После лета одноактная пьеса

©Петр Катериничев, 2008. Все права защищены. Любое использование текста пьесы возможно только с письменного разрешения автора.               
               

                СТРАННИК.
                (несколько историй про любовь)
                (Пьеса)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Странник, Олег Клёнов – юноша и мужчина
Прохожий, Кавалер, Меняла – мужчина
Девушка, Девочка, Дама, Оля, Лека, Аля, Лена – девушка и женщина.


                ДЕЙСТВИЕ  ПЕРВОЕ.

В левой стороне сцены – письменный стол, заваленный горами исписанных бумаг-рукописей, пишущая машинка «Ундервуд», чай в подстаканнике; над столом – абажур. За столом сидит Олег и сосредоточенно пишет.

Олег: …Год шел к закату, налитый тяжелой, свинцовой усталостью, сковавшей землю, притянувшей к ней низкое, лилового цвета небо. Острые стрелы поземки неслись по ночным, отполированным слюдяной коркой льда улицам, а на площади - вихрились смерчами у ног каменного истукана на высоком гранитном постаменте. Словно статуя Командора, он застыл перед темным зданием, безлично взирающим на подвластный город и неподвластный снег пустыми провалами черных окон…
Олег замирает, смотрит в непроглядную темень за окном, снова склоняется над рукописью.
Олег: …И время по такой поре кралось неслышно и мнилось вовсе  несуществующим. Казалось, и эта ночь, и снег, и усталость - были всегда, и то, что еще блистало в памяти золотистыми искорками сгоревших летних костров, виделось теперь лишь игрой измотанного беспроглядной ночью воображения и горькой бессонницы…
Звонок телефона мечется, как призрак исчезнувшей музыки; Олег невидяще  смотрит на телефон некоторое время, снимает трубку, прикладывает к уху. 

Зажигается свет над правой стороной сцены – кухней-гостинной. В ней – стол, плита, зеркало, дверь в соседнюю комнату.  Оля, в домашнем платье, которое, впрочем, очень ей идет; волосы забраны в пучок..
Оля:  Это я.
Олег: Здравствуй.
Оля:  Ты хотел зайти...
Олег:  Ну... В общем...
Оля:  Родители на дачу уехали. Приходи.
Олег:  Прямо сейчас?
Оля:  А когда?
Олег: Я даже не знаю...
Оля:  Да ладно тебе...
Олег смотрит на заваленный бумагами стол, на стакан с недопитым, бурого цвета чаем... А за окном - всё то же тяжкое, лиловое небо, готовое заплакать...
Олег: (напевает) Ноябрь перед закрытием слезливо и дурашливо расплакался дождем…
Оля:  Что? Я не расслышала.
Олег:  Ничего.
Оля: Так ты придешь?
Олег: Да.
Олег смотрит на бумаги, кое-как пытается подравнять, листы падают на пол, вместе с несколькими кленовыми алыми и золотыми листьями, смешивась с ними.. Свет в правой половине гаснет.
Ольга в кухне-гостинной подходит к большому зеркалу, расплетает забранные в «хвостик волосы, встряхивает головой, снимает домашнее платье, открывает шкаф, прикидывает на себя одно, другое, останавливается на совсем коротком, девичьем, в горошек, надевает его и сабо -  на ноги – любуется своим отражением.
Слышен плач ребенка, Ольга уходит в дверь. Свет гаснет.

Олег тем временем идет вдоль сцены. Слышны шумы отправляющихся троллейбусов, лязг дверей,  редкие клаксоны автомобилей, редкие лучи фар время от времени прочерчивают пространство.. Статуя Истукана. Олег застывает перед ней; в клубящемся  в тумане видны лишь ботфорты и крепкая рука, сжимающая эфес стилета.  Вдалеке – силуэт дома; окна похожи на соты-иллюминаторы корабля, который никуда не плывет.
Рядом с Олегом останавливается Прохожий. Привлекает внимание Олега коротким: «Ээ…»Кленов поворачивается к нему.
Прохожий: Людей – никого… Как попрятались.  (С елейной мечтательностью)В эдакую пору хорошо бы сидеть где-то в натопленной избушке, отгородившись мира ставнями, взятыми на болты, накрепко, чтоб и  не растворить... И не видеть этих пустых выстуженных улиц, и не видеть этих пустых, выстуженных лиц,… И  укрыться за желтым светом абажуров, за золотом плотных портьер, в тепле янтарного чая и хмеле пурпурного вина… И заснуть… и не просыпаться...
Прохожий замолкает вдруг, сутулится, втягивает голову в плечи, озирается глазами, словно сболтнул лишнего…
Прохожий: Э-э-э… Огонь найдется?
Олег чиркает кремнем зажигалки. Прохожий прикуривает, смотрит колеблющееся пламя, потом на Олега - испытывающее…
Прохожий: Неровный нынче огонь… Погода собачья… Хм… Как жизнь.
Уходит, подняв воротник плаща. Олег смотрит ему вслед, словно силясь что-то вспомнить. Порыв ветра бросает Олегу под ноги опавшие кленовые листья.
Кухня-гостинная освещается. Тихий стук в дверь. Оля открывает.
Оля:  Долго шел, Клёнов. Сашка уснула. Едва уложила. И болтает, и болтает. (С иронией) Вся в папу. Упрямая.
Из соседней комнаты доносится голос ребенка.
Олег: Разбудили?…
Оля: Ничего…
Оба заглядывают в комнату.
Детский голос: Дядя…
Оля: Нет, Саша, дядя ушел. И деда тоже.
Детский голос: Дядя! Дядя!
Оля: Спи, моя хорошая…
Прикрыв дверь, оба на цыпочках отходят от двери.
Оля: Понял, Клёнов… Ты для нее – дядя.
Они проходят в кухню-гостинную, устраиваются за столом. На плите кипит кастрюлька. В углу за столом – чем-то заставленная, пыльная гитара. Как хлам. Монотонно тикают ходики. Маятник-«глазки» - бегают туда-суда; Кленов косится на них время от времени.
Оля: Есть будешь?
Олег:  Лучше чай.
Оля:  Есть кофе растворимый.
Олег:  Давай.
Оля насыпает порошок, сахар, заливает кипятком.
Оля:  Сашка и Стас в аспирантуру поступили. У нас что-то полкурса туда ринулось…
Олег: Да?
Оля:  Ты то что? Как всегда, всё трепом ограничилось?
Олег:  Так вышло.
Оля:  А в школе не надоело?
Олег:  Надоело.
Оля:  И - что?
Олег:  Каждому свое.
Оля:  Да ладно тебе...
Во время разговора Оля чистит картошку, крошит в кипящую воду. Олег отщипывает  кусочки от батона, скатывает в шарики и машинально отправляет в рот.
Оля поворачивается и смотрит на него; в лице у нее – или грусть по тому, что не состоялось или, скорее, извечное женское: я так и знала: рохля. Мельком оглядывает себя в зеркало; горькая гримаска кривит губы: дескать – для кого наряжалась!? Олег чувствует ее взгляд, поднимает голову.
Оля: (с горькой иронией) А ты не изменился.
Олег пожимает плечами.
Оля:  Еще кофе?
Олег: Покрепче.
Оля:  Сделай сам.
Олег смотрит ей в глаза, смущается, опускает взгляд, произносит тихо и чуть сдавленно, словно решившись:
Олег:  Давай, я тебе спою….
Оля: Ну вот. Одному - попеть хочется, другому - потанцевать... И все забываете, что ребенок спит.
Олег:  Я негромко.
Оля:  Не нужно. Ты не замечал разве, что я просто не хочу тебя слушать?
Олег:  Почему?
Оля:  Эти песни... слишком хороши… для тебя.
Олег:  Я их не нарочно... Они складываются сами.
Оля:  Все равно. Слова можно придумать какие угодно. Человек то ты – пустой. Знаешь, ты только в поэты не лезь.
Олег:  А я и не лезу. Просто - так живу.
За окном завывание ветра, на чьем-то балконе, хлопает плохо пристроенная фанера.
Оля: Что замолчал?
Олег прихлебывает из кружки.
Олег:  Кофе вот пью.
Оля: Ну ладно, спой. А я краситься буду. Тебе это не помешает?
Олег:  (врёт, и это очевидно) Нет…
Ольга раскладывает косметичку, начинает красить веко, другое… Олег берет гитару – буквально освобождает ее от той рухляди, которой она заставлена в углу. Нежно оглаживает. Проводит по струнам – дребезжащий звук наполняет кухню – гитара расстроена.
Оля:  Потише!
Олег кивает, крутит колки, едва весомо касаясь струн кончиками пальцев. Лицо его постепенно преображается, становится нездешним… При первых тактах, аккордах музыки и звуков  саксофона Оля замирает, смотрит на Олега – и взгляд ее меняется, теплеет, делается странным и отстраненным…
Свет над кухней-гостинной постепенно меркнет, потом пропадает вовсе… Остается только музыка.
В круге сета появляется Кленов – одетый с иголочки; в круг вступает Оля; начинается танго, полное скрытой страсти и эротики…

Разлили души по бокалам,
Как будто слезы по любимым,
Чтобы мягчило снегом талым
Тоску быть гордым и гонимым,
Чтобы истаивали свечи
На кипарисовой террасе,
Чтобы струился лаской вечер
И был изысканно прекрасен.
Как взгляд твой ясный и счастливый,
Как голос ручейково-нежный,
Как шопот моря торопливый,
Как запах ветренно-подснежный...
Когда расцвечивает ало
Земную зависть по вершинам -
Мы возвращаемся устало
К пурпурным мантиям и винам.
Постепенно к танцу присоединяется третий – Прохожий – одетый в безукоризненный смокинг «с иголочки»… Сначала он словно ходит кругами  вокруг двоих, танцующих, потом берет партнершу и начинает танцевать с ней… Танго втроем.
На кипарисовой террасе
Плащи теней свивают свечи.
В цветах сирени тает праздник,
Как смех, бессонен и беспечен!
И фиолетовым кристаллом
Мерцают грезы снегом мнимым...
Разлиты слезы по бокалам,
Как будто души - по любимым .
Танец заканчивается, танцующие замирают; музыка постепенно гаснет, как и свет, пока не исчезает вовсе; остаются только гулкие удары метронома или ходиков. Свет над кухней гостиной возникает постепенно. Завороженное выражение сходит с лица Оли; она – словно проснулась; взглядывает на себя в зеркальце косметички, берет иголку и начинает аккуратно отделять слипшиеся ресницы одну от другой. Олег глядя на эту процедуру болезненно морщится; осторожно кладет гитару на колени.
Оля: (буднично-ранодушно)  Чего замолчал? Пой еще.
Олег:  Ты слушала?
Оля:  А как же.
Она берет кусочек льда и протирает кожу лица.
Олег:  Решила посвежеть?
Оля:  Это лед с травами. Очень полезно. (Кивая на гитару) Всё?
Олег:  Из новых - всё.
Оля:  Ну спой старые.
Олег:  Ты их все слышала.
Оля: Не важно. Интересно, как они теперь звучат.
Олег мягко проводит по струнам.
Олег: (напевает)
Нам нечего делить,
Нам незачем делиться
Судьбами.
Друг друга обвинять,
Друг другу становиться
Судьями.

Грешны - и не грешны,
Пред будущим равны
По-прежнему.
Сегодня заодно
Пьем терпкое вино
Подснежников .
Оля:  Это всё та же песня?
Олег: Другая.
Оля:  Мотив похож.
Олег:  Просто –  настроение такое…
Оля (с неожиданной злостью и яростью, которая быстро превращается в привычную, глубоко обжитую жалость к себе) Знаешь… Ты найди дуру, которая тебя не знает, и пропой ей все это. И она - сразу бросится тебе на шею.
Олег (горько и резко) Да? Для таких случаев у меня есть другие песни. И - вино.
Оля:  А у меня - вина нет.
Оля встает у черного окна. Сквозь окно и ее отражение в нем – огни дома напротив – словно иллюминаторы корабля, который никуда не плывет.
Звук метронома-ходиков становится резким и гулким. Слышно, как дважды проворачивается ключ в замке.
Олег: Родители…
Оля: Ты не беги, пусть хоть разденутся...
Олег: (кому то за сценой, привстав, тщательно и вежливо) Здравствуйте.
Женский голос (в ответ)  Здравствуйте.
Мужской голос (в ответ) Здравствуйте.
Звук метронома, звяканье ключей, свет постепенно гаснет…
Олег тем временем идет вдоль сцены. Слышны шумы отправляющихся троллейбусов, лязг дверей, редкие клаксоны автомобилей, редкие лучи фар время от времени прочерчивают пространство..  Но все перекрывает звук метронома… Ветер бросает Клёнову  под ноги осенние листья… Темнота, завывание ветра.
Зажигается свет абажура над столом Кленова. Он кладет сверху на гору бумаг – кленовый листок. Одновременно зажигается свет абажура над кухней-гостинной Оли. Она «при полном параде» - костюм, туфли, завивка, нервно покачиваясь на каблуках,  с трубкой в руке…
Мелодичный телефонный звонок в квартире Кленова – как призрак исчезнувшей музыки… Один, другой, третий…
Олег: Сейчас она скажет «я тебя люблю…» - и…
Кленов бросается к телефону, смахивая со стола что-то,  и прикладывает трубку к уху.
Оля: (жестко, делово): Это я. Ты в театр не хочешь сходить? Премьера.
Олег: Прямо сейчас?..
Оля: Да.
Олег: Ты ведь с кем-то собиралась…
Оля: Так ты поедешь или нет!?
Олег: Знаешь, я думал…
Оля: Чего от тебя еще ждать…
Оля зло бросает трубку на аппарат. Свет над кухней-гостинной гаснет. Пронзительный звук коротких гудков в квартире Кленова. Он кладет трубку на аппарат, присаживается к столу, автоматически прихлебывает чай из стакана в подстаканнике, морщится от горечи…
Где-то на кухне у Кленова работает радиоточка; в тишине слова диктора становятся все слышнее.
Голос диктора: (монотонный, то более явственный, то пропадающий): "...городские власти приняли решение о перенесении на следующую декаду заседание комиссии..." - "...в рамках культурных мероприятий, посвященных..." - "...работники жилищно-коммунального хозяйства были не в должной мере подготовлены к отопительному сезону..." –
"...и о погоде..."
Кленов рассеянно играет кленовым листом над столом…
Олег: Жаль, что не о жизни…
Голос Прохожего: (визгливо-издевательски) А погода?… Погода – собачья.
Олег озирается – но вокруг никого. Закуривает, берет перо, склоняется над столом и начинает писать… Свет меркнет…

                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

В левой стороне сцены – все тот же письменный стол, заваленный горами исписанных бумаг-рукописей, пишущая машинка, чай в подстаканнике; над столом – абажур. За столом сидит Олег и сосредоточенно пишет.
Олег: Летом, как и юностью, все иное. Беспутные, бездумные дни летят нескончаемой явью, длинные, как детство и теплые, как слезы... И, кажется, ты может вспомнить их все - до капли дождя, до оттенка травы, до проблеска вечернего луча по струящейся  прохладе воды, до трепета ресниц первой возлюбленной, которой и коснуться не смел, до взгляда той, другой, с которой некогда рассеянно разминулся, чтобы теперь помнить всю жизнь...
Олег болезненно морщится, перечитывая написанное, комкает лист, бросает на пол. Взгляд падает на трубку телефона. Берет, неуверенно набирает.
Звучит звонок и вместе с ним – загорается свет слева; кухня-гостинная; Лека, девушка неуловимо  похожая на первую, но иная; короткая стрижка, вельветовые джинсы, свитерок, радостно что-то напевая, Лека орудует пылесосом. Из радиоточки звучит пионерская песня «Замечательный вожатый есть друзья у нас…» - или другая… Выглядит Лека, словно девочка-подросток. Косится на звонящий телефон, наконец, наклоняется к стоящему на полу телефону через кресло.
Лека: Да?
Олег: Привет. Как сама?
Лека: (весело) Дома сижу. Декабрь, а погода не зимняя. Марево, сырость. Чего делать-то?
Олег: (перенимая ее веселый тон) Никуда не собираешься?
Лека: Не-а.
Олег:  Тогда - заскочу за летними фотографиями?
Лека: Давай.
Олег:  Напомни, твоя квартира... А то я с лета…
Лека:  Сорок три.
Кленов бегло смотрит в зеркало перед выходом.. Взлохматил рукой волосы, тряхнул головой.
Олег: (иронически): «Духовной жаждою томим…» Ещё как томим!
Олег идет через сцену. Навстречу ему Прохожий – одетый стильно ( фарца сер.70-х), с длинными волосами. 
Прохожий: Э-э-э… На мелочь не богаты? Две копеечки, позвонить…
Олег: Только рубль.
Прохожий: (со значением) Неразменный?
Олег: Хотя – есть двушка!
Выгребает из другого кармана грудку мелочи, подает Прохожему монетку.
Прохожий: Премного, премного… Я - ваш должник… 
Прохожий, спеша, уходит, оглянувшись, и подмигнув Кленову.
 
Кухня-гостиная Леки. (Загорается свет). Звонок телефона.
Лека: Алло! Ты!? «Панасоник»! Настоящий!? Ух ты! Правда что ли! Давай! Жду!
Комнату заливает мелодия из радиоточки: «Замечательный вожатый есть друзья у нас!» Лека, дурачась перед зеркалом,  пляшет что-то несусветно-дикарское и немного неприличное. Звонок в дверь. Лека бросается к двери, распахивает радостно, делает шаг назад. Заходит Кленов. Легкое разочарование на ее лице быстро сменяется радостью – похоже, это девушка вообще неспособна грустить.
Лека: (напевая) «Замечательный вожатый есть друзья у нас!» Кленов! Заходи! Кофе – сам! Фотки – на столе! Я сейчас! 
Скрывается за ширмой. Быстро сбрасывает джинсы-свитер, перебирает ворох платьев, переодевается…
Олег проходит в кухню-гостиную. Берет раскрытую книгу.
Лека: (из-за ширмы) Это – про любовь.
Олег: (читает вслух): «Лето вошло в самую пору, как перезрелая девка». Познавательная книга. Читаешь?
Лека: Мама читает. Говорит – жизненная.
Олег: Раз мама говорит… значит, так оно и есть.
Смешок Леки. Она надевает пояс, тщательно, разглаживая, натягивает чулки.
Лека выскакивает из-за ширмы одетая в очень короткое школьное платье, с повязанным пионерским галстуком.
Олег: Так ведь каникулы… Тебе что, в школу?
Лека: (с ухмылкой) Угу. В драмкружок. (Оглядывает Олега бегло, но откровенно) А ты – изменился. Повзрослел, что-ли?
 Олег: (хрипло и нежно) А ты – такая…
Лека: (понимая, что он хочет сказать, обрывает) Да! Я – такая. Как фотки?
Олег рассматривает фотографии, Лека тоже, из-за его спины, откровенно и намеренно прижавшись к нему.
Лека: Весело было. Слушай, у Маринки предки на неделю в санаторий отъедут, она обещает всех собрать, еще кого-то там пригласить…
Олег: (пожимая плечами) Зимой всё другое.
Лека: Ну да. И музона и нее нормального нет. Пионерский костер! Не забыл?
Олег: (влюблено и немного растерянно) Нет.
Лека начинает напевать рокн-ролльный мотив, делать движения танца… Свет меркнет и исчезает, появляется в другом краю сцены – словно подсвеченные языками пламени, в свете которых  Олег и Лека танцуют рокн-ролл, раскованно, постепенно их движения становятся все более откровенными, Лека обнимает Олега ногами и руками, всполохи пламени выхватывают из тьмы их обнаженные тела… И музыка уже другая – «love music France» - с любовными вздохами и прочим… 
Музыка затухает, как и костер, пока не превращается во тьму…
Скрежет механизма часов и бой – раз, два, три…
Вместе с боем возникает кухня-гостинная Леки. Оба рассматривают фотографии на столе.
Олег: А знаешь, я песни начал писать… И рассказы…
Лека: (бросив нетерпеливый взгляд на часы) Бывает. Сейчас все что-нибудь пишут. (Вежливо) Споешь как-нибудь?
Олег: Тебе… я…
Лека снова бросает взгляд на часы.
Олег: Драмкружок?
Лека: Ага.
Олег: Да и мне пора…
Олег наматывает на шею шарф… Медлит… Порывисто, словно решившись на что-то, делает шаг к ней … Лека плавным, чисто женским движением отстраняет его руку, вместо губ подставляет щеку… Олег горячо и неловко «впечатывается» в неё губами…
Лека: (грациозно отстраняясь) Ну, пока?
Олег: Пока. Кстати, забыл твою косынку. С лета так у меня и лежит. Помнил все время, даже выкладывал, чтобы захватить, а вот -  забыл.
- Это ты зря.
Олег не двигается с места.
Лека: Клее-ё-ёнов, проснись… Тебе пора.
Олег идет вдоль сцены, грустный… Навстречу – Прохожий, с коробкой «Панасоник» под мышкой.
Прохожий: Э-э-э… Не подскажете, где здесь дом четырнадцать?
Олег: (не глядя на него, машинально) Нет.
Прохожий: Но это улица Пушкина?
Олег. Не знаю.
Прохожий: Но…
Олег: Извините, мне – пора.
Клёнов медленно идет по сцене к кулисе.
Прохожий: (вослед, язвительно) Пора – чего?  Любви? Зимы? Одиночества?
 Кленов идет вдоль сцены,   в завывание ветра вплетается звук еле слышимой мелодии, и стихи…
Как многодневная усталость
Ложится снег.
И сколько нам еще осталось
Минут на всех.
И сколько нам еще осталось
На всех невзгод.
Пустых прощаний и вокзалов,
И непогод.
В белесой тьме не различаю
Домов и лиц.
Холодной пылью засыпает
Листву страниц.
К асфальту небо прикоснулось -
Тень пустоты.
Домов декабрьская сутулость -
Отстрел мечты.
Ритм мелодии четко очерчивается ударами метронома – или ходом часов. Все постепенно погружается в дымку…


                ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Все погружено в дымку. Прохожий, одетый Кавалером или даже Кабальеро, стоит в ботфортах и при шпаге на небольшом постаменте в позе  статуи.  Вокруг сквозь дымку – силуэты часов – напольных, настольных, всяких…  Шум хода часов, разный… какие-то механизмы скрежещут… Позади, экраном, - движущиеся шестеренки и шестерни…
Кавалер сходит с пьедестала… Часы после скрежета начинают разнобойно и разноголосо отбивать время… Кавалер болезненно морщится при каждом ударе…
Кавалер: ...Как я ненавижу часы! Ведь они отсчитывают наше время и всегда - в минус... И - вянет человечек, вспоминая отлетевшие в бездарь дни - пустые,  как ноябрьское небо! А то вдруг нахлынет, как сейчас, и снова,  снова  все та же мысль - что становится с нами, когда жизнь проходит? И что становится с жизнью – когда проходим мы?.. 
И все твои воспоминания, яркие, как летний закат, неулови¬мые, тревожащие слезной мукой, всё - прелесть женщин, сияние моря, уп¬ругое беспокойство ветра, аромат лесных фиалок, ландышей, дурмана, - всё, что и составляет существо твоей жизни - пропадает в беспамятс¬тве...
Кавалер горестно замирает.
Кавалер: Слова… Ничего не значат, но всё – объясняют…
Из дымки появляется Странник, Кавалер принимает горделивую осанку, положив руку на эфес,  делает шаг к постаменту, но вдруг останавливается,  внимательно рассматривая Странника.
Кавалер: Мы ведь где-то встречались?
Странник: Везде.
Кавалер: Ты пришел… занять моё место?
Странник: Нет. Спросить. Я вот прочел: «В начале было Слово…»
Кавалер: (с иронией превосходства): Беллетристы… И чего только не напишут…
Во время словесного поединка передвигаются по кругу, словно в поединке настоящем…
Странник:  Что есть слово?
Кавалер:  Средство достижения власти.
Странник:  Что есть средство?
Кавалер:  Ступенька на пути к цели.
Странник:   Что есть цель?
Кавалер : Иллюзия, создаваемая воображением.
Странник:  Что есть воображение?
Кавалер:  Прекрасное прошлое и блестящее будущее.
Странник:  Что есть прошлое?
Кавалер:  Бытие, оставшееся в памяти.
Странник:  Что есть память?
Кавалер:  Наша мука и наша радость.
Странник:  Что есть мука?
Кавалер:  Это боль и страх.
Странник:  Что есть страх?
Кавалер:  Сознание ничтожности.
Странник:  Что есть ничтожность?
Кавалер:  Отсутствие власти.
Странник:  Что есть власть?
Кавалер:  Власть человечья - кнут.
Странник( после паузы):  Власть Божья - Любовь.
Странник кланяется Кавалеру церемонным поклоном, уходит. Кавалер присаживается на постамент, горестно понурив голову. Трясет ею так, что букли длинного парика мотаются из стороны в сторону. Поднимает лицо, приподняв брови произносит обескуражено и недоуменно:
Кавалер: (приподняв брови, недоуменно) Любовь!?
Медленно поднимается, идет навстречу зрительному залу, читая…

Вся жизнь - из встреч и расставаний,
Из бесприютных ожиданий,
И несложившихся стихов,
И слов, и снов, и обещаний...
Лукавой тенью подсознанье
Тревожит мглу моих грехов,
Так никогда и не свершённых!..
...В степной дали отряды конных
В броню закованных врагов
Спешат покой устроить бренный,
Сместив с престолов во вселенной
Несостоявшихся богов.
И поздний пир начать субботний,
Сместив с престолов преисподней
Несостоявшихся лжецов.
И распинать на ложах страсти
Несчастных королев ненастья
И юных и беспутных вдов.
И орошать лукавых главы
Вином сияния и славы,
И красить золотом венцов.
И - время рассылать лихое,
Лишая ночи и покоя
Несостоявшихся творцов .
Снова – скрежет механизмов, тиканье, гулкие удары и бой, Кавалер окидывает взором зал, уходит… Все погружается во тьму, пока…


                ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

…слева не загорается постепенно абажур над письменным столом Кленова. Листы чистой бумаги и кленовые листья – вперемешку на столе и на полу вокруг… Он сосредоточенно пишет…
Возникает мелодия саксофона, на фоне этой мелодии…
Олег: …А осень делается строгой. И холодные нити дождей заструятся с оловянного казенного неба, и листья обвиснут мокрым тряпьем, и капли стынут на изломах черных сучьев... И мир становится  серым - в ожидании снега. Он должен был пасть пушистым покоем, сгладить неприглядное сиротство оголенного леса, разоренных гряд, убогое бездорожье неяркой, милой земли... И его все не и нет, нет, нет... Лишь порою срывается с низких туч мокрая крошка, покрывая озябшую землю грязной холодной хлябью и заставляя озимь трепетать предчувствием близкой гибели...
И день, и другой небо напитывается тяжестью, нависает, делая мир беспокойно-растерянным, и люди прячутся под ним - ломкие, уязвимые, словно ища покоя и - боясь обрести его в этой затянутой мглою небыли... И мир постепенно мутнеет, обращаясь в серые сумерки, пока не опустится вечер - черный, непроглядный, от которого хочется укрыться за желтым светом абажуров, за золотом плотных портьер, в тепле янтарного чая и хмеле пурпурного вина…
Свет под этот речитатив  постепенно затухает и пропадает… В центре сцены – большая кровать, чуть поодаль – телевизор, зеркало, напольные часы… В постели Олег и Аля… Аля в короткой сорочке.  Горит свеча или несколько сечей…
Олег: Ты похожа на тростниковую флейту… И еще – на рубин под дождём…
Аля: (не слыша его, думая о своем, привстает на постели, встряхивает волосами так, что они рассыпаются по плечам, смотрит на себя в зеркало перед постелью) Зачем мне это нужно?
Олег:  (ласково, мечтательно, не слыша ее) …В темноте рубин кажется черным, но стоит капле света или влаги попасть на его грани – он оживает, становится теплым и густым… Как малиновое вино…
Аля:  Мне это не нужно...
Олег:  Ты изумительна...
Аля:  Разве? Ну да, волосы. Если постричь, я буду самая обыкновенная.
Олег:  Не-а.
Аля:  Не знаю, что мне нужно.
Олег:  Сейчас тебе нужен я.
Аля: Ты много на себя берешь.
Олег: Сколько могу.
Она закрывает глаза, откидывается на подушке.
Аля: Ты знаешь, мне вода снилась. Мутная. Будто я по пояс в этой воде... Ты понимаешь в снах?
Олег: Не всегда.
Аля: Это, говорят, к болезни. Или - к разочарованию.
Олег:  Почти одно и то же. Боишься?
Аля: Боюсь. И без того горло болит.
Олег:  Пройдет.
Аля:  У меня давно болит.
Олег: Леченая ангина проходит за семь дней, а не леченая - аж за неделю.
Аля: Все шутишь... Гланды, наверное, нужно вырывать. А это больно.
Олег:  Не-а. Глотать потом немного больно, а так - неприятно просто.
Аля:  Ничего себе - неприятно просто...
Олег:  Нужно просто дышать животом, в полвздоха.
Аля:  Я не хочу в полвздоха...
- говорит она тихо, потянулась к нему... И глаза ее стали, как горный хрусталь...Они кружатся в танце и кажутся единой плотью…
Еще один рассыпался букет
Укутав зиму снегом хризантем,
И человек, ушедший в лунный свет,
Стал невесом, как сигаретный дым.
Мерцая в сонном снадобье луны
Туманом таял у твоей свечи -
Опять слова безумства и весны
Шептал в очаровании ночи...
И исчезал порочный круг примет
В угольях обжигающей любви
И юный, недоверчивый рассвет
Сиял, как купол Спаса-на-Крови...
Промчались кони облаком - и нет.
Корнет был восхитителен и нем.
И лунной далью отлетевших лет
Он кутал зиму снегом хризантем.
Еще один рассыпался букет… 
Аля:  ...А сейчас я замерзла. Я почему-то постоянно здесь мерзну. Ты тоже?..
Олег:  Да.
Аля:  Я тебя измучила.
Олег: Мне очень хорошо с тобой.
Аля:  Всё ты врешь. Просто... Просто не могу расслабиться.
Олег: Почему?
Аля: Потому. Я не очень подхожу для этой роли.
Олег: Какой?
Аля:  Интересно, а что ты будешь врать сегодня дома?
Олег: Я не буду врать.
Аля: (морщась) Прекрати...
Олег:  Просто - недоговариваю.
Он тянется к ее волосам, она отстраняется.
Аля: Не надо. Не хочу. Тебе плохо со мной и я ничего не могу поделать. И так себя примеряю, и так... Ты же все равно не мой.
Олег:  Твой.
Аля: Ага. И чей-то еще.
Олег:  Да. Но я же - не вещь.
Аля: Вот так все…  И погода эта дурацкая...
Олег:  Хочешь снега?
Аля: Хочу.
Олег:  Это - запросто...
Аля:  …хочу. Много, чтобы засыпал все... Чтобы елка была, и серпантин, и дом теплый, и музыка пусть, и шампанское...
Олег: Я тебя люблю...
Аля: Что?..
Олег: Я люблю тебя...
Аля: Значит... (Закрывает лицо руками, плечи вздрагивают, лицо в слезах…)   Ну почему, почему... Почему они все меня только ругают... Или - воспитывают... И всем всегда, всегда не до меня...
Смахивает слезинки, пытается улыбнуться.
Аля: Я тебе не надоела?
Олег:  Нет.
Аля:  Значит, скоро надоем. И чего ты со мной связался...
Олег:  Ты - изумительная девочка.
Аля: Все ты врешь... Я обыкновенная. Смотрю иногда на себя в зеркало - ничего особенного... Правда, волосы... Если наверх, вот так... Тебе так нравится?
Олег: Ты очень красивая.
Аля:  Да?
Олег:  Правда.
Аля: Может быть. Только... не говори мне это так часто.
Олег: Я не часто.
Аля: Ну да... У тебя же... заботы.
Олег: Да.
Аля: Не так все. И Сашку жалко... Получается - я его обманываю.
Хотя - нет. Он ведь - мальчик, а ты - как папа.
Олег: Не такой я старый. Да и не «папик».
Аля: Я не о том. Ты ведь понимаешь.
Олег: Ага.
Она встает. Собирает в беспорядке разбросанную по полу одежду.
Олег: (любуясь ею) Погоди, не одевайся...
Аля:  Холодно. Так не люблю эту дорогу. Отсюда - домой...
Олег встает, обнимает ее. Аля  пристально смотрит ему в глаза через зеркало.
Аля:  А ты не боишься? Я ведь могу влюбиться в тебя.
Олег: Да?
Аля: (шепчет) Вот так...
Аля поворачивается к нему, обвила руками шею, прильнула… Его руки скользят по ее спине вниз, но она – отстраняется вдруг, встряхивает волосами.
Аля:  Нет, не надо. Не хочу. Включи лучше телевизор.
Олег:  Я его разобью.
Аля:  Нельзя. Он - тоже чужой. А - жаль.
Свет медленно меркнет, свечи угасают… Двое идут вдоль сцены… Вдалеке – силуэт большой белой горы… Падают крупные хлопья снега… Кажется, ему нет конца…
Голос Олега: ...Снег пошел тихо, без малейшего ветерка, словно боялся испугать кого-то... Мерцали фонари, а он все падал и падал... И казался хрупким и постоянным, словно был всегда. И не таял. Он сыпал и сыпал, делая ночь прозрачнее и яснее, ожидая, пока  не распахнётся утро: белое, сияющее, напол-ненное ароматом яблок, морозца и чего-то еще, чему люди не знают и от¬того - никогда не отыщут названия.

                ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Из тьмы и мглы – мелодия скрипки, потом появляется Кавалер и Дама(Лена) – одетая под стать кавалеру, с рыже-каштановыми волосами, уложенными в высокую прическу; под песню они танцуют странный медленный танец – похожий и на полонез, и на котильон… На заднем фоне – гора со снеговой вершиной…
Рыжая моя, веснушчатая юность,
Девочка распутная, курчавое дитя  -
Легкого вена светилась гаснущая лунность,
И сознанье путалось в мерцающих сетях…

Плакала недолгая любовь над расставаньем –
В полночи молитвы, да гитарный перезвон…
Нам дарила осень спелый лоз очарованье
Как цветок срывая с губ ночной Любови стон…

Во время танца появляется Странник, становится поодаль, наблюдая за парой..
Разговоры странные, тревожные знаменья
Рассыпались звездным переменчивым дождём
И продрогший ветер отзывался волчьим пеньем –
Стужею и скукой – покорён и побеждён…

Помнишь, как усталая по полночи вернулась,
Помнишь, как смеялась ты, с тоской дневной шутя…
Рыжая моя, веснушчатая юность,
Девочка распутная, курчавое дитя…
 
Кавалер церемонно проводит даму за кулисы мимо Странника. Она уходит.
Кавалер: (Страннику) Опять по мою душу? Пардон, оговорился… Я знавал одного парня… Он рассказывал людям о Боге, которого они и знать не хотели. Сказать, что с ним стало?
Странник: Зачем мне? Я не богослов.
Кавалер: Как знать, как знать… (иронично смотрит в сторону, где виден уголок усыпанного листьями стола) Все стараешься, старатель… Ну-ну… 
Кавалер уходит, свет меркнет, Странник присаживается за письменный стол, слева, над которым постепенно загорается абажур. Нигде ни листа бумаги. Весь стол, старая пишущая машинка – всё усыпано осенними листьями…

Олег: А  снега - все нет. За окном, в белом люминесцентном свете стынет ночь, замерли деревья - мерзлые, неживые. До будущей весны. Да и будет ли она?.. Смутно на душе, пусто. И - огромная усталость, словно нет сил уже ни на сочувствие, ни на сострадание, ни на любовь. И душа - одинока и бесконечна, как космос, и ночь мучительна и огромна, и нужно добрести ее до рассвета, и очнуться в скудной бездарности пробуждения - сколько же еще нужно мужества!.. И вспоминается сырой туман, сотканный из опьянения и любви и рыжая, веснушчатая девочка, влюбленная так искренне и так безнадежно...

В центре – кровать, как в предыдущей сцене. На ней рядом – Олег и Лена. Лена приподнимается, положив кудрявую голову на ладошку, смотрит на Олега, вернее даже – рассматривает его, словно видит в последний раз. По крайней мере – таким. На заднем плане – силуэт горы.

Лена:  Ты знаешь, мне снилась сегодня большая снежная гора
Олег:  Вчера. Мы сегодня и глаз не сомкнули.
Лена:  Вчера? Ну да, вчера. Вчера я была одна.
Олег: Ты что-то говорила про гору...
Лена:  Да. Большая снежная гора.
Олег:  Жуть какая...
Лена:  Ты понимаешь?..
Олег:  Как крепость, которую нужно взять.
Лена: Нет, это для тебя. (садится на постели по-турецки)Гора была большая и холодная, и вся ледяная. И я - с нее падала.
Олег:  Это даже приятно.
Лена: Страшно.
Олег: А сейчас?
Лена:  А сейчас - не страшно. Я тебе не рассказывала - мне было четырнадцать лет, я каталась на лыжах, упала и даже понять ничего не успела: просто лежала на снегу и плакала. И не могла подняться. Давай выпьем?
Олег:  Давай.
Олег берет стоящую у постели пузатую бутылку, делает глоток, тянется за бокалом для нее. 
Лена:  Не-е-т, я хочу, как ты. (Отпивает несколько маленьких глотков из горлышка)  Пить приятно, а напиваться - противно. Правда?
Олег:  Когда как.
Лена:  Тогда - напьюсь.
Олег:  У тебя не получится.
Лена:  Не получится... Тебе ведь будет не так хорошо со мной тогда... Ведь тебе хорошо со мной, правда?
Олег:  Правда.
Лена: Сейчас мне приятно. А иногда - неприятно. Почему ты никогда не врешь?
Олег:  Это я тебе. А вообще-то я - жуткий лгун.
Лена: Ты ври мне, когда мне будет это нужно. Ладно? Ой, я почти все выпила... Но ведь есть еще?..
Олег:  Хм...
Лена:  Про что я говорила?
Олег:  Про гору.
Лена: Ну да, про гору. Я вчера тоже плакала.
Олег: Во сне?
Лена: Да, и потом.
Олег:  Так бывает. А что случилось тогда?
Лена:  Давно?
Олег: Да.
Лена: Я ушибла позвоночник. Сильно. И три месяца лежала на животике. Мне было одиноко и жутко.
Олег:  А потом прошло?
Лена:  Ага. Я еще ходила к массажисту.
Олег:  К молодому?
Лена:  Да нет, не очень. Но у него были сильные руки.
Олег:  Да? И где же он тебя массировал?
Лена: На кушетке. Я была в узеньких плавочках.
Олег: И всего-то?
Лена: А потом - без плавочек.
Олег: Он хотел тебя?
Лена:  Еще как.
Олег:  А ты?
Лена: Да ну его.
Олег: Я его прибью. Завтра же с утра этим и займусь.
Лена: Не, не надо. Он уже старенький.
Олег: Прикончу. Прикокошу.
Лена:  Я была маленькой девочкой и ничего не позволяла.
Олег: Кроме массажа.
Лена: Мне это было полезно.
Олег нежно касается ее под одеялом, шепчет…
Олег: А вот так тебе полезно?.. А - вот так?..
Лена: (задыхаясь) Да... Да...
Олег: А вот так...
Лена:  Да-а-а...
Музыка, саксофон – первая тема «Разлили души по бокалам», переходящая в тему «Еще один рассыпался букет» т, наконец – скрипка – «Рыжая моя…»
Во полутьме, во всполохах пламени, поуобнаженные тела…
Музыкальная тема постепенно затухает… Во тьме – вспыхивает язычок зажигалки, потом – светлячок сигареты, которую курит Лена.
Лена: (выдыхая дым) ...Ты все же жуткий развратник. Блуднк.
Олег (с законной мужской гордостью и даже самодовольством, которые, впрочем, смягчены самоиронией)  Я - паинька.
Лена:  Да? А летом эта твоя... (тушит сигарету) Плоская, как швабра.
Олег: Ну, положим, не такая и плоская...
Лена: Сейчас получишь.
Олег: Ошибка молодости.
Лена: Скажи спасибо, что такой был!
Олег: Спасибо.
Лена: Блудник.
Олег: Отрада массажистов.
Лена: Хочешь выпить?
Олег: Хочу тебя.
Лена: Ой, я не могу больше молча...
Олег: Вольному - воля.
Лена: Да? А соседи? Помнишь, они чуть милицию на нас не вызвали... Думали, ты меня мучаешь.
Олег: (обнимая ее) Еще как...
Лена:  Подожди... Да... Да...
И снова –всполохи пламени выхватывают из тьмы их обнаженные тела… И музыка другая – «love music France» - с любовными вздохами… (сер.-конец 70-х). Музыка затухает и пропадает. В комнату вползает серый предутренний сумрак. Олег лежит на спине с закрытыми глазами. Лена, чуть приподнявшись, рядом – смотрит на него – словно не может насмотреться…
Лена: ...Утро скоро…
Олег: (бурчит, не открывая глаз) Не скоро. Зима.
Лена: У тебя что, выходной?
Олег:  Вроде того. Спи.
Лена: Ты спишь?..
Олег:  Уже нет.
Лена: Точно не спишь?
Олег: Точно...
Лена (нервничая) Мне нужно сказать... Ну не спи.
Олег:  Не сплю.
Лена: Володя … приехал.
Олег:  Что?..
Лена: Володя из армии вернулся.
Олег:  Какой Володя?
Лена: Не притворяйся, ты же не спишь!
Олег садится на кровати, спиной к девушке, опустив ноги на коврик. Закуривает.
Олег: И что?
Лена:  Он спросил: есть ли кто у меня. Я сказала: есть.
Олег: И - что?
Лена: Он сказал: три месяца нам хватит, чтобы расстаться…
Олег:  Нам?
Лена:  Нам.
Олег: (окутавшись дымом, чуть запнувшись):  П-почему три месяца?
Лена:  Он сказал, нужно пойти с ним подать заявление.
Олег: Какое заявление?
Лена:  В ЗАГС.
Олег: Хм. Раньше - месяц было.
Лена: Теперь три.
Олег, не глядя на нее, мотает головой.
Олег:  Бр-р-р... Башка тяжелая. Не спали почти. Надо кофейку.
Лена:  Зачем? Поспи лучше.
Олег: А на работу?
Лена:  У тебя же выходной.
Олег:  Сегодня что, четверг?
Лена: Уже пятница.
Олег: Я п-перепутал. Сегодня рабочий.
Одним движением надевает брюки, шведку.
Лена: Ну… Тогда я тоже в универ пойду.
Соскакивает с кровати и исчезает в темноте.
Олег: А вот это - правильно. Нечего прогуливать.
Они устоят одетые у  письменного стола.
Лена: Я приду завтра?
Олег:  Да, конечно. Только позвони.
Лена:  У тебя что, дежурство?
Олег:  Может быть. Ты позвони.
Лена: Хорошо. До завтра. (дежурно целует его в щёку, уходит)
Олег: (глядя в пустоту или внутрь себя)  Ага.

Олег идет вдоль сцены… Он одет по-весеннему и выглядит помято – если и пьет – не первый день. Пиджак мокрый, лицо – тоже. Шум дождя…
Навстречу – Дама в шляпке под вуалью, рядом с ней, прискоком – Кавалер в в клетчатом пиджаке, брюках-дудочках, в канапе и с тростью, читает стихи, жестикулируя легко и фривольно, чуть даже пританцовывая, явно стараясь произвести впечатление…
Кавалер: 
                …Хлюпает вода под сапогами,
                Неба свет! И воздух – переменчив!
                Перепудрен глупыми стихами
                Носик самой ветреной из женщин…

Неожиданно останавливается, поворачивается к Олегу. 
Кавалер: Опять вы? (протягивает монетку) За мной – должок. Вы позвоните мне… Всенепременно…
Олег смотрит на Кавалера, как на наваждение, отводит руку с деньгами…
Кавалер: Ну - как угодно-с…
Голос дамы из-за кулис: Господин Форунатов, где вы-ы-ы!?
Кавалер: Бегу-у-у моя прелестница, леч-у-у-у…
Убегает за кулису «шагом балерона».

Раздается звонок. Зажигается (справа) свет над кухней-гостинной Лены. Кипит кастрюля на плите. Лена сосредоточенно крошит туда картошку. Идет к двери, открывает. На пороге – Кленов.
Лена: Ты!?
Олег: Ага.
Лена: Долго пропадал. Ну и видок у тебя. Ты что, пьешь?
Олег: (дурашливо): Выпиваю.
Лена: (отходя в сторону) Ну… заходи.
Олег: Да я… на минутку... У тебя это... Похмелиться нечем?
Лена:  Не-а. Гости позавчера были, все выпили.
Олег: А денюжку взаймы?
Лена:  У меня есть немного,  но мне надо Володе туфли купить.
Олег: Туфли?.. Какие туфли?
Лена:  Бежевые. Под костюм.
Олег:  А... Ну да. У вас же сочетание. Скоро.
Лена:  Через две недели.
Олег: Так денюжки нет?..
Лена:  Ты что, за этим пришел?
Олег: Ну должен же я был за чем-то придти... Вот...
Лена: Правда нету.
Олег: (глядя ей в глаза) Аленка… Мне плохо...
Лена: (опускает взгляд) Поищи еще где-нибудь. У тебя ведь знакомых полгорода.
Олег:  (потерянно) Ага. Поищу.
Лена:  Ну что ты на меня так смотришь? Ведь ты же не любил меня?
Олег: Н-нет. Не любил.
Лена:  Я же тебе просто так была нужна...
Олег:  Ага. Просто так.
Лена:  Ну вот. А Володя - любит.
Олег:  Понятно. Я пойду.
Лена:  Давай. Не обижайся, денег сейчас совсем нет... (поднимает на него взгляд на мгновение и опускает снова) Прости.
Свет гаснет. На заднем плане светится гора с белой снеговой шапкой. Олег стоит какое-то время почти в полной тьме; потом присаживается за письменный стол(слева)  – который, впрочем, совсем не похож уже на письменный – обычный, дощатый, рядом – садовая скамейка; и скамейка, и стол усыпаны листьями; только старая машинка «Ундервуд» сиротливо стоит на столе. Олег вынимает из кармана фляжку, делает глоток…
Олег: Пить – противно, а напиваться приятно… (бросает долгий взгляд на гору, произносит восхищенно) Как крепость, которую нужно взять…
 

                ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ

Полная темнота. В темноте – мечущиеся тени двоих , звон клинков, короткий, яростный бой на мечах… Звуки – металла о металл, металла о камень, порою резко неприятные…
В меловой дымке поединок стремителен, жесток, скор и яростен, слышен скрежещет метала а метал и метала о камень…
 Где-то далеко грохочет гром, вспыхивают молнии, высвечивая мечущиеся фигуры в плащах, сошедшиеся в поединке на мечах; одна – в стилизованной немецкой каске. Резкий удар грома и  - все погружается во тьму… Только – гора; пространство над ней начинает светлеть.
Олег Кленов-Странник сидит на скамье, уронив голову на стол,  без движения… Он в ботфортах, в перевязи, в опущенной руке – меч. На заднем плане – различимо какие-то статуи, чье-то лежащее тело… Слышны шаги. Из тьмы выходит Кавалер. Обводит взглядом пространство, легкая улыбка кривит его губы… Читает, выходя на авансцену.:
 
По старому стилю весна. Или все-таки лето?
И ветер тревожен лиловым наплывом дождей,
И дальние всполохи листьев и странного света,
Как блики зарниц, озирающих лики вождей.
Гранитные тропы в ночном пребывают пространстве
Гостями из камня. Луною пронизан туман.
Домов западня совершенна. В немом постоянстве
Застыл Командор, попирая поверженный клан.
И профиль размыт, как на мелкой разменной монете
Ознобным азартом нечистых трясущихся рук...
Недвижна десница на тонком толедском стилете.
Ничто не тревожит. Ни мрак. Ни обман. Ни испуг.
Неважны знамена, победы, восторги и слава,
Неважны знаменья и сроки исходов и смут -
Законы свои у недвижной гранитной державы,
Где гулкость веков равнозначнее счета минут…
...Но счет не окончен. Подвержен покой постоянства
Еще беспокойству, как яростной боли от ран,
Как стону любви, как безумству, как страсти, как пьянству,
Как бесу беспутства - напротив стоит Дон Жуан.
Скиталец любви, отрешенный от рая и ада -
Лишь привкус предательства, горький, как привкус простуд,
Лишь память разлук в перекрестье вокзального взгляда,
Лишь бред расставаний в разрывной сумятице смут...
Скрестились клинки. Вороненая сталь совершенна.
И скрежет металла о камень - как камня о жесть.
Гордыня гранитного гранда тяжка и нетленна.
Его безразлична любовь. И - безжалостна месть.
...Из резаных ран камни черные красит багряным
Горячая кровь, наполняя зарею туман...
Чуть слышно дыша, над поверженным спит истуканом
Отверженный странник любви - шевалье де Жуан...
По старому стилю весна. Или все-таки лето?
И блики зарниц на мерцающей глади озер,
И дальние всполохи листьев и странного света...
Пространство Небес - над гранитным безмолвием гор.

По мере чтения (голос нарастает) пространство светлеет; к Страннику подходит Девушка – в тунике, ласково треплет волосы… Он очнулся; он ранен; они вместе идут по редкому саду, полному советских стилизованных гипсовых статуй – «пионер с горном», «женщина с веслом» и т.п. Постепенно высвечивается статуя лежащая – бронзовая, пробитая несколькими ударами меча (типично стилизованная фашистская статуя  «Солдат-властелин мира); меч статуи переломлен. Статуя обряжена в длинный эсэсовский плащ, ботфорты, каска слетела с разбитой головы и валяется рядом...
К концу чтения, свет снова меркнет; сияет только заснеженная вершина… Над ней полыхают зарницы… 

                ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ

Равнина наполнена мутной мглистой дымкой; она вся укрыта ею так, что нельзя понять ни ее начала, ни ее конца. Небо не сливается  здесь с горизонтом, а тоже пропадает в этой дымке так, что кажется – его нет вовсе. Линь на заднем плане – все та же сияющая вершина горы.
Меняла, закутанный в длинную одежду, лысый, с мефистофелевской бородкой, сидит перед ветхим деревянным столиком на маленькой резной скамейке. Лицо его коричнево и изборождено морщинами, а нервные пальцы то и дело перебирают  истертые монеты.
Мимо идет Странник.
Меняла (страннику)  Ты? Ах, ну да, за мною должок.
Странник (думая о своем) Не помню.
Меняла: Зябко. Огонь есть?
Странник наклоняется, чиркает огнивом, раздувает огонь в стоящей рядом жаровне. Блики пламени пляшут на лице Менялы, то и дело меняя его выражение.
Меняла: Зябко нынче. По старому стилю – весна… А по новому – кто знает…
Странник: Плохи сегодня твои дела, меняла?
Меняла:  Дела не бывают хороши или плохи. Они идут своими чередом, как светила на небе и люди на земле. Ты ко мне, Странник?
 Странник: Нет. Я сам по себе. Но сегодня я готов тебе что-то предложить.
Меняла: (саркастически)  Что ты можешь предложить? У тебя же ничего нет. Даже дома.
Странник:  У меня есть ум и воля.
Меняла:  Хороший товар. Но ты знаешь... Мне бы лучше...
Странник:  Нет. Это я продавать не буду.
Меняла: Зачем тебе сия эфемерное субстанция? Душа то ли есть, то ли ее нет, никто не знает.
Странник: Раз ты покупаешь, значит - она есть.
Меняла:  Пусть так. Я и цену дам хорошую. И от тебя не убудет. Людям ведь она, если разобраться, ни к чему. Вот здоровье,  мужская сила, любовь женщин... А что душа? Звук пустой. (Меняла помолчал, позванивая медью, добавил вкрадчиво) И за эту безделицу ты получишь всё, что пожелаешь.
Странник:  Зачем мертвому все?
Меняла мнётся, нарочито удивленно приподнимает брови.
Меняла:  Мертвому? Кто говорит о смерти? Ты будешь жить. И – хорошо жить!
Странник: В странствиях я изучил древний язык. На нем "душа" и "жизнь" - единое слово.
Меняла: (покряхтывая и поблудив глазами) Ты меня поставил в трудное положение, Странник. Ты подошел ко мне с предложением и я обязан что-то купить у тебя: таков порядок. (долго позванивает медяками, предлагает, весь  «просветлев»)  Если хочешь - я куплю совесть. За пару медяков. Поверь, она ничего не стоит, и спроса на нее никакого. Многие даже забыли, что это, да и мне у себя - держать накладно... Просто хочу тебе помочь. Да и для почина... А то торговля совсем скверная.
Совесть - тяжкая ноша. Освободись от нее и многого достигнешь. Раз у тебя есть ум и воля.
Странник: Ты снова искушаешь меня, Меняла. Я знаю многих людей: они потеряли души, думая, что освободились лишь от совести.
Меняла: (вставая, расхаживая, жестикулируя):  С тобой невозможно говорить! Ты рассердил меня! Ты - умный и волевой? Чего тебе еще? Зачем тогда ты пришел ко мне? Для успеха в жизни этого вполне достаточно!
Странник: (грустно, пожимая плечами)  Муторно мне.
Меняла:  А ты хотел по-другому? С умом, волей,  и совестью?
Странник:  Я хотел по-другому.
Меняла:  Смирись. Живи как все!
Странник: Не могу.
Меняла: Да-а-а, без цели нельзя. Поставь ту, что попроще,  и - достигай.
Странник: Простота - хуже воровства.
Меняла: А кто сказал, что воровство - плохо?
Странник:  Вор - это оборотная сторона рва.
Меняла:  Разве?
Странник:  "Вор" наоборот будет "ров". Могила.
Меняла:  Ну вот, а говоришь у тебя ничего, кроме ума нет. А дурь?
Странник: Дурь не глупость. Порой она очень скрашивает жизнь.
Меняла (язвительно) Не так мало.
Странник (продолжая мысль, мечтательно):  Скрашивает...  В этом есть нечто от красоты. А значит, от любви.  Любовь не требует ничего и желает - всего.
В круге света справа появляется Девушка (или Девочка) в тунике; она сидит на песке и строит из него замок, сосредоточенно, ничего и никого не замечая… Странник и Меняла ее тоже не замечают.
От слов Странника Меняла болезненно морщится:
Меняла:  Ты говоришь об эфемерном и мнимом.
Странник: Я долго был в иных землях. И озяб душой.
Меняла:  И что там такого, чего нет везде?
Странник:  Снег.
Меняла: Эка невидаль.
Странник.: Ты не понял. Везде после оттепели наступает весна, потом лето. А в тех краях - снова зима.
Меняла: Бывает.
Странник:  Устал. И хочу тепла.
Девушка расслышала именно эти слова – поднимает голову, смотрит на Странника.
Меняла:  Возвращайся на круги своя. Это самое лучшее. Вот я сижу, торгую, и, кажется, с прибылью, а на круг что выходит? Эх.
Странник:  О каком круге ты говоришь, Меняла?
Меняла: От него никуда не денешься, Странник. Круг... Бесконечное множество бесконечно малых прямых, замкнутых в бесконечности. Бред мироздания.
Девушка скучно вздыхает, разравнивает замок, начинает строить снова…
Странник:  Ты затосковал, меняла?
Меняла: Просто заскучал. Сижу здесь, сижу... И плата всегда одна, да и товар у меня тот же.
Странник: Что спрашивают лучше, Меняла?
Меняла:  Славу. Богатство. Ласки женщин. Этого хотят все.
Странник:  А что самое дорогое?
Меняла:  Что и всегда. Власть. (Он призадумался, лицо его словно просветлело). - Пожалуй, я даже смогу тебе обменять ее на ум и волю. Да. Точно, смогу.
Странник: (после паузы) Я не хочу власти.
Меняла: (понизив голос, доверительно)  К ней много чего прилагается. Просто не все знают…
Странник:  К ней прилагается любовь?
Меняла: Нет.
Странник:  Счастье?
Меняла:  Нет.
Странник:  Зачем тогда власть?
Меняла:  Какой ты скучный, странник. Ты бы хоть поторговался.
Странник: Я не умею.
Меняла:  Да и предмета для торга, если разобраться, нет.
Странник: Ум и воля.
Меняла: (язвительно) Вот именно. И ты хочешь за них получить любовь и счастье?
Странник:  Да.
Меняла: А горе ты купить не хочешь?
Странник:  Горе нужно покупать?
Меняла: А как же! Разве без горя узнаешь счастье?
Странник: Ты снова меня искушаешь, Меняла. И… с тобой трудно спорить.
Меняла:  Спорить со мной вообще не нужно. Здесь (он обводит рукой  пустое мглистое пространство вокруг)  я всегда прав.
Странник:  Да? И тебе не скучно?
Меняла:  Нет. Когда есть публика.
Странник: А когда нет?
Меняла горестно вздыхает.
Странник: Вот видишь.
Меняла (чуть раздраженно) Не строй из себя умника, Странник.
Странник: "Строить умника"?
Меняла: Это значит - делать вид, что понимаешь все и вся. А на самом деле... Ха-ха.
Странник:  Почему ты говоришь "ха-ха", Меняла? Тебе ведь вовсе не смешно.
Меняла:  "Ха-ха" говорят, когда нечего сказать. Когда слова не нужны.
Странник: Твое "ха-ха" выражает иронию.
Меняла: Во-о-т. И даже сарказм. Я же сказал, что ты умник.
Странник: Я не умник. Я - умный.
Меняла:  Ну хорошо: ты умный. Но очень нудный. От тебя ломит зубы. Пора тебе в путь. Чего сидеть зря?
Странник:  Расскажи мне о счастье, Меняла.
Девушка снова слышит именно это, привстает, медленными шажками идет вместе с кругом света к Страннику…
Меняла: Об этом я ничего не знаю.
Странник: Скажи, и это будет истина. Ты же всегда прав.
Меняла: Но не всегда мудр.
Странник (раздумчиво и мечтательно) Жаль. "С-частье", "со-участие", "со-чувствие". Когда ты часть кого-то. И кто-то - часть тебя.
Меняла:  А еще - это "счет". За все, что ты не сделал.
Странник: Ты жесток, Меняла.
Меняла:  Я справедлив.
Странник: Ты хоть сам в это веришь?
Меняла:  Верю? А какая разница? Слова ничего не стоят.
Странник:  Ты лжешь.
Меняла: Хоть бы и так? Ты точно мне надоел, Странник. Мне надоело разговаривать ни о чем.
Странник: Разве счастье и любовь - ничто?
Меняла вздрагивает, выпускает из пальцев горсть монет, которую до того ласково перебирал. Поднимает на Странника испуганный взгляд:
Меняла : Ну зачем ты меня мучишь, странник? Не знаю, кем ты послан, но не мучь меня. Уходи. Ты ведь и сам знаешь... Любовь и счастье – это Дары. Их не бывает на торжище.
Странник: Дары Господа нашего Иисуса Христа?
Меняла горбится, выкрикивает жалобной скороговоркой:
Меняла: Не нужно называть имен! Это против правил! Не губи меня – я ведь только Меняла. (Опускает глаза долу, просит смиренно и тихо) Покинь меня,
Меняла. За это я скажу тебе что-то.
Странник:  Я этого не знаю?
Меняла:  Нет. Ведь ты не пытался продать доблесть.
Странник: Разве ее можно продать?
Меняла:  Можно. Но купить – нельзя. А  у тебя доблести на многих.
Странник: Не замечал.
Меняла:  Это обычно. Ее не замечают, пока не придут сроки. В соединении с любовью она принесет тебе счастье. (Помолчав, добавляет  еле слышно, подняв взор вверх) Если на то будет Воля...
Девушка вплотную подходит к Страннику, доверчиво вкладывает ладошку в его ладонь. Странник кивает Меняле, разворачивается и вместе с девушкой уходит. Глаза Менялы вспыхивают затаенным злорадством.
Меняла: (вослед) Во мгле легко заблудиться! Ты не спросишь дорогу, Странник?
Странник: Нужно просто идти вперед и вверх. Всегда вперед и вверх.
Вид у менялы раздраженный и желчный. Он остается сидеть за шатким столиком, позванивая медяками; взгляд застыл, и не понять, чего больше в этом взгляде – зависти или тоски. Темнеет, и столик, и Меняла пропадают во укутывающей все мгле.

Странник и Девушка поднимаются по невидимым ступенькам к вершине горы – все выше, выше, выше… Музыкальная тема нежна и лирична ( «Разлили души по бокалам», «Рыжая»)… Их силуэты сначала – во всполохах зарниц, потом – в лучах восходящего солнца.

                КОНЕЦ