Год Дракона. Глава 23

– ...Понимаю я, о чем говоришь ты, Александр, – сказал князь, вздыхая. – Но нет у нас здесь зеркал венецианских. Не на пир мы собрались... Но, может быть, бронницы наши тебе подойдут? Смотри, как горят на солнце они!
Александр взглянул на латы князя и увидел в них свое отражение, правда, немного искаженное. «Куда меня занесет на этот раз, с такими зеркалами?» – мелькнула у него мысль. Но выбора не было.
– Да, князь, кажется, подойдет. Можно попробовать, – с сомнением в голосе сказал Александр.
– Сколько тебе бронниц потребно для дела?
– Семь, князь. Три поставить вот сюда, на пригорок, три напротив и одну вот здесь, – Александр указал на место за большим пнем, где стоял горшок, наполненный воском и вином.
– Лады, – князь повернулся к веже. – Эй, отроки! – крикнул он.
– Слушаю, князь, – откликнулся молодой гридень.
– Борзо тащите сюда семь бронниц. Да начистите их, чтоб огнем горели.
Через несколько минут гридни установили бронницы на указанные Александром места и поспешно отошли назад, к веже.
– Ну что, хорошо ли будет? – спросил князь.
– Да, хорошо. Спасибо тебе за все, – Александр поправил перстень, подаренный князем.
– Да не за что благодарить меня. Иди к себе, возвращайся во время свое, негоже быть тебе здесь. Неправильно это! Каждый в свое время жить и умирать должен. Так все устроено в мире этом. Легкого пути!
– Я видел Историю, князь... И я понял...
– А скажи-ка мне, зелье это, что дал ты мне, и вправду волшебное? Неужто от всех недуг излечить может?
– Нет, князь, не от всех, но от многих может.
Лучи восходящего солнца уже легли на мокрую от росы траву. Заблестели листья ивы на берегу Вожи. Время Александра таяло, словно шагреневая кожа. Нужно было спешить.
– Вижу, пора тебе, друг. Что ж, делай свое дело. Хотя, погоди минуту... Скажи мне, – князь запнулся, словно подбирая слова.
– Говори. Говори, князь, скорее, – поторопил его Александр, поднимая руку с перстнем.
– Скажи мне, о гибели моей, дружины и посадских наследки наши знать будут? Имена наши останутся в памяти людской? Или канут в реку забвения?
– Обещаю, князь, будут помнить вас, – твердо сказал Александр, глядя в глаза князю. – Имена ваши не исчезнут в веках. – И верю я, что будут в школах наших изучать историю так, как сейчас основы выживания учат. А что важнее – еще неизвестно.
Он направил солнечный луч, отраженный от бриллианта на пень.
– Хорошо, коль так. Ну, прощай! – князь повернулся и, низко склонив голову, пошел по мокрой траве к пасшемуся неподалеку коню.
Первая попытка Александра оказалась не совсем удачной. Отраженный луч лишь слегка скользнул по горшку и потерялся в траве, потревожив божью коровку и бабочек. Он вновь поймал солнечный луч, отраженный от лат, и направил его на горшок. На этот раз все получилось. Александр почувствовал, как легкий ветер подул ему в лицо и воздух перед глазами замерцал, будто марево. Словно через пелену видел он, как князь вскочил в седло своего коня и, с места пустив его в галоп, поскакал к своей рати, выстроившейся на поле.
– Вои мои! Воззрим на Бога и станем крепко! – донесся до Александра зычный голос князя. – Кто молод, тот брат мне. Кто стар – отец! Помни! Побежавши, не уйдешь. Не забывайте: за спинами вашими дома ваши и дети. И ради них должны мы стоять здесь, сколько сил наших хватит, – продолжил князь. – Не ведаю я, где Муромские, Новгородские и Псковские полки, да и не суть это сейчас. Коли допустим погибель родных наших, грядущее не простит, – закончил он и Александр увидел, как князь спешился.
– Как зовут тебя, вои? – обратился князь к совсем юному пареньку в грубых онучах и коротких портах, с шестопаром на плече и ножом за поясом, стоящим в первом ряду пешцев.
– Кирилл, князь. А че?
– Ты в какой стороне живешь, Кирилл?
– В Копыревом конце. А че, князь?
– Отец твой печи кладет? Так?
– Да, кладет, князь. А че?
– Ну что ты заладил: «че да че»! Службу мне сослужишь: поскачешь...
– Князь, я со всеми могу, в строю, с посадскими. У меня шестопар вот какой! – паренек поднял одной рукой тяжелый большой шестопар.
– Добрый шестопар, – сказал князь. – Дай-ка посмотрю, – он взял шестопар и поиграл им в руках. – Знатный, – повторил князь Александр, кладя его на землю возле себя.
Немного помолчав, он снял корзно, вотолу, бронницу, шлем и аккуратно сложил все это у ног паренька:
– Одевайся, Кирилл, живо!
– Но...
– Ты что, ослушаться смеешь? – князь Александр нахмурил брови и повысил голос.
Воин стал быстро надевать на себя княжеские доспехи.
– Ну, вот и хорошо, – Александр оглядел воина. – Великовата только кольчужка-то, но ничего. – Князь обнял своего коня за шею и что-то зашептал ему на ухо. – Вот тебе и камонь мой, – он протянул пареньку браздо. – Скачи в посад, бери обаконь, поднимай посадского Матвея и старейшин созывай. Уходите! Все! Забирайте казну и уходите. Все до одного, – повторил князь. – Идите в сторону булгар лесом, дорог избегайте. Да хранит вас Бог! – несколько секунд он молчал. – Да, вот это жене моей, княгине, передай, – Александр вытащил из кармана пузырек с пенициллином и протянул Кириллу. – Пусть выпьет зелье. Накажи ей от меня, чтоб о сыне заботилась. Все ли понял?
– Все, князь! Сделаю, как ты сказал, – ответил Кирилл. – Не сомневайся, – голос его звучал уже твердо и уверенно, и воин легко вскочил в седло.
– Тогда торопи коня, – князь ударил своего камоня по крупу, и тот стал на дыбы.
...Ветер, дующий в лицо Александру, усилился. В глаза ему уже летели листья и стебельки, но он все еще отчетливо видел, как оставшийся в одних портах и рубахе князь поднял шестопар и встал в строй к пешцам. Видел он также, как спешился Боброк, снял доспехи, что-то прошептал на ухо своему фарю и тоже встал в строй.
– Негоже нам черных людей на произвол судьбы бросать, – говорили дружинники, спешиваясь один за другим и снимая с себя бронницы.
Многие разделись догола. «Голыми мы в этот мир пришли, голыми и уйдем», – говорили они, смыкая ряды.
Александр почувствовал, как ветер подхватил его, отрывая от земли, но он еще успел заметить и услышать, как мохнатые коротконогие татарские кони, тряся гривами и храпя, входят в реку. Пленные половцы и хазары громко кричали, подгоняя их. Он видел, как переправляются на больших кожаных мешках, набитых сеном, татарские кашкетены и нукеры, как налаживают катапульты пленные китайские инженеры. Шершеры с воем стали рваться уже на русском берегу. Черный дым снова заволок Гатово поле. Александра закружил мощный воздушный поток и он увидел, как упал с коня сраженный ятаганом Никита Гречанин. Заметил, как Филипп Нянка успел выбраться из-под груды тел и отбивается мечом от насевших на него нукеров. Александру показалось, что он на секунду выхватил взглядом искаженное лицо Подгола, метнувшего дротик в замахнувшегося на него саблей монгольского воина.
Отовсюду слышались стоны раненых, предсмертные хрипы, ржание коней. Но вскоре все это слилось в единый страшный гул.
Ветер хлестал его по лицу, разрывал рот, забивал дыхание. Последнее, что краем глаза успел заметить Александр через пелену дыма: изветник бьет в спину стоящего на коленях писца Нестора, а ябетник вырывает из рук его письмена «Временных лет», и оба они вскакивают в седла первых попавшихся коней. «Вот от кого зачастую доходят к нам летописи»! – промелькнуло в голове Александра.
– А-а-а! – закричал он. – А-а-а! Не троньте Историю, суки!

– Саша, что с тобой? Спи, еще петухи не пропели, – прошептала Наталья, вставая и зажигая свечу. – Уж не заболел ли ты?
– Я... я... Кажется, видел я...
– Что видел, Саша? Успокойся! Тебе воды принести? Да ты мокрый как мышь, горишь весь. Что с тобой, Саша? Заболел?
– Не помню... Снилась мне, Наталья, война... Ох, что-то рука болит и плечо ноет, – Александр попытался поднять руку. – Тянет-то как меж лопаток! М-м-м, – застонал он.
– Ну-ка, дай я гляну. Что там у тебя такое, – Наталья приподняла рубаху, в которой Александр спал. – О, Боже, Саша! Откуда у тебя этот шрам? – в изумлении спросила она, обнимая мужа. – Господи, когда ж ты успел пораниться так? И где?
– Шрам? А... Да... Стрела татарская... Я вспомнил! Точно, вспомнил, Наташа, – тихо сказал Дубовский. – Я видел Историю, видел ясно. Я сейчас знаю, что делать.

_______________

Бери обаконь – коней замори.
Шершеры – горшки с «греческим огнем».