А завтра зима

— Макс, ты идёшь? — окликнул друга Миша. У их команды только что закончилась тренировка, вся компания дружно переодевалась, одновременно обсуждая игру, подкалывая друг друга и сплетничая. Один только капитан не участвовал ни в шутках, ни в разговорах. Он молча стягивал с себя мокрую форму, не обращая внимания на ребят. Уже почти все закончили в раздевалке и потихоньку выходили на улицу. Почти полным составом они отправлялись к остановке. Но чем дальше от университетского зала, тем больше сокращалась их компания, пока не оставались Миша и Макс, которые по чистой случайности жили по соседству.

— Да, я сейчас, — отозвался капитан, с удивлением осматривая опустевшую раздевалку. — Минуту.

— Я снаружи, ладно?

— Ага, — отозвался Макс, даже не посмотрев на друга.

Всего какой-то месяц назад по средам возле входа его ждали вовсе не ребята из команды, а Аня. Парни иногда приводили своих девчонок на тренировки. Иногда там же были и просто девушки из университета. С младших курсов или со старших. Кому-то просто нравилось смотреть на тренировки команды, которая среди университетских по городу была одной из лучших. Кто-то ждал друга или парня. А кто-то хотел такового подцепить.

После тренировок Максим всегда подходил к Ане, мокрый и разгорячённый игрой. Он целовал её в щёку, а она смеялась и притворно морщила носик, уворачиваясь от его рук. Потом она шутливо отпихивала его, чтобы он шёл привести себя в порядок. А потом они шли пешком несколько остановок до метро, игнорируя автобус. И эти получасовые прогулки с ней за руку — были лучшим временем каждой среды.

Но не сегодня. Сегодня он сядет в один автобус с парнями. Будет слушать глупый трёп, пошлые шуточки или ругань. И он не увидит свою Аню. Не услышит её нежного голоса и весёлого смеха, не будет искр в её глазах. Он не поцелует её на прощание. Ни нежно, ни ласково, ни страстно. Никак.

Эти мысли не способствовали улучшению настроения. Но если во время тренировки они трансформировались в злость и он вымещал её на команде противника, даже если этой командой выступали вообще-то его ребята, то сейчас сердце сжимала тоска с такой силой, что он едва сдерживался, чтобы не согнуться пополам.

На автомате собрав свою форму и запихнув её как попало в сумку, Максим вышел к ребятам. Его куртка была расстёгнута, и ему подумалось, что Аня бы сейчас возмутилась и заволновалась, не простудится ли он. Это был скорее ритуал внимания, чем настоящее волнение. Она хмурила брови и просила застегнуться, а он отшучивался, но послушно вёл собачку молнии вверх. «Ну, теперь твоя душенька довольна?» — спрашивал он и подставлял губы для поцелуя. Но сейчас её здесь не было, а парням было плевать, кто, как и в чём ходит. Они и сами часто охлаждались после тренировки на осеннем ветру, пока не становилось зябко.

Каждый метр университетского коридора напоминал об Ане. Тут она иногда ждала его. Здесь однажды, споткнулась, а он поймал её. Тут часто останавливалась, чтобы обмотать вокруг шеи необъятных размеров шарф. Для Максима теперь эти несколько секунд от раздевалки до выхода превратились в сплошное мучение. И оно не заканчивалось и когда он выходил на улицу.

А завтра, когда он увидит её, всего на секунду станет легче, а потом станет только хуже. Потому что она не посмотрит, не заговорит, может, бросит дежурное «привет», если они окажутся в непосредственной близости.

— Макс, а нельзя пошустрее шевелить ластами? — окликнул Миша. — Мы тут задубели уже.

— Иду, — отозвался Максим. Забавно, холода улицы он не чувствовал совсем. Одевался не по ощущениям, а по прогнозу погоды. Вроде как все сейчас ходят в куртках, значит, так надо.

Холодный ветер встрепенул влажные волосы, принеся с собой запах сырой земли и поздней осени. Компания ребят направилась нестройной колонной к остановке. Тут пятеро парней простились и пошли на другую сторону, ждать свой автобус. Максим рассеянно прощался с ними. Те потихоньку привыкали к тому, что обычно охочий до дружеских подколок Максим, теперь по большей части молчал и даже не улыбался. А один раз даже ударил кого-то за неосторожно брошенное слово по поводу причины теперешней его угрюмости. После этого в душу к капитану команды никто не лез.

Максим молча смотрел в окно на чёрную улицу, слабо освещаемую фонарями, пока вдруг не почувствовал лёгкий тычок в бок. Он поднял глаза и увидел Мишу, который уселся рядом с ним. Удивлённо оглянувшись, Максим заметил, что в автобусе не осталось никого из их команды. А он даже не заметил этого.

— Как ты? — спросил Миша.

— Плохо, — честно ответил Макс. Мишке можно было не врать. Можно было не делать вид, что жизнь продолжается.

— Понимаю, — кивнул друг. — Поговорить хочешь?

— Нет.

— Ну и не надо, — пожал плечами Миша и протянул один из наушников Максу. Тот послушно вставил его в ухо, и позволил своему мозгу отключиться ещё на несколько минут.

На своей остановке Макс пожал руку Мише и вышел. Автобус тронулся с глухим рычанием, медленно набирая скорость и раскачиваясь. Максим, засунув руки в карманы, побрёл к дому. Вдруг что-то мокрое коснулось его щеки, потом лба, носа, снова щеки. Он удивлённо поднял голову и посмотрел на небо. Снег. Мелкий, первый, робкий. Снежинки были такими крошечными, что таяли мгновенно. Погода ещё не установилась. Завтра от этого первого снега не останется и следа. Город будет мокрый и грязный, серый и скучный, холодный.

Максим остановился и вытянул руку, глядя, как на ладонь ложатся и тут же тают снежинки. Ему вспомнился какой-то зимний день. Снегопад был таким сильным, что Аню всю занесло, а с косичек потом текла вода. Она смеялась, пока он стряхивал с неё сугробы. Он улыбнулся воспоминанию.

Мимо проходили редкие прохожие, они огибали парня, который стоял посреди тротуара и ловил ладонью первый снег.

Когда Максим снова двинулся в путь, он провёл ладонью по щеке, позволяя растаявшим холодным снежинкам смешаться с горячей солёной влагой из глаз.