Кто виноват?

Зарисовка.

Раньше здесь был огромный ягодный овраг. Клубники было так много, что деревенские жители не только запасали ее на зиму, но и возили в город на продажу. И речушка здесь до сих пор протекает, мелководная, правда, но чистая и очень шустрая. Несколько лет назад через овраг проложили дорогу. Вдоль речки навалили горы щебня, земли и песка; утрамбовали всё. Насыпь получилась метра четыре высотой. Пока не уплотнился искусственный курган, не осел, дорогу не асфальтировали и рейсовых автобусов не было. Зато частники сразу облюбовали трассу для дополнительных заработков.
Каждый день маленький ободранный ПАЗик перевозил жителей в отдаленные пункты.
Однажды в зимний вьюжный вечер автобус ехал в район, подбирая по пути спешащих пешеходов. Тормознулся он и около отчаянно махавшего руками мужичка.  Тот  вошел в салон веселенький, кряхтя от холода и стряхивая с себя снежок.
- Хорош скакать! Проезд оплачивай! – крикнул с кондукторского места огромный детина.
- Да я сейчас, - похлопал по карманам в поисках денег мужчина. Но не найдя мелочи, протянул пятисотенную купюру.
- Сдачи нет, - пробубнил «кондуктор».
Мужчина немного растерялся:
- Больше никаких денег при себе не имею.
- Нету, пешком иди! – повысил голос билетер.
- Куда же я в такую пургу пойду? – спросил пассажир и махнул рукой:
- Бери всё, сдачи не надо.
Парень даже взвыл от возмущения:
- Ты чего выпендриваешься, лошара, ты чего нас позоришь? Выходит, ты такой богатый, что полтысячи за проезд не жалко, а мы – нищеброды, даже разменять твою деньгу не можем? А ну, выметайся отсюда!!!
И остановив автобус, силой вышвырнул на улицу опешившего мужичонку. Пассажиры молча продолжили путь под жалобное завывание февральской вьюги.
Через две недели я снова оказалась в этом автобусе. Народу было немного. Кто дремал, кто в окно смотрел. Вдруг один мужчина ни к кому не обращаясь сообщил:
- В этом овраге недавно собаки мертвеца нашли. Замерз.
- Царство ему небесное! – перекрестился всё тот же помощник водителя.
- Это ты его угробил, - неожиданно громко прокричал мужчина. – Ты его на мороз выкинул. Я видел, я ехал тогда с вами.
Верзила даже привстал со своего места:
- Ври, лапоть, да не завирайся!!! Я того в другом месте ссадил, два километра отсюда.
- Два километра он и полз по этой насыпи. По ней хрен взберешься, щебенка сыплется да снегу сколько намело. Он съехал с горы, а ногами в речку угодил, не мог выкарабкаться. Вот и нашел себе вечное пристанище. – И немного помолчав, добавил:
- Тебя суку, судить надо. Ты его сгубил. Теперь на тебе грех будет висеть до конца жизни.
- Рот закрой! – уже с кулаками набросился билетер на сельчанина. – Или я и из тебя сейчас труп сделаю.
Уже никто из пассажиров не мог ехать спокойно. Некоторые люди повскакали со своих мест и закричали:
- Замолчите, успокойтесь!
Кое-кто обратился к водителю и его помощнику:
- Если с народом не можете ладить, зачем сажаете? Без вас обходились. Раз уж стали возить людей, ведите себя по-человечески. Мы ведь и пожаловаться можем, и привлечь к ответу.
Половину пути автобус гудел как улей. Потом мало-помалу страсти улеглись, пассажирский салон угомонился. До города все ехали в гробовом молчании. Каждый наверное думал про себя: кто виноват в смерти неповинного человека – природа или злоумышленник? Но мирный овраг хранит страшную тайну. Нет до сих пор никакого ответа.
 




Валентина Баулина,
 


Народный на сто процентов                быль    

     Когда я была ребенком, в нашей семье произошел случай, который я запомнила на всю жизнь. А мои родственники передают эту занимательную историю из поколения в поколение.
Чтобы было понятно, сделаю небольшое отступление. Мы жили тогда на улице Карла Либкнехта – сейчас – Ботевградская. Улица была немощеная, вся в безобразных ухабах. А наш дом вообще находился в низине. Когда стали проводить шоссейную дорогу, все неровности засыпали щебнем. У нашего дома сделали такую высокую насыпь, что жилище оказалось как в яме. Подход к нему стал проблематичным, особенно зимой.,
    Однажды в студёную зимнюю пору мы услышали как на наше крыльцо с улицы что-то сильно грохнулось. Родители попытались открыть дверь, но безуспешно: снаружи ее что-то плотно подпирало. Телефонов тогда еще не было, звать кого-то на помощь – бесполезно. Тогда отец выставил окно, чтобы посмотреть, кто к нам на ночь глядя подвалился. Не дойдя до крыльца увидел, на нем кто-то возился. Этот кто-то был лохматый, гигантских размеров и издавал низкие утробные звуки. Папке даже жутко стало: кто знает, что это за существо – на человека или собаку не похож, медведей в городе отродясь не было, может оборотень какой или ряженый разбойник. Потихоньку папа перелез через забор к соседу Захару Николаевичу. Тот полковником был, у него имелось оружие. Вот вооруженные мужики и подошли к неопознанному субъекту, потрепали его, растормошили, кое-как поставили на ноги. Незнакомец оказался мужчиной двухметрового роста, в плечах – косая сажень, а брюхо вообще безразмерно. Длинная доха и меховая шапка делали его похожим на сказочного великана. На расспросы незнакомец ничего вразумительного ответить не мог, настолько был пьян – лыка не вязал. Куда его девать в такую метель и поздний час, вопрос не стоял – приютили в доме с ночёвкой. Гостю соорудили постель на кухне у печки на широком сундуке, сдвинутом вместе с лавкой и табуретками. Но никто из нашей семьи в эту ночь не спал: гость так громко храпел и такие выдавал рулады, что отец, считавший себя воинствующим атеистом, испуганно крестился, а мама до утра читала молитву: «Господи помилуй, господи помилуй. Царица небесная, прошу твоего заступления от нечистой силы, не позволь ей навредить моей семье и укажи путь спасения души этому страннику».
        Утром папа, расчистив во дворе сугробы, ушел на завод, чтобы отпроситься – надо же гостя проводить. На работе он рассказал своим коллегам о ночном визитере, да так наверное, красноречиво рассказал, что три его приятеля, напросились взглянуть на чудесного незнакомца. Когда отпрашивались у начальника цеха Павла Сергеевича, тот не только отпустил, но и сам изъявил желание пойти с рабочими. Завод от дома находился в десяти минутах ходьбы. Так что недолгое отсутствие начальника было для производства не особо ущербным.
По дороге к кампании присоединился Захар Николаевич с женой. К ним прицепилась наш председатель уличного комитета Нина Григорьевна Градова – очень любопытная и въедливая бабенка, без которой не обходилось ни одно мало-мальски примечательное событие.
Вот такая группа и ввалилась в наш дом. Ночной гость уже проснулся и похмелялся сладенькой бражкой, которой угостила его мама. Мужчина раскланялся перед всеми, извинился перед хозяевами за свой внезапный визит, от души поблагодарил их за ночлег и представился: заслуженный артист республики Илларион Максимович Яушев.   
 - Ага! Артист, - съязвила Нина Григорьевна. – Заслуженные артисты в подворотнях не валяются.
 - Тихо ты! – сунул ей в бок папкин начальник Павел Сергеевич. – В такую пургу и генерал, и министр может заблудиться – и кивнув на гостя, добавил: Видишь, какой важный человек, не чета нам с тобой…
Яушев услышал эту перебранку:
 - Да не такой уж я и важный, - и начал рассказывать: Я в свое время и рабочим был, и грузчиком, и стадо пас. Только перед войной закончил консерваторию. Между прочим, с отличием закончил. Теперь пою в филармонии.
 - Так запевай! – предложил кто-то из рабочих.
 - Нальешь, запою, - улыбнулся артист, - и похлопал себя по горлу: застудил немного, подлечиться бы не мешало.
 Тут сразу все засуетились. Стали стулья двигать, стол раздвинули. Отец из чулана достал  графин крепленой ягодной наливки. Захар Николаевич сбегал домой и прихватил  из своих полковничьих НЗ бутылочку «Посольской» водки. Нина Григорьевна сходила к себе и принесла четверть трофейного самогона, конфискованного недавно у буйного соседа. Кто-то из мужиков уже сбегал в магазин за выпивкой. А мама успела сварить рассыпучую картошку, вытащила из погреба несколько сортов грибов, соленые огурчики и мясистые помидоры, капусту, засоленную половинками и россыпью с клюквой и свежей морковью. Отец нарезал на стол куриные окорочка, копченое сало с розовыми прожилками, сюда же поставили блюдо с маринованной в вишневом соусе молодой крольчатиной и холодец с хреном.
 - Петрович! Да ты настоящий буржуй, - похлопал отца по плечу его коллега, - Видишь,за десять минут какой стол накрыл. На что тот ему резонно ответил:
 - Если горбатиться с утра до ночи в своем хозяйстве как мы с женой, и ты буржуином можешь заделаться…
Застолье проходило шумно и весело. Гости во главе с артистом аппетитно  уминали все закуски, смачно чмокая при этом и не забывая сказать спасибо хозяевам за угощение. Но украшением этого незабываемого дня было шикарное пение Иллариона Максимовича Яушева. Его бархатный голос потряс всех своей силой и широтой, и красивым тембром. Такого концерта маленький дом на окраине города с горсткой простых, случайно собравшихся людей, не слышал никогда. Посуда в серванте со звоном подпрыгивала от могучих раскатов Яушевских песен. В окнах стекла потрескались. По словам моих родителей даже полуметровый снег с наледью лавиной сошел с крыши, таким мощным был голос мордовского певца.
 - Божественно! Это неповторимо, - вытирая слезы, восхищалась Евдокия Никитична,
 - Я слышала Яушева в большом зале, с оркестром и хором. Пение – мороз по коже! Люди с таким талантом – штучные, ими надо гордиться.
 - Я приглашаю вас всех на мои концерты, - Илларион Максимович вытащил из кармана несколько имевшихся при нем контрамарок и раздал присутствующим.
 - Ты к нам в заводской клуб приезжай, - пригласил Павел Сергеевич, -у нас много любителей песни. Встретим как надо.
 - Я часто бываю и в сельских и в заводских клубах, - ответил Яушев. – Люблю общаться с народом. У меня и бумага имеется, что я – народный артист республики.
- Бумага это – хрень,- по-простецки оценил кто-то из рабочих высокий артистический ранг. – Вот когда как сейчас рука об руку с народом, да чтоб не гнушался выпить с простым человеком рюмочку, да чтоб по душам поговорить, вот это да! Ты – сто процентов народный! – И встал на цыпочки, чтобы расцеловать великого Иллариона.
     Импровизированный концерт длился до полудня. Хором вместе с артистом были исполнены песни про Стеньку Разина, «Дубинушка», «Вдоль по Питерской» и другие. Но как наши заводчане не пыжились, перекричать певца им не удалось, только голосовые связки надорвали - раскатистый, могучий и густой бас Яушева легко перекрывал пение десяти взрослых человек.
Песни продолжались и на улице, куда гурьба высыпала, чтобы проводить знаменитого земляка.
 - Вот здесь вчера тормознул автобус, в котором я ехал с мероприятия, - показал Илларион Максимович на высокий холм. – Буря была сильная и гололедица. Машину чуть не перевернуло. Водитель попросил нас выйти. Я не рассчитал малость и скатился с горы прямо к вашему крыльцу. А выбраться из сугроба не смог. Так и очутился у вас.
 - Не быть бы счастью да несчастье помогло, - успокоил артиста отец. Все высказали одобрение этому случайному обстоятельству.
Всем работающим из этой компании людям на заводе за этот день в табели поставили прогулы. Но никто не жалел, ведь встречи с настоящим артистом случаются не часто.