Самозванка. Глава 3. Юзэрин

«La prima di color di cui novelle
tu vuo' saper», mi disse quelli allotta,
«fu imperadrice di molte favelle.
A vizio di lussuria fu s; rotta,
che libito f; licito in sua legge,
per t;rre il biasmo in che era condotta…*»
«La Divina Commedia» di Dante Alighieri.
(* - Он отвечал: «Вот первая, взгляни:
Её державе многие языки
В минувшие покорствовали дни.
Она вдалась в такой разврат великий,
Что вольность всем была разрешена,
Дабы народ не осуждал владыки…»
Данте Алигьери. «Божественная Комедия»)

Пространный, нарочитый в подавляющей мощи Тронный зал купался в чадном сумраке и благовониях. Исполинские треножники курились драгоценными смолами, гнетущие монолиты чёрных колонн украшали пышные гирлянды истошно-пахучих цветов. У витражных окон, сквозняки одухотворяя, торчали ещё какие-то чародейные кадила. Пьянящий аромат, стылую затхлость оттеняя, патокой тёк сквозь толпу осанистых вельмож, попиравших вышитыми сапожками пол выстилавшие, духмяные охапки. Исчадия крытых замковых садов, изобильных назло здравому смыслу, погоде и проискам садовников, обильно и густо испещрили мрачные стены кружевной кисеёй. Над всем здесь – не исключая рациональность да банальную житейскую сметку – господствовала роскошь, преисполненная осознания собственного величия, точно жирная жаба на припёке, самовластная царица заиленного топляка. 

Чёрный Трон Её Величества напоминал небольшое оборонительное сооружение, созданное – не без огонька, фантазийно – каким в маразм впавшим лесовиком, заядлым любителем мандрагоры и буйного сверх меры чертополоха. Разлапистые розаны алели разверстыми ранами в шипастых переплетениях ветвей. Искусно вышитые золотом атласные подушки в столь откровенно колючем окружении выглядели наивной приманкой очевидного капкана. Не мудрено, что Юзэрин предпочитала говорить с подданными, позируя на фоне. Видимо, тоже не рисковала попрать опасное великолепие. К тому же, в жутком гнезде исправно выводили нежные трели мелкие яркие пичуги – любимицы Госпожи, слишком впечатлительные для этого мира, а потому – увы – недолговечные, исправно мрущие от одного ненароком брошенного взгляда или, не приведи Князья, чиха. Адалин, собственные измышления про змей не ко времени вспомянувший, усмехнулся. Уж где бы, казалось, им самое место. Однако, здраво конкуренции опасаясь да врага превосходящего уважая, ядовитые твари общества державного избегали.

Итак, птицы раболепно свиристели, цветы исправно, с позволения сказать, благоухали, в зале царила торжественная тишина. В смысле, царила-то Королева, лишь на время гаденьким безмолвием попранная. Ради такого случая – как же, как же, заслуженный прелагатай изволил пожаловать – неопределённо бессмысленное совещание прервали, да инструкциями ясновельможную толпу снабдить запамятовали. Вот и растерялись сердешные. Ничего-ничего, потолочь воду в ступе «на благо отечества» ещё успеют. До ужина далеко, а иных развлечений в Замке мало.

Её Величество, князепосланная госпожа долины Олвадарани и хозяйка коронного замка, предивная Юзэрин, девица – ага-ага, не без этого – Равнсварт, перстами сахарными косточки чёток перебирала в ожидании. Застывшие по бокам ряды Лучистых, Высших да динстманнов - контингент, прямо скажем, не самый гостеприимный да к непринуждённой обстановке мало располагающий - отмалчивался. На задах, мерцаньем самоцветным ослепляя да притираниями чародейными пованивая, боевым порядком выстроились Дамы, ибо куда ж без них?

И всё это стойбище молча пялилось на вошедшего.

Пристальное внимание самолюбию не льстило, но упырь попался не из пугливых, стыдом не обременённый, сарказмом подкованный. Так что отреагировал спокойно: остановился аккурат посередине зала, подождал, пока узор колдовской по чёрному мрамору проступит да в круг соберётся. Как именно непотребство учинялось – народ не посвящали. Хотя, по таким потемкам – смеркалось в тронном зале непрерывно, несмотря на наличие сносных витражных окон, – какой-никакой свет, окромя чадящих беспощадно факелов и подвешенных по колоннам чаш с тлеющими головнями, всё же радовал. Чёрный Трон Её Величества силуэтом из потёмок проявляя, да цветочное изобилие обрисовывая. Антрацитовый зал пробрезжил извилистыми жилами чародейных узоров, будто старческая длань – венами. Заблестели отражённым огнём тёмной шпинелью выложенные орнаменты, подножие престола и пяты колонн умащавшие. Зажглись светляками над гатью* (* - дорога через болото, настил через трясину) драгоценности да самоцветные вышивки шелков-аксамитов, бархатов, золотом траченных. Аж в глазах зарябило.

Несравненная Юзэрин изволила улыбнуться. С изяществом и лёгкостью воплощенного совершенства.

-Моя Королева, - выговорилось, вопреки намеренному, чуть медленнее необходимого, с оттеночным сомнением. Упырь неспешно опустился на одно колено, покладисто пригнув в ритуальном поклоне голову, смотреть на самодержицу до срока избегая.

-Адалин.

Лица Фладэрик упрямо не поднял. Судя по голосу, Величество усиленно «волновалось», поставленно розовея бледными скулами. Памятная интонация неприятно резнула слух. Чернявый кровосос, вынужденно внимательный, повадки коронованной упырицы изучил прекрасно. И пусть испытующе глазеть на монархиню почитал ниже своего достоинства, голос – чарующий, натренировано-верный – зазвенел уж слишком отчётливо, пусть и не выпадая из общей благолепной картинки сиятельной госпожи. Основательно щекоча нервишки поставленными модуляциями. Упырь насилу удержал впечатление, сказалось времечко, по ярам-буеракам с волколаками да выжлецами одесную проведённое: шлёнда* (* - непотребная, гулящая женщина) … елейная. Попытка прожечь взглядом чернявую макушку успехом не увенчалась, потому Королева перешла к более активным действиям.

-Ты задержался, Адалин, - сообщил бархатный, колдовски напевный голос.

-Сожалею, моя Королева, - хрипло и глухо это прозвучало. Точно медведь из берлоги отозвался. Подданный неприметно поморщился, облизнув губы: горло будто спазм схватил.

По рядам Высших, отмерших, не иначе, по недосмотру, пошёл бродить стылый шепоток, впечатление общее выражая. Предмет обсуждения попался заманчивый, даже живописный, но весьма неоднозначный. Потому придворные пока в оценке скромничали. Дамы впечатлённо шуршали крысиной стаей в подвале. Да, выглядел нынче «старший Адалин» не слишком респектабельно, можно сказать, удручающе: ни то умертвием, с Мрачных Холмов приблудившимся, ни то пугалом самоходным. Ну, ничего, бывают в жизни огорчения, утешил «еретник» толпу придворных упырей. Жаль, лишь в изобильном, скором на всякое задорное коленце воображении.

-Тебя извиняет и оправдывает результат, - повисла некая неопределённо-многозначительная пауза. Фладэрик поклонился ещё ниже:

-Благодарю, моя Королева…

-Ты можешь подняться, - заметила правительница благосклонно. Тихий, вкрадчивый щебет неотвязных пичуг да робкий шелест обмороженных подданных превосходно дивный голосок оттеняли. Эдаким душным, подчёркнуто-сказочным ореолом окутывая да в мозги ввинчиваясь. Так, что голова отчётливо кружилась. 

Адалин неспешно выпрямился. И поглядел-таки на Королеву.

Нынче девица Равнсварт отдала предпочтение неожиданно скромному туалету. Облачение Её Величества переливалось вышивкой всех оттенков ночи: от лунного серебра до загадочного индиго. Тёмный жемчуг сплетал витиеватые узоры, обтекавшие безупречное тело соблазнительными дугами. Правительница Каменной Розы была достойна каждого хвалебного эпитета, каждого куртуазного выверта падких до преувеличения виршеплётов, без устали прославлявших её совершенство. От изящных туфелек, погребённых под складками изукрашенного подола, до тяжёлой копны безукоризненно уложенных, алмазными бусами перевитых волос. Никакая случайная, лишняя деталь не смела нарушить выверенного великолепия. Юзэрин, по своему обыкновению, была безукоризненна. И трогательно-печальна. Огромные, тёмно-синие, почти чёрные в полумраке зала, глаза, неправдоподобно выразительные, широко распахнулись. На бледных скулах, и правда, проступил легчайший, нежный румянец. Маска пронзительной, возвышенно-утончённой скорби шла прелестному личику чрезвычайно. 

-Ваше Величество, - смотреть не хотелось. Фладэрик предпочёл полюбоваться изощрённым сплетением колючих стеблей за изящным монаршим плечом. Правительница слегка наклонила увенчанную короной головку, будто задумавшись:

-Тебе нужен отдых, Адалин.

-Как прикажет моя Королева, - против отдыха Упырь, ясное дело, не возражал. Но прояснить момент следовало. – Ваше Величество желало меня видеть сразу по прибытии.

-Разумеется, - трепетная безупречность ещё чуть-чуть похорошела, улыбку усугубляя.

Упырь ожидал какого-то продолжения, вполне, в контексте ситуации, оправданного и закономерного. Но Юзэрин отчего-то молчала, прозрачно розовея скулами да губки бархатно-припудренные приоткрыв. Подозрительно-красноречиво. Так что у чернявого паскудненько заныло где-то между рёбрами. И отчаянно зачесался загривок, очевидно, топор палаческий предвкушая. Или на шибеницу настраиваясь. Невзначай скрежетнув челюстями да с духом собираясь, блудный подданный пересчитал пунцовых чудищ, с какой-то неведомой радости цветами прикидывавшихся. Слева Трон стерегла аж дюжина. Пауза затягивалась. Скоро и ясновельможная толпа неладное почует. Королева разглядывала драного, побитого прелагатая с плохо скрываемой смесью странных, откровенно противоречивых эмоций. Фладэрик устало покосился на самодержицу. Волшебное видение улыбалось с ласковой задумчивостью очередной менестрельей грёзы, на стихи переложенной. Потайные страдания лелея. В глазах-озёрах плескалось по личному утопцу.

-Благодарю тебя, Адалин. Я рада твоему благополучному возвращению, - голос ластился голодной кошкой. Исполинские розы почти напоминали пасти каких плотоядных бестий: того и гляди, облизываться начнут.

-Должен ли я присутствовать на Совете? – брякнул Упырь, тщась ухватить за хвост трепыхавшуюся – и упорно норовившую ускользнуть – реальность. Тёмные глазищи затягивали чёрными омутами. – И дозволено ли мне будет развеять… некоторые сомнения?

«Ишь, паршивец», - впечатлились не без зависти динстманны. «Ублюдский… прихвостень», - окрестили Лучистые. Номинально, вопрос был правомочным. Старший Адалин являлся ныне Высшим по праву наследования. Сами вельможи возмущались, правда, не больно выразительно. Так, глазами сверкали из темноты, постной, угрюмой зарёй над болотом. Дамы переваривали услышанное – им на это требовалось больше времени и, возможно, справочная информация. Королева лишь улыбнулась, да так нежно и светло, что на душе шакалы взвыли. Мужик снова опустил глаза. Совсем забыл, по Голоземью вышныривая: вести себя, как приличествует с сиятельной особой, шею гнуть да глаза в пол пялить, дабы её, особу эту, проблесками интеллекта, подданным воспрещённого, не обеспокоить. И, уж точно, не впиваться взглядом в светлейшие и прекраснейшие черты в неизвестных поисках. Девица Равнсварт задумчиво покивала. Узкие, длинные пальчики мерно накручивали резные бусины чёток, изредка задевая острыми ноготками. Едва уловимый звук отчего-то мерещился Упырю особенно отчётливым в сонме фоновых шумов.

- Я прочла твоё донесение…

Фладэрик покосился на сумку. Потом сообразил, о чём именно речь, и сердито скрипнул челюстями: допрыгался. Впрочем. Какое донесение? Понятно, Гуинхаррэн. Но она-то? Там же выжлецова исповедь, кою, с поправкой даже на подхваченную им, Адалином, в людском захолустье трясовицу, за донесение, тем паче, его, мог принять разве что с сильнейшего похмелья престарелый, выживший из ума и подслеповатый тетерев. Это же… измена. И вообще, дичь несусветная, бред хмельной. Вампир беззастенчиво уставился на королеву, перехватив истомлённый взор. Монархиня улыбнулась совершенно обезоруживающим манером. Слегка лишь раздвинув красивые, пухленькие и нарочно припудренные губы, мягкие, что перина в княжеском тереме. Выглядела самодержица, по-прежнему, бесподобно-юной и обманчиво-наивной. Красивее женщины, даже с поправкой на походные реалии, сильно всеобщей дамской пригожести способствовавшие, Фладэрик, пожалуй, не встречал. Одна беда, за нежным фасадом тут крылось преотвратное гнилье… Значит, донесение? Ну да ладно, лешак с вами. Упырь плюнул на Высших – жаль, лишь фигурально, а то началась б потеха – и радостно выдал:

-Они требуют пояснений.

-Не думаю, - губки сложились ещё нежнее. Апофеозом сахарности. - Я всё поняла.

Ладно, судя по улыбке, не так её и смущает эта галиматья. На спытки не тащат, пока, во всяком случае, Хэминда из ясновельможного стойбища для-ради «прояснения» не выкликают. Авось, и выведет кривая. Ситуация мужика бесила. «Дивная Юзэрин» творила отчаянную заумь. Может, и не прочла. Но слишком ровно получается. Что уже чересчур. И снова, светлый витязь Перебор. Прям как в сказке. Ещё и со товарищи.

-Нет, моя Королева, - упрямо тряхнул обросшей шевелюрой мужик, чувствуя, как неприязненно заёрзал на плече встревоженный, тонко настроение хозяйское чуявший горностай. – Они требуют пояснений.

-Изволь, - задумчиво мурлыкнуло Величество, час от часу пригожея прямо на глазах. Вампир моргнул, подумав, не опустить ли взгляд. Уж больно наружность монаршая… располагала. - Возможно, тебе стоит, действительно, всё разъяснить.

Так, кто кому и что, собственно, разъяснять будет? Адалин, в некотором смятении, опустил-таки зенки, застряв где-то на сиятельном подбородке. И призадумался. Насчёт Королевы прелагатай коронный питал эмоции самые неоднозначные и, по правде, подданному совсем не приличествующие, а потому соображать приходилось вдвое быстрее. Опасаясь аудиенции побольше заслуженного эшафота. Величество располагало информацией, неожиданно, куда в большем объёме, чем, при всём старании, удалось раздобыть Адалину. И упырь разозлился. Ослепительной дуре, каковой мужик почитал порфироносицу, по регламенту подобного не полагалось. А по справедливости, и вовсе, надлежало смирненько сидеть в своём позолоченном теремочке, прясть кудель да с дамами шушукаться. Желательно, о кружевах да вышивках, а не ядах заморских и прочих… прелестях подковёрных, монархиней активно пользуемых. Не тут-то было. Адалин уже имел сомнительное удовольствие убедиться. Змея, мало, жалила, ещё и на расстоянии плеваться наловчилась.

-Мессир Адалин, - напевно позвала уличённая самодержица, слегка приосанившись: отблески пошли гулять по разукрашенному вышивками лифу. Вампир уставился на шнуровку ворота, посчитав то более безопасным. Королева благосклонно улыбнулась. Несмотря на всю … тошнотворную двуличность, наружностью Величество могло с полным правом гордиться. Скажем, как вынырнувшая со дна колодца на радость какому подпаску русалка. Повадки имея соответствующие. Юная нежность, стыдом не обременённая. – Фладэрик, - повторила уже тише, словно прислушавшись к эху, самодержица. – Я приму тебя сегодня... сразу по окончании Совета, – медовые губки ласково изогнулись. «Русалка» кокетливо повела хвостом, уже к захвату всерьёз примеряясь.

Упырь холодно кивнул, искривив физиономию в привычную, не слишком благодарную ухмылку: личных аудиенций Адалин терпеть не мог. В основном потому, что, к собственной досаде, не мог за себя поручиться.

Фладэрик от души презирал Её Величество, кусал сердито губы, кривил физиономию… но преданного вассала покладисто отыгрывал. Да так, что порой и сам верил. Пуще того, в хитроумно расставленных мережах державного очарования путался… О чём соратничкам лучше б никогда не догадаться.

«Девица Равнсварт», Её Величество дивноокая Юзэрин едва приметно кивнула. Случайную гримасу приметив, но благоразумно проигнорировав. Прекрасный образ никуда не делся. Как и назначенная аудиенция. Адалин, ещё давеча в седле, как чувствовал. Кивнув да дальнейших «приятностей» не дожидаясь, мужик решительно покинул зал. Красноречивое шипение досказало прочую картину. Теперь уже не только «заря». Болота полыхали.

***

Каменная Роза, замок большой и, бездна его забери, богатый, давал кров не только вельможному выводку, всякого рода «цвету аристократии» со товарищи, ордам взалкавших монарших милостей подпевал-прихлебателей с семьёй, личной охраной да челядинцами, а то и фамильными привидениями, но и своре зверья, означенным «цветом» разводимого. Зачарованного и обыкновенного, во главе с монаршими любимцами. Охотничьими чудищами о четырёх лапах и смертоубийственной, капкан медвежий напоминавшей пасти, суеверно нарекаемыми дворней «собаками». Несуразными, откровенный ужас горячечной противоестественностью внушавшими химерами, похмельными творениями обитателей Башни Эксперимента. Голосистыми (и не всегда благозвучными) пернатыми, от нервных пеструх, что вкруг Трона надрывались, до громадных, сварливых и плотоядных чёрных тварей, больше смахивавших на гибрид вороны с василиском.

Птице-ящеры хрипло – и отчётливо сквернословно – орали за литыми, в руку толщиной, прутьями клеток, отчаянно скрежеща зазубренными клювами да искры когтями высекая. Кое-где решётки, подвергаемые ежедневному террору свирепых узников, погнулись. Кое-где на металле появились красноречивые борозды-заусенцы. А дёрганные, исклёванные да едким помётом протравленные служки предпочитали перемещаться стремительными перебежками по зигзагообразной, неуловимой траектории. И всегда иметь под рукой железный прут, а лучше – ростовой щит, полный доспех и дополнительные рукавицы.

В общем, «птичий сад» Её Величества оставался местом скорее поучительным, чем гостеприимным. Несмотря на тщательную отделку, антураж и озеленительные ухищрения садово-парковых – когте- и клювоупорных – умельцев.

Вот тут-то, щипцами в полтора локтя вооружившись да кокетливо ими над бадьёй с крысами помахивая, Королева и изволила от дел державных отдыхать, любимиц жутких свежатинкой потчуя. Скармливаемые истошно верещали, угощаемые, в свою очередь, за подачки состязаясь, сипло огрызались. И шипели, разевая окровавленные, «зубастые» клювы. Клёкот завистливых товарок из соседних вольеров оглушал. Стайка Дам, замерших почтительно в некотором отдалении под защитой узловатого, заковыристо изогнутого дерева да пары беспросветно цветущих кустов, бдительно шуршала, злоумышляя про запас. «Лучина» Тэрглофф, Хэминдова сестричка, одобрительно улыбалась, массовую крысиную казнь наблюдая. Аэлина Стимбор, горячо «любимая» их с Радэриком тётушка, чопорно предстоявшая подле подружки, на правах родственницы обдала шквальным высокомерием, пришельца смерив косым взглядом злобных, густо подведённых глаз. Фладэрик предпочёл обеих, с позволения сказать, прелестниц проигнорировать.

Дамы, пожалуй, стоили здешних обитательниц. Кто – обморочных заморских трясогузок, кто, как эта сладкая парочка с Пирошиэлью за компанию, - окрылённых василисков.

Подивившись точности неожиданно обнаруженного соответствия, Адалин нашёл нужным нарочито-фальшиво, подчёркнуто-куртуазно поклониться. Янарьед хихикнула, лукаво сверкнув похотливыми глазёнками. Бледная, невыразительная девица за её спиной залилась мертвенно-лиловым румянцем. Впрочем, рядом с ослепительной порфироносной госпожой весь этот кружевной террариум выглядел… довольно жалко. Именитые упырицы мало чем отличались от хрестоматийных аналогов.

-Адалин, - нежно прозвенело от клеток сквозь жуткий грай.

Её Величество изволило сменить гардероб. С проворством, достойным лучшего применения, мрачная чернота сменилась выразительным, винноцветным багрянцем, глубоким и волнующим. Впрочем, Фладэрик почти устыдился: сам он употребил случайную передышку для иных целей, с благопристойностью имевших мало общего. И почти пожалел. Позёмыш, скорбно возлежавший на плече, укоризненно приподнялся, метко прихватив за ухо. Упырь скривился: вот ещё зверьё ручное его манерам не учило. Хотя переодеться, понятно, следовало. Если не из соображений галантных, то для конспирации.

Старший Адалин покидал тронный зал Её Величества в растрёпанных чувствах. А говоря проще, в ярости. На себя, проклятую коронованную красавицу и весь её плюшевый, ядовито-приторный двор. Косые взгляды Дам, исполненные зависти или подозрения улыбки-приветствия державных мужей, шепотки и общая обмороженность бесили больше откровенной ненависти. Тоже, впрочем, кое-где мелькавшей. Но куда отчётливее вызверился Упырь на собственную дурость, во всей красе развернувшуюся. Неосмотрительно недочитанные свитки, отсрочка дурацкая, постыдное малодушие покрывавшая видимостью дружеского участия, и – венцом тягучего, болотно-вязкого бессилия – впечатления, рассудок последний затуманившие.

Потому и пошёл, сердито шаг чеканя да каблуками пыль замковую в мрамора вколачивая, Адалин не в палаты, от щедрот царских в почётной, Алой, Королевскую подпиравшей, башне пожалованные, а прямиком к чародеям, куда обыкновенно подданные предпочитали не соваться. Во-первых, за жизнь справедливо опасаясь, поскольку жутенькое сооружение, чудовищный выкидыш колдовского зодчества, здесь не слишком убедительно претворявшееся архитектурой, вздыхало и постанывало, на ветру шатаясь, что-то уж слишком горестно. Во-вторых, сносить паскудный нрав и странные пристрастия аборигенов так и не выучившись. Замковые чародеи, за редким исключением, страдали от прогрессирующих неврозов, врождённых маний, одержимости и, скорее всего, перманентного запора, чем и объяснялись сезонные вспышки, немотивированная агрессия и потенциальный каннибализм. Фладэрик относился к дивным особенностям придворных чароплётов толерантно, как к профессиональным издержкам. В конечном итоге, ему пока не попадались на жизненном бездорожье вменяемые колдуны или сильно уравновешенные шаманы. Да и вообще люди-нелюди, если на то пошло.

Поднимаясь по зыбкой, изломанной и реагентами попятнанной, подкопчённой винтовой лестнице, Адалин привычно игнорировал аутентичное оформление, представленное широчайшим ассортиментом покойничков разной степени свежести – или дохлости, – цепей-колец-решёток, под произвольным углом в стены вмурованных, бодреньких тварей, с кромки пробравшихся да контингентом местным полонённых, и прочим прелестям здешних будней. Клацающие во мраке челюсти особого восторга, конечно, не вызывали, но отчего-то и не беспокоили. Чернявый погрузился в размышления и на окрестность припылённую внимания не обращал, пока из очередной ниши ни вынырнул льдисто-синим, почти сапфировым мерцанием окутанный, долговязый силуэт, костяк в полотне напоминавший больше, чем окрестные скелеты.

-Упырь? – инистый призрак закашлял, широким рукавом белоснежной рубахи заслоняясь. Несколько некрупных, в пядь величиной, светляков, за плечами белёсого «умертвия» помаргивавших, разгорелись ярче, озаряя исчерченную копотью кладку и стёртые, покатые ступени, во мрак ввинчивавшиеся.

-Здравствуй, Сполох…

Тегейриан – ещё одна неразгаданная шуточка падкого на всякую придурь старика-Майлгуана, мальчишку-первенца нарекшего женским именем – Эльзант. Остроумно за навязчивую страсть к воспламенениям прозванный Сполохом. Белёсый, перламутрово-мерцающий чародей-динстманн на службе Её Величества. Мягко говоря, не бесталанный. Как раз задумчиво облокотившийся в неведомом ожидании плечом о разомкнутую решётку побочного хода, от шахты основной куда-то в чародейные закрома Эксперимента убегавшего. И зенками, синевой потусторонней полыхавшими, помаргивавший. Ко всему прочему, скуластый красавчик ещё и лыбился самым беспардонным образом, не слишком благообразно, однако на диво дружелюбно. Широко раздвигая бескровные, кипенно-белые губы. Волосы цвета лебединого крыла кровосос собрал в привычный хвост.

Поглядев на перламутровое исчадие заколдованной башни, Фладэрик внезапно сообразил, кого ему так навязчиво напомнил несчастный Гристоф, до срока поседевший и как будто выдубленный. Пожимая протянутую, сухую, как щепа, и столь же истончённую, руку, Адалин прикинул, что допрежь никогда не интересовался причинами странного преображения чароплёта. Помнится, ещё четверть века тому, наследник Эльзантов щеголял вполне пристойной каштановой шевелюрой и густыми, прямо-таки соболиными бровями. Теперь, разумеется, льдисто-прозрачными, точно узоры на зимнем окне.

-Чего зенки сузил, Упырь? – фыркнул Тегейриан с прежней, даже ласковой усмешкой, пропуская гостя вперёд себя в полутёмный лаз. Светляки медленно угасали, исходя серебром.

-Кашель. Ты болен? – кратко поддёрнув плечами, оглянулся чернявый. Сполох легкомысленно взмахнул прозрачной кистью, в широком, не подвязанном рукаве сорочки особенно выразительной. – И почему в одной рубашке?

-Тигель рванул, смердит, зараза… Как раз шёл переодеться, - ухмылка сделалась язвительнее. – А кафтан с окна швырнул. Аккурат в садик Её Величества хлопнулось… Жасминчик оттенять.

-Озорничаешь, - против воли проникаясь настроением, одобрил мужик. – А что насчёт кашля?

-Простыл, наверное, - Эльзант небрежно перебросил над головой пару молний. – Я ждал тебя. Гадал, заглянешь – нет…

-Гадал? - прищёлкнул языком чернявый. – И что сказали потроха?

-Что голубей разумнее потрошить в кулинарных целях, - белёсый кудесник хрипло фыркнул и тотчас закашлялся. Да так остервенело, что Адалин обернулся, пристальнее поглядев на товарища. Приступ Фладэрику совсем не нравился. Потому как простуду напоминал в последнюю очередь. – Да не гляди так! – огрызнулся, сердито утираясь, Сполох. – Сквозняки тут, сам знаешь! Протянуло…

-Смотри, тоже не протяни… - намеренно фразы не окончив, Упырь, тем не менее, покладисто отворотился. Тегейриан, обыкновенно, в няньках не нуждался. И соображал прытко. Во всяком случае, опасную хворь коронный динстманн сумел бы отличить без посторонней помощи. Раздражённо подтянув ворот рубахи, чародей сощёлкнул с пальцев очередную молнию, зависшую над белой маковкой болотным огоньком. Чернявый поморщился, отгоняя непрошенную ассоциацию. – Я видел твоего брата… - умышленно малозначительно заметил он, досадуя на собственное малодушие: слишком уж остро захотелось побыстрее сменить тему. Эльзант вопросительно изломил белесую бровь.

-Которого из? – хоть сколько-нибудь озабоченным Сполох не выглядел. Как и вообще заинтересованным.

-Младшего, Диглэриана. На карауле дулся с близнецами Корсвицами в кости…

-Недоумок, - пожал плечами, кажется, ничуть не удивлённый братишка. – Эриан в своём репертуаре. Дурачок порченный – бредит двором и какой-то дичью про славу отечества. Отправлю весточку Фрагиану, пусть мозги вправляет, мне недосуг, - чародей снова поперхнулся. На этот раз откашливаться вампиру пришлось чуть дольше. Фладэрик выжидал с непроницаемым видом, пощипывая неспешно зараставший подбородок.

-Скажи-ка, друг, - проронил чернявый, когда заметно посеревший динстманн выпрямился. – А Корнфлид… или кто другой из Старшин Круга… видал вот это?

-Кашель-то? А у нас тут не девичья светёлка, чтоб над каждым чихом трястись…

-М-да…

-Завязывай тут рожи корчить, - оборвал решительно Тегейриан, заметив характерную складку. Адалин выразительно покачал головой. – Давай-давай! А то подумаю… плохо!

-Подумай хорошо, - от души присоветовал Фладэрик, сгибаясь под низкую притолоку небольшого портала, местное обиталище коронного кудесника стерегущего. Толстая, обшитая железом дверь наводила на мысли о подземельях, полонённых чудищах и, почему-то, старцах в колючих власяницах. Упыря аж передёрнуло.

Сполох, будучи одним из главных чародеев-динстманнов Е` Величества, имел полное право претендовать на нечто презентабельное, однако предпочитал скромный кут в неприступной – и редко посещаемой посторонними – Башне, вдали от двора и всех условностей его. Коморка состояла из трёх комнат и кладовой, имела узкие, обрешечённые окна, тщательно оберегаемый от использования очаг, несколько жаровен, по углам расставленных, и, разумеется, несколько трофейных чучел. Над очагом, к примеру, лукаво помаргивал инкрустированными зенками безобразного вида ящер с перепончатым воротником, встопорщенным короной вкруг затупленного, бугристого рыла. А у окошка притулилась остроумно в саян пестрядевый обряженная гарпия.  Привычный к эксцентричным интерьерным пристрастиям белого чароплёта Адалин равнодушно оглядел безукоризненно прибранные покои. И благосклонно уселся на застеленный шкурой сундук, поджидая, пока хозяин выберет новый кафтан. Спутник, ласка – предсказуемо – Искра, тоже как будто полупрозрачный в зимней ещё шубке, вынырнув из каких-то теней, насторожился, разглядывая гостя. Позёмыш при виде вёрткого конкурента неопределённо-гортанно заворчал. Упырь насмешливо потрепал ревнивого горностая по шёрстке. Искра, весь в хозяина («почему Искра? он же мальчик», - «я тоже»), отличался нравом ехидным и непредсказуемым. А ещё кровожадным сверх всякой необходимости.


-Давно хотел спросить, - неспешно проронил Фладэрик, разглядывая чешуйчатое страховидло на стене. Рубиновые глазки отчётливо косили. – Откуда такая дивная расцветка…

-Расцветка? – стягивая шнуровку куртки из вываренной кожи, Тегейриан прошёл к одной из жаровен, приласкал тотчас преданно полыхнувший огонёк, отщепил сгусток и, не глядя, запустил через комнату. Упырь не отреагировал. Непринуждённая лёгкость исполнения искупала некоторую театральность. Бесцветный Эльзант обернулся, приветливо улыбаясь в ожидании пояснений. – Ты про белизну?

-Похвальный аскетизм, - кивнул мужик с усмешкой. – Изысканно.

-Рад стараться! – Эльзант, ядовитый похлеще какой болотной гадины, отвесил насмешливый поклон. – Вообще, дурацкая оплошность. Один опыт… вразнос пошёл. Очнулся на другие сутки уже таким.

-Что за опыт?

-Удивительно, - оценил, продолжая забавляться со светляками, Тегейриан. – Ты, помнится, тогда и бровью не повёл. Лет тридцать же прошло… А теперь чего?

-А теперь, кажется, Наследник чем-то подобным балуется. Вот, хочу узнать, чем именно…

Чисто прибранные, опрятные покои Башни Эксперимента, красноглазые чучела, мехами выстеленные сундуки и жонглирующий молниями чароплёт медленно выцвели, проявив из небытия другую, значительно менее приятную мизансцену. Фладэрик поморщился, отгоняя воспоминания. Проникновенно стрекочущий у ног Искра вызывал куда больше приязни, чем оглушительное «вороньё» и воркотание клятых дам.

-Вероятно, ты хочешь отчитаться. Что ты узнал? – скормив очередную крысу прожорливым пернатым, неспешно обернулась Королева. Густая копна медовых волос, спущенная по плечу, атласно переливалась, оттеняемая алмазными низками. Продолговатые резные серьги загадочно мерцали. Её Величество едва приметно улыбнулось, опустив длиннющие ресницы. Фладэрик же, напряжённо озирая птичьи узилища, напротив, нахмурился. Чёрные твари отчаянно клацали окровавленными клювами, норовя уцепить кусок пожирнее. Если не из подачек, то, на худой конец, из соседского бока.

Угу. И что это значит? Про свитки, понятно, молчок. Что же там дальше-то, если начало такое… радостное? А, леший подери обоих вас… по очереди. Дознаться бы сперва... Напрямик, что ли, спросить, для-ради хохмы да изощрённого самоубийства. На шибеницу не потащат, конечно, но брату не поздоровится. Накануне-то присяги. Адалин скрипнул челюстями.

-Много всего творится в подлунном мире, да не обо всём стоит сказывать, - затянул привычную распевку притерпевшийся к обрядам мужик. – В нагорьях Враэрдэа зима выдалась скверная, смёрзлись до дна Пратс и Выглинка, отчего князь Эрцлафа тотчас двинул войной на князя Гвэртэврана, недомерка семнадцати лет от роду, а с верховий, тем часом, на промысел спустились льдистые великаны, и всю ту кодлу княжью, витязей да крестьян вооружённых, подчистую… хм… пожрали, - по сторонам мужик не глядел, в выражениях не стеснялся. И, в общем-то, несмотря на всеобщее невысказанное пожелание прислушивавшихся дам, сворачивать монолог пока не помышлял. Благо, порассказать, и впрямь, было что. -  В Жешских Землях, по обе стороны Больших Вил, что в Малом Владении, что в Старом, мор, да ещё такой паскудный, что в Дзвенцске престольном магнаты уже столковались звать на подмогу Чародеев Армандирна и Чародеевой Пущи, в довесок к колдунам Семи Ветров, что там от Наследника эмиссарствуют и, в данный момент, на ровне с прочими горшки беспощадно марают. Ибо потонуть всем скопом опасаются. А на Костяном Холме, прямо под бойницами Аксцебужца, ведьмы шабаши справляют почти каждую ночь с самого Громника* (* - один из зимних календарных праздников. Обычно приходится на начало февраля). Так что выработки на взгорьях Дзедзнэ пустуют, а казна жешская, в отличие от ям выгребных, мелеет, - Юзэрин, неприметно губки сахарные стиснув, передёрнула изящными плечами, будто собираясь из воротника выскользнуть. Фладэрик, интонации не меняя, продолжал изощрённое издевательство. -  Огниффские воеводы к границам Влакитании войска стягивают, видать, белок с барсуками застращать собираясь, ибо рыцарство тамошнее, преимущественно, ни на что более не годится, к изобильному фантазёрству, песням да возлияниям тяготея. Костры походные от самого престольного Станбергваэра горят. Грозят войной оборотням Дитмара, что в Шрекелере заправляет, а заодно и Седого Имрэ из Влакитании вытурить похваляются. Если не перепьются до сроку и друг друга не перелупят. Рыцарство всё больше против Диколесья напирает. В Аггер-Ильвинор уже помосты-шибеницы мастерят. Территорию промеж орденов поделив. А между тем, пушной промысел страдает. Купцы злятся, егеря клянут господ, охотники пытаются браконьерствовать, так что Шрекелер не голодает. Одна беда – выгрызать из доспехов обед не всегда сподручно, - Упырь мимоходом улыбнулся. Королева не отреагировала. - В Непроходимье Чёрный След лютует, вместе со Свободными вампирами из Коммуны колдунов с выжлецами сквозь частый гребень пропуская. В Иргибе, как обычно, выжлецовы радости: отловили Пещерных Оборотней с Горными Чертями, и молодняк на них натаскивают. Великана льдистого с Белых Гор приволокли, так он, как проспался, цепь порвал да в болота восточные ломанулся. С седмицу ловили, по ворге* (* - Болотистая лощина, кочковатое болото) аукаясь, а он, тем часом, северное предместье Кхаркхелла подчистую выжрал. Да, видать, потравился. Нашли уже дохлого, - Юзэрин покивала, по-прежнему, впечатления талантливо скрывая. - При дворе Озара всё тихо. Сердаград активно благоденствует. С Имтильской династией князёвой породниться царь Косой затевается. Каким образом только – не понятно. Ибо с обеих сторон законные-признанные одни девицы. Но, может, одну из них высочайшей милостью признают отроком. Или вернут заложников. Кто знает? Миридик… Хм… Миридик активно территории расширяет. Эрвар, видимо, увлёкся подсечным земледелием. Ллокхэн…

-Миридик… - неожиданно перебила Королева, дрогнув чёрными ресницами. Глаза-озёра, бездонные омуты, скользнули по притихшей стайке придворных змеек под кустом и устремились на чернявого прелагатая. Адалин взгляда не отвёл. Нарочито физиономию заморозив на манер маски.  Нежное личико порфироносицы изобразило рассудительную, хрестоматийно-невинную задумчивость. – Мне говорили, солнце встаёт ближе к Семи Ветрам…

Ага. Фладэрик чуть не поперхнулся заготовленным продолжением. В подлунном мире, явно, творилось некое неопределённо-гадостное безобразие. Ну, не может же «князепосланная» быть настолько тупа, как обычно прикидывается. «Лисий» воротник, почуяв напряжение хозяина, выпустил когти. Один из свежих швов, проходивший как раз по плечу, покладисто разошёлся, и уголок туники, злорадно свесившись из-под кафтанца, медленно пополз вниз. Несколько обескуражённый Адалин, забывшись, вопросительно, почти недоумённо покосился на правительницу, вздёрнув чёрную бровь.

-Да, Миридик восточнее нас, - согласился вампир, старательно маскируя очевидную насмешку. Ладно-ладно, знаю я твои шуточки.

-Фладэрик… - изумительно-красивая госпожа с очаровывающей наивностью прикусила напудренную губку, умышленно запнувшись, - Адалин… скажи, там уже сошёл снег? – притаившееся под деревом кубло едва слышно шелестело юбками. Птице-ящеры сердито взлаивали, трепеща крылами.

-М, да… - откликнулся упырюга с малозначительной поспешностью. Оговорки королевы ему не нравились. Следовало возвратить инициативу, пока замысловатые кружева не обернулись удавкой. – Они ещё и южнее, - краткий экскурс в особенности политической географии. Жаль, из благородных соображений совершенно бесплатный. Королева вздохнула, собираясь изречь очередную двусмысленную пакость, однако уставший прелагатай её упредил. – В Хуторье, человеческом поселении на границе Великих Топей и Голоземья, моя Королева, я оказался свидетелем любопытной беседы. В связи со сведениями, полученными мною прежде, могу предположить, это касается последних действий Алмазной Лилии Ллакхара. Эрвар готовится к войне…

Помнится, маршрут планируя да между четырьмя столпами местной цивилизации, носившими гордые имена: Хуторье, Дратва, Беглянка и Выжига, - выбирая, Фладэрик просто проложил кратчайшую стёжку до Поста. Поскольку завшивевший городишко мало уступал трём оставшимся деревушкам. Плетень, к примеру, на поверку оказался даже более хлипким, чем обмазанный глиной заплот в Выжиге, укоренившейся, как из названия ясно следовало, на месте стоянки углежогов. Разве что хуторчане балия завели личного, а не шепуху-Зарёву в избушке на отшибе. Клятый, ушлый до оскомины, хуторский балий устроил Упырю, от усталости да близости Долины бдительность потерявшему, «народные гуляния» с бубноплясками. Сперва один из медальонов в наглую тиснув – и как углядел, вещун божевольный, -  а там и облаву качественную организовав. Фладэрик, конечно, тоже выгоду получил, трёп ленивый, промеж двумя заезжими колдунами да ведуном мухоморным в корчмёнке захудалой протекавший, послушав. Под капустку с репой тушённую, да нерадивым стряпкой загубленную.

Болтали путешественники, из Буёва Ратовища к Бшегненским Горам направлявшиеся, да запасы пополнить завернувшие, в сущности, близко к тому, что поведал Ваа-Лтар перед смертью. Мол, выжлецов выкликают поближе к сиятельной персоне их паскудного повелителя. Вот и эти старатели подвизались колдунов северных, что за Зубатым Молотом себе целый город в скалах понарыли, к порядку призвать да об обязанностях гражданских напомнить, пока кости целы да шеи не мылены. Балий, «гостюшек родненьких» потравой какой-то вонючей потчуя, восторженно охал-ахал, зенки масляные подобострастно щуря. Ужом юлил, подробности выспрашивая да преданностью самозванной выхваляясь. Захмелевшие «баре-чудодеи» одобрительно усы в подливе купали и улыбались. А Фладэрик, мрачно репу ковыряя, слушал-запоминал. То, что за Хмурью анклав Ллакхарский самоорганизовался, как мухи из падали, мужик и прежде слышал. Даже смотался в те края. Однако, к вящей горести Наследника, обнаружил вполне безобидную компанию добронравных учёных мужей, в горы от греха – Эрваром в народе прозываемого – подальше удалившихся да над свитками смиренно тлеющих. Бшегненские колдуны отличались воинственностью марципана, в сиропе плавающего. И от реторт своих отрываться не собирались даже под предлогом конца света, скромно в ворота постучавшегося. Некое смутное новомодное вероучение где-то в степях восточных подхватив и в стройную концепцию выпестовав, так что Фладэрика, невзирая на происхождение, мало кольями не тыкали, ещё и потчевать при каждом удобном случае затевались. Пересказывая теперь с мрачным удовлетворением плоды трудов неправедных Её Величеству, Упырь внезапно припомнил давно и нервно пытавшуюся привлечь к себе ускользавшее внимание деталь, скромный, подспудный элемент подсмотренной картинки, невзначай брошенную фразу. Пустую и настолько бессмысленную, проросшую светской беспечностью, что Адалин, по величайшей дурости, сразу и не приметил. А теперь, поспешно соображая, свирепо скрипел клыками.

Седой, поджарый Ллакхар, многозначительно покручивая на пальце Фладэриковым амулетом, балием хвастливо подсунутым, любезно интересовался здоровьем общей «стрыечки», долженствующей со дня на день… нет, не коня двинуть к вящей радости сердобольной родни, а, напротив, от хвори досадной излечиться. Балий радостно щерил гнилые челюсти, а второй, ухмыляясь, заверил, что здоровью родственницы более ничего не угрожает. «Поправилась», значит, ведьма окаянная. Судя по всему, переговоры идут давно. И Миридик всё более активно к Долине принюхивается.

Чернявый пожалел, что, посчитав дальнейшее наблюдение бессмысленным – а также слегка окосев от густого лукового духа, с угаром пополам корчму пеленавшего, –  не соизволил дослушать.

Упырь замолчал, прикидывая шансы. Её Величество, задумчиво склонив к плечу прелестную головку, теребила щипцы, сложив нежные губки трепетным бантиком. Если б сам не видел, Адалин не в жизнь не поверил бы, что можно так претворяться. Мысленно отдав должное актерскому дарованию, а также отметив, что бледность идёт венценосной заразе ничуть не меньше прозрачного, «девичьего» румянца, Упырь быстренько завершил рассказ в духе обычной прибаутки, особенно красочно расписав недоброй памяти Бажаеву «кобылицу» и ночной галоп по Холмам. Про Ваа-Лтара, разумеется, нарочно промолчав. Юзэрин, точно веером отмахнув изуверскими щипцами, пронзительно вскинула на подданного широко распахнутые «озёра». Клинической подозрительностью – дурная такая болезнь, приставучая и хроническая – здесь Адалин маялся явно не в гордом одиночестве. Тем не менее, фарс продолжался.

Что, ляд забери её совсем, могло задумать это хищное создание, ланью тут без устали прикидывавшееся? Разоружить Стяг, запретить разъезды… наместника от Миридика в Замке упрочить? Просватать Эрвара?

-Ваше Величество, - ступив непозволительные полшага к благоухавшей заморским исступлением повелительнице, понизил голос желтоглазый. Равнсварт проворно глянула на обмерших в плотоядном предвкушении Дам, однако и не подумала отодвигаться. – Моя Королева…

-Фладэрик? – от волос пахло смесью эфиров. Мужик отчётливо различил бергамот,   померанцев цвет и ещё нечто столь же волнующее. Такие благовония возил из Беллемлина в западные земли Янсель, дружок-Свободный, на равнине промышлявший. И богател на них больше, чем на специях да побрякушках. Упырь прикрыл веки: а чего он ждал от Её Величества, безукоризненной Юзэрин? – В чём дело, мессир Адалин? – мурлыкнуло нежное создание сквозь ревнивый клёкот позабытых «пташек».

-Моя Королева, - повторил, чувствуя досадную резь в горле, чернявый. – Прошу простить мне неподобающий вид и грубость, - синие «омуты» доверчиво потеплели, однако в личике державном промелькнуло на миг ироничное выражение.

-Ты воин, разве нет? - тонко, удивительно уместно улыбнулась Королева, стискивая изящными пальчиками жуткие щипцы. - И всегда пренебрегал "ясновельможностью".

-Моя госпожа слишком добра, - Фладэрик ещё наклонил голову, разглядывая роскошный позумент, ворот монарший украшавший да плечики алебастровые выгодно подчёркивавший. На хрупких ключицах возлежало скромное по меркам придворной моды ожерелье. Юзэрин томно поёжилась, переспросив едва различимым, бархатным шёпотом:

-Твоя госпожа...?

В толстенные прутья шумно врезалась, гортанно хрипя, пернатая тварь. Клюв судорожно заскрежетал по решётке. Королева вздрогнула. Да что там, Адалин и сам готов был посторониться. Неподвижные птичьи зенки источали прямо-таки неправдоподобную ненависть. Правительница, затрепетав ресницами, кратко глянула на заледеневшего прелагатая. Высокие скулы невесомо порозовели. Упырь усмехнулся:

-Кажется, королевским любимцам не хватает хозяйской ласки... - а лучше - болта в пузо. Чёрное создание, исторгнув из глотки сварливое "кра", переместилось в бок, усердно когтя зловеще поскрипывавшую клеть. Юзэрин, помедлив, вновь устремила взгляд огромных, темных глаз на подданного, словно изучая. Хриплую "любимицу", прутья обгладывавшую, игнорируя. Как и не слишком дружелюбное, на Фладэриков – взыскательный – вкус, присутствие Дам.

-Ты находишь?.. – вдумчивое лукавство всегда удавалось правительнице с особенным блеском. Отравленные иглы плутовского, потайного, ехидства кололи исподволь, но без промаха.

-Хм, - «певчие создания» продолжали радовать слух чудовищной какофонией грая, хрипов и скрежетов. Благовония ощутимо пьянили. И усмехнулся Адалин вполне искренне, в «омуты» всматриваясь. Видимо, утопленника разглядеть уповая.

-Я предприму меры, - ресницы скромно опуская, пообещала Королева с мягкой, точно гагачий пух, застенчивостью. Упырь рассеянно кивнул, насилу сдерживаясь, чтобы не придушить клацающую клювом тварь, повисшую на прутьях. – Что касается сведений, тобой добытых… Твои взгляды не изменились? - а твои-то взгляды каковы, «стрыечка» полоумная? Мужик усилием воли отогнал сторонние впечатления, сосредоточившись.

-Эти свитки… - начал, было, «еретник», но взгляд, брошенный на него из-под веера долгих ресниц, заставил вовремя прихлопнуть пасть.

-Я знаю, - прошептала самодержица, трагически щипцы тиская. И ещё на полшажка подступая. Фладэрик выжидающе нахмурился. «Серьёзно?» Юзэрин Равнсварт, блистательная госпожа и повелительница, хозяйка коронного замка и всея долины, смотрела на прелагатая с весьма странным выражением. – Хорошо, что ты догадался прислать их мне, минуя и Гуинхаррэна, и Канцелярию. В последнее время… верность обоих вызывает всё большие сомнения… - Адалин мысленно присвистнул: такого поворота он не ожидал. Благополучие Хэминда, ясное дело, занимало мужика мало. Но Эзра… Выходит, Корсак не зря обеспокоился.

-Моя Королева, - чернявый склонил голову. Тревожно-проникновенный взгляд монархини старательно игнорируя. Наравне с притихшим в кустах кублом. Дамы выжидали продолжения, во всю фантазируя. Слышать нарочито-негромкой беседы они не могли, зато воображали вдосталь. Прикинув картинку, Упырь показал вид, будто хочет забрать у Её Величества щипцы. Невзначай коснувшись бледных пальчиков. На миг аккуратные бровки наморщились. Юзэрин руки не отняла:

-Терглофф обвиняет в измене одного из вас, - проронила правительница тихим, сокровенным шёпотом. – Подозревает, что Второй Советник покрывает заговор. А ты… Впрочем, теперь я догадалась, - кормить жутких бестий не хотелось до отвращения. Однако мужик, сделав некоторое усилие, всё же швырнул в клетку очередного крысюка. И отложил щипцы. Почти даже без видимой гадливости. Порфироносное совершенство отчётливо касалось его плечом и, помедлив, Адалин с удивившим его самого куртуазным изяществом подставил руку. Юзэрин, мягко, словно в танце, облокотившись, благодарно прикрыла невозможно-синие глаза. – Чудовищно, но союз необходим нашей стране, - пролепетала, нежные губки страдальчески изгибая, Королева.

И всё-таки, союз. Портовая шлюха и подгулявший «кавалер». Фладэрик в который раз пожалел, что не прочёл всего свитка. И покладисто симулировал философскую задумчивость, сильно смахивавшую на осоловело-хмельную гримасу конченного грибника-первопроходца, жалобного в предвкушении желудочных колик. А Тэрглофф, дрянь исполнительная, и не в курсе, очевидно. Адалин незаметно прикусил клыками уголок рта. Дивная Юзэрин, грустно опустив глазки долу, обмирала подле воплощением трепетной безысходности. Да ручкой свободной покаянно блестящий подол мяла. Прямо-таки добронравная девица на выданье, юная прелесть записной непорочности. Хрупкая статуя кроткой чистоты. Пропасти на неё нет…

-Я… понимаю, моя Королева, - изрёк Упырь, наконец, после издевательски-долгого, мучительно-непроницаемого изучения дерущихся над скромной подачкой тварей.

-Нет, Адалин… - покачала головой правительница. Ясновидящая, тотчас ядовито окрестила в уме чернявая язва, исподволь хрупкую ладонь пожимая. Юзэрин тихонько вздохнула, бросив на подданного выверено-кроткий взор из-под густых ресниц. – Фладэрик… Боюсь, ты и близко не представляешь, что происходит. 

Упырь призадумался. Любопытно знать, кто именно домогается союза. Могли ли свеженькие колдовские фокусы Семи Ветров так перепугать Её дальновидное Величество? Магия Ллакхар, особенно эта её новая форма, Наследником «реставрированная» из древнего искусства времен Священных Повелителей, пращура-Эрвара и прочих пыльных непотребств, обывателям внушала тревогу, граничившую с откровенной паникой. Поскольку отличалась прямо-таки хрестоматийной жутью, активно пользуя силы, обыкновенно чародеями-шаманами-ведунами благоразумно избегаемые. Ввиду подчёркнутой неуправляемости оных. Чему иллюстрацией катастрофа Ллокхен. Сколькими же подданными Адальхэйн с лёгким сердцем поступился, изобретение своё проверяя? И что за страсти из тех, что ждут, подобрались поближе, свободу предвкушая.

Те, что ждут…

-…этой силе нет равных, - прошептала Юзэрин весьма своевременно. Так что Фладэрик почти вздрогнул. Вот тут Королева попала в яблочко. Не стоит живым – и оными активно притворявшимся – тревожить кромку без нужды. Да и с нуждой соваться, в общем-то. - Лишь южные горы могут помочь нам в борьбе с тем, что идёт с востока.

Что-то идёт с востока? Постыдно-простодушную мысль, что королева боится солнца, вампир отбросил сразу. Что тогда? Мятежные стада степных крыс, кагалом для-ради пущей выразительности собираясь? Или в рощах Стародревья вязы с ясенями оседлостью прискучили и комли в поля навострили? Ладно, определим после. А вот разгадка того, кто должен помочь упырям победить неизвестную заразу, притязающую на мировое господство, нашлась сразу, даже долго думать не пришлось, тело до сих пор саднило от «ласкового» обращения. Значит, Миридик. Ну, что ж, туда вам и дорога, «стрыечка» божевольная. Пора кончать балаган.

-Моя королева столь же мудра, как и прекрасна, - галантно улыбнулся Адалин, нежную ручку едва приметно оглаживая. Хрупкая ладонь с чуткими пальцами, изукрашенной манжетой узкого рукава открываемая. Сколько соплеменников по её мановению в казематах под Розой сгинули, сколько в Башнях Северных затерялись, а то и в болотине какой на дальних разъездах… - А Наследник…

-Согласен на союз, - изящная ладошка вздрогнула, проворно ухватив заскорузлые пальцы подданного. Вообще-то, Упырь имел в виду, что Его Лилейшество Наследник – редкостное паскудство. – Фладэрик! – Королева на миг прижалась к его плечу, виском ароматным мазнув по драному кафтанцу. Адалин машинально вытянулся по стойке, но «девица Равнсварт» уже откачнулась в сторону, плеснув широкими рукавами верхнего платья. С трагической грацией подстреленного лебедя. - Это единственный выход. Их помощь за исполнение условий...

-И с чем мы будем бороться? – ляпнул позабывшийся, ощутимо залюбовавшийся тонко разыгрываемым представлением, вампир, тотчас пожалев о невоздержанности. Королева стремительно оглянулась через плечо, «омуты» распахнув с подозрением:

-А ты не в курсе?..

-О, - невозмутимо кивнул «еретник», прикусив теперь нижнюю губу как бы в задумчивости. – Хм, были варианты.

Блистательная Юзэрин, страдания должным образом обозначив, вновь покладисто облокотилась на предложенную руку, и Фладэрик, галантно кивнув, повел Её Величество вдоль жутких клетей, будто бы ракурс для лучшего обзора избирая. Впрочем, пригожее обитатели птичника не становились. Ни пернатые, ни в шелка обряженные. Правительница, грустно покачивая изящной головкой, покорно плыла подле, сияя медовыми переливами изумительных волос, благоухая терпкой, тщательно выверенной пропорцией свежести и соблазна, вкрадчиво шурша роскошным подолом.

Адалин пытался размышлять, развитие беседы предвкушая да возможные ловушки предугадывая. В означенных условиях получалось у Упыря куда хуже желаемого. Особенно когда нежная ручка, непредсказуемо отмерев, впилась коготками в ладонь. Благо, перчатками пренебрегавший Упырь за время конных шатаний умудрился выдубить кожу, практически, намертво. Так что эффект получился несколько смазанный. Проворно оценив окрестность, подданный сообразил тактические плюсы антуража: глазастых Дам милосердно загородил очередной пышный вольер голосистых истеричек, плотоядные чёрные твари скрылись за поворотом. А благоухавший вовсю розовый куст придавал закутку некую романтическую интонацию. Чернявый улыбнулся, привычно вылепив на лице пристойное подобие подходящей случаю гримасы. Юзэрин предсказуемо взмахнула великолепными ресницами, прямо-таки источая безутешность. Очень, по чести, к этим утешениям располагавшую. Только сентиментальную слезу пустить осталось. И скользящий узел на верёвке проверить, чтоб точно придушил… Фладэрик мягко пожал царапучие пальцы, предвкушая монолог.

-Союзы трещат по швам, - пролепетала, доверчиво моргая невыносимо заблестевшими, увлажнившимися глазами, правительница. - Торговые договорённости с мореходами Имтильскими, с западными негоциантами и Озаровыми купцами... Долина, как ты знаешь, не самое популярное место… Мэтр Хозяин робко намекает на пустую казну, Канцлер вдохновенно поёт о заговорах, за спиной моей исправно плетущихся, Чародеи блажат о Тварях и демонах темнокняжеских, на волю рвущихся. Гуинхаррэн молчит и морщится, хоть мне и доложили, что он потерял нескольких прелагатаев. Тэрглофф доложил, не сам Советник. А по-за Колючим Змеем маячит такое, что и в страшном сне Корнфлиду со всем его Кругом Чародейским не приснится, - Королева отточенным движением прижала ко лбу изящную ладонь. -  Всё изменилось, Адалин... Ты… напрасно считаешь меня столь… несообразительной.

-Ваше Величество, - Упырь, туже стискивая ледяные пальчики, нахмурился. Проворно, не давая высвободиться, поднёс к губам. – Это не так.

-Фладэрик, - горько улыбнулась порфироносная красавица, глазки потупив. – Я благодарна тебе за верную службу и… теперешнее милосердие. Но, прошу, не обманывай меня… Не уверена, что смогу это… пережить, - мысленно Упырь скрежетнул зубами, сознавая, что, кажется, растерял сноровку. Не мудрено. Надушенная кисть пахла сладко и тревожно, лилией и металлом. Адалин задумчиво погладил витые колечки, гадая, в котором девица Равнсварт сберегает персонально по его душу сочинённую потраву. «Пережить»! Ха, «простить», возможно, но не «пережить». Прозрачность угрозы почти умиляла.

-Моя госпожа, - шепнул в бледные костяшки Упырь. – Мою искренность несколько стесняет церемониал… - на сей раз Её Величество выдохнуло, кажется, удовлетворённо. Не забыв невинно затрепетать ресничками, разумеется. И неожиданно вернулась к предмету разговора:

-Миридик – единственная возможность Каменной Розы.

-Миридик - наши исконные враги, - философски, стараясь смягчить безапелляционность постулата интонацией, протянул Упырь, духмяным лилейником слегка передышавший. Отчего не сильно преуспел. Потому и заморозил на физиономии отрепетированную улыбку, чувствуя, как стекленеет взгляд.

-Пришло время объединиться с врагами, чтобы победить ещё более опасного, - сообщила правительница тем временем. Надменный подданный подобных заблуждений не разделял. И прикидываться не собирался, поскольку прекрасно сознавал тщетность попыток: уж здесь монархиня иллюзий не питала.

-Эти условия… - какие именно, вампир не знал, потому многозначительно промолчал. Юзэрин сокрушенно вздохнула.

-Лучистый Стяг не в силах противостоять Древнейшей Силе.

Так, значит, Древняя Сила, аж с заглавной буквы, интонационно обозначенной. Хорошо. Всё же, солнышко… Значит, будем всем скопом в принудительном порядке навес мастерить… над родной долиной. Фладэрик мысленно изгалялся на все лады. А что там кроме Лучистых, кого ещё она решила упразднить, кроме гвардии? Адалин, надменный сверх меры, стиснул челюсти, искоса поглядывая на безумное воплощение противоречий, в прекрасное тело талантливо облёкшееся. Королева глазки снова потупила и каменным, причудливо огранённым плитам пола внимания уделяла явно больше, чем присутствующему подданному. А вид имела самый несчастный. И впрямь, отменно разыгрывая оскомину порядочную набивший образчик «девы в беде». Ослепительно хорошенькой, юной и нежной «девы в беде». Её Величество трепетно прижало ладонь к высокой груди, безупречно роль исполняя. Фладэрик почти проникся, и тем не менее:

-Лучистый Стяг – опора Вашей власти, моя госпожа. Без гвардии долина Олвадарани бессильна. Динстманны Короны – всего лишь Ваша личная охрана. Их слишком мало. Министериалы Благородных и воины семей – просто свора, поднаторевшая в усобице, но не в армейской службе, - Адалин помолчал, разглядывая нежные, румянцем пробрезжившие скулы. Поморщился. – Вы же и сами это понимаете… Аманир, Стрэлэнд, они не говорили такого? Грабительский набег или свара с соседом за домен – не оборона коронных владений.

-А что мне остаётся? – прошептала Королева, ломая брови. Густые, изогнутые ресницы отбрасывали нервную в шёлково-прозрачном освещении Птичьего Сада тень на щёки. Фладэрик снова вздохнул: бред! Дичь дурная! Балаган. – По-твоему, от Лучистых нынче много проку? – проникновенный, влажный взор, при некоторой тренировке, вполне мог и из седла выбить. Упырь скрипнул челюстями. - Ты же видел, читал! С этим не справиться и армии! Нам придётся - слышишь, придётся! – объединиться с Миридиком. Тогда, возможно, мы и сумеем одолеть… это! А всё прочее… не играет роли.

«Это»! Упыря аж передернуло. Что, «это», на трагическом выдохе изрекаемое? Равнсварт безнадёжно распахнула блестящие откровенным страданием «озёра». И у чернявого неожиданно пакостно кольнуло между рёбрами. Ну, не должна эта клятая змея так смотреть!

-Фладэрик… Адалин, я прошу тебя о помощи, - дивный, бархатный шепоток ластился голодным зверем. Чернявый против воли хмурился. Бергамот, померанцы, лилия. Ароматный капкан и нарядный кол под ключицу. - Я не знаю, что делать…

-Ваше Величество, - почти возмутился прелагатай, щуря вызолотившиеся зенки. Стяг Ей, видите ли, мешает. От «этого» без выжлецов да Нортовых чудищ не отмахаться! Холерная притворщица. Играет-то как одухотворённо. Как будто и сама верует. А коль про мысли крамольные прознает, швырнёт в подземелье, крысам на пропитание, и не поморщится. – Я – покорный слуга короны. Но я – всего лишь гвардеец Стяга. Я не Советник.

-Именно поэтому ты стоишь сейчас здесь и рискуешь сломать мне пальцы, - с лукавым ехидством заметила правительница, тонко улыбнувшись. Фладэрик машинально ослабил хватку, но руки монаршей не выпустил. – А от Советников мало толку, - продолжала Королева, мягко отступая куда-то в изобильно цветущие насаждения. Когда колючие побеги коснулись монаршей спины, девица Равнсварт пунктуально вздрогнула и, разумеется, оступилась. Адалин, послание проворно расшифровав, ожидаемо поддержал испуганно ахнувшее Величество, ловко к себе прижимая. Алея нежными скулами, госпожа коронного замка ничтоже сомневаясь прильнула к растерзанному кафтану, потеснив зашипевшего Спутника. Позёмыш ретировался, напоследок сверкнув антрацитово почерневшими, сердитыми бусинами глаз. Горностай затаил обиду и, видимо, уже вынашивал план мести. Как и заледеневший в мгновении ока хозяин.

-Очень может быть, - проронил буднично Упырь, наклоняясь к душистому виску. Калёная невозмутимость сделала бы честь иной статуе. – Во всяком случае, из куста так не выдернут. Да, моя госпожа?

-Мессир Адалин… - голосок звенел серебряными колокольцами. С отчётливым упрёком. Чернявый усмехнулся: венценосная прелестница всегда умела мимоходом, непринуждённо указать зарвавшемуся подданному его место. Что ж, на том спасибо. Кут не шибко пыльный, хоть и густонаселённый. – Ты…

-Ваше Величество! – зов Янарьед Валдэн, урождённой Пирошиэль, сквозил медово-сладким ядом, приторным и въедливым, как забродившая настойка или переродившаяся тинктура у нерадивого чародея. Воплощение сладострастного жеманства нарочито громко вопияло из-за поворота не без умысла. Прелестно вспыхнувшая трепетным румянцем госпожа, привстав на цыпочки, умудрилась проворковать куда-то в шею, подданного по щеке оглаживая да на диво целомудренно реснички опустив:

-Приведи себя в порядок. Мы договорим после… Твои свитки в кабинете – заберёшь их вечером, - и, змеёй извернувшись в тесном кольце рук, стремительно освободилась, привычно оправляя туалет. Упырь мрачно прикусил уголок рта: ну, кто бы сомневался.

***

Алая башня, при запутанной планировке и спонтанной, с логикой формальной мало общего имевшей организации, выгодно отличалась на общем фоне, разве что роскошной, респектабельной соседке, где гнездилась сама госпожа-управительница, уступая. Стены тут затягивали недурственные гобелены, своды коптили приемлемо чадные факелы да колдовские чаши, и вовсе бездымные. Окна, правда, мало бойницы превосходили, как размером, так и расположением. Зато в альковах дежурила не караульная солдатня, а вполне цивилизованные, нарядные гвардейчики, в локонах, на железе подвитых, кружевных сорочках и бархатных нарядах, с алебардами уставными как-то не вязавшихся. Адалин, мимо этого вернисажа шествуя, дивился нежданной смиренности Лучистых. Подумать только, цвет аристократии коридоры замковые сторожит. Да ещё как бдительно.

Упырь, увлечённый привычным, огульным ёрничаньем, не сразу внимание обратил, что алебард-то особо в ухоженных ладошках и не наблюдается. А бдят «караульные» хаотично и не организованно, явно, по собственному почину. Присвистнув, чернявый несколько пристальнее вгляделся в мрачные, тенями в жуть карнавальную разъедаемые физиономии. Постиранно-суровые или безобразно-растерянные, маски придворных мужей, большей частью среднего возраста, командиров дюжин и старше, представляли собой по зрелом размышлении зрелище презанимательное. И таращились из полумрака голодными полоумными псами. Что же творится в Розе, если контингент, обыкновенно, легкомысленный, за ум столь отчаянно взялся? Фладэрик, не к месту Эзру вспомянув, поморщился, на показ предстояние массовое игнорируя. Гуинхаррэн чуял уходящую из-под ног почву. И, наверняка, подстраховался. Должен был. Не мог не «подстелить соломки». Обыграть Терглоффа, впрочем, удавалось редко. В основном, кончину собственную инсценировав, а то и устроив.

Многие товарищи Упыря прибегли к этому средству, лап Канцелярии избегая.

Лоранд Латарэт, младший брат Третьего Советника Её Величества, вовремя предупреждённый да на меч прыгнувший. Старший отпрыск одного из сыновей Гэдэваля, того самого, что Студармом заправлял, неосмотрительно с «дискредитировавшими себя студиозусами» связавшийся да, собственно, моду дурную положивший.

Золотоволосый, не в меру благородный да впечатлительный, Кайсал Лаэрвиль, наслушавшись кузена-Дорвэка, чародея и динстманна, надежды подававшего, ударился в вольнодумство, от деда сурового по наивности не таясь, позицию решительную решительно же демонстрируя. Что, сразу после «разоблачения кружка Кердзэна», разумным никак не казалось. Потому-то братья Дорвэк, первую волну потайных репрессий благополучно пережившие, все трое, во главе со старшим Гервалем, из Долины и сбежали, в жарких восточных степях с концами затерявшись. А Кайсал, вины собственной, всё по той же наивности да тонкости натуры, не вынес, мизерикордию под рёбра загнав аккурат перед визитом нарочных Тэрглоффа.

Упырь, припомнив юного романтика с честными, хитроумием, да и умом особым, не замутнёнными зенками, против воли скривился. Дурачок к рукаву розу с переломленным стеблем заблаговременно приколол в знак верности товарищам. Когда нашли, бутон ещё не завял. Для молодого Адалина эта смерть стала уроком куда более вразумительным, чем даже спонтанные исчезновения вчерашних дружков-побратимов. Кайсал выглядел образцом Лучистого гвардейца, аристократа и рыцаря, гордостью… чего? Юного поколения? Стяга? Короны? Эталон чести и благородства. Трувер, в интригах замковых не разобравшийся. Фладэрик, по той поре и сам не шибко просвещённый, золотоволосого поэта почитал достойным если не подражания, то, хотя бы, доверия, потому как тот физически не мог сочувствовать «неправому делу». Наверное, тогда-то Упырь впервые усомнился в словах Королевы, со слезами на глазах о «подлости» лепетавшей. С подлостями Кайсал, в отличие от прочих Фладэриковых знакомцев, вязался в последнюю очередь. Успел произвести определённое впечатление. Хотя зенки наивные и не располагали. А сам Адалин, чем дольше, тем прочнее с прозванием «Ублюдской твари» сживался. Да, кажется, тогда прозвище и зародилось… Вполне, вероятно, оправданное, потому как счастливый его обладатель не только выжил, как немногие из «кружка», но и стал… тем, кем стал. Сколько же минуло с тех пор? И когда «юношество» пресловутое так преобразилось?

Впрочем, в палатах собственных мужика ждал сюрприз, преображение означенное под вопрос ставивший. А именно, младший Адалин собственной персоной, пунктуально прискакавший, стоило слуху о братишкином возвращении достичь отдалённых башен, где в ожидании присяги молодняк студармский разместили.

Упырь, мрачными воспоминаниями занятый, успел привести в относительно пристойный вид наружность, разогнав вездесущих челядинцев, когда заслышал характерную возню. И, вдругорядь Кайсаловы зенки припомнив, зло сплюнул в бадью для умываний. Что до «образцово-показательных», этот юнец мог дать солидную фору не только несчастному Лаэрвилю, но и самому Хрустальному Лебедю, легендарному рыцарю-драконоборцу из свирельных баллад падкого на всякую идиллическую придурь Огниффа. Потому, последствия воображая, клыками скрипел рассерженный чернявый путешественник заранее.

Радэрик, резвая юность во всей своей невинной плоти и рюшах, нетерпеливо подскочил с резных кресел, стоило брату показаться в дверях спальни. Чисто выбритому, посвежевшему, в распущенной белоснежной рубахе до колен, по подолу каймой украшенной. Как же, расстарался для любимой правительницы. От чернявого разило целебными мазями, териаком, содой да щелоком. А ещё – очередной порцией небылиц про обожаемые младшим Адалином «приключения». Недаром же паренёк, в Замке обитавший уже с седмицу в ожидании Присяги наравне с прочими выпускниками, прибежал со всех ног в семейные покои, услыхав про возвращение старшего братца.

-Фладэрик! – возопила юность, крепко стискивая мужика в объятиях и испытывая по этому случаю явное, с помешательством граничившее упоение. – Я думал, ты не приедешь уже…

Упырь высвободился с невозмутимостью лекаря, застигшего буйства отдельно взятой камеры в самом разгаре. Привычно хмыкнул, разглядывая счастливого – несколько более необходимого – родственничка. Годы шли, пацан вытянулся, даже возмужал, несмотря на пристрастие к слащавой придворной моде, поветрием мозги выедавшей, а выражение физиономии, беззастенчиво восторженное до полного одурения, не менялось. И зенки, густо ресницами обнесённые, экзальтированности паскудной упорно не теряли.

-Я обещал, - пожал плечами старший, прикрыв глаза – смотреть на это воплощение благородства в парадном платье оказалось трудно. Слишком живо в памяти рисовался златокудрый, заострившийся в посмертии портрет с розаном на левом рукаве. - А помирать пока рано.

Радэрик Адалин - само волоокое очарование в мягких локонах, отрада портных да постоянный источник прибыли ювелиров, - был младше, значительно младше, а кроме того, ещё и значительно смазливее. С роскошной каштановой шевелюрой, изящными чертами лица, ровным, чуть вздёрнутым носом, счастливо избежавшим пока чужих кулаков, замечательными, размером с порядочное блюдце, зенками, всегда радостно и даже одухотворённо – чернявый братец с досадой подозревал, что это не лечится – распахнутыми, ещё и, непотребство такое, блестевшими подозрительным воодушевлением. В общем, мечта менестреля. В хорошем смысле этого нехорошего понятия.  Да ещё и ласковый, что твой телок. Одна беда: Лучистый, по примеру брата. Хоть и будущий. Фладэрик только радовался прежде. Существенная ведь польза: работёнка непыльная, всё, считай, при дворе. Никто ж не просит по его дурному образчику зад в седле отбивать да по буеракам ноги, а то и шею, на выбор очередных злопыхателей, сворачивать, рискуя схлопотать предмет миридиканского деревообрабатывающего ремесла между лопаток.

-Расскажи, где ты был! - с порога прицепилась юность, усаживаясь на прежнее место, но тотчас принимаясь ёрзать. Оценив глаза-блюдца и дурковатое выражение физиономии, старший Адалин незаметно поморщился: нет, всё-таки сворачивать да отбивать... Сам он ни малейшего восторга по поводу рода опасной для жизни деятельности не испытывал и иллюзий не питал, искренне сочувствуя братишкиному заблуждению. Упырь надеялся, что Стударм – весьма к вразумлению располагавший – пацана охолонит, сделает, по примеру среднестатистических студентов-лоботрясов, ленивым да к комфорту-почитанию неравнодушным. Ничуть не бывало. Сам виноват, назидательно констатировал Фладэрик. С какого рожна к сказочкам благоприобретённым да побасенкам дорожным приучал, наезжая с очередной «прогулки»? Малыш-Радэрик, до ссылки в школу обыкновенно предоставленный заботам кастеляна, Мейнарта да смутных нянюшек, брата ждал пуще всех календарных праздников. И восторгался почти удручающе. Разве капища где на задворках соорудить не додумался. Впрочем, Упырю о странной находке Ойон, поместьем заправлявший, просто милосердно не рассказал, психику хозяйскую щадя да мальчишке одинокому сочувствуя.


-Где был, там теперь другие, - ухмыльнулся, против воли потрепав аккуратно уложенную, шелковистую макушку, чернявый Адалин.
-Расскажи! – полыхнул зенками парень, чуть не подпрыгивая от счастья. Фладэрик, манжеты подвязывая, искоса наблюдал да пофыркивал. И, разумеется, лишь головой покачал:

-Ты, кажется, староват для сказочек, а?

-Ну, Фладэрик! – возмутился будущий Лучистый, насупившись не хуже Позмыша.

-Угу, слыхал про такого, - покивав, отошёл к узкому, членённому рамой на цветные многоугольники окошку Упырь. Внизу, на скате крыш соседних переходов, дырявых, ровно решето или особенно «деликатесный», слезу искусно вышибавший сыр, в прорехах черепицы, собравших после дождя целые водоемы, плескались пегие воробьи и, кажется, холёные, разжиревшие питомцы замковой голубятни. Состояние коронного имущества внушало серьёзные опасения. Судя по виду, нарядность визуальная поддерживалась усилиями отнюдь не строителей с инженерами, а замковых чароплётов, мастеров иллюзии. Иных объяснений, почему вода скапливается в выбоинах разбитой кровли, а не проливается целительными грязевыми водопадами на головы праздношатающихся холуёв, мужик сходу не придумал.

-Вот и мне расскажи, – нашёлся парень, радостно улыбаясь. – Я тоже хочу послушать! Знаешь, что говорят? Что ты из самих Семи Ветров вернулся! И что Королева так довольна, что сделает тебя Советником! – Фладэрик, как раз собиравшийся братцу от души посоветовать меньше сплетни слушать, насторожился. После окаянного «Птичника» прошло едва со свечу времени. Даже с учётом обычного придворного проворства, информация трансмутировала что-то слишком стремительно.

-Это кто ж такой осведомлённый? – удивился будто бы невзначай старший Адалин. Младший, изрядно собой довольный, широко улыбнулся:

-Про Советника – это давно, седмицы три как, а может, и в просинец* (* - тут – январь) ещё, Тидимир, тот, который из Визэндов, помнишь, у него дядя – Йондэл – в Канцелярии, говорил. Мол, тебя на то место прочат! - мальчишка гордо приосанился. А Фладэрик, подбородок в раздумьях растирая, лишь кивнул. – А про Семь Ветров – это Гира, ну, Биртагир. Кажется, подслушал где-то…

-Вот ведь… улей, - пробормотал почти впечатлённый Адалин. Того и гляди, Гуинхаррэна вперёд монархини задним числом спишут. Эзру при дворе любили немногим больше, чем «Ублюдскую Тварь». Разумеется, скрытно и тайно, осмотрительно напоказ улыбаясь.

-Что? – не расслышал увлечённый смакованием грядущих братишкиных почестей паренёк.

-Ничего, - отмахнулся мужик, на скос окна присаживаясь. Поглядел с мимолётной тоской на счастливого родственника. Радэрик уродился ну просто на удивление… правильным. Аж смотреть страшно. Будто не для этого мира сочиняли. – Не был я в Семи Ветрах. Только в Миридике. Проехался поперёк, столицу минуя.

-Ого! – пуще прежнего воспрянул шатенчик. – А ещё где?


-На Враэрдэа был, в Дор Гравэнне, в Ярьенне, в долине Окуня, в Ардуайне, на Дзедзнэ, в Иргибе, потом в Сердаград смотался. Всего понемногу, - устало потёр переносицу вампир. - С оборотнями из Лесного Пути побеседовал.

-Ты был в Диколесье… и в Непроходимье? – юноша захлопал до одури честными глазами не хуже иного филина.

-Ухнуть не забудь, - посоветовал брат, загривок растирая. Радэрик преданно улыбнулся без тени понимания в невинном взоре. Старший только вздохнул. – В Непроходимье я не был. Так, кромкой обошёл. Пара их ребят живёт сейчас неподалёку от Русалочьего Затишья и Кхаркхелла. Тоже за Иргибой наблюдают.

-Кхаркхелл и Иргиба – это территория Миридика! – ужаснулся суеверно вампирчик. Мужик изогнул бровь:

-Иргиба – нет. Пограничье, формально, ещё во владении Озара. Отрок, что у тебя с картографией?

-О, всё отлично! – юность заполошно вспыхнула, донельзя смущённая. – Просто… Иргиба… там выжлецы!

-Выжлецы повсюду, - пожал плечами преисполнившийся равнодушия Упырь, пристально поглядев на багровевшего ушами парня. – А землеописанием пренебрегать не стоит. Даже если из Долины высовываться не собираешься.

-Я не пренебрегал! – воспротивился Радэрик, в резную спинку отчаянно втираясь. – И я собираюсь! Я с блеском выдержал испытания по всем дисциплинам!

-Угу, - кивнул не слишком впечатлённый мужик. – Иначе тебя не допустили бы к Гоминиуму. Ладно, забудь, я всё понял…

-Нет! Брат! Серьёзно! Спроси у мэтра Каувица! У меня наилучшие результаты!

-И записная скромность, - чернявый снисходительно улыбнулся. – Не горячись. Я и не сомневаюсь в твоей старательности. Скорее, в добросовестности твоих педагогов. Итак?

-Итак? – повторил Радэрик, несколько успокаиваясь, хотя ушки, локонами завитыми обнажаемые, по-прежнему, предательски розовели. Робко, снизу вверх, точно нашкодивший, покосился на брата.

-Ты прекрасно сдал все дисциплины. С чем тебя и поздравляю, - пригасив обычный цинизм да сварливую язвительность на время отодвинув, похвалил Упырь. Младший Адалин, оправив сбившуюся кружевную оборку, на груди веером возлежавшую, просиял. – А как насчёт гвардейского практикума? Тоже блеснул?

-Мэтр Лаэрвиль был очень доволен. А мэтр Каувиц и мэтр Таллэсэн сошлись во мнении, что мои результаты примечательны и, - парень запнулся, вновь розовея, поглядел смущённо на вдумчиво, даже ласково улыбнувшегося братца, - и я очень на тебя похож…

-Упаси тебя Князья, - вполне искренне пожелал старший Адалин. – Мэтр Таллэсэн, выходит, одобрил? Помнится, прежде он бывал довольно суров… - и, изобретательно сквернословя, сетовал на королевский указ, телесные наказания ограничивавший. Радэрик, методы преподавательские хорошо помнивший, выразительно вздохнул, почесав нос:

-Справедливое воздаяние не может быть излишне суровым, - заученно, но не слишком убеждённо, сообщил парень. Фладэрик понимающе фыркнул:

-Ну-ну. Лучше забудь этот бред. Мессир Талек Таллэсэн – неплохой наставник, но философ из него паршивый. Доктринёр и сектатор, к тому же, экспансивный не к месту, - пожав плечами, чернявый поднялся на ноги. – Ты молодец. Батюшка бы тобой гордился.

-Правда? – заметно опешив, выдохнул Радэрик, очевидно, усилием воли на грани блаженного обморока удерживаясь. – Не шутишь? Серьёзно, брат?

-Вестимо, - усмехнулся старший Адалин. – Поглядим, что дальше будет.

-Угу! – радостно кудрями трепыхнул шатен, вслед за братом оборачиваясь. – А ты куда? Нарочно рубаху такую надел? Ты собираешься, что ли, куда-то?

-Вечером, - снисходительно бросил Упырь, неугомонные треволнения братишки игнорируя. – Чуть погодя.

-А куда? – закономерно подхватился тот.

-В даль… туманную и, возможно, прожорливую.

-Фладэрик!

Упырь, мимоходом ухмыльнувшись, взял с оставленного слугами подноса чеканный кубок, покрутил в пальцах, размышляя, осмотрел кувшины. Молча плеснул воды, сочтя то наименее подозрительным, хотя по поверхности и нарезали меланхоличные загогулины какие-то лепестки. Судя по распространяемому аромату, безобидная мята. Обернулся к брату, жестом предлагая присоединиться. Радэрик, разумеется, с готовностью подорвался, бодро расплескав по подносу целое море. Чернявый предпочёл происшествие проигнорировать и от комментариев милосердно воздержался. Тем более братишка уже вдохновенно вещал что-то невообразимое о славе отечества, выводя заумными кренделями славословия почище иного посла-лизоблюда. И Фладэрику против воли припомнилось определение злорадного Эльзанта. Видимо, поветрие было повальным.

-Во славу долины, - постановил, наслушавшись, но окончания так и не дождавшись, Адалин. – К слову, это вода.

-О, - слегка смутился парень, кубок обнюхав. – Ну да. Я так и понял.

-Угу, - кратко фыркнул, медом подслащенное питьё пробуя, мужик.

-Я так рад, что ты вернулся! – вцепившись в плечо блудному родственничку, как будто упустить опасаясь, сообщил восторженно отрок. – Я тебя так ждал! Тут же такое происходит! Слыхал ты?

-Про Стяг? – нахмурился старший. Радэрик устремил на брата недоуменный взор детской непосредственности. И даже поморгал привычно.

-А что про Стяг? Слухи ходят, в казармах гвардейцев пока подержат. Так это разве новости? Про это уж с Йоля* (* - Праздник середины зимы. Зимнее солнцестояние) толкуют. Как под Кракун* (* - Щедрый Вечер) Её Величество недовольство выразила… Ну, такая молва. Я, понятно, там не был, - младший Адалин смущённо, искательно улыбнулся. – Так речь про другое! Говорят, Королева по случаю присяги праздник устроит! – угу, с пустой-то казной да накануне войны. Какая светлая идея, своевременная, остроумная, просто клад чистый. – С масками, с танцами, с музыкантами! Настоящими! Трубадурами!

-Поздравляю, - Фладэрик предпочёл сарказм вовремя недодушенный да буйным цветом распустившийся, в мятной потраве притопить, кубком заслоняясь. – Кто твоя спутница?

-О… - вновь порозовел вампирчик, глазками по сторонам испуганно стреляя. – Ну…

-Эм… девица Сэнатайн, кажется? Курносая такая… - припомнив братишкин круг общения, предположил чернявый. Радэрик зарделся вешней зоренькой над болотом.

-А ты… откуда…? – Упырь в ответ только поглядел выразительно, да под нос фыркнул. – Ну, да. А Гира, представляешь, собирается Горнард звать!

-Златовласка Стимбор? – на подносе промеж кубками скучало блюдо засахаренной снеди – точнее определить видовую принадлежность под толстой, инисто-белой коркой не удавалось – и орехи. Фладэрик от нечего делать подхватил горсть и, на терзания братишки внимания не обращая, уселся к незатопленному камину. Радэрик, ещё у стола покрутившись, тоже вернулся к насиженному – и наверченному, как ещё не задымилось – креслу. – Эрцетова внучка, - в стылое жерло безучастно поглядывая, задумчиво процедил упырюга, - насколько я помню, просватана. За кого-то из Аэтлирэ. Вряд ли кастелян Розы оценит. И дружок твой, по-моему, тоже не свободен…

-Мирьед Пирошиэль! – неожиданно скривил хорошенькую физиономию обыкновенно всех без разбору и передышки почитавший Радэрик. – Противная девица! Представляешь, отравила собственную кобылу… - Фладэрик поморщился, потом, что-то вспомнив, присвистнул:

-Ей же лет… сколько? Не больше двенадцати.

-Угу, - ретиво затряс кудрями Радэрик. – Ей семья Гиры подарила лошадку, хорошенькую, загляденье. А эта Мирьед её весь сечень*(* - тут – февраль) какой-то гадостью потчевала. Вымочит лепёшку в потраве с мёдом и скармливает… Да там много всякого было! Со служанками, с дворней, с гончаками. Биртагир сам к деду пошёл. Боялся ужасно, так ведь любовь…

-Даже так, - не удержался Адалин, насмешливо щурясь. – А я-то думал, дело в косах золотых.

-Ну, Фладэрик! – возмутился шатен, коленки к груди привычно подбирая. Упырь не возражал, хоть сидеть подобным образом вряд ли считалось приличным. – Кстати! А почему у нас всё так?

-Как? – задумчиво орех покусывая, уточнил чернявый.

-Ну, - снова заёрзал парень, тревожно озираясь, будто возмездия с розгами – или чем иным, ситуации соответствовавшим – поджидая. – Ты мне невесту не подыскивал…

-Сам себе подыщешь, - хохотнул мужик, на брата покосившись. - Чай, ноги не отгнили, и прочее на месте, - Радэрик робко улыбнулся, очевидно, сочтя то за комплемент изысканный, не иначе, от безысходности. – Дичь это всё. Глупость несусветная. На ком хочешь, на том и женись. Мне что за дело? Причитать не буду. Хоть на этой курносой, хоть ни на какой вовсе.

-Как ты? – старший Адалин не ответил. И вообще замолчал, орехи в кубок ссыпав да в сторону отставив. Отряхнул руки почти брезгливо. – Фладэрик! - окликнул парень через время, так ничего и не дождавшись. – Расскажи ещё, где был… - Упырь, зевнув, устало растёр глаза. Поглядел на бодрого братца вполоборота. Покачал головой:

-С твоим воодушевлением только по болотам маршировать, очерет вытаптывать… Хм. И про что тебе рассказать?

-Ну, расскажи про Ардуайн, про Ярьенн. Правду говорят, что в Аксиндэрии трупп бродячих так много, что правительство подать новую ввело? Налог на радость, - Фладэрик насмешливо вздёрнул бровь:

-Занятная мысль. Это кто придумал? – Радэрик пожал плечами, видимо, ничего необычного не приметив. – Понятно. Хм. В Ардуайне, и верно, народ живёт празднично, особенно в столице. А бродячих артистов, вообще, в долине Окуня и дальше на запад, много. Особенно там, где потеплее. Да и на равнине озёрной от гусельников-скоморохов, лютнистов… всяких, спасу нет. В каждой корчме свой… Идиль Пресветлый соловьём разливается, уши чужие насилует. 

-Идиль?! – ожидаемо восхитился Радэрик. – Как в Сказании?

-Скорее, как в частушках, - ехидно фыркнул Адалин, фольклор забористый не без злорадства припоминая. Удивительно, как разнилась с выспренними виршами «Идильгиона» народная молва. Юноша, чью психику поэзия сельская пока пощадила, непонимающе нахмурил аккуратные бровки. – Забудь. Рано тебе… наверное. В общем, не заметил я, чтоб новые поборы Рейес вводил. Разве, с виноделен. Данэль Херемиас – на диво мудрый правитель. Несмотря на хромоту и страсть к стеномазам.

-А правда, что он в молодости тайком на девке из балагана оженился? – мужик осклабился, зорко на брата поглядев да подбородок надменно пощипывая.

-Не пойму, то ли компания твоя так на тебя влияет, то ли, и впрямь, невесту тебе сговорить пора. Один миннезанг на уме… - разумеется, вампирчик зарделся, что-то под нос бормоча. Склонность к румянцу, вообще, начинала внушать серьёзные опасения, на лихоманку крепко смахивая. Старший Адалин, любопытство неуёмное пожалев, снизошёл до более вразумительного ответа. – Эдельмиру Элену девкой лучше не обзывать. Хоть нрав у неё и весёлый.

-Так королева Ардуайна… - ошалел почти неприлично, зенки доверчивые вытаращив, парень.

-Мира Эле, танцовщица из приграничного Ваэзэлла. Правда, народ тамошний её за это лишь крепче любит. Ты, я так понимаю, творчеством Трайгля Босого увлёкся?

-Ну… - снова залепетал куда-то в ворот Радэрик, смущённо хохлясь эдаким скромным филином-переростком. Старший только вздохнул:

-Ладно. Князь с тобой. Изящная словесность – не самая свирепая юношеская хворь. Авось, отпустит, - Упырь потянулся, с кресла поднимаясь. – Трайгль мужик порядочный, хоть и виршеплёт.

-Ты его видел? Вживую?

-Э… - чернявый неопределённо почесал бровь, размышляя, стоит ли травмировать воображение пацана подробностями или пощадить репутацию нового кумира. На деле, куда более разудалого гулёны и бражника, чем можно было подумать, лиричные до икоты творения слушая да на зенки стальные и рожу постную, нарочито-возвышенную, любуясь. – Случалось. Вместе на острова ходили.

-Ух, ты, - восхитился шатен, вскакивая на ноги и, вестимо, в полёт собираясь. За мышами-сусликами охотиться. – По морю?

-Нет, по воздуху, - покачал головой старший Адалин, мельком оценив затеваемые поскакушки. – Прискорбная затея, к слову: чайки мстительные, ветер сильный… - натягивая загодя из сундука освобождённую, лавандой смердящую за версту шёлковую тунику да кафтанец аксамитовый с тоской озирая, пробормотал упырюга.

-Да ну тебя, Фладэрик, - оскорбился парень, однако, углядев братишкины наряды, чуть в пляс не пустился от восторга, сверкая вдохновенными «блюдцами». – Какая красотища! А чего ты так редко его надеваешь? Ты же Высший! Тебе к нему ещё фибулу отцовскую! Хочешь, принесу?

-Фибулу с корзнем носят, - напомнил Адалин, щурясь и придворную моду всё больше ненавидя. Кафтан неприятно стеснял движения и отчётливо давил плечи.

-Не, - решительно затряс подвитой шевелюрой Радэрик. – То другая. С камнями и цепочками. Её просто прикалывают.

-Это не отца… - неспешно, на братишку смотреть избегая, протянул мужик, веселея.

-Ой, - удивился непритворно парень. – А чья?

-Ну… лучше подари её девице Сэнатайн. Уместнее, - и, оставив волоокую юность домысливать остальное, вернулся в спальню за печаткой. Украшений, кроме амулетов-оберегов, функциональностью пестроту искупавших, мужик не жаловал. И всё же, с порядком приходилось считаться. А перстенёк фамильный, к величайшему сожалению, оставался атрибутом обязательным.

-Слушай, а возьми меня с собой! – прозвенело бодро из-за двери. Радэрик, открытием не сильно огорчившись, козликом скакал по покоям, на ходу орехи щёлкая. Да во все щели любопытно заглядывая.

-Куда? – уточнил, притормозив на пороге, Упырь, скалясь в предвкушении.

-Ну, у меня присяга наднесь! – на гримасы брата внимания не обращая, беззаботно щебетал шатен, огибая стол ловким пируэтом. - Дождись! По порядку присягнувший поступает в услужение старшего Лучистого. Ты же можешь меня выбрать! Я присягну Королеве, а потом с тобой Близким…! Хорошо же будет…

-Ага, чудно, - усмехнулся, искренне позабавленный, Адалин. - А волколакам да мертвякам по пути растолковывать, что, мол, мальчик блажной, икаться с него тяжко будет?

-Ну! – вампир насупился, вновь давешнего Позёмыша напоминая. – Я ведь уже взрослый, испытания выдержал, практикумы. Вот-вот знаки Стяга надену…

-Ну-ну, - не оценил Фладэрик, шнуровки оправляя. Потом, слова командирчика желторотого припомнив, нахмурился. – Говорят, один ты такой, на службу гвардейскую польстившийся, - младший гордо кивнул, мгновенно оттаяв. – А дружок твой, этот, бровастый, Биртагир? Он, вроде, бугай… м, богатырь, в смысле, и нрава… не самого тихого.

-Не, Гира – больше на теорию налегал. С Громника ни одного диспута не пропустил, даже выступал пару раз…

-Могу представить, - отмахнулся Упырь, плечами пожимая. Судьба юного Орэндайля чернявого не слишком занимала. А вот встрепенувшийся братишка, влюблённо «блюдца» вытаращивший при одном упоминании грядущих злоключений, – дело другое. – Учти, Вызов перед Присягой – посерьёзней прежних практикумов. Настоящее испытание. Особенно, для будущего Лучистого.

-Да, мэтр Таллэсэн говорил об этом, - с запальчивым, дурковатым упоением заверил вампирчик. Сакраментальное «жду, не дождусь» без труда читалось в смазливой физиономии. 

«Мальчишка, - почти с горечью оценил локонами отороченный, кружевами подбитый портретик чернявый. – Смышлёный, откровенный, восторженный и наивный – опасная смесь. Особенно при дворе. О чём догадается, о том молчать не станет».

-По поводу Близкого. Я поговорю с кем-нибудь из командиров. Джебрики или старший Дорвэк с радостью возьмут тебя… под крыло, - особенного энтузиазма предложение, предполагаемо, не вызвало, но и такого страдания неприкрытого  обнаружить старший не ожидал. А потому заговорил почти ласково, точно кобылу нервную увещевая. - Дядюшка Ирджи, старый Корнэль. Ты ж у них жил пару лет в Джебрике в детстве. Вроде, нравилось?

Радэрик, заметно скиснув, растеряно оглянулся по сторонам в поисках аргументов. И даже носом шмыгнул. Хотя, как знал чернявый, «старого Корнэля», деда Фладэрикова школьного дружка и министериала-ленника Адалин, любил от всего сердца. Ещё бы, почтенный хозяин без устали потчевал «прелестного мальчонку» медовыми кренделями да иными сладостями, разрешал таскать из арсенала всё, на что глаз ляжет да слуги припрятать не успеют, брал с собой на охоту и всеми способами баловал. Особенно после пропажи одного внучка-лоботряса, Данжика, да отбытия ко двору второго, меньшого Корнэля. 

-В долине, тем паче в Замке, при дворе, тебе будет куда… интереснее. И на миннезанг время останется.

-Я… я не хочу слушать про чужие подвиги! Я хочу свои! – лишь через мгновение, заметив выражение лица характерное, страдалец смекнул неладное. И ещё сильнее разобиделся, густо покраснев.

-Охотно верю, - похвалил Упырь со снисходительной улыбкой. – Ожидаемо для твоих лет. Только, Радэрик, мои «путешествия» - это не подвиги, уж поверь на слово. Всё равно, в казармах Стяга наслушаешься. Даже близко героизмом не пахнет.

-Да слышал я! – огрызнулся в сердцах юнец, сверкая убийственно-искренними зенками. И что с таким делать? Какие там путешествия, не то что в Розе, в поместье родном одного оставлять боязно, как бы пустодомки не облапошили или голуби не заклевали. – Всякое болтают. И что? Ты же обещал, что будешь брать меня с собой. Ты можешь это устроить! Королева тебе благоволит. Про это тоже говорят, между прочим! – самое восхитительное, никакой двусмысленности в сказанном невинный отрок, очевидно, в силу всё той же треклятой невинности, не замечал.

-Тебе сколько лет-то было, когда я обещал? – мужик провёл гребнем по волосам, покосился на нерастопленный камин, заправил рубаху: черте-что. В выстуженных покоях отчётливо попахивало «смертельной обидой» и, вероятно, «терзаниями». Что важно, душевными. Возможно, в стихах. Радэрик упрямо вздёрнул аккуратный подбородок, куда менее для того подходивший, чем братишкина квадратная челюсть:

-Не так уж мало, - заявил с вызовом, тоненький кафтан одёргивая, юнец.

-Целых семь? – вопросительно изогнул бровь Фладэрик.

-Но ты пообещал, - отрезал тот непримиримо. - И разве имеет срок давности слово… Высшего?

-Ладно уж, - вздохнул чернявый, подивившись запальчивому пафосу, - табличку напишу… - пробормотал он, пряжки блестящей обувки проверяя. Тошнотворный фасон вызывал маниакальное обострение и без того воспалённого сарказма. И мужик всё усерднее кривил физиономию, огниффские обычаи про себя поминая. Тамошние модники в последнее время расшитые носы туфель непотребных разве через плечо не забрасывали. Выглядел Упырь теперь не многим краше принаряженного братца. Только без брошки алмазной да кружевного курганчика на груди.

-Какую? – не понял младший Адалин, недоверчиво улыбаясь в пол-лица.

-Да всё ту же, для выстроившихся в очередь соискателей твоей печенки, - черноволосый продолжал небрежный туалет: пощупал амулеты, тесёмки заправил, назойливые волосы сердито назад откинул.

-А ты уже? – запоздало спохватился Радэрик. – Уходишь? Сейчас обед принесут! Я распорядился давеча на двоих!

-Вот и поешь за нас обоих, - одобрил, братишкину – тощую фамильно, но пока не заматеревшую, а потому удручающую - стать выразительным взглядом смерив, Упырь. – Тебе не помешает.

-Чего? – округлил зенки младший Адалин, вниз изумлённо покосившись. – Я просто высокий! И вообще! На себя посмотри! – Фладэрик, «одра» припомнив, ухмыльнулся:

-Мне можно.

-Так куда ты? – не дал себя сбить Радэрик, упрямо за рукав цепляясь. Упырь беззлобно, даже ласково брата отстранил, потрепал по волосам затверженным движением.

-К благоволящей мне Королеве, - сообщил упырюга без всякого положенного энтузиазма, слабо усмехнувшись. Реакция последовала незамедлительно:

-К Королеве! – простенал за брата с любовным придыханием парень. – Дивная Юзэрин! Бесподобная госпожа Каменной Розы! Брат! Я её скоро увижу! Вот этими глазами! Представляешь? – Фладэрик крайне осмотрительно попятился, не без скепсиса верноподданнический пароксизм наблюдая и о принудительной женитьбе всё более серьёзно раздумывая. – А расскажи мне о ней? – и снова «блюдца», да что ж за жизнь-то такая.

-Э нет, ты ей присягать будешь, вот сам и посмотришь… «этими глазами»… а то негоже… - мужик не закончил, вознамерившись спастись от нездорово блестящего непотребства – приснопамятных «блюдец» – малодушным бегством. Братишкин пыл нервировал искренней непорочностью. И как в долине такое… приключилось?

-Что? – не желали отставать так просто те.

-Разочаровывать неокрепший в лизоблюдстве разум, - отмахнулся Упырь и исчез в темноте коридора, поспешно прихлопнув резные створки за спиной. Караула у палат, разумеется, не наблюдалось. Похвальная догадливость, как ни крути.

Радэрик удручённо вздохнул, опускаясь на прежнее место. Всерьёз обижаться младший Адалин не думал. Поскольку и не умел толком. Мягкий от природы и «воспитанный» до полного безобразия. Парень осмотрелся по сторонам в поисках собеседника, поразмыслил, считать ли за такового прикорнувший в углу с самым неразговорчивым видом сундук, и погрузился в сладостные мечтания о предстоящем торжестве. В то числе, разумеется, и Её Величестве, дивноокой Юзэрин Равнсварт.

Перво-наперво, Королева, уж точно, соответствовала всем запросам, предъявляемым к «даме сердца». Например, физической удалённости и весьма влюблённости способствовавшей умозрительности. К тому же, Её Величество Королева Каменной Розы, несмотря на все тяготы занимаемого поста, оставалась прекраснейшей среди всего, вообще, надо признать, не самого удручающего, дамского контингента замка. Изумительно величавая и грациозная, изысканно танцевавшая на празднествах с неизменной нежной улыбкой на безукоризненно прекрасном, юном личике, победоносно глядевшая с гобеленов и полотен, поминаемая с непременным верноподданническим трепетом в стихах и сонетах, столь популярных среди школяров. Правда, в покоях Адалинов изображений порфироносицы, почему-то, не имелось, но Радэрик тайком исправил странное упущение старшего брата, притащив один, специально выменянный у товарища ради такого случая. Пришлось отдать одно из отцовских колец, но парень не жалел ни мгновения. Он никогда не понимал стремления Фладэрика избавиться от любых, даже самых безобидных, предметов уюта. Спальня Упыря, мрачная, что каземат подпольный, пусть и чисто прибранный, несмотря на любые жизненные перипетии, что в поместье, что здесь, угнетала и нагоняла тоску. Ни канделябров роскошных, ни ваз, ни картин, даже люстру в Адалин упрямый мужик попробовал отвинтить. Здесь помог дух-Хроник, да Ойон хозяйственный, отличавшиеся эквивалентным упрямством и куда более развитым чувством прекрасного, регулярно прикручивавшие на место несчастную конструкцию. Фладэрик плюнул. Теперь же, в Замке, на безопасном расстоянии от настырного привидения, вампир отвёл душу. Понаставил сундуков, тяжёлых, с увесистыми замками и железными скобами, втащил верстак и мастеровой стол для изготовления артефактов, в гардеробной нише учинил архив и, на том не удовлетворившись, устроил узкую, жёсткую постель в углу, бросив какой-то жуткий, казарменный походный тюфяк на плотно сколоченные, туго пригнанные доски.

Радэрик, с ужасом прокрадываясь в комнату брата, буде та оказывалась каким-то чудом незапертой, подолгу рассматривал странные, пугающие предметы, выставленные на добротно, пусть и непритязательно сработанных полках. Кольца, цепочки с амулетами. Диковинные устройства, ванночки и колбочки, грязные плошки и серебряные чашки. Какие-то комья цветной глины и многочисленные свитки, кодексы, записки. Куски выделанной кожи и заморской парусины с нанесёнными неизвестной краской символами. Самое удивительное, старший Адалин умудрялся поддерживать во всём безукоризненный порядок: цацки расползались по сундукам, карманам, обменивались или пропадали просто так, свитки изучались, скручивались и закладывались на нужные полки архива, книги запирались, документы таяли. Парень подозревал в брате гения и тихонько балдел от счастья, всерьёз восхищаясь дисциплинированностью и работоспособностью.

О Фладэрике ходили легенды, ну, или сплетни, это как повезёт. Один из первых мечников, удачливый карьерист и хитрый интриган, поднаторевший в служебных подвигах, на благо отечества по окрестности располагавшей творимых. Так, во всяком случае, отзывались при Радэрике осмотрительные вельможи и родовитые отпрыски, иных формулировок избегая. Младший, от природы честный, а потому подвоха не предполагавший, Адалин и не подозревал, сколько корысти в восторженных отзывах. Чернявый Упырь принёс короне много пользы. За что и был облагодетельствован Королевой. Правда-правда. Кто рискнёт сболтнуть при мало не влюбленном в стершего брата молодце чего иное?

Сам «облагодетельствованный» мрачно шёл по коридору в сторону арочной галереи. Намеренно выбирая наименее удобный, посещаемый разве только призраками да летучими мышами ход, где пыль уже хрустела под ногами, а в редкие витражные стёкла ввинчивался едкий горный сквозняк. После беседы с братом настроение у мужика было неплохое, Радэрика Упырь, и впрямь, не только терпел. Но относительно предстоящей  экзекуции особых иллюзий не питал.

Палаты Равнсварт, ожидаемо просторные, с кучей невнятного назначения закутков да комнат, занимали верхнюю честь Королевской башни, что само по себе давало ему – «еретнику» бродячему, а не палатам тем - время обдумать линию обороны. У жилища, к несчастью, никто не спрашивал…

Упырь прикидывал варианты и мрачнел. Слегка утешало лишь произведённое давеча впечатление. Возмущение Высших, молчаливое злорадство динстманнов, ненависть чародеев да постная кислятина завистливых Лучистых. Упырь кратко ухмыльнулся, пристукнув каблуком по полу. Гулкое эхо отозвалось в побочных ходах, а с потолка, удручённо округлив выкатившиеся водянистые глаза, свесилось недоумённое привидение, укоризненно позвякивая цепями колодок. Сощёлкнув в белёсого приживалу светлячком слабого заряда, мужик покачал головой. Вот оно, старческое слабоумие, зримо явленное. Подкралось незамеченным.

Замок отличался внушительными габаритами. Особенно башни. То есть, топать приходилось вверх-вниз много и быстро. Стены затягивали набившие оскомину, пыльные гобелены, а то и паутина, пышными гирляндами-косами со свода свешивавшаяся. На большинстве тканых полотен изображались вампиры, оборотни, чародеи, туаты, прочая древняя шушера и их вечная грызня между собой. Интересно, а главное, познавательно: кто бы в здравом уме рискнул опознать перевертней в той записной жути, что ими тут с лёгкой руки творцов безымянных прикидывалась. Досталось, впрочем, всем, даже собачкам. А упыри, тоже не слишком симпатичные, шныряли и мимо: кто в скрипторий, кто в Пределы, у кого наказ из Чародейского Круга, у кого - донесение в Совет. Мелкопоместные, услужливые до рези проходимцы. Да ещё спесивые, разленившиеся после сытной трапезы, Благородные.  Как обычно, ничего нового. Фланирующее с серьёзным видом стойбище. Ни то по делу, ни то моцион послеобеденный совершая. Пара-тройка даже порывалась заговорить, а то и раскланяться. Но мужик, холодно кивнув, проходил мимо с выражением невозмутимо-блаженной наковальни на физиономии, что на деле больше напоминало полупрезрительную мину схлопотавшего прострел тиуна. Знакомые впечатлялись и отставали.

Общаться вдохновения Адалин не испытывал, хотя Сполоха бы проведал ещё разок, чисто для профилактики. Да и с парой-другой сносных гвардейцев словечком бы перекинулся. При других обстоятельствах. Эльзант мог и подождать: голова в исходном комплекте присутствовала, да и пользоваться оной чародей, говоря в общем и на качестве пользования внимания не акцентируя, наловчился. А вот клятая самодержица ждать не любила.

Королева Юзэрин (трам-пам-пам по титулу) – прелестная повелительница вампиров (и снова, трам-пам-пам по титулу). Древняя чародейка, живущая воплощениями. Долгими, как ода менестреля. Фладэрик прожил не так уж много, чтобы судить как о качестве, так и о количестве. С другой стороны, откуда ему знать об этом. Трудно вообразить, даже располагая сведениями относительно доподлинной цифры, Величество ровесницей окрестных скал, созерцая как облик сиятельный, так и повадки… идиотские. К тому же, несмотря на предполагаемую мудрость самодержицы, последние столетия оказались не самыми удачными для Каменной Розы. Прерывались соглашения, рушились связи, плесневели пакты и «зароки», впрочем, Величество и само всё прекрасно изложило. Человеческие правители наглели, купцы откровенно зарывались, Орлы недоумевали, а оборотни всё с меньшим рвением исполняли условия договора, подписанного после прошлой войны, положившей начало увяданию.

Королева оставалась невозмутима и холодна, как обмороженная статуя. Правила монархиня единолично, вампирский трон, традиционно, не предполагал коронованного супруга в силу набора ритуалов. Сакральных до мозга костей, бессмысленных, но, как заверяли Мастера, необходимых. Вот и маялась сиятельная тётка единолично, разменивая любимцев, живучестью монаршей отчего-то не отличавшихся, да Советников перебирая. Решения, таким образом, тяжким грузом лежали на хрупких, аппетитных плечиках. А сплетни змеями клубились у подножия Чёрного Трона. Адалин прекрасно знал о переменчивых вкусах госпожи. И тем больше поражался клятой … удачливости.

Помнится, до войны дело обстояло иначе: аппарат Высших имел функции не только оформительские («пожар над гатью», гнев толпы, трагический шорох), а избранные Лучистые активно участвовали в политике. Более того, имелся и претендент на место сиятельного Консорта. Но жизнь меняется. Претендент благополучно куда-то удрал, а то и преставился, учитывая державные выкрутасы. А «девица Равнсварт» осталась. Единоличная и непогрешимая в толпе подпевал да раболепных идиотов.

Подниматься к покоям Её Величество было занятием непростым не только с моральной точки зрения, но и по самым прозаическим, бытовым причинам: крутую лестницу с покатыми ступенями радетельное Величество нарочно не освещало. Супротив незваных гостей, чтоб, проходимцы, ноги в дороге переломали. Несмотря на природную грацию и развитую ловкость, Упырь дважды чудом на ногах удержался, атакованный сперва каким-то пыльным, окрылённым созданием, гортанно с потолка ухнувшим, потом гремящим доспехом, зачем-то посреди прохода выставленным и – напоследок – зашуганным домовым, порскнувшим под ноги, очевидно, в слабой надежде свести счёты с опостылевшей судьбой. Встряхнув нечистика за шкирку, Адалин поглядел на нежить подчёркнуто мрачно. Но неслучившийся покойник в ответ обратил на упыря такую невообразимо печальную, мехом заросшую, волоокую мордашку, что мужику только и оставалось, как прикончить из жалости, дабы впредь не мучилось. Не желая брать грех на и без того нестиранную душу, подданный надменно поставил мохнатое создание обратно. Домовой в благодарность пронзительно зашипел и выскалился. Оценив балаган, Фладэрик угрюмо фыркнул.

Палаты монаршие стерегли бдительно, но безучастно. Вышколенными истуканами вовремя обмирая. Так что прошёл Адалин беспрепятственно. И даже Дам, по-за гардинами кровавых подробностей да деталей пикантных поджидавших, не приметил. Разве, пыльный Ансэльм промелькнул на лестнице завистливым привидением. В приёмной и вовсе цвело похвальное запустение.

А в кабинете королевы горела всего одна свеча. Полумрак бедняжка разгоняла слабо, зато создавала ощущение уютного застенка. Вечерело, и окна затянул сизый сумрак весенней зари. Светляки оранжевых бликов плясали на кожаных переплётах кодексов и чеканке полок. Грузные рёбра свода тонули во мраке. Над полом, в ореоле приглушённого мерцания, возлежал без видимой опоры раскрытый фолиант древней магии. Его полагалось читать, стоя на коленях. Почему – леший знает. Но никому не говорит. Фладэрик себя к числу голосистой лесной нежити не относил, в диалоги с вышеупомянутыми злыднями не вступал, посему и прослыл святотатцем, порядком брезгуя.

Девица Равнсварт, нежное исчадие полночных бредней плоть усмирявших Проповедников, замерла перед тяжёлым столом, кончиками точёных пальцев столешницу драгоценного мрамора лаская. В очередном роскошном туалете, обильно вышивкой разукрашенном. Чёрный шёлк стекал изысканными складками вдоль гибкого стана, на подоле расцветая хитроумным узором. За монаршей спиной возвышалась жёсткая резная спинка рабочего кресла, из драгоценной заморской древесины сработанного и сейчас к незатопленному камину развёрнутого. Очередному незатопленному камину. Остро пах сандал и курившиеся в чашах смолы. Выстуженный кабинет, вообще, удивлял аскетизмом. Впрочем, дурно освещённая каморка казалась «еретнику» поприветливее самой хозяйки.

Юзэрин, синие «озёра» скромно потупив, обмирала трепетным оленёнком, кажется, едва дыша. И на посетителя отреагировала странно. Вскинув ладонь к губам, порывисто обернулась с весьма смутным выражением на побелевшем личике: ни то гордая тоска, ни то задумала какую пакость. Как ни странно, в строгом платье, змеиной чешуёй обтекавшем безукоризненное тело - рукава приоткрывали лишь самые кончики пальцев - монархиня смотрелась куда занимательнее, чем в прежних, нарочито-пышных туалетах. От венца Королева освободилась, как и от бус, и теперь медовая копна золотистым ореолом окружала госпожу, точёный силуэт оттеняя. Бледное, по-девически невинное личико перламутрово мерцало, точно поверхность топляка под луной. Длинные, чёрные и густые, точно опахала заморские, ресницы бросали густую тень на и без того тёмные омуты глаз. Экая скромница. Фладэрик замер, всматриваясь в зримо явленное воплощение сказочного образа: гипнотически-прекрасная, дивная самодержица. Предмет обожания и липких ночных грёз хворых трубадуров. Сахарный ротик обозначил робкую, ласковую улыбку. Королева ждала Адалина. Тот вздохнул и, случайный всплеск минувших впечатлений отметив, прикрыл дверь.

-Моя Королева, - борясь с неожиданным спазмом, горло перехватившим, Упырь склонил голову в знак почтения.

-Адалин… ты пришёл… благодарю, - нежная напевность модулированного голоса ласкала слух.

Сказочный образ, буквально, исходил мёдом. Завораживающе блестели томные глаза, одуряюще пахли благовония. Фладэрик, оценивший как наружность повелительницы, давно отточенную в подсобный инструмент, так и поставленные вибрации, скрипнул челюстями. Ну, разумеется. Балаган удался с блеском – эдакая прекрасная страдалица в лапах неумолимых обстоятельств. Подданный отреагировал явно иначе, чем предполагалось: мысленно хмыкнул, убедительность признавая.

По мановению тонкой, изящной ручки, мелькнувшей в украшенной фестоном манжете узкого рукава, резная громадина кресла плавно развернулась, едва касаясь витыми ножками ониксовых да малахитовых плит, изощрённый орнамент пола составлявших. «Девица Равнсварт», элегантно бровки сдвинув, устало опустилась на самый край, складки подола умело скомпоновав. Фладэрик, постояв в молчании какое-то время, но продолжения не дождавшись, молча подошёл к камину, сложив руки за спиной. Юзэрин проводила подданного долгим, вроде как, потаённым, взглядом из-под ресниц. Разумеется, не оставшимся незамеченным. Адалин замер в пол-оборота, с выражением учтивого внимания склонив голову к плечу.

-Ты, вероятно, не так понял всё это...

-Что именно? – усмехнулся искренне повеселённый Упырь, разглядывая дивное создание, на краю исполинского кресла прикорнувшее: рыжее пламя свечи, сквозняками колеблемое, причудливым образом сплетало кружева теней, превращая монаршее личико в золотисто-бледную, гениально сработанную маску. Как будто даже испуганную. Королева по привычке бесподобно организовала мизансцену. И чернявый против воли проникся настроением. – Разговор… в кустах?

-Адалин! – Юзэрин, вспыхнув, воззрилась на нахального подданного. «Омуты» затейливо мерцали в полумраке. Ужель, и правда, слёзы?

-Ваше Величество? – привычной иронии тут оказалось куда больше, чем предполагаемого участия, и Фладэрик, кашлянув, поспешно интонацию откорректировал. – Прошу прощения, моя госпожа. Что именно я… превратно понял? Если моя Королева не желает меня видеть, я могу уйти, - Равнсварт молчала, продолжая странно, до жути убедительно и убеждающе глядеть на подданного. Так что Упырь почти почувствовал дискомфорт. Почти.

-Зачем всё это, Адалин? – неожиданно с горькой обречённостью бросила повелительница, красиво взмахнув фестончатым рукавом. Проникновенный шёпот драгоценной ткани довершил картинку. Фладэрик вздёрнул бровь:

-Я по-прежнему не понимаю, моя госпожа.

-Зачем ты делаешь всё это, Князья Великие?!

-Выполняю приказы, Ваше Величество? – продолжая деликатно симулировать галантность, предположил чернявый. Юзэрин порывисто прикрыла глаза ладонью. Глубоко вздохнула.

-Хорошо, мессир Адалин. Тогда… Скажи мне, зачем ты ездил на восток, к границам Стародревья? Моим подданным запрещено там появляться, - Упырь безмолвствовал, непроницаемо ухмыляясь, а взгляд нарочно в пол устремив да цветные плиты пересчитывая. Ониксы-малахиты, малахиты-ониксы. Узоры-сполохи, резные линии. – В Коммуне… сколько ты провёл? Кхаркхелл, Аксцебужц... Мессир Гуинхаррэн, отчего-то, весьма сдержан на этот счёт. Зато мессир Тэрглофф весьма красноречив.

Так и не высмотрев в орнаментах напольных ничего умнее, Фладэрик пожал плечами: хоть чисто, и то радует. В палатах Озара, вон, да при дворах западных князьков-хозяйчиков, поди, поползай – в трясине не так измараешься. Звероящеры ископаемые пластами залегают. Юзэрин отвернулась, отняв, наконец, ладонь ото лба. Покачала головой. А Адалин, отмерев, прошёлся пару раз по комнате, всё так же заложив руки за спину - подобранный, жилистый, долговязый и длинноногий – остановился аккурат посередине, точно для доклада, да изрёк глубокомысленно:

-Восток, моя королева, восток. Мне жаль, что моя госпожа не довольна моей службой.

-Твоей службой, - страдальчески выдохнула прелестная правительница, с болью сахарные губки закусив. – Это не служба, это попытки… умереть, - последнее Юзэрин почти прошептала. Фладэрик невольно рассмеялся:

-Что? Госпожа Королева изволит шутить? – усмешка тёртого прелагатая, по буеракам-корчмам не одну седмицу коротавшего, морозной стылостью напоминала смёрзшийся до дна ручей. Невозмутимое и равнодушное внимание. Адалин, покачиваясь длинной прапорицей на ветру, выразительностью отличался соответствующей. «Госпожа Королева», продолжая самозабвенное представление, лишь отмахнулась:

-Какие шутки, Адалин? Тебя… ты… тебя солдаты Поста едва отбили! Скажи одно… чем… чем ты обижен? Мало тебе почестей?

-Моя Королева! – перебил Упырь, невольно сдвинув брови. Юзэрин, отвернув лицо, вновь взмахнула изящной ручкой:

-Оставь уже! Я не слепая… Тебе милее по болотам скитаться…

-Это моя служба, - нетерпеливо, резко, почти обличительно повторил упрямый прелагатай. Поджал губы, перевёл дыхание, стараясь нащупать нужный тон. Оный упрямо хоронился за раскидистыми лопухами досады да колючей неприязнью. Подобных бесед Равнсварт давно не затевала.

-Ты мог, вообще, не служить! Ты – старший Адалин, Высший по правам наследства после смерти Тайдэрика! Ты состоишь в Стяге! И – хочешь? – получишь любые титулы! Меча, Советника, хоть Канцлера Долины! Чего ты хочешь? – Фладэрик поспешно закрыл глаза, смиряя злость. Разговор таки вывернул на проклятую тропу.

-Юзэрин! Прекрати… перестаньте, Ваше Величество… я… служу короне. Тебе служу…

-Ты ненавидишь меня, - горько рассмеялась монархиня, подняв побелевшее зимней околицей личико. – Оставь уже притворство! Какая служба? Ты ненавидишь свою Королеву! - Адалин вздрогнул, испытав странную, одуряющую тошноту. Какое-то нервное головокружение. Жёлтые зенки расширились:

-Нет.

-О да, - бархатный, грудной смех на сей раз показался почти жестоким. Огромные тёмные глаза блестели, дробя рдяные отблески. Хотя в голосе звенела сталь, а ротик сердито кривился, Равнсварт, действительно, плакала. – Ты талантливо притворяешься, Адалин, умеешь быть полезным. Иногда я даже верила. Через силу, безнадёжно! Знаешь, что? Канцлер Двора давно нашёптывал про измену старшего Адалина, про странную любовь к бродяжничеству, самовольные отлучки, вольности, дружбу сомнительную да разговоры… странные. Я, порой, сама не понимала, почему… прощаю это, - взвившись на ноги, Её Величество неожиданно проворно очутилось подле оцепеневшего, холодно золотые зенки сощурившего Упыря. – Ведь я, в сущности, могу выбрать любого, Адалин, - странно, неожиданно вымученно растянула губы на манер улыбки правительница. Вблизи Фладэрик отчётливо видел и горячечный румянец на нежных скулах, и треклятые слёзы на чёрных ресницах. А ещё – тоску. Палящую и цепкую, как ядовитый плющ. – Слышишь? Любого. И куда более благодарного…

-И… что останавливает прекрасную госпожу? – уточнил стыло, едва челюсти стиснутые разжимая, чернявый путешественник. – Влюбленные - или претворяющиеся таковыми из осмотрительности да страха перед шибеницей - быстро надоедают?

Равнсварт, пальчики ломая, сердито топнула каблучком:

-Молчи! Ужели Тэрглофф прав? И ты всего лишь… Ты, правда, презираешь Королеву вампиров, хозяйку Каменной Розы, которой клялся служить?

-Это невозможно, - Упырь отчётливо покачнулся, прикрыл глаза, желваки по щекам гоняя. – Юзэрин... Ты это знаешь.

-Знаю? Знаю ли? - Королева опустила голову, отвернулась. – Я скажу тебе, что я знаю, Фладэрик, - благоухавшие бергамотом, расплавленное золото в мерцающем свете свечи напоминавшие волосы сказочным покровом окутали застывшую госпожу. – У тебя ледяной взгляд. Глаза цвета янтаря и взгляд зимней бури. Ни тени сочувствия. Ни отблеска эмоций. Ирония и ледяной яд Голоземья, - кажется, бесподобная Равнсварт дрожала. Несколько обескураженный Адалин осторожно приблизился, невольно хмурясь. - Что бы ты ни разыгрывал, в чём бы ни клялся, - продолжала Королева, ладошки на высокой груди стискивая. – Ты… был другим. Ты помнишь? Себя ты помнишь? Настоящего. Не эту маску, что себе вылепил. Золотоглазый гвардеец не стал вельможей, - и вновь горький, преисполненный боли смешок. - Он стал прелагатаем. Первоклассным. Это правда. Первоклассным и совершенно обмороженным. Точно деревянная кукла с намалёванной улыбкой, - Упырь, и впрямь, почувствовал себя каким-то шарнирным болванчиком, Королеву вздрогнувшую за плечи обнимая. Юзэрин не сопротивлялась, только голову ещё опустила. -  Ты будто одичал на Большаках. И вовсе не стремишься в долину возвращаться. Замка избегаешь. А шутки твои…

-Прости меня, Королева, - благовония дурманили, точно заговорённый дым. Адалин наклонился, почти коснувшись лицом душистых волос. – Ты сама сказала, я всегда пренебрегал «ясновельможностью». Прости, что заставил усомниться… - прелестная госпожа Каменной Розы доверчиво вздохнула, позволяя теснее себя обнять. – Я люблю тебя. С тех пор, как увидел на Посвящении, - Фладэрик бережно разнял стиснутые ладони правительницы, поднёс к лицу, поочередно поцеловав. Равнсварт тихо всхлипнула:

-А знаешь… я хорошо помню, как ты, ещё не представленный ко двору, впервые появился в Замке, - Упырь удивлённо усмехнулся, машинально вскинув бровь. Запах лилии, бледными пальчиками порфироносицы источаемый, будто бы сделался отчётливее. – Нет, ты не знаешь, - нежная улыбка превращала шёпот в натуральное заклинание. Адалин лишь плечами пожал. – Я тебе не рассказывала… как увидала в казармах Стяга старшими дружками-гвардейцами приведённого студиозуса. Нахального не по годам. В памяти тот день отпечатался, как будто вчера было... – Юзэрин, мягко к Упырю прижимаясь, задумчиво вздохнула. – Черноволосый, светлоглазый. Ты дрался с каким-то гвардейцем. И, видимо, в запале поединка всеобщего оцепенения не приметил. Как и твой дружок. Тогда Стягом командовал Ксавер Ордэгел. Страшный, что Исчадие Бездн на службе у Тёмного Князя. Вёл меня под ручку по галерее. А как увидел это сборище, аж остолбенел. А я только улыбнулась и, понаблюдав за неуставной шалостью, молча ушла. Забавно, перепуганные солдаты не рискнули даже пискнуть, ни то что разнять дерущихся. Таращились резными истуканами. Согласно порядку, всех присутствующих, не исключая старого Ксавера, следовало примерно наказать. А юноше, самовольно покинувшему Стударм до сроку, ещё и с солдатнёй активно путавшемуся, отказать в Присяге на год, - Адалин, школьные приключения припоминая, невольно ухмыльнулся, морща лоб. С гвардейцами он «путался» исправно. Тогдашний Стяг любил подурачиться. И драк в ту пору случалось много, о какой именно речь, угадать не представлялось возможным. Равнсварт снова вздохнула. - Я поступила иначе. Хм. Зачем же я тогда посещала Стяг? Вроде, с внеочередным смотром. Или по настоятельной рекомендации Тэрглоффа? Не помню причины… Зато потасовку между гвардейцем и лихим юнцом с бешенными, золотом горящими глазами помню во всех подробностях. Вплоть до складок распущенной рубахи. Без доспехов, даже без кафтанов. На боевых саблях. Вы оба хохотали и подначивали друг друга, как сумасшедшие или хмельные, - чернявый пожал плечами. Вряд ли Её Величество ожидало каких-то комментариев. Спустя столько лет. – А я, знаешь, я сделала вид, будто ничего не произошло. Ни словом не обмолвилась. Видимо, Ордэгел тоже вам не сказал... Наверное, все слишком испугались. А на Присяге этот юнец, помнится, сверкал своими шалыми золотыми глазами и …

-И поклялся служить прекраснейшей из королев. Я помню.

-Сколько воды утекло с тех пор, сколько крови, лжи и ненависти… Ты, правда, всё ещё любишь меня?

-Как иначе, моя госпожа?

Королева тихо улыбнулась, медленно провела пальчиками по чёрным волосам, впалой щеке и упрямому подбородку:

-Видимо, потому Тэрглофф до сих пор не получил высочайшего соизволения, - с мечтательной вкрадчивостью прошептала Равнсварт, мягко отступая во всё сжимавшихся объятиях. – Ты не врёшь. Во всяком случае, я хочу в это верить.

***

Бесшумно выбравшись из королевской опочивальни, просторной, что оболонь при справном городишке, Упырь не без облегчения расслабил физиономию, позволив дурковатому выражению без памяти втресканного да от переизбытка чувств косеющего волколака сползти в потаённые закрома лицедейных талантов. Передёрнулся, жёстко растёр подбородок со скулами. Ещё раз помянул поганую фразу, заклинанием, а то и проклятьем родовым, разум парализующую. Походя оправляя рубаху, быстро сбежал по каменным ступеням тайного хода, спальню с кабинетом соединявшего.

Небольшая, с лица вовсе незаметная дверь по-за гобеленом распахнулась без единого звука, впуская посетителя. Первым делом мужик отыскал Валтаровы свитки. Как выяснилось, уже аккуратно заложенные промеж сигнальных артефактов, хорошо, не заряженных. Так что выполняли те функции скорее декоративные, как и многое другое в это чудном… заведении. На проверку прочей королевской макулатуры ушло, в худшем случае, с лучину времени* (* - около получаса). Адалин привычно шуршал малозначительной корреспонденцией. Весточка от предводительницы западных ведьм, краткая эпистола из Ставмена, какие-то свитки с печатками жешских магнатов. Ворох дурковатых двусмысленностей и откровенной лжи. Едва от плевка презрительного удержавшись, очередной пасквиль глазами пробегая, Фладэрик сердито растёр загривок, чувствуя непреодолимое, удушливое омерзение как к сочащим вожделение запискам, так и ко всей ситуации в целом. Будто что-то липкое за шиворот провалилось.

Упырь не особенно рассчитывал найти нечто, действительно, стоящее, и потому, аккуратный чертёж обнаружив, едва слышно присвистнул. Её ослепительное Величество, владычица Каменной Розы, оказывается, на досуге колдовством забавлялась, да не простым, житейским, а самым, что ни на есть, передовым. Знаковым.

Опрятный, пронзительно-точный рисунок с педантично просчитанными направляющими и скромными пометками на полях здорово напоминал встреченное в Мрачных Холмах непотребство. Фладэрик, неторопливо выпрямившись, щурясь в полумраке, но света предусмотрительно не разжигая, старательно запечатлел в памяти наглядную иллюстрацию торжества фанаберии над разумом. Клятые чудодеи, очевидно, совсем помешались. На пару.

Адалин, деликатно свиток уложив на прежнее место, сердито размял зудящую переносицу. В глаза будто пригоршню трухи швырнули – сказывалось-таки затяжное бдение. Впрочем, с необходимостью мотаться в седле без сна и отдыха седмицу напролёт чернявый как-то примирился. Но вот открытия паскудные совсем не радовали. К примеру, смиренное, верноподданническим сиропом из лести пополам с откровенным подхалимством усердно пропитанное прошение-донос, личной печатью Тэрглоффа заверенное да под руки случайно подвернувшееся. Упырь вздохнул сквозь стиснутые зубы, шею сердито растирая, прошёлся к исполинскому, скобами железными окованному кодексу, над полом эдакой жирной пташкой подвисавшему. Оглядел исчерканный комментариями скопидомных пращуров разворот. Ну, разумеется, почему-то мужик так и предполагал: пиктограммы и сепараторная ворожба, гоэтия* (* - Колдовская традиция общения (призвания и эксплуатации) с демонами, слугами Темного Князя и прочими занятными представителями вдоль кромки злоумышляющей фауны, а так же составления талисманов) и теургия* (* - Высшая колдовская традиция, напротив, к неким светлым сущностям апеллирующая (номинально)). Взаправду, самонадеянной глупости, венцом тесным натёртой да воспалившейся, нет предела. Чернявый прелагатай, тряхнув вновь поперёк физиономии упавшими волосами, в безмолвной тоске воззрился на безответный фолиант. И чего идиотам венценосным не хватает? Зачем за кромку лезут да сил тамошних домогаются? Будто без этого равные могуществом найдутся в обширном околотке. У одного - Сартан на сворке, стая Выжлецов да дивное собрание страстей, в лабораториях подгорных взращенных. У второй – целое племя прирожденных убийц, кровожадных тварей, при умелом руководстве неплохой плацдарм представлявших. Да одна Лучистая дюжина под командованием приличным способна сотню-полторы положить. Если, разумеется, без всяких божевольных выходок обойтись, вроде разоружений да избирательной травли.

Адалин поморщился, проверил свитки за пазухой, придирчиво оглядел стол, прикидывая дальнейшие действия. В принципе, на Розу можно было потратить ещё денёк. В виду открывшихся обстоятельств это даже не выглядело особенным расточительством. Скорее, данью необходимости. К тому же, давало Сейрану возможность собраться без спешки.

В покоях Её Величества, несмотря на свинцовую тяжесть предутренней тьмы, чары поддерживали влажный, пещерный, дурманивший воображение полусвет. Ласково пахнуло в лицо гвоздикой, розмарином и вездесущей вербеной – странное, духмяно-горькое, но горячо королевой любимое сочетание, неизменно для спальни выбираемое. А ещё прогоркло запахло очагом. Фладэрик осторожно отодвинул тяжёлую гардину, закрывавшую потайной ход, и умудрился не повалить тут же пристроенный свечник, оплывший жировыми слезами едва ни до полу. В жерле открытого очага ещё тлели головёшки, распространявшие неприятно-сажистый, душный и навязчивый смрад. Адалин ненавидел запах пожара, огня в доме. Даже больше навязчивой пряности благовонных курений. Поморщившись поганому обычаю, упырь осторожно прошёл к постели. Ложе Величества располагалось на трехступенчатом постаменте, обложенном шкурами да коврами, точно берлога дикаря. Зажиточного дикаря. Юзэрин, во сне особенно очаровательная, в полном соответствии с известной присказкой, раскинулась среди шкур воплощением ночного кошмара затворника-аскета. На диво привлекательная в развратном забытье. Нежное личико выглядело пепельным в сумраке ночи, даже румянец не скрашивал сизого оттенка. Необычайно густые, загнутые ресницы дрогнули, томно приоткрываясь. Упырь, помедлив, опустился на корточки, непроницаемо улыбнулся. Потусторонняя прелесть полусонной красотки почти завораживала. Почти. Если на то пошло, вся жизнь старшего Адалина последние дюжину-другую лет держалась на этих «почти».

-Фладэрик, - ласково мурлыкнуло беззаботно-распутное видение. – Ты куда? Разве уже утро?

-Скоро, - оглянувшись на узкое окно, всё равно плотно задвинутое очередным пыльным шедевром заморского ткачества, пожал плечами чернявый, ожидая предсказуемого продолжения. «Девица Равнсварт» сладко потянулась, гибкая и пластичная на зависть всем замковым кошкам и придворным змейкам. – Мне надо идти, Ваше Величество.

-Куда же? – синие «омуты» плутовски сощурились. Выскользнув из-под шкур, Королева уселась в выверенную позу записного соблазна, невзначай наивной непосредственностью припорошенного.  – М? Ещё не рассвело…

-Самая пора для прелагатая, - усмехнулся отстранённо мужик, погладив бархатную, едва розовеющую в полумраке невесомым румянцем щёку госпожи. Юзэрин покачала головой:

-Ты странный, Адалин… До сих пор не могу тебя понять. Зачем тебе это?

-Преданность? – насмешливо поиграл бровями Упырь, всё не отнимая руки. Равнсварт картинно скривила очаровательный ротик:

-Так это преданность тебя из моей постели гонит?

-Ну, - Фладэрик нарочито призадумался над ответом. – Как ни чудно. Не ты ли давеча досадовала на дотошность Канцлера и скрытность Второго Советника? На Древнюю Силу и прочие… радости?

-И это не может подождать?

-Хм…