Продолжение

1

 В общем-то у Даши и не было выбора. Точнее был, конечно, выбор из всех похожих друг на друга российских провинциальных городов, поэтому она написала на бумажках названия: Новгород, Кострома, Опочка, Рязань, Суздаль и т.д. А выпали Великие Луки. Этот город как нельзя лучше подходил к нынешнему состоянию 39-летней женщины, с юности старающейся изо всех сил жить не хуже других: завести семью, иметь хорошую работу, просторную квартиру, – то есть быть счастливым человеком. Но она потерпела фиаско.

Даша родилась в Москве в Чертаново, получила нужное образование и с 23 лет была бухгалтером, периодически меняя фирмы, потом менеджером по продажам.  В 30 лет она удачно вышла, как ей тогда казалось, замуж за зам. директора конторы, в которой тогда работала. Но полноценной семьи с  ребенком, которого они с Сергеем долго планировали, не получилось. Даже последняя надежда – ЭКО не дала результатов. Плод не приживался и спешил на маленьком сроке наружу. Сергею в конце концов надоели постоянные больницы жены и он нашёл девушку здоровее и моложе. Впрочем, на него она как раз была не в обиде, а даже рада за близкого человека, которому так и не смогла подарить счастья в виде плода их любви. Но после расставания с Сергеем всё пошло наперекосяк.Окружающие, в том числе и значимые люди в компании "Здоровый зверь", производящей корма для животных, стали ощущать ауру усталости и разочарования, исходящую от прежде жизнерадостного работника с хорошим чувством юмора.
Так Даша оказалась безработной в крошечной квартирке, оставленной ей бабушкой Милой, из двух внучек больше любившей и жалевшей почему-то её. Старшая сестра Тамара заслуженно жила в просторной трёшке у метро Академическая. Вот у неё в 42 года было всё замечательно:  муж – бизнесмен, двое сыновей и собака породы бигль, напоминающая настоящую гончую, но только маленькую. С сестрой всегда были доверительные отношения, но теперь Даша стала чувствовать, что Тамара стала отдаляться. Понятно: кому нужны чужие проблемы, когда своих забот хватает. И на неё Даша была тоже не в обиде. Как здравомыслящий человек во всех неприятностях она привыкла винить только себя.

И вот на 7 день после увольнения Даша поняла, что в Москве ей стало тяжело дышать. Подруги юности рассеялись, мать умерла ещё 4 года назад, отец жил активной жизнью в хорошо оплачиваемой оборонной промышленности и первым никогда не звонил. Она осмотрелась и подумала, что снова искать работу, решать мелкие задачи, так как на большие не хватало уже сил и мужества, она не хочет. Здесь в этом городе её ожидало медленное угасание. Она подошла к зеркалу: узкое лицо с серыми, чуть удлиненными глазами, штрихи морщинок вокруг, небольшой нос уточкой, светлые слегка вьющиеся, как у мамы, волосы с почти незаметной сединой на висках. Когда-то её считали красивой. В институте было много поклонников, в том числе и преподаватели. Но Даша ставила всегда цели и не отвлекалась на заманчивое, но ненужное. Теория вероятностей и случайностей тогда её мало интересовала. Теперь она знала, что оставаться в городе, которой стал свидетелем её неудач и несчастья, она больше не может. Но где конкретно хотела бы жить – не представляла. Заграницу даже не рассматривала по причине малых средств накопленных за жизнь. Гигантские суммы уходили на врачей по женской части. Поэтому она написала на бумажках названия 30-ти городов, которые ей пришли на ум, положив их в вазу, потрясла бабушкин наследственный хрусталь и вытащила Великие Луки. Потом долго ходила по комнате туда-сюда и повторяла: "Великие муки, великие муки..."
За окном стоял холодный май.

2

Сделка по продаже и покупке квартиры прошла очень быстро. Агент Надя  была знакомой ещё с лучших времён. Ехать смотреть квартиру в Великие Луки Даша не захотела, выбирала по фото и расположению на карте города. Таким образом, уже через неделю она сидела на кровати в дореволюционном доме, правда прошедшем кап. ремонт и модернизированном, на улице Карла Либкнехта, бывшей Троицкой, на третьем этаже, в комнате с видом на
  Пушкинский сквер. Голубая арка входа в сквер утопала в первой зелени. В квартире пахло старой деревянной мебелью, которую оставила хозяйка – старушка, переехавшая к своей сестре в Псков. Пол был тоже старый – паркетный, в некоторых местах жалобно поскрипывающий. Тепло пахло допотопной мастикой. Даша встала с кровати и приоткрыла окно. Шёл дождь, шелестела листва, была суббота и на улице и в доме было тихо. Денег от продажи московской квартиры оставалось достаточно для того, чтобы сразу не устраиваться на работу и осмотреться.
Ночью ей приснился бывший муж, он что-то спрашивал, а она ничего не понимала, Сергей злился, и Даша сглатывала слёзы от обиды. С тяжестью на сердце Даша проснулась на следующий день от луча солнца, который, пройдя в щёлку между штор, отметил светлой полоской сначало письменный стол и трюмо, а потом уже Дашин нос и глаз. То ли в сквере, то ли где-то у реки старательно исполнял свой классический репертуар соловей. Раннее воскресное утро дышало сдобой свежеиспечённого церковного пирожка. И правда, через несколько минут стали звонить колокола в Вознесенском соборе. "Всех разбудят",  – подумала Даша. Быстро оделась, выпила кофе и решила, что утренняя ознакомительная прогулка по городу как раз подойдёт для первого дня новой жизни.

Конечно город разительно отличался от дореволюционного, о чём она прочитала ещё в Яндексе по дороге из Москвы. Большее число купеческих деревянных и даже каменных небольших домов было уничтожено в Отечественную войну. Но русский дух простоты, широты и бесшабашности каким-то непонятным образом сохранился в перестроенных и помолодевших кварталах. Даша залюбовалась зеркальной, синей от отражённого весеннего неба Ловатью, новая мощёная набережная тянулась по обе её стороны. На месте Троицкой площади и торговых рядов на берегу теперь находилось здание администрации.
Даша смотрела на реку, в памяти всплывали картинки из детства. Вот она  вечером на даче лежит на кровати, на соседней – Тамара, горячим шёпотом они делятся своим сокровенным. Или она летит на велосипеде в овраг и сестра, учившая её кататься, вскрикнув, бросается за ней. А вот они на юге – в Лазоревском на пляже тянут руки к горячему полиэтиленовому пакетику с абрикосами. А теперь сестра даже не позвонила в первый день. Крапивница села на тюльпан на громадной клумбе и замерла, впитывая яркий свет майского солнца. "Что ж , буду и я так", – решила Даша. И направилась к мосту, соединяющему две части города. Проспект Ленина продолжался на другом берегу, свернув после моста на набережную Александра Матросова, Даша оказалась у входа в краеведческий музей: бетонное современное здание с модернистким барельефом ошарашивало и отпугивало. В прохладном холле две общительные доброжелательные тётеньки, не дав опомниться, вручили входной двухсотрублевый билет. На первом этаже Даша долго рассматривала чучело барсука и гигантского, не соответствующего действительности волка. На втором этаже была уже история города и людей. Огромные фото с видами дореволюционного изобилия в архитектуре просто затягивали в себя. Когда она дошла до стенда с известными личностями – неожиданно увидела знакомое лицо. Совсем недавно она читала "Мелкого беса" и узнала автора. Оказалось, что Ф. Сологуб преподавал в 1885-1889 гг. в гимназии математику,  жил на грани бедности, но зато именно здесь начал писать "Мелкого беса" и стихи.
– Вы удивлены, что такой человек и в такой глуши? – услышала Даша за спиной и обернулась.
– Разрешите представиться: Евгений Александрович Христолюбов – историк и в некотором роде писатель. – Отрекомендовался пожилой господин в золотистых овальных очках с седыми волосами до плеч и троцкистской бородкой.
– Скорее обрадована, – ответила Даша.
– А вы, мадемуазель, турист?
– Нет, с сегодняшнего дня я полноправный житель, – кажется первый раз за месяц улыбнулась Даша.
– Ну и славно, очень рад, что город пополнился очаровательной особой, особенно это желанно весной!
– Спасибо, Евгений Александрович! – искренне поблагодарила Даша.
– Если вы закончили осмотр, то я могу проводить вас до рынка и пригласить в отличную чебуречную, – предложил Евгений Александрович. – Я как раз иду на ту сторону.
– Спасибо, я еще хотела дойти до Великолукской крепости и руин Воскресенского собора.
– Тогда, буду рад видеть вас в гостях в любое время, у меня хорошая библиотека, которая чудесным образом сохранилась ещё с дедовских времён.
Евгений Александрович вынул из кармана визитку с телефоном и адресом: наб. Александра Матросова д.4 и протянул Даше.

Нагулявшись по стародавней территории города, Даша перешла обратно мост и с Ленинского проспекта свернула на улицу Некрасова. Справа бывший Вознесенский переулок украшали трехэтажный дом купца Вяземского, затем шёл аптекарский дом, а слева тянулась почтово-телеграфная контора и трикотажная фабрика. Свернув в конце переулка на ул. Льва Толстого, Даша отметила уродливые облупившиеся жилые дома сталинского или хрущёвского периода. При чем здесь Некрасов и Толстой, дойдя до огромного нового торгового комплекса,  Даша так и не поняла. Рынок оказался в трёх шагах оттуда. Ничего общего с провинциальными шумными рынками из её детства он не имел. Кое-где на прилавках стояли ящики с сухофруктами и мёд, несколько прилавков были с товароми из Белоруссии и постельным бельём. За одним из них стоял мужчина в спортивном костюме и раскладывал комплект белья перед полной женщиной в красных лосинах и белых туфлях.
– Ну какая же это бязь? – сокрушалась дама. – Вот мамочка, когда была жива, покупала пододеяльники из бязи с вышивкой – плотные, тяжелые.
Даша подошла поближе, чтобы рассмотреть товар. Комплекты были неплохие, пёстрые – с разными цветочками, особенно ей понравился с ромашками.
– Никогда еще не спала на ромашках, – сказала Даша.
– У нас ещё васильки и фиалки имеются, – обрадовался новому клиенту мужчина.
– Ладно, давайте, – сказала, вздохнув, женщина в красных лосинах, уверенная, что её комплект с розами самый красивый.
– А я возьму с ромашками, – сказала Даша.
– Полевые цветы любите? У меня много натюрмортов с цветами. Может удачно дополнить интерьер в вашем доме, – продолжил разговор продавец.
– А я картин у вас здесь не вижу, – удивилась Даша.
– Они у меня в мастерской. Я – Дмитрий Вешняков – художник, по совместительству продавец.
– Я в вашем городе первый день живу.
– Вот как? Ну, не буду мучить вас расспросами, хотя заинтриговали, – сказал Дмитрий и улыбнулся.
"Удивительным образом у некоторых людей преображает лицо улыбка, – думала Даша, бредя домой с комплектом белья и пачкой пельменей, – вот у этого художника такое усталое, даже суровое лицо, а улыбнулся: и глаза посветлели, из серых стали голубыми, и лицо помолодело, что-то детское появилось. Но не слишком ли много знакомств для первого дня?"
 
Ночью  Даша проснулась от шороха и шёпота. Долго лежала, определяя где она. Потом услышала какое-то шебуршение в углу комнаты рядом с доходящим до потолка книжным шкафом. Она зажгла лампу. – Неужели мышь? – Квартира была хорошей, да и дом тоже внушал доверие.

3

Утро опять было солнечное. Даша решила посвятить понедельник уборке и распаковке вещей.  "Кроме того, – подумала она, – хорошо бы приготовить праздничный обед. Не питаться же и здесь, как в Москве, полуфабрикатами".
Даша направилась в ближайшую "Пятерочку" через Пушкинский сквер. "Пожалуй, переборщили с романтизмом, – решила она, проходя мимо памятника поэту: – лицо вдохновенное, но глуповатое, как и наше представление, с его подачи, о хороших стихах". Было пустынно. Мимо проехала хрупкая девушка на самокате. На скамейке сидела колоритная старушка, похожая на мышь: маленькие глазки, вытянутый нос и мышиный хвостик седых волос. Старушка была в серой шляпке, перед ней лежала коробка для милостыни. "Такая ухоженная и просит", – подумала Даша, бросая 20 рублей. Та кивнула, но посмотрела как-то недобро.

В"Пятёрочке" Даша купила два пакета продуктов: гулять, так гулять! На обратном пути старушки уже не было. Даша засмотрелась на жёлтые ирисы в центре клумбы и кто-то, неслышно подойдя сзади, выхватил тяжёлый пакет из рук.
– Вы что за мной следите? Напугали ведь! – всполошилась Даша, обернувшись и увидев вчерашнего продавца постельного белья. Дмитрий улыбался.
– У меня утренняя пробежка. А вы что тут делаете? Для неработающего человека – ранняя пташка.
– Почему вы решили, что я не работаю? Может, я фрилансер?
– Лицо отдыхающего человека. Я ведь и портреты пишу. Кстати, в ДК Комсомола сейчас моя выставка. Каждый день до июня будет. А в эту субботу встреча с автором. Приходите.
– Приду... Мой дом уже... Спасибо, что помогли.
– А я на улице Чехова в детстве жил,  – сказал Дмитрий, – а теперь на улице Ставского.
– Боже, у вас тут все классики собрались, – засмеялась Даша и протянула Дмитрию руку.
 Дома она приготовила отличный украинский борщ, испекла блинчики. Потом долго занималась гардеробом. Шкаф оказался бездонным, влезло всё, что Даша перевезла из Москвы. "Сюда ещё может вместиться звездное небо и Земля на трёх китах", – подумалось по ходу. В книжном шкафу от предыдущей хозяйки на полках остались собрания сочинений Толстого, Тургенева и Чехова, изданные ещё в советское время. Некоторые любимые книги Даша привезла с собой. В основном это была поэзия и современная зарубежная проза. Вечером на десерт Даша открыла бутылку массандровской мадеры. На улице зажглись фонари, было уютно сидеть на кухне за столом и смотреть с третьего этажа на сквер и идущих по улице горожан. Видны были листочки тополей, бархатистые с исподу, на ветку села птица со светло-коричневой грудкой, серой головкой и черно-белыми крыльями, посмотрела на Дашу одним глазом и улетела.

Неделя прошла в неторопливом благоустройстве квартиры. За это время Даша успела познакомиться с соседкой по лестничной площадке, которая первая начала "светский" разговор о весенней погоде и выросших ценах на яйца и куру. Женщина давно вышла из бальзаковского возраста, но упорно это не замечала, продолжая хорошо, но броско одеваться и элегантно курить длинные сигареты с ментолом. Даша плохо переносила дым и старалась во время разговора найти место сквозняка на лестнице. Соседку звали Варвара Петровна, она была хозяйкой двух магазинов: обувного и эзотерической литературы. Рыжие волосы – стрижка каре, большие серебряные кольца без камней и идеальный макияж, молодящий лет на десять.

В пятницу Варвара пригласила Дашу на чай – попробовать пирожные-корзиночки, которые перед выходными ей заносила подруга – кондитер в самом престижном городском кафе Choc' O' latte. Пирожные оказались свежайшие, с едва уловимым привкусом мускатного ореха. Правда, после этого чаепития Даше всю ночь снились кошмары, а уже под утро она опять проснулась от шороха, и ей показалось, что в углу мелькнула тень с длинным хвостом. " Бред какой-то", – уже заваривая кофе, уговаривала себя Даша, – это всё пирожные и коньяк на ночь". Даша собиралась на выставку Дмитрия Вешнякова, на которую он её пригласил ещё в понедельник. По этому поводу из шкафа было вынуто голубое новое платье с сиреневыми разводами и плиссированной юбкой, купленное года 4 назад для юбилейного весеннего корпоратива фирмы, на который она так и не пошла, подхватив какой-то вирус.

 Здание ДК было похоже на школу и располагалось совсем недалеко от дома Даши, тоже в центре. Выставка находилась на первом этаже. Даша была поражена её масштабом: пейзажи, натюрморты, портреты... Больше всего нравились пейзажи, было видно, что Дмитрий понимает природу, чувствует её силу. Один портрет удивил Дашу: на нём была изображена женщина очень похожая на соседку Варвару, только моложе и в платье начала 20-ого  века. Была суббота,  народу на выставке прибавилось. Появился и Дмитрий с экземплярами каталога работ.
– Даша, рад вас видеть! Что-нибудь понравилось?
– Здравствуйте, Дмитрий. Пейзажи у вас чудесные, особенно весенние. Такая в них искренняя надежда на счастье, ожидание щедрот лета.
Дмитрий протянул Даше каталог с картинами:
– Дарю, с надеждой на дальнейшее общение!
– Спасибо большое! – смутилась Даша. – Это всё теперь так дорого...
– Даша, а если останетесь на фуршет, я с удовольствием презентуют вам понравившуюся картину.
– Нет, нет... Я останусь, конечно, а картину куплю. Я, как вы правильно угадали, не работаю пока, но и не бедствую.
 После фуршета Даша и Дмитрий вышли вместе и незаметно дошли до набережной. Река была фиолетовой от предгрозовой тучи вдали и неспокойной. Дмитрий рассказывал Даше о том, как закончив в Петербурге художественное училище им. Рериха, вернулся в Великие Луки, стал подрабатывать реставратором. Рисовал портреты местных заказчиков, купил небольшую квартирку в старом двухэтажном доме рядом с музеем академика Виноградова. А вот в личной жизни всё оказалось сложнее. Ещё со школы он влюбился в дочь друга отца. Девочка была избалованная, капризная, но начитанная и очень хорошенькая. Они встречались, вновь расставались. У Светы были мальчики, у Дмитрия тоже в Питере и здесь были недолгие связи, но, в конце концов, Света стала его женой. Родилась дочь Катя и 6 лет, можно сказать, жили и не тужили, пока у Светланы не появился любовник. К которому она и ушла вместе с дочкой через год взаимных обвинений и оскорблений.
– Стандартная история, – вздохнул Дмитрий.
– Ну, а с дочкой-то общаетесь? – спросила Даша.
– Конечно! Она уже большая, заканчивает школу в этом году. Ко мне приезжает на каникулы из Пскова. И в Ватсапе переписываемся всё время.
У Даши было лирическое настроение, но рассказывать о себе в ответ на откровенность Дмитрия не хотелось. Она взяла его под руку, и тот радостно предложил ей зайти в кофейню и подкрепиться.
В кафе на набережной оказалось людно. На каждом столике в прозрачных стеклянных вазочках стояли живые нарциссы, горели бра, тёмно-оранжевые занавески на окнах создавали иллюзию внутреннего мира слегка раскрывшегося весеннего цветка.
– Как хорошо, – сказала Даша.
– Это моё любимое, – согласился Дмитрий. – Когда есть настроение или надо подумать – всегда сюда захожу.
– А у меня сестра осталась в Москве и отец. Мы реже теперь общаемся. Москва стала пугать. –  Наконец призналась Даша.
– Понимаю, – ответил Дмитрий. – Меня так Петербург однажды напугал, когда я по молодости, выпив с друзьями-художниками, оказался не на Обводном, где снимал комнату, а на канале Грибоедова. Меня вообще там часто водило. И я понял – не мой город.
– Я вот тоже запуталась в Москве, заплутала к сорока годам, – улыбнулась Даша.
Дмитрий заказал кофе и безе, которое Даша любила с детства.
Когда они уже собирались уходить – через столик Даша увидела Христолюбова. Он сидел с двумя особами, при ближайшем рассмотрении оказавшимися двойняшками. Курносые брюнетки с мелкими кудряшками и морковной помадой на губах были весьма эффектны, но и вульгарны одновременно. "Надо же, – мелькнуло у Даши, – вот бы никогда не подумала, что эти девочки в его вкусе". Все трое вели оживлённый разговор. Одна сестра морщилась, другая посмеевались. Христолюбов о чём-то рассказывал, одно стекло в его очках поблескивало, поймав солнечный оконный блик.
Когда Даша попрощалась с Дмитрием, пообещав в ближайшие дни зайти к нему в мастерскую, чтобы выбрать акварельный пейзаж, с удивлением заметила, что уже вечер.
 
В воскресенье Даша решила прогуляться по восточной части города на другой стороне Ловати. Перейдя мост, она свернула направо и, немного пройдя по Краснофлотской набережной, попала в городской парк культуры. Карусель с лошадками из советских времён в новом воплощении, колесо – вот и все детские развлечения. Зато дорожки-лабиринты, газоны и скамейки в тени располагали к посиделкам. Народу, несмотря на выходной, было мало. Даша достала из сумки альманах молодых московских поэтов прошлого года, купленный еще в Москве. Стихи всегда её интересовали, а здесь собралась действительно талантливая молодежь. Когда она подняла глаза, перевернув страницу, заметила двух толстых мальчиков. Не имея собственных детей, Даша всегда любила смотреть на чужих, иногда детишки подходили и начинали что-то рассказывать или просто улыбались, чувствуя, что эту тётю опасаться не надо. Даша прислушалась к разговору и ужаснулась: те обсуждали, не чураясь самых грязных выражений, свою школьную учительницу. Не успела
Даша опомниться, как увидела нищенку, похожую на мышь, маленькими шажками быстро идущую по газону. А по другой дорожке шла девочка лет 10-ти с ярко накрашенными губами и ногтями. Вся эта смена картинок напомнила дурной сон.
– Добрый день, Дарья Михайловна, – услышала она сбоку.
Евгений Александрович Христолюбов с портфелем в светлом льняном костюме застыл в старомодном поклоне.
– Здравствуйте, Евгений Александрович! Вроде бы и город у вас не маленький, но стоит с человеком раз встретиться, так вскоре обязательно опять с ним сталкиваешься.
– Я же вам визитку дал, Дарья Михайловна, а там написан адрес – набережная Александра Матросова д.4. Это как раз напротив парка. Я летом в этом парке тоже частенько засиживаюсь.
"Странно, – подумала Даша, – я вроде только имя ему сказала при знакомстве. А он вот – Дарья Михайловна".
– Может, зайдете ко мне в гости, я вам библиотеку покажу, и чай у меня с травами местными. Сам люблю собирать и сушить.
– С удовольствием, я тоже чаи с травами люблю, – согласилась Даша, чувствуя за собой вину: визитка Христолюбова давно уже куда-то делась.

Дом был совсем рядом – напротив парка. Краевед жил в кирпичной хрущёвке на четвертом этаже.  Даша вошла в квартиру и застыла удивлённая: откуда мебель начала века перекочевала сюда? Но присмотревшись, поняла, что это подделка под старину одной из китайских фирм. Она некоторое время работала бухгалтером в подобной. Мебель из прессованного картона – МДФ, покрытая шпоном дуба, создавала полную иллюзию подлинника. Такая обстановка очень хорошо смотрелась бы в старом доме, но в малогабаритной хрущёвке всё это выглядело громоздко. Искусственный камин стал вишенкой на торте. Гостиная была пыльная, там и тут лежали дореволюционные издания книг, в основном история, и распечатки каких-то текстов. Евгений Александрович достал с полки несколько номеров "Нивы" и предложил присесть в кресло пока он подсуетится с чаем. В одном номере от 1903 г. приглашали стать подписчиком,  а в приложении обещали печатать Чехова и Лескова. Внутри была реклама мага – предсказание судьбы, дальше шли объявления продажи настоек от мигрени и ланолинового мыла. Даша зевнула, открыла наугад другой номер и сразу наткнулась на подборку стихов Ф. Сологуба.

Недотыкомка серая
Всё вокруг меня вьётся да вертится, —
То не Лихо ль со мною очертится
Во единый погибельный круг?

Даша прочла строчки и сразу стало неуютно и тревожно в комнате, захотелось незаметно смыться.
– Вам с мятой или чебрецом? – услышала она из кухни.
– С мятой, если можно, – вяло откликнулась Даша.
 Христолюбов вернулся в комнату с золотистым подносом с печеньем и  заварочным чайником, стилизованным под 19 век, на котором были изображены Амур и дама на качелях.
– Хочу вам рассказать над чем я работаю. Я давно и серьезно изучаю наш город.Последние сто лет – дело нехитрое, а вот с 18 и 19 веками сложнее: делаю запросы в Москву и Петербург. Иногда самому приходится ездить, сижу в читальных залах: выписываю, фотографирую. Но я не программист, как понимаете, обращаюсь к прфессионалам, чтобы всё систематизировать и сделать познавательную программу. На карте расположен современный город. Подводите мышку к дому, делаете клик и возникают постройки, которые были на этом месте ранее, с историей, с  людьми и их судьбами даже. Осталось немного уже.
– Очень интересно! А можно будет посмотреть?
– Когда закончим, буду рад ваше мнение услышать.
Даша искренне заинтересовалась проектом. И Христлюбов пообещал в ближайшее время показать часть разработок.
Она уже собиралась уходить, когда в дверь позвонили. Евгений Александрович поморщился и отправился открывать. В гостиную вошла Варвара – Дашина соседка.
– Варвара Задонова, – представил её Даше Христолюбов. – Что-то вы, Варвара Петровна, раньше условленного соблаговолили...
– Ох, простите, Евгений Александрович, у меня со временем беда...
 "Опять здесь сработала формула тесного мира, в этом городе ставшая причудливой закономерностью, – подумала Даша, кивнув Варваре".
– Мы с Варварой Петровной соседи, – сказала она, вставая и собираясь уходить.
 – Варвара Петровна у нас изучает науку спиритизма, помогает мне с личностями, уже почившими, но в прошлом увлекавшимися этим делом, – сообщил Христолюбов.
– Хорошая наука, непритязательная, – ответила Даша.
– Напрасно вы так, Дарья Михайловна, – сказала Варвара, – я вас приглашу как-нибудь в гости за наш круглый стол. Сами убедитесь.
 На забытом дома мобильнике Даша нашла несколько непринятых вызовов. Два были от сестры, один от отца, а ещё один – от Дмитрия. Последнему Даша неожиданно для себя обрадовалась больше всего.
Перезвонив сестре, узнала, что её муж попал в больницу с панкреатитом. Сыновья не слушаются. Старший вчера пришёл пьяный. Сестра жаловалась долго, но в конце разговора всё-таки поинтересовалась делами Даши. У отца новостей не было, и Даша, спросив его о самочувствии, свернула разговор на тему краеведения в Великих Луках.
Когда она набрала номер Дмитрия, то услышала его несколько заторможенный голос, он просил, если это возможно, сегодня зайти в мастерскую.
– Дима, у вас всё нормально? – спросила Даша.
– Да... То есть – нет, у меня отец умер. Никого не хочу видеть, а вы приходите, – сказал он.

Обстановка в доме на перекрестке ул. Ставского и Розы Люксенбург очаровывала. Большая комната со старой, отремонтированной лепниной по углам потолка и кафельной печькой, опять же искусно реставрированной Дмитрием, скидывали столетие. Деревянной ширмой от гостиной была отделена мастерская. Дмитрий сидел за столом с полным стаканом. "Полбутылки "Русского Стандарта",  батон и нарезка колбасы– набор холостяка", – подумала Даша и присела на стул напротив.
– Я так редко ему звонил в последнее время. В прошлом году приезжал в гости:  был ещё крепкий старик, – пожаловался Дмитрий. – Со второй женой он давно уже под Питером в Пушкине жил. Жена три года назад умерла. Он там один остался. Человек любознательный был, увлекающийся то тем, то другим. Вот я и не беспокоился за него особо. Позвонишь: а он тебе интересное что-нибудь начнёт рассказывать о новых разработках в биологии или медицине.
Даша нашла на кухне пустой стакан и налила себе водки:
– Светлая память...
– Спасибо, что зашли.
– Я завтра на похороны уезжаю. Там дела надо буде ещё сделать по  завещанию. Вы ведь никуда отсюда не уедете? – спросил, а скорее даже попросил, Дмитрий и как-то по-детски беззащитно посмотрел на Дашу.
– Нет, – почему-то полушепотом ответила Даша, смутилась и встала. – А можно я картины в мастерской посмотрю?
Дмитрий кивнул и она, зайдя за ширму, остановилась в недоумении:  на мольберте стоял почти завершённый её портрет.
– Господи, Дима. Зачем вы?.. И ещё по памяти, – но, оглянувшись и увидев его несчастное осунувшееся лицо, быстро исправилась: – очень здорово, правда! Я не ожидала...
Дмитрий подошёл, притянул её к себе и поцеловал в волосы. Даша задохнулась и почувствовала как заметалось в грудной клетке сердце.
Проснулись они рано. Дмитрий быстро сварил кофе и приготовил горячие бутерброды с сыром и колбасой. Даша с удовольствием наблюдала за тем, как он в линялой синей футболке и джинсовых шортах ловко двигается по небольшой кухне.
– Вот как получается, – говорил Дмитрий, – одного близкого человека потерял, а другой появился. Это примиряет жизнью, Дашенька.Он всё время украдкой смотрел на неё. И Даша вдруг испугалась будущей разлуки. Будто вернулось и утвердилось в ней забытое с детства чувство тоски от расставания с родными, когда они все уезжали в город, а она какое-то время должна была жить с бабушкой даче.
Словно прочитав её мысли, он сказал, то ли себя успокаивая, то ли её:
– Неделя, всего неделя...

4

И вот пошла неделя. Началась жара. В первый день Даша даже доплелась до местного пляжа и, расположившись под кустом сирени, попробовала загорать. Куст пах так счастливо и беззаботно, что это состояние передалось и ей. "Почему бы не быть счастливой, – думала она". Божья коровка села на колено и побежала вниз по ноге. Последний раз она была влюблена ещё в школе 9-м классе юношу из 10-ого. Это была история с долгой прелюдией и коротким действием. После знакомства, которое всё-таки состоялось на колхозном осеннем поле на уборке турнепса старшими классами, были прогулки и даже театр. Скоро Даша поняла, что они, ну совсем, из разных миров. Она любила читать, писала стихи, хотя готовилась поступать в финансово-экономический институт. А он даже слова произносил с неправильным ударением и с трудом строил элементарные фразы. Через пять лет она узнала, что Гриша классный программист и переехал в Канаду. Но здесь было другое: Дима нравился ей не только внешне, ей была близка его нервная организация, внимание к другим людям, да и за нужным словом в карман он не лез.
Солнце начало жечь плечи и Даша, надев платье, накинув на плечи махровое полотенце, пройдя по набережной, села на скамейку в тени березок и открыла томик поэзии Серебряного века. Прочитав Ахматову и Бальмонта, она инстинктивно повернула голову, увидев краем глаза, что кто-то прыгнул на другой конец скамейки. Сердце тоже подпрыгнуло и замерло: похолодев от ужаса, Даша созерцала существо похожее на гигантскую фантастическую крысу, в разных вариациях такую можно было встретить на картинах Шемякина. Существо  взглянуло на неё и нырнуло в кусты. Даша закрыла глаза и приложила похолодевшую влажную ладонь ко лбу. "Я просто перегрелась на солнце и на секунду задремала, – успокаивала она себя. – Это просто нервное напряжение". Томик стихов оказался открытым на Ф. Сологубе.

Недотыкомка серая
Истомила коварной улыбкою,
Истомила присядкою зыбкою, —
Помоги мне, таинственный друг!

 Даша захлопнула книгу, встала и побрела к дому. На лестничной площадке было шумно. Из квартиры Варвары Задоновой музыкальной струйкой вытекали звуки зурны. Дверь открылась и Варвара с разгорячёнными алкоголем двойняшками, которых Даша видела в кафе с Христолюбовым, со смехом вывалились на площадку. Даша поздоровалась, но продолжить открывать дверь ей не дали.
— Даша, а я вчера вам звонила и сегодня с утра. Пригласить хотела на день рождения. Присоединяйтесь к нам! — затараторила Варвара.
Даша очень не хотелось присоединяться. Страшно болела голова. Но и оставаться одной тоже не хотелось:
— За мной подарок, — с усилием бодро произнесла она и подошла к дамам.
Лиза и Саша оказались какими-то дальним родственницами Христолюбова  — то ли троюродными сестрами, то ли племянницами. Их яркие сарафаны притягивали взгляд: на одной был малиновый с крупными сердцами, на другой – салатовый с огромными цветами.
— Девочки рекламируют производство, на котором работают, — ответила на предполагаемый Дашин вопрос Варвара. Прошу любить и жаловать красавиц из отдела продаж нашей текстильной промышленности ВФТП "Тривел".
— Заходите, — сказала Лиза, — у нас магазинчик при фабрике. Шикарные летние хлопковые вещички можно прикупить.
Даша кивнула.
Когда вошли в квартиру Даша увидела Христолюбова и молодого человека в чёрной майке с татуировкой на руке. Он оказался программистом, помогающим Христолюбову.
Христолюбов привстал и поклонился:
— Очень рад, Дарья Михайловна, очень рад. Я как раз в подарок Варваре Петровне флешку с первым вариантом программы принёс.
Все сели к столу и разговор зашёл о Иване Ивановиче Страхове – учителе русского языка и словесности, служившим тогда в реальном училище вместе с Федором Тетерниковым — в будущем Сологубом. Страхов вскоре был признан проф. непригодным по состоянию душевного здоровья. Именно он послужил прототипом Передонова в "Мелком бесе". Напротив стола висел портрет, запомнившийся на выставке Дмитрия в ДК. Даша поняла, что это действительно была Варвара, только портрет был написан, видимо, лет 10 назад. "Что ж, не удивительно, что в маленьком городе всё знают друг друга", — опять повторила про себя Даша. Спрашивать хозяйку о портрете она не стала.

Стол оказался праздничный. Но в такую жару даже смотреть было противно на копчёную колбасу и красную рыбу, буквально истекающие жиром, салаты также выглядели несвежими, поэтому она глотнула вишнёвой настойки, и реальность начала ускользать, испаряться. В открытое окно вливалась одурманивающая бредовая сладость липы. Над ухом, как шмель над цветком, гудел низкий гипнотический голос Христолюбова. В какой-то момент Даша поняла, что они в комнате одни, и рука Христолюбова с золотым перстнем-печаткой лежит на её колене.
Затем был чай с корзиночками и снова, но уже какая-то горьковатая, настойка. Очнулась Даша в своей квартире на кухне со жгучей, подступающей к горлу тошнотой, в руке она держала звонящий мобильник.
Голос Дмитрия как-то сразу отрезвил и вернул всему смысл. Похороны прошли нормально. Он говорил о том, что у отца в Пушкине оказалось много друзей, что один из них – директор лицея – предложил ему вести курс рисования и живописи.
— Даша, как ты? Всё хорошо? — услышала она, уже лёжа на кровати.
— Да, — ответила она и отключилась.
Ночью ей снились сестры-близняшки, в конце концов превратившиеся в рыжих хохлатых морских свинок, которые разбегались и прятались по углам в её бывшей московской квартире. Открыла она глаза оттого, что кто-то смотрел на неё из темноты: это было лицо старушки-нищенки, которое приближалось, съёживаясь и превращаясь в мордочку жуткого крысоподобного зверька. Вот же... Это она и есть — недотыкомка — осенило Дашу во сне. Второй раз она открыла глаза уже днём. Медленно встала, сделала два шага и наступила в лужу: на полу лежала сброшенная с журнального столика ваза с сиренью.

Недотыкомку серую
Отгони ты волшебными чарами,
Или наотмашь, что ли, ударами,
Или словом заветным каким.

Даша прошлёпала на кухню, сделала глоток воды и села на табуретку. Обычно она нормально переносила алкоголь, а тут неожиданно опьянела с трех рюмок  настойки. Геркулесовые хлопья медленно закипали: — надо съесть хоть пару ложек, — убеждала она себя.
Через час Даша позвонила Дмитрию:
— Я вчера подумал, что у тебя что-то случилось, — обрадованно ответил он. — Сейчас вирус бродит, аккуратно, Даша. Не ешь ничего в общественных местах!
— Дима, от жары просто мозг плавится.
— Отец завещал мне свою квартиру. Здесь замечательные парки. Если хочешь, приезжай!
 Подумай и позвони завтра. Если — нет, то я вернусь послезавтра. Я вчера говорил, что мне предложили место в гимназии. Но это так: информация к размышлению.
— Хорошо, Дима. Ты прав, я,  видимо, что-то съела вчера, отлежусь сегодня дома. Сама себя плохо понимаю.
— Я скучаю, — сказал он.
 Уже к вечеру она заставила себя выйти в магазин: холодильник был пуст и молоко к кофе прокисло. В Пушкинском сквере за ней увязалась оса,  пытаясь что-то донести на своем брюзжащем языке насекомых.

5

Ночью Даша боялась заснуть и снова увидеть во сне или в углу комнаты мерзкую недотыкомку. Она стала склоняться к тому, что эта тварь — символ всего непредсказуемого, иррационального — существует в реальности. Федор Тетерников столкнулся с ней в этом городе в молодости, изучил и описал в "Мелком бесе". Затем его перевели в Вытегорскую семинарию, а недотыкомка осталась навсегда там, где появилась — в Великих Луках. Так и сидела Даша до 4-х утра с горящей настольной лампой и спасительным томиком Зощенко. Потом всё-таки крепко заснула. Разбудил её мобильник.

По низкому, хорошо поставленному голосу, она сразу узнала Христолюбова.
— Даша, добрый день. Не забудьте, что вы обещали навестить меня сегодня, подарочная флешка с моей программой ждёт вас.
Даша, хоть убей, не помнила, что она что-то кому-то обещала. Но вдруг поняла, что очень хочет увидеть Евгения Александровича:"Может, с ним поговорить о своих видениях и мыслях? Он блестяще знает этот город, да и Сологуба обожает. На смех не должен поднять".
Христолюбов в светло-серой рубашке, оставляя за собой едва различимый аромат парфюма Айзенберг, пригласил жестом в комнату, и сам быстро сел к компьютеру. На столе стоял поднос с крупной почти чёрной черешней и бутылкой Просекко.
 – Смотрите, Даша: вот самый старый дом в нашем городе – построен ещё  при Екатерине Великой. Видите, как своеобразно он закруглен.
– А где он находится? – спросила Даша, рассматривая одноэтажное невзрачное строеньице.
– На углу Некрасова и Льва Толстого.
– Да, я его проходила, когда там гуляла.
– До НЭПа в нем была лавка китайского купца, поэтому этот дом называют ещё "Китайским домом". К сожалению, как и многие исторические жемчужины,  законсервирован.
Христолюбов откинулся на стул и, прищурившись, посмотрел в открытое в зелень лета окно.
– Вот флешка, Даша, я сохранил вам весь мой пятилетний труд. Мы с группой наконец всё завершили.
– Поздравляю, Евгений Александрович!
 Христолюбов кивнул, встал и открыл шампанское.
Даше совсем не хотелось отмечать вдвоем это событие. Но вид у Евгения Александровича был столь торжественный, что она взяла бокал и послушно чокнулась. Советский хрусталь зазвенел, рассыпаясь в горячем напряженном воздухе грустными нотками эха. Даше хотелось не выпивать, а пить, это она поняла глотнув прохладное, с легкой горчинкой вино, по-видимому, дожидавшееся её прихода в холодильнике. Бокал был осушен. Евгений Александрович вновь налил шампанское и приблизился к Даше... Как будильник, в соседней комнате задребезжал телефон. Христолюбов извинился и вышел, прикрыв за собой дверь.
Даша съела пару черешен, села в кресло и с удовольствием сделала ещё глоток вина. На секунду ей показалось, что её держат здесь как бы не по собственной воле.  Мягкое, с высокой, как у трона, спинкой, кресло, в котором она чувствовала себя королевой, не отпускало из своих объятий.
Христолюбов вернулся и сообщил, что отлучится буквально на 20 минут к больной тётке, у которой уже год постоянно дежурит сиделка.
– Даша, дождитесь, пожалуйста, я хотел вам сказать важную вещь, – попросил он. – Посмотрите пока библиотеку, может, надумаете что-нибудь взять почитать.
Дверь закрылась и Даша остановила взгляд на бордовом позолоченном корешке книги, стоящей на предпоследней полке книжного шкафа. Встав на стул, она вытащила дореволюционное издание "Фауста" Гёте. Вместе с ним на пол упала прошитая, довольно толстая распечатка. На первом листе было – Е. А. Христолюбов "Продолжение". 
Речь шла о некой Маше, история жизни которой странным образом была похожа на Дашину. Чем дальше Даша просматривала текст, тем яснее становилось, что речь идёт именно о ней. Когда она дошла до места, где Маша переезжает в Великие Луки, стало жутко. Дальше все её движения в этом городе также совпадали с действиями героини. Изменены были только имена.  Дашу начала бить дрожь, она лихорадочно просматривала страницу за страницей. Но что-то автор всё же упустил. Дмитрия здесь звали Вадимом, но отец у него не умирал, и он не уезжал на похороны в другой город, а в момент, когда Маша была на дне рождения Евдокии(Варвары), выполнял заказ – рисовал портрет жены замдиректора Великолукского мясокомбината. Даша не была любопытной и не особо жаждала знать своё будущее, но, пролистав вперёд ещё несколько страниц, нашла себя в роли сожительницы Боголюбова(Христолюбова). Сцена секса вызвала глубокое отвращение. И тут она разозлилась. Христолюбов должен был вернуться с минуты на минуту. Засунув распечатку в сумку, Даша села за компьютер и быстро нашла на экране иконку "Продолжение". Стерев файл, она метнулась к двери и уже на лестнице столкнулась с Христолюбовым.
– Утюг, – вскрикнула она, как от ожога, когда он попытался взять её за локоть. – Я не выключила утюг, – бросила ему через плечо, уже сбегая по лестнице.

В зоне видимости вдоль дома она шла быстрым шагом, потом бежала до проспекта Ленина, остановившись лишь на середине моста. Жизнь города лениво плыла вместе с Ловатью и терялась за горизонтом. Мост был пуст, пара машин не спеша двигалась по проезжей части. Даша вынула распечатку и бросила её в речку. Затем достала мобильник и нажала номер Дмитрия.
– Дима, привет! Я хочу к тебе приехать. Поживём в Пушкине, я согласна.
Через два часа, садясь на станции в автобус до Петербурга, она резко отвернулась от бурно цветущих приторной желтизной кустов акации, куда шмыгнула то ли кошка, то ли ещё какой неведомый зверь.