7. Андрей Жадов. Мадонна

Автор:   Андрей Жадов


          Пятиэтажный Дом Мурузи встретил Лизу всей своей холодной торжественностью, что девушка невольно остановилась, разглядывая  многочисленные эркеры, балконы и ниши, украшенные тонкими терракотовыми колонками, подковообразными арками, арабесками и стилизованными надписями.

- Внутри еще красивее, - подхватил её под локоток Андрей, - идем!

- Идем, - выдохнула девушка и решительно шагнула вперед. Юнкер придержал тяжелую дверь, позволяя нареченной войти.

- Нам на пятый этаж, Лиззи!

Лиза огляделась – Мари, ради которой она сюда пришла, здесь не было – и она заторопилась вверх по лестнице – скорей, скорей!

- Лиззи, - окликнул ее Андрей, - подожди! Ты же не знаешь, куда… И потом, тебя просто так не пустят!

- А тебя?

- Я здесь уже бывал, имел честь был представленным Декадентской Мадонне и её мужу. Понимаешь…

- Что понимаешь? – Лиза резко повернулась к Андрею. – Что я должна понять?

- Здесь я не просто юнкер Андрей Жадов. Вернее, я Жадов, но здесь меня называют несколько иначе и знают как начинающего литератора, которому Мадонна оказала свое покровительство.

- Вот как?! – язвительно, насколько смогла, протянула Лиза. – И когда же ты хотел мне об этом сказать?

- В кондитерской Вольфа. Но ты отказалась. А я хотел прочесть тебе свои стихи.

- Стиихи?- протянула Лиза вновь и внимательно посмотрела   на Андрея.

         Ничего особенного: светлые волосы чуть выбивались из-под алого околыша темно-зеленой фуражки, тонкие, едва видные брови делали лицо неярким…Разве только глаза, серо-зеленые (от настроения?) сверкали так яростно и требовательно, что Лиззи невольно подумала, а все ли она знает о Жадове, в котором еще недавно она видела будущего мужа. Так ли хорошо?

И не зная ответа, она просто шагнула вперед, бросив через плечо:
- Идем!
          В квартиру Мережковских они вошли вместе. Жадов держал Лизу под локоток, как и приличествует в обществе.

          Людей оказалось немного, и все они Лизе были незнакомы. У окна в белом платье стояла высокая женщина, волосы которой при свете заходящего солнца отливали золотом, а когда та поднимала руки, казалось, что это сладкоголосая Сирин пытается вылететь в окно, но не может пробить его прочность.

- Это Зинаида Гиппиус, наша Мадонна, - склонившись к Лизе, прошептал Жадов. - Говорят: она предрекает будущее.

- И что она предрекла тебе? – Лиза более пристально посмотрела на хозяйку. Чуть прищуренные миндалевидные глаза, тонкий, несколько длинноватый нос, растянутые в некой полуулыбке губы (да красавица ли она, эта Гиппиус?), -  так что она предрекла?

- Смерть, - несколько резко ответил юнкер,- смерть на поле брани, что, согласись, более достойно для…

- Не надо о смерти, Андрюша, не надо, - Лиза невольно сжала пальцы его правой руки. Разговор о смерти всегда причинял девушке боль, словно речь шла о давно утраченной матери.

- Дамы и господа! – Зинаида Гиппиус прошла к столу, где в большой вазе лежали яркие фрукты. – Угощайтесь.  И попросим Дмитрия Сергеевича рассказать нам о Мадонне, родившей нам Сына Божьего:

-  Господь. Отец.
   Мое начало. Мой конец.
Тебя, в Ком Сын, Тебя, Кто в Сыне,
Во Имя Сына прошу я ныне
   И зажигаю пред Тобой
      Мою свечу.
Господь. Отец. Спаси, укрой -
      Кого хочу.
 
         С кресла поднялся небольшого роста человек с бледным, белым лицом, густой каштановой бородкой и большими глазами.  Прямой как палка, он прошествовал в середину комнаты и заговорил настолько живо, что Лиза невольно прислушалась.

- Вы полагаете, господа, что дева Мария или Мадонна есть что-то высшее, недостижимое? Нет, господа! Христианство есть религия Богочеловечества; в основе всякой государственности заложена более или менее сознательная религия Человекобожества. Церковь — не старая, историческая, всегда подчиняемая государству или превращаемая в государство, — а новая, вечная, истинная вселенская Церковь также противоположна государству, как абсолютная истина противоположна абсолютной лжи…

Дух - Церковь, плоть - общество; дух - культура, плоть - народ; дух - религия,
плоть - земная жизнь…

И что есть тогда Мадонна? Это обычная женщина, которой следует поклоняться? Вспомните, господа, самые известные изображения Мадонны! Разве они писались с мистического образа? Нет! С женщины, которая плоть от плоти! Поэтому, в новом, модернизированном христианстве должны исчезнуть монашество, аскетизм, а искусство должно стать не только освященным, но и принятым внутрь религии!

          Россия вмещает Европу, а не Европа — Россию. Они не являются по-настоящему равноценными.  Европа — это Марта, она олицетворяет работу мира, но Россия для него — Мария, душа мира. Душа важнее тела. Россия вберет в себя Европу через любовь…

          Лиза поискала глазами свою Марию, Мари, но той не было. Что-то случилось? Ведь Лиза пришла сюда ради нее, институтской подруги, так случайно встреченной на Невском.

А Мережковский меж тем продолжал:

- Серебряной каймой очерчен лик Мадонны
  В готическом окне, и радугой легло
  Мерцание луны на малахит колонны
  Сквозь разноцветное граненое стекло….
 
          Вдруг он вздрогнул, неожиданно остановился, его взгляд скользнул мимо слушателей к двери. Все невольно посмотрели туда же – и ахнули: в дверях стояла еще одна … Мадонна.  Тёмно-русые волосы, разделённые прямым пробором, толстая тяжёлая коса, слегка откинутая назад голова, бледное, почти кремовое лицо и глаза, встревоженные, но добрые, согревающие, заглядывающие в душу каждого.

- Мари, - потянулась к ней Лиза, узнавая и не узнавая подругу.
- Лиззи, я ненадолго. У нас дома…

- Что дома?

- Не здесь, Лиззи! На улице.

Торопливо попрощавшись, Мари, Лиза и Андрей вышли на улицу.

-Что случилось, Мари?

- Саша вернулся.

Саша был старшим братом Мари, и Лизе уже доводилось с ним встречаться, когда она гостила у отца в имении. Тогда он был в простой посконной рубахе, перевязанной бечевой… И такой же глубинный блеск в глазах, какой сейчас она заметила у Мари…

- Откуда? Из Самары?

- Нет. – Мари оглянулась на Андрея и заговорила тихо, насколько могла. –
Понимаешь, Саша призывать народ стал отказываться от военной службы и был арестован. Тогда маменька справку достала, что он душевнобольной, даже в больницу положили, а он оттуда сбежал. Дома сейчас, но собирается опять по Руси пойти проповедовать.

- Что проповедовать?

- Какая же ты глупенькая, Лиззи! Словно и не живешь, а только плывёшь по этой жизни и не знаешь, к какому берегу приткнуться.

- А ты знаешь?

- Знаю. Я буду преподавать в школе для бедных. Ты же тоже можешь!

- Нет, Мари, не могу. Мне кажется, что учительство – это не мое.

- Ну, что же, тогда желаю тебе счастья семейного. Наверное, именно его тебе не хватает.

- Не знаю, Мари, не знаю…

……

          Всю ночь Лиза не могла уснуть. За окном нудил дождь, а наутро улицы Петербурга засыпал первый, еще осенний снег. И так же, как этот снег, к Лизе пришло её первое, осознанное решение. Никогда в жизни она не полюбит этого начитанного юнкера, возможно, будущего поэта Андрея Жадова – другой человек однажды и бесповоротно занял её сердце – Александр Добролюбов, брат ее подруги! В памяти всплыло: одичалый пруд с купавками, дорожка и спаситель с исхудалым лицом и черной щетиной на подбородке, его глуховатый голос: «Негожее ты дело затеял - сироту забижать».

 Надо успеть, пока он еще не ушел. От деревни к деревне, от села к селу – только рядом, только нужной! Или разорвать, чтобы не болело как незаживающая рана!

  Лиза лихорадочно перебирала платья – не то, не то! Надо попроще! Девушка прошла в комнату прислуги, выбрала самое непритязательное – темное платье, пальто, шалевый платок – зима скоро! Только обувь пришлось оставить свою – ничего по размеру не подошло. Вернулась обратно к себе. Взяла листок для письма и четко вывела:

-  Дорогой папенька!

Может быть, я совершаю необдуманный поступок, но я уже взрослая для того, чтобы самостоятельно принимать решения. Прости меня и не ищи.
Твоя дочь Елизавета Варшавская.
 
          На улице, подозвав извозчика, она произнесла заветный адрес: «На Пантелеймоновскую!»

- Далековато, барышня! Целковый-то найдется?

- Найдется, если довезешь быстро.

- Рыжуха у меня быстрая. А высадить-то где?

- На мосту – дальше я сама!
 
   Лиза знала, что Александр, отправляясь в свой новый путь, никак не минует этого моста через Фонтанку, где над фонарями желтой позолотой ярко светятся двуглавые орлы.

 Так и вышло. Едва она сошла с извозчика, как увидела вдалеке знакомую фигуру. Черные волосы посыпаны снегом, словно седина и умудренная старость уже совершили свое благое дело над молодым еще телом. В руках Александр держал сверток, больше похожий на завернутого в одеяльце младенца, чем какие-либо вещи.

Лиза подождала, когда Добролюбов поравняется с ней, окликнула:

- Александр!

- Елизавета Варшавская? Что Вы здесь делаете?
 
- Я хочу пойти с Вами, Александр! Поверьте, я не буду обузой. И Ваш Христос будем моим Христом, Ваши помыслы – моими помыслами.

- Я никогда не женюсь на Вас, Елизавета!

- А разве я прошу об этом? ...

- Тогда держите! Этого ребенка я подобрал рядом с мертвой нищенкой. Пусть земля ей будет пухом, а жизнь на небе светлее, чем здесь! Берите же, Лиза, если хотите идти рядом.

Лиза бережно приняла из рук Александра младенца. То, что издали казалось одеяльцем, было неопределенного цвета тряпьем, и девушка, сорвав с головы шалевый платок, накрыла им дитя, чтобы тому было теплее.

- Идемте, Александр, я готова!

Добролюбов посмотрел на Лизу более внимательно:

- Знаете, в своей жизни я встречал двух женщин, которых называли Мадоннами. Первая – родственница моего приятеля Владимира  – Зинаида Гиппиус, вторая – моя сестра Мария, которую иногда называют Мадонной Мурильо, настолько она похожа на оригинал. Вы, Лизавета, напомнили мне сейчас Мадонну Луччи. И, дай Бог, чтобы я в Вас не ошибся…

   Они вместе сошли с моста и зашагали к выходу из города, который был им чужд. Лиза только мимолетно вспомнила про юнкера Жадова, её губы жадно ловили воздух свободы, а руки всё теснее прижимали к груди младенца. Она верила Александру – он был её частью, её сердцем, её Учителем…

 А тот вначале думал о непорочном зачатии девы Марии, потом его мысли стали шире и глубже:

          «Человеку нужно только очиститься, и тогда для него будут возможны и откровение, и непосредственное общение с духовным, невидимым миром, и чудеса. Смерть, она тоже чудо - так тяжела мне ваша жизнь. Только телом и разумом занимаетесь все вы, а духа не знаете. Даже своего духа не знаете вы, а Дух Божий сокровенен от вас…Что ждет эту дворяночку на пути к очищению, сможет ли она как обычная крестьянка работать с утра до ночи за кусок хлеба для себя и младенца? Не вернется ли с полдороги эта светловолосая Мадонна?»


© Copyright: Мария Шпинель, 2021
Свидетельство о публикации №221051000525

http://proza.ru/comments.html?2021/05/10/525