Кривая автослесаря. Любаша 3

В пять утра припёрлась тёща. Не переступая порога, сообщила, что родилась девочка и, залепив глаза молодому отцу смачным, верблюжьим плевком, ушла не попрощавшись. Собрав по карманам и углам всю мелочь, кое-как наскребли на бутылку водки и пачку сигарет. Сосна побежал в «ночник».

Костя курил в открытое окно. Ему было невероятно стыдно за то, что пил до самого рождения своей дочурки, а теперь, когда это чудо свершилось, стоит он пьяный, обросший, и докуривает последнюю сигарету. Горькая слеза покатилась по щетине и упала на подоконник.
— У меня дочь родилась, а я даже не могу… — Матюха всхлипнул и вытер рукавом глаза, — не хорошо это...
— Да, плохо, — вздохнув, согласился Сосна.
— Что ты можешь об этом знать! — заорал Матюха. — Я стал отцом, а у меня ни копья денег! Чем мне мужикам проставляться?! Как людям после такого в глаза смотреть?!
— Плохо дело, — снова вздохнул Сосна, — люди не поймут.
Окидывая затуманенным, пьяным взором двор, и прикидывая у кого можно занять на «проставу», Матюха вдруг увидел игрушечный пистолет, беспризорно валявшийся в песочнице на детской площадке. Дерзкая и до гениальности простая идея озарила его мозг. А, если уж случайная мысль попадала в его извилину, так ни какая сила не могла изогнуть ту извилину и сдвинуть с намеченной цели. Костя выкидывал из ящиков комода женское нижнее бельё, при этом понося последними словами собственную жену за отсутствие какого-то предмета. Сосна с подозрением и опаской поглядывал на товарища-собутыльника и на всякий случай, потихоньку продвигался в сторону выхода. Наконец Матюха издал победоносный вопль, и поднял над головой крепко зажатые в кулаке капроновые колготки телесного цвета.
— Ты чего это задумал? — пряча за спиной ножку от сломанного намедни стула, поинтересовался Сосна.
— Я утоплю этот район в коньяке и шампанском! — воскликнул Матюха и выскочил из квартиры.

Почта открылась десять минут назад, а работники всё ещё раскачивались, продолжая перебирать вчерашние сплетни и новости. В маленьком, душном помещении набилось битком стариков терпеливо ожидавших начала выдачи пенсий. Наконец стеклянное окошечко открылось, первый документ был принят, очередь оживилась и бойко загалдела. Именно в этот торжественный момент на пороге возник худосочный тип в мятой, грязной одежде, да ещё и с колготками на голове: один чулок женских колгот был до половины натянут на голову, а другой болтался нелепым галстуком на груди. В руке он сжимал зелёный, пластмассовый пистолет.
— Всем лечь на пол! Это ограбление! — гнусно взвизгнул странный гражданин.
Пенсионеры с недоумением смотрели на это тупое пугало: Здесь было тесно стоять, а уж про то, что бы лечь не могло быть и речи! Но, если бы вдруг на полу и появилось свободное место, то старикам, с их радикулитами, ревматизмами и остеохондрозами, понадобилось бы не менее получаса, что бы исполнить его требование.
Матюха понял, что его приказ невыполним и дал другую команду:
— Разойтись! Дайте проход к кассе!
Недоумение сменилось негодованием.
— Ща-а-ас, умник выискался! Проход ему подавайте!
— Молодой, а гляньте, какой наглый!
— Я за час до открытия пришла, а этот сразу к кассе!
— Только сунься сволочуга!..
Костя осознал бесперспективность словесных угроз и ринулся в толпу. Он даже не предполагал, что старички могут быть такими злыми и агрессивными: его отдубасили костылями, клюшками, сумками… и вышвырнули на улицу.
Матюха лежал на земле: избитый, униженный, но не сломленный. За несколько секунд проанализировал допущенные ошибки и подкорректировал план налёта.  Почтовое отделение решил брать нахрапом, используя эффект неожиданности. Выворотил из земли приличных размеров булыжник и, удерживая его на уровне груди, с отчаянным воплем ринулся на почту намереваясь пробить проход в людской массе и, протаранив хлипкую перегородку, молниеносно завладеть деньгами.
Он летел вперёд по инерции, увлекаемый тяжестью камня… Заслышав визгливый вопль, старики расступились перед бегущим идиотом. Чья-то трость подцепила его за лодыжку и Костя, с лёта распластался на полу и, проехав на пузе, врезался лбом в стену.