Позировали лучшие красавицы

«Лучшие красавицы позировали мне…»
Константин Егорович Мако;вский (1839-1915)

«Обязан исключительно отцу»

       В конце творческого и жизненного пути художник Константин Егорович Маковский (1839-1915), блестящий живописец и график, педагог, мастер жанровой сцены, действительный член Петербургской Академии Художеств признавался: «Одни из лучших красавиц с удовольствием позировали мне, выстраиваясь в огромные очереди. Зарабатывая большие деньги, я жил ни в чём себе не отказывая. Испытывая особое пристрастие к жизни, мне так и не удалось всецело отдаться творчеству, проявив свой талант в полной мере». И в то же время он заявил, что «успел написать несметное количество картин и не зарыл своего Богом данного таланта в землю». И признался, что «не использовал его в той мере, в которой мог бы».      
       Да, в любвеобильности с Маковским не многие могли тягаться, не многие в достаточном молодом возрасте уже до замужества имели внебрачных детей, а после замужества – множество любовниц. От четырёх своих самых близких ему женщин – из которых было три жены и одна возлюбленная студенческих лет – было десять детей. Два ребёнка умерло в раннем возрасте.
       Родился будущий художник в семье Егора Ивановича Маковского (1802-1886), известного русского деятеля искусств, одного из основателей Московского училища живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ). И не случайно Константин Егорович признавался впоследствии: «Тем, что из меня вышло, я считаю обязанным себя не академии, не профессорам, а исключительно моему отцу».
      Ну, разумеется, он в данном случае не имел в виду свою любвеобильность и отчасти вынужденное, а отчасти и спровоцированное им самим многожёнство.
      Отец не был профессиональным художником, но его картины многими признавались вполне достойными признанных полотен.          
        Коллекционер Иван Евменьевич Цветков (1845-1917), меценат, коллекционер живописи, основатель частной картинной галереи, создавать которую начал в 1881 году и в которой – одной из немногих в России – среди1966 произведений искусства, в том числе 429 картин, 1499 рисунков и 38 скульптур, были полотна Константина Маковского, писал об его отце, как о скромном в быту, но ничего не жалевшим для искусства человеке:
       «Квартира у Егора Ивановича Маковского была большая, но очень скромно обставлена: большая часть была даже без мебели. Все стены сверху донизу были увешаны картинами».
        Он сам создавал портреты-миниатюры, увлекался музыкой, играл на гитаре и был всесторонне развитым человеком.
       Квартира находилось в небольшом особняке «Дворцовой конторы» Кремля, где он служил бухгалтером в Экспедиции кремлёвского строения.
       Егор Иванович основал так называемый «натурный класс» на Большой Никитской. Этот класс впоследствии был преобразован в училище Живописи и ваяния, а в шестидесятые годы на его основе открылось Московское училищем живописи, ваяния и зодчества.
       Любовь к искусству родители привили всем троим сыновьям – Константину, его братьям Николаю и Владимиру, а также и дочери Александре. А вот дочь Мария стала актрисой.
       В гостях у отца часто бывали Карл Брюллов и Василий Тропинин.
       Особенно много времени отец уделял учёбе Константина. Он не уставал повторять «Любуйся и запоминай!». Запоминать требовал всё, что мальчик видел вокруг. Пройдут, бывало, отец и сын по городу и отец спрашивает:
       – А не забыл ли ты, Констинька, того мужика, что квасом тебя угощал?
       Или после прогулки по парку спрашивал:
       – Помнишь, какая была ворона примечательная?
       А потом указывал на мольберт и просил по памяти изобразить всё, увиденное.
        И не уставал учить: «Искусство – это религия, искусство для того и есть, чтобы облагораживать людей, делая их добрее и лучше».
        Внимание отца заставляло Константина постоянно перекладывать на бумагу, позже на холсты всё, что привлекало его.
      Конечно, любовь к прекрасному, ясное понимание силы искусства пришли к Константину не только от отца, но и от матери. Он вырос в высококультурной семье. О матери Константина Маковского Любови Корнеевне, урождённой Молленгауэр, в Википедии говорится:
      «Любовь Корнеевна невысокая, изящная, вкрадчивая, была немкой по происхождению и воспитанию. Отец её – фабрикант музыкальных инструментов «Cornelius v. Mollenhauer», выходец из Померании. Она была одной из первых красавиц Москвы. Обладала прекрасным голосом, выступала в концертах, давала уроки. Когда открылась консерватория, Николай Рубинштейн пригласил её в качестве учительницы пения. По выходе замуж продолжала петь, славилась в домашнем кругу звонким сопрано. Но карьера её оборвалась – одолели дети. Много было детей. Выжили пятеро – три сына: Константин, Владимир и Николай, и две дочери – Александра и Мария. Сыновья и дочь Александра стали художниками. Мария – актрисой.
       Разойдясь с Егором Ивановичем после долгих семейных раздоров, проживала она до самой смерти в 1893 году, в Петербурге, вместе с дочерью Александрой Егоровной, добродушнейшей и восторженной старой девицей «Сашенькой». В их скромной квартирке, где-то на Лиговке, пахло красками Александры Егоровны, вареньем и мятными пряниками. Было много комнатных растений и ещё больше клеток с певчими птицами. Любовь Корнеевна любила вспоминать, как пела когда-то с лучшими певцами, даже с самим Тамберликом, – знаменитым тенором начала века, и как аккомпанировали ей Варламов и Глинка».
         И вот пришло время, когда отец сказал:
         – Поезжай-ка ты, сынок, в столицу. Пора тебе серьёзно учиться живописи!
        И Константин Маковский выбрал его без колебаний – только живопись! В 1851 году он поступил в школу, созданную отцом – в училище живописи и ваяния, как оно называлось в пятидесятые годы. Василий Андреевич Тропинин (1776-1857), признанный мастер романтического и реалистического портретов, поднявшийся и из крепостных, стал одним из первых его наставников. Среди учителей были Михаил Иванович Скотти (1814-1861), мастер исторического и портретного жанра, акварелист, академик. Сергей Константинович Зарянко (1818-1870), русский портретист, Аполлон Николаевич Мокрицкий (1810-1870), российский художник, портретист, Академик императорской Академии художеств. Учёба там – семь лет.
       Ну а продолжил образование Маковский в Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге, куда поступил в 1858 году.
      В 1860 году он впервые серьёзно заявил о себе на выставках в академии. Настоящим триумфом были картины «Исцеление слепых», написанная в 1860 году, и «Агенты Димитрия Самозванца убивают сына Бориса Годунова» – в 1862 году.
       Но вскоре произошёл конфликт в академии. Руководством было решено устроить в 1863 году конкурс на Большую золотую медаль Академии, да вот только тема Константина Маковского, как и многих его сокурсников, не устроила.
       Предложили сделать работы по Скандинавской мифологии? Но Маковский-то вырос в русской семье и ощущал себя русским художником. Отказ не прошёл даром, пришлось уйти из академии, не окончив её и, стало быть, не получив диплома.
      Впрочем, награды уже были – он получил Большую золотую медаль за работу «Агенты Дмитрия Самозванца убивают сына Бориса Годунова».
       Начался поиск собственного пути в живописи. Маковский примкнул
к артели художников, которую возглавил прекрасный живописец и рисовальщик, мастер жанровой, исторической и портретной живописи Иван Николаевич Крамской (1837-1887).
       В этой артели он создал несколько бытовых картин – а 1865 году картину «Вдова», в 1867 голу «Продавец сельди» и другие.
       В 1870 году Маковский вступил в «Товарищество передвижных художественных выставок», где выставил несколько своих картин.

«…Оттенок восторженного поклонения…»

       Константин Маковский рано понял, что интересует женщин. Действительно, он был красив, причём строгой мужской красотой.
       Сын Константина Егоровича Сергей Константинович Маковский, ставший поэтом, художественным критиком, издателем журнала «Аполлон» вспоминал о нём:
         «Отец мой в молодые годы имел обаятельную внешность, беспечную праздничную весёлость нрава, привычку к быстрым решениям, трудолюбие и жадность к утехам жизни. Он был всегда в духе, приветливый, нарядный, холёный, пахнущий одеколоном и тонким табаком, беззаботный, обворожительный, ловкий, с необыкновенно крепким здоровьем. Откинутая назад пышно-кудрявая голова с рано облысевшим сжатым у висков лбом сообщала чисто-русскому лицу в тёмно-русой бороде вид открытый и независимый. Внимание к знаменитому, балованному художнику, всегда приобретало оттенок восторженного поклонения. В обществе бывал он неизменно приятен и словоохотлив, на лицах появлялась улыбка, когда Константин Егорович входил в комнату».


      Студенческие похождения были уже не без грешны, а потому довольно быстро завершились тем, чем часто завершаются романы. У его пассии родилась от него дочь, которую назвали Натальей.
       Отношения с её мамой, возлюбленной будущего знаменитого художника, в бракосочетание не вылились, даже имени её в истории не осталось, но тем не менее Константин Маковский не отказался от отцовства. Напротив, в 1877 году ему удалось добиться, чтобы дочь получила фамилию Маковская, но «без сопричисления её к дворянскому роду этой фамилии». Впоследствии она вышла замуж и стала Лебедевой.
          Наталья Константиновна (1860-1939) была принята в семью Маковского, принята как родная – братья и сёстры ласкательно называли её Татинькой. Замуж вышла поздно…

        Женился же Константин Маковский в 1867 году на актрисе
Александринки Елене Тимофеевне Бурковой, которая выступала под сценическим псевдонимом Черкасова. Девушка была сложной судьбы. Внебрачная дочь друга императора Александра II, графа В.А. Адлерберга. Адлерберг был министром Двора при императоре Николае I. Мать была латышки. Звали её Минной Ивановной. Каких-то сведений о ней практически не осталось. Известно лишь, что Елена, хоть и жила с ней за границей, но отношения были не ахти какие. А потому она часто уезжала в Россию к отцу, который представлял её как свою воспитанницу. Образование Елена Тимофеевна получила хорошее, но внешностью не вышла – не имела той броской красоты, которая сразу сражает мужское сердце. Но было что-то в ней такое необыкновенное, что-то такое, что как бы освещало её изнутри. И только художник мог разглядеть в некрасивой, по мнению современников, девушке, необыкновенную привлекательность внутреннюю, необыкновенное обаяние, раскрывающееся в добром, и тёплом общении.
     Первый брак художника мог оказаться счастливым на всю жизнь. Во всяком случае, первые годы так и представлялось самому Маковскому. В 1871 году родился сын, которого назвали Владимиром. Но радость быдло недолгой – он умер в младенчестве. Здоровье Елены Тимофеевны после этой трагедии резко ухудшилось, и врачи диагнозцировали страшную и неизлечимую в то время чахотку. Разумеется, были рекомендации везти на лечение за границу. Маковский выбрал сухой тёплый климат Египта. Но в 1873 году супруга ушла из жизни.
       Конечно, Маковский горевал, но его обаяние, его популярность не могли позволить долго гнездиться в сердце горю. Окружённый поклонницами, он тем не менее не спешил делать выбор.

«Будьте хозяйкой в моём доме!»

      Но вот в 1874 году он был приглашён на бал в Морской кадетский корпус – так по привычке всё ещё именовали военно-морское учебное заведение, уже переименованное в 1860 году в Морское училище в период реформ военно-учебных заведений. Снова Морским кадетским корпусом оно стало именоваться лишь в 1891 году.
       На балы к воспитанникам – старшие именовались гардемаринами, а младшие кадетами – привозили юных девиц. Юлия Павловна Леткова, приехавшая поступать в консерваторию, оказалась в числе приглашённых.
Было ей всего пятнадцать лет, и, наверное, было бы вполне понятен её интерес к сверстникам в красивой морской форме. Но опережая юнцов, её пригласил на первый же танец Константин Маковский, сражённый ей красотой.
        Наверное, он заставил удивиться и даже завидовать многих гардемарин и кадет (слово кадет, так же как слово солдат не склоняется). Ему то уже было тридцать пять – для юношей такой возраст почитается, порой, за стариковский. Правда, многое в представлении окружающих меняла строгая мужская красота Маковского. Вот и совсем ещё юную Юлия она заставила обратить внимание на партнёра, который так и не дал ей ни разу потанцевать со сверстниками.
       Разница двадцать лет. Наверное, в первый момент и Юлии мог показаться странным такой интерес к её особе и столь бурное проявление чувств. А что же Маковский? Ему то какой интерес проводить время едва ли не с ребёнком? Они были вместе целый вечер, и Константин Егорович не мог не заметить, насколько хорошо образована, а главное, воспитана Юлия. Она легко поддерживала разговор, ловко уходила от тем, чем-то не устраивавших её. Она продемонстрировала свои знания и в литературе, и в поэзии, а особенно – что было очень приятно Маковскому – в музыке.
       Маковский не мог не понять, что такая красавица не будет долго оставаться одна в столице. Он решил действовать быстро, дерзко, напористо. После бала пригласил к себе большую компанию. Предложил музицировать, что было в ту пору модно. Разумеется, в этой компании оказалась и юная Юлия Павловна Леткова.
        Весь вечер в своём роскошном и богатом доме Константин Егорович оказывал прекрасной гостье всяческие знаки внимания, причём делал это даже слишком нарочито. А потом вдруг попросил своего приятеля Свирского, хоть и не профессионального, но удивительно талантливого музыканта, аккомпанировать:
       – Буду петь романс Чайковского на стихи Мея!
       Он не назвал романса, и все замерли в ожидании. Замерла и юная гостья, понявшая, что петь Константин Егорович будет именно для неё и только для неё одной.
       И он запел:

Нет, только тот, кто знал
Свиданья жажду,
Поймет, как я страдал
И как я стражду!

Гляжу я вдаль, нет сил!
Тускнеет око!
Ах, кто меня любил
И знал, далеко!..

Ах, только тот, кто знал
Свиданья жажду,
Поймет, как я страдал
И как я стражду.

Вся грудь горит! Кто знал
Свиданья жажду,
Поймет, как я страдал
И как я стражду.

      Юлия была поражена. Прекрасный голос, замечательная манера исполнения, причём абсолютно профессиональная. Она тоже пожелала петь и окончательно сразила Константина Егоровича, обожавшего музыку и ценившего музыкальность.
       Когда доложили, что накрыт ужин, Маковский встал, взял под руку Юлию и повёл в гостиную. Она безропотно, да какой там безропотно – с гордостью пошла за ним и с удовольствием села рядом на предложенное им кресло. Кивнула в знак благодарности и тихо проговорила:
      – Большое спасибо!
      – Нравится? Ну и прекрасно. Будьте хозяйкой в моём доме.
      Ну и тут же сделал предложение.
      И что же? Что можно было ожидать от столь юной особы? Удивление? Ответ, что нужно подумать, посоветоваться с родителями?
      Она согласилась сразу без колебаний, и родители, которые тоже были в числе гостей, ни словом не возразили на это быстрое решение.
       Тут же, за ужином, Маковский и Юлия объявили о помолвке. Венчание же пришлось отложить до её 16-летия, которое, впрочем, было не за горами. Венчались 22 января 1875 году в Почтамтской церкви, едва невесте исполнилось 16 лет. Таков был порядок! Ну что ж. 20 лет разница не такая редкость для императорской России.
        И тут же Константин Маковский начал портрет своей молодой и необыкновенно красивой жены.
      А начал он портрет удивительно… Вскоре после венчания юная супруга, которую современник справедливо назвал «ангелом неизреченной красоты» пришла в мастерскую, чтобы посмотреть на работу. Маковский с увлечением писал картину и отделался лишь ничего не значащей фразой, мол, зашла, посиди, я сейчас. А ведь супруге хотелось, чтобы супруг оценил, как она выглядит, как сидит на ней новое платье. Да и платье было великолепно – тёмно-красное, бархатное, с голубой лентой. Оно очень шло к лицу, гармонировало с цветом волом.
      А Маковский даже не обернулся. Юлия села в кресло, взяла со столика книгу, ещё неразрезанную – раньше книги продавались не разрезанными и, прежде чем читать, нужно было воспользоваться специальным ножом, чтобы отделить страницу от страницы.
      Услышав характерный хруст разрезаемых страниц, Константин Егорович обернулся, на мгновение замер, а потом быстро снял с мольберта полотно, над которым работал, и поставил туда чистый холст. Юлия всё поняла, и сидела тихо, стараясь не сбить нахлынувшее на супруга вдохновение. Три дня работы, и портрет был готов. На ближайшей выставке он вызвал невероятный интерес, о нём говорили: «Это малиновое платье так и звенит – острой высокой нотой среди тусклых тонов наших серых будней».
       Интерес к музыке и музицированию после женитьбы на «ангеле неизречённой красоты» настолько усилился, что Константин Егорович однажды даже спел на большой сцене в опере «Травиата».
      С тех пор Юлия Павловна часто говорили:
      – Мой супруг – человек-песня!

         В 1875 году была первая совместная зарубежная поездка. Побывали в Париже, встретились с Иваном Сергеевичем Тургеневым. Маковский снял мастерскую и много и вдохновенно работал. Ну а супруга – супруга тоже не оставалась без дела. Она подарила Маковскому дочку. 
      Но по возвращению в России случилась беда. Дочь заболела скарлатиной и покинула этот мир, причинив большое горе семнадцатилетней матери.
      За вторым ребёнком поехали в Ниццу. Маковский ездил оттуда в Париж, где много работал, затем снова возвращался к жене, беспокоясь о её здоровье. И в приезды свои он продолжал работать, и вскоре появился «Портрет в красном берете».
      Этим портретом он открыл целую серию подобных работ. Позировала художнику и сестра супруги Екатерина Павловна.
      Наконец, 15 августа 1877 года уже в России прошли успешные роды. Сына назвали Сергеем, и он в будущем стал художественным критиком, поэтом и прославился тем, что редактировал и издавал журнал-альманах «Апполон».
       Наступило полное счастье. А 1879 году родилась дочь, которую назвали Еленой, а в 1883 году – сын Владимир. Он был удостоен с пелёнок высокой чести – крестным отцом стал брат и императора Александра III князь Алексей Александрович.

Новая любовь и развод

      Семейное счастье… Но ведь любвеобильный нрав не всегда способствует ему. А жизнь художника разнообразна и многообразна. Рабочие творческие поездки, выстави, общение с людьми.
      1889 год. Париж. Всемирная выставка.
       Константин Маковский представлял свои картины, возле которых постоянно были люди. Очень часто подходили соотечественники. И тут он увидел девушку, как ему показалось, необыкновенной красоты. Это была Мария Алексеевна Матавтина (1869-1919). Двадцатилетняя русская красавица.
       Вспыхнул роман, закончившийся рождением в 1891 году сына, которого назвали Константином.
      Тяжёлым было возвращение в Россию. Как быть? Рождение сына не скроешь, да и надо ли скрывать?
      Жена была потрясена изменой. Как же так ведь ему уже шестой десяток, пошёл. Тургенев себя в этом возрасте называл стариком, а знаменитая Мария Гавриловна Савина при первой встрече назвала его – правда про себя – милым дедушкой.
       Маковский не хотел разрушать семью. Он просил прощения, но Юлия Павловна отвергла все разговоры и 18 ноября 1892 года подала ходатайство
"о предоставлении ей права проживать с тремя детьми по отдельному паспорту от мужа и об устранении последнего от всякого вмешательства в дело воспитания и образования детей".
       Бракоразводные дела в России происходили долго. Лишь 26 мая 1898 года состоялось решение о расторжение брака.
       Маковский продолжил отношения с Марией Матавтиной, которая вскоре родила ему сына Николая и дочерей Ольгу и Марину. После появился на свет и сын Николай.
      6 июня 1898 года Константин Егорович Маковский заключил третий брак    с Марией Алексеевной Матавтиной (1869-1919) и усыновил всех своих детей, рождённых вне брака.
      Художник продолжал работу. Его дочь впоследствии вспоминала, как создавались полотна на исторические темы. Маковский приглашал в гости представителей древних родов и устраивал как бы «живые картинки». Тут же становился за мольберт. Облачённые в старинные одежды гости изображали те или иные сцены русской жизни. «Свадебный пир», «Выбор невесты» и ряд других полотен были созданы с помощью такой импровизированной натуры.

«Смерть пришла… кривыми путями…»

     Жизнь художника оборвалась трагически уже в годы первой мировой и последние годы Русской Монархии. Стоял сентябрь 1915 года. Маковский мчался на извозчике, спеша в свою мастерскую. Планов было громадьё, а годы, годы – уже 74...
       Неожиданно из-за поворота выехал трамвай и дал резкий характерный звонок. Лошади испугались, рванулись в сторону, и пролётка опрокинулась. Маковский упал на мостовую и сильно ударился головой. Его тут же доставили в больницу, сделали операцию, после которой он пришёл в себя, простился с этим миром и ушёл в иной мир…
       В журнале «Нива». №40. 3 октября 1915 года сообщалось:
       «Русский художественный мир понес тяжкую утрату – тем более тяжкую, что она явилась трагической по своей обстановке. 17-го сентября скончался знаменитый русский художник, профессор исторической живописи, один из столпов русского искусства, Константин Егорович Маковский.
         Покойному было уже свыше семидесяти лет от роду. Но он был полон жизни, бодрости, чувства. С чисто юношеской энергией он продолжал работать, и в его громадной мастерской не было застоявшихся, остывших произведений. Кисть художника не лежала праздно, творчество его жило и искрилось. Богатырская натура этого замечательного человека и художника отгоняла всякую мысль о близкой смерти.
        И, наверное, еще долго прожил бы К.Е. Маковский, если бы смерть не пришла к нему кривыми путями, обманув его силы, здоровье, его редкую удачу везде и во всем. Художник сделался жертвой нелепой, бессмысленной случайности: он ехал на извозчике к себе в мастерскую по Большому проспекту Петроградской Стороны, лошадь, испугавшись чего-то, налетала на трамвай. К. Е. Маковский выпал из пролетки на мостовую, получил сотрясение мозга и рану в височной области. Его подняли, отвезли в больницу. В первое время думали, что этот случай не окажется для него роковым, тем более, в больнице К. Е. Маковский пришел в сознание и довольно связно рассказал, что с ним случилось. Но вскоре положение раненого быстро ухудшилось, он впал снова в бессознательное состояние, бредил, никого не узнавал – и к вечеру 17-го сентября скончался.
Неожиданная, обидная в своей нелепости и случайности, смерть оборвала долгую, яркую и богатую содержанием жизнь. К. Е. Маковский был свидетелем не одной какой-либо эпохи, а нескольких. Тропинин, Бруни, Брюллов были его учителями и современниками. От них он перешел к другому этапу в истории русского искусства – к передвижничеству.
В жизни К. Е. Маковский был как бы звеном между двумя мирами – старой досевастопольской России и России шестидесятых годов. Родившись в 1839 году, он видел и глубокий застой дореформенного времени, и крепостное право, и падение крепостничества, и эпоху великих реформ. То, о чём мы знаем из книг как сухую историю, он видел своими глазами. И последние свои годы он являлся истинным Мафусаилом среди новых поколений и новых событий, оставаясь все-таки близким новым поколениям и новым, жизненным явлениям и горячо отзываясь на все живое.
       То, что сделал К. Е. Маковский для искусства – для русского искусства – не поддается быстрому учёту. Число его произведений громадно: из простого перечня его работ выросла бы целая обширная статья. Как художник, он имел чрезвычайно определенное “своё лицо”, будучи совершенно независимым от каких-либо течений и направлений в искусстве. Он умел всегда сохранять свою независимость, свой стиль, свою манеру.
        Характерной особенностью творчества К. Б. Маковского была любовь к колориту, к декоративности, к помпезной яркости. Он любил русскую боярскую старину и в быте того времени ценил прежде всего, именно, пышную красивость и цветистость. Одною из наиболее типичных картин, – типичных для всего его творчества, – является знаменитый „Поцелуйный обряд" (в Русском Музее Императора Александра III). В этой картине отразились с наибольшей яркостью всё стороны таланта К. Е. Маковского: внешняя красота, обилие действующих лиц, необычайное богатство аксессуаров и общий широкий размах в трактовке сюжета. Столь же   типичными для покойного художника являются многочисленные портреты и бесчисленные грациозные головки боярышень, цыганок, итальянок...
       … он был одним из тех тринадцати протестантов, которые первые стали на борьбу с рутиной и закоснелостью дореформенной Академии Художеств и, выйдя из неё до формального завершения академического искуса, создали новое русское искусство. Он был в числе основателей знаменитой „артели", из которой выросло потом общество „передвижников”. Он вместе с Крамским, Репиным и другими светилами нашей живописи, впервые обратился к русскому быту, к русской истории, ко всему тому, что сверкало кругом них в солнце жизни, и что отвергалось и презиралось старой Академией, признававшей только мифологические, античные, библейские и другие „высокие" сюжеты.
        В лице К. Е. Маковского ушел из этого мира большой человек, в лучшем смысле этого слова. Большой по размерам своего дарования, по широте своею духа, по грандиозности своих работ, по диапазону всей своей долгой и богатой жизни. Такие люди бывают предназначены для долгих лет и нескольких поколений.
      Наш журнал потерял в К. Е. Маковском своего первого сотрудника, – первого, даже просто в буквальном смысле этого слова. Нужно заметить, что рисунком К. Е. Маковского, помещенным в № 1 нашего журнала в первый его журнальный год, началась „Нива". И после, того бессменно почти полвека покойный художник сотрудничал в „Ниве" и был деятельным членом нашей редакционной семьи.
      Колоссальное художественное наследство, оставшееся после покойного, рассеяно по всему миру. Его картины имеются в Западной Европе и Америке. К сожалению, как это бывает всегда с крупными художниками, подавляющее большинство его произведений находится в частных руках и известно широкой публике лишь по гравюрам и репродукциям.
      Как человек, К.Е. Маковский отличался редкими душевными качествами. Его отзывчивость, его широкое гостеприимство, его стремление к самому широкому общению с окружающими уже давно сделались достоянием легенд. Он очень многое брал от жизни, но едва ли не большее давал своим окружающим и от своего таланта, и от всех сокровищ своей пышной, яркой и красивой жизни».
 
        Казалось бы, Константин Маковский и не самый знаменитый художник, ведь если попросить человека, принадлежащему к культурному слою общества назвать навскидку несколько художников, вряд ли начнут с него, а может и вовсе сразу не придёт на ум его имя. Тут уж, конечно, на первом месте будут Шишкин, Суриков, Саврасов, Поленов, Перов, Васнецов, Верещагин, Айвазовский… Но вот что интересно – если Ивана Константиновича Айвазовского считают едва ли не лидером по количеству проданных картин, то второе место после него отдают именно Маковскому.
        И ещё один момент – именно Маковскому был заказан первый президентский портрет Теодора Рузвельта (1858-1919 года), 25-го вице-президента и 26-й президента США в 1901—1909, шестиюродного брата знаменитого 32-го президента США Франклина Рузвельта (1882-1945).
      Картины же Константина Маковского в России продавались настолько дорого, что даже знаменитый создатель Третьяковской галереи не мог позволить себе приобрести, скажем, такое полотно как «Боярский свадебный пир в XVII веке».
         Художник Александр Николаевич Бенуа; (1870-1960), широко известный своими мемуарами, «Мои воспоминания», изданных в пяти книгах, и дневниками, писал о Константине Маковском:
         «Если кто из художников был популярен на Руси – то это именно он. На него, быть может, не молились, его не называли богом, но его все любили, и любили самые его недостатки – то самое, что сближало художника со своим временем».

         Род, преданный живописи.

     Чтобы описать всё то, что сделано Маковскими в живописи, потребуется, наверное, не одна книга. Мы коснёмся ещё одного замечательного художника из рода Маковских – брата Константина Егоровича Владимира Маковского (1846-1920).
     Не случайно и он стал известным живописцем, поскольку мог также как Константин Егорович, сказать, что главным учителем в жизни и в творчестве стал отец. Владимир Егорович известен как художник-передвижник, живописец и график, педагог, мастер жанровой сцены. С 1873 года он академик, а с 1893 года – действительный член Петербургской Академии Художеств.
        Его личная жизнь сложилась более спокойно, нежели у старшего брата Константина. Он был на семь лет моложе, а вот женился всего на два года позже, чем брат. Это случилось в 1969 году, когда ему было 23 года. в жены выбрал Анну Петровну Герасимову (1848-1898). Он был старше жены всего на два года.
        Если Константин рано выпорхнул из отеческого гнезда, то Владимир остался жить с родителями, а потому и получал от них большую поддержку.
У него было два сына, один из которых – Александр (1869-1924) – продолжил семейную традицию, став живописцем, а другой – Константин (названный Владимиром в честь своего старшего брата) – архитектором.
Впрочем, специальность избрал весьма близкую. Вспомним, у знаменитого Карла Брюллова, тоже брат Александр стал архитектором. 
      Владимир Егорович знаменит тем, что выполнял немало заказов для Храма Христа Спасителя.
      Он тоже немало уделял в своём творчестве внимания детской теме и даже за картину «Крестьянские мальчики в ночном стерегут лошадей» был удостоен звание «классного художника первой степени с золотой медалью Виже-Лебрень за экспрессию». А картину «Игра в бабки» приобрёл для своей картинной галереи Павел Михайлович Третьяков (1832-1898).
       Семейная жизнь сложилось, он узнал, что такое семейное счастье, но… вспомним строки из элегии Василия Андреевича Жуковского «На кончину её величества королевы Виртембергской» в – дочери императора Павла Петровича Екатерины Павловны…

Губителем, неслышным и незримым,
На всех путях Беда нас сторожит;

      Вот и Владимира Егоровича Маковского подстерегла беда – он рано овдовел. В воспитании детей ему помогали мать Любовь Корниловна и сестра Александрой, с которыми он первое время оставался жить в небольшой квартире на знаменитой Петербургской на Лиговке.
      Впрочем, как и старший брат, он долго не оставался вдовцом. Полюбил певицу Ольгу Андреевну Макарову (1866-1924).
      Зажили счастливо, как сообщено в Википедии, «в академической квартире на четвёртой линии Васильевского острова. Тёплая квартира, температура которой была изумительно ровная – казённых дров отпускалось без всякого счёта, и уют, созданный новой женой, неохотно выпускали Владимира Егоровича в мастерскую к ученикам. В основном он работал дома».
       Он очень любил музыку и нередко выкраивал время на музицирования, даже в ущерб живописи.
        Прекрасно освоив гитару и полюбив скрипку – играл на инструменте знаменитой работы династии Гварнери, основателем которой является Андреа Гварнери (1626-1698), знаменитый итальянский скрипичный мастер. Владимир Егорович признавался: «Я не знаю какое искусство люблю больше, живопись или музыку... Каждый день я, бросая кисть, берусь за смычок и играю, один, для себя...».
      В доме было всегда шумно и весело, в нём собирались столичные знаменитости, музыканты, художники, писатели и поэты.
       Дочь знаменитого Третьякова, Вера Павловна (в замужестве Зилоти), вспоминала: «Одним из самых очаровательных, тонких, душевных людей, которых я знала в жизни, был Владимир Егорович Маковский. Был он привлекателен и своей внешностью… Любил музыку до безумия… Было и осталось впечатление, что в душе его жил целый мир поэзии, романтики».
         Но на страну надвигались беды – война, революция и вновь война – теперь уже братоубийственная, гражданская.
         После февральского государственного переворота 1917 года, Маковского, как певца маленького простого человека, решили сделать Президентом Академии художеств, но пролетарская революция перевернула всё – многие учреждения были закрыты, упразднена и Академия художеств.
       Владимир Маковский принял революцию и даже успел создать революционное полотно: «Большевики. Сторожевой пост. Декабрь 1919 год».
Но она осталась без особого внимания, хотя и заняла впоследствии своё место в Третьяковской галерее. Новая власть отнеслась к нему лояльно, да и как иначе – всем было известно, как откликнулся Владимир Маковский на майские события 1896 года, когда во время празднований по случаю коронации императора Николая II в Москве произошла страшная трагедия, унёсшая сотни жизней. Маковский отозвался на то, что случилось на Ходынском поле полотнами «Ходынка» и «Похороны жертв Ходынки». Цензура запретила выставлять вторую картину.
       Художник оставался вне политики. Но может ли так быть? Трагедия, отражённая на полотне, это большое несчастье и для тех, кто пострадал, и для родных погибших, и для всей страны. Но возможно ли на полотне показать истоки этой трагедии, её причины?
       Все вокруг обвиняли в случившемся самодержавие. Само создание полотен Маковского значительно усиливало эти осуждения и обвинения. Он не понимал, что идёт целенаправленный подрыв авторитета самодержавной государственной власти. Идёт целенаправленная подготовка к гибели империи.
      И вот империя рухнула. Новая власть жестоко расправлялась со старой знатью, однако тех, кто содействовал обрушению самодержавия, если и не привечала, то во всяком случае, щадила.
       Правда Владимиру Маковскому не удалось послужить молодой советской республике. Его картина осталась незамеченной. А вскоре – в 1920 году – он покинул сей мир, оставив в этом мире около 400 больших полотен и множество других небольших работ.