Штатским - больше никогда

      Говорят, удобнее всего писать от третьего лица. Заранее соглашаясь с именитыми, начну по простоте как-то так.
     На СМПэшном* пароходе «Николай Бауман»  сие произошло.  Шли они в нашу Ригу. Весьма важно дату выставить: 7-е ноября 1947 года. В понятиях того времени - величайший праздник для отвоевавшей, полностью собранной нынче державы. Накатила ровная тридцатка  Великой Октябрьской социалистической революции.
     Кто-нибудь из новых поколений заметит, что с месяцами вроде нестыковка. Смущать себя тем не надо. Большевики и до правки календарей добирались. Однако сочли впопад звать свою революцию «октябрьской».
     К утренней вахте требовалось поднять флаги расцвечивания. Боцманские и прочие кадры в столовую команды шлёпают, а Валерка Коковин  -  за  делом государственной важности. Кому, как не самому младшему штурману, в чьём заведовании красивые трепыхалки, тем  заняться. Попутно хочет парень, пусть и, спеша, на редкостный кофе в кают-компанию залететь. Да минута в минуту прибыть к вахте не абы как – строго при парадной форме третьего помощника капитана.
    Что мешает ускориться в затеянном, вовсе не зависит от честных усилий. Противный по курсу ветер, аж присвистывает возле мачты. Подличая сколь возможно, затрудняет крепить те флаги к сигнальному фалу. Всё-таки Валерка присобачил  несколько штук. Чуток даже их приподнял. Быстрее работка поддвигалась. Тут, к крайней досаде, наряжаемый фал из рук вырвался.  И давай дразнительно по трюмному брезенту путешествовать.
     Лучше бы парень остолбенел с  почитаемым флотскими словцом на  «ё». Одной  секунды, пожалуй, ему хватило припомнить: дубовых  лючин под брезентом нет. Потому как капитан с помполитом  двинули почин: не будем, мол, дорогие часы на открытие  трюмов терять. Переход-то короткий. Натянем брезент, подобьём клиньями и ладно. Какое там «ладно»! Валерка, с горячностью молодости, уже прыгнул на воображаемые  лючины.
    Благодаря  горе-починщикам,  моментально освоил и хлеб киношного каскадёра. Да в ту разверзнувшуюся бездну под брезентухой, провалился. Рядом пикирует форсистая фуражка с белым верхом.  Сесибон,* что лишь она изведала всю глубину падения. Валерка же, нахватав синяков, ушибов, чудом словил комингс* твиндека. Кое-как подтянувшись, сумел забросить  поочерёдно руки, согнутые в локтях.  И уже имея под собой надёжную опору твиндечного настила, заново, почитай, родился.
    Стало быть, повезло ему, что пароход был изначально "немцем" и звался «Charlotte Cords». Ведь чего бы в Германии ни сделали, всё там прилаживалось к будущей войне. Ну и подобные трюма до той же причиной кучи. Вдобавок с огромной, конечно, натяжкой, выказали себя подходящими дать шанс. Нелишне примечание: под подкладкой кителя свалившегося, маленький образок Николая Чудотворца. В тайне зашит мамой - некогда царской гимназисткой. Это вам как?
    Фартануло Валерке в другой судовой подробности. Именно под полубаком  на прежнем немце кочегарский кубрик. Из него-то  появился на палубе здоровяк Кирюта. Момент рокового прыжка и поспешание кочегара на завтрак звёздно совпали. Ускорившись до бега, Кирюта ворвался в столовую команды с оглушающим атасным криком:
              -   Третий в трюм упал!!! Третий в трюм упал!!! 
    Все до единого, рванули доставать наверняка бездыханное тело. Разве могло быть иного варианта? Но оказалось: категоричное «нет», гораздо слабее робкого «да». Счастливый случай, куда как возможен! Валерка, хотя и нетвёрдыми шашками, всё же самостоятельно ковылял к трюмному скоб-трапу. Слегка помогли ему в подъёме, сопроводили до каюты.
     Отмечание командой праздника пополнилось действительной законной причиной к радости.  Смущённо чувствовали себя капитан с помполитом, да и то недолго.  Обошлось ведь. Зато почин политотделом зачтётся. А упавшему - отдых до следующих суток и непременно ( с подсказки медсправочника ) влёжку.  Мало ли мозги (!) стряхнулись.
     Через то ужасное предположение, на молодого штурмана просыпались знаки более чем почётного внимания. Праздничный обед, включая  рюмку, доставили прямо в каюту. Сам кэп спросил о желании чего-либо, словно о последнем, исполненном ещё на этом свете. Когда все приличествующие возможности утешить, подбодрить были соблюдены, Валерия оставили в покое. 
     Приходил и человек от народа – Вася машинист. Начал он свою чудодейственную терапию спроста и напрямки:
    -  Ой, Петрович, что же ты такое, понимаешь, натворил?! Когда сказали: ты в трюм упал, подумал я. «Вот тебе, Вася, и праздник! Не праздник - похороны будут. Слава Богу, ты живой. Давай-ка мы выпьем». 
    Извлёк маленькую с сургучной головкой и под те же обыгранные рассуждения, без закуски, распили. Достоверно видя, как больному легчает, Вася сунул пустой бутылёк в карман широких тогдашних штанов.
     -  Ну, Петрович, теперя оставайся. Я дальше гостевать двину.

… Раз в культурной компании упросили старого капитана рассказать морскую историю под стать «Оптимистической трагедии». Отчего ж по благодушию не уважить.
      Значит, степенно задвигает Валерий Петрович личную давнюю до крика кочегара:
           «Третий в трюм упал!!! Третий в трюм упал!!!»
     Смотрит, как бы со стороны. «Ага, вниманием завладел полностью. Складно пушкинить у меня получается», - думает. Вот почти торжествующий финал. И нежданный обескураживающий вопрос:
               -  А первыми, кто упали?!
      С тех пор, обиженный тупостью штатских, Петрович ничего-то им не рассказывал.

*СМПэшном - то есть принадлежащим Северному морскому пароходству.
*Сесибон (фр.) – это так хорошо.
*комингс - конструкция, окаймляющая, в данном случае, край  твиндека.
== твиндек - грузовое пространство между палубой и платформой в трюме.