23. Рождество в изоляторе

Не поэтому ли Дамблдор больше не смотрит Гарри в глаза? Не ожидал ли он увидеть взгляд Волдеморта, может быть, боясь, что его зелёные глаза вдруг покраснеют и превратятся в щелки при учениках? Гарри вспомнил, как однажды змееподобное лицо Волдеморта выступило из затылка профессора Квиррела и провёл рукой по своему, чтобы проверить, не вылезает ли Волдеморт из его черепа.
Он ощущал себя грязным, заражённым каким-то смертельным микробом, недостойным сидеть в метро рядом с невинными, чистыми людьми, чьи умы и тела свободны от порчи Волдеморта… теперь он знал, что не просто видел змею, а был змеёй…
Потом ему на ум пришла мысль, воспоминание, которое ворвалось в его мозг, отчего всё у него внутри скрутилось и съёжилось, как змея.
«Что ему нужно, кроме последователей? Что-то, что он может только украсть… вроде оружия. То, чего у него не было в прошлый раз».
«Я и есть это оружие, - подумал Гарри, покачиваясь вместе с поездом, мчащимся по тёмному туннелю, и по его жилам как будто разбрызгался яд, захвативший его тело, и его лицо покрылось потом. – Я тот, кого пытается использовать Волдеморт, поэтому вокруг меня и расставлены сторожа, куда бы я ни шёл, это не ради моей защиты, это ради других, только вот не работает это, не могут они всё время присматривать за мной в Хогвартсе… я напал вчера ночью на мистера Уизли, это был я. Волдеморт заставил меня сделать это, он мог вселиться внутрь меня, а сейчас, возможно, он слушает мои мысли…»
- Гарри, милый, ты в порядке? – прошептала миссис Уизли, перегнувшись через Джинни, пока поезд двигался по нескончаемому туннелю. – Ты неважно выглядишь. Ты не заболел?
Все посмотрели на него. Он неистово замотал головой и уставился на рекламу страхования жилья.
- Гарри, милый, ты уверен, что с тобой всё в порядке? – с тревогой в голосе спросила миссис Уизли уже по пути через остатки травы на площади Гриммо. – Ты такой бледный… ты правда выспался сегодня утром? Иди-ка поспи прямо сейчас, у тебя перед ужином в запасе пара часиков, ладно?
Он кивнул; вот и готовое оправдание его нежеланию разговаривать с другими, именно этого он и хотел, поэтому, открыв входную дверь, он тут же устремился мимо подставки для зонтов в виде ноги тролля к лестнице, а потом – в их с Роном спальню.
Там он начал расхаживать взад-вперёд среди двух кроватей и пустого портрета Финеаса Найджелуса; его мозг изобиловал и кипел разными вопросами и безумными идеями.
Как он превратился в змею? Может, он анимаг?.. нет, не может быть, он бы знал об этом… может, Волдеморт анимаг?.. «Да, такое может быть, - подумал Гарри, - и он, разумеется, превращается в змею… и когда он овладевает мной, мы превращаемся оба… только как тогда я умудрился оказаться в Лондоне, а потом снова у себя в постели, преодолев такое расстояние за пять минут?.. но раз Волдеморт – почти самый могущественный в мире волшебник, не считая Дамблдора, то для него совершенно не проблема перемещать людей подобным образом».
Потом, почувствовав приступ ужасной паники, он подумал: «Но это же безумие — если Волдеморт завладел мной, я прямо сейчас передаю ему во всей красе, что творится в штаб-квартире Ордена Феникса! Он узнает, кто состоит в Ордене и где Сириус… a ещё я услышал много того, чего мне слышать не следовало, всё, что Сириус рассказал мне в первый вечер здесь…»
Оставалось лишь одно: немедленно покинуть площадь Гриммо. Проведёт Рождество в Хогвартсе в одиночку, остальные будут в безопасности хотя бы на время каникул… но нет, не годится, в Хогвартсе тоже много людей, которых он может искалечить и травмировать. Что если следующим окажется Симус, Дин или Невилл? Он остановился и уставился в пустую раму портрета Финеаса Найджелуса. Его желудок будто налился свинцом. Иного не дано: надо вернуться на Бирючинную улицу и полностью отрезать себя от остальных волшебников.
«Ну что же, - подумал он, - если так и надо, нет смысла медлить». Стараясь изо всех сил не думать о реакции Дурсли, когда они увидят его у себя на крыльце шестью месяцами раньше ожидаемого, он бросился к чемодану, закрыл и запер его, потом машинально огляделся в поисках Хедвиг, пока не вспомнил, что она до сих пор в Хогвартсе (что ж, не надо будет нести её клетку), схватился за край чемодана и потащил его к двери, но тут раздался ехидный вопрос: “Что, сбегаем?”
Он обернулся. На фоне появился Финеас Найджелус, который прислонился к раме, насмешливо глядя на Гарри.
- И вовсе не сбегаю, - коротко ответил Гарри, протаскивая чемодан по комнате ещё немного.
- Я думал, - произнёс Финеас Найджелус, поглаживая острую бородку, - что принадлежность к Дому Гриффиндора подразумевает храбрость! Мне кажется, что вам больше подошёл бы Дом, который возглавлял я. Да, мы, слизеринцы, храбры, но не глупы. В частности, если у нас есть выбор, мы предпочитаем спасать свою голову.
- Я спасаю не свою голову, - напряжённо возразил Гарри, таща чемодан по очень бугристому, изъеденному молью коврику у двери.
- А, понятно, - сказал Финеас Найджелус, не переставая поглаживать бородку. - Это не трусливое бегство — вы проявляете благородство.
Гарри пропустил его слова мимо ушей. Он уже взялся за ручку двери, но Финеас Найджелус лениво произнёс:
- У меня для вас послание от Альбуса Дамблдора.
Гарри развернулся.
- Какое?
- “Оставайся там, где ты есть”.
- Я и с места не сдвинулся! – сказал Гарри, по-прежнему держась за ручку двери. – Так что за послание?
- Я только что передал его вам, болван, - слащаво проговорил Финеас Найджелус. - Дамблдор так сказал: “Оставайся там, где ты есть”.
- Почему? – сердито спросил Гарри, выпустив из рук край чемодана. – Почему он велел мне остаться? Что ещё он сказал?
- Больше ничего, - ответил Финеас Найджелус, подняв чёрную бровь так, словно считал Гарри нахалом.
Гнев Гарри вырвался наружу подобно змее, выступающей из высокой травы. Он выбился из сил, он был безмерно ошарашен, он пережил ужас, облегчение, потом снова ужас всего за полсуток, а Дамблдор по-прежнему не хочет разговаривать с ним!
- Вот как, значит? – громко спросил он. – Оставаться, где я есть? И это всё, что он мне говорит после того, как на меня ещё и дементоры напали! Просто сиди на месте, пока старшие всё уладят, Гарри! Да и не будем мы тебе ничего рассказывать, потому что твой маленький мозг неспособен это переварить!
- Знаете, - сказал Финеас Найджелус ещё громче, чем Гарри, - именно поэтому я терпеть не мог преподавание! Молодёжь глубочайше убеждена, что абсолютно права во всём. А не приходило ли вам в голову, бедненький самоуверенный задавала, что это и есть та самая причина, по которой директор Хогвартса не доверяет вам всех малейших подробностей своих планов? Неужели вы не задумывались, погрузившись в обиды, что выполнение приказов Дамблдора ни разу не причинило вам вреда? Нет. Нет, как и все молодые люди, вы совершенно уверены, что только вам дано чувствовать и думать, только вам дано распознавать опасность, только вы достаточно умны, чтобы понять, что затевает Тёмный Лорд…
- Что, он задумал что-то сделать со мной? – быстро спросил Гарри.
- Разве я это сказал? – спросил Финеас Найджелус, лениво рассматривая свои шёлковые перчатки. – Нет уж, простите, у меня есть дела получше, чем слушать страдальческие речи подростка… хорошего вам дня.
И он двинулся к краю рамы и скрылся из виду.
- Ну и идите! – крикнул Гарри в пустую раму. – Передайте Дамблдору спасибо ни за что!
Пустой холст остался безмолвен. Гарри, весь кипя, притащил чемодан обратно к изножью своей кровати и бросился ничком на изъеденное молью одеяло с закрытыми глазами. Отяжелевшее тело болело.
Он словно проехал несчётное число миль… возможно ли, что лишь вчера Чоу Чан подошла к нему под омелой?.. он так устал… он боялся спать… и неизвестно, как долго он сможет бороться с этим… Дамблдор велел ему остаться… должно быть, спать ему можно… но он боялся… что, если это произойдёт снова?
Он погрузился во мрак…
У него в голове словно возник фильм, начала которого он ожидал. Он шёл по пустынному коридору к неприметной чёрной двери мимо грубых каменных стен, факелов и открытой двери, за которой находилась каменная лестница, ведущая вниз и налево…
Он дошёл до чёрной двери, но не смог открыть её… он смотрел на неё в упор, придя в отчаяние от невозможности войти… это свыше его снов… только бы шрам прекратило покалывать… тогда он сможет всё обдумать получше…
- Гарри, - послышался голос Рона откуда-то издалека, - мама сказала, что ужин готов, но если ты не хочешь вставать, она тебе что-нибудь оставит.
Гарри открыл глаза, но Рон уже вышел из комнаты.
«Он не хочет оставаться со мной наедине с тех пор как услышал, что; сказал Мрач», - подумал Гарри.
И теперь, когда все знают, что; прячется у него внутри, никто не захочет иметь с ним дело.
Он не спустится на ужин; он не станет навязывать им своё общество. Он перевернулся на другой бок и вскоре снова заснул. Он проснулся гораздо позже, рано утром, внутри у него всё болело, а на соседней кровати храпел Рон. Внимательно оглядев комнату, он увидел тёмный силуэт Финеаса Найджелуса на портрете, и ему пришло в голову, что Дамблдор, вероятно, послал Финеаса Найджелуса присматривать за ним на случай, если он нападёт на кого-нибудь ещё.
Чувство замаранности усилилось. Он даже пожалел, что послушался Дамблдора… если отныне его жизнь на площади Гриммо такова, то лучше, пожалуй, было бы отправиться на Бирючинную улицу.
* * *
Все остальные провели следующее утро за развешиванием рождественских украшений. Гарри не припоминал, чтобы Сириус когда-либо пребывал в таком приподнятом настроении; он распевал гимны, явно в восторге оттого, что будет встречать Рождество в компании. Гарри слышал его голос сквозь пол в холодной гостиной, где сидел один, наблюдая за белеющим за окном небом и предвестниками снегопада и испытывая дикое удовольствие оттого, что дал остальным возможность вволю перемыть ему косточки. Услышав тихий голос миссис Уизли, зовущей его по имени к обеду, он отступил вверх по лестнице и не пришёл на её зов.
Около шести вечера в дверь позвонили, и миссис Блэк опять принялась вопить. Гарри подумал, что это пришёл Мундунгус или кто-нибудь из приглашённых членов Ордена, но лишь поудобнее прислонился к стене комнаты, где он прятался вместе с Хищноклювом, скармливая ему дохлых крыс и стараясь не думать, насколько голоден он сам. Несколько минут спустя настойчивый стук в дверь слегка озадачил его.
- Я знаю, что ты здесь, - послышался голос Гермионы. – Может, выйдешь? Я хочу поговорить с тобой.
- Что ты тут делаешь? – спросил Гарри, открывая дверь, пока Хищноклюв скрёб устланный соломой пол в поисках потерянных кусков крысятины. – Я думал, ты катаешься на лыжах со своими мамой и папой.
- Ну, если честно, я не особо люблю лыжи, - ответила Гермиона. – Вот я и приехала сюда на Рождество. – На её волосах сверкал снег, а щёки порозовели от холода. – Только Рону не говори. Я сказала ему, что лыжи – это замечательно, а то он всё время смеялся надо мной. Мама с папой немного обиделись, но я сказала им, что тот, кто серьёзно готовится к экзаменам, остаётся заниматься в Хогвартсе. Им это понятно, они же хотят, чтобы я всё сдала хорошо. Однако, - резко сменила она тему, - пойдём к тебе в комнату, мама Рона растопила там камин и послала сэндвичи.
Гарри спустился за ней на третий этаж. Войдя в комнату, он удивился, увидев Рона и Джинни, сидящих на кровати Рона.
- Я приехала на “Рыцаре”, - небрежно сказала Гермиона, снимая куртку и не давая Гарри сказать хоть слово. – В то утро Дамблдор сразу же рассказал мне о случившемся, но мне, прежде чем уехать, пришлось дождаться конца семестра. Амбридж просто в ярости, что вы ускользнули у неё из-под носа, несмотря на то, что Дамблдор сказал ей, что мистер Уизли лежит в Больнице святого Мунго и он вам всем разрешил навещать его. И вот…
Она села рядом с Джинни, и обе девушки и Рон посмотрели на Гарри.
- Как самочувствие? – спросила Гермиона.
- Отлично, - сдавленным голосом ответил Гарри.
- Ой, не ври, Гарри, - сердито сказала она. – Рон с Джинни говорят, что ты с самого возвращения из больницы от всех прячешься.
- Да ну? – спросил Гарри, уставившись на Рона и Джинни. Рон устремил взгляд вниз, но Джинни ничуть не смутилась.
- Да, прячешься! – подтвердила она. – И не глядишь ни на кого из нас!
- Это вы на меня не смотрите! – разозлился Гарри.
- Может, вы смотрите друг на друга по очереди, вот и не встречаетесь взглядами, - предположила Гермиона, и уголки её губ дрогнули.
- Очень смешно, - съязвил Гарри и отвернулся.
- Ой, ну прекратите ваши размолвки, - резко сказала Гермиона. – Послушай, мне рассказали, что; ты подслушал вчера вечером через удлинённое ухо…
- Да? – рыкнул Гарри, глубоко засунув руки в карманы и наблюдая за густо сыплющим за окном снегом. – Что, все обо мне говорят? Ничего, я к этому уже привык.
- Мы хотели поговорить с тобой, Гарри, - сказала Джинни, - но поскольку с самого нашего возвращения ты прячешься…
- А я не хочу, чтобы со мной кто-нибудь разговаривал, - отрезал Гарри, всё больше распаляясь.
- Ну и глупо с твоей стороны, - рассердилась Джинни. - И это при том, что ты прекрасно знаешь, что Ты-Знаешь-Кто однажды завладел мной, и я могу рассказать тебе, на что это похоже.
Гарри притих, ибо эти слова задели его за живое, потом обернулся.
- Я забыл, - сказал он.
- Какой счастливый, - холодно ответила Джинни.
- Прости, - искренне сказал Гарри. - Значит… значит, ты думаешь, что я в его власти?
- Скажи, ты можешь вспомнить всё, что делаешь? – спросила Джинни. – Есть ли у тебя большие провалы в памяти, когда ты не знаешь, чем ты в это время занимался?
Гарри напряг мозги.
- Нет, - ответил он.
- Тогда Ты-Знаешь-Кто ни разу не овладевал тобой, - спокойно сказала Джинни. – Когда он сделал это со мной, я не могла вспомнить, чем занималась в течение многих часов. Я могла оказаться где угодно и не знать, как я туда попала.
Гарри едва смел поверить ей, но на душе у него невольно стало легче.
- Но ведь сон, который мне приснился про твоего папу и змею…
- Гарри, ты и раньше видел такие сны, - напомнила Гермиона. – В прошлом году тебе виделось, чем занимался Волдеморт.
- Это было другое, - покачал головой Гарри. – Я был внутри той змеи. Я как будто сам был змеёй… что, если Волдеморт каким-то образом перенёс меня в Лондон?..
- Когда-нибудь, - сказала Гермиона с некоторым утомлением в голосе, - ты прочтёшь «Историю Хогвартса» и, возможно, запомнишь, что в Хогвартсе мигратировать нельзя. Так что, Гарри, даже Волдеморт не мог вот так взять и заставить тебя улететь из спальни.
- Ты не покидал свою постель, дружище, - напомнил Рон. – Я видел, как ты метался во сне около минуты, прежде чем нам удалось тебя разбудить.
Гарри в раздумьях зашагал взад-вперёд по комнате. Слова его друзей не были простым утешением, в них был смысл… он машинально взял со стоящего на кровати блюда сэндвич и вгрызся в него.
«Никакое я не оружие», - подумал Гарри. Его сердце подпрыгивало от счастья и облегчения, и он решил присоединиться ко всем, особенно когда услышал шаги Сириуса, поднимающегося к Хищноклюву и распевающего во всё горло “храни господь весёлых гиппогрифов”.
* * *
Как он мог думать о возвращении на Рождество на Бирючинную улицу? Восторг Сириуса оттого, что в доме опять полно народу, и ещё более – оттого, что Гарри вернулся, оказался заразительным. Он не был больше угрюмым хозяином, как летом; теперь он твёрдо решил, что все должны получить столько же, если не больше, радости, сколько в Хогвартсе и без устали трудился, убирая и украшая дом к Рождеству с их помощью, так что к вечеру накануне Рождества дом можно было узнать с трудом. Потёртые люстры висели не на спутанных цепях, а на гирляндах остролиста и золотых и серебряных лентах; на обветшалых коврах сверкали пятна волшебного снега; огромная ёлка, добытая Мундунгусом и украшенная живыми феями, скрыла с глаз семейное древо Сириуса; даже на отрубленных головах эльфов на стене прихожей красовались колпаки Деда-Мороза и бороды.
Рождественским утром Гарри обнаружил у изножья своей кровати гору подарков. Рон разбирал свою стопу подарков, она была побольше.
- Привалило подарочков в этом году, - сообщил он Гарри из-за кучи бумаги. – Спасибо за компас для метлы, он превосходен; сто очков вперёд подарку от Гермионы — она подарила мне планировщик домашних заданий…
Гарри принялся разбирать свои подарки и нашёл подписанный Гермионой. Она и ему подарила книгу, похожую на дневник, только каждый раз, как он открывал ту или иную страницу, она громко произносила что-нибудь вроде “сегодня расслабишься – завтра поплатишься”.
Сириус и Люпин подарили Гарри набор превосходных книг под названием «Практическая защитная магия и её применение против тёмных искусств» с великолепными движущимися цветными картинками, показывающими все заклятия и контрзаклятия, описанные в книгах. Гарри страстно пролистал первый том; он понял, что для занятий А.Д. это пригодится. Хагрид прислал меховой коричневый кошелёк с клыками, которые, видимо, были предусмотрены против воров, но Гарри, к сожалению, не смог положить туда деньги – иначе он лишился бы пальцев. Toнкс подарила маленькую работающую модель «Молнии», и Гарри наблюдал за её полётом по комнате, сожалея, что она не в натуральную величину; Рон подарил огромную коробку драже со всеми вкусами, мистер и миссис Уизли – традиционный свитер ручной вязки и несколько пирожков, а Добби – жуткую картину, которую, как подозревал Гарри, эльф нарисовал сам. Он повернул её вверх ногами, чтобы проверить, не будет ли она смотреться лучше в таком виде, но тут раздался громкий треск, и к изножью его кровати мигратировали Фред с Джорджем.
- С Рождеством, - сказал Джордж. – Не спускайтесь пока.
- Почему? – спросил Рон.
- Мама опять плачет, - тяжело вздохнул Фред. – Перси вернул свой рождественский свитер.
- Без записки, - добавил Джордж. – Даже не спросил, как папа, не навестил его и вообще.
- Мы пытались успокоить её, - сказал Фред, обойдя кровать, чтобы посмотреть на портрет Гарри. – Сказали ей, что Перси – просто гора крысиного помёта и больше никто.
- Не сработало, - пояснил Джордж, беря шоколадную лягушку. – Тогда за дело взялся Люпин. По-моему, лучше дождаться, пока он её взбодрит, и лишь потом идти завтракать.
- А это что такое? – спросил Фред, нагибаясь к картине Добби. – Похож на гиббона с чёрными глазами.
- Это Гарри! – ответил Джордж, показывая на обратную сторону картины. - Написано же на обороте!
- Похож, похож, - ухмыльнулся Фред. Гарри запустил в него своим планировщиком домашних заданий, но попал в стену, и планировщик шлёпнулся на пол с радостным возгласом: “Кончил дело – гуляй смело!”
Они встали и оделись. Всюду слышались возгласы “с Рождеством” – обитатели дома поздравляли друг друга. На лестнице им встретилась Гермиона.
- Спасибо за книгу, Гарри, - радостно сказала она. – Давно мечтала о «Новой нумерологической теории»! Что касается тех духов, Рон, то они весьма необычны.
- Не проблема, - ответил Рон. – А это кому? – добавил он, кивнув на аккуратно завёрнутый подарок у неё в руках.
- Кричеру, - довольно ответила Гермиона.
- Лучше не надо дарить ему одежду! – предостерёг её Рон. – Помнишь же, что сказал Сириус: Kричер слишком много знает, его освобождать нельзя!
- Это не одежда, - сказала Гермиона. - Хотя, будь моя воля, я бы обязательно подарила ему что-нибудь вместо этой старой грязной повязки. Нет, это лоскутное одеяло, думаю, оно украсит его спальню.
- Какую спальню? – спросил Гарри, понизив голос до шёпота – они дошли до портрета матери Сириуса.
- Ну, Сириус говорит, что это не совсем спальня, а скорее что-то вроде… логова, - ответила Гермиона. – Он, по-видимому, спит под котлом в чулане рядом с кухней.
Когда они пришли в подвал, там была только миссис Уизли. Она стояла у плиты и поздравила их с Рождеством таким голосом, как будто простудилась, и все опустили глаза.
- Так это и есть спальня Кричера? – спросил Рон, наклоняясь над грязной дверцей в уголке напротив кладовой. Гарри никогда не видел её открытой.
- Да, - немножко нервно ответила Гермиона. – Э-э… думаю, нам лучше постучать.
Рон постучал в дверь костяшками пальцев, но никто не отозвался.
- Небось шныряет где-то наверху, - сказал он и без лишних слов открыл дверь. - Ого!
Гарри заглянул внутрь. Почти весь чулан занимал очень большой и старинный котёл, но внизу, под трубами, Кричер соорудил себе что-то вроде гнезда. На полу валялась стопка разного тряпья и старых вонючих покрывал, а маленькая ямка посреди них показывала, где Кричер укладывается на ночь. Там и сям среди тряпья валялись чёрствые хлебные корки и заплесневевшие кусочки сыра. В дальнем углу поблёскивали мелкие вещички и монетки, которые, как догадался Гарри, Кричер утащил, как сорока, когда Сириус наводил в доме порядок; были там и семейные фотографии в серебряных рамках, которые Сириус выбросил летом. Стекло на них разбилось, но чёрно-белые портреты продолжали надменно смотреть на него, и среди них — у него внутри всё перевернулось — брюнетка с тяжёлыми веками, суд над которой он видел в Сосуде мыслей Дамблдора: Беллатрикс Лестрэйндж. Понятно было, что это любимая фотография Кричера - он держал её отдельно от всех и тщательно заклеил стекло волшебным скотчем.
- Думаю, надо просто оставить подарок здесь, - сказала Гермиона, аккуратно укладывая свёрток среди тряпья и покрывал и тихонько закрывая дверь. – Он потом его найдёт, будет замечательно.
- Как раз подумал об этом, - сказал Сириус, выходя из кладовой с большой индейкой в тот миг, когда они закрыли дверь чулана. - Никто в последнее время Кричера не видел?
- Не видел его с той самой ночи, как мы прибыли сюда, - ответил Гарри. – Ты выгнал его вон из кухни.
- Угу… - нахмурился Сириус. – Знаешь, сам думаю, что тогда-то я его последний раз и видел… небось где-нибудь наверху прячется.
- А насовсем уйти он не мог? – спросил Гарри. – То есть, когда ты сказал ему «вон», не подумал ли он, что ты гонишь его вон из дома?
- Нет-нет, домашние эльфы не могут уйти, если не получат одежду. Они привязаны к дому, которому служат, - ответил Сириус.
- Если они очень захотят, то могут и уйти, - возразил Гарри. – Добби так поступил два года назад, он ушёл из дома Малфоев, чтобы предостеречь меня. После этого ему пришлось наказать себя, но он всё-таки сумел.
Сириус на мгновение замешкался, но потом сказал:
- Позже поищу его, скорее всего, найду его наверху с выплаканными глазами над старыми панталонами моей матери или чем-нибудь в этом роде. Конечно, он мог залезть в вентиляционную трубу и умереть там… но это превзошло бы все мои ожидания.
Фред с Джорджем и Роном рассмеялись, Гермиона же взглянула на Сириуса с упрёком.
Во время рождественского обеда Уизли, Гарри и Гермиона решили нанести ещё один визит мистеру Уизли в сопровождении Магоглаза и Люпина. Мундунгус заявился к рождественскому десерту, умудрившись по такому случаю «позаимствовать» автомобиль, потому что метро в Рождество не работает. Автомобиль, который вряд ли был взят с согласия владельца, был увеличен с помощью чар, подобных тем, которые мистер Уизли наложил на старый «Форд Англию». Снаружи автомобиль имел обычные размеры, но десять человек, включая Мундунгуса за рулём, разместились внутри него весьма удобно. Mиссис Уизли не стремилась сесть туда — Гарри знал, что в душе у неё борются антипатия к Мундунгусу и её нелюбовь к перемещениям без магии — но в конце концов холодная погода и мольбы её детей сделали своё дело, и она изящно уселась на заднее сиденье между Фредом и Биллом.
Движение на дорогах было не сильное, поэтому до Больницы святого Мунго доехали очень быстро. По пустынной улице тихонько кралась кучка волшебниц и волшебников – они направлялись в больницу. Гарри и все остальные вышли из машины, и Мундунгус завернул за угол, чтобы подождать их. Они небрежно прислонились к витрине, где стоял манекен в зелёном нейлоне, потом один за другим шагнули сквозь стекло.
Украшенный к празднику приёмный покой радовал глаз: хрустальные шары, освещающие больницу, были раскрашены в красный и золотой цвета и походили на огромные сверкающие ёлочные шары; каждую дверь обрамляли венки остролиста; блестящие белые рождественские ёлки, покрытые волшебным снегом и сосульками и увенчанные золотыми звёздами, сверкали в каждом углу. Народу было меньше, чем в прошлый раз, но посреди зала Гарри был оттеснён в сторону волшебницей, в ноздре которой торчала японская чашка.
- Что, семейная ссора? – фыркнула блондинка за столом. – Сегодня уже третья… Травма от заклятий, пятый этаж.
Они застали мистера Уизли в постели с подносом с остатками индейки на коленях и каким-то глуповатым выражением лица.
- Всё в порядке, Артур? – спросила миссис Уизли после обмена приветствиями и передачи мистеру Уизли подарков.
- Прекрасно, прекрасно, - сказал мистер Уизли с каким-то подозрительным рвением. – Вы… э-э… лекаря Сметвика не видели?
- Нет, а что? - с подозрением переспросила миссис Уизли.
- Ничего-ничего, - небрежно ответил мистер Уизли и начал распаковывать подарки. – Ну, у всех всё хорошо? Что на Рождество получили? Oй, Гарри… это же расчудесно! – он как раз открыл подарок от Гарри – электрошнур и отвёртки.
Похоже, ответ мистера Уизли не очень-то устроил миссис Уизли. В тот момент, когда её муж потянулся, чтобы пожать Гарри руку, она взглянула на повязку под его ночной сорочкой.
- Артур, - сказала она голосом, похожим на лязг захлопнувшейся мышеловки, - у тебя другая повязка. Почему повязку сменили на день раньше, Артур? Мне говорили, что до завтра это не нужно.
- Что? – спросил мистер Уизли с некоторым испугом и натянул одеяло повыше. – Нет-нет… ничего… просто… я… — Он словно съёжился под пронзительным взглядом миссис Уизли. – Ну… не сердись, Молли, но у Огастеса Пая возникла идея… он, понимаешь, лекарь-стажёр, милый юноша, очень интересующийся… ммм… альтернативной медициной… я имею в виду кое-что из традиционных магловских средств… ну, это называется швы, Молли, и это хорошо работает… при ранениях маглов…
Миссис Уизли издала странный звук, что-то среднее между криком и рыком. Люпин отошёл от кровати и подошёл к оборотню, к которому никто не приходил и который довольно завистливо смотрел на толпу вокруг мистера Уизли; Билл пробормотал что-то насчёт желания выпить чашечку чая, и Фред с Джорджем, ощерившись, вскочили и пошли за ним.
- Ты хочешь сказать, - проговорила миссис Уизли, повышая голос с каждым словом и явно не замечая, что её попутчики ретируются, - что ты валяешь дурака с магловскими методами лечения?
- Молли, милая, я не валяю дурака, - умоляюще ответил мистер Уизли. - Просто… просто нам с Паем подумалось, что это стоит попробовать… только вот, к сожалению… ну, с такими особыми ранами… это сработало не так хорошо, как мы надеялись…
- В смысле?
- Ну… право, я не в курсе, знаешь ли ты, что… что такое швы?
- Это вроде как ты попробовал сшить собственную кожу, - с грустным смешком ответила миссис Уизли. - Но даже ты, Артур, не настолько глуп…
- Я бы тоже чашечку чая выпил, - сказал Гарри, вскочив на ноги.
Гермиона с Роном и Джинни направились за ним к двери чуть ли не бегом. Едва дверь закрылась за ними, послышался вопль миссис Уизли: “ЧТО ЗНАЧИТ ОБЩАЯ ИДЕЯ?”
- Папа в своём репертуаре, - покачала головой Джинни, идя со всеми по коридору. - Швы… я вас умоляю…
- Видишь ли, с ранами, где не замешана магия, они работают хорошо, - бесстрастно пояснила Гермиона. – По-моему, что-то в яде этой змеи растворило их или ещё как-то на них повлияло. Кстати, где тут буфет?
- На шестом этаже, - ответил Гарри, вспомнив указатель позади стола приёмщицы.
Они прошли по коридору, вышли через двойную дверь и оказались на шаткой лестнице, вдоль которой висели портреты лекарей грозного вида. Пока они поднимались, лекари то и дело окликали их, ставили им странные диагнозы и советовали ужасные лекарства. Рон всерьёз взбесился, когда волшебник в средневековом одеянии заявил, что у него явно запущенная форма обсыпной парши.
- И что же это такое? – сердито спросил он; лекарь преследовал его через шесть портретов, отталкивая тех, кто был нарисован на них.
- Это самое серьёзное поражение кожи, молодой господин, вы на всю жизнь останетесь рябым, хуже, чем сейчас…
- Кто бы говорил о рябых! – огрызнулся Рон с покрасневшими ушами.
— …единственное средство излечения – взять жабью печень, крепко обвязать её вокруг горла и встать нагишом при полной луне в бочку с глазами угрей…
- Нет у меня обсыпной парши!
- Но неприглядные пятна на вашем лице, молодой господин…
- Это веснушки! – взъярился Рон. – Шуруй в свою раму и отстань от меня!
Он обернулся к остальным, старающимся изо всех сил выглядеть серьёзно.
- Какой это этаж?
- По-моему, шестой, - ответила Гермиона.
- Нет, пятый, - возразил Гарри. - Нам этажом выше…
Но шагнув на лестничную площадку, он резко остановился, глядя в окошки двойной двери, за которой начинался коридор с вывеской «ТРАВМЫ ОТ ЗАКЛЯТИЙ». С другой стороны, прижавшись носом к стеклу, на них взирал человек. У него были волнистые белокурые волосы, ярко-голубые глаза и широкая улыбка, обнажающая белоснежные зубы.
- Чёрт возьми! – воскликнул Рон, уставившись на мужчину.
- Oй, мамочки, - еле слышно произнесла Гермиона. – Профессор Локхарт!
Их бывший преподаватель защиты от тёмных искусств открыл дверь и вышел к ним; на нём был длинный сиреневый халат.
- А, здравствуйте! – сказал он. – Я полагаю, вы хотели бы получить мой автограф?
- По-моему, он не особо изменился, - шепнул Гарри осклабившейся Джинни.
- Э-э… как поживаете, профессор? – спросил Рон немного виноватым тоном. Ведь именно из-за неисправной волшебной палочки Рона память профессора Локхарта повредилась так сильно, что его пришлось срочно отправить в больницу; Гарри не испытывал особого сочувствия, потому что Локхарт пытался стереть память им с Роном.
- Спасибо, превосходно! – радостно ответил Локхарт, вынимая из кармана изрядно потрёпанное павлинье перо. – Так, сколько автографов вам нужно? Я, понимаете ли, научился писать письменные буквы!
- Э-э… спасибо, пока не надо, - сказал Рон и сделал Гарри знак бровями. Тот спросил:
- Профессор, разве вам можно гулять по коридорам? Почему вы не в палате?
Улыбка медленно сошла с лица Локхарта. Какое-то время он пытливо разглядывал Гарри, а потом спросил:
- Разве мы раньше встречались?
- Э-э… да, - ответил Гарри. – Вы учили нас в Хогвартсе, помните?
- Учил? – повторил Локхарт в некотором замешательстве. – Я? Неужели?
И улыбка снова появилась на его лице так внезапно, что всем стало тревожно.
- Значит, научил вас всему, что вы знаете? Так как насчёт автографов? Может, для ровного счёта дюжину, тогда вы сможете раздать их своим друзьям, и никто не будет обижен!
Но тут в двери в конце коридора открылась форточка и раздался голос: “Гилдерой, нехороший мальчик, где ты разгуливаешь?”
Лекарка с материнским взглядом и венком из мишуры на голове подбежала и тепло улыбнулась Гарри и его спутникам.
- Ой, Гилдерой, к тебе гости! Как мило, да ещё и в Рождество! Знаете, к нему, бедняжке, никто не приходит, не пойму почему, он же такой милашка, правда?
- Я раздаю автографы! – сказал Гилдерой лекарке с лучезарной улыбкой. – Им нужно много, отказа они не приемлют! Надеюсь, у нас достаточно фотографий!
- Слушайте его, - сказала лекарка, беря Локхарта под руку и улыбаясь ему, как развитому не по годам двухлетке. – Несколько лет назад он был довольно знаменит; мы надеемся всей душой, что любовь к раздаче автографов – знак, что память начинает возвращаться к нему. Пойдёмте сюда. Видите ли, он живёт в изоляторе, видимо, выскользнул, когда я принесла рождественские подарки, так-то дверь обычно заперта… нет, он не опасен! Но, - она понизила голос до шёпота, - он, бедняжка, опасен для самого себя… не знает, понимаете ли, кто он такой, уходит и не помнит, как вернуться… очень мило с вашей стороны навестить его.
- Э-э, - сказал Рон, небрежно махнув рукой в сторону верхнего этажа, - на самом деле мы просто хотели… э-э…
Но лекарка улыбнулась им так выжидательно, что робкое бормотание Рона “выпить чаю” сошло на нет. Они беспомощно переглянулись и пошли по коридору следом за Локхартом и лекаркой.
- Только не будем задерживаться, - тихо сказал Рон.
Лекарка направила палочку на дверь с табличкой «палата Януса Тики» и пробормотала “алoхoмoрa”. Дверь открылась, и лекарка вошла внутрь, крепко стиснув руку Гилдероя, потом усадила его в кресло рядом с его кроватью.
- Это палата для пациентов на длительном лечении, - тихонько сообщила она Гарри, Рону, Гермионе и Джинни. – В общем, пострадавшим от непоправимых заклятий. Конечно, благодаря сильнодействующим лекарствам и капельке везения мы можем добиться хоть какого-то улучшения. Гилдерой потихонечку начинает приходить в себя; да и мистер Боуд идёт на поправку, к нему быстро возвращается дар речи, правда, говорит он всё время на каком-то незнакомом языке. Ну ладно, мне надо остальные подарки раздать, побудьте тут, поболтайте.
Гарри огляделся. Палата явно стала родным домом для пребывающих в ней пациентов. Вокруг кроватей было гораздо больше вещей, чем в палате мистера Уизли; вся стена у изголовья кровати Гилдероя, например, была увешана его фотографиями, где он улыбался во весь рот и махал новоприбывшим. Многие из них он подписал сам своим неровным детским почерком. Едва лекарка усадила его в кресло, он пододвинул к себе стопку фотографий, схватил перо и лихорадочно принялся подписывать их.
- Можете положить их в конверт, - сказал он Джинни, бросая подписанные фотографии ей на колени одну за другой. – Знаете, меня не забыли, нет, я до сих пор получаю кучу писем от фанатов… Глэдис Гаджон пишет каждую неделю… знать бы только почему… - он примолк, слегка растерялся, потом снова просиял и с удвоенным рвением принялся подписывать фотографии. – Подозреваю, дело в моём прекрасном облике…
На кровати напротив, глядя в потолок, лежал измождённый волшебник с лицом землистого цвета; он что-то бубнил себе под нос и явно не осознавал происходящего вокруг. Через две кровати от него лежала женщина с головой, целиком покрытой мехом; Гарри вспомнил, как на втором курсе что-то подобное случилось с Гермионой, но к счастью, она пострадала не навсегда. В дальнем углу палаты две кровати были окружены цветастыми шторами, скрывающими обитателей и их гостей от посторонних глаз.
- Вот, Агнес, - весело сказала лекарка женщине с покрытым мехом лицом, передавая ей небольшую стопку подарков. – Видишь, тебя помнят. A твой сын прислал сову, пишет, что придёт сегодня вечером, правда, замечательно?
Агнес несколько раз громко гавкнула.
- A тебе, Бродерик, прислали горшочек с цветком и красивый календарь со славными гиппогрифами – по одному на каждый месяц; всё какое-то украшение, - обратилась лекарка к бубнящему мужчине, ставя на тумбочку довольно уродливое растение с длинными извивающимися отростками и прикрепляя с помощью волшебной палочки календарь на стене. – И… о, миссис Лонгботтом, вы уже уходите?
Гарри невольно повернул голову. Шторы, окружающие две кровати в дальнем углу палаты, сняли, и между кроватями пошли двое посетителей: величественная старая колдунья в длинном зелёном платье, изъеденной молью лисьей горжетке и остроконечной шляпе, украшенной не чем иным как чучелом грифа, а позади плёлся весьма подавленный… Невилл.
Гарри сразу понял, кто те двое пациентов на дальних кроватях. Он лихорадочно огляделся, ища, чем бы отвлечь остальных, чтобы Невилл ушёл из палаты незамеченным, и его не забросали вопросами, но Рон тоже обернулся, услышав фамилию “Лонгботтом”, так что Гарри не смог удержать его от возгласа “Невилл!”
Невилл вздрогнул и съёжился так, как будто чуть не попал под пулю.
- Это мы, Невилл! – радостно сказал Рон, вставая. – Ты видел?.. Локхарт здесь! Ты к кому приходил?
- Невилл, дорогой, это твои друзья? – с достоинством спросила бабушка Невилла, обернувшись к остальным.
По лицу Невилла было понятно, что он с удовольствием исчез бы отсюда куда угодно. Его округлое лицо побагровело, он избегал смотреть всем в глаза.
- Ах да, - сказала его бабушка, всматриваясь в Гарри и протягивая ему иссохшую, похожую на птичью лапу руку для рукопожатия. – Да-да, я, разумеется, знаю, кто ты. Невилл очень хорошо отзывается о тебе.
- Э-э… спасибо, - сказал Гарри, пожимая ей руку. Невилл не глядел на него, уставившись в пол и покраснев ещё сильнее.
- A вы двое, само собой, Уизли, - продолжила миссис Лонгботтом, любезно протянув руку Рону и Джинни по очереди. – Да, я знаю ваших родителей… не близко, разумеется… но люди они замечательные, замечательные… a ты, должно быть, Гермиона Грэйнджер?
Гермиона была поражена, что миссис Лонгботтом знает её имя, но пожала ей руку, как и все остальные.
- Да, Невилл мне всё о тебе рассказал. Это же ты помогала ему в некоторых неловких ситуациях? Он хороший мальчик, - добавила она, повернув свой костлявый нос в сторону Невилла и сурово глядя на него, - но боюсь, способностей отца он не унаследовал. – Она мотнула головой в сторону двух кроватей в дальнем углу палаты, и чучело грифа на её шляпе угрожающе закачалось.
- Что? – изумился Рон. (Гарри хотел наступить Рону на ногу, но это сложно сделать незаметно, когда на тебе не мантия, а джинсы). – Невилл, там твой папа?
- Что это значит? – сурово спросила миссис Лонгботтом. – Разве ты не рассказывал друзьям о своих родителях, Невилл?
Невилл глубоко вздохнул, поднял глаза к потолку и покачал головой. Гарри никого никогда не жалел больше чем Невилла, но он представления не имел, как помочь другу.
- Однако тебе нечего стыдиться! – рассердилась миссис Лонгботтом. – Ты должен гордиться, Невилл, гордиться! Не для того они отдали здоровье и умы, чтобы их единственный сын стыдился их, пойми это!
- Я и не стыжусь, - еле выговорил Невилл, продолжая глядеть куда угодно, только не на Гарри и остальных. Рон встал на цыпочки, чтобы разглядеть пациентов на двух дальних кроватях.
- Так вот тебе возможность показать это! – сказала миссис Лонгботтом. – Моего сына и его жену, - продолжила она, резко обернувшись к Гарри, Рону, Гермионе и Джинни, - до безумия замучили Вы-Знаете-Чьи последователи.
Гермиона и Джинни закрыли рты руками. Рон прекратил вытягивать шею, чтобы взглянуть на родителей Невилла и застыл.
- Они были гесперами и пользовались большим уважением в магическом сообществе, - добавила миссис Лонгботтом. – Весьма одарённая пара. Я… да, дорогая Элис, что у тебя?
Мать Невилла в ночной сорочке бочком пробиралась по палате. Её лицо больше не было округлым и радостным, как на старой фотографии Ордена Феникса, которую Мрач показал Гарри. Теперь оно было худым и измождённым, глаза от этого казались слишком большими, а волосы, совсем побелевшие, истончились и повисли. Она не хотела, а может, не могла говорить, но при этом застенчиво продвигалась к Невиллу, держа что-то в вытянутой руке.
- Опять? – слегка утомлённо спросила миссис Лонгботтом. – Очень хорошо, милая Элис, очень хорошо… Невилл, возьми, что бы это ни было.
Но Невилл уже протянул руку, в которую его мать положила обёртку от раздувающейся жевательной резинки «Друбл».
- Очень хорошо, дорогая, - сказала бабушка Невилла с притворной весёлостью, погладив его мать по плечу.
Но Невилл тихо сказал:
- Спасибо, мама.
Его мать пошла прочь на своё место, что-то бубня под нос. Невилл вызывающе оглядел всех, как будто предлагая всем посмеяться, если они осмелятся, но Гарри понял, что ничего печальнее в жизни не видел.
- Пожалуй, мы пойдём, - сказала миссис Лонгботтом, натягивая длинные зелёные перчатки. – Очень рада познакомиться с вами всеми. Невилл, выброси обёртку в мусорку, она тебе их столько надавала, что всю твою комнату оклеить можно.
Однако Невилл, уходя, спрятал дорогую ему обёртку в карман.
Дверь за ними закрылась.
- Я и не знала, - со слезами в голосе сказала Гермиона.
- И я тоже, - прохрипел Рон.
- И я, - прошептала Джинни.
Все обернулись к Гарри.
- Я знал, - мрачно признался он. – Дамблдор мне рассказал, но я обещал ему никому не говорить… Беллатрикс Лестрэйндж посадили в Азкабан за то, что она применила к родителям Невилла заклятие «круциатус» и довела их до безумия.
- Это сделала Беллатрикс Лестрэйндж? – в ужасе прошептала Гермиона. – Эта женщина, фотографию которой Кричер прячет у себя?
Воцарилось долгое молчание, которое нарушил сердитый голос Локхарта:
- Эй, вы, я не просто так учился письменные буквы писать!