Год Дракона. Глава 22

– Князь, князь! – кричал один из гридней, пытаясь пробиться к Александру через плотный строй ближних дружинников, попрежнему окружавших его. – Князь, там гонец от Великого князя Мстислава Киевского! – он махал рукой, указывая на шатер возле большого развесистого дуба.
Гонец лежал на боку на расстеленной епанче. Под голову ему кто-то заботливо положил шапку. Из спины его торчали оперения трех стрел. Одна стрела прошла насквозь через правый бок, и ее бронзовый наконечник выходил чуть пониже груди. Воин уже не стонал. Лицо его было пепельно-серого цвета, а губы почти черные. Гонец лишь тяжело дышал, и при каждом его вдохе алая кровь с белыми пенящимися пузырьками, выливалась изо рта и носа.
Князь Александр подошел к гонцу и, опустившись на колени, приблизил голову к его лицу.
– Где подмога, воин? – спросил он гонца, осторожно подкладывая свою ладонь под его голову и слегка приподнимая ее. – Сколь долго еще ждать нам?
– Не ведаю... – прохрипел гонец, пытаясь остановить свой взор на лице князя. Зрачки его сузились, он начал мелко дрожать всем телом. – Нет... нет подмоги, князь. Не жди, – прошептал он, не раскрывая рта.
– А брань?! Брань завершилась или нет? За кем поле? – почти закричал Александр глядя ему в лицо.
Гонец долго молчал, шевеля обескровленными губами и пытаясь что-то сказать.
– Рати... Рати нашей нет, князь, – вдруг молвил он совершенно отчетливо, и все стоящие вокруг услышали эти последние слова его. – Нет более войска русского, – повторил он, и глаза его потухли и остановились. Лицо уже не искажала гримаса боли. Александр бережно опустил голову гонца и прикрыл ему веки.
Несколько минут князь стоял над телом убитого в глубоком молчании. Затем резко повернулся и, ни на кого не глядя, пошел в сторону коморы.
– Позвать сюда диакона, – бросил князь протазанщику, откидывая полы вежи. Слова его услышал Александр. После битвы его не заковывали вновь в колодки, но связали руки и привязали к дереву, стоящему неподалеку от коморы позади входа. – И приведите ко мне етеря этого, если жив он, – добавил князь, входя в шатер.
Диакон, высокий худой старик с седой бородой и изможденным лицом, в длинном черном хитоне, подвязанном простой веревкой, и Александр вошли в комору почти одновременно.
– Будь здрав, князь, – произнес диакон громким сухим голосом, наклоняя голову.
– И тебе бутеть, диакон, – князь повернулся, и Александр увидел запекшуюся кровь на его лице и русых волосах.
– Повелеваю, диакон, тебе краду воздвигнуть для усопших наших, – сказал князь и сделал Александру, знак подойти ближе.
– Павших надобно в землю опустить, – ответил диакон после некоторого молчания, глядя князю в лицо. – По христи­анскому обычаю.
– Воим нашим и без того тяжко, – в раздумье ответил князь. – Не будем наваливать на них лишнюю тяжесть в виде земли, – спокойно произнес он. – И душам их легче будет пройти от Яви в Навь по Мосту Калиновому. Делай диакон, как велено, и не тщи время мое. Ступай!
– А что прикажешь с бусурманами убитыми делать, князь? – спросил диакон, не двигаясь с места. – Тоже огню предать?
– Нет. Похоронить по обычаям их, лицом к Мекке.
Ни слова не проронив, диакон повернулся и вышел из шатра. Князь Стародубский и Александр остались одни. Вновь князь смотрел пристально ему в лицо, ловил каждое движение, но было это совсем не так, как во время их первой встречи, и Александр явственно чувствовал это.
– Голоден ли ты? – спросил наконец князь, садясь на кушетку и жестом приглашая Александра сесть напротив.
– Нет, князь, спасибо, – ответил Александр, усаживаясь на мягкие бархатные подушки, лежащие на полу коморы.
– Лады. Тогда давай медом винным помянем до тризны павших, – сказал князь, наполняя серебряные кубки доверху белым медом.
Не сдвигая кубки, они осушили их до дна, и князь впервые дотронулся до Александра. Он провел рукой своей по его волосам, плечу, а потом крепко сжал кисть. Александр в ответ изо всех сил сжал княжескую ладонь.
– О! Тверда длань твоя! Есть в тебе сила, зрю! – воскликнул князь, убирая руку. – Как узнал ты о беденстве великом, что истаяти татары рать нашу?
– Я уже говорил тебе, князь, что прочел все это в учебнике «Истории русского государства». – Ответил Александр спокойно смотря князю в глаза.
– Да-да, не запамятовал я, – сказал князь, впервые называя его по имени. – Помню, – он горестно вздохнул и опустив голову задумался.
Александр сидел, затаив дыхание, боясь пошевелиться и нарушить молчание, воцарившееся в шатре. Он лишь смотрел, как капает воск со свечей, стоящих в больших бронзовых подсвечниках, в серебряную чашу на полу.
– Так, значит, подмоги мне не ждати? Неужто всю рать нашу монголы потребити?! – с тоской спросил князь, поднимая голову.
– Да. Помощь не придет. Это я помню точно, – твердо сказал Александр, выдерживая тяжелый взгляд князя.
– Ох, кознование какое... Роту давали крестоцелованием... Израдцы поганые! Прав был князь Михаил Тверской, когда оповестил меня, а я не внял, – князь схватил со стола тяжелый серебряный кубок и, широко размахнувшись, запустил его в угол коморы. – И что с землей нашей будет далее? – чуть успокоившись, спросил он. – Неужто мунгиты эти, сыроядцы подругити все земли наши, от полудня до полунощ?
– У меня было время вспомнить, когда сидел я в колодках, но... – осторожно ответил Александр.
– Прошу тебя, реки мне ресноту, какой бы горькой она ни была. Живота гонези тебя не вправе я, вот тебе длань моя, – князь протянул Александру руку, и они вновь обменялись крепким рукопожатием.
– Ну, что ж, князь... – собираясь с мыслями и решимостью, начал Александр. – Ужасные времена ждут Русь, страну нашу. Если верить книге, многие города стерты с лица земли будут. Князья и народ упадут духом и на жизнь смотреть будут, как на милость завоевателей. – Князь Стародубский, с широко раскрытыми глазами, в ужасе смотрел на Александра. Лицо его стало белым, словно нательная рубаха, и только свежие кровоточащие раны на челе говорили, что жив он. – Продолжать? – тихо спросил Александр.
– Да, – ответил князь слабым голосом.
– Князья наши в Орду будут ездить и, унижаясь всячески, ярлыки выпрашивать, радуясь татарской чести.
– О, Господи! – прошептал князь.
– Люди наши станут робкими, угодливыми и завистливыми. Душой измельчают. Выучатся низким хитростям рабства, начнут доносить друг на друга.
– Замолчи, Александр! Прошу тебя! Замолчи! Нет сил моих далее слушать это, – простонал князь.
– Нет, князь Стародубский, коль начали мы этот разговор, выслушай до конца, – совершенно неожиданно для себя сказал жестко Александр, с вызовом глядя князю в глаза. Тот кивнул и низко опустил голову.
– Так вот, слушай. Главная беда наша в том, это я только сейчас, здесь понял, что сохранятся привычки эти в народе нашем на долгие годы. Ложь и добродетель поменяются местами. Предатели героями станут, а герои – предателями и их имена будут всячески поноситься.
– И сколь много продлится иго это? – князь поднял голову и с надеждой посмотрел на Александра. – Или во веки веков, присно?
– Двести пятьдесят лет, кажется. Точно не помню.
– Господи! Да это же вечность! – воскликнул князь. – Неужто так легко свободу мы потеряем и так долго ее возвращать будем? Неужто во всей земле русской силы не найдется от ярма этого освободиться скорее?
– Нечем мне утешить тебя, князь. Одно хочу сказать: для смертного 250 лет невообразимый срок, для истории это... м-м, всего лишь двадцать драконов, миг, не более. Точно знаю, что переживем мы это лихо.
– Да, научат они народ наш жестокости и злобе, – сказал князь в тоске. – И сила правом станет на Руси, и суда вестно не будет. Ну и былицу поведал ты мне, друг! Эх, куда ни зри, а все для нас год дракона огнедышащего...
– Да. Но не всегда дракон бедствия приносит... Я сказал тебе только то, что прочел в книге, князь. Но ты сам убедился, что это, к сожалению, правда.
– Да, истину глаголешь ты, – согласился князь. – Баламошка я, из-за израды князей в туне погубил я дружину свою, ополченцев и себя. – горестно качая головой сказал князь. – Зачем мне брод этот нужен был?! – вскричал он – Могли мы за стенами посадскими отсидеться. Увы мне!
– История, князь, не приемлет сослагательного наклонения.
– Не ведаю я слов твоих. Разъясни мне, Александр.
– Прошлое, к несчастью, не изменить. Но, зная его, зная правду, должны мы учиться, делать выводы, чтобы не повторять ошибок.
– И вновь истину глаголешь... Но понял я из слов твоих, ранее произнесенных, что беденств и у вас хватает, в твоем времени. Так неужто ходим мы по кругу, как ученые медведи на ярмарке? Неужто, что не времена у нас, так год дракона огненного.
– Нет у меня ответа, князь, – после долгого раздумья сказал Александр. – Одно твердо знаю сейчас: надлежит нам делать то, что должно, и пускай будет то, что будет.
– Да, и Бог не оставит нас, – согласился князь. – Негоже мне унывати и тем самым в грех впадати, – решительно произнес он, вставая с кушетки. Князь вновь казался сильным и уверенным в себе. – Эх, хотел бы я хоть одним глазком увидеть время ваше! Посмотреть, что любо вам, как живете, на дев ваших подивиться, то есть наших, Александр.
– Можно, князь, но для этого мне нужна помощь твоя.
– И чем же я могу пособить тебе?
– Для начала мне нужно сделать... э-э-э, ну, как его, забыл... как он называется... А, вот, вспомнил! Батарею, чтобы молнию искусственную создать.
– Ты можешь управлять молниями? – удивленно воскликнул князь. – И Пяруном?
– Ну да, нечто в этом роде, – неопределенно ответил Алек­сандр.
– Что ж, говори, что потребно тебе, пособлю, чем смогу.
Через 15 минут горшок с воском и вставленным в него металлическим основанием сулицы стоял, готовый к работе. Оставалось только налить в него вино.
– Ну вот, кажется, так учил меня монах, – Александр осторожно перенес горшок-батарею в угол вежи.
– Что еще? – спросил князь.
– Э-э-э... как сказать... У меня был перстень с алмазом, мне дал его монах, но я потерял его, и... – смущенно начал было Александр объяснять князю детали своего путешествия.
– Нет нужды в словах многих, коль ватажимся мы с тобой, – перебил его князь. – Вот, возьми мой адамант, – он снял с руки перстень и протянул его Александру.
– Благодарю! Огромное спасибо тебе, князь, – Александр взял из рук его массивное золотое кольцо с бриллиантом и не смог скрыть волнения и удивления: перстень был точь-в-точь таким же, как и тот, который получил он от монаха. Камень, гравировка, даже легкая царапина на внутренней стороне перстня – все совпадало.
– Вижу, в замятни ты. Не тужись! Другим часом отдашь, видя его состояние, горько усмехнулся князь. – Но ехать с тобой, увы, я не могу.
– Почему? – разочарованно спросил Александр. – Поехали, князь! Почему нет?
– Нет, друг мой, не могу я быть инде, бросить дружину свою и посадских. И мнити мне, – князь на минуту задумался, – коли не гонези живота я хоть десятерых нукеров, загубят они сто душ наших христианских. Так?
– Ну, предположим, – ответил Александр удивленно. – И что? Чему быть, того не миновать, увы.
– А то, что от этих людей наших спасенных тысяча народиться может. А от тысячи еще и еще.

– Ты хочешь сказать, князь... – до Александра начал доходить смысл его слов.
– Да! Да! Не народится целый род русских, и тебя может не быть, если я инде, а не здесь, коль уеду с тобой во время твое и в битве меня не будети и не сражу я хоть одного врага. Но блазнь истинно велика, – добавил он с сожалением.
От напряжения у князя вновь стали кровоточить раны на голове. Александр был удивлен его логикой. Он машинально опустил руки в карман портов и нащупал пузырек с пенициллином.
– Вот, возьми, – протянул он его князю, жене твоей сгодится. – Этим зельем вылечил я Дмитра, воина твоего. Да, ты прав! Конечно, прав! – воскликнул Александр. До него, наконец, дошел глубокий смысл сказанных князем слов.
– Благодарствую тебя! – князь опустил пузырек в карман чаг. – Эх, мне бы тысячи две надежи-воев, ох, мы бы... Эх, да что мечтать всуе! – хлопнул он рукой себя по колену, вставая.
Александру захотелось рассказать князю о великой Катастрофе, о зависимости от Срединной империи, о допросе в Сыскном бюро, о строящейся Москве, даже о тайном задании, полученном им от генерального администратора... Но пологи коморы неожиданно распахнулись, и слабые лучи восходящего солнца проникли в нее вместе с вошедшим диаконом.
– Что, десница уже? Неужто мы ночь прокоротали? – удивленно воскликнул князь. – Ну, кудеса!
– Крада готова, князь, – пролаял диакон, и длинное сухое лицо его исказила гримаса.
– Лады. Иди, диакон, я борзо, – князь снял с себя рубаху, исподнее и стоял перед Александром обнаженным до пояса.
– Увидишь ты тризну сейчас, и Явь, и Новь, и Правь, как завещали нам отцы наши и деды, – сказал он и, взяв в руки меч, пошел вслед за диаконом, спускающимся по тропинке вниз.
Александр, выйдя за ними из коморы, увидел в отдалении внизу на большой поляне огромные высокие костры, сооруженные в виде гигантских ладей. Тела павших в сражении воинов лежали на них ногами на запад. Внутрь костров положили сухие ветки и сено. Воины, дружинники и посадские, стояли друг напротив друга двумя длинными шеренгами с обнаженными мечами, раздетые до пояса, как и князь.
– ...И аще кто умерший, творящи краду... велику... и творящи тризну умерши... – диакон закончил читать молитву.
Князь Александр взял из рук дружинника зажженный факел и, повернувшись к костру спиной, поджег первую ладью.
– Да вознесутся души ваши по Калиновому мосту на небо! – громко сказал он.
– Да вознесутся! – воскликнули воины и, к изумлению Александра, подняв мечи, пошли друг на друга под мерный барабанный бой. Тела их пульсировали и двигались в ритме медленных звуков накр. Единые движения создавали чувство родства. Александру казалось: какая-то таинственная, неестественная сила вселяется в ратников. По мере ускорения ритма тела их двигались все быстрее и быстрее. Удары мечами становились все сильнее и сильнее. Александр подумал, что вот сейчас вошедшие в экстаз воины изрубят друг друга, но ни одна капля крови не упала на траву, ни один воин не нанес и царапины другому. Постепенно ритм барабанов стал замедляться, воины опустили мечи... «Это ритуал, танец, – дога­дался Александр».

_______________

Бутеть – быть в здравии.
Крада – ритуальный похоронный костер.
Подругити – подчинить, завоевать.
От полудня до полунощ – от юга до севера.
Реснота – правда.
Живота гонези – убить, казнить.
В туне – по-напрасну.
Ватажиться – дружить.
Адамант – алмаз, бриллиант.
В замятни – в замешательстве.
Блазнь – соблазн.
Чаги – кожаные штаны.