Муки и радости дня, часть 2

5

Возвращаясь, он присел на скамью...
День медленно охватывал собою окружающую местность, настойчиво заявлял у утра свои права, оно неохотно уступало, посылало свежесть и лёгкость в своём восприятии его... Ветерок утренний, освежающий забавлялся листвою, шелестел ею и касался его бороды. Под его ласковыми порывами седые волосы развевались, теребливо отзывались на его прикосновение, и была в этом лёгкая приятность. Любилось просто посидеть, понаблюдать утро... Палочкою начертил на земле всякие хитроумные фигурки, смысл которых он и сам не знал - чертилось. Откинулся и вошёл собою в утро, неожиданно мягко так, почувствовал всего себя во всём, что окружало, как когда-то давно... Давным-давно, ещё на Кавказе, в молитве обращался к «существу Всеобъемлещему» простить его и всех, всех и дать минуту блаженную:
— Да, да, кажется так в единстве со всем окружающим... Вот надобно как жить... В единстве со всем окружающим... Хорошо бы записать это, а то уйдёт... Полюбуйтесь, среди деревьев нет вражды, они мирно уживаются и гармонично соседствуют друг с другом... Вон ели, а рядом берёзы, чуть поодаль акации весело шумят кронами и каждому дереву даётся свой лист, своя песнь поётся. И солнце ничему не ущемляет себя, всем ровно даёт тепло... Как бы это так прожить, чтобы со всем с миром и любовью... 

В этот момент он ощущал себя неотъемлемой частью окружающего среди чего жил и дышал.
— Верно, собрались уже все и ждут к чаю, а покидать благодать окружающую нет желания, протестует всё. Однако надо, нехорошо задерживать... Наприезжает опять пропасть людей в имение. Пойдут опять разговоры, разговоры, ну куда от них... Опять меня упекут в словесный блуд, потом кто остановит?.. Слова, слова, как это мучительно выслушивать... А сам-то?.. Тоже хор-р-рош! Уж не раз и не два говорил себе и другим, что не держи язык впереди ума своего, это не помело у дворника, которое всегда впереди. Держи язык позади ума, чтобы он (ум) мог контролировать его (язык), что тот «метёт»... Вот и в святоотеческой литературе припоминаются замечательные слова Никодима Святогорца: «Самая великая лежит на нас нужда управлять как должно языком своим и обуздывать его. Двигатель языка – сердце; чем полно сердце, то изливается языком. Но, обратно, излившееся чрез язык чувство сердца укрепляется и укореняется в сердце. Потому язык есть один из немалых деятелей в образовании нашего гордого нрава».(1) Да, да обуздывать надобно свой язык, да где там?.. Так и ждут от Льва слов...
 
Днём опять обещали наехать фотографы, заставят его поворачиваться так и этак... Не любил фотографии, где в искусственной позе снимали его, а вот если за работой, то есть в естественном положении, это уже другое дело.
— Стань так, посмотри этак, ну полюбуйтесь для кого и чего такое, а вот когда я что-то делаю, ну это совсем по-другому, тогда как в жизни. Понаедет пропасть людей и «надо будет говорить, говорить... по обязанности». Как это мучительно и тяжело. Но мучительно и другое, «приходят к человеку, приобретшему известность значительностью и ясностью выражения своих мыслей, приходят и не дают ему слова сказать, а говорят, говорят ему то, что гораздо яснее им, или нелепость чего давно доказана...».(2)  Вот это-то и самое странное и до сих пор непостижимое... Никак в толк не возьму, откуда столько у людей родилось самомнения, вроде многие признали мастером слова, приехали послушать, а сами говорят, говорят... «Странно, что мне приходится молчать с живущими вокруг меня людьми и говорить только с теми далекими по времени и месту, которые будут слышать меня...»(3)  Как такое выдержать? Бесконечную вереницу потока людей, идут, идут... Покоя нет!..
Уж сколько лет ему, а про это он не переставал удивляться. Его поражало то невежество, когда окружающие его люди пытались рассуждать в вопросах, о которых ни бельмеса не смыслили, но пробовали быть в уровне с ним, а ещё проще притянуть до своего уровня... Всякий живёт надеждами, но несоответствие между ожиданием и реальным тем, что есть и складывается в жизни, вызывало внутрь его взрывы, заставляло нервничать, отсюда рождало злость, ведь не так мечталось, не так!.. А следовательно, протестовало, не хотелось идти домой... Как случилось, что его дом крепость, семья, то, что всегда незыблемо должно было быть, восхищало, теперь стало не просто раздражать, а многое в этом опостылело. Как такое могло случиться?..

Взгляд упал на цветы, что росли в достатке вокруг. Нежные хрупкие божьи создания не просто радовали глаз, а вопрошали о красоте и вечном гимне природе. Своими розовыми лепестками, распустившимися наступающему дню, под лёгким слабым ветерком кивали головками и мило радовались новому дню. Всё вокруг, всё это разнообразие окружающей жизни, словом всё: и листья, и травы, бабочки и птицы, мухи и пчёлы, всё жило самой напряжённой жизнью и творило, всё отдавало жизни свои плоды, аромат, красоту!.. Творило по-своему, как могло и, как уготовано было ему Создателем...
Стало почти неписаным законом, после прогулки приносить в дом цветы, фиалки... Он первым приносил в дом букетик, ставил в горшочек и запах тонкий, едва уловимый стелился по дому, напоминая о красоте, земле, о небе...
 
— Небо!? Да, да... Где то прочитал, жаль не упомню, что небо упало на землю и цветами разбилось, рассыпалось по земле, и своей красотою, заставляя поднимать очи к небесам... Да-а-а, поэтично и как правильно!..

Небо?!.. Небо всегда останавливало, заставляло вглядываться в себя, звало в мысли, в работу, в вечность. Так и сейчас с цветов перевёл взгляд на небо, в его высь и далёкость и вновь внутрь себя ощутил, как и раньше, пребывание сил, убеждённость в правдивости слов, которые когда-то написал: «... Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава богу!..».(4) 

6

И слава Богу!..
В это состояние, когда всё внутри отдыхает, сливается с окружающим, как задумано природою, Им задумано, когда легко и просто думается и, казалось бы, жить должно легко, добавлялись думы о ней... Где бы мысль не крутилась, где бы не странствовала она, всё одно возвращалась «на круги своя»,(5)  семейные... Как не крути, а дума крутит, крутит, и в земном мире, и небесном, а потом свернёт в эту колею, да и как не свернуть?.. Столько лет вместе, столько прожито, столько горя, радости, видевшие и вот на тебе - пути дальше и дальше расходятся. А должно-то быть наоборот, сходиться они обязаны, чтобы слиться и быть единым организмом, один одного чувствуя, переживая... А ведь какие мечты были в юности, как мечталось!..
 
— «... Я женат – моя жена кроткая, добрая, любящая, и она Вас любит так же, как и я. Наши дети Вас зовут «бабушкой» «...» Я воображаю, как он (Николенька, брат) будет, как в старину, рассказывать детям своего сочинения сказки. «...» как он будет с ними играть, как жена моя будет хлопотать, чтобы сделать ему любимое кушанье, как мы с ним будем перебирать общие воспоминания об давно прошедшем времени, как Вы будете сидеть на своем обыкновенном месте и с удовольствием слушать нас...».(6)  И вот что получилось на старости лет, изводит и изводит... «Недобрые чувства, ох! недобрые к ней... И ведь надо прощать и жалеть, но пока не могу».(7)  Это невозможное требование любви, переходящее в ненависть, если раньше её спасали дети, её к ним любовь, глубокая, самоотверженная и что же? когда они выросли и ушли во взрослую жизнь?.. Остался я, стал её объектом для сброса всего того, что нарабатывается в её воспалённых мыслях, накручивании всей себя на негатив. Нет, если так дальше, то не выдержу, нет, не выдержу... «... Нет жизни. Одна мука. Сказал ей: моё горе, что не могу быть равнодушен... И что же? Начались сцены, беганья в сад, слёзы, крики...».(8)
 
Мысль всё дальше всверливалась в воспоминания и думы о ней, точно наваждение застряли рядом, и хотелось сбросить их, даже уничтожить, чтобы с этим уничтожением и исчезли враждебность и нехорошесть в их отношениях. Однако ни прелесть утра, ни свежесть дыхания полей, леса, ни восторженные трели и свист птиц, чем ещё недавно наслаждался он, уже не могли своим чудным фоном покрыть его переживания... Они как необузданные кони понеслись галопом всё, более увлекая за собою. Становилось от них горько внутри, отравительно и избавиться бы, да не мог, не мог – дышало рядом уже Вечное, и его он чувствовал и как! хотел правильно подготовиться к Этому...
 
А задумок, замыслов неосуществлённых, неоконченных трудов было немало...
— Помнится, обвиняла она меня в трате сил на пустяки, «такие умственные силы пропадают в колотье дров, ставлении самоваров и шитье сапог...».(9)  Да откуда, и как вы все можете знать, на что мне тратить силы, куда устремлять умственную энергию, о чём размышлять?.. Неужели я должен в вашем понимании походить на вас, желать как вы, смотреть как вы, а может и такое статься, что и писать как вы... Такое вы хотите?.. О таком мечтаете?.. Эх! в заблуждении пребываете, не о том говорите, не о том вам следует заботиться...  Кто вы? что вы? - вот надобно об чём помыслить. А я?.. «Как был одинок»,(10)  как было такое тридцать лет назад, презираем многими, так и тянется этот шлейф до сего дня...

Его нравственное перерождение не смогли понять, осознать и принять даже самые близкие люди. Что можно было ожидать от остальных?.. Могло ли случиться чуткое понимания и большее уважение?.. Можно ли было ожидать, что кто-то способен был понять тот глобальный внутренний процесс движения духовного строительства, какой был у него?.. И те, кто окружал его в семье, был близок ему, дружил с ним, не имея его уровня, смогли вместить в себя эти процессы?.. Нет! невозможно влить ведро воды и поместить в литровую банку.

— Всем ли ведома борьба с самим собою, со своими недостатками, пороками, немощью нравственной. Ведали такое?.. Всю жизнь быть недовольным собою и одновременно быть самолюбивым, даже в творчестве... «Я слишком самолюбив, чтобы написать дурно...». Этот вечный изнуряющий труд, чистить в себе «Авгиевы конюшни», не всегда оканчивается победою, а чаще полным поражением... И необходимо время, чтобы вернуться, осмотреться, обрести силы... Для того, чтобы писать нужны чистые мысли, а каким образом их достичь?.. Садясь работать, ты должен находиться в состоянии согласованности в самом себе, чтобы можно было спокойно проявлять на свет какие-то строки. Эти строки должны читателями восприниматься живою картиною, в них этих словах должна быть заложена энергия жизни, правды, истины... Если нет внутренней уверенности, искренности любые строки не дойдут! Надо, чтобы читающий верил в то, что написано, даже не написано, а выстрадано внутренней борьбой, внутренним ощущением сердца, ты должен видеть всё глазами сердца, а они открываются только тогда, когда внутри есть умирение... Где же мне брать те силы, что помогут в написании того, что хочу, если всё в семье старается поселить внутрь меня хаос и раздрай, раздрай и хаос... Но что делать?!.. Даже если случаться такое, что ведя борьбу, ты не достигаешь успеха, нельзя останавливаться, а опять и опять вести...
 
Увы, вместе с победами были и частые проигрыши. И снова в дневнике появляются всё чаще привычные слова: «Лень. Безнадежность. Сладострастие. Глупость». И сейчас, когда голову убелила седина и редкость волос, замыслился, сумел ли он избавиться хотя бы от единого недостатка, сумел?..
 
— Как же так случилось, что мои самые родные люди не просто не согласны, а питают что ни есть враждебные чувства... Откуда эти истоки?.. А эта ненависть к нему Льва Львовича, сына единородного. Откуда? Из моих поисков или из того, что он мой сын? Уже одно то, что я Лев и он Лев, но не такой?.. И был бы «большим числителем», а то ведь один знаменатель. Ненавидят оттого, что я даю им удочку, а они сами должны выудить рыбу? А на деле? Хотят рыбу и, чтобы подали жаренную и под изысканным соусом. Как не понимают?.. Ведь стыдно жить так, стыдно за счёт кого-то, пусть родителей, а самим играть и проигрывать незаработанные деньги, ведь как должно быть стыдно... Да! я это знаю, сам проходил такое, и было стыдно, прежде всего, перед самим собою, перед Богом, перед людьми... А здесь?.. Нет такого стыда, даже перед родителями. Всё дай, дай и дай!.. Нет понятия, каково не иметь рядом отца и мать, и расти сиротою... И ведь приложили бы малейшее усилие, осознать себя в этом мире, откуда что притекает и каково достаётся, попытаться что-то в себе исправить, понять хотя бы умом, если сердце не работает, живущего рядом, пусть не меня, а свою мать. Ведь она жизнь на детей своих положила... Нет, проиграться в карты, дай мама! Потратился на авантюрный проект, дай мама! А ведь поседели и у них свои волосы...

— Пойми же Соня! — услышал он свой голос и как будто испугался, оглянулся, никто не видит, ещё подумают бог что...
Бывали моменты, когда весь он превращался в сплошной нерв, когда он болезненно реагировал на всё происходящее, на слова, на действия окружающих его. Казалось всей кожей всё слышится, болится, всё страдает... Это случилось впервые после Севастополя, где перед глазами проходили тысячи жизней и уходили в небытие, гибли... Гибли молодыми, полными сил и самой жизни и таких вот, под пушки, под ядра... Для чего, почему, чтобы показать все свои лучшие и худшие качества, нужны человеку условия нечеловеческие, как война, тюрьма и прочие условия, где нервы натянуты, как струны инструмента музыкального... Ведь на рождение каждой новой жизни в человеческом теле Вселенная затрачивает такое количество энергии, что наивно было бы полагать - это всё идёт на создание какой-то ничтожной жизни, какую большее население Земли влачит и коптит, если бы это не было бы, как грандиознейший план чего-то огромного и значимого для Космоса... Каждый рождённый для него, как надежда, помощник, как сотрудник... Думы о том, что над этим «трудятся» два человека противоположного пола, получая к тому же удовольствие – темнота и невежество...

Сколько людских судеб стекается, смешивается кровей, прежде чем человек тот или иной рождается, образуется род, как неведомыми ручейками, соединяясь, образуется река. Так жизнь его собралась в единый собранный организм, в него жизнями многих поколений стеклось биение сердца, заработал мощный ум, развился гениальный интеллект. Странно, но факт, что гении собираются порою веками, на которые затрачиваются силы многих родов, чтобы мощно выбросить в одном человеке столько всего, что накопилось по капле во множественности проживших доселе...
 
Самое неприятное то, что сил-то нет, что-либо поправить, а хотелось бы... Какие слова найти бы, чтобы поняла она, что так ненадобно делать? Осознание того, что не получается жить по своим представлениям возбуждало в нём внутреннюю злобу и он был бессилен и как тут не вспомнить Руссо, что всякая злоба, гнев происходят от бессилья...
— Точно как сказал! Какие слова!..
Он ясно себе представлял своё бессилие бороться за свои идеалы, оставалось одно, говорить о них... И как не старался донести мысль свою до людей, как не пытался статьями её подтолкнуть к усвоению, тщетно... Невозможно передать словами то, что чувствовал он... И вновь просилось сравнение о ведре и литре... Он улыбнулся, вспомнив известный афоризм: «Нельзя объять необъятное».(11)  Это знал, чувствовал и был бессилен, не от того ли внутри возникало бессилие, а от этого и злоба рождалась...

— Пусть так, но как забыть, что кроме того, что я писатель какой-то там известный, а ведь ещё просто человек и к тому же глубокий старик, который по мимо воли уже готовится в Путь дальний... И никто, никто не хочет такое уразуметь, не замечать. Эти постоянные придирки, вечные поправки на реплики, на высказывания: «Лёвушка... Лёвушка...» Да кто может выдержать одно только это, не говоря обо всём остальном. Ему так и хотелось кого-то срезать в их умничании, прекратить поток красноречия о пустом... Всё слова, слова... Он был далеко от них. Физически с ними, да не с ними мыслями, духом своим.

Чрезмерная забота, неделикатная опека также доставали «до печёнок».
«Лев Николаевич рассказывал за обедом: «...»
— Какой прекрасный день в «Круге чтения»! Рассказ Мопассана «Одиночество». В основе его прекрасная, верная мысль, но она не доведена до конца. Как Шопенгауэр говорил: «Когда остаешься один, то надо понять, кто тот внутри тебя, с кем ты остаешься». У Мопассана нет этого. Он находился в процессе внутреннего роста, процесс этот в нем еще не закончился. Но бывают люди, у которых он и не начинался. Таковы все дети, и сколько взрослых и стариков!..

Софья Андреевна, присутствовавшая за обедом, несколько раз прерывала Льва Николаевича своими замечаниями. Она почти ни в чем не соглашалась с ним. Изречение Шопенгауэра о боге, о высшем духовном начале в человеке, — изречение, составляющее для Льва Николаевича одно из коренных убеждений его жизни, основу всего его мышления, — она тут же, при нем, аттестовала как «только остроумную шутку».
Лев Николаевич скоро ушел к себе в кабинет.
— Грешный человек, я ушел, — сказал он, — потому что при Софье Андреевне нет никакой возможности вести разговор, серьезный разговор...».(12)
Его нестерпимо возмущало то несоответствие между тем, как он желал и тем, что получал наяву, как случалось... Виноват ли он в этом, вне сомнения, сам привнёс немало дровишек в этот костёр, но возле его костра грелось множество людей, в том числе и родные... Теперь он понимал, даже скорее чувствовал, что в отношениях между людьми, существует тончайшая плёнка, которую нельзя разрушать. Эту плёнку он в молодые годы не видел, не чувствовал, рушил с завидным спокойствием, а теперь, что?.. Теперь он бережнее относился к ней, но рушили другие, он задыхался в этом... С одной стороны он разбивался о забор их собственного невежества, с другой о частокол самомнения...

7

Уж сколько раз пытался договориться миром и бороться с требованиями и истерикой Сони по-доброму, полюбовно...
— «Хочу попытаться сознательно бороться с Соней добром и любовью. Издалека кажется возможным. Постараюсь вблизи исполнить». (13)  А что получается на деле?.. И всё бы ничего, ведь издалека кажется возможным, а вблизи?.. Тщетно!.. У неё своя логика без логики... Но надо сначала и опять сначала... Нам «дано неотъемлемое  благо любви, только люби, и всё радость: и небо, и деревня, и люди...  А мы ищем блага во всем, только не в любви...».(14)  Устал, устал от дурного расположения духа, слабости, болей головы...

Умирение перед природою и вечно-бьющим ключом жизни стало затихать, уступая место волнению, учащённому биению сердца, что так не хотелось бы этого. Нельзя было среди торжествующей природы скатываться, пусть мыслями, в скандальные семейные отношения, но куда, куда от них деваться? Кто знает? кто подскажет? И самое время бы остановиться в рассуждениях, а здесь чего доброго можно скатиться в обиду и совсем не хотелось такое. Осмотрелся вокруг, увидел берёзу... Вся крона её была зелёной, с налитыми соком листьями, а сбоку одна из ветвей пожелтела, стала засыхать... Какие преграды стали на пути подачи энергии в это ответвление, где прервалось биение живительной влаги, что ускорило процесс отмирания?..
Неведомо!..

Само собой сравнилось с самой судьбой человека, когда живущий, дышащий, ходящий по земле, вдруг поникает, прерывается у него связь с потоком пульсирующей жизни, и он уходит в пределы ему уготованные... Такое всегда заставляло его задумываться и воплощать плоды мыслей в своих произведениях.

— Как-то после скандала с Соней я в сердцах сказал Душану: «Скажите ей, если она хочет меня уморить, то ум;рит».(15)  Уморит, ну что выйдет? а выйдет так, что опустеет Ясная без того, кого здесь осуждают, не понимают, не принимают и в ком видят отжившее старое существо, зовущего себя Львом. Да-а-а!.. Так и выйдет... Не понимают... Девочки, одни мои девочки меня как-то понимают, а сыновья? Те, кто прямые продолжатели дела отца, в ком по мужской линии должно быть единение и внутреннее чувствование, на кого надо бы опереться в жизни... Нет, почти враги, в них многое говорит о нетерпимости меня, а нельзя так, нельзя. Один Серёжа, да Серёжа хороший, хороший..., но мягковатый... Ведь фрукты наливаются, когда корни крепки, а крепок ли я был?.. Вот ведь как часто приходиться задаваться вопросом: А всегда ли крепок был? А всегда ли делал так, по-божески, не грешил ли? Было!.. Всё было... Ну, сейчас жизнь не переиначишь, хлебаю по полной... А как хотел добро то делать, как хотел!.. Даже где-то записано, что «цель моей жизни известна – добро, которым я обязан своим подданным и своим соотечественникам; первым – я обязан тем, что владею ими, вторым – тем, что владею талантом и умом».(16)  А что получилось?.. Ведь никто и не верил в меня...
 
Никто, никто даже и не предполагал тогда, давно, что «Левушка напишет что-то путнее», не верили, он и сам в себя не верил...  Было то время ранней весны его жизни, а теперь глубокая осень и взгляд на солнце совсем другой, нежели тогда, и шелест листвы слышится по-иному, запах свежевспаханной земли и запах фруктовых деревьев, пение петухов и лай собак на деревне, всё по-другому. Другой природный ритм, чувство чувствований других людей как изменилось...

— Ах! кабы попробовать то ощущение, вернуться на миг, подсмотреть в маленькую узкую щёлочку... Ах! если бы вернуть на миг!.. За что, за что мне такие испытания под старость от самых близких и родных людей? А всё за то, что грехи моей молодости всплывают сейчас, стучат отмщением и отрабатыванием их, ещё спасибо Богу, что мягкосердечен Он, поделом мне, пакостному... Значит надо освободиться от чувства оскорбления и недоброжелательства к другим.(17)  Вот у Лабрюйера говорится: «Точно взвесьте, чего вы можете ждать от людей в целом и от каждого из них в отдельности...»,(18)   вот ведь, как сказал «точно взвесьте». И как не мучительно, а я не могу не жалеть их, особенно Соню, вот кто страдает. «И жалко её и невыносимо гадко». Гадко, что всё так происходит... Бедная, бедна моя Соня, а не понимает, не хочет понять простого, что осталось то мне совсем ничего... Уйду... Уйду скоро... Все также тяжело и нездоровится. Виноват я, хорошо чувствовать себя виноватым, и я чувствую. «Редко встречал человека более меня одаренного всеми пороками: сластолюбием, корыстолюбием, злостью, тщеславием и, главное, себялюбием. Благодарю Бога за то, что я знаю это, видел и вижу в себе всю эту мерзость и все-таки борюсь с нею. Этим и объясняется успех моих писаний».(19)  Иные говорят, что это своего рода самолюбование, так сказать кокетство. Да какое может быть кокетство у Порога бесплотного духа, когда в количество моих лет уже заглядывает Вечность... Какая? то дело Божье... Истоки разлада. Где они? В чём причина? Нет внешних причин, только внутренние двигатели, приводящие внешние рычаги.

Как так получилось, что вся теперешняя жизнь превратилась в поле битвы, а сам я оказался на растяжке меж двух враждующих сторон? На что тратится энергия, на что жизнь свою тратят? Немыслимо! На склоки, дрязги, на уничтожение друг друга, в то время как Христос дал закон любви. И вроде бы всё понятно, делай так, как Он сказал... Нет! слепы и жалки в своём рвении... Как жить дальше?.. И дело здесь не совсем  в дневниках, которыми Софья Андреевна маниакально хочет завладеть, здесь большее, чем просто желание заполучить, «главная причина была роковая та, в которой одинаково не виноваты ни ты, ни я, это наше совершенно противуположное понимание смысла и цели жизни. Все в наших пониманиях жизни было противуположное: и образ жизни, и отношение к людям, и средства к жизни...».(20)  Вот корень многих наших расхождений и, следовательно, источник распрей и ссор. Никому не приходит в голову, чтобы дать мне отойти в мир Иной в спокойствии и смирении, таком, как заслуживаю, не привнося в мир дополнительные разлады. Что касается моих и твоих записей в тетрадях, то «... выражения временных чувств как в моих, так и в твоих дневниках никак не могут дать верного понятия о наших настоящих отношениях».(21)  И пусть это будет отправной точкой для тех, кто посмеет касаться нашей с тобой жизни...

------------------------------

Иллюстрация: Художник Щербаков Борис Валентинович. Лев Николаевич Толстой в Ясной Поляне.

Сноски:
[1] Никодим Святогорец Невидимая брань О том, как управлять языком
[2] Дневники 24 мая 1910 года
[3] Дневники 26 октября 1907 года.
[4] Толстой Л.Н. Война и мир // Соч. в 22 т. Т.4. – М.,1979. С.354.
[5] На кру;ги своя; - крылатая фраза, означающая возвращение чего-либо или кого-либо на обычное место, к исходному положению, а также то, что ничего принципиально нового нет, всё повторяется.
[6] Письмо Т. А. Ергольской, 12 января 1852 года.
[7] Дневник для одного себя 1910 г. от 11 августа
[8] Дневник для одного себя 1910 г. от 10, 11 сентября
[9] Ромен Роллан Жизнь Толстого Минск Высшая школа. 1985г. с.261
[10] Письмо Толстого Льва Николаевича М. А. Энгельгардту 20 декабря 1882 г. (?)
[11] Афоризм Пруткова Козьмы Петровича, под псевдонимом которого выступали братья Жемчужниковы Алексей, Владимир, Александр и поэт, писатель Толстой Алексей Константинович
[12] В. Ф. Булгаков Л. Н. Толстой в последний год его жизни. Москва. Правда. 1989г. С.317
[13] Дневники, 20 июня 1910 года.
[14] Дневники 1910 год 20, 21 июня.
[15] Маковицкий Душан Петрович Записки от 3 августа 1910г.
[16] Дневники, 25 июня 1853 года

[17] Дневники 1910 год от 16 июля
[18] Лабрюйер Жан де Характеры Художественная литература 1964. с. 234
[19] Дневники 1910 год от 7 августа
[20] Письмо Толстого Л.Н. Толстой С.А. от 14 июля 1910 года
[21] Там же