5. Ада. Метаморфоза

Автор:    Ада


С середины XIX века Аргентина зазывала мигрантов. Правительство предлагало дешевую землю, работу для всех желающих и свободу вероисповедания. Конституция страны была адресована всем обитателям мира, которые захотят поселиться на аргентинской территории.
 
Россия особо никого не держала. Первыми ринулись поволжские немцы. Им не понравилась введенная в 1874-ом обязательная воинская повинность. Немцам повезло - правительство Аргентины отвоевало у местных племён большие, никем до сих пор не обрабатываемые плодородные земли и продавало их за бесценок.
 
За немцами, спасаясь от погромов и ограничений, потянулись на свободные земли евреи. Им, не привыкшим к сельскому хозяйству, было сложней. И неизвестно, как смогли бы выживать они, если бы не барон Гирш. Он создал в 1891 году ЕКО – еврейское колонизационное общество и выкупил земли под поселения. Из беженцев в портах Гамбурга и Константинополя отобрали несколько сотен иммигрантов. Правила отбора были очень строгие – только люди с опытом работы в сельском хозяйстве. Но правила не всегда выполнялись. Колонисты, которые не выдерживали новых условий, старались вернуться обратно. В последние годы уходящего XIX века Россия, отпуская эмигрантов, брала обязательство – не возвращаться.
 
Не всем желающим уехать в Аргентину удавалось пройти отбор ЕКО. Но, как говорится, спрос рождает предложение. Стали появляться заманчивые объявления о работе или продаже прибыльного дела.  Пароходы в Аргентину уносили в неизвестность русских, евреев, украинцев. Бедняков и состоятельных людей.  Приличных людей и отъявленных авантюристов.
 
 
***
 
 
Феня, выпускница Одесской Мариинской гимназии, милая барышня в серенькой шляпке, пробиралась сквозь паутину людей на палубе океанского лайнера. Нравом Феня была живая и веселая. Она была единственной дочкой у родителей, людей не слишком богатых, но вполне состоятельных. А потому немного избалована, романтична и в меру шаловлива. Казалось, что ее вовсе не касалась удрученного вида неразбериха: баулы, корзины, самовары, напряженные унылые лица.
 
Издали Феня приметила Арона, четырнадцатилетнего мальчика из Кишинева. Они недавно познакомились здесь на пароходе. Арон стоял в длинном сюртуке, явно не с его плеча. Черные кудри выбивались из-под картуза и оттеняли бледную кожу. Заметив его слегка припухшие веки, Феня поприветствовала его и сказала:
 
– Да у вас совсем нехороший вид, Арон. Вам не здоровится?
 
– Нет, все в порядке. В глаз что-то попало, – ответил он и провел рукавом по лицу.
 
– Как ваши родители?
– Матушка очень волнуется. Отец говорит, нам надо забыть, кто мы есть и стать другими.  Получим участок земли и будем на нем работать: растить овес, пшеницу, ухаживать за скотом. А мать должна будет научиться доить коров. Она очень боится коров. А я… я буду этим коровам играть на скрипке, – и в этот момент предательские слезы снова наполнили его глаза.
 
– Опять эта водяная пыль, – проговорил он, растирая пальцами щеки.
 
– Возьмите платок, можете оставить его у себя, – сказала Феня и продолжила, глядя в даль океана, – я думаю, что все не так ужасно, как говорит ваш отец. Мы тоже едем в какую-то деревню. Но Аргентина – теплая, солнечная страна. Я представляю себе, что мы будем жить на лоне природы, в деревне, такой, какие бывают в Малороссии: белые мазанки, тополя, маленькие деревья черешен, яблони, усыпанные цветами, степи, простор и свобода. Я заведу в такой деревне школу, окружу себя детьми и буду работать для них.
 
– Это замечательно, Феня, что вы закончили последний класс и получили аттестат учительницы, – сказал Арон, – а нас всех: двух старших братьев, меня, матушку и младшую сестру отец заставляет целыми днями учить испанский. Все языки, что я учил в гимназии: латынь, греческий, немецкий, французский, – теперь не нужны.
 
– Все ваши знания обязательно пригодятся. Дайте мне вашу руку.
 
Феня взяла его за руку, протянула вперед сцепленные руки и сказала:
 
– Смотрите, мы как будто летим в неизвестное, но очень счастливое будущее. Не надо ничего боятся, – она улыбнулась, и ее уверенность передалась Арону.
 
До самого Буэнос-Айреса они уже не поднимали тему предстоящих трудностей. Говорили о прочитанных книгах, рассказывали забавные истории из гимназической жизни. Сделались друзьями и перешли на ты. Уговаривались дружить в Аргентине. Но в толпе, по прибытии в порт, потеряли друг друга.
 
 
***
 
 
Феня домывала полы и радовалась, что хозяева переехали в Буэнос-Айрес.  Она начала работать у них год назад на ранчо, где пол был земляной. От времени он становился неровным, чтобы поправить, надо собирать конский навоз, мешать его с землей и разбавлять водой. Когда эта замазка готова, надо мазать пол; он высыхает и становится гладким.
 
Сегодня хозяева придут попозже.  У нее будет время примерить платье, которое сшила из старых платков с бахромой. Феня наденет платье, туфли, возьмет в руки самовар, который остался в память о маме, и, напевая такую щемящую, горько-сладкую мелодию, будет танцевать танго. И это совершенно не страшно, что вместо кавалера – небольшой пузатый самовар: с двуглавым орлом над краником, с витиеватым запорным ключом и гладкими, отполированными временем деревянными ручками.
 
Счастье ее было в том, что удалось избежать ужасной участи: попасть в руки шарлатанов и обманщиков, эксплуатирующих женщин с определенными целями.  Что не редко случалось с девушками-иммигрантками ее возраста.
 
Утром Феня пойдет на рынок. И пусть не сбылись мечты. И так горьки потери. Яркий солнечный день поддержит ее надежду на будущее.
 
 
***
 
 
Нарядная, насколько позволяло ее положение mucama con cama, как называют здесь горничных с проживанием, Феня пробиралась сквозь шумную толпу покупателей и торговцев. Ей нравилась ярморочная суета. Солнце проникало сквозь ажурные арки и купол крытого рынка. Она купила немного овощей, присматривалась к фруктам и зелени для хозяйского стола.  Вдруг легкий шорох или гул пробежал по толпе и привлек ее внимание. Неподалеку, в ярморочном ряду, показалась колоритная группа гаучо.
 
Ей нравились эти сильные красивые молодые люди, но, если честно, она их слегка побаивалась. Конечно, это уже не были гаучо пастухи, метисы, рожденные от испанцев индейскими женщинами. Те, гаучо, которые полвека назад, защищая свои стада, готовы были зарезать любого вставшего у них на пути. Эти гаучо – аргентинские ковбои, в светлых рубашках с большими манжетами, шейными платками, с широкими кожаными ремнями и, обязательно, с огромным ножом за поясом, – представлялись ей самоотверженными, бескорыстными, дерзкими и героическими, но все-таки немного опасными. «Кажется это еврейские гаучосы, молодые иммигранты. И, возможно, среди них есть кто-нибудь из России», – подумала Феня, но инстинктивно посторонилась и постаралась стать незаметной.
 
– Fenia... ;realmente eres t;? – спросил, не она ли это, один из гаучо.
– S;, mi nombre es, – Феня начала отвечать по-испански и запнулась на полуслове. Почти невозможно было узнать в этом красивом, широкоплечем молодом человеке, с огрубевшим от загара лицом, того бледного, с почти прозрачной кожей мальчика. Прошло чуть больше четырех лет.  Невероятно. Но это точно был он.
 
– Ах, как я рада видеть тебя, Арон. Как рада!
 
Арон по-испански сказал друзьям, что задержится на некоторое время. С одобрительными кивками и понимающими улыбками гаучо пошли дальше. А он остался и тут же перешёл на русский:
 
– Феня, я думал о нашей встрече часто.  Так хочу поговорить с тобой.
– С радостью пообщаюсь. Только сделать покупки нужно и успеть вернуться к обеду.
– Я помогу с покупками, – сказал он, задумался на мгновение и предложил, – пожалуй, нам стоит выпить мате. Я знаю тихое уютное место.
 
 По пути Арон успел рассказать, что сразу по приезде они всей семьей направились на участок, который получили на землях, выкупленных бароном Морисом де Гиршем. В поселке колонистов им предоставили дом, скот, семена, инвентарь и еду, на период между посевом и сбором урожая. Отец Арона сам научился ходить за плугом, обучил сыновей. Теперь в семье все могут копать огороды, ухаживать за скотом. Матушка, которая в Кишиневе никогда не работала, держала прислугу, теперь с утра до вечера стирает, готовит кушанья, доит коров.
 
– А видела бы ты как моя сестренка скачет верхом. А ей всего тринадцать, — с гордостью сказал Арон.
 
– И ты очень сильно изменился. Совсем-совсем не такой, как на пароходе.
 
– Первым делом, отец нас заставил сменить одежду. Нас называли русосами, а мы постепенно становились настоящими аргентинцами. Мы с братьями читали на испанском «Инструкции землевладельцу» Хосе Эрнандеса. А я увлекся книгой этого же автора «Гаучо Мартин Фьерро». Тогда понял, каким хочу быть. Свободолюбивым.
 
Он рассказывал, что когда-то давно, в пампе гаучо чувствовали себя хозяевами. Первым переселенцам пришлось нелегко – гаучо были не просто недружелюбны, но и опасны.
Сейчас гаучо предлагают колонистам помощь по хозяйству, учат всему: как обрабатывать землю, как пасти скот, как объезжать лошадей, как лечить животных. Интересуются обычаями и даже учат идиш.
 
– С ними я научился обращаться с лассо и болас, – продолжил он, – владею ножом. Скрипку сменил на гитару.  Я, конечно, не гаучо по крови, но, пожалуй, гаучо по духу.
 
Арон видел, как удивляется Феня его рассказам. Но, замечая грусть и боль в ее глазах, не стал расспрашивать на ходу.
 
Пройдя примерно две куадры, миновав чью-то виллу, они оказались на пустыре, где росло лишь могучее дерево омбу. В его тени и расположились. Арон достал все необходимое для матеады. Постелил пустую кожаную сумку на большой камень. Усадил Феню и развел небольшой костерок.
 
Неторопливо и тщательно заваривая мате, Арон продолжал удивлять Феню. Он рассказал ей о дереве падуб. Из свежесобранных листьев и веточек этого дерева делают йерба мате:
 
– Семена его не прорастают в чужой земле. Но вовсе не потому, что им не подходит почва. Чтобы семя проросло, ягоду должна склевать птица. Только те семена, что пройдут сквозь желудок птицы и выйдут наружу, смогут прорасти.
 
Арон сделал первый глоток, убедился, что мате готов, и держа двумя руками калебас, сосуд из небольшой тыквы, наполненный сладковато-горьким напитком, передал его Фене:
 
– Возьми калебас, Феня. Мате не любит спешки. Расскажи о себе.
 
Поддерживая традицию, Феня так же, двумя руками, приняла калебас. Так проявляется доверие и открытость между пьющими мате. С древних времен считается, если держишь сосуд двумя руками, невозможно достать нож для удара или подсыпать яд.
 
 
***
 
 
Первые глотки мате – первые шаги путешествия к самой себе.  Аккуратно, не шевеля бомбилью, Феня сделала несколько маленьких глотков и начала свой рассказ:
 
– Мы отправились в Аргентину по объявлению о продаже прибыльного дела. На контракт и билеты потратили все сбережения. Но в контракте отец допустил ошибку, и мы не получили ничего. Денег на обратный билет не было. Мы поселились на берегу Ла-Платы в пустых государственных бараках.
 
Новый глоток горечью будил воспоминания:
 
– Отец старался найти работу, менял наши вещи на еду. А мне пришлось присматривать за маменькой. Бедственные обстоятельства сломили ее. Иногда она застывала как статуя и сидела не шевелясь, не реагируя ни на что целый день.  Во время гроз, когда крыша промокала и все наши чемоданы, корзины оказывались в воде и мы сами в воде, у нее начинались припадки.  Первую зиму она не пережила. Простудилась. Вокруг так холодно, а она металась горячая в забытьи. Перед тем как покинуть нас, ненадолго пришла в себя. Говорила, что привезла меня не в ту страну. Умоляла простить ее. Последнее, что сказала, было так странно: «Доченька, береги самовар».
 
Феня направила бомбилью в сторону Арона и передала ему калебас.
 
– Трудно найти слова, чтобы утешить тебя, Феня, – сказал он.
 
Помолчал немного. Сделал глоток и задумчиво произнес:
 
- А знаешь, самовар мы тоже сохранили. Иногда матушка печет крендельки, и мы пьем чай, как раньше. Бывает, прямо из краника завариваем мате. Так и сидим: вокруг самовара, а по кругу передаем калебас.
 
– Арон, пообещай, что не будешь смеяться.
– Обещаю, – сказал он, радуясь, что улыбка вернулась на лицо Фени.
– Когда никого нет дома, и у меня есть свободная минутка, я танцую танго со своим самоваром. Только, чур, это секрет.
– Как мило, – благодушно улыбнулся Арон, – Никому не скажу. А танго мне тоже нравится. Только странно мне, когда мужчины танцуют парами.
 
Мате захрапело, показывая, что вода закончилась. Арон, как истинный себадоро, добавил воды из павы, чайника с вытянутым носиком, напоминающим шею павлина, и спросил:
 
 – А как твой отец?
– Его уже нет.
– Да покоится с миром, – проговорил он, и передал напиток.
 
– Папеньку забрала у меня бубонная чума. Два года мы жили в Росарио у очень дальних родственников. Летом, в январе 1900 власти закрыли город из-за чумы.
 
Сделав очередной глоток, она ощутила новый вкус. Замерла ненадолго.  Казалось, энергия мате соединяется с ее, Фениной, внутренней силой. Она с жаром сказала:
 
– Ах, Арон, так обидно. Мы береглись: все кипятили, чистили, тщательно мыли руки, горячими утюгами пропаривали белье. На улице я видела чудовище-машину для дезинфекции – сульфуроцеро. Казалось, что зараза не коснется нас. Но отец заболел. Его забрали в специальный санаторий для больных. Оттуда он не вернулся.
 
Молча приняв калебас, Арон опустил вниз глаза:
 
– Как же так, Феня… Ты осталась совсем одна. Как оказалась здесь, в Буэнос-Айресе?
 
– Родственники решили продать меня сутенерам. Я случайно узнала об этом.
 
Феня рассказывала о том, как пришлось убегать из Росарио. Наверно, дух мате позволял ей говорить о себе, как о другом человеке. Всё, о чем говорила она, уже не было так страшно, как раньше.
 
Той, как бы другой Фене, родственники сказали однажды, что есть работа в Буэнос-Айресе и утром за ней приедет агент.  Достойный, уважаемый человек, как ее убедили.
 
Она уложила вещи и спустилась вниз из своей комнатушки, чтобы взять самовар в чулане.  Случайно услышала разговор. Затаилась и поняла ужасное. Спорили о том, сколько денег за нее смогут выручить: как за девушку высшего сорта или подешевле.
 
 – Злоба впервые в жизни нахлынула на меня. Страх и отчаяние заставили действовать. Я выкрала из-под ключа свои документы и в ночь сбежала. Бежала, не зная куда, лишь бы подальше от этого дома. Днем на солнцепеке, совсем изнуренная, в беспамятстве упала я в траве у дороги. И погибла бы так или стала добычей диких зверей. Но самовар засверкал на солнце, привлек внимание.
 
Феня задумалась. Арон не торопил ее, добавил горячей воды, чтобы взрастить энергию мате. Она сделала еще один глоток, вчувствываясь, и продолжила:
 
– Видно маменька с папенькой усердно молились за меня на небе. Предобрейшие люди нашли меня. Очнулась уже на ранчо моих спасителей. К радости, я уже хорошо говорила по-испански. Смогла рассказать обо всем, что случилось. Премного утешилась, когда позволили мне за небольшую плату помогать по хозяйству. Сначала на ранчо. А по весне перебрались сюда.
 
– Феня, милая Феня, я так часто вспоминаю как ты говорила, что Аргентина солнечная страна и будущее будет обязательно счастливым.
 
– Я ошибалась, Арон. Ничего не дала мне действительность из того, что создала моя фантазия. Теперь коплю деньги на обратный билет. Надеюсь, получится вернуться. Не знаю, жив ли кто из моих родственников, может кузина моей бабушки? А так я совсем одна.
 
–  Позволь мне удержать тебя, Феня. Не надо возвращаться. Мы скажем твоим хозяевам, что скоро ты уезжаешь. Я попрошу их отпустить тебя. Если понадобится – заплачу.
 
Арон сделал завершающий глоток мате и, глядя в глаза Фени, с уверенностью продолжил:
 
– Первое время поживешь в комнате с моей сестренкой. Она хорошая девочка. В колонии есть школа, скоро откроют еще две. Будешь учить малышей. Помнишь, я рассказывал тебе о баронессе фон Гейкинг? Организуешь такой же детский сад для мальчиков и девочек как был у нас в Кишиневе.
 
– Мне страшно, Арон.
 
– Не надо ничего бояться, – сказал он и машинально провел рукой по рукоятке ножа, – со мной ничего не страшно. У меня есть дела в Буэнос-Айресе. Я назначен старостой в нашем поселении. Контора здесь. Надо передать документы. А еще обещался повидаться с Альберто Герчуновым. Он журналист в La Naci;n и мой добрый приятель.  Пожалуй, завтра навестим его вместе.   
А сегодня…
Сегодня вечером будем танцевать танго. Если ты не против?
 
– Не против, – тихо шепнула задрожавшими вдруг губами Феня.
 
В этот момент она почувствовала некую метаморфозу. Как будто поняла что-то такое. Привиделась себе маленьким зернышком, семенем, которое вместе с ягодой проглотила огромная Птица-Аргентина. Пропустила сквозь прожорливое чрево. И все что случилось – было неизбежно. Но пришло время. Можно стряхнуть с себя невзгоды. Распрямиться. Выпустить на волю росток своей души и прорасти корнями.
 
– А ведь правда, Арон, куда же это я собралась возвращаться? – вдруг сказала Феня, – ведь корни мои, отец, маменька.
 
Корни уже здесь.
 


© Copyright: Мария Шпинель, 2021
Свидетельство о публикации №221050600473

http://proza.ru/comments.html?2021/05/06/473