СКАЗ 24 Про хату бабы Куёвдихи

             Светящаяся лампа и булькающая криничка

     Не откладывая в дальний ящик, на следующий день мы с дедом Тимофеем двинулись на прогулку по таинственным местам хутора Дальнее Каменцово.
Спустившись по достаточно крутой тропке вниз — подворье Куёвдихи было в лощине, мы подошли к дому.
  Было заметно, что там давно никто не живёт — тропинка к калитке заросла и еле виднелась из-под спорыша и подорожника, ветви огромного куста калины с начинающими наливаться кистями ягод, которые никто не убирал с прохода, свободно разрослись и почти закрыли вид на небольшую бревенчатую хатку,  вдоль одной стороны которой была выстроена просторная веранда, а к ней, в свою очередь пристроены сенцы со ступеньками.  В палисаднике цвели чайные розы, среди которых уже заняли обширную территорию высокие мальвы, где-то вдалеке, по запаху чувствовалось, зрели яблоки и груши и уже дозревала малина, пчёлы вились над высокой травой меж деревьями над колокольчиками и лабазником. Через сад тоже шла еле узнаваемая тропинка, спускавшаяся ниже, к просторному огороду, землю которого уже закрыл дёрн.
 - Подзаросло-то владение, - сказал дед Тимофей, - остановившись у калитки и перекрестившись. - Упокой, Господи, душу рабы твоей Ульяны, - добавил он. - Её-то Ульяной звали, люди привыкли — баба Куёвдиха, да баба Куёвдиха, это прозвище к ней и пристало после того, как она каторжников перекуёвдила, запутала и из хутора выгнала, а звали её Ульяной Тихоновной. Ну, прости нас, баба Ульяна, мы не с плохим умыслом тревожить твоё владение пришли, а так, посмотреть, полюбопытствовать, да и проверить, не случилось ли чего… Ходим мы тут, наглядаем на усадьбу, я да ещё трое мужиков по соседству. Дом пустует, мало ли чего, надо беречь. Ну, ходим во двор.
 Тимофей Ипатович завёл руку за калитку и нащупал секретный замочек. Щёлкнув задвижкой, открыл калитку рядом с воротами.
 - Ходим, - повторил он и мы пошли в сад. День был ни солнечным, ни пасмурным, лёгкие облака медленно двигались по небу, ветер слегка колыхал траву и ветки деревьев.
 - Дальше в саду смотреть тоже есть чего, каких только ягод да фруктов там баба Ульяна не выращивала, когда молодая была, да давно это было. Мы с мужиками там то засохшие деревья выпилим да уберём, то траву скосим, чтобы не накапливалось хламу, да и не загорелось часом, - продолжил дед Тимофей. - Хотя и тут есть одно такое чудное дело, ты, ежели в хату зайдёшь, не боись, мы сколько раз ходили и всё это видали, так вроде чего-то чудного, а вреда от этого нет. Да и чего удивительного, Куёвдиха ведь колдовка была, видать и наколдовала себе на долгое время такую вещь, вот и хозяйки нету, а она все светится…
     Тимофей Ипатович достал связку ключей, старинных, увесистых, открыл навесной  замок, потом ещё внутренний со щеколдой. Мы вошли в жильё, пройдя через сени и веранду, в которой так и осталась стоять деревянная, крепкая лестница, приставленная к ходу на чердак. Зашли в комнату с печкой, от которой до сих пор слабо пахло дымом и тем особым запахом сажи, которым пахнут все деревенские печи. Глиняная, деревянная, чугунная посуда стояла на плите так, будто её собрали всю, чтобы увезти да так и оставили до подходящего случая… У окошка расположился маленький столик, пять старинных венских стульев с гнутыми спинками да хлипкая этажерка с витыми решетками, скамьи у стен. За занавесью во второй комнате виднелся деревянный шкаф, ещё один столик да железная дореволюционная кровать, закрытая грубым домотканым разноцветным ковром. В углу стоял большой сундук, называемый в народе скрыней, куда складывали всякие домашние принадлежности. На столе во второй комнате, видимо, бывшей спальней, стояла обычная керосиновая лампа, покрытая пылью, от которой исходил слабый свет. Он был заметен не сразу, только если остановить взгляд и всмотреться. Да, лампа светилась, будто её зажгли чтобы в сумерках было удобнее зайти в дом и не споткнуться либо о корыто, стоящее за дверью, либо за ухват у печи.
 - Горит, горит, да только не горит, - ответил Тимофей Ипатович на мой взгляд. - То есть и не горит, мы с мужиками проверяли, нету в ней ни капли горючего никакого, а так, светится… Вроде как в неё жуков-светляков напихали, да только и насекомых там нету, мож, намазала она её чем внутри, так вот как осталась эта лампа, так и светит уж какой год… Еще мой дед Игнат Мокиевич это наблюдал, ко мне этот присмотр за хатой уже по наследству от него перешёл. Отец-то мой Ипат Игнатович на войну ушёл, когда мне пятый год был, да так и остался там. Погиб у Днепра… А мы с дедом Игнатом да матерью моей остались тута, пережили нашествие… Полгода оккупация была, горе людское, а потом вишь, освободили нас. Хорошо, дед Игнат, хоть в годах уже тогда был, но жилистый, мог управиться по хозяйству, да и суровый, к нему и враги остерегались подходить, взгляд у него был тяжёлый. Не нашенский, прямо скажу… Ну про него потом договорю. Так вот тут и обитала баба Куёвдиха, маловато добра нажила, хотя в скрыню мы и в шкаф не заглядывали, не хозяева мы тута, так думаю, и там сокровищев не спрятано, - промолвил хуторянин.
 В хате бабы Куёвдихи кроме запаха печи, чувствовался ещё дух сушеных яблок и вишен, будто хозяйка сделала на зиму запас для узвару, ещё пахло старым деревом и ладаном. В «красном» углу висела одинокая маленькая иконка, занавешенная ветхой кисеёй, на столике продолжала светить керосиновая лампа. На окошке слегка зашевелилась старенькая миткалевая занавеска с немудрёной вышивкой по низу, будто по дому прошёл сквозняк или кто-то невидимый слегка тронул её рукой…
Хуторянин вздрогнул, будто очнулся от забытья, провёл по лицу рукой.
 - Пора нам. Вот и посмотрели как тут всё, порядок ли, вроде на местах всё, потом зайду, по осени, приберу в саду, - сказал дед Тимофей. - Пойдём дале с экскурсией.
 Мы вышли из хаты, было грустно и странно, как всегда бывает в доме, жильцы которого покинули его и дом тоскует, ветшает и обижается на весь мир, как бы говоря: «Чем я хуже других? Почему я покинут, пуст и одинок?...»
Тимофей Ипатович ещё раз перекрестился и мы молча вышли из дома во двор. Он запер оба замка, подергал дверь, убедившись, что всё крепко.
 - Тут в саду ещё есть интересное место, криничка, пойдем глянем да и до дома, что-то пасмурно стало…
 И впрямь, на небе появилсь тучи, потянуло прохладой.
 - Как бы дождя не было, нынче дождь уже некстати, пока сено не скошено.
    Мы спустились в конец сада и там впрямь, среди кустов терновника, заросших виноградом, покрытым грозьдями мелких, уже начавших темнеть ягодок, в криничке булькал родничок. В четырёхугольном маленьком срубе из дерева, скорее всего, дубового, стояла вода, в которой отражалось небо и нависшие над родником виноградные гроздья. Посереди водного оконца поднимался ключ, будто вода в криничке кипела и пузырилась с бульканьем и дальше ручеёк вытекал вниз и терялся в зарослях трави и вишни. Вдруг из кринички ключ ударил вверх фонтаном метра на полтора, обрызгав нас ледяной водой и затем стих, продолжая булькать.
 - Вот тебе и ещё одно чудо у бабы Ульяны, гейзер тутошний, - сказал Тимофей Ипатович. - Вот так вот и бъёт водица тута уже сколько лет и не стихает, из кринички воду брали и для еды, и на полив, так тута всё так росло, как на дрожжях, до сих пор вон малина стоит под два метра ростом, разрослась, а уж земляника росла как со сливу, ну это пока поливали её. Тут бы жить кому, а наследники-то, сын да внуки бабы Куёвдихи, не объявляются, где они, никто и не знает, ну наше дело - наглядать, чтобы чего не случилось да лихие люди не забрались.
Дед Тимофей повернул к выходу, я следом и мы вышли со двора на улицу.

 Продолжение следует...