1. Нежданный подарочек

Авторы: Таэ Серая Птица и Дэлора
Джен с элементами слэша
R
Психология, Фантастика, Становление героя
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика
___________________________________________________


Пролог


                Когда человечество... ай, ладно, отставить пафос. Когда земляне впервые выглянули из своей конуры — за пределы Солнечной системы, самой почетной была профессия пилота любого космического корабля, от разведчика до сухогруза. Потом — только пилоты «искателей» удостаивались почетного звания мечты любого ребенка и особей женского пола от пятнадцати до ста пятнадцати. Еще погодя, с появлением Интергпола, эту эстафету перехватили статные красавцы-офицеры в черной, с серебряными и золотыми звездами на шевронах, форме. Не, кто ж спорит: в Интерг отбирают только лучших из лучших. Но на рекламные плакаты всегда попадают только самые-самые сливки. Почему-то обычные патрульные в эти сливки не попадали никогда.
      Что такое Патруль?
      О, Патруль — это просто песня. Неприличные лимерики, если так можно сказать. Патруль — это те миллионы крохотных сторожевых крейсеров, которые год за годом курсируют по изменчивым и непостоянным маршрутам, вылавливая пиратов, контрабандистов всех мастей, наемников и ассасинов, террористов и грабителей. Это «ловчая сеть» Интерга. Это все те, без кого не было бы ни громких задержаний, ни тихих спасений, а «звезды» не оседали бы на лацканах и шевронах больших шишек и рекламных героев. Если еще короче, то мы — те ребята, которые делают всю грязную работу.
      Да, разболтался я чего-то. Прям, можно сказать, крик зависти и злости исторг из глубины души. Хотя нифига подобного! Нет, честно — я совсем не завидую им, этим плакатным мальчикам с мужественными подбородками. Страшно представить, что мне бы пришлось торчать на виду у всей Федерации, и каждый считал бы своим долгом оценить, как у меня волосинка из уставной прически выбилась или пылинка на шеврон упала. И это я уж молчу о реальных и приписанных поступках! Нет, не-не-не, помилуйте меня все космические ветра, мне такой славы и даром не нать, и за так не нать.
      У меня есть своя работа, своя команда, да даже слава есть своя — и я честно ее не просил, оно само как-то... Пусть даже только в нашем секторе на задворках Федерации, да и слава эта все-таки больше не моя лично, а моих ребят. В общем-то, если интересно, спросите в любом порту сектора 143-13-23 про «Рысь», и вам нарассказывают космо-баек, из которых половина будет откровенная бредятина, половина второй половины — преувеличения, а примерно процентов так пять последней четверти — правда про меня, мою команду и патрульный сторожевик «Рысь».
      Когда служишь в Патруле, на что только не насмотришься, проводя обыск очередного контрабандистского судна. На некоторые вещи... некоторых существ... В общем, кое на что смотреть бы и вовсе не стоило. Особенно, если они глянут в ответ — и все, амба котенку. Потому что ты в ответе не только за тех, кого приручил по своей воле. И вообще, раз ты старше, сильнее и весь такой из себя патрульный — отвечай.
      Я и отвечаю.
      Что поделать, работа у меня такая — капитаном «Рыси» быть и за все и всех отвечать. Но этот случай все же — особый.
          
 
Глава первая



                Маршрут любого патрульного крейсера пролегает через двадцать реперных точек. Это аксиома. Другое дело, что эти точки выбираются каждый раз разные, исходя из донесений осведомителей, из засечек маркер-буев, которых в каждой системе понатыкано, как мусора во времена оны на орбите старушки-Терры. Ну и интерговская разведка, конечно, как-никак, Патруль к Интергу и относится, пусть и очень редко светится в новостях.
      Капитан Стан нынешний маршрут крейсера «Рысь» прокладывал с расчетом поймать, наконец, ту гниду, которая уже почти год так ловко водила за нос все патрули сектора 143-13-23, сбрасывая то на Лилианне, то на Монике, то на Авроре крупные партии синтетических наркотиков. Учитывая, что все три планеты являлись крупнейшими развлекательными центрами сектора, начальство рвало и метало, требуя достать суку. Рвало жопы бедным патрульным и метало взыскания всем, кому ни попадя. Капитанам и командам контрабандистов, которых приказали брать живьем — и хоть наизнанку при этом вывернись, — по всем каналам, публично и не очень, был обещан скорый и пристрастный суд и показательная казнь. Капитан Стан в глубине души был с этим даже согласен: проклятый синт вызывал привыкание с первой же дозы, выжигал мозги при передозировке и унес уже какое-то совершенно нереальное количество жизней. Причем, не только людей, но и всех прочих рас.
      Так что это было дело чести — поймать и обезвредить подонков, ради наживы обеспечивающих связь производителей и распространителей. Естественно, сперва их выпотрошат спецы Интерга, выбьют все явки и пароли. Прямо сейчас планетарные части полиции устраивали самую масштабную облаву на памяти капитана, вылавливая по уже полученным наводкам дилеров, пушеров и прочих распространителей синта. Именно поэтому в патрулирование выходили почти все крейсера, даже те, что только-только вернулись из своего предыдущего рейса. Интерг собирался не просто «забросить невод», а растянуть частую сеть, в которую гарантированно искомая «рыба» попадется.
      Кроме злости на подонков, капитан Саммер Стан был не лишен некоторой доли честолюбия, и мысль, что его команде может перепасть немного удачи, а после... О нет, не славы — кому она нужна? Кредитов, конечно. Вот мысль о кредитах грела не хуже мягкой шерсти решти. Нет, за работу в Патруле и платили соответствующе, но все его ребята были довольно молоды — по меркам тех рас*, к которым принадлежали. И посорить кредитами, фигурально выражаясь, конечно, не отказался бы ни один из них.
      Как капитан, Саммер был должен знать все и обо всех своих ребятах. Он и знал, исключая только абордажную команду — ну так эти ребята и были целиком вотчиной командира Штерна. А Штерн был галлири, но иначе чем «позором расы» себя не называл, и в этой шутке доля шутки была исчезающе мала. Немудрено: услышав «галлири», любой разумный ожидает увидеть невысокого, немного упитанного или даже кругленького, улыбчивого зеленокожего «лягушонка»-торговца, приветливо помахивающего перепончатыми ушками. А, встретив Штерна, увидит двух-с-половиной-метровую мускулистую орясину, у которой те самые ушки и не разглядишь сразу, а уж про улыбку вообще можно только промолчать. Штерн — это было всего лишь прозвище, настоящее имя галлири разве что главный техник пропеть мог. Добровольно пошедший на программу по физическому усовершенствованию, единственный из расы, действительно, единственный, а потому уникальный. Капитан Стан прекрасно помнил, как ему советовали не брать в команду этого галлири, несмотря на безупречные характеристики, потому что «мало ли что там с ним яйцеголовые сделали». Он взял — и ни разу за десять лет не пожалел. Штерн был отцом родным своим абордажникам, безупречным на службе, совершенно безбашенным в увольнительных, но в глубине души тем еще добряком. Он бы спустил свою премию на корм для крохотного приюта бездомных животных, очередную игрушку и гору лакомств для талисмана команды — котокрыса Рафаэлло.
      Вторым талисманом, пусть и неофициальным, на борту «Рыси» считался старший техник, Льех`Ана ин-Равари. В команде звали его просто Ана, потому что выговаривать полное имя маарлеанина — долго, да и сам он с первого же дня службы предложил такое сокращение. Капитан Стан не знал за свою жизнь большего раздолбая, чем этот то ли эльфолемур, то ли лемуроэльф: войдя в техотсек, можно было легко обнаружить его, висящего под потолком, растопырив лопоухие уши, и блаженно жующего что-то крайне неуставное. Но в то же время он вынужденно признавал, что Ана — настоящий гений во всем, что касается техники. Старушка «Рысь» летала и прыгала как едва сошедшая со стапелей космоверфи только его стараниями — и команда отдаривалась абсолютно искренней любовью.
      Попытавшись представить, на что именно Ана мог бы потратить лишние кредиты, капитан только в затылке поскреб: пожалуй, ни у кого из экипажа не было столько разнообразных пристрастий. От очередного ящичка с этой его зеленью — получив такой, Ана чуть не плясал, а потом долго перебирал плотные синеватые листья, потирая их длиннющими пальцами и заранее блаженно жмурясь; до покупки чего-то, жизненного необходимого «Рыси», на которое вот прямо сейчас начальство выделять отказывалось. Так-то на подобное иногда скидывались всей командой, но у Аны это была одна из двух основных статей расходов. А остальные здравому осмыслению не поддавались.
      Вот на кой маарлеанину пригоршня стеклянных шариков? Команда спорила об этом второй год, с тех пор как он рассыпал их в кают-компании. Собирали всей толпой, Ана потом откупался сладостями с родины. Впрочем, их он притаскивал то и дело, как и мелкие презенты, вроде красивых камушков, ракушек и поделок из дерева. Отдельной строкой шли отрезы ткани — шил себе Ана принципиально сам, вне техотсека скидывая форменный комбез и хитро драпируясь фигурно-лоскутными одеяниями.
      Или взять любимых капитаном кошаков-решти. В команде «Рыси» их было аж три пары, как и всегда у этой расы — близнецов. Шери и Шато — навигаторы, Сехо и Сану — вторая пара навигаторов, Ири и Тари — его лучшие стрелок и наводчик. Предположить, на что потратят гипотетическую премию первые, капитан мог влегкую — не зря же уже не первый год считался и был их любовником. Вторые были редкостными гурманами, их коллекции мороженой жратвы мог позавидовать кто угодно, а третьи наверняка бы снова наведались в лавчонку старины Боргиса, чтоб прикупить очередную пару клинков в свою коллекцию, с десяток книг и парочку контейнеров с рассадой или семенами для гидропоники «Рыси».
      Предпочтения и траты стюардов, тоже, к слову, братьев, правда, не близнецов, единорасцев капитана, уже давно были известны и неизменны: кофе, еще кофе и снова кофе. Учитывая бешеную дороговизну натуральных кофейных зерен, непременно со старой Терры, желательно именно арабики с плантаций Кении... Кофе на борту «Рыси» премировались отличники боевой подготовки, победители соревнований, которые время от времени устраивал капитан, чтоб его ребята не заскучали во время спокойного патрулирования. Ну, еще сам капитан — потому что у него-то смены не было, и спал Саммер Стан по четыре часа из стандартных тридцатичасовых корабельных суток.
      Нинья, маг и волшебник медотсека, скорее всего купил бы очередной гиперкурс по повышению квалификации, включающий в себя наработку моторики. Ну, и очередной килограмм побрякушек, потому что Нинья — мегуто, а они просто физически не могут обходиться без хотя бы ма-а-ахонькой сокровищницы. Еще бы не навешивали на себя большую половину в рабочее время — цены бы не было. Каждый в команде нет-нет да получал в лоб очередным увесистым кулоном, когда Нинья неосторожно наклонялся поглядеть поближе.
      В общем и целом, капитан Стан прекрасно знал, на что разлетелась бы полученная за поимку контрабандистов премия. И потому, высчитывая и нанося на карту сектора реперные точки, был очень и очень сосредоточен, задействуя всю вычислительную мощь искина старушки «Рыси» и собственный богатейший опыт, интуицию и «нижний мозг».
      В рубке, пока он работал, царила идеальная тишина, нарушаемая только редким шуршанием и цоканьем коготков Рафаэлло, который тоже нес свою вахту: по очереди обходил замерших на рабочих местах членов команды, принюхиваясь и иногда укладывая на колени передние лапки в изящных кожаных перчатках или длинную улыбчивую морду. Когда он дошел до капитанского кресла, осторожно, почти невесомо забрался на колени капитану и тихонько заурчал, Саммер глубоко вздохнул и стянул с головы вирт-шлем. «Нижний мозг», который попросту «жопа», почему-то слегка свербел, как бы он ни менял курс. А потому...
      — Шери, Шато.
      — Да, капитан? — синхронно отозвались со своих мест навигаторы.
      — Мне нужно слияние.
      — Есть, капитан!
      Саммер откинулся на подголовник кресла, позволяя искину подсоединить считывающие пластины к выбритым вискам и ввести его сознание в резонанс с навигаторами. Голова отозвалась легкой прохладной болью. Нинья утверждал, что все в порядке, Саммер подозревал, что это от количества железа в его многострадальной голове.
      Капитан — он на то и капитан, что универсал, он может заменить любого из команды, кроме, пожалуй, медика, и то — первую помощь оказать и в медкапсулу уложить сумеет. Ну и сильно технологично-специфичное не исправит, не та квалификация. Но заменить навигатора, стрелка, наводчика, связиста — обязан, потому у него есть импланты для вхождения в нави-сеть, есть имплант для подключения к системе связи.
      Мир привычно мигнул и сменился чернотой, совсем не похожей на строгую геометричность вирта. В черноте плыли разноцветные созвездия данных. В первое подсоединение картина обычно шокирует новичков до полного ступора, как и шелестящий где-то в районе затылка голос-мысль соседа по слиянию. Саммер новичком не был, и потому сдвоенному эху навигаторов не удивился, сноровисто подтягивая нужное «созвездие» и разворачивая перед ними предполагаемый маршрут. Человеческий «нижний мозг» может и славился хорошей интуицией, но ее к делу не пришьешь; замеченное подсознанием надо было выводить на поверхность, и капитан очень надеялся на иначе устроенные мозги решти.
      Кроме карты своего маршрута он развернул и соседские: капитаны «Осы» и «Кусаки» уже скинули свои маршруты, чтобы можно было перекрыть весь отведенный им сектор как можно полнее.
      Время в слиянии идет иначе, его не замечаешь. Кажется, близнецам не понадобилось и доли секунды, чтобы ответить, но на самом деле могли пройти часы в кропотливом анализе. Между собой они общались на какой-то иной частоте, не тревожа общий эфир слияния.
      — Вот здесь, капитан. На сигма-сигма-три-дельта-шесть-пять-четыре.
      — Вношу поправку на пойнт-зеро-дельта-зеро-три.
      — Принимается, — капитан скорректировал курс и удовлетворенно сощурился: траектории исходящего прыжка «Осы» и входящего «Рыси» теперь пролегали на безопасном расстоянии.
      И все же, когда с маршрутом, загрузкой питания, воды и боеприпасов было покончено, а до старта оставалось меньше суток, когда вся команда прошла предполетный осмотр и получила допуск, «Рысь» — тоже, да и он сам, что-то все равно чуть-чуть ворочалось в глубине души. Что-то, к чему больше всего подходило старое людское слово «предчувствие». А своим предчувствиям капитан верил.
__________________________________            
Примечания:
* Федераты предпочитают именовать различные биовиды расами. Так, в понятие раса «человек» входят все расы Земли и измененные для других планет. То есть, марсианин, монголоид, австралоид — это «раса: человек». Лемур хвостатый или нет — «раса: маарлеанин». Галлири, с любой планеты своего ареала — это «раса: галлири».



Глава вторая


                Не всякий капитан космического судна может стать патрульным. Патруль — это не просто полицейское подразделение, это, в некотором роде, элита. Или, скорее, воинское братство. От слаженной работы всех сторожевых крейсеров зависит безопасность сектора, и «просто» в него не попасть. Отбор в Патруль, как и во все прочие подразделения космофлота и Интергпола, начинается еще при поступлении будущих космических волчат в Академию. И далеко не каждый выпускник с капитанским патентом удостаивается приглашения к дальнейшему обучению — уже в соответствующих вузах.
      Обучение длится не слишком долго, учитывая самые современные мнемонические технологии. Куда больше времени занимает практическая отработка полученных знаний и навыков: сперва на симуляторах, затем и в реальном космосе, на учебных кораблях, а уж совсем после — на боевых. Предпоследней стадией становится набор команды, ее притирка: команда патрульного крейсера должна работать слаженно, словно высокоточный механизм. Ну, а последней — встраивание этого «механизма» в уже существующий «мега-мех» секторного Патруля.
      Если бы кому-то пришло в голову спросить капитана Стана, знает ли он своих коллег по сектору, он бы без запинки назвал четыре сотни имен. Именно столько их было в Патруле сектора 143-13-23. И не затруднился бы с тем, чтобы поименовать каждый из четырехсот кораблей, несущих в нем службу. При желании мог бы дать каждому из капитанов краткую характеристику, обозначить особенности каждого крейсера. Он знал, с кем и как будет взаимодействовать, чтобы результат был максимально эффективен.
      В Патруле не бывало такого, чтобы кто-то «перетягивал на себя одеяло», стремясь урвать побольше славы. Откровенно говоря, слава для патрульного — это почти мишень на борту крейсера: особо рьяных, опасных и удачливых могли и заказать — а против пяти тех же малых «барракуд», которые так любимы пиратами всех мастей, или тройки мегутийских «шаррис», или «звезды» кил’атеа обычный патрульный крейсер типа «шторм» не выстоит. Именно поэтому капитан Стан так не желал славы и так резко осаживал болтунов в припортовых барах, если слышал очередную байку про «Рысь». Ему были дороги его команда и его корабль. Ну и собственная жизнь, конечно, не без этого. Всего сорок лет — да он, можно сказать, только жить начинает!
      «Рысь» отстыковалась от ферм внешнего рейда орбитального патрульного порта.
      — Диспетчер борту сорок пять.
      — Борт сорок пять, капитан Стан на связи, — отозвался Саммер.
      — Запуск маневровых разрешаю. Ваша точка — семнадцатая, как поняли?
      — Вас понял, запускаю маневровые. Точка прыжка — семнадцать.
      — Ни кометы, ни «ряби» *, «Рысь»! — в голосе диспетчера — молоденького, но, кажется, изрядно наслушавшегося баек в порту, прозвучала улыбка.
      — В черную дыру! — отозвался капитан, тихо хмыкнув. — Шери, Шато, слияние.
      В черноте виртуального космоса развернулась трехмерная карта маршрута, старушка-«Рысь» отозвалась мягким урчанием на команду запуска двигателей, дежурный техник двигательного отсека отрапортовал о выходе на расчетную мощность.
      — Внимание — команде! Внимание — команде! Начинаем движение к точке прыжка. Расчету вне смены — лечь и закрепиться. Абордажной команде — лечь и закрепиться. Расчет смены, доклад.
      — Медотсек, готов.
      — Орудийная палуба, готовы.
      — Техотсек, готовы, хах.
      — Двигательный отсек, готовы.
      — Камбуз, готов.
      — В рубке готовы, капитан.
      — Расчет вне смены, доклад.
      — Абордажники, готовы.
      По очереди посыпались доклады о готовности из кают. Когда они закончились, стихла мерная пульсация предупреждающего сигнала.
      — Поехали, — усмехнулся Саммер, усилием мысли посылая «Рысь» вперед, на точку, откуда можно будет перейти в гиперпространство для прыжка. Перегрузка тяжелой, но мягкой лапой вдавила капитана в ложемент его кресла.
      — Начать отсчет до прыжка. Запуск гипердвигателя.
      Искин приятным, слегка мурлычущим голосом, отдаленно напоминающим голоса решти, принялся отсчитывать секунды.
      — До выхода на точку прыжка сорок три секунды... Готовность гипердвигателя девяносто три процента... Девяносто восемь процентов. Сто процентов. До выхода на точку шесть... пять... четыре... три... две... одна секунда.
      — Гипер — старт!
      По обшивке крейсера словно прошла легкая дрожь, отдавшаяся в сознании капитана тихим, на грани слышимости, перезвоном. «Рысь» исчезла из реального пространства космоса, чтобы спустя расчетное время возникнуть уже в другом месте, как игла, проколовшая собравшуюся складкой ткань мироздания.
      
***


      Саммер связался с уходящим из реального пространства крейсером «Кусака», уточнил разбивку на охотничьи сектора и пожелал капитану Лючии удачи. Ну, и в который уже раз подумал, что ей следовало назвать свой корабль «Валькирией», «Амазонкой» или как-то еще в ту же степь: экипаж ее крейсера, за исключением части абордажной команды, был сплошь женским. Да и десантники на две трети тоже, и горе, горе тем, кто при Лючии Альварес заикнулся бы о том, что женщины — «слабый» пол. Что сама Кусака, что все ее «девочки» ничем не уступали мужчинам, а кое в чем и превосходили, Саммер не без некоторого внутреннего сопротивления признавал этот факт. Как и то, что свой экипаж не променял бы ни на каких дам, сколь бы прекрасны и боевиты они ни были бы.
      Выкинув из головы все лишние мысли, капитан отдал приказ запускать сканирующие системы, получил рапорт о начале работы и привычно погрузился в рутину патрулирования. Экипаж действовал четко, как идеально отлаженный механизм, на обзорных экранах сияли звезды и туманности: близость их сектора к центру галактики позволяла любоваться куда большим количеством космических объектов, чем в окрестностях колыбели человечества. Капитан бывал в системе Сол, мог сравнить.
      И вроде бы все шло как обычно, но то самое предчувствие с каждым прошедшим часом становилось все отчетливее. Когда резко взвыла сирена тревоги, Саммер только хищно прищурился и оскалился в предвкушающей усмешке:
      — Внимание — команде! Внимание — команде! Код зеро. — И уже совсем не по уставу, но по давней традиции на борту «Рыси», прорычал: — Доброй охоты, моя стая!
      И услышал ответное, в семьдесят две луженые глотки:
      — Доброй охоты, вожак!
      Когда Саммер еще только учился в академии Патруля, ему пришло в голову: смена патрульного крейсера чем-то похожа на территориальное поведение самой обычной земной рыси. Обход охотничьих угодий, лежки-засады, внезапные прыжки на ничего не подозревающую добычу... Тогда же он и выбрал имя своего будущего корабля. Ну а это напутствие... Просто ему очень нравились книги старой Терры незапамятных времен, кажется, за век до первого выхода человека в космос. Эти слова были данью памяти его детской любви.
      — Переходим в режим невидимости. Лаки, «уши».
      — Есть, капитан! — связист смены немедленно ушел в вирт, сливаясь со следящими системами корабля и прослушивая все частоты, чтобы поймать информационные пакеты корабля-нарушителя. «Рысь» же сейчас находилась в режиме радиомолчания, хотя название давно устарело: связь осуществлялась не с помощью радиоволн. Но оно было такой же традицией, как и многое другое. Космофлот в некоторых вопросах был тем еще оплотом древностей.
      Всего десять минут реального времени спустя Лаки переслал в вирт капитану перехваченный пакет данных; искин практически мгновенно расшифровал коды и выдал на экраны картинку: навстречу «Рыси» двигался вроде бы обычный почтовик частной курьерской службы. Не поймай Лаки, совсем не зря получивший свое имя, тот самый пакет, запись чужого разговора, патрульные бы просто проверили почтовик и отпустили с миром. Но на записи хриплый, с характерным присвистыванием и порыкиванием, голос мегуто распекал кого-то, кажется, капитана почтовика, за «левый» заказ, из-за которого тот попадал в облаву Патруля, вместо того, чтоб проскочить как всегда. Отвечавший ему был человеком: перед капитаном Станом уже висело вирт-окно с самым полным досье на команду почтовика. Хотя веры ему было мало: численность экипажа таких кораблей обычно не превышает десятка человек, но если это именно тот самый курьер с грузом синта, то на борту будет не менее полусотни «неучтенных» охранников.
      А еще капитану не нравилось то, что какой-то мегуто знал дату начала операции «Невод». Хотя ему вообще не нравилась ситуация — охоте за контрабандистами уделялось слишком много внимания в прессе. Что-то могло просочиться оттуда, журналюги во все времена были слишком пронырливым народом. Или же в Интерге завелась крыса. Саммер невольно хмыкнул про себя: «И где все ваше хваленое ментсканирование, где все ваши суперсекретные проверки лояльности? Там же, где и всегда — в ближайшей черной дыре».
      Рефлексировать времени не было: почтовик шел на субсветовой скорости, а еще был по размерам сопоставим с «Рысью», слишком велик, чтобы просто врубить гравитационные захваты и остановить корабль. Капитан Стан напряженно просчитывал варианты. По всему выходило, что надо заходить в хвост и влепить парочку зарядов в движки почтовика, а уж потом хватать добычу, пока не очухалась. Напрягало то, что он все еще не знал, насколько велико сопровождение груза на борту контрабандиста. Если у «Рыси» большая часть полезного объема приходилась на каюты абордажников и прочее очень нужное в длительном патрулировании, вроде спортивной секции, бассейна и гидропоники, то у почтовика этот самый объем, по идее, должны занимать грузовые трюмы. А в таком трюме людям и всем прочим разумным без скафа делать нечего: защита трюма на пару порядков ниже, чем защита жилой части корабля, ни один наемник не согласится провести под воздействием космического излучения дольше необходимого минимума даже за какие-то нереальные суммы вознаграждения — никакие кредиты потом не помогут вылечить повреждения даже не на клеточном — на молекулярном уровне. Так что нет, если трюмы контрабандиста соответствуют объемами тем, что полагаются такому типу почтовиков, если они не оборудованы дополнительной защитой — то его абордажная команда легко справится, соотношение сил будет даже не один к одному, а два-три к одному в пользу ребят Штерна. А вот если наоборот, и один из трюмных отсеков имеет только видимость трюма, а на самом деле является казармой для охраны...
      — Лаки, по сигналу вышлешь пакеты с кодом 14-8 «Кусаке» и «Осе».
      — Вас понял, капитан.
      Никакая слава и никакие почести не стоят жизней его команды. И если справляться с одним-единственным кораблем контрабандистов придется с помощью коллег, то так тому и быть.
      — Что там в эфире, Лаки?
      — Передаю, капитан.
      Очередной пакет данных, возникший в вирте, развернулся записью... внутреннего разговора. Саммер мог гордиться и собой, и Лаки и — особенно — Аной, который настоял на покупке какой-то очередной технической хрени с заумным невыговариваемым названием, а потом натаскивал Лаки и второго дежурного связиста — Три-Дабл-Ю — на работу с ней. Если б не эта хрень, «Рысь» не могла бы похвастать настолько острым «слухом», способным пробить защиту, перехватить и расшифровать частоту внутренних переговоров чужого корабля. Корабля, капитан которого сейчас паниковал и требовал увеличить скорость. Надеялся проскочить — «Рысь» все еще пряталась под «невидимкой», но жопочуйка у человека была, пусть и тормознутая. Саммер усмехнулся: жадность фраера сгубила. Не польстился бы на левый заказ — может, и успел бы до того как сеть развернули. О, а вот и столь нужная информация — приказ охране. Значит, есть она на почтовике, есть, и немалая.
      — Блэки.
      По связи откликнулся камбуз и дежуривший там сейчас стюард Генри Морган по прозвищу «Блэки», данному за любовь к деготно-черному кофе.
      — Да, капитан.
      — Премию старшему технику Ане.
      — Вот спасибо, капитан! — незамедлительно откликнулся Ана. — Еще бы пару ремонтных блоков, а?
      — А это будет видно после охоты, — усмехнулся капитан. — Кстати, можешь свою премию разделить с Лаки.
      — А он тоже в ремонтных блоках нуждается?
      — Ана!
      — Я что, я ничего, — заржал тот и затих.
      Капитан мимолетно подумал, что надо будет зайти в кают-компанию, зрелище Аны, нарезающего круги вокруг чашечки с кофе, стоило того, чтобы на него полюбоваться. Маарлеанин все равно кофе не пил, отдаст и эту «премию» Лаки, но сперва нанюхается аромата. Это уже традиция.
      Рафаэлло, гнездившийся все это время на подголовнике капитанского кресла, изящно стек капитану на колени и потыкался мокрым носом в подбородок.
      — Да, да, малыш, — бормотнул тот и уже другим, стальным и звучным голосом отчеканил: — Орудийная палуба, готовность один.
      — Есть готовность один, капитан, — в унисон промурлыкало из динамиков.
      Саммер представил, как зелеными хищными огнями зажигаются раскосые глазищи решти, дождался запроса на активацию орудий, подтвердил его и скинул навигаторам задачу на маневр. Считанные секунды спустя те выдали результат с учетом всех возможных траекторий сближающихся кораблей.
      — Штерн.
      — Абордажная команда в нулевой готовности, — не дожидаясь вопроса пробасил командир.
      Саммер глубоко вдохнул, задержал дыхание и почти прорычал приказ начать маневр. В кровь выплеснулся адреналин. Хотя даже в самой горячке боя или погони капитан Стан не терял спокойной сосредоточенности — и ему был не чужд азарт.
      Как и всегда, он ушел в полное слияние с кораблем, он стал «Рысью» и каждой клеткой тела чувствовал свою команду, мельчайшие колебания материи от работы двигателей, вибрацию орудийных башен, словно вибриссы хищника, нацеленных на жертву. Жертву, которая все еще не понимает, что ее уже выследили. Которая продолжает движение к своей цели — очередному бую-ретранслятору, от которого можно взять координаты для прыжка в нужную звездную систему сектора.
      Момент, когда в сознание, слитое с кораблем, ворвались панические крики — Лаки скинул очередной инфо-пакет, — был уже тем, когда жертве от хищника не уйти, даже загнав себя. В эфир улетели просьбы о помощи к капитанам «Осы» и «Кусаки», а «Рысь» стремительно настигала подбитую идеально-выверенными выстрелами (не забыть премировать Ири и Тари!) цель. Патрульным крейсерам понадобится немного времени на прыжок в этот квадрант, и еще чуть-чуть на погоню в реальном пространстве. Так что «Рысь» пока что просто загоняла добычу, не торопясь запустить в нее когти. Тем неожиданнее был полученный от обоих капитанов ответ: и «Оса», и «Кусака» сейчас разбирались с собственной добычей.
      Ругань капитана слышали только Шери и Шато, и только потому, что были в слиянии с ним и с кораблем. Внешне, для всех в рубке, капитан даже не повел бровью. Только отчеканил приказ для абордажников: «Готовность зеро!» — и «Рысь» рванула вперед, в последнем рывке настигая почтовик и накрывая его сетью гравитационных тяжей. Их было видно только на обзорных экранах рубки — но на них выводилась не столько реальная картинка окружающего корабль космоса, сколько смоделированный на основе всех данных телеметрии и показаний приборов вид. Потому два корабля, совсем разные по своему виду и структуре, сейчас казались неповоротливым жирным гусем и стремительным охотничьим соколом, накрытыми по прихоти судьбы одной сетью. «Рысь» тормозила маневровыми, замедляя движение почтовика, и это было нелегко: массивный, шедший до повреждения двигателей с высокой, субсветовой скоростью, корабль имел высокую инерцию и увлекал «Рысь» за собой. Если он успеет войти в зону работы буя, его капитан может принять решение прыгать, несмотря на все повреждения, а это верная гибель для обоих кораблей.
      — Ири, Тари, разнесите его прыжковый, — приказал Саммер.
      Сейчас оставалось надеяться только на гениальность его стрелка и наводчика. Вся сложность подобного выстрела заключалась в том, что повредить следовало только внешние направляющие контуры системы. Стоит искину получить репорт о поломке, и он заблокирует саму возможность включения прыжкового двигателя или немедленно включит протокол экстренного гашения уже запущенной системы. Защита «от дурака» на любом двигателе, чьего бы производства он ни был, всегда стоит абсолютная, ее нельзя выключить вручную, так что человеческий фактор исключен. Конечно, капитан Стан понимал, что в этом случае «Рыси» придется болтаться рядом с призовым кораблем до того момента, как к ним вышлют буксир — крейсер перегнать почтовик с поврежденным прыжковым не сможет, не предназначен он для этого совсем. А «зависание» патрульного в одной точке, да еще и рядом с добычей, равно вылитой в море бочке с кровью рядом с местом кораблекрушения: акул долго ждать не придется. А сколько будет тащиться до них буксир — вопрос на миллион кредитов. Но и приз слишком лакомый. Так что — была не была!
      Саммер старался не бросать свою команду в омут очертя голову — в надежде на тот самый пресловутый «авось», которым славились его далекие предки. Слишком далекие, чтоб в его крови осталось чересчур много бездумного авантюризма. Все его приказы были просчитаны и выверены до мелочей. Даже надежда на Ири и Тари была той, которую, имейся возможность отлить ее в металле, было бы не стыдно выставить в палате эталонов. И она не подвела: на главном экране слегка, совсем не зрелищно мигнуло, бесстрастные камеры внешнего наблюдения отобразили неяркие блики на разлетающихся в радиусе действия гравитационной сети обломках внешнего энергокольца несчастного почтовика.
      — Молодцы, — сдержанно похвалил Саммер, слегка усмехнулся слаженному довольному рявку: «Спасибо, капитан!», и скомандовал провешивать коридор для «открывашек» и бойцов-абордажников. Да, он рисковал. Контрабандист-почтовик несет большую команду охраны. Если даже и не особенно большую, на борту наверняка есть охранные дроиды. Потому вперед пойдут не его люди, и плевать на ту кипу отчетов по потерянному оборудованию, которую придется написать по возвращении. Дроидов можно купить новых.
      — Штерн.
      — Справимся, капитан, — жизнерадостно отозвался галлири.
_________________________________            
Примечания:
*«Рябь» — искажения реального пространства под воздействием гравитационных полей крупных космических объектов типа черных дыр, пульсаров и квазаров.



Глава третья


                Бой в космосе, когда все зависит от мощности генераторов защитного поля, маневренности кораблей и виртуозности стрелков, совсем не похож на бой внутри корабля. На заре исследования космоса на той, старой Терре, множество писателей-фантастов, сценаристов, ученых и просто энтузиастов изощрялось в придумывании лазерного, энергетического и силового оружия. Реальность оказалась куда прозаичнее: использование любого оружия, способного повредить оболочке корабля, неизбежно приведет к гибели и бойцов, и самого корабля. Поэтому на борту никогда не будет огнестрельного или использующего высокотемпературные заряды оружия, не будет лазеров с высокой проникающей мощностью — только станнеры. По сути, боевые дроиды охранения и «открывашки» — это мобильные станнеры. Разумные же всегда вооружены холодным оружием, и бой за корабль — это всегда рукопашная схватка, кровавая баня, после которой и у победителей, и у проигравших неизбежно будут раненые и убитые.
      Нинья с помощниками уже готовит операционную. И — камеры заморозки. Согласно правилам. Для тех, кому не повезет. Как обычно, надеясь, что это не потребуется, и что в них ничего кроме отброшенного с нервов хвоста класть не придется.
      Нинья пришел на «Рысь» четыре года назад.
      Его, едва-едва окончившего обучение, не хотел брать ни один капитан патрульного крейсера именно по причине молодости и неопытности. За полторы недели, которые давались юному мегуто на самостоятельный поиск команды, он выслушал множество однотипных советов-издевок, заключавшихся в одном: сперва поработать на каком-нибудь внутреннем рейсе, поднакопить опыта, а после уже проситься в Патруль. Нинья знал, что через эти полторы недели его «свободная заявка» снова окажется в списке принудительного распределения, и придется отправляться туда, куда прикажут. Но он едва ли не с вылупления грезил службой в Патруле! Капитану он рассказал об этом сильно позже, когда случился разговор по душам. У Саммера со всей командой, кроме абордажников, такие разговоры были. А тогда...
      Тогда все решил случай.
      Космофлот, любая его часть — это оплот древнейших традиций, перешагнувших, кажется, через века, с деревянных палуб морских парусников на пластикатовые поверхности коридоров космолетов. Причем, именно космофлот Федерации. И традиция подыскивать себе нужных членов команды, заглядывая не только в базу заявок, но и в припортовые бары, происходила именно из седой древности старой Терры. Конечно, после бара всегда следовала база, где потенциального патрульного прогоняли по тестам на совместимость, навыки, проверяли реальность документов и все прочее. Но традиция сперва заявиться в баре, а то и не в одном, была незыблема.
      Нинья обошел все шесть портов Алкмены за эти полторы недели, потратив практически все свои скудные сбережения на поездки и самые легкие напитки, позволявшие сидеть в барах сколько влезет.
      Если кому-то сказать «нищий мегуто» — сразу нарисуется в воображении или непоправимо искалеченный, или изгнанный из рода. Нинья относился ко второй категории: он уродился альбиносом, лишенным инстинкта размножения, выбрал стезю медика, а не воина, да еще и не стремился хотя бы на полчешуйки оправдать милость родичей, не удавивших его сразу после вылупления. Он был. Просто был и этим бесил всех. И кто б знал, какая буря порой бушевала там, внутри, под белой чешуей. Отчаянная. Отчаянья. И сколько там было готовности найти тех, кому нужна его помощь — и помогать, до одури и обмороков от недосыпа. До выхаживания тех, кто должен, нет, обязан был остаться инвалидом.
      Все, чего он сумел добиться — было его личной заслугой. Он учился с таким остервенением, что кураторам приходилось осаживать его. У него за все время учебы хвост отрастал до полноценного размера только дважды* — и оба раза в лазарете, под неусыпным контролем старших коллег, выхаживавших молодого дурака от крайнего истощения. Он был единственным из мегуто на курсе — и единственным мегуто, который жил на одну стипендию.
      И это все капитан тоже узнал после, уже из личного дела. А тогда, в слегка разгромленном после пьяной драки баре, Нинья почувствовал на себе внимательный взгляд, но оторвался от перевязки очередной жертвы алкоголя только когда закончил. Поднял голову и встретился глазами с человеком в гражданской одежде, но с выправкой космолетчика. Человек был относительно молод, однако на его правом виске серебрилась тонкая полоска седины, обрамляя тянущийся к переносице шрам, а светлые, как сталь, глаза смотрели с веселым прищуром.
      — Дракончик, бинта для меня не найдется?
      А еще по одежде человека растекалась кровь. Красная, такая же, как у мегуто, разве что чуть темнее.
      В тот день капитан Стан узнал, что настоящего медика, по призванию, желанию и стремлению, не остановить никакими убеждениями, что все в порядке, просто царапина. И что сумку с комплектом первой помощи такие носят с собой всегда. Даже в баре.
      А Нинья узнал, что такие, как капитан Саммер Стан, могут с одного взгляда оценить потенциал и вцепиться в «добычу», лишая даже намека на возможность возражения — которого не было бы, конечно, но все равно! — хватая после перевязки за руку и громко, перекрывая шум бара, поинтересоваться:
      — Дракончик, ты свободен?
      — Простите, сэр? Я не интересуюсь подобными... — привычно начал тот.
      Саммер тогда расхохотался, заразительно и почему-то совсем не обидно:
      — Заявка, говорю, чистая? Мне на борт нужен медик второй смены.
      Кто-то от соседнего стола пренебрежительно протянул:
      — Саммер, да он же совсем желторотый еще, ты себе кого поопытнее найдешь, только свистни.
      — Денег не будет, — отмахнулся мужчина, не отводя от Ниньи требовательного взгляда и не отпуская его руки. В которую вцепились так, что не отодрал бы при всем желании. Которого и не было, потому что Нинья выдохнул:
      — Я согласен... В смысле... Чистая, капитан!
      — Карта при тебе?
      — Да, сэр!
      Саммер поднялся, даже не охнув, хотя его ранение должно было причинить при движении достаточно сильную боль, поднял руку Ниньи, и от его почти что рыка, кажется, задрожал плафон над столом:
      — Я забираю дракончика себе!
      — Засвидетельствовано, — невозмутимо отозвался бармен, его поддержали еще несколько голосов.
      — Это я удачно последний день отпуска отгулять решил, — ухмыльнулся капитан. — Идем, Патрульная комиссия пока еще открыта.
      
***


      Устав предполагал, что некоторые вещи стоит видеть только части экипажа. Но устав уставом, а в реальности дело обстояло несколько иначе, причем подробности разнились от корабля к кораблю. Капитан Стан знал тех, кто считал: нечего отвлекаться от дел, все важное потом выяснят, получив приказ. Знал и тех, кто предпочитал вовсе не смотреть... подобное. По личным ли причинам, или по тому же приказу командования.
      На «Рыси» видеоряд с камер брони абордажников выводился для всех желающих. Для капитана — в вирте, для дежурной части команды — на обзорном экране, для тех, кто был на постах — на личные планшеты, позволяя не сидеть в безвестности, а ревом поддерживать своих. Вот обратная связь была только у самого Стана — и у Аны, в такие моменты сидевшего тише тихого. Болтливый не по уставу старший техник слишком хорошо понимал последствия невовремя отвлеченного внимания. Но и предупредить о неуставной аппаратуре, случись она на пути, мог только он.
      И поэтому тихо, но быстро выданную серию условных обозначений слышали только капитан и абордажники. Для остальных Штерн проявил чудеса прозорливости, заставив своих ребят залечь за углом, не высовываясь, когда, казалось бы, путь по коридору чужого корабля освободился, наконец, от разрядившихся дроидов-станнеров.
      — Ух, какая интересная херня, — отреагировал капитан. — Ана, заметь, где.
      — Угум... — задумчиво откликнулся первым и заметивший «интересную херню» техник. Правда, он ее обозвал куда как более прилично, но одновременно — куда как менее понятно.
      С виду — ничего особенного. Подумаешь, полоса панелей чуть другого оттенка на уровне груди среднего представителя большинства рас. А с учетом, кто шел в абордажные команды — части этих ребят прилетело бы в живот, не менее, а то и более неприятно.
      Это была именно атакующая система, и датчики свой-чужой не зря поблескивали крохотными кругляшами с двух сторон коридора. Эти искорки Ана и заметил.
      — Ана, слияние, — скомандовал Саммер.
      Он мог передать старшему технику крейсера часть своих полномочий, например, коды доступа к командной части искина. Не факт, что они полностью подойдут к чужому, но попробовать стоило.
      — Есть, капитан! — почти мурлыкнул техник.
      Сливаться с кораблем он обожал лишь чуть меньше, чем копаться в его нутре. Но позволял себе это редко — возможно потому что, стоило ему очутиться в вирте, до капитана начинало суетно долетать: «Ага, тут чешется... Команда нужна... И хвост ломит... Ремонтные блоки...». А когда у тебя, в полном слиянии с чужим сознанием, начинает ломить фантомный хвост... Это очень странное ощущение. Капитана оно раздражало, но без него Ану в слияние никто бы не допустил.
      Поймав коды, вместе с Лаки Ана взялся курочить защиту чужого искина. Жаль, времени было совсем немного, и, какими бы гениями ни были оба, за пять минут пробиться к мозгам чужого корабля и перехватить контроль над системами обороны было почти нереально. Капитан уловил виноватый вздох над ухом.
      — Простите, — обращаясь больше к абордажникам, чем к нему, пробормотал Ана. — Сходу — никак.
      — Нинья, готовь свой самый нелюбимый «гроб», — в тон ему вздохнул Штерн.
      — Подтверждаю, — скрипнул зубами капитан.
      — Змей, не подведи.
      — Есть, командир, — прозвучал в общем эфире слегка шипящий голос, и один из абордажников, невысокий и далеко не такой широкоплечий, как товарищи, скользнул вперед, скидывая со спины пластину штурмового щита.
      Драка в замкнутом пространстве имеет свои правила. И как нашлось в ней место холодному оружию, так и прочная пластина, по которой просто «стекали» разряды станнеров, нашла свое место в арсенале абордажных команд. И сейчас все было бы просто — ну, насколько просто оно бывает в таких ситуациях — если бы не притаившаяся в стенах ловушка.
      Все, чем ему могли помочь остальные — прикрыть Змея плотным огнем станнеров, вот только с той стороны этот огонь был не менее плотным, да еще и пара заначенных контрабандистами дроидов выкатилась на позиции. Напутствием же ему было тихое ласковое слово от Ниньи, который ненавидел готовить реанимационные капсулы. Но «ненавидел» совсем не значило «делал только по требованию Устава». Все, что Нинья ненавидел, он делал с десятикратной скрупулезностью. «Гробов», как их именовали с присущим абордажной команде юмором, на «Рыси» было четыре, но только одна капсула — самая ненавистная и самая трепетно лелеемая Ниньей — могла «провернуть фарш назад». По сути, практически вернуть с того света.
      Полетели в конец коридора свето-энергетические гранаты, на несколько мгновений картинка исчезла, сменившись непроглядной чернотой — система защиты спасала команду «Рыси» от того, что пришлось на долю контрабандистов. Когда передача возобновилась, Змей уже сделал первый шаг, принимая на щит случайный выстрел, и...
      — Верх! — Ана не успел выпалить предупреждение, как от стены до стены протянулись угрожающе потрескивающие синевато-лиловые лучи.
      — Твою ж мать! — донеслось от кого-то из абордажников.
      — Что за тип, Ана? — на слух — так совершенно спокойно уточнил Стан.
      — «Резак»... Это «резак», капитан. Если он второго уровня, то Змея просто нашинкует.
      Змей пер вперед, будто не заметив потрескивающей над головой смерти. На скорости перемещения это не сильно сказалось: щитовик и так передвигался на полусогнутых, прячась за не таким уж высоким укрытием, вот только чуть-чуть не цепляющим «резак» верхним краем.
      Глаза всех на крейсере сейчас были прикованы к неумолимо движущейся по узкому коридору фигуре, пробивающейся вперед, туда, откуда летели вражеские выстрелы. Простая, вроде бы, цель: отключить защитную систему, и тогда его поддержит вся команда. Но пока... Пока они могли только смотреть и стрелять.
      Они слишком сосредоточились на Змее. Все, даже свои, которые были там — и могли бы увидеть, как медленно сдвинулись контактные панели на стенах. Испуганный взвизг Аны «Голову!» совпал с моментом, когда лучи «резака» поползли вверх и вниз без какой-либо видимой системы.
      Змей пригнуться и броситься вперед успел. Щит такими полезными навыками не обладал, приняв «резак» на себя. На «Рыси» следили в полной тишине — ни звука, ни писка, даже Рафаэлло испуганно притих, будто мог различить, как пошла сеткой трещин — и лопнула внутренняя, отсекающая заряды поверхность. Из защиты щит мигом превратился в обузу, просто контрабандисты еще не успели понять и осознать: перед ними уже не боец, перед ними потенциальный смертник.
      Броня абордажника выдерживала семь попаданий максимальной мощности, потом отключалась защита, и усиленный экзоскелетом скафандр превращался просто в прочный, но легко пробиваемый станнером костюм.
      — Змей, ускоряйся, — отдал приказ Штерн. И застывший в крохотном промежутке между лучами абордажник ожил.
      Нет, щит он не отбросил. Может, понадеялся на психический эффект? Одно дело стрелять в незащищенную цель, другое — полагать, что она все еще неуязвима. Рука невольно сдвигает прицел, ищет высунувшийся из-за щита кусочек брони, вместо того, чтобы всаживать разряд за разрядом в  абордажника, бросившегося вперед длинным стелющимся прыжком, умудрившись проскочить между тремя движущимися лучами.
      Что там коридора-то оставалось — меньше десятка шагов. И уже примеченная и даже заботливо подсвеченная панель аварийного отключения «резака» вон она, зеленеет издевательски, только дотянись.
      От визга Аны заложило уши. Будь маарлеанин человеком — орал бы от ужаса, потому что синевато-лиловый луч издевательски медленно опустился — и казалось, просто скользнул сквозь ноги Змея, как пучок света. Но Змей летел дальше, а они остались на месте. Кровавого следа не было. Раны словно запаяло, но Штерн, капитан Стан и все, кто был с ними в слиянии — навигаторы и Ана — успели услышать короткий шипящий вскрик.
      А потом лучи «резака» погасли. Змей обмяк на полу. Сколько зарядов станнера он поймал разом, было сложно сказать, засевшие на той стороне коридора контрабандисты сообразили, что этот смертник слишком удачлив, и просто накрыли его шквальным огнем, вот только им это ничем уже не помогло бы: в панели отключения, подрагивая, торчал клинок.
      — Вперед.
      Нет, Штерн не взревел, приказ был сух и короток. И в движениях сорвавшихся с места абордажников не было излишней суетливости. Вот только почему-то контрабандисты не стали дожидаться, пока до них добегут, не иначе как осознав: вот здесь и сейчас им не жить. Чуть позже, как озверелые бойцы вспомнят, кто они и что они — возможно. А сейчас им будут мстить.
      На почтовике не было аварийных переборок. Наглухо задраивалась только рубка и каюты. И сейчас они были задраены, отрезая охране даже призрак пути к временной безопасности. Тот смертельный коридор был единственным длинным, и уже через десять стандартных минут все было кончено. В живых из охраны почтовика не осталось никого. За эти же десять минут двое из команды Штерна перенесли Змея в спас-мешке на «Рысь», Нинья сейчас колдовал над ним, клятвенно пообещав капитану, что оттащит проклятого героя от последней черты хоть за шкирку, хоть за яйца, которые, к его, Змея, счастью остались целы.
      
      — Ана, вскрой мне эту ракушку, — голос Штерна, замершего возле переборки рубки почтовика, как залитый кровью дух возмездия, был все так же спокоен, сух и маловыразителен, как и всегда. Словно это не он тут только что плясал смертоносный танец, без малейшей жалости рубя загнанных в угол охранников.
      — Я стараюсь, — сипло отозвался маарлеанин. — Тот, кто накрутил на свой искин столько слоев защиты — сущий параноик.
      — Или прятал что-то... — задумчиво откликнулся Саммер, который упорно боролся с отчаянным желанием побиться головой обо что-нибудь твердое: Ана почти вытеснил его из вирта, заграбастав себе все вычислительные мощности корабля. Не то чтобы капитан был против, ради дела-то. Но приходилось ютиться на самом краешке слияния — там меньше зудел... Он предпочитал считать, что копчик.
      — Или прятал, — согласился Ана. — Тут стандартные протоколы перемешаны с какими-то совершенно... оп!.. совершенно замудренными наворотами, я бы хотел пообщаться с тем, кто их писал.
      — Такой же псих, как ты, — хмыкнул капитан, краем сознания вспоминая, как учился управлять «замудренными наворотами», которые накрутил на искин старушки «Рыси» сам Ана на пару со своими помощниками.
      — Я? Я полностью адекватен, капитан! — в голос Аны потихоньку возвращались знакомые чуть вальяжные нотки. Приходил в себя, значит, любимой работой забивал испуг. — Опа-опа... Ап! Держи своего моллюска. И не смей трогать оборудование своими лапами, слышишь, Штерн?
      — Ну что ты, хвостатенький, все тебе непорочным достанется, — ласково пообещал командир абордажников, жестами разгоняя своих ребят от поднимающейся аварийной переборки.
      Там, за дверью рубки, уже полностью подконтрольная Ане система жизнеобеспечения сейчас стравливала воздух.
      — Пять минут — и входите.
      Камеры бесстрастно фиксировали, как задыхающиеся люди — только люди, не было ни одного ксеноса — дерутся за аварийные кислородные маски и падают.
      По вирту растекалось мрачноватое чувство удовлетворения: от всех присутствующих, смешанное с капелькой сожаления решти — вот уж кто предпочел бы взглянуть на кровь и этих ублюдков. По глубинному слою слияния пронеслась теплая ласковая волна, неслышимая и неосязаемая, но словно бы пригладившая разом и вздыбившуюся шерсть решти, и мокрую от еще не просохшего пота гриву Аны, и такие же мокрые виски Лаки: капитан успокаивал всех, кто попался под руку, почти обнимал их своим сознанием. Особенно интимным казалось внимание, направленное на навигаторов, сродни легчайшей ласке. Те негромко заворчали-заурчали в ответ, пришло весело-пьяное «в порядке» от Аны и смущенное «спасибо, капитан» от связиста.
      — Работаем, — подвел итоги Стан.
      Впрочем, работа уже выглядела рутинно, критический рубеж, на котором все могло пойти не так, минул. Оставалось забрать приз.
      Гравитационная сеть, связывавшая два корабля, отключилась, но теперь крейсер и почтовик стягивали найтовочные захваты и все тот же абордажный коридор, по которому на призовой корабль, как жадная саранча, ринулись Ана с обоими техниками, и сам капитан. Предстояло выпотрошить все, что было возможно, проинспектировать трюмы, допросить арестованных контрабандистов, изъять бортжурнал. В общем, именно рутинная работа Патруля. Абордажников в качестве живой рабсилы — всех, кто не был ранен — затребовал Ана, но это было в порядке вещей, маарлеанин с каждого захваченного корабля умудрялся утащить гору трофеев.
      Капитан Стан прикрыл глаза, потянулся, хрустнув запястьями. Его обязанности сейчас сводились к общему пригляду за всем, не более. Капитан, конечно, изымает документы и содержимое сейфов, в случае повреждения корабля — снимает кристалл искина, капитан же обязан сделать опись арсенала, заблокировать оружейную палубу (или сектор) и переписать арестованную команду... В общем, по инструкции капитан должен был бдеть от и до, самолично следя за потрошением чужого судна, но эту обязанность носиться всюду, всюду же совать свой нос и контролировать откручивание и переноску полезностей давным-давно прибрал к рукам Ана.
      Ана...
      Стан усмехнулся, проводив взглядом пронесшегося мимо маарлеанина, возбужденно подергивающего хвостом. Ана был чуть ли не первым, кого он набрал в экипаж. Или точнее сказать, маарлеанин сам набрался?
      
***


      Если кто и набрался тогда — то это сам Саммер. Злой, как черт, он рыскал почти три дня по всем складам Патруля на Ринее, куда «Рысь» зашла вынужденно: после боя с особо наглым пиратом крейсер, хоть и потрепанный, но непобежденный, нуждался в ремонте. И если большую часть нужных деталей Саммеру выдали без вопросов, то отыскать фокусировщик для гиперпередатчика, внезапно — и уже в третий раз! — полетевший в самый неподходящий момент, было практически нереально. Слишком частая проблема для последнего поколения крейсеров типа «шторм», к которым и принадлежала «Рысь». Совсем ведь новый корабль, но создавалось впечатление, что на верфи его собирали по принципу «а потом доработайте напильником».
      Стан завалился в ближайший к порту бар, заказал себе галлирийского нгуута, выдернул из креплений гарнитуру связи и набрал код склада еще раз, уже практически ни на что не надеясь. И оказался прав: его банально послали. Уставно-рубленым языком бумажных крыс оповестили, что надежды нет и не будет, что торчать «Рыси» на этой планетке до тех пор, пока передатчик сам на нее с неба не свалится, а произойдет это... А вот не знают они и прогнозов дать не могут.
      — Эй, эй, тихо! Не надо так рычать, с потолка панели попадают, — прервал его ответную тираду мягкий, почти шелковый голос, перед сжавшимся на столешнице кулаком, чуть пристукнув, возник высокий узкий стакан с зеленовато мерцающим пойлом, от которого тянулся легкий парок с цветочным запахом.
      Саммер поднял голову, с еще не ушедшей злостью во взгляде рассматривая закутанного в полупрозрачные лоскутные тряпки маарлеанина. Не сказать, чтоб подобный наряд был чем-то из ряда вон выходящим — все лемуроэльфы — или эльфолемуры? — такое носили, что женщины, что мужчины. Их когда-то, на заре знакомства, даже считали обоеполыми, настолько мало было внешнее различие. Но этот точно был мужчиной и смотрел скорее понимающе, без выбесившего бы еще больше сочувствия или насмешки.
      Тонкие длинные пальцы погладили стакан, подтолкнули к Саммеру.
      — Пей и смотри, — предложил маарлеанин.
      — На что смотреть-то? — буркнул капитан, откладывая гарнитуру и все-таки берясь за заказанный напиток, самое крепкое, что было в этом баре. Хотя он и не любил галлирийский алкоголь за его какой-то слишком несерьезный запах, но крепость была именно той, что нужна сейчас.
      Саммер выдал команде увольнительный на неделю. Рассчитывал, что недели хватит, наивный. Что ж, впереди было еще четыре дня, и потратить сутки на злой кутеж он мог себе позволить.
      — Просто смотри, — усмехнулся маарлеанин и, помахивая полосатым хвостом, направился к протянувшейся посреди бара сцене. Если эту высокую тумбу шириной в полтора шага можно было назвать сценой. Но маарлеанина подобные мелочи не заботили, он запрыгнул на нее, даже не сбившись — присел и взмыл вверх одним слитным движением, только тряпки всколыхнулись. И так же, без перехода, начал танцевать.
      О, танцы маарлеан были явлением особым. Можно сказать, это была философия, образ мысли, возведенный в искусство, выражение всего и вся через одно бесконечно-текучее движение. Медитация — самое близкое в людском языке слово. Завораживающе — по мнению Стана. И именно за это он маарлеанские танцы не любил: за дурман, исподволь обволакивавший разум смотрящего, за то, что даже тренированному бойцу с подтвержденной почти стопроцентной сопротивляемостью ментальному воздействию было сложно просто смотреть, не поддаваясь этому дурману.
      Саммер одним долгим глотком опустошил свой стакан, приподнял его в просьбе бармену повторить, не отрывая взгляда от сцены. Сегодня он собирался надраться, подраться и, возможно, потрахаться, а не оставаться безупречным капитаном Патруля. Возможно, последнее — с этим самым маарлеанином. В конце концов, какая разница, особенно если сам пришел успокаивать? Именно к нему, а не к подозрительно пушащейся компании решти в дальнем углу и не к не менее недовольно вскидывающему и снова складывающему гребень мегуто неподалеку, терзавшему гарнитуру совсем как Саммер недавно.
      На каком по счету стакане он поймал все-таки взгляд маарлеанина, капитан не помнил. Просто это случилось, а потом его вынесло из-за стола и в пару шагов поднесло к сцене. Пункт «подраться», кажется, шел астероидными полями.
      Тягучий танец, так и не прерывавшийся ни на мгновение, пока он пил, продолжался. Легко качнувшиеся бедра, скользнувший по боку хвост, странное движение руки — вроде маарлеанин и не шевелился почти, и Саммер слишком пьян не был, но его вело, как упившегося вдрызг. Последнее, что он запомнил — что к двери за стойкой его тащил все тот же маарлеанин, что-то ворчливо гудя на родном языке то ли ему, то ли бармену. А, нет. Еще он помнил, что все-таки подрался: с этими самыми, проклятыми всеми космическими ветрами, тряпками, в которых оказалось так просто запутаться, хотя там, на сцене, они вроде бы вообще ничего не скрывали и казались сплошными прорехами-разрезами. Саммер рычал от злого возбуждения и рвал их голыми руками. По рукам и получил — хлестко и обидно, но все искупили чужие губы, впившиеся в его рот, как лиссанские орхидеи-пиявки... А потом — провал.
      И утро, которое началось с больной головы, радостного «Я сделал!», двинувшего по вискам с оглушительным звоном, и сунутой под нос неведомой хреновины. Когда сумел проморгаться, разогнать похмельный туман и опознать в хреновине тот самый фокусировщик — охренение перебило остатки хмеля. Но он не был бы капитаном «Рыси», если бы не умел в любом состоянии вычленять из любого бреда главное.
      — Что значит — сделал?
      — Сделал — значит, сделал, — небрежно кинув запчасть на смятое одеяло, маарлеанин отошел к стеллажу у стены, загремел там чем-то.
      Оглядевшись, Стан понял: он попал в логово сумасшедшего технаря, не иначе. Свободной от всевозможного разноразмерного хлама, который он далеко не всегда мог идентифицировать с первого взгляда, оставалась только кровать. Остальное же было усеяно почти ровным слоем, даже на полу громоздились какие-то корпуса и блоки, между которыми — и, местами, по которым вальяжно прошелся маарлеанин, плюхнувшись рядом с капитаном. Достал из резной коробочки лиловый листок, оглядел со всех сторон и, закинув в рот, с удовольствием прожевал.
      — Ясно, — Саммер с сомнением покосился на непонятное то ли лакомство, то ли наркотик, еще раз оглядел комнату и все-таки отказался от мысли спросить прямо. Сперва деталь надо было проверить.
      Нижний мозг, очнувшийся от спячки, твердил ему, что нечего проверять — хватать надо, а рациональная часть разума холодно и жестко осаживала, потому что техник на корабле — это, конечно, не правая рука капитана, но его печень — точно. А от отвалившейся печени вообще-то загнуться куда проще, чем от потери руки. Вот только больно уж насмешливо-лукаво глядел маарлеанин.
      — Танцую в баре каждый вечер, — сообщил он. — А еще я не спал всю ночь, капитан.
      — Ясно, — повторил Саммер, хотя убей его шальной метеор не смог вспомнить, сколько они с этим танцором кувыркались, прежде чем он все-таки отрубился. Но остаток ночи маарлеанин явно не кого-то другого ублажал, а паял фокусировщик. Саммер видел на тонких пальцах яркие точки ожогов — совсем свежих, еще даже не взявшихся корочкой. Такие бывают, если увлечься и не отключить вовремя плазменную горелку, или сунуть ее случайно в плошку с припоем, опять же, не отключив. Или...
      Кажется, он слишком задумался, потому что очнулся от того, что в руки ему сунули запчасть, под зад весьма некультурно двинули коленом, освобождая кровать, а сам маарлеанин завернулся в одеяло и моментально затих, будто никого в комнате не было.
      Уже расплатившись и выйдя из бара со своим сокровищем под мышкой, Саммер Стан споткнулся и выругался в тридцать загибов: никогда еще такого не было, чтоб он даже имени своего случайного любовника не узнал, а тем более — потенциального члена команды. Но возвращаться прямо сразу не стал, только набрал код дежурного техника и приказал ему готовиться к установке фокусировщика.
      Имя Аны он узнал в конторе, куда приволок еще сонного и недовольно гудящего маарлеанина чуть ли не на плече и в одеяле. И то, что уволился Ана с предыдущего места службы со скандалом — тоже. И что он еще совсем мальчишка — по меркам своей расы, и первый же корабль стал для него и последним, а после того, как в его заявке появилась характеристика от недовольного своеволием техника капитана, никто не желал брать такого проблемного ксеноса на службу. То, что после этого в баре Ана на самом деле не просто плясал, а сам выбирал себе капитана, достойного его таланта — цитата! — Саммер решил никак не комментировать.
      Перепаянный Аной фокусировщик верой и правдой отслужил пять лет без единой поломки. А потом Ана заставил капитана поменять всю систему связи и наблюдения, но это уже другая история.
      
***


      Капитан покосился на маньячно оглаживающего распотрошенную стену с «резаком» Ану и на всякий случай самым строгим голосом, на какой был способен, предупредил:
      — В спортзале ставить не дам.
      — Ну капита-а-ан!
      Саммер закатил глаза. И ведь уговорит, паршивец!
___________________________________            
Примечания:
*Драконы-мегуто могут отбрасывать хвост в стрессовой ситуации, во время болезни или при опасности. Хвост регенерирует в течении недели-двух, в зависимости от условий. Отвалиться может даже не отросший до конца хвост, если у мегуто нет ресурсов на полноценное отращивание.



Глава четвертая


                Что такое «призовой корабль» и «приз» Патруля вообще?
      «Призовой корабль» — это, собственно, арестованный корабль, который после, в некоторых случаях, может выкупить транспортная компания, которой он принадлежал — если докажет, что никто ничего о деятельности капитана не знал. Ну, или он уйдет с молотка на аукционе Интерга, и команда Патруля получит небольшую премию из этой суммы. Ключевое слово, конечно — «небольшую».
      А вот «приз»... «Приз» — это тот самый призовой корабль до прибытия в порт приписки Патруля. Ну, или до появления на месте задержания буксира. И вот с ним патрульная команда под руководством капитана может сделать все, что душе угодно, в рамках разумного, конечно. Нельзя полностью лишить корабль одной из «систем живучести», но можно снять до пяти процентов оборудования, к ним относящегося. Можно хоть до основания ободрать внутренние переборки, оставив это самое основание, можно забрать неучтенное стандартной схемой оборудование — вроде того же «резака», можно демонтировать и перенести на крейсер все содержимое медотсека в случае, если этого требует ситуация с ранеными из абордажной команды. Вынести все сейфы, буде такие найдутся, арсенал и ремкомплекты — вообще святое, это ни один, даже самый придирчивый, проверяющий за нарушение не сочтет, конечно, если в тех сейфах не будет контрабанды.
      Первым после абордажной команды на борт «призового корабля» всегда вступает капитан. Это закон, который свято блюдется с тех самых времен, когда люди заселили несколько колоний и появилось более-менее стабильное космическое сообщение между ними. А с появлением этого самого сообщения, вернее, с появлением кораблей, маршрут которых стабилен и предсказуем, конечно же появились и пираты, потом — полиция, а после уже и Патруль.
      Саммер Стан, шагая на борт почтовика, посмеивался про себя: он не особенно торопился, потому что буксир будет идти сюда не пять-семь часов, а трое стандартных суток, и Ана, возбужденно подпрыгивающий за его спиной, прекрасно об этом знал. Но унять нетерпение Аны не смогло бы даже лучшее седативное средство Ниньи, а сам он мог изобразить серьезность только по прямому приказу капитана. Саммер такого приказа не отдавал, но и ускорять шаг был не намерен.
      — Штерн, двух бойцов приставь ко мне, пока буду заниматься арестантами. Остальных, кто не ранен, как всегда.
      — Принято, капитан, — здоровенный кулак галлири с гулом встретился с его же грудной клеткой в своеобразном салюте.
      Внутренние помещения захваченного корабля после боя — это всегда тягостное зрелище. Нет, станнеры не дают подпалин, их разряды слишком слабы, чтобы повредить пластикат и пласталь. Но на стенах то тут, то там буреют россыпи капель, а то и целые потеки, иногда и не только кровь, но и прочее содержимое организмов разумных можно заметить, и через них и по ним приходится идти. Саммер не относил себя к слабонервным и брезгливым, но хорошее настроение — всего один серьезно раненый и дюжина раненых легко, да это, можно сказать, совсем дешево обошлись! — хорошее настроение все-таки поползло вниз. Особенно, когда дошли до следующего после «резака» коридора, где и началась натуральная бойня озверевших десантников и контрабандистов.
      — Ана, хватит прыгать.
      Голос капитана оставался все таким же ровным, но маарлеанину хватило внутреннего чутья, чтобы уловить оттенки. Он выпрямился и пошел за левым плечом Саммера привычным легким шагом, словно штатный бес-искуситель.
      — Я занимаюсь бортжурналом, ты пока осматриваешь рубку. Протокол стандартный.
      — Есть, капитан, — отозвался тот тоже ровно и спокойно. И как только сдержался — обычно в таком состоянии в голосе маарлеан проскакивали повизгивающие нотки.
      — Начинаем, — махнул Саммер и вздохнул: Ану вообще не интересовали чужие потери. Для него будто не существовало мира вне «Рыси», разумных, кроме своих. Иногда казалось, что исчезни вся вселенная — Ана этого толком и не заметит, ну, разве что возмутится отсутствию поставок запчастей.
      Но что на самом деле творилось в этой лопоухой голове, Саммер, даже пробыв почти два года любовником Аны и прослужив с ним рядом больше тринадцати лет, сказать не мог. В эмпатии он был не силен, мысли читать, как некоторые решти и мегуто, не читал, а Ана как никто умел носить маски и лицедействовать.
      Усилием воли отбросив все лишние мысли, капитан занялся делом. Чужой ложемент быстро подстроился, искин «сдался» через пару минут — принял «код победителя» и выдал доступ к бортжурналу. Ну а там уже проще: скопировать все данные, снять кристалл-накопитель с оригиналами всей документации по кораблю с незамысловатым именем «Муравей», приказать искину открыть трюмы. Поднимаясь с капитанского кресла, Саммер нашел взглядом Ану и усмехнулся: тот уже раскурочил защитные панели перед святая святых рубки — кристаллом искина, вскрыл все, что только было возможно вскрыть и копался в целых жгутах шлейфов, как хирург в кишках пациента.
      — Есть что-то интересное, хвостатенький?
      — Три лишних потока! — жизнерадостно откликнулся тот. — И вот этот не пойму... Уй!
      Сунув в рот порезанный палец, Ана возмущенно дернул хвостом.
      — Осторожнее, мне твои золотые лапки нужны целыми. Снимай искин, и можешь выпотрошить здесь все, в пределах Устава, — капитан аккуратно притянул к себе тонкопалую длинную кисть, вынул из креплений на поясе флакон антисептика и как всегда забытый Аной спрей-перчатки. Это он и сам маху дал, что не проверил, нанес старший техник себе защиту прежде чем полезть в нутро чужого корабля, или нет. «Дома», на борту «Рыси», Ана об этом не забывал, но вот на призовых кораблях за ним приходилось присматривать.
      — Ана! — в голос пришлось подпустить праведного негодования — только так маарлеанина можно было пронять.
      — Да, капитан? — а голос-то пристыженный, и уши чуть прижал.
      Сидит на полу, чудо лупоглазое, руку протянул, не дергается. Хотя Саммер отлично знал: отпусти — и опять с головой за панели нырнет.
      — Отошлю на «Рысь».
      Угроза была очень серьезная. Несмотря на то, что Саммер этого делать не собирался, ведь без Аны и ограбить «Муравей» не получится — ну, то есть, не в тех масштабах, что обычно.
      — Все понял, буду внимательнее. Извини.
      Саммер кивнул — больше давить не стоило, Ана и без того действительно все понял. Ну не умели маарлеане врать, просто органически, хотя недоговаривали иногда мастерски.
      Обработав ему руки, Саммер подождал, пока Ана снимет кристалл, упрятал его в спецфутляр и разрешающе похлопал техника по плечу. Все, в ближайшие пару часов за него можно было не волноваться. А время потратить с пользой: допрос капитана и прочих членов экипажа «Муравья» должно было провести сейчас, пока люди еще дезориентированы и не отошли от стресса. Есть немалые шансы, что он сможет вытянуть из них ту информацию, которая поможет Интергу выйти на производителей синта.
      Контрабандистов загнали в одну из кают. На почтовике они были небольшими, но никто не сочувствовал: посидят в тесноте и духоте, не развалятся, а кислороду упасть ниже критической отметки система жизнеобеспечения не даст. И вообще, кто-то сгоряча и по злобе предлагал всю эту шваль согнать в спасательный челнок и выпустить поболтаться вокруг кораблей. Саммер запретил, хотя понять предложившего мог. После героического рывка Змея все были немного на взводе.
      У каюты скучали двое, как и запрашивал. Один при виде капитана осклабился, поудобней перехватив станнер, второй не среагировал: на его визор передавались данные с внутренних камер, во избежание какой-нибудь ерунды от запертых. Тайники, бывало, не только в трюмах делали.
      — Ирис, Май, — кивнул Саммер.
      Как и у Штерна, это были кодовые имена, настоящие абордажники не использовали на службе.
      — Что там с арестантами?
      — Сидят, капитан, — коротко отрапортовал Ирис.
      Вот уж тот еще цветочек — синекожий и тихий-тихий, с таким холодным внимательным взглядом, что любого собеседника почти сразу пробирало дрожью. Зато наблюдателем он был великолепным, и Саммер не сомневался: раз сказано, что сидят, значит сидят и руки куда не надо не тянут.
      — Соседние каюты проверили на сюрпризы?
      — Да, капитан. Все чисто.
      — Май, запроси командира, пусть подойдет сюда. И прихватит с собой Нинью, не будем нарушать Устав.
      Что Нинью придется тащить буквально за хвост, Саммер понимал прекрасно. Как и то, что сидеть возле Змея уже не нужно, все, что можно сделать — сделано, а с остальным справятся и дежурные медики. Но это Нинья. Его только «по Уставу положено» с места и сдвинет. И это самое «по Уставу» должно быть сказано не рядовым, а минимум командиром, это тоже проверено. Но Нинья был Саммеру нужен.
      Мегуто — псионики, и их возможности варьируются в просто гигантских пределах. Тут тебе и всевозможные «стихийники», тут и «мозголомы», и «трансформеры». С Ниньей капитану Стану просто дико повезло, хвала всем богиням и богам Удачи, сколько б их ни выдумали разумные всей вселенной! Нинья был телепатом и эмпатом. И если второе было одновременно его даром и проклятьем, то первое до встречи с Саммером мальчишка считал только проклятьем. Капитану стоило большого труда переменить его мнение.
      Помогло то, что Стан искренне восхитился возможностями своего нового медика и столь же искренне пообещал, что будет ими пользоваться в хвост и в гриву. Потому что — ну невероятная же удача. И не менее искренне расписал все плюсы и минусы этого использования, ничего не замалчивая и не приукрашивая. Нинья проникся. На его подвижной физиономии тогда было написано большими буквами, что он уже не настолько рад и счастлив внезапному назначению. Но юного мегуто все-таки подкупила искренность капитана, хотя идея быть детектором лжи и мозголомом все равно не нравилась. А потому Саммер прибегал к его способностям только в критических ситуациях, после стараясь сгладить неприятные впечатления, затаскивая мегуто в слияние и «комфортя» его там.
      Штерн и Нинья появились в выбранной для допросов каюте уже через десять минут, так что Саммер успел все приготовить и настроиться. Мегуто он привычно кивнул на гнездо, сделанное из натащенных со всех кают подушек. Телепата нужно устроить поудобней — это аксиома, которую Саммер выучил с их первого опыта, когда Нинья разбил нос, грохнувшись с высокого сидения.
      — Ну, прости, я обязательно куплю с премии тебе личную мягкую корзинку, — усмехнулся на брезгливую гримаску, промелькнувшую на лице Ниньи, который сперва по этому гнезду потоптался, как кот, и только после уселся, обвив хвостом колени.
      Кстати, наличие хвоста было отличным признаком: в медотсеке все в порядке и Змей быстро выкарабкается. В противном случае Нинья бы уже хвост сбросил от стресса и перенапряжения.
      — А носить ее будет Штерн, — все же недовольно буркнул Нинья.
      Капитан Стан расслабился окончательно: если пытается язвить, то все вообще замечательно, уже завтра Змей плясать будет. Ну или послезавтра, как из медотсека вырвется.
      — Для тебя, беляночка, хоть сережку из ушка, — совершенно искренне отозвался командир абордажников.
      — Так, закончили лирику. Работаем, парни, работаем. Нинья, прошу и приказываю — не стесняйся, мне нужно все, что ты сможешь вытащить из мозгов у этих людей.
      — Есть, капитан, — не особо охотно откликнулся тот, откидываясь спиной на ноги Штерна. Глаза закрыл — все, готов.
      — Работаем, — потер руки Саммер. — Май, по одному, тащи первого.
      Допрос арестованной команды — всегда неприятная, но очень нужная часть работы капитана Патруля. Во-первых, это шанс выяснить много важной информации по горячим следам, во-вторых, возможность не переворачивать весь призовой корабль вверх дном в поисках «секретов». Ну и есть еще «в-третьих»: хоть каплю морального удовлетворения можно получить, прессуя арестованных. Раз уж кровь им уже не пустишь. В большей степени это касалось Штерна, конечно.
      По итогам допроса Саммеру пришлось срываться на «Рысь» и срочно скидывать большой пакет данных для Интерга. Если красавчики в черно-звездной форме не прохлопают ушами, то удастся прикрыть одну из лабораторий по производству проклятого наркотика. Капитан был просто неимоверно доволен, хотя и сомневался, что такая лаборатория была одна. Скорей, капитан «Муравья» был штатным курьером именно для нее, об остальных не имея никакого понятия. И все равно это был результат, и очень весомый. Весомый по всем статьям, от награды до похвалы начальства, но больше всего грело именно понимание: этим гадам «Рысь» жизнь попортила, не зря летали.
      Возвращался на «Муравья» Стан уже куда более неторопливо и спокойно. Ему и работы-то толком не осталось, спешить больше незачем. Можно пройтись по дальним коридорам, осмотреться. Попытаться понять, чем и как тут жили.
      Каждый корабль, стоит команде ступить на его палубу, становится уникальным. То самое пресловутое «допили напильником» превращается в жизненную необходимость, если проводишь где-то почти все время, за исключением кратких выходов на планеты. Чего только не повидаешь, поднимаясь на борт... Коридоры «Рыси», к примеру, были обшиты сделанными на заказ панелями нежного кофейно-сливочного цвета. Скидывались поголовно, без вопросов, штатные панели отдирали так же сообща, зло и удовлетворенно: серовато-стальной цвет и неприятно бликующая поверхность достала всех по самое «не могу». Подсветка по полу — это уже Ана после придумал, да...
      Проведя рукой по стене, Саммер поморщился: команда «Муравья» явно ничем подобным не озадачивалась. Для них корабль был всего лишь транспортом — но не домом.
      — Капитан!
      Визгливый окрик заставил вздрогнуть, резко разворачиваясь: появления рядом чем-то очень сильно взволнованного Аны капитан не ожидал. Саммер его таким вообще видел считанные разы, и каждый из них заканчивался... сложностями. Если вообще можно было так назвать случавшееся на борту чужих кораблей.
      На беды «Рыси» Ана реагировал совершенно иначе, и это единственно утешало — глядя на прижатые уши и взъерошенную от напряжения гривку, Саммер и сам напрягся.
      — Лучше взгляни. Боюсь, это вне моей компетенции.
      Следуя за Аной, он перебирал в уме все возможные причины подобного. Сейф с органами в стазис-поле? Однажды такое было, и Ана, наткнувшись на такой «сюрприз», потом довольно долго отходил в кругу команды, и всех вместе, и поочередно. Но там дело было не столько в наличии чьих-то потрохов, сколько в том, что это были детские органы. Модификант-раб в чьей-то каюте? Тоже то еще было зрелище... У его хозяина были очень уж девиантные пристрастия. Кстати, парнишку удалось реабилитировать, и надо бы как-то выбрать время и навестить его.
      Поговаривали, однажды на частном корабле нашли «комнату удовольствий», сделанную кем-то, повернутым на «натуральности». Вот там даже от просмотра записи выворачивало, стены из мяса с торчащими из них мясными же щупами — зрелище не для слабонервных. Четверых «встроенных» модификантов опознали только по генокоду — точнее, те их части, что были приживлены к общей массе. Но не на простом же почтовике-контрабандисте такое!
      Ана свернул в какой-то узкий технический коридор, даже, скорее, лаз, где широкоплечему капитану едва хватало места, чтобы пройти, не цепляя стены. Сверху свешивались какие-то тяжи проводов, на стенах виднелись вскрытые люки, сейчас заботливо прикрытые, чтобы можно было протиснуться. Впрочем, далеко идти не пришлось.
      — Это «морозилка», — вжавшись в почти незаметную нишу, Ана извернулся, пропуская Саммера вперед. И добавил слегка вибрирующим от эмоций голосом: — Испорченная «морозилка». Система стазиса отключилась около четырех часов назад. Я... боюсь открывать ее, капитан.
      Саммер мягко привлек Ану к себе, стараясь успокоить, отпустил и подтолкнул назад, к выходу из коридора.
      — Зови кого-нибудь из свободных бойцов. Устав, Ана, Устав.
      Судорожно кивнув, Ана умчался. Да, Устав. В нем и на такие случаи правила были, написанные, как и многие другие страницы, кровью.
      Капсула стазиса — в просторечии «морозилка», хотя с банальной заморозкой стазис-поле сравнивать нельзя — была из разряда «мини». Всего метр в высоту, два в длину и около восьмидесяти сантиметров в ширину, она походила на уменьшенную раза в три медицинскую капсулу, тот самый «гробик». Единственным отличием была полностью непрозрачная крышка да незнакомая Стану конструкция запорной системы. Похоже было на то, что придется транспортировать капсулу на «Рысь» и вскрывать с помощью Лаки и Аны. Это если никто из оперативников Штерна с такой системой не сталкивался, и капсулу не откроют здесь. Все-таки, тащить неведомо что на борт родного корабля не хотелось вообще никак. Мало ли какая опасная модификация живого организма может содержаться внутри? Но более всего капитан Стан был недоволен собой: ведь держал в памяти, что контрабандист куда-то еще заходил за «левым» заказом, из-за чего и попался, а упустил этот момент. И капитан «Муравья» — вот же сучий потрох! — ни словом не обмолвился, даже в мыслях!
      Ана вернулся быстро, так же быстро перестроились: капитана оттеснили назад, старший техник выглядывал из-за плеча возящегося с капсулой бойца, давая советы. Пока фиксаторы прижимают крышку — можно, их никакому разумному не выломать, будь он хоть десять раз модификантом. Вот после все непричастные могут пройти подальше и смирно ждать там, даже капитан.
      Наконец, прозвучал тихий множественный щелчок: запорная система сдалась превосходящим силам противника. Теперь уже и Ана шустро убрался от капсулы, причем, вовсе за спину капитана Стана. Но не ушел совсем, все-таки любопытство, как Саммер иногда говорил, родилось явно вместе с первым разумным маарлеанином и навсегда закрепилось в их генокоде.
      Секунды тянулись одна за одной. Сколько их там положено выждать, прежде чем открывать крышку снаружи? Саммер прикрыл глаза — и распахнул их, когда послышалось тихое чмоканье не желающего покидать привычное место уплотнителя.
      Абордажник — на этот раз из особого отряда Штерна, который, пожалуй, и модификанта мог скрутить влегкую — постоял, разглядывая содержимое капсулы, полностью перегораживая коридор своей спиной, потом обернулся.
      — Не думаю, что он нападет, капитан.
      В голосе, донесшемся из-под опущенного щитка визора, слышалась какая-то грусть, и Саммер невольно подался вперед, пытаясь разглядеть, что ж там. Увидеть смог не так уж много — боец развернулся боком, но все равно загораживал большую часть вида. Но разум, привыкший оперировать данными на вирт-скоростях и в полном слиянии, мгновенно обработал увиденное. Только верить в это не хотелось. Потому что на гелевом ложементе вытянулся и, кажется, не дышал ребенок лет семи-восьми на вид, плотно спеленатый многочисленными ремешками, отчего казался запакованным в один сплошной ременной кокон. Даже на голове было что-то вроде туго стянутого ремнем капюшона, плотно прилегающего к личику с тонко прорисованными чертами.
      — Живой? — вырвалось помимо воли.
      — Живой, капитан, я первым же делом...
      — Ана, за Ниньей. И грузового дроида прихвати — капсулу демонтировать.
      Проще и безопаснее перенести ребенка на «Рысь» в этой самой капсуле, потому что кто его знает, чем могло аукнуться ему аварийное отключение. Саммер прекрасно знал, что именно это Нинья и скажет, и потому, когда боец из коридора вышел, оставшись бдеть снаружи, а капитан зашел, он не стал даже пытаться поднять ребенка с ложемента. Ему и вовсе не следовало тянуть руки к нему, да только один вид перетягивающих тонкое тельце ремней вызывал какой-то нерассуждающий гнев и желание эти ремни если и не порвать, то расстегнуть точно.
      Капитан осторожно рассоединил крепления на «капюшоне» и стянул его повыше, открывая все лицо ребенка. Нинья бы его все равно снял, чтобы проверить реакцию зрачков, ведь так? Так.
      Малыш был красив. Что-то было в его чертах такое... Птичье, что ли. Может, остренький нос, может, упавшие на высокий чистый лоб прядки переливающейся яркой зеленью и синевой челки, похожие на перышки терранского зимородка, или широко расставленные глаза, прикрытые тонкими веками, опушенными густыми мохнатыми ресницами. И Саммер затаил дыхание, заметив, что эти самые ресницы затрепетали, медленно приподнялись, открывая совершенно птичьи, золотистые глаза. Одно дело было — услышать, что жив, а другое — увидеть подтверждение. Еще лучше — осознать, что малыш не просто расфокусировано пялится в пространство, а глядит осознанно и осмысленно, глаза в глаза.
      — Не бойся, все будет хорошо, — улыбнулся Саммер.
      В коридоре громыхнул грузовой дроид, Ана что-то быстро говорил Нинье высоким нервным голосом, а здесь лежал живой малыш — хотя четыре часа в герметичной, но неработающей стазис-капсуле должны были стать его приговором — дышал и смотрел на Саммера. Все обязано было быть хорошо.
         

   
Глава пятая


                Капитану Саммеру Стану очень хотелось побиться головой о стенную панель медотсека. Медово-белая, с едва заметной желтизной, она просто просила прикосновения его дурной башки. Он даже присмотрел себе конкретную точку, где идеальную гладкость чуть нарушала крошечная царапина — задели, что ли, когда втаскивали «морозилку»?
      А все потому, что он, капитан Саммер Стан, был полнейшим идиотом. Потому что его руку сейчас накрепко сжимала крохотная ладошка.
      — Даже не думай, — покачал головой Нинья. — Не травмируй ребенку психику, сиди тихо.
      — Сижу.
      А что еще оставалось делать? Стоило разжать тонкие, но удивительно цепкие и сильные пальчики, как мальчишку — а дитя стазис-капсулы оказалось именно мальчиком, — пока еще безымянного мальчишку начинало колотить в нервной дрожи. И это, мать его, было вовсе не от страха или стресса. Это, чтоб его все в черную дыру, был побочный эффект установления привязки. Потому что спасенный с «Муравья» ребенок на самом деле был совсем не ребенком. Он был модификантом, райком — искусственно выращенным гибридом человека и птицы. А если еще точнее, то в его геноме отметились и серафимы, и фениксы, и кое-какие еще расы.
      Пять лет назад райков признали отдельной расой, в сенате Федерации протащили запрет на искусственное выращивание райков в лабораториях и питомниках — эти модификанты были способны размножаться, и численность расы должна была стабилизироваться естественным путем. Вот только не все лаборатории, как видно, уничтожили запись генокода.
      Это было вполне ожидаемо, модификанты вообще та еще головная боль властей всех миров, но... Но Саммер и предположить не мог, что нарвется на подобное. Патруль сектора 143-13-23 никаких данных о подпольно выращенных райках не получал, и вовсе не из-за захлестнувшей всех лихорадки синта. Просто здесь оно было как-то не в моде, что ли, все эти модификанты. Тот единственный спасенный за пятнадцать лет службы раб не в счет — исключение из правил, иногда ж и в разряженном станнере остаточный заряд накапливается.
      Самой большой проблемой, связанной с такими вот модификантами — искусственно созданными в лаборатории и выращенными в питомнике, было то, что в них еще на стадии эмбриона закладывается эта самая привязка. Условия ее формирования разнились и зависели только от прихоти заказчика. По сути, никто не мог знать, что именно в этого райка было вложено, и как должна активироваться его привязка. Но можно же было подумать и догадаться: у ребенка не просто так намертво закрыты глаза, и связан он так, чтоб и пошевелиться не мог — тоже не просто так.
      Именно этот раек должен был счесть своим хозяином первого, кого увидит. А увидел он... правильно, капитана Стана. И вот теперь вовсю разворачивался механизм импринтинга, а Саммер чувствовал себя паршивым рабовладельцем.
      Самобичеванием он увлекся настолько, что белую ладонь перед носом, на которой лежала белая же пилюля, обнаружил, только когда Нинья аккуратно тронул за плечо.
      — Выпей.
      Саммер тряхнул головой и криво усмехнулся:
      — Спасибо, Нинья, но не стоит. Справлюсь.
      В конце концов, он же взрослый мужик и привык отвечать за себя, свою команду и свои и их действия.
      — Не сомневаюсь, но все-таки выпей.
      Саммер всмотрелся в алые глаза мегуто, вздохнул и взял с его ладони капсулу губами. Раскусил, передернулся от горечи лекарства, еще раз глубоко вздохнул и кивнул:
      — Излагай, Нинья.
      — Ты помнишь ту часть Устава, о «найденышах»?
      — Нинья, у меня с памятью все хорошо! — почти возмутился Саммер.
      Почти — потому что не вспомнил об этом пункте Устава сразу, слишком уж отличался этот случай от случая с Кару, да и Кару на тот момент уже был не ребенком, а подростком, и под опекой команды «Рыси» проходил всего два года.
      И вообще, этот пункт был не совсем чтобы уставным... В смысле, в законе подобное было прописано, да. Но по большей части это была социальная программа, позволявшая и всевозможным сиротам-спасенышам-найденышам не чувствовать себя одинокими в мире — поди стань одиноким, когда за твоей спиной почти сотня разумных экипажа. А этим самым экипажам дававшая точку приложения моральных сил, маленькую привязанность к чему-то за пределами корабля. Разумному, знающему, что его кто-то ждет там, на планете, есть куда возвращаться и есть что защищать. А еще для многих «найденыши» становились детьми. Теми самыми детьми, которых большинство могли завести, лишь оставив службу, в некоем отдаленном и не совсем понятном им самим будущем.
      Ну а закон все это превратил во вполне понятное крючкотворам опекунство, перевод части довольства экипажа на счет приемыша, скидки при поступлении на учебу и прочая, прочая, прочая.
      — Думаешь, экипаж согласится? — задумчиво повел плечом Саммер, стараясь размять уже слегка затекшую конечность.
      — Согласится. В любом случае, это лучше, чем списать мальчишку на «неизбежные потери», — ядовито и почти зло отозвался Нинья, дернув гребнем.
      — Эй, я ничего такого не...
      Мегуто только повернулся и посмотрел ему в глаза, заставив подавиться фразой. Потому что да, думал. Недолго, буквально пару секунд — даже до конца мысль сформулировать не успел и отбросил, как скользкую гадину, вымел из разума.
      Был в Уставе и такой пункт. Под «неизбежными потерями» подразумевались убитые во время допроса члены экипажа захваченного корабля, безвозвратно уничтоженное оборудование или искалеченные рабы или «игрушки»-модификанты, к которым проще и милосерднее было применить эвтаназию, чем пытаться вылечить и реабилитировать.
      — Медику не ври никогда, — припечатал Нинья и отвернулся, чем-то там загремев, больше демонстративно, чем по нужде.
      Саммер сидел, смотрел на подергивающийся кончик хвоста мегуто. Было стыдно. Тошно. И вообще, погано. Радовало только то, что мальчишка-раек их разговор услышать не смог бы при всем желании: спал, милостиво усыпленный Ниньей, едва осознали, с чем имеют дело.
      Еще через полчаса Нинья, уже взявший и себя в руки, фыркнул и присел рядом с капитаном.
      — Ну и что ты так рефлексируешь?
      — Нет, а мне что, должно быть приятно стать рабовладельцем, причем, даже не по своей воле? — возмутился Саммер.
      — Импринт — не приговор, — пожал плечами мегуто.
      — Но...
      — Саммер, то, что происходит сейчас, просто поможет малышу выжить и приспособиться к новому для него миру. Ну а то, что он будет привязан к тебе... Считай это подарком высших сил. У тебя с Шери и Шато в любом случае бы не появилось потомства, а теперь будет сын. Потому что, даже считаясь воспитанником команды, он будет и осознанно, и бессознательно всегда тянуться к тебе, а через тебя и к твоим пушистым.
      — А что их... — Саммер мрачно заткнулся, прекрасно зная: Нинья видел, что именно он листает, какую информацию ищет — и что в итоге находит и читает про райков.
      Идеальные не спутники — любовники. Идеально подстраивающиеся во всем, включая телесные потребности. И вот этот мальчишка, сейчас мирно спящий, тоже подстроится. Под него, под Саммера.
      — Не стоит верить всему, что пишут в инструкциях для извращенцев, — фыркнул Нинья. — Да, в инстинктах у него это заложено. Но ты пойми — малыш сейчас как внешне чистая книга, исписанная невидимыми чернилами разных типов. И именно в твоих силах проявить те из них, которые позволят ему стать... обычным ребенком. Ребенком, а не секс-куклой. Так что, капитан, собери уже жопу в горсть, а яйца в кулак.
      Саммер покусал губу, сдерживая внезапно прорвавшийся смешок, и даже не истерический. Нинья очень редко позволял себе так вольно и жестко разговаривать с ним. И если он так поступил — значит, видел предпосылки и вычислил наиболее действенный способ включить капитану мозг. И, как всегда, оказался прав.
      — Как скажешь, хвостатенький. Сколько мне так еще сидеть? Я уже руки почти не чувствую и отлить хочу — сил нет терпеть.
      — А еще тебя ждет доклад командованию, — поддел Нинья. — Иди, около двух часов у тебя есть, пока следующая волна изменений не начнется. К Ане загляни, успокой!
      — Порваться мне на десяток капитанчиков поменьше, что ли? — уходя, бурчал капитан, и ответом ему был только мягкий смех Ниньи.
      
      В рубку, писать отчет, Саммер в итоге не пошел. В смысле, понимал, что надо, в голове незримо тикали эти самые два часа, после которых он кровь из носу обязан будет вернуться в медотсек — иначе и сам себя не поймет, и Нинья ему много чего скажет. Если мегуто назвал срок, значит, больше его невольный пациент без проблем для себя не выдержит.
      Но вместо доклада Саммер спустился на жилую палубу, прошелся вдоль украшенных в силу фантазии жильцов дверей, пока не остановился у той, на которой светящейся краской были изображены порхающие над зарослями какого-то здоровенного папоротника светлячки. Было ли это привычной картиной на родине Аны или же плодом его фантазии, Саммер не знал, а спросить каждый раз забывал. Сенсор послушно засветился, отзываясь на прикосновение, и дверь, помедлив, все-таки отъехала в сторону, скрываясь в стене: Ана был у себя и не против гостей.
      Полумрак каюты привычно полнился дрожащими, раскачивающимися тенями: маарлеанин предпочел не довольствоваться стандартными условиями, а воссоздал удобное именно ему жилище, затянув верхнюю часть помещения многочисленными сетями и канатами. Это же позволило ему завалить пол таким хламом, что Саммер предпочел не вглядываться в угловатые очертания — только чтоб не убиться, споткнувшись об особо громоздкое.
      Вместо стандартной койки у Аны висел под потолком гамак с самым натуральным гнездом, а койкой маарлеанин пользовался только во время гипер-перехода, когда этого требовали условия. И то, утверждал, что в гамаке ему было бы безопаснее, чем на противоперегрузочном ложементе. Проверять, так ли это, Саммер не желал, хотя во всем остальном безоговорочно доверял своему старшему технику. Но рисковать им? Нет уж, стандартное оборудование не идиоты делали.
      — Ана?
      На зов никто не откликнулся, но потом одна из теней зашевелилась, разворачиваясь в фигуру маарлеанина, и скользнула вниз, как раз на свободную от барахла койку.
      — Как там? — устало спросил Ана.
      — Нинья меня пропесочил, — пожаловался Саммер, устраиваясь с ним рядом и обнимая. — Мозги вправил. Малыш спит пока, у меня есть два часа на все про все.
      От Аны пахло горько и терпко — успел приложиться к своим «листочкам», смертельно ядовитым для любого другого, но не для крайне устойчивого к органической отраве маарлеанина. Почему-то вспомнилось, как получил по шее, попытавшись сдуру поцеловать синеватые от сока губы.
      Воспоминание было полузабытое и теплое, как накрывший ладонь пушистый хвост. Если Нинья вправлял капитану мозги и был другом, то с Аной они по-прежнему были близки, пусть и уже давно не как любовники. Просто — близки.
      — Два часа — это мало, — сочувственно протянул Ана.
      — Мне хватит часа. Гребень дай, что ли. Надо уложить в голове все.
      — Ну почему опять мой хвост? — наиграно возмутился маарлеанин, но Саммер прекрасно видел в его глазах предвкушение удовольствия. — Почему не твои котики?
      — Потому что от Шери и Шато я после такого только уползу — и не через час и даже не через два. Не жадничай, хвостатенький.
      — Мне иногда кажется, что в экипаж ты по этому признаку и набираешь, — глубокомысленно выдал Ана и полез куда-то в изголовье, оставив Стана моргать, ошеломленного подобными выводами.
      — Ну нет, неправда же! Процент хвостатых в команде не так уж и велик!
      — Ага, пятьдесят на пятьдесят.
      — Гм...
      Саммер никогда над таким не задумывался и команду на хвостатых и бесхвостых не делил. Ему было искренне плевать, какой расы его подчиненный, если тот входил в команду так, как входит в паз идеально подогнанная деталь сложного механизма.
      — Вот и правильно, вот и не думай о глупостях, — добил Ана, сунув в руки выуженный наконец гребень.
      И растянулся на боку рядом, разложив хвост по коленям Саммера.
      Для обоих это вычесывание было отменной терапией. Ана успокаивался и возвращался к привычному модус вивенди, Саммер выстраивал в уме список действий на множество пунктов и подпунктов. Сейчас, правда, он сочинял рапорт начальству. Очень старательно, пытаясь добиться максимальной казенности и сухости изложения. Убирая из памяти испуганный визг Аны и золотистые глаза райка, затрещину, которой его самого наградил Нинья, едва взглянув на найденыша, и брызги крови на стенах. Все это — на специально выделенную в голове полочку. А начальству о подобном знать не надо.
      — Ана.
      — М?.. — почти придремавший, разморенный маарлеанин шевельнул ухом.
      — Ты же поможешь?
      С чем, точнее, с кем, Саммер уточнять не стал — и так все ясно.
      — Пей и смотри.
      Понятная только им двоим фраза: «успокойся и делай».
      Оставив все-таки спокойно задремавшего Ану, Саммер уже гораздо бодрее унесся на мостик, ухнул в вирт и почти вдохновенно составил отчет. Короткие и рубленые фразы складывались во вполне понятный текст, ведь капитану было важно донести до высокого начальства и виртуозность стрелков, и героизм Змея, и отвагу остальных бойцов Штерна, и высокий профессионализм Ниньи. В общем, не упустить ничьих заслуг. А что языком казенным и сухим — ну так чай не эпическую поэму пишет.
      Оставшись полностью довольным основной частью, вторую, практически приписку, он сочинял уже куда дольше и со скрипом, но все же победил. Доклад об обнаруженном в капсуле райке, о сработавшей по случайности привязке и просьбу о признании этого самого райка воспитанником команды «Рыси» Саммер буквально вымучил из себя за оставшиеся сорок минут. Вдохнул, выдохнул, скинул пакет Лаки с приказом отправить и сменяться, и умчался обратно в медотсек, где был встречен суровым взглядом Ниньи. Но за опоздание на десять секунд даже он ругаться не стал, повелительно махнув — садись, мол, высиживай спасеныша.
      — А царица над ребенком, как орлица над орленком... — всплыли в памяти какие-то совсем уж невообразимой древности строки.
      — Что? — удивленно наклонил голову Нинья. — Это не галакт, да?
      — Это дикая архаика Терры, — хмыкнул капитан. — Когда малыш проснется?
      — Если перестройка организма не помешает — часа через полтора. Не могу дать точного прогноза, у него сейчас внутри... — мегуто фыркнул, но ввернул почерпнутое от капитана же: — ...каша.
      — Каша в голове не есть так страшно, как кишки в кашу, — наставительно приподнял палец Саммер и тут же огреб от Ниньи легкую затрещину. — Ай, не дерись, злая ящерка!
      Тот только гребень возмущенно встопорщил и ушел в соседний отсек проверять, как дела у Змея. Будто там дежурный медик не зевал.
      Через пять минут — то есть, буквально через минуту после сдачи смены, в медотсек просочились две кудрявые любопытные мордочки. На службе и вне ее Шато и Шери казались совсем разными. Сдав смену, они из серьезных и предельно собранных решти превращались в любопытных игривых кошаков. А сейчас у их любопытства был еще и немного ревнивый окрас: кто-то посмел украсть все внимание их партнера? Мррр, кто этот самоубийца, брат? Сейчас выясним, брат! Кое-как пристроившийся на неудобном сиденье возле «морозилки» Саммер вздохнул. Сильно не хватало кровати, по которой можно было похлопать, чтобы валились рядом и уже так выясняли, что к чему. Пришлось вместо этого почти виновато повести свободной рукой: смотрите, мол, ничего не скрываю.
      Что нравилось капитану в их отношениях — это возможность просто молчать, открыв свое сознание. Молчать и слушать мурлыканье, модулированное сотнями тонов, заменяющее решти разговоры. Смотреть на движения хвостов и ушей, на подрагивание чутких вибрисс, на раздувающиеся в попытке вобрать как можно больше нюансов запаха ноздри широких, немного приплюснутых носов с классической кошачьей влажной мочкой. Он и смотрел, улыбался, улавливая нюансы их разговора без слов. Спокойно позволил сунуться носами к маленькой птице, немного удивился, когда решти заволновались и принялись не просто вынюхивать малыша, но и осторожно вылизывать его бледные щечки шершавыми языками. И взмурлыкивание тоже стало эмоциональнее и громче. А потом оба подняли голову, как по команде, вперились в глаза Саммеру своими невозможно-яркими, бирюзово-зелеными.
      «Наш детеныш? Ты нашел для нас детеныша?»
      Саммер моргнул. Он не думал, что это будет так... Просто? Сложно? Горячо и больно?
      Просто вытолкнуть пару слов, даже не вываливая все, что досталось Нинье — тот разговор останется здесь, в медотсеке, только между ними двоими. Но решти... Кошаки любимые... Думал — придется объяснять, рассказывать, извиняться даже. А получилось только неловко кивнуть, скривив губы в непонятной самому улыбке. И еще больнее и горячее взрезал сердце прозвучавший в сознании вопрос на два голоса:
      «Как его зовут, аррсо?»
      Шато и Шери вообще очень редко называли его так. У слова из их языка не было точного перевода, все зависело от вложенной в него интонации. Здесь и сейчас прозвучало почти благоговение, радость и ожидание.
      — Мы назовем ему имя вместе. Когда детеныш проснется.
      «Так и будет» — пришло полным, всеобъемлющим умиротворением.
      Сказать Саммер ничего не успел. В смысле, онемел, обнаружив, что решти двумя меховыми клубками свернулись подле него прямо на полу, не озаботившись никакими сиденьями. Нет, это медотсек, пол теплый и, наверное, стерильный, но что за?.. Никогда такого не было — и вот опять!
      Как-то отреагировать он снова не успел. В отсек вышел Нинья, оглядел «картину сыром по маслу», кивнул и улыбнулся во все свои белоснежные острые зубы:
      — Вижу, нежданный подарочек всем понравился?
      Два пушистых хвоста взметнулись двумя восклицательными знаками под громкое мурлыканье.
      — Вот и отлично. Скоро малыш проснется. Готовьтесь... папочки.