Эпидемия стахановщины

Эпидемия стахановщины

В начале сентября 1935 года сперва «Правда», а следом и другие газеты Советского Союза известили население страны о том, что «кадиевский забойщик шахты «Центральная-Ирмино» тов. Стаханов А.Г. установил новый всесоюзный рекорд производительности труда на отбойном молотке. За шестичасовую смену Стаханов дал 102 тонны угля, что составляет 10 процентов суточной добычи шахты, и заработал 200 рублей».
А вот парторг ЦК ВКП(б) на этой шахте Петров был убежден, что Стаханов установил не всесоюзный, а самый что ни на есть мировой рекорд, он, по подсчетам Петрова, более, чем в шесть раз перекрыл лучшие достижения забойщиков Рура - тогдашних фаворитов в угольной отрасли по части сменной выработки. А коль случилось такое чудо, то и награда должна быть достойной. Так посчитал парторг и отвалил Стаханову невиданные и неслыханные доселе в Донбассе щедроты. Стоит ли объяснять, какой эффект произвело в Ирмино постановление шахтпарткома с перечислением всех милостей, свалившихся на еще вчера такого же, как все, рабочего. Со двора во двор, с улицы на улицу вскач понеслись завистливые восклицания. Смотрите, бабоньки, Дуське Стахановой теперь, как утро, под крыльцо будут подавать персональный фаэтон, запряженный парой гнедых!.. Слыхали, в клубе Алексею и его женушке за бесплатно выделили два именных места на все кинокартины и концерты!.. Надо же, Стаханов везет свою кралю на курорт по бесплатной путевке!.. А, гляньте, квартиру-то какую итеэровскую преподнесли Стахановым, да еще и с телефоном, да еще и с патефоном!..
Исходил судами-пересудами поселок, а забойщики штурмом брали кабинет парторга. Как прорвало, уже к вечеру 31 августа в записной тетрадке Петрова от обилия фамилий охотников последовать примеру Стаханова стало так людно, как бывало только у кассы в дни получки или аванса, да в магазине, когда туда привозили селедку, галоши или другой какой дефицит. Пришлось составлять список. Ясно, что под первыми номерами оказались партгруппорг участка «Никанор-Восток» Мирон Дюканов, комсомольцы Дмитрий Концедалов, Василий Поздняков и другие активисты шахты.
Конвейер рекордов на «Центральной-Ирмино» был запущен в ночь с 3 на 4 сентября. И пошло-поехало! Они посыпались, как горох из спелого стручка. И сразу же, надо отдать должное находчивости парторга, в поселке появились рисованные портреты Стаханова, Дюканова, Концедалова, Позднякова, под которыми после каждого рекорда освежали цифры их сменного заработка. Следует сказать, за такие деньги, которые стахановцы зашибали за одну «упряжку», иным шахтерам приходилось «пахать» по две недели, а то и по месяцу. И эта вилка в оплате труда рекордиста и рядового труженика и стала самым эффективным агитатором стахановщины. Далеко не спонтанно, а скорее всего по подсказке партии, Алексей Стаханов бахвалился на коллегии Наркомтяжпрома в ноябре 1935 года:
- Я раньше (до рекорда. - В.М.) зарабатывал 500 рублей за 25 рабочих дней. Сейчас я не всегда работаю в шахте, ...но за 14 «упряжек» я заработал 1008 рублей. Получается, что можно и выпить, и поесть, и пойти погулять. Сейчас деньги есть...
Еще выше заработки были у тех рекордсменов, которые в отличие от Стаханова не отлучались то и дело с шахты. У того же М.Дюканова за месяц набегало 1338 рублей, у Д.Концедалова - 1618 рублей, а у начальника стахановского участка Н.Машурова - 2900 рублей.
Четырнадцать «упряжек» за месяц у Стаханова набегало лишь в первое время, а потом и этого не стало. Он волей партии превращается в некоего уполномоченного от ЦК, у которого забрали его работу, а взамен наделили правами совать свой нос во все, что делали другие. В книге «Жизнь шахтерская» Алексей Григорьевич так описывает «поле» и характер своей новой деятельности: «Я глубоко почувствовал собственную ответственность за все, что делалось на шахте, буквально горел желанием искоренить недостатки»; «я категорически потребовал от забойщиков всегда иметь при себе масло и не менее двух раз за смену обильно смазывать отбойный молоток». А дальше еще хлеще: «вместе с начальником участка «Никанор-Запад» наметил план ремонта воздушной магистрали и откаточных путей»; «приходилось вмешиваться и в работу десятников»; «после обеда пошел на курсы техминимума, там не все было благополучно»; «домой уйти не успел - пригласили в столовую посоветоваться»; «ко мне обращались рабочие самых разных профессий и с техническими, и с чисто организационными вопросами, просили помочь в их спорах с начальством».
И вот, чтобы хоть как-то оформить новый, многим непонятный статус забойщика Стаханова, его с 10 апреля 1936 года назначают инструктором треста «Кадиевуголь» по стахановским проблемам, а вскоре решением правительства он становится еще и членом Совета при народном комиссаре тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе, который, собственно, и раздул из искры ирминского рекорда стахановское движение, заполонившее все отрасли народного хозяйства СССР. И не только. В Москве, где в ту пору первым секретарем горкома партии стал Никита Хрущев, пошли даже дальше. Здесь по-стахановски решили рвать зубы стоматологи, балерины крутить фуэте, а режиссеры - ставить новые спектакли.
И что же Стаханов? Он становится как бы «стукачем» у Серго Орджоникидзе, который увлекся утопической идеей «заразить» стахановщиной не только весь Донбасс, но и весь Союз, и превратить таким образом СССР в страну сплошных рекордсменов, которые помогут партии и правительству выдать на-гора план второй пятилетки за четыре года. Рекорды стахановцев стали для него некой панацеей. На всесоюзном совещании стахановцев нарком заявил:
- Как видите, старые нормы побиты. Почему? Да потому, что те нормы были капиталистические. А нормы стахановские - нормы Октябрьской революции, нормы Ленина-Сталина!
Свою мысль и свои планы Орджоникидзе подкреплял нешуточными угрозами. В письме шахтерам Донбасса, опубликованном в «Правде» 13 сентября 1935 года, он утверждает: «Я не скрою, что сильно опасаюсь, что это движение встретило со стороны некоторых отсталых руководителей обывательский скептизм, что на деле будет означать саботаж. Таких горе-руководителей немедленно надо отстранять».
Товарищ Сталин, как всегда, манерничая на людях, старался казаться менее радикальным, и лишь рекомендовал «...дать в крайнем случае» инженерам и хозяйственникам, «этим уважаемым людям, слегка в зубы» в случае, если они «не проявят готовности и желания поучиться у стахановцев».
Алексей Стаханов, надо признаться, честно отрабатывал свой новый «хлеб» особо уполномоченного Серго Орджоникидзе. По его наводке лишился должности начальника подземного транспорта Донцов, который не признавал стахановские, а если попросту - рваческие методы работы. Вместе с Петровым удалось выкурить с «Центральной-Ирмино» и отъявленного саботажника - заведующего шахтой И.Заплавского. Он, видите ли, взял дурную привычку. Как только речь заходила об организации очередного рекорда, Иосиф Иванович тут же вытаскивал из стола жалобы рабочих и совал их под нос Петрову и Стаханову. А люди уже криком кричали: «Всю лаву отдали для рекорда одному забойщику, а шесть других оставили без дела и без зарплаты»; «Дал рекорд, а потом пять дней норму вытянуть не мог. Чем кормить семью?».
Кавардак с кадрами ИТР, как эпидемия сильного гриппа, мгновенно поразил весь угольный Донбасс. Только в сентябре-декабре 1935 года за антистахановские настроения были уволены 156 итеэровцев. И не просто уволены, а как вредители и саботажники, троцкисты и бухаринцы, японские и немецкие шпионы отправлены кто на лесоповал, а кто и на «стройки коммунизма». Еще круче начали завинчивать кадровые гайки в первые месяцы 1936 года, когда все угольные тресты не справлялись с явно неподъемным планом, когда непосильными для подавляющего числа шахтеров стали новые нормы выработки. Всего в бассейне за год, прошедший после знаменитой рекордной ночи Стаханова, за «саботаж» был осужден 131 итеэровец.
Джинн, выпущенный из уступа Стаханова, оказался сущим дьяволом. Маниловская идея партии превратить Донбасс в зону массового ударничества лопнула, как мыльный пузырь. Оказалось, одно дело - создать условие для рекорда одному человеку, и другой совсем, как говорится, коленкор - дать возможность поработать ударно всей массе шахтеров. С каждым днем и месяцем становилась очевидной главная опасность стахановщины: повсеместно игнорировалась инженерная мысль; сделав ставку на так называемые стахановские смены, декады и месячники, во время которых беспощадно гробилось горное хозяйство, «съедали» самые удобные для выемки угля лавы, ничего не готовя взамен; беспощадно гробили шахтные механизмы... Одни рекорды не способны вывести отрасль из прорыва - таковым было мнение смелых специалистов. Орджоникидзе тут же ответил им своим приказом: «На пути стахановского движения стоят бюрократы, неисправимые враги стахановского движения. Таких надо сметать с героического стахановского движения».
Как большевистский вызов всем маловерам, высокие достижения, полученные стахановской авральщиной в сентябре-декабре 1935 года, были положены в основу плана 1936 года. Планирование от достигнутого - чудо советской экономической мысли, авторами которого были Сталин, Орджоникидзе, Каганович и другие вожди-ленинцы, неуклонно проводилось в жизнь. Более того, с 1 февраля 1936 года внедрили и новые стахановские нормы выработки. В целом по Донбассу они выросли на 28 процентов, а у забойщиков и того более.
В середине четвертого года пятилетки стахановское новшество аукнулось - почти все тресты Донбасса не справлялись с явно неподъемным планом угледобычи. В Кремле одумались? Пошли на попятную? Где там! Еще круче завернули гайки. Но дело снова не шло - уже и в 1937 году из 292 шахт бассейна с планом справились только 33.
И снова полетели головы. Жертвой стал и первый секретарь Донецкого обкома партии, ярый агитатор и пропагандист стахановщины Саркис Саркисов. С ним покончили, как с «...подлым шпионом и предателем, главарем оголтелой банды, которая нанесла Донбассу громадный вред». «Правда» негодовала: «Ничем не брезгует фашистская агентура».
А как же Алексей Стаханов? Приветствуя новый 1936 год, в газете «Социалистический Донбасс», он писал:
«Чертовски хорошо жить сейчас в нашей стране, в счастливую сталинскую эпоху. Хочется крикнуть на весь Донбасс, на всю страну, на весь мир:
- Спасибо, дорогой Иосиф Виссарионович!»
Иного от него и ожидать не стоило. Стахановцы в большинстве своем были малограмотны и малокультурны, многие имели за плечами всего по два-три класса церковно-приходской школы, а то и лишь ленинский ликбез для совершенно безграмотных. У этих молодых людей на уровне была развита только мускулатура. Их интеллектуальный потенциал ярко раскрывает разговор, состоявшийся в Кремле между С.Орджоникидзе и стахановцем с горловской шахты «Кочегарка» Федором Артюховым.
- Чего тебе не хватает? - участливо спросил у забойщика Серго.
Артюхов ответил:
- Не хватает, надо полагать, одной вещи. Вот, допустим, врачу надо позвонить, а телефона нет. Нужен телефон. Есть у меня и пианино.
- А играть-то умеешь? - поинтересовался нарком.
- Пока не умею, - признался Федор, - но заверяю любимого наркома, что раз уголь умею рубать, то научусь и играть. И заверяю всех, заверяю товарища Сталина, что научусь играть...
Из таких вот стахановцев партия и начала в тридцатые годы ковать свою советскую техническую интеллигенцию, так называемых выдвиженцев, которые при случае любили бахвалиться: а мы ваших институтов не кончали, понимаш.