2. Кальмарус. Александрийская история

Автор:     Кальмарус



        Богач Потамий имел все причины быть довольным жизнью. Она, что и говорить, удалась. Сын ипподромного подметалы сумел разбогатеть винной торговлей. В далекой Италии старые фалернские и тускуланские виноградники, знаменитые в прошлые века, выродились, и египетская Мареотида с ее лозами, обильно дававшими мелкий и сладкий черный виноград, стала новым поставщиком.
          Двадцать лет усердия в торговых делах – и теперь вся Александрия знала имя Потамия, и посетить его дом, принять приглашение на обед не отказались бы даже первые люди города.
          Улица, на которой жил Потамий, была искусно размещена так, что на ней постоянно дул легкий ветер, несший прохладу с моря и снижавший обычную египетскую жару. И главная в городе Канопская улица, шириной в немалую реку, была совсем неподалеку, в неполных двух стадиях. Обрамленная колоннадами и портиками, уставленная храмами самым разным богам самых разных народов, она пересекала город из конца в конец. И дом свой Потамий обустроил по собственному вкусу, ни в чем себе не отказывая – колонны из белого и желтого мрамора, окна, умело сориентированные по солнцу и забранные в бронзовые переплеты, из-за которых атриум всегда был освещен ровным золотистым светом.
          Как и полагалось человеку его статуса, Потамий обзавелся свитой из клиентов. Они обычно являлись с утра и приветствовали патрона наклоном головы, словно собиравшиеся бодаться быки. Нараздавав им поручений, выслушав об их проблемах и пообещав все решить, Потамий замечал, что солнце уже в зените, наступал полдень, а значит, время немного подремать. В три часа дня закрывался храм Исиды по соседству. Бритоголовые жрецы в длинных льняных одеждах степенно расходились по домам. Звук ударов в бронзовую дощечку, доносившийся из храма, будил Потамия.
          В доме было пятеро слуг: повар, пекарь, банщик, шут, забавлявший хозяина и его гостей при выпивках. Раньше этот шут был философом и бродил от дома к дому, питаясь от щедрот богатых кутил, пока не прижился у Потамия. В конце концов, наличие ученого собеседника, которого можно продемонстрировать гостям, повышает статус хозяина дома.
          Однажды речь за столом зашла о том, откуда течет Нил, и что за народы живут в тех землях. Туда, в страну, огражденную пустынями, обширными болотами и неизмеримыми расстояниями, никто никогда ранее не проникал.
- Эти места заселены племенами черных, своим безумством напоминающих диких зверей, - уверенно заявил философ. – Воистину, они худшие из людей. Они отличаются черным цветом, жесткими волосами, приплюснутым носом, толстыми губами, большой веселостью, скудоумием и обычаем есть друг друга: они едят мясо врага.
          Потамий и его гости переглянулись; рассказ не добавлял им аппетита за обедом.
- Впрочем, не везде там проживают нечестивые народы, - продолжил философ, забросив в рот горсть оливок и сопроводив их глотком вина. – У Килвы, на берегу океана, есть Остров обезьян, там живут наидостойнейшие из черных. Из их числа - евнухи великих царей.
- Хочу себе такого! – безапелляционно заявил вдруг Потамий.
Это был пьяный каприз, минутный порыв, но отказываться было нельзя, недостойно уважаемого человека, чье слово стоит дорого. Так в доме появился чернокожий Адубарей. Его привез заезжий араб, почти такой же черный, но с белоснежным оскалом зубов, закутанный в белые тряпки. На поясе араба висел кинжал, он тыкал им в невольника, что-то говорил, по-обезьяньи скалясь – торговался.
          Потамию пришла в голову забавная идея – научить негра чтению и письму, что было сделано на удивление скоро. Кроме того, поскольку Адубарей был черен, как смоль, хозяин решил, что он должен красиво выглядеть, и вот, обряженный то в розовое, то в желтое, то в голубое, черный негр во время приемов и пиров сидел в специальной нише и записывал на папирусе все, что было сказано, и кто сказал. Перечитывать потом эти записи доставляло удовольствие Потамию, он от этого возвращался мыслями к моментам приятного времяпровождения.

          А по соседству с Потамием шла другая жизнь, и кипели совсем иные страсти. Лет пять тому назад в Александрии папа Иракл обрушил свой пастырский гнев на еретическое учение некоего Феодота-Кожевника, которое также разделяли не менее авторитетные и в высшей степени сведущие люди — Феодот-Меняла и Асклепиодот, бывшие его последователями. Эти учителя Церкви отрицали Троицу, настаивали на единстве бога, а Христос для них был простым человеком, на которого действовала божественная сила.
          Ересь эта пошла из Рима, где ее основатели дерзнули избрать своего собственного папу Наталия. Точнее, он был ими нанят за сто пятьдесят денариев в месяц исполнять роль первосвященника. Тогда явились с неба ангелы божии и всю ночь били этого еретика так, что он, придя в себя, тут же принес покаяние за отступничество, был милостиво прощен и принят назад в Церковь.
          По наущению папы Иракла, александрийские феодотиане были биты правильно верующими, а возглавил избиение некий Евхарий, о котором говорили, что раньше он был жрецом древнего культа священного козла в Гермополе. За свое рвение Евхарий был отмечен папой и даже получил от него уважительное прозвание "Пес Господень".
          Еретики были изгнаны, но Пес лязгал зубами и принюхивался в поисках новых жертв.
          Еще один Учитель, Ориген, тоже смущал несведущих своим лжеучением. Христос, говорил он, однажды вновь будет распят ради спасения демонов и самого Сатаны, которые раскаются и будут восстановлены в ангельском достоинстве. Будут прощены все грешники, и грядет всеобщее спасение. Более того, оригенисты практиковали магию и верили в неоднократное перерождение душ в телах.
          Теперь подобную ересь было невозможно.
- Уймись, Оригена тебе не спихнуть! - убеждал Евхария папа Иракл, доедая копченый окорок и запивая его сладким вином из сушеного винограда. - Он хоть и еретик, но блестит, как медный таз. Его и при дворе принимали.
          Пятнадцать лет тому назад Ориген был приглашен на прием к императору Александру Северу, бывшему на Востоке по случаю очередной войны с персами, и излагал там свое учение - август был любознателен и охотно выслушивал философов.
- А ты, мой верный пёс, фигура не для фасада, уж извини, - Иракл облизал жирные пальцы.
          Сожительница папы, сирийка из Апамеи, поднесла горшок смокв и сочного дамасского чернослива.
- Дай же мне послушание, отче пресвятый! - чуть не выл Евхарий. - Дай приход для проповедания истинной веры!

          Однажды, гуляя в порту, папа Иракл увидел принадлежащий богачу Потамию торговый корабль, украшенный резным изображением крокодила.
- Как можно молиться крокодилу? – в сердцах воскликнул святой человек. – Ведь это просто животное!
- Это Петезух, он всегда помогает нам в торговых делах, - пояснили ему корабельщики.
          Богословского спора не получилось, но вскоре папе снова пришлось столкнуться с Петезухом, и не только ему.


          До Александрии дошла весть об очередной смене императора в Риме. Потамия тут же вызвали в префектуру. Он собрался и пошел радостный – пригласили персонально, засвидетельствовали уважение. И обратились при встрече «благородный Потамий». Только вот все услышанное в дальнейшем совсем не обрадовало. Префект, донося монаршую волю, напомнил о тяжелых временах, переживаемых государством, о смутах и внешних угрозах, терзающих его. Именно в этот решающий момент все, как один, должны сплотиться и показать свою лояльность, готовность приносить жертвы во имя общего блага. От Потамия их требовалось две.
          С первой из возложенных обязанностей он справился шутя и прямо на месте – принес жертву своему Петезуху за благополучие императора и государства, засвидетельствовав этим свою благонадежность. А вот со вторым заданием было куда сложнее. Казна отчаянно нуждалась в деньгах, и даже порча монеты при последних императорах не помогала поправить финансовые дела. Но, что особенно прискорбно, граждане вели себя совсем не как граждане, а как нерадивые рабы. От налогов и повинностей они бежали кто куда, из-за чего пустели и дичали целые номы. Земледельцев становилось все меньше, зато росла орава городского плебса и нищих. На дорогах появились разбойники.
          Понятия «заброшенные земли» и «государственные земли» постепенно сделались идентичными. Государство старалось передавать землю общинам и богатым землевладельцам, возлагая на них бремя ответственности за ее содержание и обработку. Бесполезно. В последние годы можно уже было дни напролет скакать на лошади вдоль Нила и не встречать ничего, кроме запустевших полей и брошенных деревень.
          Между тем, от поставок египетского зерна зависело благополучие самой столицы, и новый император Деций решил взяться за проблему всерьез. Если они не хотят обрабатывать поля и платить налоги добровольно, то их надлежит заставить.
- Государство доверяет тебе эту литургию, благородный Потамий, и ты, как честный гражданин, прими на себя обязанность поимщика воров и неплательщиков. Если же они воспротивятся, то надлежит заковать их в оковы и препроводить к его высочеству господину префекту.
          Далее в списке следовало пять человек, местных жителей, которые имели столько же опыта в поиске и поимке разбойников, как и Потамий, получивший их в подчинение.

- Возрадуйся, о, пёс мой, ибо получил ты давно чаемое! – папа Иракл тоже побывал в префектуре, и там его озадачили тем же самым, чем и Потамия.
          Евхарий по-собачьи насторожился и подобострастно уставился на хозяина.
- Хотел ты давно приход. Отправляйся же к буколам. Проповедуй им веру, а также побуди заплатить Кесарю кесарево, как это должно.
          Полудикие пастухи-буколы жили в глухих тростниковых плавнях нильской дельты, куда даже вооруженные отряды не осмеливались соваться. Лет восемьдесят тому назад они подняли восстание и едва не захватили Александрию, сейчас же сидели тихо, но и жили по-своему, законной власти не подчинялись.
- Они меня убьют, - не без оснований усомнился Евхарий.
- Несчастный, - вздохнул папа Иракл. – Убьют тебя, скорее, здесь. Слышал ли ты, что случилось в Пелузии с епископом Серапием? Нет? Где же были твои уши?
          Епископ Серапий из близлежащего Пелузия сделался мучеником – за отказ принести жертву языческим богам его тащили по улице, избивая палками, а потом утопили в море.
- А ты? Что будет с тобой, отче? – спросил Евхарий.
          Папа Иракл снова вздохнул.
- Не подобает укрыться граду, на верху горы стоящему. Приму мученичество и я. А ты… Ты станешь моим преемником!
- Несу и я крест свой. Так тому и быть! - Евхарий отвесил папе глубокий поклон и почтительно попятился к двери.
          Обещание преемничества обрадовало его. В голове Пса уже возник план. Он решил не ходить к буколам, а обокрасть какой-нибудь храм, ибо нет ничего плохого в том, чтобы отобрать у языческих лжебогов подношения, а потом выдать свою добычу за собранные налоги, не забыв при этом, конечно, и себя. Когда же папа Иракл примет мученичество за веру, вернуться и занять его место. Впрочем, и папа Иракл в мученики не собирался. Он собирался подкупить свидетелей, заверяющих факт принесения жертвы.


                Странно, но деревня неплательщиков налогов совсем не показалась Потамию нищей. И что ее жители от чего-либо скрываются, тоже не показалось. Почтенный старец с длинной бородой, видимо, здешний старейшина, учтиво принял сборщиков и жестом пригласил их войти в дом в самом центре деревни. Постучали в дверь. Никто не открыл, хотя изнутри доносились звуки, явно намекавшие на чье-то присутствие. Постучали еще – тот же результат. Наконец, один из спутников Потамия, потерявший терпение, выбил дверь, навалившись на нее.
          Внутри за столом сидели четыре человека в одинаковой одежде, выдававшей в них воинов. У стены стоял прислоненный к ней щит – круглый и большой, как столешница, из-под которого торчало сложенное оружие.
- Кто это тут таранит ворота в нашу крепость? – ехидно спросил товарищей один из солдат. – Или, может быть, это сам персидский царь?
- Кто ты, а?! – заорал вдруг другой, как полоумный, и бросился к Потамию так, что тот от неожиданности его оттолкнул.
          Солдат с готовностью упал на пол.
- Аааа! Аааа! Он меня толкнул! Видели?! Все видели? Этот негодяй напал на римского солдата!
- Видели! Видели! – закричали вдруг сзади, сразу на несколько голосов.
          Потамий обернулся. В дверях стоял старейшина с двумя жителями деревни и негодующе размахивали руками.
- Оскорбление войска есть оскорбление императора! Тащите его к господину центуриону!


          Когда Потамий и его спутники ни с чем отправились назад, деревня еще долго продолжала шуметь, как улей, и этот шум было слышно, даже отойдя на пару стадий. Можно сказать, что отделались легко. Хотя какое там легко…

- Нехорошо, благородный Потамий, весьма нехорошо, - сказал префект, когда неудачливые сборщики вернулись в Александрию и предстали перед ним. – В то время, как государство изнемогает в борьбе с варварами и узурпаторами… Словом, ты по- прежнему должен исполнить то, что тебе назначено. А для большей побудительности я данной мне властью беру в залог твой корабль и твоего раба.
          Префект указал пальцем на черного Адубарея, сидевшего, как ни в чем не бывало, в своей нише, и все записывавшего.
- Он очень пригодится нам в префектуре, - префект тяжело вздохнул. – Граждане обленились настолько, что не хотят даже читать и писать. Приходится привлекать рабов, не имеющих выбора. Кстати, вот эта шкатулка из слоновой кости и черный ибис из Пелузия, живущий в твоем саду, тоже мне очень понравились.

          Расстроенный донельзя Потамий не знал, что ему делать дальше. Все его невольные помощники покинули его. О возвращении в злополучную деревню не было и речи, и Потамий потерянно бродил по окрестностям, не зная, что ему предпринять. Однажды во время этих брождений он встретил Пса Господня – Евхария.
- Камо грядеши, человече? – спросил Потамий, передразнивая манеру говорить, свойственную духовным людям.
- Водворюсь во пустыни, Господа ради, - угрюмо буркнул Пес и побрел дальше.
          Вид у него был побитый. Затея с ограблением храма не вышла, Евхария заметили и очень доходчиво наказали прямо на месте поимки.

          Утомившись от дневного зноя, Потамий ложился отдохнуть прямо на песок в тени тростниковых зарослей. С реки тянуло прохладой, поблизости плескались волны. Тростник шумел над головой, словно настоящий лес. Однажды из этих дебрей прямо на Потамия вышло чудовище – водяной конь. Оно мотнуло огромной головой, зевнуло, показав кривые желтые клыки размером со слоновьи бивни, и зашло обратно в камыши. Располагаться по соседству с ним Потамию не хотелось, пришлось идти дальше и искать другое место для отдыха. Но там его ждала еще более неожиданная встреча.
          Знакомый розовый хитон Потамий узнал издали. Подойдя ближе, различил и то, что его обладатель черен, как смоль. Негр сидел на песчаном берегу реки, свободном среди зарослей, и, судя по движениям, добывал огонь.
- Адубарей?! Ты откуда здесь? Ты же должен быть в префектуре?
- Вот, обедаю, - казалось, ничуть не удивившись встрече, ответил негр.
          Он сунул в рот молодой тростниковый побег и принялся с аппетитом жевать.
- Вот, маслице взял, - сказал он и жестом пригласил Потамия присоединиться.
- Как ты можешь это есть? – поморщился бывший хозяин, хотя давно знал, что это обычная пища простолюдинов.
- Ты можешь вернуться в город, - сказал вдруг Адубарей. - Префект объявил амнистию, и
бояться больше нечего, так что приходи спокойно, если хочешь.
- Что это вдруг? – не поверил Потамий и с подозрением скосился на негра.
- Тебя наверняка сразит эта горестная весть, - Адубарей поднялся и театрально развел в стороны руками. – Но я вынужден сообщить тебе о смерти нашего повелителя, августа Деция. Он пал в битве со скифским варварами.
- Что ты говоришь?!
- А матрикулы… Матрикулы совсем износились от старости. Я возился столько дней, стараясь восстановить изъеденные червями места, я сличал их с новыми копиями – все бесполезно. Пришлось их выбросить. Кто там значился, отныне чист и ничего не должен.
          И вскоре Потамий снова был в своем александрийском доме. Он рухнул на кровать, в блаженстве потянулся и тут же заснул.


          Вернулся из скитаний в те дни не только Потамий.
- Приветствую тебя, Веры твердого адаманта и Церкви столпа непоколебима! - всплеснул руками папа Иракл. - Водворился во пустыне яко же Моисей...
- А ты почему тут остался, и язычники тебя не тронули? - зарычал вместо приветствия Пес Господень, Евхарий. - Ты идолам жертву принес?!
- Возроптал ты, Пес мой, - заметил папа с ноткой обиды в голосе. - Нехорошо.
- Донесу братии о тебе! - рявкнул Евхарий и бросился прочь.
          Однако, понимания у братии он не нашел и метнулся тогда в далекий Карфаген, к авторитетному епископу Киприану. Тот встретил ласково, но порыва Евхария не поддержал. Сказал, что жертвование идолам, конечно, есть отступничество, но Церковь своей святостью прощает такой грех, если наличествует раскаяние.
          По всей империи множество христиан, дабы избегнуть гонений, принесли жертвы языческим богам и на словах отказались от своей веры. Но гонения со смертью Деция окончились, и теперь вставал вопрос, что с этими отступниками делать.
          В своем правдоискательстве Пес добрался до столицы и тут, наконец, нашел влиятельного сторонника. В Риме как раз с папой Стефаном соперничал за власть антипапа Новациан, который был настроен решительно: для однажды отрекшихся и падших двери Церкви должны быть закрыты! Прощая грешников и принимая их назад, сама Церковь сделается нечистой. Дело запахло расколом, но авторитетные епископы вовремя его предвидели и постановили, что незачем делать за гонителей их работу и уменьшать количество христиан. Все отпавшие были прощены, а Новациан и Евхарий объявлены еретиками и изгнаны.





Водяной конь – гиппопотам,
Литургия – обязанность, возлагаемая персонально на определенное лицо,
Матрикулы – налоговые реестры,
Ном – сельский округ в эллинистическом и римском Египте,
Папа – глава христианской общины крупного города; римские епископы получили
исключительное право на данный титул позже.


© Copyright: Мария Шпинель, 2021
Свидетельство о публикации №221043000422

http://proza.ru/comments.html?2021/04/30/422