сны. 3. 3

Утро в муниципальной клинике для душевнобольных на острове Эдем начинается в 6:00.
Конечно, ещё задолго до этого, примерно на рассвете или даже раньше,  заводит свою сладкую песню соловей, разыскивая свою подругу среди постриженных кустов лавра в общем дворе, он затягивает свою трель высоко-высоко, потом спускается ниже и тише, и начинает снова, но она молчит, а он продолжает петь, совершенно не стесняясь, что солнце уже смело бьёт по зелёной листве и понемногу сыплет лучами в грязные зарешёченные стёкла больницы.
В то же время, до побудки в холодных и пустых бетонных коридорах Эдема довольно тихо и даже жутко, особенно если взять во внимание, сколько здесь занято коек обитателями, однако, если хорошенько напрячь уши, можно различить редкие шаги санитаров в лёгкой тряпочной обуви с резиновой подошвой и как порой скупо бряцают ключи в их карманах при ходьбе. В остальном же в этом позабытом уголке мира в этот час царит безмятежная тишина и покой. Даже в отделении для буйных на заре не слышно ни единого шороха – ведь действие лекарств обычно прекращается несколько позже.
В 6:00 звенит короткий электронный сигнал и включается общее радио, радостно приветствующее каждого обитателя приюта голосом директора больницы:
«Доброе утро, жители Эдема! Вот и настал новый день! Возрадуемся же ему и поблагодарим отца нашего, давшего нам приют в столь прекрасном месте, в этом цветущем саду, вдалеке от Содома и Гоморры. Воздадим хвалу ему за пищу, которой он делится с нами и питьё, что утоляет нашу жажду. Эдем любит вас!»
После такого обращения заведующего в динамиках обычно включается старая детская песенка, кажется, давным-давно  её можно было услышать по телевидению в передаче с большими плюшевыми куклами, которые несуразно широко распахивали свои рты, когда говорили. А когда они пели, на зелёной лужайке с огромными белыми нарисованными ромашками начинало крутиться большое разноцветное колесо, а из-за облаков появлялась широкая арка радуги, по которой скакали лягушки и кузнечики. Чуть позже санитары отпирают палаты, а жители Эдема неторопливо выстраиваются в очередь за порцией утренних витаминов…
На какую-то секунду солнце вспыхивает слепящим белым светом, раскалываясь в огромном грибообразном столбе дыма, сметающем облака в сторону и вздымающемся над городом, тающем под напором шквального ветра, который превращает всё на своём пути в песок и пыль…
Я вскочил с кровати весь мокрый от пота и со странным привкусом железа и соли на ноющих деснах, страшно болели глаза, а сердце так бешено стучало в груди, что казалось сейчас выскочит наружу – оно билось в немой истерике, не находя себе места внутри, как пойманный дикий зверь, как бабочка в стеклянной банке, в панике сметая пыльцу с крыльев о прозрачные стенки. Далёкий и нарастающий шум и скрежет в голове разрывали барабанные перепонки.
Внезапно глубинный порыв согнул меня пополам и я изо всех сил упёрся коленями и ладонями в пол. Первый раз меня передёрнуло всем телом, выплеснув наружу немного воды и горечи пополам с желудочным соком. Во второй же раз меня тряхнуло так, точно должно было вывернуть наизнанку, и ледяной холодок дошёл до кончиков пальцев. Резким движением я изрыгнул наружу кусок кровоточащей плоти,  и белая пелена застыла перед глазами, в каком-то обычном машинальном порыве я одним скользящим неловким движением пытался стереть с губ выплёскивающуюся кровь, не понимая что происходит. Я ощутил как что-то пульсирует на полу, отторгнутая плоть сжималась и разжималась, подобно механизму, отмеряющему время с постоянным биением, подобно маятнику, двигаясь вверх-вниз, подобно мышечной ткани…