Таинственные гены

1.
По ступеням подъезда поднималась женщина средних лет - Нина Петровна. Грустно опустила голову, шла, наклонившись всем корпусом, словно хотела рассмотреть каждую царапину или трещину в серых, знакомых с незапамятных времён лестницах. На самом же деле пыталась скрыть пунцовые щёки и глаза, в которых застрял вопрос и недоумение. Выбившаяся из пучка прядь волос явно мешала. Но у хозяйки, похоже, не было ни сил, ни желания закинуть её за ухо.

Час назад Нина Петровна вместе с другими соседями находилась в похоронном бюро, в том зале, куда вывозят гроб, чтобы все пришедшие могли проститься с усопшим. Усопшей была соседка, жившая этажом выше. Эта женщина одна воспитывала дочь Галку. Девятнадцатилетняя девушка так рыдала над гробом, заламывала руки, кричала, вопрошала кого-то, зачем он забрал её любимую мамочку, что каждый понимал, как она убита горем, как  нелегко будет ей одной и как сильна и искренна была привязанность к матери.

Лишь Нина Петровна знала правду. И потому не могла поверить, что юное создание способно так правдоподобно играть роль. Многое повидала женщина за свои годы, но такое встречала впервые.

2.
В подъезде поселился неприятный долговязый тип, грязный, заросший и вонючий. К тому же агрессивный. Поселился не в квартире, а буквально на ступенях. Домофонов тогда ещё не было, и любой желающий мог заходить. Мало того, что сам спал, ел объедки с помоек, приносил засаленное тряпьё, так ещё и собирал компанию себе подобных. У каждого, конечно, была свои история, но факт есть факт. У долговязого и женщина была. Всё, что у нормальных людей должно происходить за дверями квартиры, успешно происходило на рваных тряпках, на полу.

Объедки, окурки, пустые бутылки заполнили подъезд. Мерзкий запах нечистых тел, крики, сплошь состоящие из нецензурной лексики, вперемежку с частыми ссорами пугали соседей.

Однако бывали и затишья. Когда эти странные создания прыскали в пакеты дихлофос, надевали их на лица и замолкали.

Этим моментально пользовались пожилые жильцы, чтобы, осторожно переступая через недвижные тела, выходить на улицу, покупать продукты, навещать друзей. Один сосед даже решился спросить, что даёт такой пакет? «Дядька, - отвечал долговязый, - я мультики смотрю. И остальные – тоже. Не мешай».

Милиции дела было так же мало, как и домоуправлению. Если на время компашку выгоняли, то очень скоро она появлялась вновь. Они же люди, где-то им нужно спать и вообще жить.

3.
Почему же именно этот подъезд облюбовали бомжи? Разгадка обескураживала. У долговязого здесь жила родная мать, Галка. Она не хотела пускать сына в квартиру после очередной отсидки в тюрьме. Заявляла, что не считает его сыном и знать ничего о нём не желает.

Вернувшись как-то домой, мать не смогла попасть в квартиру. Сын взломал замки и занял жильё.

- Сколько я буду жить на бетонных ступенях? Я тоже здесь прописан, - начались переговоры через закрытую дверь.
- Ты – отребье. Я же – нормальный человек, я заслужила жить в хороших условиях.
«Отребье» больше не отвечал.

Галка посидела на ступенях и спустилась этажом ниже к Нине Петровне, соседке, которую уважали все, как общительную и добрую женщину, вселившуюся в этот дом сразу после сдачи строителями, пятьдесят лет назад. Хоть Нина Петровна давно была на пенсии, её всегда навещали друзья самого разного возраста, от пятнадцати до девяноста лет. Потому что для всех находила нужное слово, угощение, подарочек. Муж умер, двое детей переехали в столицу, но постоянно звонили, поздравляли и отправляли денежные переводы. На душе у Нины Петровны было покойно.

- Вот ведь что учинил, - плакалась Галка, - родную мать выгнал на улицу. За что мне такое наказание?

Этот вопрос не нужно было задавать. Нина Петровна за столько лет жизни в этом доме знала все семейные истории жильцов подъезда. Но никто не знал, что она знала. То, чем делились с ней люди, навсегда оставалось только в её памяти, как в большом сундуке, ключ от которого имела только она.

Если бы за лживые слова приходило наказание, то у Галки в этот момент как минимум должен был отняться язык. Навсегда.

4.
Галка вселилась с матерью в эту квартиру в возрасте четырнадцати лет. Отец ушёл от них сразу после рождения дочери, вернее – сразу после известия о возможном рождении дочери. Галка была поздним ребёнком.

СлОва «воспитание» мать не знала, а личного примера, чтобы служил образцом для дочери, не было. Жили бездуховно, не имели ни одной книги, не слушали музыку, не хотели и не умели рукодельничать, созидать, улучшать, общаться. Походили на растения в образе людей.

У Галкиной матери, шестидесятилетней пенсионерки, обнаружилось онкологическое заболевание в последней стадии. Об излечении речь не шла. Женщину ожидало лишь постепенное ухудшение состояния. Никто не знал, когда силы покинут её и сколько времени придётся принимать мучения, уже не поднимаясь с кровати.
Пока же соседка была в силе, покупала продукты, варила еду, ходила по делам, справлялась со всей домашней работой.

Дочь оканчивала училище и готовилась стать швеёй. Кроме того, думала и о скором замужестве. Жить у будущего мужа было негде, поэтому молодые рассчитывали только на Галкину квартиру.

Какая же будет жизнь у молодой семьи, если одну из двух комнат занимает мать, которая вот-вот станет обузой? Дочь не хотела и представить, что скоро нужно будет ухаживать за немощной старухой. Поэтому решила избавиться от неё заблаговременно. Уходя на учёбу, говорила твёрдым голосом: «Ты должна повеситься». Возвращаясь домой, первым делом гневно спрашивала: «Ты ещё не повесилась?». И так каждый день.

Сама женщина не могла принять решение и осмелилась поделиться с кем-нибудь. Выбор, конечно, пал на Нину Петровну, тогда просто Нину.
- Вот так приказывает мне, Нина, - говорила ошарашенной соседке, которая с таким ужасом не сталкивалась за свою жизнь. – Что делать? Помоги.

Нина была решительным человеком, с чёткими моральными ценностями.
- Гони Галку в шею, - так и вертелось на языке. – Она – совершеннолетняя, ты её выучила, ничего ей уже не должна. Пусть строит свою жизнь. А тебе мы, соседи, поможем, когда будет надо.
Но вслух не сказала этого. Чужая душа – потёмки. Лишь успокоила, мол, время ещё терпит, может, Галка одумается.

- Я, знаешь, Нина, хожу по улицам не как раньше, а всматриваюсь в мелочи, листья рассматриваю зелёные, ветру лицо подставляю, а звёзды какие ночью – слов нет. Почему никогда не замечала этого?

Соседка, похоже, про себя всё решила. И прощалась. Да и то, когда человеку ежеминутно внушают, что он стол или мышь, то довольно скоро он скажет: "Я - стол" или "Я – мышь".
Галкина мать не смогла перечить дочери и сделала то, что требовалось.

Поэтому Нина была поражена спектаклем, который разыграла Галка в похоронном бюро. Несколько дней и ночей Нине было так плохо на душе, что её знакомые и подруги всерьёз забеспокоились. Но время лечит, постепенно пришла в себя. А вскоре над головой слышала плачь новорожденного мальчика. Галка не прожила с мужем и года. Осталась одна, как когда-то её мать.

6.
И вот теперь уже саму Галку выгнал из квартиры тот самый малыш, превратившийся в рецидивиста и отребье.
Галка болтала без умолку, желая слушать утешения и не понимая, почему такая добрая соседка не жалеет её. Что тайна не ушла в могилу вместе с матерью, Галка не догадывалась.
Нина Петровна ничего не советовала гнилой бабёнке, молча слушала и кивала головой. А сама думала: «Подожди, он ещё и те же слова скажет, на которые язык повернулся у тебя в своё время. Тогда поймёшь, как жила последние дни твоя мать».

Весомы и сильны среда и случай,
Но главное – таинственные гены,
И как образованием ни мучай,
От бочек не родятся Диогены. Игорь Губерман