Кривая автослесаря. Любаша 6

Воскресенье. Любочка ещё спала, а Галя тихонько, стараясь не разбудить дочь, собиралась  на смену. Раздался дверной звонок. Галя, не глядя в глазок, не спрашивая, открыла дверь — и остолбенела: на пороге стоял Костя. Из, как казалось, огромной фуфайки торчала тонкая шея, к которой крепилась лысая голова с небритой худющей мордой. От него пахло табаком, перегаром и чем-то таким, что Галя определить не могла. Наверное, так пахнет тюрьма.
— Чё вылупилась, мужа не признала? Или не ждала? — Костя шагнул в квартиру и закрыл за собой дверь.
— Как же не ждала?.. Ждала Костенька,  невозможно, как ждала, — растерянно забормотала Галя и, не зная, что ж ещё можно добавить, сообщила совершенно не свежую новость:
— Доченька у тебя подросла…
— Ну ни хрена себе известие!
— Разбудить?..
— Погодь! — остановил её Костя, бросил на пол вещмешок и фуфайку и, не снимая кирзовых ботинок, прошёл на кухню.
— И куда ж ты с утра пораньше лыжи смазала? — уже сидя за столом, угрюмо спросил он у жены, — али пока муж-босяк на «зоне» чалился — елдаря пригрела?
— Что ты! Что ты! Нет у меня ни кого! — испуганно начала оправдываться Галя. — Я на смену собираюсь…
— Не кипешуй, верю, — Костя растянул улыбку во весь рот, показав ряд вставных, рандолевых зубов. — Я только с байдана, наложи-ка поберлять горячего и налей с дороги.
Галя принесла початую бутылку водки, поставила на плиту кастрюлю с гороховым супом и присела за стол.
Галина мать работала на заправке уборщицей: с девяти до восемнадцати, суббота и воскресенье — выходной. Если Галя уходила в ночную смену в будний день, то мать ночевала у них, занималась с внучкой, укладывала спать и отводила в садик. Если же смена выпадала на выходной, то мать приходила часам к десяти утра и забирала Любочку к себе. Бабушка по настырным просьбам упрямой внучки учила её шить, кроить, вязать крючком и спицами. Даже на кукол Любочка смотрела не как на игрушки — это были её манекены, которых она хотела одеть в красивые и модные наряды, пошитые собственными руками.   
— Может мне сменами поменяться? — неуверенно предложила Галя, понимая, что без предварительной договорённости, в последний момент на подмену вряд ли, кого-нибудь удастся уговорить.
— Не надо. Оставь мне бабла на пару фунфырей и иди, батрачь.
— У меня тысяча до получки осталась… — начала, было, плакаться Галя, но Костя ударил кулаком по столу и она замолчала.
— Не скули, скоро у тебя этих тысяч, как грязи будет. А, Сосна ещё жив?
— Что с ним станется? Нигде не работает — бичует, да пьёт.
— Позови, — приказал Костя. — Мне в одно жало пить западло. — Он, не закусывая, выпил водки и закурил.

Проснувшись, Любочка услышала доносившиеся с кухни чужие, мужские голоса. Она оделась и пошла, полюбопытствовать, что за дяденьки пришли к ним в гости?
Мамы не было, а за столом сидели дядя Вадик и какой-то раздетый по пояс худой дяденька, изрисованный синими картинками. Они пили водку и курили.
— Здравствуй, доча! Это я — твой папка! — не вынимая изо рта сигарету, радостно сообщил разрисованный дяденька.
— Здравствуйте! — вежливо поздоровалась Любочка.
От неё не скрывали, что папа сидит в тюрьме. Мама о нём почти ничего не рассказывала и Любочка фантазировала о том, какой он — её папа? Она любила папку, хоть видела его только на двух смазанных фотографиях, и представляла совершенно по-другому: большим, сильным, весёлым… а этот дядька: пьяный, противный и ей совсем не хотелось заиметь такого отца.
— Какая ты большая вымахала, пока я в командировке был!  — раскинув в стороны руки, пьяно повосторгался Костя и налив себе и Сосне водки, как можно ласковей проговорил:
— Иди-ка, пока займись чем-нибудь, а потом, когда папа сделает все дела, мы с тобой поговорим, поиграем в чего-нибудь…
Любочке не хотелось находиться в прокуренной квартире с пьяными дядьками и играть с этим папой.
— Можно я к бабушке поеду? — отпросилась она у папы.
— Конечно можно! Ехай доченька — проведай бабуську! — великодушно дозволил Костя.
Любочка быстро оделась и пошла на автобусную остановку.