужики, делать не надо. Мебель из магазина погрузить в этот фургон, – мужчина кивнул на стоящий неподалеку автомобиль, – и занести на пятый этаж, ко мне домой. Всех и делов-то.
– А сколько платишь? – спросил Женька.
– Ну, по сто целковых на нос дам. Годится?
– Добавь немножко. Работа-то, поди, сама не сделается.
– Ладно, по сто тридцать – и по рукам. Айда в магазин.
Мебели было не очень много. Большой кожаный светло-коричневый диван, два таких же кресла и небольшой журнальный столик. Еще к гарнитуру полагалась кожаная банкетка, но жена мужчины долго торговалась, спорила с продавцами и в конце концов от банкетки отказалась.
– Слава богу, – шепнул Женька на ухо профессору, – одной ходкой будет меньше.
Квартира Вани находилась далеко от магазина, в новом микрорайоне. Он ехал за грузовиком в сверкающем «Рено Меган». Зина с важным видом сидела рядом, полная гордости за себя, мужа, машину, гарнитур. Евгений с профессором мерзли в кузове грузовика, продуваемые насквозь холодным ветром.
– Хозяйка, куда диван ставить? – тяжело дыша, спросил Женька, после того как он, матерясь, а профессор кряхтя, затащили его в комнату.
– Сюда ставьте, – кивнула Зина на место напротив окна.
– Зин, ну почему сюда? Телевизор же не посмотришь! Свет прямо на экран.
– Я сказала, сюда, – не обращая внимания на слова мужа, повторила Зина. – Ставьте, куда я говорю.
– Ну что ж, – согласился Ваня с женой, пожимая плечами, – сюда так сюда... Тебе виднее.
Женька с профессором поставили диван на указанное место.
– Тащите кресла! – распорядилась Зина.
– Кресла уже в коридоре, уважаемая. А куда вы их поставить изволите?
– Ну, Вань, куда кресла ставить?
– Я не знаю, Зин. Куда хочешь.
– Ладно. Передвиньте диван к стене, а кресла – на его место. Вань, так хорошо будет?
– Я не знаю. Делай как хочешь.
– Вот всегда ты так. Давайте, переставьте диван снова к окну. А может быть... Нет, поставьте его к той стене...
Профессор и Женька, согнувшись, из последних сил держали диван.
– А кресла... – Зина задумалась.
– Папа, мама, у меня задача по физике не получается! Завтра контрольная.
В комнату вошел мальчишка лет двенадцати в майке, шортах и с серьгой в ухе.
– Позвони репетитору, балбес, – посоветовал отец. – Зря, что ли, ему деньги платим?
– Пап, я звонил. Он тоже не знает. Я не виноват, что вы меня в математическую школу перевели. Там в задачке дифференциальные уравнения с разделяющимися переменными...
– Что с чем? – Ваня посмотрел на жену. – Ты что-нибудь поняла?
– Извините, что вмешиваюсь, – в наступившей тишине промолвил Личик. – А вы, молодой человек, если я правильно понял, решаете задачу Коши?
– Да, – ответил паренек.
– Простите, как вас зовут? – поинтересовался Личик.
– Андрей.
– Так вам, Андрей, нужно перейти к формуле Лейбница, а затем применить метод Гаусса. Это элементарно, я даже сейчас, не глядя в условие, могу сообщить вам ответ. Корень квадратный, скобки, икс плюс...
– Ответ в соответствии с теоремой Кронекера-Конелли? – неуверенно спросил Андрей.
– Совершенно верно! Молодец! Правильно. Я бы поставил вам на экзамене «отлично», молодой человек. У вас очень способный сын, товарищи родители! Занимайтесь им.
– А ты, то есть, м-м-м... вы, собственно, кто? – спросил папа Андрея, переводя взгляд с жены на Личика.
– Ну, я... как вам сказать... Некоторое время был ученым, преподавал, – ответил Личик и посмотрел на Женьку.
Постоянно рыскающие глаза Женьки наконец остановились. Открыв рот, он смотрел на профессора. К такому обороту дела даже он был не готов.
– Извините, а почему вы в таком виде? – спросила Зина. – Ведь вы... кажется, ученый? И, видимо... ну, со студентами общаетесь.
– Да, безусловно, я ученый, – подтвердил Личик. – А общаюсь я сейчас с людьми разными. Ну а вид, знаете ли... Я, в общем... из психбольницы недавно, – сказал он ко всеобщему изумлению.
– Что?! Откуда вы? – Ваня схватил сына за руку и притянул поближе к себе.
– Зря вы беспокоитесь, Иван. Простите великодушно, не знаю вашего отчества. В заведении, где я был, содержат много достойных людей, заслуживающих куда как лучшей участи. Поверьте мне, я знаю, что говорю.
– Да, Вань, вот свояченицы моей брат тоже... того... ну, туда завезли. Так он, когда вышел, такого понарассказал – жуть! Уши вянут.
– Хозяйка, давайте рассчитаемся, да мы с ученым пойдем себе с Богом, – сказал Женька. – Или, может, переставить его, – он кивнул на диван, – к той стенке?
– Нет-нет, не надо! Пусть стоит там, где стоит, – быстро сказала Зина. – Вот, возьмите, – она протянула Женьке двести пятьдесят рублей. – Сдачи не надо.
– Так здесь десятки не хватает. Какая сдача? Мы же договаривались по сто тридцать на нос. Вы что, забыли или дурите?
– Да, Зин, это правда. Договаривались, – виновато пожал плечами Иван. – Было дело.
Зина, поджав губы, залезла в кошелек, долго считала деньги и протянула Женьке недостающую десятку.
– Ну вот, сейчас правильно. Благодарствуем. А руки можно у вас помыть и водички попить на дорожку? – спросил Женька.
– Да, кран в ванной, – Зина кивнула на дверь.
Через минуту раздался шум спускаемой в унитазе воды. Женька вышел из ванной, заправляя потную майку в лыжные брюки.
– Пойдемте, товарищ ученый. Вы на улице попьете и руки помоете, – сказал он.
Они вышли на лестничную площадку и вызвали лифт.
– Ну, ты все запомнил? Номера автобусов, пересадки? Значит, сначала на пятом доезжаешь до площади...
– Да ладно, Евгений! Я все запомнил. Не такие простые вещи приходилось заучивать наизусть. Не волнуйтесь.
– Слышь, скажи мне, а ты точно профессор, не гонишь?
– Евгений, запомните... Как бы вам это объяснить...
– Да говори как есть. Я тоже не всю жизнь по вокзалам и теплотрассам ошивался. Кое-что смыслю.
– Ну хорошо, тогда совсем просто. В этой жизни мы только то, что сами себе отвоевали здесь и сейчас. Понятно?
– Думаю, да, – после паузы сказал Женька. – Еще вчера мы могли бы стать мертвяками и валяться в канаве у теплотрассы.
– Точно, Евгений. Если я доеду до Новостроевской, встречусь с... ну, с теми, с кем должен... Я – профессор и уважаемый человек. Если нет – псих в наблюдательной палате в «Белых Ярах». Вы меня поняли?
– Очень хорошо, – Евгений внимательно посмотрел в глаза Личику.
– Это относится и к вам, уважаемый. Общее правило для всех живущих в этом мире, а может быть, и в другом, – добавил Личик после паузы.
– Так что мне делать?
– Для начала вспомнить отчество.
– Александрович я... И отец мой жив, и жена... Только зачем я им такой? Ну да ладно. Давай, профессор, иди, помни: три пересадки. И удачи тебе!
– Постараюсь не забыть. Спасибо, друг.
Они обнялись на прощанье, и Личик пошел на автобусную остановку.
Сейчас на ногах его были белые кроссовки, правда, со свернутым в жгут бинтом вместо шнурков. Вместо телогрейки – флотский бушлат образца шестидесятых годов с булавками вместо пуговиц и спортивные коричневые лыжные брюки. Но на голове по-прежнему красовалась шапка с выжженой на подкладке надписью «ПБ Белые Яры».
Свидетельство о публикации №221052901531