Цена любви

В соавторстве с Еленой Грибовой, Ольгой Артемовой, Ольгой Пустошинской

В больницу приходилось покупать почти всё: лекарства, шприцы, вату, бинты, медицинские перчатки, даже тетради и ручки. На процедуры ходили со своими пакетиками, доставали ампулы и разовые пластиковые шприцы.

— Дочка, не выбрасывай, — просила иной раз какая-нибудь старушка, — второй раз можно уколоть, если помыть.

— Не положено, абсцесс будет, — отвечала медсестра. Шприц летел в таз, игла — в лоток.

Пациентка следила за этими манипуляциями полным сожаления взглядом.

Валентина её отчасти понимала, сама потратила на лекарства почти половину пенсии. Надо было пролечиться как следует: после стационара на какое-то время отступали головные боли, и самочувствие улучшалось.

Палата была на девять человек. Валя считалась «старенькой», так как лежала дольше всех остальных.

Кормили в больнице неважно, соседки по палате редко ходили в столовую — родственники приносили им домашнюю еду в стеклянных банках, обмотанных полотенцем, и маленьких кастрюльках. А Валя ела жиденький суп и кашу на воде, выбирать не приходилось: у неё в городе никого.

— Валь, идём с нами, — приглашали её.

— Нет, спасибо, я ужинала, — отказывалась Валентина. Не из гордости, а потому что трудные времена настали для всех.

Дверь в палату открылась, это медсестра привела темноволосую женщину, указала на койку у окна:

— Располагайтесь. Вещи в тумбочку кладите.

Все уставились на новенькую. Молодая, симпатичная, дорогой спортивный костюм, причёска такая, будто только что из парикмахерской вышла, в руках объёмные пакеты.

— А где холодильник? Мне продукты положить.

— В коридоре. Подпишите фамилию, номер палаты и дату.

Девушка бросила вещи на койку и вышла, прихватив пакте с продуктами.

— Ишь, какая цаца! — завистливо сказал кто-то. — Из новых русских, сразу видно. Полежит-полежит с нами, а потом палату купит.

— Это как?

— А что, платишь в кассу и занимаешь отдельную, в конце коридора. Там и телевизор, и маленький холодильник. Лежи себе, никто не храпит под боком.

— Да с народом-то веселее, — возразила Валя.

— Тю! Чё им народ!

Новенькая вернулась, и разговор стих.

Новую соседку звали Эльвирой. Она не стремилась общаться и сразу легла на койку, отгородившись ото всех глянцевым журналом с привлекательной девицей в шубе.

***

Через два или три дня Валентина возвращалась из физкабинета, который находился на первом этаже, и услышала на лестнице раздражённый голос Эльвиры.

— Зачем пришёл? Довёл до нервного срыва, а теперь мандаринами откупаешься? Забери свои подачки!

— Зачем ты так? — послышался мягкий баритон. — Я же по-человечески хотел, пришёл навестить.

Валентина остановилась на площадке. Подниматься и обнаруживать себя не хотелось.

— Не приходи, не смей показываться мне на глаза! Маму угробил, теперь Линкой шантажируешь, а я...

— Эля, — перебил невидимый собеседник, — это низко обвинять меня в смерти Ирины.

— Да? Хочешь сказать, что это неправда? — язвительно спросила Эльвира.

— Ладно. Поправляйся. Если что надо будет — звони.

— Да пошёл ты! Есть кому звонить, обойдусь без твоих услуг.

Сверху затопали шаги. Валентина напустила на себя равнодушный вид и двинулась вверх по лестнице.

С Эльвириным собеседником она столкнулась нос к носу. Симпатичный, хоть и не красавец, высокий, фигура хорошая.

«Муж, наверно, — подумала Валя, — ну а кто же ещё...»

Вернувшись в палату, Валентина застала пир горой. Эльвира выложила на тумбочку мандарины, виноград, соки в пёстрых коробочках и йогурты, которые Валя никогда не пробовала, лишь видела в рекламе.

— Угощайтесь, забирайте всё. У меня аллергия.

— Ну зачем же... — робко возразил кто-то.

— Забирайте или выкину.

Эльвира легла на койку и отвернулась к стене. Валя заметила, что она плачет.

Женщины несмело стали подходить к тумбочке и брать соки, фрукты и йогурты. Купить такое многим было не по карману.

***

После отбоя в палате повисла тишина, прерываемая лёгким похрапыванием. Валентина поднялась и подошла к койке Эльвиры.

— Не спишь? Я слышу, что не спишь. Что тебя мучает? С мужем поругалась? Я слышала на лестнице… не хотела, но так вышло.

— Это не муж, а отчим, — ответила Эльвира, садясь в постели.

Ответ Валентину поразил.

— Да? Такой молодой?

— Мама на старости лет нашла свою любовь. Теперь её нет, а эта козлина нам нервы мотает, меня до больницы довёл.

— Расскажи всё.

Эльвира помолчала, собираясь с мыслями и начала...

— С моим отцом жизнь у мамы не сложилась, развелась. Потом, после перестройки, бизнесом занялась, открыла несколько магазинов с женской одеждой. Несколько лет назад её угораздило познакомиться с этим Виктором, и она влюбилась. Разница в возрасте шестнадцать лет, а маме всё равно было. Я видела, что хахаль с ней ради денег, но влюблённой женщине ничего доказать нельзя.

Валентина не перебивала, давая девушке выговориться.

— А через какое-то время мама сказала, что беременна. В пятьдесят лет! Она продала магазины, оставив только дом и квартиру, что Витьке дарила, и они уехали, вроде как к его родителям, а куда на самом деле — не знаю. Звонила часто, правда. Сказала, что родила девочку, назвала Ангелиной. А потом они неожиданно вернулись втроём. Мама и так была не совсем здорова, а этот… загулял и проиграл все деньги, это её убило… умерла от инсульта три месяца назад.

Эльвира заплакала. Валя тихонько гладила её по плечу, шепча какие-то слова утешения, а у самой защипало глаза.

— Перед смертью просила меня не бросать Ангелину, мама уже поняла, что на мужа нет никакой надежды. У Виктора есть квартира, мама покупала. Однокомнатная, неплохой планировки, но он переезжать не захотел, зато требует денег за свою и Ангелинину часть дома, потому что они наследники, а он законный представитель дочки. Я знаю, если Виктор получит деньги, то тут же забудет про всякую опеку.

— Бросит? Он же отец какой-никакой...

— Я сомневаюсь, что он отец, эта история очень мутная. Ангелина не похожа ни на мать, ни на этого... Смуглая, волосы смоляные. Как отец Витька плохой, как человек — тоже. Ты не смотри, что он спокойно со мной разговаривал, боялся орать в общественном месте, комедию ломал. Ах, Эльвирочка, как ты могла так подумать, я по-человечески хотел... Тактику поменял, вот и всё. Я не могу продать дом, мне с детьми некуда идти.

— Не плачь, успокойся, — сказала Валя, — постараюсь тебе помочь.

— Как? Адвокат знакомый есть?

— Нет. Мне во снах ответы на вопросы приходят, загадаю, как тебе надо поступить — и увижу во сне.

Странно звучали слова Валентины, но Эльвира почему-то сразу поверила и успокоилась.

***

Валя только на секунду закрыла глаза, как увидела себя в незнакомом медицинском кабинете. Врач в белом халате тщательно мыла руки под краном, из-за ширмы вышла женщина лет пятидесяти, поправляя юбку. Это была Ирина, Эльвирина мать.

— Никакой беременности у вас нет. С чего вы взяли? — сказала врач.

— Как нет? – помертвела Ирина. — У меня задержка и плохое самочувствие.

— Это называется климакс, — жёстко ответила врач, но видя расстроенное лицо пациентки, смягчилась: — Ну зачем вам ребёнок в таком возрасте? Это просто тяжело.

— Муж хочет, у него нет своих детей.

— Усыновите... Сходите в дом малютки и возьмите грудничка.

— Мы подумаем, — сказала Ирина.

Миг — и всё пропало. Валентина очутилась в просторной комнате с рядами пустых детских кроваток, лишь в одной лежал спелёнатый младенец. Около неё стояли трое: Ирина, Виктор и незнакомая женщина в наброшенном на плечи халате.

— Вот она. Девочка, ей месяц, не больше, — прошептала женщина. — Сегодня подкинули, я сразу позвонила вам.

— Какая хорошенькая… Мы можем её забрать прямо сейчас? — спросила Ирина и протянула дрожащие руки к младенцу.

— Чем быстрее, тем лучше, пока никто не видел. Документов не неё не заводили.

— Спасибо... Витя, заплати, сколько надо. — Ирина взяла ребёнка на руки и прошептала: — Мой ангелочек, моя Ангелина...

***

Утром, до врачебного обхода, Валентина с таинственным видом поманила Эльвиру в коридор.

— Видела... Не рожала твоя мама эту девочку, и Виктор ей не отец. Взяли её из дома малютки тайком, кто-то подкинул на крыльцо, заведующая сразу Ире позвонила... Она им дитя отдала, они - деньги. Ни документов, ни справок — ничего.

— У неё и правда нет никаких документов. Мама сказала, что не вставала на учёт, а роды были домашними, — ахнула Эльвира. — Спасибо, Валя! Этот гад ничего не получит!

Она тут убежала на пост кому-то звонить, весь день ходила возбуждённо-радостная, а на другое утро упросила врача выписать её домой.

На прощанье Эльвира протянула Вале деньги:

— Возьми, это всё, что есть с собой.

— Не надо, — отвела её руку Валентина, — напиши мне потом, хорошо?

Эльвира обняла Валю, подхватила вещи и скрылась за дверью.

***

— Что так быстро вернулась?

Виктор сидел в гостиной перед телевизором и курил, пепельница была полна окурков.

— Важные дела позвали, — ответила Эльвира. — Выметайся из моего дома, час на сборы. Бери всё, что тебе нужно и уходи.

Виктор затушил сигарету и рассмеялся:

— Скорее ты уйдёшь отсюда, дорогая. Я и Линка наследники, и мне плевать на ваши с мамашей устные договорённости.

Эльвира задохнулась от возмущения, но сдержалась, села в кресло и заговорила, не сводя глаз со своего визави.

— Мне стало известно, что Лина не мамина дочь.

Виктор изменился в лице.

— Что... что за бред?

— Она не удочерена, а значит не имеет права на наследство. А твоё я буду оспаривать в суде.

— Дура! С чего ты взяла, что Линка не её дочь?! — Виктор вскочил и двинулся на Эльвиру. Она испугалась его белого перекошенного лица.

— Экспертизу ДНК делала. Мы с Ангелиной не сёстры.

Эльвира блефовала. "В конце концов анализ можно потом сделать, если этот козёл не поверит", — подумала она.

Но он поверил и испугался.

— Она и не моя тоже. Это твоей мамаше приспичило иметь ребёнка, это ей он был нужен, а не мне. Предупреждаю: я Линку не заберу и алименты платить не буду!

Виктор ещё долго кричал и угрожал, потом покидал в чемодан кое-какие вещи и ушёл, хлопнув дверью.

Эльвира на ватных ногах прошла к выходу, закрылась на щеколду и расплакалась.

***

Валентина получила письмо, Эльвира написала, как обещала. Виктор до того испугался ответственности за подлог, что не вступил в наследство. Собрал вещи и переехал в свою однушку.

«Ангелина останется со мной, я обещала маме не бросать девочку, — писала Эльвира. — Она ко мне очень привязалась и иногда называет мамой, а не Элей. Я не возражаю, ребёнку нужна мать…»